***

Ефим Андурский
ИСКУССТВО УПРАВЛЕНИЯ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАМИ
 
Русь, куда ж несёшься ты? Дай ответ. Не даёт ответа… Чудным звоном заливается колокольчик; летит мимо всё, что ни есть на земле, и, косясь, постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства…
Н. В. Гоголь
 
Политикам разработки философов, как правило, не интересны. Это касается, в частности, заведующего кафедрой философии КАИ-КГТУ, доктора философских наук Натана Солодухо, возглавившего Центр ситуационных исследований, а также его последователей, к числу которых относится и автор настоящей статьи.
Однажды президенту Международного университета содружества (Украина), директору Института теологии и философии, заведующему кафедрой гуманитарных дисциплин, профессору Крымско-американского колледжа Джорджу Кэриллею я задал вопрос, на который ни он, ни кто-либо другой ответить пока не смог. Я спросил, какую стратегию следует предпочитать: то ли изменяться самим, то ли изменять окружающий мир»?
Доктор Кэриллей – умный и образованный (6 высших образований) человек однозначного ответа так не дал, что, впрочем, объяснимо. Все дело в том, что стратегию невозможно определить один раз и навсегда. Ее выбор предопределяется складывающейся ситуацией.
Так, стоит или нет изучать ситуации как таковые? И если да, стоит, то с какой целью? Ситуации необходимо изучать уж для того, чтобы своевременно выявлять тенденции их нежелательного их развития. А если такое развитие все же происходит, находить правильные решения возникающих при этом проблем.
Если же ситуация развивается не контролируемым образом, расхождение потребностей субъекта ситуации с параметрами окружающей его среды может обусловить возникновение дискомфорта, что и побуждает субъекта действовать, разрешая возникающие проблемы.
Отсюда основной постулат субъектологии, аналогичный первому закону Ньютона. Если субъект не испытывает проблем, он сохраняет состояние покоя. И это такой покой, который на востоке называют нирваной. Как видим, к активности субъекта побуждают те самые противоречия, которые, по Гегелю, и обусловливают всякое движение.
Контроль над расхождением собственных параметров с состоянием внешней среды – это одно из основных свойств кибернетических устройств. И когда такое расхождение превышает заранее заданную величину – дискрет, включается исполнительный механизм. Он воздействует либо на кибернетическое устройство, либо – на окружающую его среду.
Таким образом, кибернетическое устройство может прибегнуть к одной из двух, в принципе возможных, стратегии. Одна – назовем ее восточной – предполагает адаптацию этого устройства к окружающей среде, другая – западная – сводится к экспансии этой среды. И, насколько мне известно, ни одна из философских школ не дает критериев выбора стратегии, наиболее подходящей в данный момент.
Иначе обстоит дело с субъектологией, разработке которой я посвятил не один десяток лет и, пожалуй, не напрасно, поскольку только субъектология позволяет описать методологию выбора стратегии выхода из нежелательных ситуаций, пригодную для разработки проблем, возникающих в самых различных предметных областях, что я и попытаюсь проиллюстрировать на некоторых примерах.
Начнем с ситуации, в которой оказалась наша цивилизация. Нежелательное ее развитие было обусловлено затянувшимся развитием по западному типу, что повлекло за собой чрезмерную антропогенную нагрузку на окружающую природу. Не случайно же Нильс Бор предрек гибель человечества не от атомной бомбы, а от отходов собственной жизнедеятельности.
Между тем, сколько-нибудь продолжительно способны существовать только  такие субъекты, которые могут поддерживать динамическое равновесие с окружающей их средой, что предполагает последовательное чередование стратегий.
Как утверждает автор Антропологического манифеста, инициатор создания международного антропологического движения, заведующий кафедрой философии Национального Таврического университета, доктор философских наук Феликс Лазарев (Симферополь, Крым, Украина), дальнейшее развитие ситуации, в которой оказалась наша цивилизация, с неизбежностью повлечет за собой ее гибель. Точкой невозврата по Лазареву может стать уже 2012 год. Опасения Ф. В. Лазарева разделяют далеко не все. Но ведь, как говорят японцы, даже краб резвится в воде, в которой его варят. Пока она не слишком горячая…
Еще одной иллюстрацией может послужить философия, проблемы которой философам не видны в силу того, что они встроены в нее. Сказал же поэт: лицом к лицу лица не увидать. Большое видится на расстоянье… Иначе обстоит дело с автором этих строк, который все еще достаточно далек от философии, чтобы она вся могла поместиться в его поле зрения. Некоторая отстраненность от философии позволяет понять основную ее проблему, которая, на мой взгляд, заключается в том, что философы, практикуя экстенсивное приращение знаний, не спешит с переходом к интенсивному их использованию.
