Когда закрывается одна дверь, всегда открывается другая. Но прежде старая должна окончательно загерметизироваться. Если будешь мешать этому процессу, можешь получить по носу или прищемить палец. Но даже если ты сможешь вернуться, протиснуться в закрывающуюся дверь, все равно рано или поздно придется уйти. И это правильно. Провести всю жизнь в одной комнате — это очень грустно.
За мной беззвучно захлопнулась белая дверь, отделив моё тело и душу, уже принадлежавшие сверхъестественному существу, от всех прежних стремлений. От мечты сбывшейся этой ночью, неполной, сумасшедшей, отчаянной и обречённой мечты. Но это всё уходило на второй план, скрывалось за декорациями, за искусственным туманом, исходящим из центра моего нового мира. Кукловод взял в руки невидимые нити, и послушная кукла не могла противостоять. Но боль, последнее напоминание о моей утраченной любви, не хотелось отпускать. Я цеплялась за неё всеми душевными силами, как за спасение, выматывая себя. Отрезая хозяину вход внутрь. Фейсконтроль.
И наступила тьма. Солнце погасло. Зрение стало иным. Цвета не исчезли, но изменились, окрасились алым и багровым. В нескольких метрах алело мясо. Пять ароматных кусков. Позади было ещё одно тёплое ощущение пищи. А рядом с пятью стоял хозяин. Он голоден? Убить для него или он предпочитает живых? Хозяин улыбается, он рад. От переполнявшего удовольствия хотелось урчать. Он безмолвно приказал мне остановиться. Я ясно услышала его голос в голове, он казался чутким, а еще я уловила весёлые нотки. Я буду послушной, чтобы хозяин любил меня. Я убью для него весь мир. Я положу к его ногам трепещущие трупы с перегрызенными глотками. Хозяин удивлённо посмотрел на меня, он обеспокоен. Враги рядом? Он что-то сказал кускам мяса, но я ничего не услышала. Они подошли ко мне, я оскалилась и приготовилась прыгнуть на одного из них, огромного ухмыляющегося типа. Но хозяин приказал стоять смирно. Я послушно вытянулась стрункой. Куски схватили меня за руки и ноги, я почувствовала, что мне повреждают кожу. Нет, это не была боль, это было осознание травмы. И тут хозяин произнёс ментально лишь одно слово: «Отпускаю». Оно прозвучало громом, стены рушатся тише, в висках застучали молоточки. Боль пронзила разом всё тело насквозь. Я не осознавала, как кричу, как выворачиваю себе руки, зажатые в железных клещах приятелей контролёра. Боль сходила волнами, постепенно возвращалось сознание. Вот только появилось какое-то рассогласование. Была я, и было то существо, счастливое от одного лишь взгляда своего повелителя. Это отдалённо напоминало любовь к Камерону. Я прежде не могла представить такое рабство, исполненное поклонения и слепого обожания.
Но теперь, когда воля вернулась ко мне, в голове не укладывалось, что недавние счастливые мысли принадлежат мне.
- Теперь ты понимаешь разницу? – произнёс мелодичный голос. Я понимала, мне показали, какой я стану, если не буду служить контролеру добровольно. Что ж, я усвоила урок. Странно, что моя скорбь так разъярила контролёра.
Только теперь я глянула на Платона. Он был бледен и выглядел уставшим, двое из его помощников обеспокоено направились к нему, но тот показал жестом, что в помощи не нуждается. Из всего этого я поняла лишь, что для контролёра разрыв связи тоже был болезненным. Внезапно во мне возникла жалость к этому существу. Он недоверчиво посмотрел своими странными глазами, затем улыбнулся и надел солнцезащитные очки.
- Я не существо, – послышался в голове уже знакомый голос. Это телепатическое общение начинало утомлять.
- Так запрети мне думать, – ответила я в слух с вызовом, и остальные непонимающе на меня уставились.
- А ты мне нравишься, - его реальный голос немного отличался от ментального, хотя охарактеризовать отличие я не смогла бы. Пожалуй, реальный был более грубым, ломким, словно им не привыкли орудовать. Внезапно что-то произошло. Я одновременно увидела деревню с разных точек, это приводило в замешательство, в глазах пекло, а голова закружилась. Чьи-то руки подхватили оседающее тело, а сознание отключилось совсем.
- Это с непривычки, – прозвучал жизнерадостный мужской голос прежде, чем я успела открыть глаза. Надо мной склонился Рико. Я лежала на земле под навесом, остальных не было ни слышно, ни видно.
- Ты можешь в любой момент подключиться к кому-то из команды или ко всем, - объяснял снайпер, - к Платону только когда он сам захочет показать что-то. Хочешь потренироваться? Попробуй представить мои глаза.
Последовав совету, я сфокусировала внимание на Рико и тут же увидела примятую траву, полупустой рюкзак и растерянную девушку с обгоревшим носом и лбом. Она казалась взрослее меня и никак не ассоциировалась с тем образом, который жил в моей голове. Она выглядела раненым воином.
- Так мы получаем полный обзор в бою, ну-ка, теперь представь Вара, - предложил он.
