при участии Ксении Смыковой
И как будто на сцене театра, перед нами проходят убийства, смерти, захваты городов, хищения и грабежи; все это – перестановки декораций, смены масок и стенания актеров. Ведь здесь, в отдельных проявлениях этой жизни, не внутренняя душа, но внешняя тень человека рыдает и печалится, подмостками же ей служит вся земля. Действительно, таковы дела человека, который считает истинной жизнью только то, что происходит в этой низшей, чувственной сфере, и не знает, проливая слезы и пребывая в заботах, что он – лишь шалящее дитя. Ведь только с помощью того, что в человеке серьезно, надлежит и заботиться серьезно о серьезных делах: Сократ, занятый пустяками, уже не Сократ – дети же готовы плакать и безо всякой на то причины.
Все прозрачно, нет ничего темного или непроницаемого, каждый ясен для всех до самых своих глубин; это свет в свете. Каждый несет в себе все и видит все, что есть в других, все есть везде, все цельно, каждый есть цельность, совершенству нет предела" (V 8, 4, 4). "Все сверкает, и те, кто там, проникнутые этим светом, сами становятся прекрасными существами; так бывает, когда на людей, поднявшихся на холм, чья земля золотится от заливающего его света, падают лучи солнца и отблески от почвы. Но там сияние красок, разлитое повсюду, – сама красота, или скорее, все там красочно и прекрасно до самых глубин" (V 8, 10, 26).
"Подлинный человек – иной. Он свободен от всего, что связывает нас с животным началом. Он обладает созерцательными добродетелями, живущими в душе, которая отрывается от тела; отрывается и даже уже оторвалась полностью, будучи еще здесь" (I 1,
Диотима: Кем является этот мудрец?
Ответ: античный философ-идеалист, основатель неоплатонизма. Систематизировал учение Платона о воплощении триады в природе и космосе.
Амелий, один из учеников Плотина, был, по словам Порфирия, очень набожен:
"Ему нравилось приносить жертвы; он не пропускал обрядов, связанных с Новолунием, и соблюдал все праздники лунного цикла. Однажды он захотел взять с собой Плотина, но Плотин сказал ему: "Боги должны приходить ко мне, а не я к ним". Мы не могли понять, о чем он думает, произнося столь гордые слова, и не посмели спросить" (Жизнь Пл. 10, 33).
Диотима: а где и когда он родился?
О: Родился в Ликополе, в Нижнем Египте. Молодые годы провел в Александрии, в свое время одном из крупнейших центров культуры и науки. В 231/232—242 учился у философа Аммония Саккаса (учеником которого также был Ориген, один из учителей христианской церкви). В 242, чтобы познакомиться с философией персов и индийцев, сопровождал императора Гордиана III в персидском походе. В 243/244 вернулся в Рим, где основал собственную школу и начал преподавание. Здесь сложился круг его последователей, объединяющий представителей различных слоев общества и национальностей. В 265 под покровительством императора Галлиена предпринял неудачную попытку осуществить идею платоновского государства — основать город философов, Платонополь, который явился бы центром религиозного созерцания.
Диотима: когда он стал писать?
О: В 259/260, уже в преклонном возрасте, стал фиксировать собственное учение письменно. Фрагментарные записи Плотина были посмертно отредактированы, сгруппированы и изданы его учеником Порфирием. Порфирий разделил их на шесть отделов, каждый отдел — на девять частей (отсюда название всех 54 трактатов Плотина — «Эннеады», в переводе «Девятки»).
Диотима: какие современные исследователи писали о нём?
О: из отечественных много сделал профессор А.Ф. Лосев, из западных исследователей наиболее известные и интересные работы Джона М. Риста и Пьера Адо.
Диотима: значит именно Порфирий разделил трактаты в том порядке, в котором мы их и читаем?
О: Порфирий разделил весь корпус текстов учителя на шесть частей по девять трактатов в каждой части, «радуясь совершенству числа шесть и тем более девятки» — по свидетельству Порфирия, перед смертью Плотин сам попросил его позаботиться обо всем этом. Каждой эннеадой (от греч. ennea, «девять») охватываются трактаты, посвященные исследованию однородных предметов: первая эннеада посвящена этическим вопросам, вторая — проблемам физики, третья — проблемам существования космоса в целом, четвертая эннеада трактует о душе, пятая — об уме, шестая — о едином. Такой порядок не случаен, он отражает структуру неоплатонического универсума (космос —душа — ум — единое), а первое место, занимаемое девятью трактатами, посвященными вопросам этики, указывает на то, что изучение основ бытия должно начинаться с подготовки души самого изучающего, дабы правильное поведение, достигаемое путем совершенствования в добродетели, помогло установить правильный взгляд на вещи. Так, по мысли Порфирия, следовало бы читать Плотина последователям его философского учения. Кроме тематического порядка «Эннеад» на основании биографического сочинения Порфирия «Жизнь Плотина» может быть установлен и хронологический порядок — тот порядок, в котором записывал свои сочинения сам Плотин,-- порядок случайный, по мнению Порфирия, но тем не менее помогающий лучше увидеть различные проблемы, занимавшие Плотина в разные периоды жизни, и в этом смысле все его трактаты можно разделить на ранние, зрелые и поздние, но все они как тогда, так и теперь предназначены «не для простого беглого чтения, а чтобы читающие вдумывались в них со всем старанием».
Диотима: что ещё пишет Порфирий?
О: Порфирий рассказывает нам, что на философских семинарах Плотина читались вслух различные трактаты, и упоминает ряд средних платоников и перипатетиков, работы которых рассматривались на них. Однако он добавляет, что Плотин не следовал точно ни одному из этих авторитетов, но обладал собственным и оригинальным подходом в своих рассуждениях и привносил проницательность Аммония в обсуждение каждой проблемы.
Диотима: что в центре философии Плотина?
О: В качестве основной темы философии Плотина нужно отметить теорию восхождения души от чувственного состояния к душевной собранности, от душевной собранности к еще более высокому сосредоточению в уме и от ума к последней сосредоточенности в Едином, когда затухают все разделения и различения в человеке и он погружается в абсолютную сосредоточенность без всякого разделения, то есть в сверхумственный экстаз.
Диотима: каково отношение Плотина к мифологии?
О: у Плотина представлена генеалогия трех великих богов гесиодовской теогонии – то, что В.Чиленто называет трилогией Кронидов, поскольку под видом этой древней триады Плотин выводит свои три первичные ипостаси. Таким образом, Уран, Кронос и Зевс выступают как мифологические корреляты плотиновского Единого, Ума и Души. Первая и наиболее тонкая аналогия получает у Плотина наименьшее развитие. Оскопленный Уран обозначает трансценденцию. Закованный в цепи Кронос знаменует космическую ограниченность интеллигибельного. Здесь можно усмотреть своего рода перенос на космос физических аллегорий стоиков. Так, Корнут утверждает, что оскопление Урана Кроносом следует воспринимать как отделение неба от земли, с которой Уран вначале был соединен. Плотин же преодолевает стоицизм, и для него оскопление Урана символизирует трансцендентность Единого по отношению к Уму. Оскопленное и ставшее бесплодным Единое передает Уму функцию порождения и духовную плодовитость. Кронос, закованный в цепи Зевсом, есть Ум, ограниченный Душой мира, он не может и не хочет сойти в мир.
Диотима: насколько Плотин близок к Платону?
