А.В.Летенко
МОЯ СЕМЬЯ И СТАЛИН
(Из воспоминаний)
То, что мне пришлось видеть живого Сталина, однажды крепко выручило меня и моих друзей, но об этом чуть позже. Сначала о «встречах». Их было две и произошли они в конце сороковых годов, когда я с отцом ходил на первомайские демонстрации в колонне Московского авиационного института. Наша колонна проходила в ряду, весьма удаленном от Мавзолея, поэтому мне приходилось забираться на батькины плечи, чтобы хотя бы издали глянуть на наших вождей. Кстати сказать, тогда – в шестилетнем возрасте - я впервые сочинил следующие «патриотические» стихи, рукопись которых до сих пор хранится у меня в архиве. Из приводимого ниже текста видно, что хотя в шесть лет я знал все буквы, однако не имел никакого представления о знаках препинания.
«НА УЛИЦЕ ФЛАГИ СИНЕЙ НЕБАСКЛОН
И ВСЕ ОКТЯБРЯТА ИДУТ НА ПОРАТ
НА МАВЗОЛЕЙЕ СТАЛИН БУЛГАНОВ И ЖДАНОВ
ТОЖЕ ВСТРЕЧАЮТ ПОРАТ»
Теперь уже, думаю, можно перейти к рассказу о том, как это «общение» со Сталиным мне помогло в одной жизненной ситуации. Дело было в студенческие годы, когда мы с друзьями путешествовали по Грузии. Тогда накануне отъезда домой мы – уставшие и слегка оголодавшие - оказались в глухом закоулке Алазанской долины в местечке Цнори и рылись в карманах, подсчитывая свои студенческие грошики в рассуждении, сколько мы можем потратить на обед, чтобы осталось на проезд до Тбилиси.
Заказав в местном духане зелень с брынзой, хлеб и чай, мы проводили время до отъезда, когда местный грузин из-за соседнего стола, обратился к нам с вопросом: «Вы откуда, ребята?». Я ответил: «Из Москвы». Тогда он заинтересованно переспросил: «Слушай, а ты Сталина видел?». Я ничтоже сумняшеся и, как знает читатель, вполне честно ответил: «Да, видел». И что тут было! Сначала раздался истошный крик по-грузински: «Он ви-идел Ста-алина!!!». И тут духан как по волшебству в мгновение ока преобразился, превратившись в зрительный зал. В центре этого зала за столом, заставленным всяческой снедью и вином, оказались мы с друзьями, а вокруг сгрудилась аудитория, требовавшая от меня одного: «РАССКАЗЫВАЙ!». Сначала я растерялся и не знал, что рассказывать, но ребята тычками в бок быстро привели меня в чувство в предвкушении сытного обеда. Сейчас я не вспомню, что я тогда говорил, но потом, когда мы с набитыми животами и большой сумкой со снедью, отъежали из Цнори, мне сказали, что врал я красиво, вдохновенно и достаточно долго, чтобы можно было с толком поесть.
Меня иногда спрашивают, как и почему я стал спортивным болельщиком ЦСКА. Я объясняю это тем, что мне выпала судьба участвовать в армейских соревнованиях ещё до своего рождения. Это и вправду было и вот каким образом. В сентябре 1940 года моя мама Антонина Ивановна, служившая в то время в канцелярии Главного штаба РККА («Рабоче-Крестьянской Красной Армии»), была вынуждена в порядке армейской дисциплины принять участие в массовых стрелковых соревнованиях в рамках движения «Ворошиловский стрелок». Когда инструктор заметил ей, что при стрельбе лёжа следует находиться не на боку, а на животе, мама ответила ему, что конечно, знает об этом, но лечь на живот не может, так как находится на пятом месяце беременности. Беременна она была мной. Прошло ещё четыре месяца, и в феврале 1941 года я появился на свет. Спросят, причём здесь Сталин? Вы поймёте это, если станете читать дальше.
Дело в том, что в послевоенные годы мама вновь вернулась на вольнонаёмную службу в Вооружённые силы и в начале пятидесятых годов исполняла должность заведующей машинописным бюро штаба Московского Военного Округа. По-видимому, учтя её добросовестность и прежние заслуги, командование допустило маму к перепечатке материалов высшей категории секретности (серия «К»), для чего она даже имела отдельную обитую жестью комнату. Такая работа была связана с множеством разного рода церемоний секретной службы, включая непременные получение-сдачу копирок по строгому счёту в спецотделе, однако она считалась ответственной, почётной и оплачивалась немного лучше другой подобной.
И вот грянуло 5 марта 1953 года, и случилось так, что основное делопроизводство, связанное с кончиной и похоронами Иосифа Виссарионовича Сталина было поручено не правительственному и не партийному аппарату, а штабу МВО, где повидимому предполагалось полностью избежать утечек какой бы то ни было информации.
