Полнолуние

Южный Фрукт Геннадий Бублик
   Полнолуние. Таинственное и жуткое время. Время оборотней. Время разгула нечисти. А еще — время конокрадов. Не зря полную луну называют «цыганским солнышком». Застывший круг висит предупреждающим знаком неисправного светофора — будьте настороже! В полнолуние человеку следует поостеречься. Когда круглый блин освещает спящую землю, всякое может произойти. Молча поднимаются со своих постелей лунатики и неведомо зачем блуждают по крышам. Взбираются на коньки, поднимают незрячие лица к желтому диску и воют. Долго и протяжно. Со стороны сразу и не понять, о чем их вой. То ли Гимн Советского Союза, то ли Гимн России — слов не разобрать, а мелодия одна. Да и человеку, не страдающему сомнамбулизмом, неспокойно в такую ночь. Особенно, если она совпадает с летней жарой.

   Время уж было далеко за полночь, а председатель домового комитета №66/6 никак не мог заснуть. Сон бежал председателя домкома, как сказал бы иной маститый писатель. Раскаленные дневным светилом стены дома, отдавали накопленный жар не только наружу, но и внутрь, в квартиру. От духоты не спасало распахнутое настежь окно с раздернутыми шторами. Настырный свет яркой луны проникал сквозь сомкнутые веки. Простыня, скомканная влажным жгутом, лежала между широко раздвинутых худых ног, прикрывая лишь чресла тов.Бататова. Сбитая в ком подушка напоминала пропитанную водой банную губку. Разморенное тяжелым сном пышное потное плечо Свенсоншведской липло к телу тов.Бататова словно листовка-прокламация «Долой самодержавие!»

   Отчаявшись забыться хотя бы в полудреме, председатель домкома встал с супружеского ложа и поплелся в ванную. Прекрасно понимая, что делать там нечего: вода уже вторую неделю была отключена на плановый профилактический ремонт. Открытый кран встретил мужчину шипением разгневанной тещи, не суля ничего хорошего. Тов.Бататов вздохнул, бесцельно пошатался по квартире, посидел на кухонном табурете. Сна не было.
 
   После некоторых раздумий он решил, что прогулка на предположительно свежем воздухе должна принести желанный покой. Натянув на себя веселенькие пляжные шорты с одинокой пальмой на песчаном островке и оставшись топлесс, тов.Бататов спустился во двор. Знакомый до мелочей, сейчас он, высвеченный болезненным светом спутника Земли, выглядел потусторонне. Тени, более глубокие, чем днем, заставили поежиться председателя. Двор был непривычно пустынен.

   Пройдя между домами тов.Бататов вышел со двора на улицу. Посмотрел направо и как-то даже не удивился, увидев друга. Удивило его другое: пенсионер Волозов стоял на цыпочках перед щитом наглядной агитации, на котором был наклеен большой избирательный плакат с портретом кандидата и писал на него. Немощная старческая струя доставала только до подбородка кандидата, оставляя лицо не орошенным.
 
   «Видно, проблемы с простатой», — подумал про себя тов.Бататов, а вслух окликнул:

   — Петрович, ты это что творишь в ночи?

   Застигнутый врасплох пенсионер Волозов вздрогнул, струя описала горизонтальную «восьмерку» — знак бесконечности.

   — Тов.Бататов, ты офигел, что ли? Так и до кондратия недалеко.

   — До кондратия, не знаю, а вот первый же ночной патруль милиции тебя заметёт. Хоть и не 37й год, а по политической статье загремишь, как мексиканский маракас.

   — А у меня для них отмазка заготовлена, вишь, у кандидата пятачок вместо носа и рожки пририсованы? Вот и сказал бы патрулю, что, мол, смыть мазню хулиганскую пытаюсь.

   — Хитер, бродяга, — усмехнулся тов.Бататов. — Так тебе и поверили бы.