О: Плотин часто ссылается на замечание Платона в Тимее, что благом для человека является достижение подобия Богу настолько, насколько это в его силах. И он пребывает в некотором сомнении относительно того, каким образом можно достичь этого предела. Философ обязан
обладать моральными добродетелями, следовать пути, на который Диотима в Пире наставляет всех любящих красоту, созерцать вечные ценности, и уже оттуда ожидать созерцания источника Бытия и Истины.
Диотима: Плотин он был бизок к орфикам?
О: больше, чем другим богам, уделено у Плотина место Эросу; Эрос осуществляет переход от олимпийского мифа к орфическому культу. его философии присутствует и орфический и религиозный моменты. Великой фигурой орфического пантеона является Гефест – который выступает уже не в гомеровской трактовке, но как носитель демиургического начала. В той же функции Гефест выступает и у Плотина – III 2, 14, 26-29. Также и энергичное и насыщенное плотиновское tolma или "дерзание" (V 1, 1, 4), которое разовьется в tolmeros logos ("дерзающий логос" ), имеет орфико-пифагорейские корни.
Диотима: Как Плотин определяет Единое?
О: Прежде всего, несомненно, что Ему принадлежит бесконечно более совершенное единство, чем то, какое представляют собой точка и единица, потому что в представлении той и другой душа, абстрагируясь от величины и численной множественности, получает нечто самое меньшее и успокаивается на нем, имея нечто действительно неделимое, однако такое, которое имеет бытие лишь в чем-либо другом и притом в делимом, между тем, как верховное Начало не только не находится в чем-либо делимом, но и вообще ни в чем другом, и, если оно есть неделимое, то вовсе не потому, что есть нечто самое меньшее, так как, напротив, оно есть самое большее – не по величине, конечно, а по своему могуществу.
Диотима: Продолжай!
О: Не имея величины, оно, конечно, неделимо, тем более, что существа, стоящие ниже Его, тоже суть неделимы по своим силам. Можно, пожалуй, называть Его бесконечным, но опять-таки не в смысле необозримой величины или массы, но в смысле необъятного, безмерного всемогущества, так что, если кто смог бы представить себе Ум или божество, то и они все еще были бы неизмеримо меньшими Его, ибо, если попытаться мыслить самое высшее и совершеннейшее единство, какое мы обыкновенно вносим в понятие божества, то и оно не будет вполне адекватным верховному Началу, которое, будучи самосущим и исключая из себя все акцидентальное, есть, в то же время, довлеющее себе, притом в превосходнейшей степени есть совершенно самодовлеющее, не нуждающееся ни в чем другом.
«Это Единое, следовательно, является целым, соединенным симпатической связью. Оно есть живое существо. Далекое становится близким. Все происходит подобно тому, как это наблюдается у животных: их хвост, рога, лапы и другие органы не связаны непосредственно, но тем не менее близки. Промежуточные части ничего не чувствуют, и тем не менее движение передается на расстоянии".
Диотима: какова же его природа?
О: Природа этого Первоединого по отношению ко всему существующему, конечно, рождающая, но именно поэтому Оно не есть что-либо из существующего, к Нему не приложимы ни категория субстанции, ни качества, ни количества, оно не есть ни Ум, ни Душа, ни движущееся, ни покоящееся, ни в каком-либо месте находящееся, ни во времени. Оно пребывает лишь само в себе, в своем единственном образе, вернее – чуждое всякого образа, ибо Оно прежде всех и всяких образов и форм, как и прежде движения, прежде покоя. Все эти категории приложимы уже только к сущему – они-то и делают его множественным.
Диотима: можно ли созерцать Первоединое?
О: Для того, чтобы стать созерцателем того, что есть Начало и Единое, ему следует найти начало в самом себе, самому из многого стать единым. Другими словами, ставши всецело умом, доверивши всецело уму сдою душу и утвердивши ее в нем для того, чтобы она была деятельно восприимчивой ко всему тому, что мыслит ум, он должен созерцать Первоединое только умными очами, не пользуясь при этом ни одним из внешних чувств, не допуская в это созерцание никаких чувственных представлений, должен созерцать чистейшее существо лишь одним чистым умом, самой высшей частью своего ума.
Диотима: продолжай!
О: Поэтому, если относительно материи известное положение гласит, что она должна быть лишена всех качеств для того, чтобы быть способной к восприятию всех и всяческих форм, то тем более необходимо душе быть свободной, чистой от каких бы то ни было образов и форм, если она желает, чтобы ничто не мешало ей наполниться сиянием света верховного существа. Итак, если кто, всецело отрешившись от всего внешнего и углубившись внутрь себя, не даст отвлечь себя ничему окружающему, устранит из сознания все вещи и все представления о них, тот в этом состоянии не заметит с отчетливостью даже того, что уже наступило для него лицезрение Бога и общение с ним, и лишь, вдоволь насладившись этим общением, по прекращении его, может поведать о нем другим, если только это может быть выражено и описано.
Есть сказание, что Минос общался и совещался с Зевсом, но лишь потом, гораздо позже, понял это и запечатлел в своих законах, и что, редактируя свое уложение, он продолжал находиться под влиянием божественного наития. Впрочем, кто находится в этом высоком состоянии, тому едва ли придет на ум ниспасть с такой высоты в область политики, особенно, если состояние это длится не мгновение, но сколько-нибудь продолжительно.
Диотима: а Судьба, Провидение, Божественный промысел?
О: Божественный Промысел есть альфа и омега, а потому и все сущее должно иметь свое место и свой смысл. Но в чем же смысл этой вечной войны среди животных и между людьми? В том, что пожирание животными друг друга приводит к замене слабых животных, которым все равно суждено скоро погибнуть, более сильными. И если со временем эти первые все равно должны прекратить свое существование, то чем плохо то, что они гибнут с пользой для других? Ведь, будучи съеденными, они возникают в виде других животных. Это похоже на то, как якобы убитый на сцене актер, поменяв одежды, появляется вновь, но уже в другом обличье.
Диотима: душа сама выбирает свою судьбу?
О: Как здешние актеры берут маски и наряды, роскошные одеяния и рубища, так и каждая душа выбирает свою судьбу; это происходит не случайно, поскольку душа сообразуется с логосом, выбирая среди вакантных мест во вселенской драме. И тогда душа начинает вести свою как бы вокальную партию. И голос ее, и он действо или, как может показаться, делает его более безобразным, – он не нарушает, но, наоборот, только укрепляет общую гармонию, хотя бы сам по себе и был некрасив. Создатель же пьесы, исполняя роль судьи, отвергает одного актера, лишая его почести и славы, другого же наделяет большими благами и вводит в другую, лучшую постановку.
Диотима: Плотин выступал против гностиков?
О: Да, во второй энневде есть одна часть которая так и называется - "Против гностиков":
Благо, Первое начало – простое и неразложимое, в то время как то начало, что следует за ним (Ум), будучи едино-многим, имеет уже сложную природу;* Первоединое же ничего постороннего в себе не содержит и представляет, таким образом, абсолютное единство.
Когда мы говорим о Едином или же рассуждаем о Благе, мы не можем не заметить идентичности их природы; очевидно, что как в первом, так и во втором случае речь идет об одном и том же Начале, что Единое и Благо суть одно и то же, хотя это верно лишь настолько, насколько мы вообще можем что-либо утверждать относительно в принципе неопределимой Сущности, обозначая ее теми наилучшими терминами, какие подсказывает нам наш разум.
