Прошло около месяца, и до суда оставалась неделя. За это время Чаплыгин совершенно успокоился, и уже даже не каждый день думал о предстоящем разбирательстве. Он окончательно убедился, что волноваться нечего, все необходимые, обычные для таких случаев процедуры пройдены, и остается только ждать улаживания последних формальностей. Он занялся работой. Кроме многих неотложных вопросов, скопившихся за последнее время, пока он занимался процессом, было еще одно важное дело - восстановление водительских прав, которых после происшествия его лишили. Это надо было делать не Москве, а в другом регионе, и Чаплыгин через хороших знакомых нашел сотрудника полиции, который за три тысячи долларов обещал ему выдать права в подмосковном Сергиевом Посаде. Этот человек, которому была передана тысяча задатком, вскоре позвонил и попросил его приехать к нему в отделение. Съездив утром за правами и встретившись с веселым толстяком-полицейским, с которым он выпил в кафе водки с сибирскими пельменями, Чаплыгин уже днем был в Москве. Зайдя в свой магазин и понаблюдав за ходом ремонта там, он, все еще навеселе, вспоминая рассказанный ему чиновником анекдот про лыжников, заблудившихся в лесу, вернулся в офис. Подходя к нему, еще издали, на фоне светлой стены дома, он увидел согнутую, взад-вперед ходящую фигуру, показавшуюся ему знакомой. И действительно, подойдя ближе, он узнал Сашу, который, в пальто с поднятым воротником, с красным от мороза лицом, ходил, согреваясь, из стороны в сторону.
-Саша! - крикнул ему Чаплыгин. - Чего нужно?
-Тебя нужно, - сказал своим угрюмым голосом Саша, хмуро глянув на Чаплыгина. - Трудовую забрать.
-Так позвонил бы сначала, - сказал Чаплыгин, хлопнув рукой по карману, где был телефон.
-Номер твой не отвечает. А жена твоя сказала, что здесь ты.
-Чаплыгин достал свой телефон - тот действительно был выключен.
-Да, забыл зарядить. Ну, заходи.
Саша прошел в открытую дверь, и Чаплыгин, беззвучно одними губами повторяя, чтобы не забыть, анекдот, прошел за ним. Он повесил пальто, и сел в свое большое кожаное кресло. Кресло, весь день простоявшее в неотапливаемой комнате, промерзло, и он, почувствовав это спиной, первым делом нащупал на столе при выключенном свете пульт от обогревателя и включил его. Саша стоял в дверях, не раздеваясь, а только расстегнув несколько верхних пуговиц пальто, и обеими руками держал шапку.
-Садись, поищу сейчас твою трудовую, - сказал Чаплыгин, включая причудливой формы лампу из дутого богемского стекла. - Что раньше не забрал?
-Не хотел приходить.
-А-а-а-а, - протянул Чаплыгин, вспоминая теперь подробности ссоры с Сашей. - Обижался что ли? Поговорка есть: мужик на барина злился, а он и не знал. Знаешь?
-Ты мне не барин, - угрюмо сказал Саша.
-Ну не барин и не барин. - Чаплыгин достал из кармана ключ и, отперев замок верхнего ящика стола, стал перебирать документы. - Вот книжка твоя. Смотри - написал - «по собственному желанию». А мог бы и по статье уволить за концерт этот твой.
-Спасибо, - сухо сказал Саша, подходя и беря книжку.
-А то, может, зря уходишь. Работу другую нашел себе уже?
-Нет.
-Ну смотри. Я зла не держу, работник ты хороший, а я пока никого не взял.
-К тебе бы я не пошел, да и куда к тебе, если ты... - начал Саша и запнулся.
-Что я?
-История эта... С аварией.
-А, слышал уже. Ну и что? - спросил Чаплыгин, с ироничной улыбкой глянув на него.
-Как что? В тюрьму сядешь теперь.
-Кто это сказал тебе? - сказал Чаплыгин, продолжая улыбаться. - Никуда я не собираюсь.
Саша так растерянно и удивленно взглянул на него, что у Чаплыгина вдруг проснулся азарт еще больше удивить, поразить его.
-Что, откупился? - уже тверже, видимо, собравшись, сказал Саша, засунув руку в карман и словно бы начав искать там что-то.
Это движение, на которое тогда он не обратил внимания, теперь, уже в который раз, особенно припомнилось Чаплыгину.