   — Да тут понимаешь, тов.Бататов, какой странный кандибобер получается. Мне и вчера не спалось. Вышел погулять, гляжу, из кандидата кто-то чёрта изобразил. Вот, думаю, хулиганье. Попытался пальцем оттереть, не получилось. Ну, так и оставил. А днем сегодня в магазин иду, глядь, а ни пятачка, ни рожек уже и нету. Заместо них над головой нимб сияет. А нынче ночью — снова рога. Это что же получается? Днем, при народе сущность одна, а ночью иная проявляется? Вот и решил я его святой водицей окропить — ты же знаешь, я безгрешен. Да только вот не дотянулся, высоко он от простого народа, хоть и кандидат пока.

   — Ладно, Петрович, пойдем-ка от греха, пока патруль и правда не нагрянул. Объясняй потом, почему у избранника народа галстук подмочен.
 
   Взяв в круглосуточном ларьке в долг «до завтрева» по бутылке холодного пива, друзья вернулись во двор и уселись на скамейку у доминошного столика.

   — Так тебе чего не спиться, Петрович?

   — Жарко, да и луна вон, полная, — мотнул головой вверх пенсионер Волозов. — Мысли непонятные в голову лезут. Вот который уж день про арабский мир думаю.

   — А чего тебе арабский мир? — тов.Бататов пожалел, что не захватил из дома сигареты. Под пиво, да разговор, сигарета — самое то.

   — Да вот думаю, пчеловодство у арабов сильно развито. А может, диких пчел у них много, как у нас комаров?

   — Это с чего ты взял? У них там пустыни, никаких цветов. Где пчелкам взятки брать? Верблюжеводство… верблюдеводство… — это, да. Это вполне может быть.

   — А зачем они тогда сетки от пчел на лицах носят?

   — Так в сетках только бабы ихние, мужики — с открытыми лицами.

   — Ну, правильно. Может у них это женская профессия. Как у нас доярки в основном женщины. Фильм старый помнишь? Свинарка — женщина. Пастух — мужчина.

   — Петрович, ты думай, о чем говоришь! Они же — мусульмане. Они свинину не едят. Какая у них из женщины свинарка?

   — Да, тьфу на тебя, тов.Бататов! Ты чем слушаешь? Я про то, что пчеловодки арабские женщины, наверное. Хотя, куда им столько мёда?

   — Пожалуй. Что-то в продаже арабского меда до нас не доходило. Вот иранские огурчики, малюсенькие такие, соленые с острым перцем — это да. Помнишь, закусывали мы ими как-то? Вот это — вещь! А мёда — нет, мёда не встречал.

   В  окне товбататовской квартиры белым призраком мелькнуло туловище Свенсоншведской. Видимо простывшая без мужа постель разбудила супругу. Тов.Бататов помахал ей рукой, чтобы женщина выбросила через окно пачку сигарет, но силуэт за окном уже растаял. Посидели. Тов.Бататов отхлебнул из горлышка пиво и, погоняв глоток во рту, проглотил.

   — А вот, кстати, об арабах, Петрович. У них там жара — похлеще нашей будет. Так ты гляди, у нас, как лето жарким выдается, так в Подмосковье торфяники гореть начинают. Вся Москва в смоге, как Лондон какой. А взять ту же Саудовскую Аравию, так у них не в пример жарче, а торфяники не горят. Почему так?

   Пенсионер Волозов не мигая поглядел на друга и пожал плечами:

   — Ума не приложу. Явная загадка природы.

   — А вот еще такую вещь скажи, ты почему кошек не любишь? За то, что они твоих любимых птичек ловят и едят? Давно меня этот вопрос интересует, да все спросить забывал.

   — Да я не то, чтобы не люблю их, — вздохнул пенсионер Волозов. —  Я их опасаюсь. Странные они создания. Мистические. Ведьмаческие зверьки. А в древнем Египте, так кошек и вообще обожествляли. Священными они там были. Как в Индии коровы. Корову в Индии обидеть никто не может. Лежит она посреди дороги, к примеру, аккурат напротив парламента, а ее все объезжают. Но от коровы хоть прок какой: молоко дает, на сухих коровьих лепешках опять же можно супчик приготовить. Вот как с быками в Индии — не знаю. Может они, как в пчелиной семье, на положении трутней-осеменителей. А вот в древнем Египте бык…

   — Петрович! Я тебя о кошках, а ты мне про быков.