Даже называя его Первоединым, мы этим обозначаем лишь то, что оно есть абсолютно простым и самодовлеющим в том смысле, что не имеет сложной природы, которая сделала бы его зависимым от любых составляющих его частей; оно целиком содержит самое себя, поскольку все, что содержится в чем-то ином, необходимо требует существования, наряду с собой, и этого иного.
Их ошибка состоит в том, что они не видят ничего действительно хорошего ни в этом мире, ни в этой жизни. Поэтому единственное, что может их волновать, это некое будущее, которое они пытаются прозревать уже здесь, приписывая всему происходящему смысл особых знаков или символов. При таком подходе им недоступно понимание истинной красоты; отвергая добродетель в делах и помыслах, они все больше и больше отдаляют себя от божественного. Можно сказать, что эта школа осуждена вследствие полного пренебрежения ею не только самих добродетелей, но даже и всякого упоминания о них. Никто не помышляет о добродетелях и их не исследует, благородные древние учения отметаются с порога. Многочисленные речи о душе решительно ничем не подкрепляются. Можно сколько угодно повторять: "надейтесь на Бога", но если не объяснять, насколько важна эта надежда и какими действиями должна быть она подкреплена, все это останется пустыми разговорами. Если с утра до вечера твердить слово "Бог", думая при этом об одних только плотских утехах, то подобные действия следует считать ни чем иным, как богохульством. К Богу ведут лишь добрые дела да просветляющие душу размышления, без этой же устремленности все прочее – одни только слова.
Итак, вначале они утверждают, что Душа и некая София (Мудрость) ниспали в нижнюю область (не объясняя, впрочем, падение ли Души повлекло за собой падение Софии, или же – наоборот, а, быть может, Душа и София – одно и то же), а затем и другие души, увлекаемые ими, пали и завладели различными телами. Затем, ничтоже сумняшеся, они заявляют, что Душа, вызвавшая падение других, сама никогда и никуда не нисходит. "Она не знает падений", но только освещает тьму так, что ее образ формирует из тьмы разные сущности. Одна из этих низших сущностей, весьма отдаленная от своей матери (Софии?!), при помощи некоего посредника – то ли "Материи", то ли "Материальности", то ли еще чего-нибудь – термины так часто меняются, что это запутывает все окончательно, – создает нашу вселенную. Сущность эту, дерзко и богохульно, они называют Демиургом.
Итак, они говорят о том, что Душа лишь освещает мрак. Но тогда причем здесь ее падение? Освещать что-либо еще не значит двигаться в сторону освещаемого объекта. Светить – это одно, а вступить в непосредственный кон-такт – совсем другое.
Кроме того, если Душа, оставаясь недвижимой, только освещает низлежащую тьму, то почему ее следует считать единственным светильником во вселенной? А что, сам космос, со всем множеством составляющих его больших и малых сил, – разве он не способен испускать свет? Опять же, если Душа содержит в себе некий идеальный план, эйдос мироздания и через него освещает вселенную, то почему тогда это освещение и сам акт творения не происходят одномоментно? Почему Душа должна ожидать, пока ее план не будет воплощен? И, далее, этот идеальный план или, по их терминологии, "Дальняя Страна" (или "Новая Земля"), в чьем создании принимали участие, по их уверению, столь многие силы, почему он так удален от своих создателей?
Затем, как объяснить, что под воздействием освещения космическая материя производит образы того же порядка, что и Душа, – куда естественней было бы ожидать появление сущностей телесной природы. Образ Души не нуждается в тьме или материи и, где бы он не появился, сохраняет творческие потенции и тесную связь со своим прообразом. И еще: этот образ – реальная сущность или, как они говорят, только нечто "Мыслимое".*
* Термины "Ennoema" и "Ennoia" часто встречаются в различных гностических текстах.
Если это реальность, то чем она отличается от своего оригинала? Возможно, это просто другая форма Души? Но тогда, поскольку оригинал здесь – Душа разумная, то эта вторая форма должна быть растительной и рождательной Душой. Почему же они заявляют, что она сотворена ради славы и высокомерного самоутверждения?
Иные из них говорят, что Душа, отклоняясь от своего истинного пути, видит и освещает низлежащий мрак. Но как возник этот мрак? Они объясняют, что сама Душа творит его при своем уклоне. Но тогда во что, собственно, она уклоняется? И если не мрак был причиной падения Души, то, значит, это заложено в ее природе. Таким образом, мы опять приходим к тем изъянам и порокам, что якобы гнездятся в высших сущностях.
Те, которые осуждают устройство космоса, сами до конца не осознают, что делают и куда ведет их подобная наглость. Они не понимают, что существует естественный порядок нисхождения от Первых, высших субстанций последовательно до самых последних и низших. Таков же и обратный путь – путь восхождения. Возводя напраслину на благостные космические сферы, недостойные учителя пытаются изъять их из мироздания, тем самым нарушая естественный процесс.
И что такого ужасного в этих сферах, которыми запугивают неискушенных и доверчивых простаков?
Даже то, что они производят их материю из стихии огня, не несет в себе никакой угрозы. Так или иначе, но движения сфер находятся в гармонии с землей и со всей вселенной. Главное, что нам следует прозревать за всем этим – это действия мировой Души. Что же касается тамошней материи, обширной и прекрасной, то ее неуничтожимость гарантирована вечностью высших сущностей.
Диотима: это божественное созерцание возможно для каждого посвящённого?
О: Оно возможно для каждого из нас, потому что Бог находится не вне и не вдали от нас, но всегда с нами, и только нами не замечается. Люди сами становятся вне Бога и отчуждаются от Него в такой же мере, как и от самих себя, и, понятно, не могут достигнуть Того, от которого убегают, как не могут обрести истинно-сущее в гибели своего собственного существа. Сын в состоянии безумия, как говорится, выйдя из себя, пожалуй, не узнает даже своего отца, но познавший, как должно, себя самого, узнает вместе с тем и то, откуда он есть.
Диотима: А порядок Вселенной суть гармония?
О: Дело в том, что упорядочивающий принцип является не соединением материи и идеи, а душой, чистой идеей, силой и энергией, уступающей только Мыслящей Первопричине; кроме того, очередность есть состояние самих вещей, происходящее, как и они, из этого всеобъемлющего единства. Упорядочивающая душа остается чем-то высшим, центром, от которого беспрерывно расходятся круги, ни на мгновение не теряющие связи с этим центром.
Всю эту схему можно изобразить следующим образом: центр – Благо, неподвижный круг – Мыслящая Первопричина, круг в движении – Душа, ее движение есть ее желание; Мыслящая Первопричина вечно охватывает то, что находится за пределами бытия; Душа должна стремиться к этому; сфера Вселенной, ввиду того, что она обладает стремящейся к этому Душой, сама стремится к тому, что соответствует ее природе: такие же возможности могут быть и у тела, а гонка за желанной целью напоминает охоту в месте, выход из которого для преследуемого объекта закрыт; это – круговое движение, беспрерывное возвращение на одну и ту же тропу, – короче говоря, это замкнутый круг.
Диотима: в чём состоит миссия нашей души?
О. Душа также сосредоточена на выполнении своей собственной задачи; во всем, что она делает, она является независимым источником движения: оно может иметь четкую направленность или быть хаотичным, но во Вселенной любое действие подчиняется Закону Правосудия, без которого Вселенная бы развалилась;
Диотима: а что созерцали души до своего нисхождения?