Однако было бы большой ошибкой отделять проблемы философии от проблематики общества в целом, в судьбе которого философия могла бы принимать определенное участие. Едва ли нужно доказывать то, что, будучи своего рода надсистемой, общественный организм обеспечивает работу входящих в него подсистем. Сказанное касается, в частности, философии, которая в метаболизме общественного организма могла бы играть более заметную роль.
У политиков, возможно, есть основания не доверять рекомендациям философов. Но они не могут не понимать, что природное качество философии в том и заключается, чтобы служить интегратором знаний, добываемых конкретными науками. К сожалению, это ее свойство, как заметил А. А. Богданов-Малиновский, развиваясь неограниченно, с неизбежностью обращается в схоластику.
Карл Маркс в одиннадцатом тезисе свой статьи о немецком философе-материалисте и атеисте Людвиге А.Фейербахе утверждает, что философы лишь различным образом объясняют мир. Дело же заключается в том, чтобы его изменить.
В данном случае Маркс, конечно же, не прав, потому что в отношении философии не стоит придерживаться исключительно западной стратегии. Не исключено, что более предпочтительной может оказаться стратегия восточная.
Вся наша жизнь – это ничто иное, как ограниченный во времени процесс нашего взаимодействия с окружающей средой, с которой мы обмениваемся энергиями и веществами. И если уж мы взаимодействуем друг с другом, то мы едва ли можем поддерживать нейтралитет. Не напрасно же сказал Иисус Христос: «Кто не со Мною, тот против Меня. И кто не собирает со Мною, то расточает».
Взаимодействие субъектов происходит либо в параллельном режиме преследования одной и той же цели, чем и отличается конкуренция, либо в режиме последовательного достижения намеченной цели. Что свойственно сотрудничеству.
Так, что же предпочтительнее: конкуренция или сотрудничество? Корректный ответ на этот вопрос можно дать только по результатам анализа складывающейся ситуации. Именно поэтому никакая стратегия не может быть признана предпочтительной всегда и везде.
Пример ожесточенной конкуренции представляет «соревнование» сперматозоидов, сотнями миллионов устремляющихся к единственной яйцеклетке. Достигнув цели, сперматозоид-победитель выделяет специальное вещество, препятствующее проникновению в яйцеклетку его конкурентам.
В конкурентную борьбу из-за пищи или из-за полового партнера выливаются взаимоотношения приматов, а это обеспечивает естественный отбор и, следовательно, выживаемость вида в целом.
Но уже более продвинутые приматы нередко демонстрируют сотрудничество, совместными усилиями отражая нападения соседних стай.
Невозможно предложить стратегию дальнейшего развития страны, не исследовав все те факторы, которые предопределяют протекающие в ней процессы. Собственно, ситуация и есть ничто иное, как фиксация, срез того или иного процесса. Или совокупности процессов, если речь идет о системе ситуаций.
Субъектология вписывается в философскую школу проф. Солодухо, сориентированную на искусство управления ситуациями, а это свидетельствует о том, что метод, продвигаемый автором этих строк, пригоден для выбора стратегии в любой ситуации.
Управление вообще и управление ситуацией, в частности, не мыслимо вне прогнозирования ее развития. Здесь как в метеорологии: чем больше факторов учитывается при составлении прогноза, тем более точным он оказывается.
Однако, само по себе обилие учитываемых факторов, определяющих ситуацию, вовсе не является гарантией точности прогноза, ведь многое зависит от интерпретации этих факторов. Если же вы поставили перед собой такую задачу, как выбор оптимальной стратегии, то вам придется выяснить характер той проблемы, которая представляется доминирующей в данный момент.
Прервем не на долго иллюстрации субъектологии ради экскурса в ее понятийный аппарат. Начнем с общих категорий устойчивости и эффективности, которые вы, читатель, в отличие от соответствующих специальных категорий, едва ли сможете найти в энциклопедиях. И лишь потому, что они свойственны исключительно абстрактному объекту, изучением которого «настоящие» философы пренебрегают.
Так вот, под устойчивостью как таковой предлагается понимать способность того или иного объекта существовать сколько-нибудь продолжительно в условиях переменчивой внешней среды.
Соответственно, его эффективность будет определяться количеством необходимых для этого ресурсов.