Он, ничего не ответив, лукаво улыбнулся на вопрос Саши.
-Получается, никакого наказания тебе не будет?
-Ну почему, будет наказание, я даже понес его уже. Соразмерное вине и, как бы это лучше сказать...общественному положению.
-Какое же это наказание?
-Ну ты тут про деньги говорил. Да и нервы, время.
-И это что, все? Там ребенок погиб, а ты - «нервы, время»! - с негодованием почти прокричал Саша.
-Не ори, - спокойно сказал Чаплыгин. Ему все интереснее было наблюдать за Сашей. «Вот я шаблон-то ему порву. Главное - драться бы не полез», - подумал он.
-А что это, - уже тише, но также твердо сказал Саша. - Что это означает - что это ты сказал - про общественное положение?
-Что? Ну то - каждому свое наказание, по Сеньке и шапка.
-То есть - тебя вот так отпускать, а кого-то...ну там кто булку хлеба украл, того...
-Того сажать, - вместе с Сашей хором закончил Чаплыгин предложение.
-И это - справедливо?
-Вполне. Так уж общество устроено - каждому воздает так, чтобы не повредить себе. Тут принцип саморегуляции действует. Вот я - полезный для общества человек, уважаемый, состоятельный. А потерпевшая? Знаешь, из какой она семьи? Потомственная алкоголичка. Положим, выросло бы из нее что-то, но, скорее всего, пила бы как мать. От осины не родятся апельсины. И рассуди сам - ради того, чтобы мстительность алкоголички какой-то удовлетворить, меня, человека, который принесет еще немало пользы, в том числе косвенно и тебе, запирать в застенки, лишать возможности приносить эту пользу? Зачем?
-А как же закон?
-Закон, Саша, как геометрия. Вот записано в учебнике - линия длиной двадцать сантиметров. А попробуй ты эту теорию в практику воплотить - сможешь? Нет, обязательно выйдет на миллиметр-другой больше или меньше, и прямая будет не прямая, а кривая. Да даже примени ты самое точное в мире оборудование - и тогда будет хоть на миллиардную долю, а неровность. Теория - одно, а практика - другое. И это с материалами, свойства которых известны. А что - с людьми? У каждого свой характер, взгляды свои, да, в конце концов...
-Так что, - перебил его Саша натужным голосом, вместе с тем багрово краснея. - Это значит, что ты, можешь детей убивать, когда захочешь?
-Ну, если бы я любил детей убивать, то был бы психом, и никогда не добился бы своего нынешнего положения, - сказал Чаплыгин ладонями слегка хлопнув по лакированной столешнице. - Опять же - естественная регуляция. Но, в принципе, да, право такое у меня есть. Помнишь разговор наш о социальном дарвинизме? Ты говорил тогда, что это чушь - и вот тебе пример из жизни, кто сильнее, то оказался и...
Он не успел договорить. Послышался звук с грохотом опрокинувшегося стула, и Саша, сбрасывая на пол бумагу и предметы, через стол кинулся на Чаплыгина. Но тот предвидел это движение. Быстро вскочив с кресла, он отшагнул в сторону, и когда молодой человек, упав на пол, пытался подняться, ударил его ногой в живот. Саша, кажется, не чувствуя боли, во второй раз бросился на Чаплыгина, стараясь достать рукой до его лица, но тот, толкнув его, повалил на землю и несколько раз ударил ногой по ребрам и лицу.
«Сильнее, сильнее надо было бить», - сжимая зубы, повторял он теперь, в автозаке, с удовольствием вспоминая эту сцену. Саша, с кровавым подтеком под глазом, искаженным гримасой боли лицом, полусогнувшись и держась руками за живот, смотрел на него.
-Ты...еще узнаешь... - сказал он, задыхаясь.
-Что? В полицию пожалуешься? - спросил Чаплыгин, криво улыбаясь и также тяжело дыша. - И что ты им скажешь?
-Да что бы я ни сказал, ты ведь и там всех купишь?
Да, куплю, а ты - нищебродом был и будешь, - резко сказал Чаплыгин. - А ну - вон отсюда убрался!
Саша, застегивая пальто пошел из кабинета. На пороге он задержался и, обернувшись, зло и пристально, как будто запоминая его, посмотрел на Чаплыгина.