О: Иначе говоря: можно ли сказать, что они видели Бога и не помнят об этом? Они видят Бога постоянно и везде, и до тех пор, пока они его видят, они не могут сказать себе, что они его видели: подобное воспоминание принадлежит лишь душам, которые перестали его видеть.
Хорошо, но могут ли они не говорить себе, что не вчера, или в прошлом году, они обошли вокруг земли, что они прожили вчерашний день или любой другой данный момент своих жизней?
Их жизнь – вечна, Для них разбить свое движение на дни и года – это все равно, что для нас изолировать движение одной ноги от движения всего тела и пытаться в том, что является единым действием, обнаружить и то, и это, и пятое, и десятое. Движение небесных существ является единым движением: это нам, с нашими мерками, кажется, что движений множество, и это для нас существуют отдельные дни, разделенные ночами.
Диотима: что есть вечность?
О: вечность – это неизменное единство. Есть только один день; нет никакого чередования; не существует ни вчерашнего дня, ни прошлого года.
Диотима: вселеная у Плотина то же вечна как и у всех неоплатоников?
О: Вселенная вечна именно потому, что вся ее ткань удерживается не только порядком, но и мощью контролирующей силы. И в этом порядке, звезды, будучи далеко не самыми малозначительными членами небесной системы, являются сподвижниками, вносящими свой вклад и в ее спокойную красоту, и в ее символическое качество. Их символической силе подчиняется все царство чувств, и они могут делать только то, что им дозволено.
Диотима: в этом цель нашего совершенства?
О: Именно так, В общении с Ним – наше блаженство и совершенство, а удаление от Него равносильно падению и извращению. Воспаривши к Нему – в это место, чистое от всяких зол, душа и сама освобождается ото всякого зла и обретает тут чистый покой, тут только она, став бесстрастной и обратившись в чистый ум, живет настоящей, истинной жизнью.
Диотима: то есть Высшее совершенство - это когда наша душа приобщается и созерцает Благо?
О: Да, таким образом, выходит, что всякая душа есть Афродита, как это выражает и миф о рождении Афродиты одновременно с Эросом: пока душа следует побуждениям своей истинной природы, она любит Бога и горит желанием соединиться с Ним, подобно тому, как чистая девушка, с согласия отца, по чистой искренней любви желает соединиться с избранником своего сердца. Когда же душа ниспадает в область всяческого рождения, то тут, вдали от своего Отца, она обольщается лживыми обещаниями всякого встречного соблазнителя, разменивает свою прежнюю небесную любовь на любовь смертную и нечистую и затем подвергается всяческим поруганиям. Однако со временем ей становится отвратительным и невыносимым это ее поруганное состояние – и тогда она очищается от всех здешних скверн, возвращается к своему Отцу и на лоне Его опять чувствует себя счастливой.
Диотима: Можно ли постигнуть Первоединое мыслью?
О: Чтобы достигнуть мыслью Первоединое, душе следует стать выше самой науки и, ни на мгновение не выступая из своего единства, отрешиться и от своих знаний, и от предметов знания, и от всего прочего, – даже от созерцания красоты, ибо даже красота поздней Его и от Него, как дневной свет – от солнца. Вот почему Платон говорит о Нем, что Оно есть неизреченным, неописуемым, неизобразимым,* и, если, несмотря на это, мы и говорим о Нем, и пишем, то делаем это единственно с той целью, чтобы рассуждениями побудить себя и других направить свои усилия на созерцание этого дивного божественного зрелища, подобно тому, как мы указываем путь тем, кто хочет найти и увидеть что-либо замечательное, ибо самое большее, что тут может сделать наставление, так это показать путь и руководить его прохождением, между тем, как лицезрение Бога есть уже дело самого желающего лицезреть.
Диотима: чем мировая Душа отличается от индивидуальной?
О: об этом можно прочесть в шестой Эннеаде: "Мировая Душа и души индивидуальные не отделены друг от друга, а только отличны лишь своими атрибутами". Важно отметить, что Душа не разделяется (она как и атомы Демокрита неделимая, целостная и вечная сущность)она всё оживляет (одухотворяет)присутствуя везде неразднльно и всегда причастна породившему её Отцу(греч. термин Нус -Духу).
Диотима: Почему ты называешь метафизику Плотина "философией экстаза"?
О: Потому что суть его учение - восхождение души через небесные сферы. Плотин говорит, что он пробуждается от своего тела и становится единым с божественным.
Возможность этого восхождения души для Плотина метафизически обосновывается его учением о том, что часть души всегда созерцает вечные идеи и не погружается в сомнительную с моральной точки зрения изменчивость видимого мира.
В трактате он говорит об "удалении одежд" (очищении), в которые мы облекаемся после нисхождения из области Ума, и которые снимаем, снова восходя к своему обнаженному Я» . Подобные высказывания несколько раз встречаются у Прокла. В «Комментарии на Алкивиад» говорится, что, когда мы восходим, то удаляем страсти и туники , в которые облачились при нисхождении, последней из которых являются наши амбиции, чтобы обнажится – как сказано в Оракулах, – и раскрыться перед Богом. Платон сказал, что последним из того, что мы скидываем перед смертью, являются одеяния славы. По Платону душа должна освободиться от телесного благородства, знатности и богатства, можно вспомнить место из Горгия , где эти свойства названы, и говорится, что после того, как они отброшены, обнаженная душа предстает перед ее обнаженным судьей, душой, созерцающей душу.
Диотима: Что есть Зло по Плотину?
О: Материя не есть метафизическое зло, ибо она существует лишь как «не-сущее», но ее явная лишенность действительности (reality) означает, что ее действия (effects) будут злы. В этом смысле она первичное зло.
Диотима: падение души разве это не грех? "Почему все-таки не остаемся мы в вышнем мире?"
О: В античной философии нет понятия времени, греха и смерти.
Процитирую Плотина: "Когда душа творит свой образ в не-сущем через обычный процесс эманации, не должен ли этот вид «отклонения» быть грехом? Плотин отвечает, что если «отклонение» (neu~siv) есть просветление не-сущего и ничего более, то греха не существует".
Диотима: каким образом Души ниспадают в наш мир, нисходят в тела?
О: Гераклит, одним из первых исследовавший эту проблему, говорил об "обязательном чередовании противоположностей"; он учил о восхождениях и нисхождениях, полагая, что "неизменны лишь сами изменения" и что "утомительно постоянно иметь дело с одними и теми же, превозмогающими нас вещами".
Душа нуждается в движении, поэтому ей и требуется тело, а так все души пребывают на своём звёздном Олимпе созерцая божественные Эйдосы и Вечную красоту Единого.
Имеют место три причины того, почему душа «падает». Она нисходит из-за произвольного давления [самовольного склонения] и из-за природы ее собственной силы, как творящей, так и управляющей, в материальном мире.
мы должны повторить, взял слово из Phaedrus, где Платон в мифе о колеснице говорит о злой лошади, влекущей колесницу вниз.
Диотима: продолжай же!
Когда же душа ниспадает в область всяческого рождения, то тут, вдали от своего Отца, она обольщается лживыми обещаниями всякого встречного соблазнителя, разменивает свою прежнюю небесную любовь на любовь смертную и нечистую и затем подвергается всяческим поруганиям. Однако со временем ей становится отвратительным и невыносимым это ее поруганное состояние – и тогда она очищается от всех здешних скверн, возвращается к своему Отцу и на лоне Его опять чувствует себя счастливой.