С тех пор прошло много лет, и вот, незадолго до своей кончины в 1988 году мама шёпотом (хотя в комнате были только мы) рассказала мне следующее. Вот её слова: «Сынок, перепечатывая рукописи протоколов консилиума по вопросу бальзамирования тела И.В.Сталина, я узнала, что в этих переговорах участвовали два иностранных специалиста-медика. Один из Индии, другой из Египта. Так вот, один из них (сейчас уже, простите, не припомню какой из двух – А.Л.), осмотрев тело, прямо заявил: «У меня нет и мне не известны средства против этого яда», встал и сразу уехал из Москвы домой. Сынок, пожалуйста, не болтай об этом, ибо с разговорами о том, что Сталин был отравлен, можно заработать большие неприятности, а придёт безопасное время, - расскажи, кому сочтёшь нужным».
Волю своей мамы я выполнил и долго ни с кем не решался поделиться услышанным от неё. Признаюсь, правда, что поведал об этом в письме писателю Анатолию Рыбакову – автору знаменитой повести «Дети Арбата», который когда-то жил по соседству и учился в одной школе с моей мамой, выросшей на углу Старого Арбата и Денежного переулка (одно время улица Веснина), там, где аптека. Мне кажется, эту информацию он просто не успел или не захотел использовать при жизни. И недавно, когда в конце 2005 года в прессе была развёрнута кампания с предъявлением обвинений разным людям в убийстве великого вождя, я снова не сдержался и рассказал, что знаю, в письме к внуку Сталина, то есть сыну Василия Иосифовича – А.В.Бурдонскому. Если Рыбаков всё же прислал мне дежурный квиточек со «спасибом», то Бурдонский не ответил. И я его понимаю и не обижаюсь, поскольку могу себе представить, сколько придурков и мошенников вьётся вокруг него, притягиваемых его родством с великим человеком и как они ему надоели.
С именем Сталина я ещё несколько раз сталкивался в повседневной жизни, в быту. Так, в 1960-1970-е годы моим соседом по дому 74 в проезде Черепановых был очень симпатичный человек, которого во дворе все звали «дядей Васей». Это был много повидавший седой «как лунь» мужчина, прошедший фронт, немецкий плен и, естественно, ГУЛАГ. В начале 1950-х некоторое время он был вратарём хоккейной команды ВВС и остался жив, поскольку в тот момент не был включён в состав команды, погибшей в авиакатастрофе под Свердловском. Один раз он, как драгоценность, показал мне карманные часы из нержавеющей стали марки «Салют» с выгравированными на них пятью словами: «Василию Тропину от Василия Сталина».
Следующая история более смахивает на легенду, но, как мне кажется, есть большие основания считать, что это правда. Нашим соседом в жилищном кооперативе Московского Дома учёных (Дорогомиловская, 14) был Николай Петрович Бычков – внешне чистая живая копия Вождя народов. Когда я впервые увидел его во дворе, то был поражён портретным сходством. Весьма солидные люди, которых ни я, ни мой отец никак не могли заподозрить в склонности к фантазиям или пустым сплетням, более того, находившиеся в тесной дружбе с Николаем Петровичем, уверенно говорили, что тот был прижит Генсеком с кем-то из своей прислуги и даже вероятнее всего с няней своей дочки Светланы. Бычков скончался более 20 лет тому назад. Почему-то я хорошо запомнил, что Николая Петровича хоронили солнечным тёплым утром в день открытия XIX конференции КПСС.
В заключение несколько слов о том, как в конце февраля – начале марта 1956 года автор этих строк, взяв в руки острый нож, вырезал на деревянной парте в кабинете физики на третьем этаже средней школы N240 Дзержинского района города Москвы следующие слова: «СЛАВА ВЕЛИКОМУ СТАЛИНУ!». Не помню, что мной двигало тогда, я ведь никогда не был и, скорее всего, уже не буду сталинистом. По-видимому, это была реакция пятнадцатилетнего подростка на несправедливость, как я наверное тогда оценил очернение Хрущёвым светлого образа любимого вождя. Переполох в учительской был грандиозный, никто не знал, как реагировать, все очень испугались.
Мудрее всех (об этом я узнал позже и от других людей) оказалась наш завуч Валентина Тимофеевна, сказавшая так: «Парень не виноват. Если наказывать его, то тогда надо наказывать и всех нас, которые восемь лет вдалбливали ему в голову те слова, которые он сегодня вырезал на парте. Сделаем вид, что ничего особенного не произошло, никуда ничего докладывать не будем, парту тихо заменим, а у Летенко дурь из головы выйдет постепенно и сама по себе».
Спасибо, дорогая Валентина Тимофеевна, вы тогда, как и всегда, оказались правы. Впрочем, вы не могли предвидеть всего: остатки дури ещё бродят в моей голове, хотя я уже стою одной ногой в могиле.