Не лучше обстоит дело с определением качества, под которым чаще всего понимают некую определенность, в силу которой тот или иной предмет является данным, а не каким-либо иным.
Понятно, что «данный предмет» можно наделить бесконечным множеством свойств. И, тем не менее, его качество, с точки зрения оценивающего этот предмет субъекта, может быть либо положительным – если он способствует устремлениям субъекта, либо отрицательным – в противном случае.
Всякая вещь или предмет есть ничто иное, как объект, поскольку она привлекает внимание некоего субъекта. Объект же, как утверждает А. Н. Аверьянов, есть система. Ситуация, к слову сказать, так же есть система, поскольку она состоит из подсистем.
Р. Акофф и Ф. Эмери одни объекты относят к системам целенаправленным, то есть таким, которые мы наделяем определенным назначением, другие – к целеустремленным. При этом мы должны отдавать себе отчет в том, что целеустремленные системы обладают собственными потребностями и, следовательно, способны к целеполаганию. Эти системы и есть предмет субъектологии.
Выбирая стратегию, наилучшим образом подходящую для управления развитием сложившейся ситуацией, мы должны понимать, что такая стратегия является оптимальной. А коли так, нам следует позаботиться о соответствующих критериях. Критерием выбора оптимальной стратегии служит характер проблемы, доминирующей в данный момент. Таковой может быть либо недостаточная устойчивость исследуемого объекта, либо дефицит его эффективности. В первом случае рекомендуется восточная стратегия, во втором – западная.
Настоящая статья, написана на основе доклада, подготовленного автором для всероссийской (с международным участием) научно-философской конференции, прошедшей в Казани осенью 2010 года. Она, казалось бы, не предполагает обращения к какой-либо практической задаче. Однако я, нарушая сложившуюся философскую традицию, все же попытаюсь проиллюстрировать возможности описанного метода и, соответственно, ситуационного подхода на конкретном примере.
Такого рода примером послужила ситуация, сложившаяся в СССР накануне перестройки, когда в стране обозначились признаки нарастающей потери устойчивости, в конечном итоге, завершившейся распадом некогда могущественной державы.
Между тем, развитие ситуации, нежелательное для СССР, можно было предотвратить, отказавшись от перестройки, поскольку такая стратегия для СССР оказалась порочной. Сравнивая капитализм, основывающийся на конкуренции, и социализм, в основе которого лежит сотрудничество, политическое руководство СССР, увидело явные преимущества капитализма, но не придало значения несомненным достоинствам социализма. Именно поэтому оно решило «перестроить» страну «с социализма на капитализм». Закономерным итогом недальновидной такой, прямо скажем, недальновидной политики и послужило нарастающее преобладание центробежных сил, которое в конечном итоге и обусловило распад СССР.
Мог ли СССР избежать подобного сценария развития событий? Да, разумеется. Но только в том случае, если бы политическое руководство избрало такую стратегию, которая наилучшим образом соответствовала сложившейся к тому времени ситуации.
А она, с моей точки зрения, отличалась доминированием неустойчивости, для устранения которой достаточно было капиталистической надстройки имеющегося социалистического базиса. Нисколько не сомневаюсь в том, что, если бы политическое руководство страны предоставило некоторую свободу рыночным отношениям, то СССР вполне мог бы существовать и по сей день.
Закономерным итогом перестройки послужило разрушение социалистического базиса, наличие которого, конечно же, не вписывающегося в гайдаро-чубайсовскую стратегию переналадки экономики, а это не могло не сопровождаться нарастающей потерей централизованного управления, что, в свою очередь, позволяло наносить «точечные» удары по отраслям, поддерживающим устойчивость общественного производства.
России потребовалось двадцать лет, чтобы в какой-то мере оправиться от перестройки. Однако неустойчивость скороспелого российского капитализма сохраняется, что не может не вызывать обоснованную озабоченность у всех тех, кому не безразлична судьба России. Сможет ли она сохраниться в качестве целостной страны? Да, несомненно. Но только в том случае, если под ее неустойчивую капиталистическую экономику мы сможем подвести прочный социалистический фундамент. Если нам позволят это сделать олигархи, растащившие народное хозяйство СССР.
Оздоровление России возможно, но оно предполагает разумное сочетание капиталистических и социалистических начал. Задача эта непроста. Но другого пути выхода из создавшейся негативной ситуации у России нет. И если политическое руководство России не прибегнет к услугам отечественных мыслителей, оно едва ли найдет ответ на риторический вопрос Гоголя: «Русь, куда ж несешься ты»?