"Души вынуждены походить на "амфибий": они живут частично жизнью вышнего мира, частично – жизнью нашего"
Диотима: не об этом ли писали гностики?
О: Некоторые последователи Плотина давали на эти метафизические вопросы гностический же ответ. По их мнению, падение душ в материальный мир произошло в результате драмы, разыгравшейся вовне. Материальный мир был создан Темной силой. Души, частицы духовного мира, против воли стали его пленницами. Но, поскольку они явились из духовного мира, они остаются духовными. Их несчастье происходит от места, где они находятся. Когда наступит конец света и Темные силы будут побеждены, их испытанию придет конец. Они возвратятся в духовный мир, в "Плерому". Таким образом, спасение не зависит от души; оно заключается в перемене места; оно зависит от борьбы между Высшими силами.
Диотима: Плотин пишет "Мы... Но кто же это "мы"?.. То ли мы существо, которое пребывает в Духе, или то, которое присоединилось к нему и родилось во времени?
О: отвечу словами Плотина: "До своего рождения мы были другими там, навepxy... мы были чистыми душами, мы были Духом... мы были частицами духовного мира, не усеченными и не отделенными от него. Но и сейчас мы от него не отделены. Только теперь к первоначальному существу присоединилось другое, жаждавшее бытия и нашедшее нас... оно соединилось с тем, кем мы были... И мы стали ими обоими; мы уже не одно то, чем являлись раньше; иногда мы лишь то, что к нам примкнуло, – это когда духовное существо перестает действовать и, в определенном смысле, удаляется"
Диотима: Созерцание и экстаз это одно и то же?
О: Если бы кто-либо спросил природу, в чем смысл ее творчества, то она могла бы ответить: "Не спрашивай меня, но сам все постигай в безмолвии, ибо безмолвствую и я. И в этой тишине ты сможешь понять, что все возникшее есть мое виденье, виденье в тишине. И сама я – из созерцания, из виденья в безмолвии, и созерцаю, любя, ибо созерцая, творю то, что созерцаю в безмолвии и тишине. Геометр, используя виденье, чертит линии и круги, но я не черчу, я всматриваюсь, я вижу, – и возникают и линии, и круги, и фигуры, и тела. И моя мать, Душа, зачала меня в созерцании, и те высшие начала, что произвели меня своим созерцанием, сами родились из созерцания и, созерцая самих себя, создали и меня, пребывая в бездейственной тишине и безмолвии".
Но что это может означать? А то, что природа суть душа и жизнь, произошедшая от первичной Души и жизни, и все, чем она обладает, есть продукт ее самосозерцания, происходящего не из стремления вовне, но в полнейшем покое и в пределах своей субстанции. Ей непреложно присуще то, что можно было бы назвать само-сознанием, посредством которого она наделяет знаниями и подлежащие ей вещи, наделяет, разумеется, в той мере, в какой последние в силу своих добродетелей способны их воспринять.
Тут следует сделать оговорку: когда мы говорим о "сознании" или "восприятии" природного принципа, то имеем в виду нечто иное, чем сознание и восприятие у людей или животных, но, увы, не можем выразить это иначе за неимением более подходящих слов.
Безмолвное и неподвижное созерцание природы, которое можно было бы уподобить высиживанию наседкой яйца, из коего вылупляется весь этот удивительный жизненный спектакль, есть ее само-интуиция, происходящая от добродетели самососредоточения. Это виденье в тишине, но уже несколько смутное виденье, ибо оно – отражение другого, гораздо более ясного и чистого созерцания. А поэтому и все, что порождается таким вторичным созерцанием также ослаблено и вторично. Ослабленное созерцание необходимо производит и ослабленный объект созерцания.
Диотима: что есть экстаз по Плотину?
О: «Вернись к самому себе и созерцай. И если ты еще не находишь себя прекрасным, то действуй так, как действует скульптор, ваяющий статую, чтобы сделать ее прекрасной. Он отсекает здесь, он сглаживает там, что-то подчищает, пока любимое лицо не станет в результате его работы еще прекраснее».
"Тот, кто выходит из состояния созерцания, должен пробудить в себе добродетель. Тогда он станет разумным и прекрасным. Он вновь обретет душевную легкость. Добродетель поможет ему возвыситься до Ума, затем при помощи мудрости он придет к Единому. Такова жизнь богов и богоподобных, блаженных людей; надо оторваться от предметов здешнего мира, не находить в них удовольствия и идти свободным к Единому началу" (VI 9, 11, 46).
Плотин предпочитает говорить о «невыразимом» присутствии Единого. Прокл отмечает, что нашей целью является «обнажение» перед Богом, Основной упор он делает на очищении души, которая оставляет свою , восходя к умопостигаемому миру.
Диотима: единение при созерцании, - это похоже на учение Адвайта-Веданты?
О: tat tvam asi - индуистская махавакья («великое изречение»), встречающееся в «Чхандогья-упанишаде», в диалоге мудреца Уддалаки с сыном: "Если вода — росток, дорогой, ищи корень в жаре. Если жар — росток, дорогой, ищи корень в Сущем. Все эти творения, дорогой, имеют, корень в Сущем, прибежище в Сущем, опору в Сущем. О том, дорогой, как каждое из этих трех божеств, достигнув человека, стало тройным, было сказано раньше. И когда, дорогой, этот человек умирает, то его речь погружается в разум, разум — в дыхание, дыхание — в жар, жар — в высшее божество. И эта тонкая [сущность] — основа всего существующего, То — действительное, То — Атман. Ты — одно с Тем, Шветакету!"
это трактуется как Великое тождество.
Диотима: это учение Шанкары?
О: Да, это касается состояния йогина, который посредством Знания, стал "освобожденным при жизни" (дживан-мукта) и осуществил "Высшее Тождество", процитирую Шанкарачарью, и то, что он говорит об этом, показывая самые высокие возможности, которых может достичь существо, послужит в то же время заключением данного исследования. "Йогин, интеллект которого совершенен, всегда созерцает вещи как присутствующие в нем самом (в его собственном высшем "Я", без какого-либо различения внешнего и внутреннего), и таким образом, посредством ока Знания (Jnana-chakshus, выражение, достаточно точно переводимое как "интеллектуальная интуиция"), он осознает (или, скорее, познает, не рационально или дискурсивно, но путем прямого постижения и непосредственного "приятия"), что всякая вещь есть Атман.
Диотима: продолжай!
О: ещё раз процитирую Шанкарачарью: "Тот, кто совершил паломничество, к своему собственному высшему "Я", паломничество, в котором нет ничего, касающегося конкретной ситуации, места и времени (ни каких-либо частных обстоятельств), которое обретается везде и всегда, в недвижности "вечного настоящего"), в котором не воспринимаются ни жар, ни холод (равно как и любое другое чувственное или даже ментальное впечатление), которое доставляет неизменное удовлетворение и окончательное освобождение от всякого беспокойства (или всякого изменения). Тот бездействен, он познал все вещи (в Брахме) и он стяжал Вечное Блаженство".
Диотима: это похоже на философию экстаза великого Плотина!