Я вызвала в памяти бугая. И тут мне понадобилось всё моё самообладание, что бы не заорать. Вар вместе с остальными приматывал к забору колючей проволокой человека. Пробитая шипами кожа кровоточила, а в глазах стояло безразличное выражение. Платон с видом сытого кота степенно обошел вокруг столба. Чтоб не упустить ничего, я как-то на автомате подключилась к сознанию команды. Платон схватил за отросшие волосы привязанного мужчину и, наклонившись, шепнул ему «Надеюсь, оно того стоило. Получай свою вечность» и рванул на себя руку, в которой оказался выдранный с мясом скальп. Я не представляла, что такое возможно. Раздался нечеловеческий крик. Человек был еще жив, кровь текла по разодранному лбу, обливала глаза, шею, уже порванную проволокой одежду. Платон облизал руку, скривился, и отправился к реке. Трое остались у забора, а Вар пошел с хозяином.
Меня рвало, когда я увидела очередную картинку через общее сознание. Из подвального окошка выглянула серая мордочка крысы, тощий голодный зверь в мгновение преодолел расстояние до полуживого человека, за ним потянулась целая вереница крыс. Возможно ими руководил Платон, но на трепещущее мясо они набросились с жадностью. Несчастный быстро охрип от нечеловеческого визга, и под конец я слышала только всхлипы. Тело безвольно повисло на проволочных подпорках, а крысы продолжали свой кровавый пир.
Похоже, ни сегодня, ни завтра мы никуда не выдвинемся. Платон отдал распоряжение сжечь труп подальше от лагеря. Может, посчитал, что не за чем приучать водяных к человеческому мясу. Сам он питался человеческой пищей, не то чтоб с удовольствием, но вполне невозмутимо. Смеющимся я его видела всего раз, когда вдруг вспомнила, как он передавал на кануне вечером два чемоданчика или контейнера. Затем мысли вернулись к неразрешенной загадке в отношениях между Гвен и Камероном. Как бы то ни было, ушли они вместе. Именно в тот момент, когда я представила их, отбывающих вдвоём, Платон как-то неприлично хохотнул.
Мне же было не до смеха. Помимо прежних моих переживаний о ушедшем любимом, об этом плене, перед глазами всё еще стояла картина мужчины с сорванной кожей и копошащихся в мясе крыс. В это время трое мужчин стояли невозмутимо в двух шагах от этого зрелища, а Платон аристократической рукой зачерпнул воды и выпил немного.
Рико весь день провел рядом, то и дело предлагал какую-то еду (от упоминаний которой мутило ), рассказывал о том, что попытки беседовать с тремя баклажанами, как он называл молчаливых спутников, - бесполезное дело.
- Баклажаны просто мясо, Платон их держит вместо зомби. Тут такое дело, зомби хороши в ближнем бою. А овощи - в дальнем. Они, правда, не долго держаться, благо новых найти не тяжело.
- Платон тебя подчинял когда-нибудь? – я с ужасом вспоминала то нелепое преклонение, которое довелось испытать утром.
- Нет, у меня другая история. Я слышал подчинять живых людей противоположного пола всегда тяжело, между хозяином и слугой образуется как бы оболочка абсолютного доверия. Когда её разбивают, страдают оба. Может поэтому и ходит столько слухов о нетрадиционной ориентации контролёров, - Рико засмеялся. – Но это всё только домыслы, так что сама решай, верить или нет. Тебе поспать надо. Тяжелый день, не так ли? Ну ничего, завтра будет веселей, – пообещал он, но я почему-то не поверила.
Едва голова коснулась плоской подушки, вернулась тошнота. Я решила пройтись к реке, освежиться. Прохладные капли дали незначительное облегчение, а хотелось прояснения мозгов. Я забралась на крупный валун и в одежде нырнула в реку. Вода мягко обволакивала, не хотелось ни выплывать, ни дышать. Я активней заработала ногами, пытаясь достичь поросшего бурыми водорослями дна. Тело еще не насладилось вволю прохладой, когда чья-то рука потянула меня вверх. Сил сопротивляться не было, и вот водная гладь над головой сменилась звёздным небом.
- Что ж ты, дурочка, туда полезла ночью? – как-то по-доброму спрашивал Рико, приглаживая мои мокрые волосы.
Я прижалась головой к его голому торсу и прикрыла глаза:
- Я хотела поболтать с водяными.
- Они ушли. – Рико нёс меня к лагерю, временно оставив свои вещи на берегу. – Их уже не найти, все водяные глубже, в пещерах. Заготавливают пищу, живут своей жизнью.
- Расскажи еще о них, - попросила я. Наконец мысли о безобразной казни отступили.
- Лучше при случае расспроси Платона, он знает гораздо больше моего. Да и рассказчик лучший, – Рико улыбнулся, думая о чём-то своём.
- Что с твоей кожей? – на линии хребта у него выстроились костяные шипы серого оттенка.
- А, это, - замялся парень, - это побочный эффект. После сделки с Платоном наша кожа меняется, ты сама увидишь. Радиация, химическое, биологическое заражение, всё это теперь не страшно.
- У меня тоже вырастут шипы? – в голосе сквозил испуг.
- Это не большая плата. – на это не на что было ответить. Да и есть ли у меня из чего выбирать? Рико помог стащить с тела мокрую одежду, укутал меня в огромную футболку Вара и отошел, чтоб не мешать засыпать.
Я едва задремала, когда неподалёку прозвучал хлёсткий звук пощечины. Я открыла глаза. Рико стоял в десяти метрах, держась за правую половину лица. Платон, даже ночью не сняв свои черные очки, навис над ним и прошипел:
- Я же приказал, чтоб ты за ней присматривал.
Вот и конец нашим с Рико хорошим отношениям, он не простит этой подставы, подумала я, но тут сон сморил уставшее от впечатлений и потрясений сознание.