Сказки волшебного Острова. 5 Невозможное существо

Анастасия Коробкова
5. Невозможное существо.
I
Герман с экипажем «Тайны» принялся изучать искусство рукопашного боя. Потом – боя с оружием. Разумеется, увлекся, разработал собственную технику, тактику командного боя и всей компанией отправился ее оттачивать в наколдованных мирках. Искать приключения стало его любимым занятием. Завсегдатаями порталов с этой же целью стали и Юра со своим экипажем, и другие, кто группами, а кто и поодиночке.
Выручать Асю случай больше не представлялся. Может быть, тогда, в бою с пиратами, она так испугалась неминуемой гибели, что решила не испытывать судьбу? Может, она уехала на материк? Может, ее отчаянная необыкновенность ему померещилась? Герман сделал новую попытку о ней забыть.
И, конечно же, случилось «как вдруг».
Как-то вечером в зале пульта центрального портала собралась целая компания. Герман, Юра, Игорь и Никита просматривали миры, с которыми в скором времени должны были образоваться сквозняки, но не находили ничего знакомого, за пультом дежурил Денис, и с ним разговаривали, составляя записи об открывавшихся за сутки порталах, Капитан-Командор, Дима и Тима. Всеми между делом обсуждалось что-то забавное, вроде как Денис, пройдя через сквозняк наугад, оказался то ли в женском монастыре, то ли в женской раздевалке какой-то футбольной команды… В общем, чтобы не допустить конфуза, он тут же дал задний ход, но вслед за ним через портал таки пролетела некая деталь дамского гардероба.
В момент, когда возможные версии предназначения детали уже были высказаны и осмеяны, а про женщин в целом был сделан единодушный вывод, что их не понять, по пещере резко пронесся горячий ветер – признак открытия портала. Вслед за ним из стенки пещеры выпрыгнула Ася. Ей в спину полыхнуло пламя, будто гналось по пятам. В наступившей тишине она отряхнула подол длинного платья, выпрямилась и замерла, поймав на себе ошарашенные взгляды нескольких пар глаз. Было от чего ошарашиться.
Вокруг ее запястий болтались обрывки веревки, на руке сквозь разорванный рукав виднелся длинный кровоточащий порез, запекшаяся кровь и синяки покрывали босые ноги, мелкие крова-вые точки обрамляли лоб.
— Черт… — процедила она. — Тут надо поставить кабинку для переодевания. И бочку с водой…
— И организовать медпункт, — уже знакомым ей издевательским и одновременно задумчивым тоном дополнил Герман.
Старательно наращенные им на сердце латы треснули, растаяли, будто соломенные, опалившись пламенем, из которого выпрыгнула Ася. Сердце тоже опалилось…
Она скользнула по нему взглядом возбужденно блестящих после пережитого стресса глаз и стала распутывать лохматые веревки. Никто не поспешил ей помочь – все, затаив дыхание, любовались ею. Даже с синяками и порезами, с пятнами сажи на бирюзовой ткани платья, с растрепанными волосами, она была фантастически прекрасна в этом образе богини войны. Очевидно, что последняя битва была ею проиграна, но также очевидно было и то, что она победила. Она выпала из боя другого мира, принеся с собой в этот его самую главную часть – его дух, которым пропиталась: парадоксально уверенное отчаянье, увлекающее к цели, сметая преграды и нивелируя расстояния. Четкие, красивые движения рук, рациональное изящество во всей фигуре, сражающая мощь пронизывающего взгляда вызывали благоговейное почтение. Но восхищение большинства присутствующих подавлялось смутным ощущением, что это все неправильно, что так не должно быть.
— Что там с тобой случилось? —  спросил Капитан-Командор, до которого в принципе любые ощущения пробивались с трудом.
Кого-нибудь другого Ася вряд ли удостоила бы ответом, но не ответить ему, хозяину этих мест, она не могла.
— Меня хотели сжечь как ведьму, — нехотя отозвалась она.
— За что? — изумленно спросил Толя, в эту минуту входивший в пещеру.
— Высокий суд нашел, за что, — надменным тоном заявила она. — Думаешь, что проведешь расследование лучше?