О: Верно - в момент лицезрения Бога исчезает всякое двойство, так как созерцающий тут отождествляется до такой степени с созерцаемым, что, собственно говоря, не созерцает его, а сливается с ним воедино, то понятно, что лишь тот сможет сохранить в себе образ Бога, кто сумеет сохранить целым воспоминание о том, каким был он сам во время лицезрения Божия.
Бывает же сам он тогда в состоянии такого объединения, самососредоточения, в котором не сознает никакого различия ни в себе самом, ни по отношению ко всему другому. В этом его экзальтированном состоянии никакая душевная деятельность себя не проявляет: ни гнев, ни желание, ни рассудок, ни даже мышление. Можно сказать, что он тут и сам весь как бы исчезает, ибо восхищенный и исступленный, очутившись в полном уединении от всего и в совершенной тишине, погрузившись всецело в глубину собственного существа, не обращая внимания ни на что другое, даже на самого себя, он словно столбенеет, весь обращается в полный, чистый покой.
Ничто, даже прекрасное, в эти мгновения его не привлекает, поскольку ум его воспаряет выше самой красоты, выше всего сонма добродетелей, подобно тому, как проникший во внутреннее святилище оставляет позади себя статуи, стоящие в храме, как такие предметы, которые предстанут первыми его взору уже после того, как он узрел сокровенное святое святых и наслаждался общением не с образом, не с изваянием, которому принадлежит лишь второстепенное значение, а с самим Божеством.
Диотима: Путь вверх и вниз тождественны?
О: По Гераклиту, да: "Путь вверх и вниз - суть одно и то же".
Здесь мы видим наиболее яркий из всех плотиновских парадоксов. В теории путь вверх и путь вниз если не тождественны, то являются по меньшей мере неотделимыми частями одного и того же процесса: созерцание подразумевает творение; творение подразумевает
созерцание. На практике же Плотин снова и снова подходит весьма близко к тому, чтобы желать того, что все движения являются движениями вверх, хотя он осознает, что это не так и неверно, что это должно быть так. Если это затруднение попытаться обобщить, то, вероятно, можно сказать, что Плотин попал в ловушку из-за своих предшественников в философии. Если бы он мог четко и ясно осознать, что даже если страдающий и извлекает пользу из своего страдания, и даже, коли на то пошло, если мое «Я» и извлекает пользу из своего страдания, тем не менее, оно продолжает быть добродетельным не только для того,
чтобы помогать, но и для того, чтобы сочувствовать, то тогда он решил бы проблему. Он попал в ловушку из-за опасения, что сочувствие будет мешать желанию созерцать – хотя у него и нет причины опасаться этого, так как высшее «Я» всегда пребывает в высшем мире. Несмотря на то, что конечная цель заключается в выходе за пределы «Я»
Диотима: значит наша душа всегда стремится вверх?
О: Плотин говорит: "Чем более душа стремится ввысь, тем более забывает о земном, если только вся ее жизнь в нашем мире не была такова, что воспоминания эти безупречны. Ибо и здесь, на земле, хорошо освободиться от людских тревог. Стало быть, необходимо также освободиться и от памяти об этих тревогах. Поэтому когда говорят: "Добрая душа забывчива", это в некотором смысле верно. Ибо душа воспаряет над множеством явлений и объединяет все это множество в одно целое, она бежит от неопределенности. Таким образом, душа не обременяет себя лишним грузом, она легка, она лишь то, что она есть. Так же и в этом мире: если душа желает быть там, то еще будучи здесь, на земле, она отказывается от всего остального".
Диотима: продолжай!
О: Тот, кому удается составлять одно целое с самим собой, не раздваиваясь, одновременно соединяется с Богом, которого обретает в молчании. Он с Богом, насколько может и желает. При обратном движении он возвращается к раздвоению достаточно очищенным, чтобы не удалиться от Бога, и таким образом сможет вновь обрести Божественное присутствие, как только вернется к Нему. При своем временном возврате к раздвоению он усовершенствуется: прежде всего он сознает, что он отделен от Бога. Возвращаясь же внутрь себя, он обретает все, то есть сознание и единство с Богом; освобождаясь затем от сознания из страха несходства с Богом, он наконец остается там "один".
Диотима: как Плотин описывает своё экстатическое состояние?
«Много раз я пробуждался от моего тела к истинному Я, и оказывался вне других вещей и внутри себя. Я видел великолепную красоту и, затем, прежде всего, был уверен в том, что я есть часть высшего порядка, ведущий совершенную жизнь и ставший единым с божественным. Я оказывался там, придя к этому роду деятельности и расположившись за пределами всего остального умопостигаемого мира".
Диотима: это похоже на слова Майстера Экхарта!
О: Да, конечно: "Стремительное движение вверх, которое тогда меня охватывает, должно вознести меня надо всеми ангелами. Я получаю в нем настолько великое богатство, что мне не хватит и Бога вместе со всем тем, что делает Его «Богом», и со всеми Его делами. В этом возвращении моим уделом станет единство с Богом. Тогда я являюсь тем, чем был, ничего не обретаю и не утрачиваю, ведь я - неизменный двигатель, приводящий в движение все вещи. Бог не находит тогда в человеке места, ведь через эту нищету постигает он то, чем был вовеки и чем останется навсегда. Он составляет тогда одно с духом, и это совершеннейшее нищенство, которое только можно себе представить».
Диотима: а что он пишет об основных платонических категориях?
О: Диалектика трех основных онтологических субстанций — Единого, Ума и Души. Плотин впервые дает четкий систематический анализ этой триады, фрагментарно намеченной у Платона. Наиболее оригинальным является учение Плотина о Едином как трансцендентном начале, которое превышает все сущее и мыслимое и ему предшествует.
Диотима: а что Плотин пишет о Душе? он един в своих мнениях с Платоном?
О: Плотин неизменно следует Платону в учении о бессмертии души, о нисхождении её с неба на землю и обратном восшествии на небо, об укорененности всех индивидуальных душ в единой «мировой душе», о знании как припоминании и т. д. Концепция восхождения души от чувственного состояния к сверхумному экстазу составляет основу философии Плотина.
Диотима: продолжай!
О: В целом «душа» для Плотина есть смысловое функционирование Ума за его пределами, «логос ума». Душа для Плотина есть нечто единое и неделимое, субстанция; в своей основе она неаффицируема и бестелесна. Поэтому Плотин критикует пифагорейское учение о душе как о гармонии тела, отвергает концепцию аристотелевской энтелехии и натуралистического учения стоицизма о пневме (душу никак нельзя представлять атомистически, как простую множественность психических состояний).
Диотима: а чем отличается душа от пневмы ведь Посидоний писал, что душа это эманация пневмы?
О: Да, Стоики считали душу "разумной и горячей пневмой". Они говорили, что она есть горячая и огненная пневма.
Вот что пишет сам Плотин: "Не каждая пневма является душою,— и действительно, мириады пневм неодушевлены,— душою, по их мнению, будет «пневма в определенном состоянии»; это самое «определенное состояние» или «характер» (schesis) они назовут либо чем-то существующим, либо ничем. Но если ничем, существовать по-прежнему будет одна только пневма, а «определенное состояние» — одно лишь слово. Тогда выходит, что душа и Бог у них не что иное, как имена материи, причем имен много, но существует лишь она одна . Если же этот «характер» относится к вещам существующим и представляет собою нечто иное по сравнению с субстратом и материей, хотя и находящееся в материи, но само по себе нематериальное, потому что из материи не состоит,— то это будет некий логос, а значит, не тело, а другая природа".
