Неизвестный Байконур 2

               
                После прибытия  на космодром, точнее в центральный город  Байконура, так называемый Космоград или Ленинский 10,  нас разместили в местной гостинице под неофициальным названием «Золотой клоп».  В большой комнате, похожей на зал, стояло два десятка кроватей, застеленных серыми байковыми одеялами, а на середине  комнаты - длинный стол, составленный из трех обычных обеденных столов,  сдвинутых по торцам и  покрытых клеенкой. Стены этой комнаты были разукрашены пятнами от раздавленных клопов и даже на потолке было два отпечатка чьей-то обуви,  со следами  пришлепнутых там клопов. Так вот оказывается почему старожилы назвали эту гостиницу «Золотой клоп»!

                Устроившись в гостинице, я  пошел побродить по городу и зашел в большой местный ЦУМ,  Центральный Универмаг. Там я  заглянул  в отдел  парфюмерии. Увидев на прилавке  одеколон  «Шипр», которым  я постоянно пользовался в последнее время и который  был тогда в очень  большом почете у студентов,  я двинулся к кассе выбить чек. Я сказал кассирше:
          -- Мне «Шипр», пожалуйста.
           В ответ услышал удивительное:
           -- Вам сколько?:...
            Я в недоумении пожал плечами. Странный вопрос. И я пояснил кассирше:
           --  Один, конечно. Сколько же еще?!

          Продавщица,  симпатичная  полноватая  женщина лет 30 – 35-ти, в голубом фирменном халате и такой же голубой  шапочке-пилотке  на осветленных под блондинку пышных волосах,  снисходительно  и  как-то  даже  «сожалеющее»  поглядела  на меня.  Это  потом  я увижу, что  в  Байконуре женщин очень мало и все они  примерно одного, среднего, возраста,  от 25-ти до 40-ка  лет. Ни  моложе,  ни  старше  женщин  там  не  было. Причина  простая – военный  город,  военный  полигон,  военный  объект. Мужчин  огромное  количество, а женщин  почти – нет. Поэтому сюда  и  приезжают  и  стараются  приехать  только  те женщины, которые  хотят быстренько выйти  замуж. А здесь  самый  оптимальный возраст – как раз от 25 до 40 лет. И потенциальных женихов – видимо-невидимо.

         Продавщица улыбнулась мне и спросила:
         -- Вы что, впервые у нас?:
         -- Да, - удивился я, - сегодня приехал. А почему вы так решили?
          Продавщица  рассмеялась, показывая  крупные, желтоватые от табака зубы, в многочисленных металлических коронках:
         -- Да потому, молодой человек, что у нас по одному флакону одеколона не берут.  Берут, в основном. целыми  упаковками. А упаковку на десять флаконов одеколона у нас называют «башмак». Поэтому, когда у нас  покупают  одеколон, то говорят  - мне «башмак». Или два «башмака». Иногда  даже по два или три. Мы  здесь  план по парфюмерии на пять лет вперед уже выполнили.

           Я непонимающе смотрел на  продавщицу. До меня никак не доходил смысл происходящего. Я еще  никогда в  своей жизни  не сталкивался с таким  понятием, как сухой закон. И я, смущаясь своей недогадливости, озадаченно спросил:
           -- А зачем…столько?!

            Продавщица вздохнула и сокрушенно махнула рукой
            -- Пьют его у нас, молодой  человек. Пьют. У нас – сухой закон. Спиртного в магазинах не увидишь. Вот и пьют мужики, что придется, все подряд, лишь бы в голову вдарило.. А что, кроме  парфюмерии у нас  есть? Да ничего! Вот и сметают  ее бедную с прилавков в один момент. Только получим,  выставим  -  и уже нет  ничего. Одна  пустота. Это сегодня еще не знает  никто. Мы только получили. Вы – первый покупатель. Но сейчас набегут. Вот уже – пошли.