— Всё! — рявкнул он. — Хватит! Твое безрассудство переходит всякие границы! Я запрещаю тебе соваться в порталы!
— Ну и что? — крикнула в ответ она.
Они стояли друг напротив друга и, казалось, вибрировали от ярости.
— Марш домой! — орал Толя. — Тебя уже в школе потеряли!
— С чего бы? — в том же тоне отвечала она. — Я два месяца назад сдала все зачеты за шестой и седьмой класс!
— Сдавай за восьмой!
Дима и Тима нервно переглянулись.
— Ребята, спокойно! — жалобно нарушил перепалку Дима. — Не надо семейных сцен на людях…
Несмотря на злость, Ася ухмыльнулась краем рта, а Толя чуть заметно покраснел.
В этот момент Германа, не услышавшего ни слова из «семейной сцены», будто толкнул в спину непонятный инстинкт, требовавший удостовериться в том, что эта чудо-девушка — не морок, явленный больным воображением. Плохо соображая, что делает, он встал между ней и Толей, опустился на одно колено и принялся осторожно распутывать остатки веревок на ее запястьях. Развязав, внимательно осмотрел руки… потом провел ладонями, смахивая пыль и ощупывая, по ступням и голеням. Он пристально вглядывался во все ранки, и видно было, что сосредоточенное внимание на его лице сменяется рассеянным потрясением.
«Это след от раскаленной спицы, — определил он. — Ногу протыкали спицей насквозь, совсем недавно». Герман удержался, чтобы не произнести эти слова вслух, ведь лояльности Толе они бы не добавили. «А ступни, похоже, сжимали тисками…ей, наверное, очень больно стоять». Круглая опухшая рана на руке, такая же – с тыльной стороны. «Гвоздь…» Он поднялся и продолжил осмотр, убрав волосы с Асиного лба. Кровавые точки образовали окружность, охватывая всю голову. «Какой-то шлем или обруч с шипами…»
Ася не шевелилась. Никто не шевелился, следя за движениями Германа, затаив дыхание. Но все видели не освидетельствование телесных повреждений, а нечто совершенно иное. Это была словно беседа двух тел, таинственный акт нежности, под музыку, которая в абсолютной тишине отчетливо слышалась каждому, где-то в области груди. Мощные волны непонятной энергии заполнили пещеру и пронзили присутствующих, погрузив тела в гипнотическую негу.
Юра, наиболее близкий Герману по духу, неотвратимо заражался его состоянием. Он испытывал острую потребность самостоятельно ощущать то, чем насыщал пространство брат, творить это наркотическое состояние счастья.
Денис, чувствительный до способности видеть эмоции, наблюдал самую удивительную картину: от Германа исходило оранжевое свечение, настолько сильное, что заполняло искрящимся светом все вокруг; постепенно такое же свечение, пульсируя, возникло в центре Асиного тела и разгоралось все ярче. Оно обволакивало ее, будто нежно ласкало, укутывало, струилось по ней, переливалось золотистыми и красными тенями… Между тем, на уровне головы Германа стало медленно разрастаться черное облачко, легкой дымкой укрывая оран-жевые искры. Видение было настолько красивым, что Денис забыл дышать. «Боже, что он делает?!» — чуть слышно прошептал он, чувствуя, что нечто сильное и красивое, наполнившее пространство пещеры и все находящиеся в ней тела, становится еще и трагичным. Денис понял, что Герман обладает крайне редким даром улавливать в тонком мире эмоций и наращивать до степени насыщения самого воздуха любовь. Герман! Медведь-девственник, кто бы мог подумать!
«Все, что делает, делает лучше всех», — очень тихо, почти незаметно, прошуршал голос Королевы, словно в ответ на мысли Дениса. Кому надо, тот услышал.
Денис метнул беспомощный взгляд на Капитана-Командора. Он проницателен, но влияние эмоций ощущает слабо. Что видит он? Казалось, что Капитан-Командор видит тоже самое. На его лице мелькнуло выражение горечи, и он тоже очень тихо произнес:
— Так надо.