Диотима: у него есть отдельный трактат "О бессмертии души" Верно?
О: Трактат «О бессмертии души» относится к числу ранних, он был записан Плотином вторым по счету, после трактата «О прекрасном»; Порфирий включил его в четвертую эннеаду, которую составляют трактаты, посвященные различным сторонам учения Плотина о душе. Надо отметить, что русский читатель, не владеющий древнегреческим языком, еще не имел возможности познакомиться с трактатами четвертой эннеады, замечательными по обстоятельности, глубокими по содержанию и красивыми по своему языку,— все это, впрочем, можно было бы сказать о большинстве трактатов Плотина. Но едва ли какой другой из плотиновых трактатов может послужить лучшим введением в его философию, нежели трактат «О бессмертии души». Не будем забывать также, что и сам Плотин предпочел именно с него начать свой если не педагогический, то во всяком случае литературный путь.
Диотима: Какова природа души по Плотину?
О: она не тело и не состояние тела, но действие и созидание, и в ней многое, и из нее, сущность, существующая помимо всякой телесности,— какова она? Ясно, что это не та сущность, которую мы называем сущею по сути (ontos oysia). Ведь все телесное можно назвать не сущим, а становлением, которое «возникает и гибнет, но никогда не существует на самом деле» , сохраняется же благодаря участию в сущем — насколько оно может быть ему причастным. Душа Плотина является тонким инструментом; она может созерцать высшее и заботиться о низшем в одно и то же время.
А другая природа, имеющая бытие от себя самой, является тем, что всецело существует по сути, что не возникает и не гибнет, в противном случае все остальное исчезнет и после не сможет вновь возникнуть, если погибнет то, что все сохраняет и в том числе вот этот мир, хранимый и упорядочиваемый душою.
Ибо душа — «начало движения», она сообщает движение всему остальному, сама движимая изнутри себя; она дает жизнь одушевленному телу, имея ее от самой себя; она ее никогда не утрачивает, так как имеет жизнь от себя самой. В самом деле, не все же вещи пользуются заимствованной жизнью (иначе ряд таких заимствований будет продолжаться до бесконечности), но должна быть какая-то изначально живая природа, которая по необходимости «не подвержена гибели и бессмертна», ибо она начало жизни для других. Именно там должно корениться все божественное и блаженное, само по себе живое и само по себе сущее, сущее изначально и изначально живое, не участвующее в изменении по сути, не знающее ни рождения, ни гибели. В самом деле, откуда оно могло бы родиться или куда погибнуть? И если бытие правильно называется бытием, то ему нельзя то быть, то не быть. Так и в случае с белизною: белый цвет как таковой не может быть то бел, то не бел; а если бы белизна помимо бытия белым предполагала также и само бытие, то все белое существовало бы вечно; но белое имеет только белизну. То, что имеет изначальное бытие от самого себя, будет существовать вечно.
Диотима: а душа причастна божественной природе?
О: душа сродни божественной и вечной природе, делает ясным уже само наше доказательство ее бестелесности. В самом деле, она не имеет ни очертаний, ни цвета и не может быть осязаема . Впрочем, это можно показать и следующим образом.
Раз мы согласны с тем, что все божественное и подлинно сущее живет «добродетельною и разумною жизнью» , теперь нужно рассмотреть то, что следует после этого, начав исследование с нашей человеческой души,— какова же ее природа? Давайте возьмем для этого душу не в теле, где она полна безрассудных вожделений и порывов и подвержена прочим страстям, но душу, стеревшую с себя все это и по мере возможности не имеющую с телом ничего общего. И тогда станет ясно, что пороки прибавлены к душе откуда-то извне, в ней же, очищенной, обитает все лучшее, «благоразумие и прочие добродетели». Если душа, когда она поднимается к себе самой, такова, как же она может быть не той природы, какую мы называем природой всего божественного и вечного? Ведь благоразумие (phronesis) и истинная добродетель божественны и не могли бы обосноваться в какой-нибудь дурной и тленной вещи, нет, такая вещь по необходимости должна быть божественною, ибо причастна божественным сущим в силу родственности и единосущия с ними
Диотима: Плотин часто ссылается на Платона?
О: конечно: учение Платона об образовании времени в связи с образованием неба, о том, что время есть подвижный образ вечности, а вечность есть неподвижный образ времени - это учение тоже целиком перешло к Плотину. В III 7,2 12-13 Плотин прямо цитирует слова Платона о том, что "природа первообраза вечна", и вся эта глава из Плотина разъясняет наличие движения и в самой вечности, поскольку эта последняя у Плотина тоже есть хотя и неподвижный, но все же образ не чего иного, как времени. В III 7, 6, 6 опять цитата из Платона о пребывании вечности в Едином. В связи с этим у Плотина (III 7, 6, 6-57) имеется целое рассуждение о том, что вечность есть не только сущее, но и жизнь, которая хотя и находится в движении, но ничто в ней не терпит ущерба, поскольку вечность охватывает все. С другой стороны, время, связанное у Плотина, точно так же как и у Платона, с вечностью, является "отображением (eicona) вечности" (III 7, 11, 20), будучи (вся указанная только что глава из Плотина) порождением Души, вечно переходящей от одного состояния к другому. Окончательные выводы Плотина о связанности времени с движением неба и с неподвижным образом вечности (III 7,13) местами прямо повторяют текст платоновского "Тимея", как, например, слова о возникновении неба в связи с подражанием первообразу (III 7,13 23-26) почти прямо повторяют текст "Тимея" (37 d, 38 bc). Слова Плотина (V 1,4, 18): "Время – движущийся образ этой вечности – начинается лишь за пределами Ума в области Души" – тоже есть воспроизведение текста Платона (37 d). Слова Плотина об ослаблении ума и его красоты на ступени материального распространения и рассеяния (например, V 8, 1,27; VI 5, 11, 14-18) тоже читаем у Платона (37d). Подобного рода сопоставлений текстов Плотина и Платона о времени и вечности можно было бы привести еще много и других.
Диотима: В чём его оригинальность Плотина?
О: Его собственные взгляды, говорит Плотин, не являются ни новыми, ни современными; они представляют собой объяснения более ранних теорий.
Диотима: Плотин ведь истинный неоплатоник?
Уже самое название школы "неоплатонизм" как будто бы свидетельствует о полной зависимости Плотина от Платона и о зависимости даже слишком рабского или непосредственного характера. На это нужно сказать, что вся истина, которой служил Плотин, конечно, представлена для него по преимуществу у Платона. Однако историко-филологическая точность требует признать, что свою основную истину Плотин находил также и у других философов, хотя бы у того же Гераклита или Анаксагора. Очень многое, и притом ответственное (вроде учения об уме, об энергии, о душе, о космосе и т.д.), прямо перешло к Плотину от Аристотеля. Как увидим ниже, нельзя игнорировать также и влияния на Плотина стоиков или позднейших эклектиков. Тут же необходимо заметить, что Плотин прямо ставил своей задачей обобщить все предыдущие философские системы Греции и Рима, и подобного рода обобщение, конечно, требовало от него каждый раз весьма большой переработки древних учений и даже прямой их критики.
Диотима: что такое Бог (Первоединое) для Плотина?
Плотин определил Божество как неизъяснимую первосущность, стоящую выше всякого постижения и порождающую собой все многообразие вещей путем эманации («излияния»).
Диотима: что ещё?