   — А, ну да. Жила у меня как-то кошечка. Баськой звали. Это было еще до того, как мы с тобой познакомились. Не в этом доме. Хорошая кошечка, ласковая. Любила мурлыкать, на коленях у меня пристроясь. А тут как-то кататься начала. Понимаешь, катается по полу и мурчит утробным голосом. А потом пропала. Я поискал, поискал, да и бросил — нету нигде. Однако, дней пять проходит, появилась. Грязная вся, засмоктанная, но довольная — это надо видеть. И по полу кататься перестала. Аппетит на прогулке нагуляла хороший. Все ест и ест. Я и доволен кошечкой. Только смотрю, а моя Баська не то, что в прежнюю норму вошла, а как-то так телом стала пухнуть. Брюхатая оказалась. От кого? Зачем? Не могу сказать. А тут и срок ей пришел, котиться пора. Роды больно тяжелые для нее оказались. То ли котят много — пять штук — то ли крупные очень. Одним словом, не сдюжила моя Баська, осиротила котят.

   Пенсионер Волозов промочил горло глотком пива, посмотрел на луну, вздохнул и продолжил:

   — Мне бы, дурню, взять да притопить весь приплод, чтобы не мучаться. Так нет, стал я их из пипетки молоком выпаивать. Вымахали, что твой телок. Все полосатые и все коты. Ни одной кошечки на замену Баське. А вот как подросли до полугода, тут и началось. Хороводы стали водить. В кружок встанут и — айда ходить. Как в правую сторону идут, песни петь начинают, да на разные голоса. Ты слышал, как грузины поют? Вот так же красиво и котики хором пели: «О-райда-райда! О-райда-райда!» А как влево пойдут, так сказки друг дружке рассказывают. А то просто в кружок сядут и ну меня обсуждать. Мол, хозяин им никудышный достался. Дескать, на рыбалку никогда не сходит, рыбкой свежей своих котиков не побалует. И на меня зырк-зырк желтыми своими глазищами. У меня и мурашки по коже.
 
   — Ты погоди, Петрович, это что, они по-человечьи промеж собой? Или тебе казалось все?

   — Да какое там казалось, — махнул рукой друг. — Вот, как мы с тобой. Я их потому и побаиваться стал, от их разговорчивости ученой. Ты не думай, мне рыбки для них не жалко было. Но я же рыбалку терпеть не могу, считаю глупейшим занятием. Рыбалку можно сравнить только с беспорядочными половыми связями. И там, и там удочку закинешь и не знаешь, чего подцепишь: удовольствие или заразу какую? Потому как вслепую процесс ловли идет.

   Тов.Бататов, сам тоже не ходивший ловить рыбу на удочку, согласно кивнул головой и напомнил:

   — И куда же делись твои ученые коты?

   — А вот как год им исполнился, так и подались куда-то из дома. Сказали на прощанье, что пошли к тятеньке в Лукоморье вакансии искать. Вот с тех пор я этих хвостатых и сторонюсь.

   — Чудны дела твои, Господи! — тов.Бататов посмотрел бутылку на лунный просвет и удовлетворенно рыгнул — в бутылке оставалась еще ровно половина от выпитого.

   — Тов.Бататов, коли уж ты сам упомянул… Я давно хотел спросить, да случая не было. Почему у вас детишков нету? Бог не дал?

   — Не, Всевышний тут не при чем, — усмехнулся председатель домкома и, бросив взгляд на раскрытое окно своей квартиры, понизил голос. — Тут такое приключилось, расскажу — не поверишь. И смех и грех. Однажды мы с дусей решили заняться экстримом…

   Полная луна, забыв о времени, приоткрыв от удивления нарисованный рот, слушала странные разговоры двух, не менее странных, друзей. Одного в цветастых шортах и черных лакированных туфлях на босу ногу и второго, в домашних тапочках, тренировочных растянутых штанах и рубашке с желтым галстуком.

   Странное это время — полнолуние.