Герман не сознавал, что случайно спровоцировал локальный климатический кризис. Он думал, что окружающие видят лишь его интерес к Асиным травмам, а личное осталось тайным. Под прикрытием своего заблуждения он не сдерживал настигший его приступ обожания этого существа, казалось, совершенного, но такого уязвимого. Он наслаждался собственным огромным, с трудом преодолимым желанием поглотить ее, охватить всем своим телом, отдать ей его взамен ее израненного, пока раны не заживут. Когда с языка Германа чуть было не сорвалось: «Господи, как же я тебя люблю…», он сжал зубы до скрежета. Справившись с собой, спросил:
— Зачем ты на это пошла?
Она судорожно повела плечом.
— На это пошли тысячи женщин, таких же, как я.
— Что ты там делала?
— Училась. Лечила. Детей.
— Почему позволила себя пытать?
— Это нормально для ведьмы. Я должна была узнать, на какие испытания они идут. Знают, но идут…
— И это… тоже не в первый раз?
Она не стала отвечать. Она и так, словно в трансе, сказала слишком много. Никого не касается, где она бывает и что там с ней происходит. Кроме близких. Но он – не близкий. Он – далекий. Чем-то очень крепко с ней связанный, но далекий. В его глазах, только что подаривших ей все сокровища мира, теперь была лишь черная пустота. Эта пустота за краткий миг высосала всю ее силу, она резко ощутила тупую ноющую боль от всех ран одновременно, и пошатнулась. Герман подхватил ее за локоть.
— Я позову Сережу или Тима. Они знают, как это лечить.
— Не нужно, я вылечу себя сама. Я же ведьма.
Денис, настроенный на волны Асиных чувств, уловил исходящий от нее поток боли, и ясно понял, что это за боль. «Сволочь», — подумал он про Германа и громко спросил:
— А грозу ты вызывать умеешь?
Спрыгнул со своего возвышения и подошел к ним.
— Подежурь на пульте, — ядовито попросил он, подхватывая Асю на руки, и тихо, сквозь зубы, добавил: — а я пока вместо тебя побуду.
С этими словами он вышел из пещеры. Ася закрыла глаза, прижавшись щекой к его плечу, – то ли заснула, то ли потеряла сознание.
Герман, отчетливо ощутивший укол чужой ненависти, как во сне занял место дежурного.
— Что это было? — спросил Дима.
— Электромагнитная аномалия, — ответил Капитан-Командор таким тяжелым тоном, что никто больше не захотел высказываться.

II
Толя, Дима и Тима вместе ушли по домам, Юра с загадочным видом тоже куда-то отправился, Никита с Игорем поняли, что их присутствие теперь лишнее, и тоже покинули пещеру, а Герман, подумав, включил встроенный в пульт блок запоминающего устройства и нашел лишь ему и Капитану-Командору известный реестр.
Капитан-Командор незаметно удалился, и Герман остался в одиночестве, что его в тот момент совершенно устраивало. Он просматривал миры, в которых когда-либо побывала Ася. В большинстве из них он ни разу не был, и их координаты ни о чем ему не говорили. Он задумался над возможностью слежения…
Вернулся Толя.
— Надо сделать так, чтобы Ася больше не смогла проходить через портал, — с порога заявил он.
В этом Герман ему помогать не хотел, но и наживать второго врага за один день он не хотел тоже.
— Как? Усилить вахту и не пропускать только ее? Здесь можно, а как быть с двумя другими порталами, которые перемещаются?
Толя на секунду сжал губы, а потом выпалил:
— Королева!
Неожиданно она отозвалась. И даже явила свой образ в виде смутного силуэта сидящей женщины в белых одеждах на зеркально-гладкой поверхности простенка пещеры.
— Нет, — мягко сказала она.
— Это слишком трудно? — уточнил Толя, полный решимости преодолеть все препятствия.
— Нет, — повторила Королева. — Я не хочу ограничивать Асю.
— Почему? — поразился Толя. — Она ведь может погибнуть.
— Я наблюдаю за ней, — просто ответила Королева. — Если вижу, что риск для ее жизни критический, посылаю сигнал о помощи. Так уже было.
Толя молчал, соображая.
«Точно, нужен дух», —  подумал Герман. «Хотя бы до тех пор, пока я не придумаю какой-нибудь транспространственный пеленг».
— Значит, ты видела, как ее допрашивали? Пытали, избивали? — недоверчиво спросил Толя.