          И действительно, за мной уже начала выстраиваться очередь. Сначала один встал, за ним  второй, потом  еще, еще и вот  уже  начала образовываться внушительная очередь. Но я  все равно купил только один  флакон «Шипра». Больше  взять не  решился. Было стыдно и неудобно перед самим  собой, да и перед продавщицей тоже. И я  ушел из магазина ошарашенный, провожаемый  насмешливыми и сочувственными  взглядами мужчин, стоящих во все растущей  очереди в парфюмерию:
          -- Надо же! Всего один флакон взял! Ведь неизвестно, когда еще привезут!.

           Это была как раз та  самая часть Советской  действительности, о которой я практически ничего  не  знал и которая  тщательно скрывалась от общественности страны. А, может, и правильно делалось, что скрывалось. И еще вопрос, что лучше – не знание отрицательных факторов нашей  действительности из-за их тщательного скрывания или же ежедневное публичное  полоскание грязи нашей  жизни во  всех ее  самых многообразных и самых отвратительных проявлениях?. Что тебе приятней,  ежедневно смотреть и слышать по всем видам средств массовой  информации бравые рапорты о настоящих и мнимых достижения и успехах своей страны  или  же с утра до  вечера  отряхиваться от  грязнейшего де-рьма , потоком  вываливающегося  на  тебя  по  всем  каналам  телевидения, по  всем программам  радио и по всем страницам многочисленной прессы, будь она желтой, серой, белой или же красной?.

            И когда ты  утром встаешь на работу и, еще полусонный, не успевший  окончательно  проснуться,  идешь  в  ванную, чтобы  начать  свои  утренние  туалетные  процедуры, и  включаешь по дороге  приемник в коридоре, поставленный на «Маяк»  или на «Эхо Москвы» или еще на какую-нибудь программу, то везде  начинаешь слышать одно и тоже, одно и тоже. Там  убили, там  расстреляли, там взорвали, там  наводнение, там ураган, там катастрофа, там  эпидемия и т.д. и т. п.… И везде  жертвы, жертвы, жертвы. Множество жертв. Десятки, сотни, тысячи.

                И от такого потока отрицательно  информации у тебя уже с утра начинает портиться настроение и болеть  голова, и невольно  появляется  одна и та же крамольная мысль.  К чему же тогда все  твои  усилия, если все вокруг плохо?!  Вот ты сейчас  пойдешь на работу, а по дороге что-нибудь обязательно с тобой да  случиться. То ли  метеорит  сверху упадет, то ли самолет на  тебя рухнет, то ли  машина  на  тебя  наедет, то ли  кирпич на голову ахнет, или  земля  под  твоими  ногами вдруг провалится, или в цехе на тебя с крана какая-нибудь железка свалится  Да мало ли что?! Одно  ведь плохо  вокруг. Если там катастрофы, то почему же здесь у нас их не будет? А если впереди уже тупик, то зачем  тогда все?! Зачем трудиться стараться, выматываться,  если конец впереди?!

                Однако, не  все  вокруг  так  уж и плохо, как порой начинает казаться.. Наш советский, а потом руский человек привык выкручиваться из любого  неприятного для себя положения. Поэтому, несмотря на строжайшие запреты, несмотря на этот пресловутый сухой закон, спиртное на Байконуре было. И в самом  Космограде, столице  полигона, и на отдельных его  стартовых  площадках, расположенных  вокруг  города на расстоянии от нескольких  километров  до  нескольких  десятков  километров и  связанных с ним  разветвленной сетью  железнодорожных и  автомобильных  бетонированных  дорог.  Везде  были места  и нужные  люди,  через  которых  можно  было  заказать  или сразу же купить водку. Только стоила эта бутылка гораздо дороже, чем за пределами космодрома.

