Сегодня в маршрутке я страшное видел.
Сидит на сидении дядя в черном-пречерном костюме.
На дяде розовая-прерозовая рубашка на толстом - претолстом пузе.
У дяди усы из блестящей черной волосни и галстук, похожий на покрытый беловатым налетом язык.
А напротив сидит девушка маленькая, ручки тоненькие, ножки тоненькие, глазенки голубые, испуганные, а на коленях ее не просто огромная, а ОГРОМНАЯ, жирная сумка.
Маслянисто-черная, лоснящаяся, с вставками блестящими, подобно мокрой шкуре, а сверху, где замок, два черных кожаных обода как на кошельке. И кожа на них в мелких морщинках, как толстые жабьи губы.
И вот, девушка ее открывает и сумка распахивает свою пасть, и шелковые внутренности у сумки такого же розового-ядовитого цвета, как рубашка у дядьки, а сверху она блестит, словно покрытая слизью кожа доисторического земноводного, только что вылезшего из вонючего болота... И дядька смотрит плотоядно на девушку и глазки у него маленькие и стеклянно-блестящие, как стразы на сумке..и сумка все шире распахивает свою влажно-розовую утробу пропуская в розовую глотку тонкую нерешительную ручку...
Дядька смотрит и сопит плотоядно, а сумка подрагивает и кожа на ее брюхе шевелится....и я вдруг понимаю, что эти твари родственники...И что сейчас сумка задрожит, глотательный спазм сотрясет ее влажно-блестящее опухшее пузо, чмокающий звук - и рука забьется между сморщенными черными губами, судорожный глоток, короткий вопль и только ноги торчат ...а дядька вскочит, воровато оглянется и затолкает бьющееся в панике и сдавленно-визжащее тело в бездонную утробу...
А потом поднимет сумку, повесит огрузший мешок на плечо, и, насвистывая, выйдет из маршрутки....
Судя по его толстому пузу и лоснящейся харе, он только сейчас вот так же сожрал кого-то...
Встал и вышел раньше. Как страшно жить!