— Да.
Герман пытливо всматривался в изображение женщины. Толя не знал, что еще сказать. Стыдить Королеву было бы глупо. Она соизволила объясниться:
— Я заинтересована в том, чтобы она прошла через все, что считает необходимым.
Герман инстинктивно ощутил, что это так, и интерес Королевы к Асиным приключениям сродни ее интересу к его научным исследованиям.
Толя повернулся и ушел, больше ничего не сказав.
Ночью Германа у пульта сменил Капитан-Командор. У него тоже был разговор к Королеве, с его точки зрения, очень важный. Она сразу явилась и ему.
— Что можно сделать с этим дурацким роком? — сходу спросил он.
— Не знаю, — отозвалась она.
— Но можно, хотя бы, убедить Германа в том, что это неправда?
По залу будто пронесся вздох.
— Я не заинтересована в этом.
— Почему? — в этот час настал черед Капитана-Командора удивляться.
— Вера в смерть мобилизовывает в нем сверхчеловеческие способности.
— Но она причиняет страдание ему и Асе.
— Это к лучшему. От несчастной любви гораздо больше пользы, чем от счастливой. Счастливая любовь – достояние лишь двоих, она приносит им абсолютное удовлетворение и тормозит развитие, делая его бесполезным, а несчастная рассеивается по миру, украшая его, побуждает искать и исправлять свои недостатки, совершенствоваться, изливать свои красивые чувства на все вокруг. Ты испытал это на себе. Сегодня Герман поднял такой шторм в астральном мире, что взволновались даже эфирные тела, и твоя парализованная сенситивность очнулась, ты стал воспринимать эмоции. Еще одно такое потрясение, и к тебе вернется память.
Капитан-Командор покачал головой.
— Не думаю, что готов так дорого заплатить за это. Им плохо, они несчастны.
— Ты ошибаешься. В иные мгновения они счастливы так интенсивно, как редко бывают счастливы люди. Поверь, это лучшая плата. Я знаю, я питаюсь счастьем.
— Двое моих самых близких друзей стали врагами…
Пауза. И снова вздох.
— Это так. И это плохо. Но только сейчас. Впереди еще много чего может случиться.
— Чего? Я не могу покинуть Землю, зная, что Герман из-за этого умрет, но если альтернативы не будет? Сколько он проживет? С чем на сердце ему придется умереть?
— Не бери на себя заморочки чужой судьбы… С чем он умрет – не знаю, но он уже прожил гораздо больше, чем многие люди, вместе взятые.

III
Герман сдался. Он сказал себе, что любит Асю, и перестал бороться с этой данностью. Про себя он называл ее не иначе как «невозможное существо», уходил от прямых контактов, но стремился к тому, чтобы знать о ней как можно больше. Он считал, что рано или поздно настанет миг, когда она будет нуждаться в его помощи, и готовился ей помочь. Он занялся медициной, вернее, травматологией, изучил все, что придумало человечество, тысячелетиями ломая ноги, получая удары «тупыми твердыми предметами» и утрачивая телесную целост-ность. Конечно, решил, что этого недостаточно, и изобрел собственные методы диагностики внутренних повреждений, обезболивания и лечения.
Он научился спокойно мечтать о ней, «невозможном существе», – вспоминая пережитые ощущения, мысленно касаться ее кожи, волос, купаться в глубоком море фиолетово-зеленых глаз. Эти мечты всегда сопровождали его покой, а если бы он не опасался, что она об этом узнает, то мог бы говорить о ней часами, совершать подвиги ее именем.
Но он не позволял себе и словом обмолвиться о своей любви ни с кем. Даже Юра, который напрашивался на беседу, получал в ответ от брата только ироничный взгляд. Чем настырнее лез в душу Юра, тем ценнее было для Германа деликатное молчание Капитана-Командора.
Однако Королева, стремясь получить свой лакомый кусок «счастья», периодически сталкивала Асю и Германа лбами, зная, что они не смогут, находясь близко друг к другу, устоять перед соблазном вызвать вновь свои волшебные переживания и, погрузившись в них, «поднять шторм в астральном мире». Ради этого ее Величество беззастенчиво интриговала.