                На  самой  станции  «Тюра-Там»,  через  которую  проходила  магистральные  поезда «Москва-Ташкент» и обратно,  бутылка водки местного производства под названием «Арак москванын», что означало «Водка московская», стоила 4,0руб.  В Москве бутылка «Московской» стоила в то время 3,62 руб.  В самом Космограде – уже 5,0руб; на площадка, в зависимости  от  расстояния  до  Космограда – от 6 до 7-8-ми рублей. После семи вечера цена повышалась на 1руб; после 9-ти вечера  - еще  на 2руб. Поэтому, рабочие  командировочные, монтажники,  сварщики,  электрики,  автоматчики, наладчики, испытатели, работавшие по договорам на объектах Байконура и имеющие  свои  суточные  в  размере  4,2 руб, то есть, целых 126 рублей в месяц, зарплату  инженера в  центральной  России, в свой, так называемый, « пенсионный» день, когда они получали  свои  командировочные  деньги, начинали пить с четырехрублевых бутылок  водки, а заканчивали к ночи уже  восьми или даже десяти рублевыми бутылками. Поэтому этих денег обычно  хватало на один-два дня, не больше. После чего они переходили на  солдатские  талоны  на питание за  60 копеек в сутки. И ничего. И были даже довольно. Кормили солдат на полигоне в те времена очень даже неплохо, почти прилично. Пусть не так вкусно, как хотелось бы, но помногу и сытно.

                На объектах Байконура  продолжалось то же самое. Только там, на объектах, пили, в основном, спирт. И пили все поголовно, от рабочего до начальника объекта. Спирт шел на объекты в качестве обезжиривающей и обезвоживающей среды, которой промывали системы трубопроводов на ракетных точках  перед сдачей военным представителям, так называемой военной приемке. На первых объектах шел еще спирт ректификат, но потом перешли на гидролизный спирт, то есть, спирт низшей очистки.  Спирт шел цистернами, эшелонами, практически в неограниченном количестве. Его не только пили все, кому не лень, в нем чуть ли не купались. Его использовали в качестве ходовой монеты при бартерных обменах или покупках военного имущества у соответствующих военных служб или же продовольствия у местных жителей.

                Однако к спирту имели доступ далеко не все, а только лишь избранные. Остальные же работники на объектах пили все, что только может пить человек, желающий уйти хоть на мгновение от реалий своей действительности в призрачный, но такой прекрасный мир иллюзий, балдежа и кайфа. Пили одеколон, туалетную воду, духи, растворители от клеев БФ, пили жуткий, сверх вонючий местный самогон, неизвестно из чего сотворенный, пили темные, непонятно чем пахнущие жидкости под маркой местных вин.

                В бараках и общежитиях монтажников порой пройти было невозможно из-за мощнейшего, сбивающего с ног букета ароматов, распространяющегося из комнат и туалета. Особенно ценился у монтажников тройной одеколон называемым пятизвездочным коньяком, а туалетная вода «Свежесть» считалась цветочным ликером. Каким же мощнейшим запасом прочности снабдила матушка природа человеческий организм, если он мог без особых последствий в течение долгих дней, месяцев и лет выдерживать такие сверх огромные дозы чудовищных отравителей, потребляемых ежедневно внутрь? Ведь люди не только пили, они еще и работали, монтируя сложнейшую и точнейшую технику ракетных стационарных базовых точек, запрятанных глубоко под землей. А кроме работы они еще и занимались сексом с женщинами, какие им попадались в тех краях. И детей зачинали. Правда, каких детей именно, они, чаще всего, никогда потом и не узнавали...

                Были и наркотики. Были, что уж тут говорить! Анаша, план гуляли срели сторойбатовцев во всю. Даже  опиум был и чего-то там импортное, что в вену вводится.  Курили, кололись даже не скрываясь. Но это было все-таки гораздо реже. Предпочтения Советских людей все-таки были на стороне пития. Наркотики еще у нас не прижились. Что-то в этом было стыдное. И  применять наркотики для балдежа считалось у нас еще неприличным. Пока еще считалось. Но после Афгана перестанет так считаться. Но до Афгана было еще далеко!

                А потом в Байконуре на одной из площадок было организовано  тайное  производство самогона из перловки. Причем, в большом количестве. Перловка была одним из основных продуктов питания солдат в Байконуре. Ее было много и она была на Байконуре везде.  Из  нее в основном варили кашу для солдатских столовых.  С тушенкой в качестве второго блюда она шла почти каждый день.  Иногда из нее делали и первое.  Как говорится – дешево и сердито. Отличительной ее особенности  являлось долгое ощущение сытости в солдатских  желудках, так как она трудно переваривалась.