О: По Плотину Первоединое, которое есть совпадение всех противоположностей и превышает всякое бытие и небытие и всякую мысль о них, это действительно центральный пункт всей философии Плотина. Точно так же противопоставление этого Единого самому себе, но покамест без перехода в инобытие, это есть Ум, и тут тоже спорить не о чем. Третьим началом является Мировая Душа, которая уже предполагает внеумное инобытие, которым она движет, но от которого она отталкивается в глубину собственного самоощущения. Это – тоже центральное учение Плотина, как и тот космос, в котором все эти три ипостаси осуществляются в наиболее совершенном виде. Это действительно так и есть у Плотина, и в этом необходимо находить наиболее оригинальное у Плотина и наиболее центральное из всего, о чем думал Плотин в течение всей своей жизни.
Диотима: Единое у Плотина - это бытиё, - оно обладает реальностью?
О: Единое Плотина, самое главное, это не есть просто непознаваемость, но есть единство противоположностей, и в том числе непознаваемости и познаваемости. Оно выше всякого познания и бытия, но зато оно – источник всякого познания и всякого бытия; всякое знание и всякое бытие, в том числе Ум, Душа, Космос, Материя, – все это исходит или изливается именно из него, из него эманирует. В этом смысле Плотин и находит возможным, несмотря на его неименуемость, именовать его платоновскими терминами "Единое" и "Благо".
Диотима: чем эта концепция отличается от Кантовской "Вещи в себе"?
О: Нужно, однако, остерегаться видеть в Едином Плотина кантовскую "вещь-в-себе", так как это в корне помешало бы усвоить подлинную мысль Плотина. Прежде всего, при всей своей непознаваемости, "вещь-в-себе" у Канта все же есть реальность и бытие, в то время как Единое Плотина не есть реальность и не есть бытие, но выше того и другого; Единое Плотина - источник всего существующего, и оно – цель всего существующего. Это, следовательно, ни в каком смысле не есть "вещь-в-себе".
Диотима: а отношение к молитве?
О: Молитва является средством соединения единого в душе с Единым самим по себе. Сам Плотин прекрасно объясняет, что нам не следует преувеличивать значение термина.
вот что пишет сам Плотин: «Нам не следует стремится достигнуть видения, но пребывать в спокойствии до тех пор, пока оно не придет само. Нам следует готовить себя к его появлению, как глаза к восходу солнца».
Известно, что эпикурейцы считали молитвы (за исключением, возможно, знака почтения) бессмысленными, однако Плотин считал эпикуреизм бесполезным и отвергал практически все его положения. Подход стоиков кардинально отличался. Стоический мудрец признавал
ценность молитвы и защищал, наряду с дивинацией, многие другие традиционные религиозные ценности. Истолкование смысла молитвы в терминах «симпатии» различных частей космоса во многом схоже с той линией аргументации, которую мы наблюдаем, к примеру в Эннеадах Плотина.
Диотима: что такое молитва для Плотина?
О: Рист в своей книге пишет: Молитва, о которой говорит Плотин, возвышенна и не похожа на традиционную для греков молитву, смысл которой он также пытается объяснить в рамках своей системы, отводя ей служебное место. Об этой возвышенной концепции он прямо говорит только в данном пассаже, однако, как мы видели, в других местах его сочинений можно найти указания на то, что эта идея вполне вписывается в его общую философскую схему. В заключение следует отметить еще один момент, который соединяет между собой воззрения Плотина на высший и низший типы молитвы. Действенность молитвы зависит от признания фактов, присущих миру. Низшая форма молитвы вызывает «автоматический» и «симпатический» ответ. Точно так же и высшая молитва не предполагает сознательного обращения Единого к душе. Молясь «единственный Единственному», человек осознает, что Единое вечно присутствует и именно он должен суметь увидеть его, если сможет. Высшая молитва, как и низшая, предполагает понимание человеком того, что такое мир. Единое всегда обращено к нам.
Диотима: А Платон и Аристотель, какое место отводили молитве?
О: Какую бы роль Платон не отвел молитве в своем идеальном государстве, ясно, что он рассматривал ее как своего рода моральное лекарство. И если Плотин воспринял этот подход, можно предположить, что он также отводил молитве не очень много места, причем скорее в качестве средства для самодисциплины. У Аристотеля он мог научиться во многом аналогичному подходу, ведь бог Аристотеля, по крайней мере тот, который описан в Метафизике, не имеет никакого отношения к смертным. Он воздействует на мир лишь в качестве конечной причины, является объектом желания и, разумеется, молитвы, обращенные к нему, не имеют никакого смысла. Правда, в космосе Аристотеля «бог и природа не делают ничего без смысла», однако «провиденциальное» упорядочивание событий никак не связано с божественной волей, а значит вообще не является Провидением в обычном для древних смысле слова. Некий принцип ведет все к завершению, даже не осознавая этого, так что человеческие мольбы и жертвоприношения никак не могут повлиять на него. Какой смысл молиться о том, чтобы желудь не превратился в дерево, если жизнь в виде дуба уже потенциально заложена в нем от природы?
Диотима: так благодаря молитвам Единое присутствует в нашей душе?
О: у Плотина речь идёт скорее о "молчаливых молитвах" такого рода специфических созерцательных моментах, которые исходят от души, чьи страсти сведены на нет, так что она достигает созерцания в молчании, что по Плотину является верным знаком присутствия Единого, - "Ты уже не говоришь больше: до этих пределов – это я. Отбросив "до этих пределов", ты сам стал Всем. Ты и раньше Им был... Став кем-то, перестаешь быть Всем, отрицаешь его. И это продлится до тех пор, пока не отбросишь такое отрицание. Ты становишься больше, отбрасывая все, что не является Всем. Если ты от этого откажешься, Все явится тебе"
Диотима: Что для Плотина смерть?
О: Смерть – тем более благо, что активность души, когда она освобождается от тела, возрастает. И если отдельная душа сольется со всеобщей душой, какое зло может она там встретить?.. Для души вообще нет зла, если она хранит чистоту своего существа. А если она не сохраняет эту чистоту, то не смерть, а жизнь будет злом! Если душа терпит наказание в царстве Аида, то тогда снова плоха не ее смерть, а ее жизнь, а жизнь ее дурна, так как это не чистая жизнь (к ней примешивается иное)... – Но если земная жизнь добродетельна, как же смерти не быть злом? Можно ответить, что если жизнь в земном мире – благо для людей добродетельных, то не потому, что в этом мире душа связана с телом, а потому, что добродетель охраняет душу от зла, заключающегося в этом союзе с телом. Итак, смерть – это в высшей степени благо. – Может быть, можно добавить, что жизнь в теле – сама по себе зло, и что если добродетель дает душе благодать, то потому, что душа благодаря ей не живет более жизнью, соединяющей душу с телом, но уже в этом мире отделяется от тела" (I 7, 3, 7).
Диотима: что ещё?
О: смерть – это лишь перемена тела, как на сцене – одежды или маски, или даже полное оставление всяческих тел, что подобно тому, как актер совсем уходит со сцены до следующего спектакля, – то все равно, что страшного в таком превращении животных друг в друга? Ведь это гораздо лучше, чем если бы они вообще не возникали, поскольку тогда жизнь бы прекратилась, в то время как сейчас она есть: разнообразная жизнь во вселенной все создает и в процессе жизни разнообразит и не перестает создавать вновь милые живые игрушки.