Тридцать второй год. Берег Амура. На полусгнившем бревне скучает строитель Комсомольска на Амуре Глеб Иванов и удит рыбу.
-Слышь, Ваня.
К малость не трезвому рыбаку подошли два нанайца.
-Слушай, Ваня. Приземистый абориген смерил взглядом стоящего рядышком брата, пролепетал, коверкая русские слова.
-Мы с Кешкой спорить, - он снова с подозрением глянул на родственника, - спорить, что нельзя стать русским.
Глеб Иванов наживил на крючок свежего червяка, внутренне покатываясь от смеха.
-Это почему же нельзя? Глеб, стараясь не подавать вида, продолжал гнуть своё.
-Можно. И очень даже просто.
Нанайцы настороженно замерли.
-Я же тебе говорить Бешка, что можно, а ты дурень плоскорылый – нельзя, нельзя.
Заинтересованные аборигены уставились на сидящего строителя.
-Научи, Ваня, надоумь.
Кешка вынул из недр своих одеяний поллитровку беленькой, отдал трясущимися руками «наставнику».
-Помогать, - с придыханием процедил Бешка.
-Жена пилить, совсем нет жизнь. Рыба лови, белка бей, нанай каждый обидь. Русский, однако, надо стать, город помогай строить.
Он уставился на воткнутую около бревна лопату.
-Хабаровск ехать, на начальника учись.
Протрезвевший от смеха Глеб бросил на песок удочку.
-Начальника, говоришь? Ну, ну.
Русский поднялся с бревна, откупорил презент аборигенов.
-Слушайте, идиоты, пока я добрый!
Он отхлебнул треть поллитровки, занюхал засаленным рукавом.
-Стать русским просто.
Строитель опять приложился к заветному горлышку, кадык заходил ходуном.
-Прыгайте в воду и плывите на тот берег.
Нанайцы попятились.
-Здеся, однако, далеко.
-Далеко? – Глеб оприходовал остатки водки, бросил пустую бутылку в реку.
-Ну, как хотите, накрылся тогда ваш начальник.
Кешка с Бешкой переглянулись, сломя голову бросились в воду.
-Да, - бросил им вслед строитель, - русским станет тот, кто доплывёт первым.
Бешка превозмогая усталость, боролся с течением. Кешка почти не отставал, то обгоняя брата, то отпускал на пару метров. Почти трёхкилометровая ширина реки – нелёгкое испытание. Благо на середине песчаная коса, а то совсем – крышка. Даже их прадед, перевернувшийся на байдарке лет за пятьдесят до этого и тот не смог выплыть, а следопыт Бельды был пловец что надо.
Бешка широко разгрёб мутную амурскую воду, стараясь не упускать из виду приближающийся берег. Ещё немного и всё, станет он наконец русским, опередит своего никчёмного братца. Бешка это заслужил, всегда был лучшим. Поймать кету, стрелять белку в глаз – пара пустяков. И Амур переплыть ему по силам. Он проворней заработал ногами, чувствуя, что его обходят. Кешка – проклятый сукин сын. Не быть ему начальником, не сидеть с важным видом в кирпичном чуме, не перебирать целый день напролёт исписанные бумажки с печатями. Бешка тяжело выдохнул, с изумлением заметив впереди себя спину брата. Нет, Кешка, не может победить, не может, это не справедливо.
Берег предательски приближался, но также неумолимо Бешку покидали силы. С каждым гребком всё сильней наваливалась усталость, в ушах стоял противный звенящий шум. Ещё чуть-чуть. Нанаец гребанул один раз, второй, третий. Берег Амура нависал поросшим непролазной тайгой склоном сопки, терялся где-то в вышине в белой дымке облаков. Последнее усилие, последнее.
До кромки воды всего лишь полёт камня, всего лишь полёт, но…
Мокрая спина брата неожиданно показалась впереди, медленно поползла вверх по валунам.
Нет, не может. Ноги Бешки произвольно молотили мутную воду, руки с трудом держали на поверхности обессилевшее тело.
-Кешка, помоги! – крикнул отчаянно абориген.
Вопль тонущего пронёсся над каменистым берегом, заставил обернуться брата.
-Тони, тони, нанайская морда.