                И вот кто-то на одной площадке исхитрился приготовить из нее самогонку. Технология была простая до ужаса.  Аппаратуру изготовить в Байконуре, где шло жуткое количества труб из нержавейки, титана и алюминия, было проще пареной репы. Нужны были лишь натуральные  дрожжи. А дрожжи в Байконуре не продавались. И их привозили из России поездом «Москва-Ташкент». Чаще всего привозили  монтажники, так или иначе связанные с людьми, занимающимися   изготовлением самогонки.  Привозили дрожжи  в своих чемоданах и рюкзаках.

               И вот однажды летом в поезде «Москва-Ташкент» после Аральска по вагонам  вдруг пошел тревожный слух о том, что в Тюра-Там готовится «шмон». И дрожжи  у монтажников будут  конфисковывать. Такого раньше не бывало. Начальство в Байконура на подобные вещи смотрело всегда сквозь пальцы. Потому что бороться с контрабандой спиртного в Байконуре было просто смешно. Все знали, что завести водку в Байконур  на машинах спокойно можно было по степи, минуя КПП, в любом количестве. Что постоянно и  делалось. Конечно же не без пользы и для самого начальства. А здесь какой-то самогон, какие-то дрожжи! Просто – нелепо! Но начальство ведь должно же хоть как-то  показывать свою деятельность. Вот оно и решилось на акцию против самогонщиков.

                Перед станцией Тюра-Там был небольшой разъезд с труднопроизносимым названием Бостандык, где поезд  всегда останавливался по каким-то своим делам. И стоял он там всего  пару минут.  И вот на этом переезде вдруг выскакивают из вагонов поезда человек пять мужиков с большими военными рюкзаками и кидаются стремглав к будочке общественного туалета, стоявшего в отдалении. Через мгновение  они возвращаются назад, но уже с пустыми рюкзаками  и садятся в  начинающий трогаться поезд.

                Стоял июль месяц, самый жаркий месяц Байконура. Температура воздуха зашкаливала далеко за  плюс сорок. И на другой день  по Тюра-Там пошли разговоры о странном происшествии на разъезде Бостандык.  Там произошло настоящее извержение общественного туалета, небольшого домика из саманного кирпича, стоящего над выгребной ямой. Содержимое этой ямы по каким-то непонятным причинам вдруг забродило и пошло вверх, как тесто из квашни. Оно опрокинула домик и начало заполнять площадь перед  служебным домиком  разъезда.  Железнодорожное начальство всполошилось и позвонило своему начальству в Аральск и Тюра-Там.  Пока начальство приехало содержимое туалета уже во всю штурмовало служебное здание разъезда и насыпь железной дороги. И все  шло, шло и шло!  Как из жерла грязевого вулкана.

                Железнодорожное  начальство позвонило в Байконур и попросило помощи. Военное начальство приехало быстро и ахнуло! Такого никто из них в своей жизни еще не встречал. Но оно решило поддержать своей авторитет и затребовало из Байконура  роту «стройбатовцев» с лопатами и  с двумя тракторами бульдозерами.  К ночи боевые действия закончились. Вся площадь перед железнодорожными путями и служебным домиком разъезда была засыпана толстым слоем песка, включая выгребную яму туалета. Благо, что песок здесь был прямо под ногами. Но вырвавшееся на свободу содержимое туалета никак не хотело успокаиваться и песок под ногами еще несколько дней  словно бы дышал и шевелился. Я уж не говорю про запах.  Хорошо, что жителей здесь практически не было. Так, всего лишь несколько саманных домиков, где жили казахи.   
            
                А «шмон» на станции действительно был. Вещи монтажников проверяли на площади прямо  перед посадкой в автобусы. Но «шмон»  оказался совершенно безрезультатным. К немалому удивлению его устроителей. Ни одного килограмма дрожжей не было обнаружено в вещах монтажников. И начальство Байконура больше подобной инициативы не проявляло.  Оказалось чревато!

                КОНЕЦ