Долька в море

Сергей Романовский
 Возьми коктейль, испив который, одних бросало в жар негодования, других - восхваления. Немного молчания, и едва не утонув в словах, читатель видит сухой остаток на дне.
 ”Это я, Эдичка”, это ”Улисс”, вывернутый наизнанку, никем не понят до сих пор.
 Обе книги обращены к элите, у Джойса открыто, у Лимонова в красной тряпке ширпотреба. Эпатаж вызывает реакцию ”люблю-ненавижу”, но не наносит удара обывателю. Стареет творение… но, возможно, эффективное оружие – разум, а возмужание героя есть движение от вопля к Логосу? И обратно - вызов ирландского ума, брошенный массам, становится громче, облекаясь в плоть века, стены, исписанные случайными стихами.
 Из "Улиссова" древа тянутся английская ветвь Бёрджесса и американская – Берроуза, сплетаясь у Лимонова. Первая от идеи книги, вторая от формы, уподоблённой телу.
 Вернёмся в 60-е годы XX-ого века, ”Заводной апельсин” срывается там, где никто ничего читает, где единственным литературным событием будет насилие. В 70-х от Эдички уходит жена, и с тех пор доносится его крик из Нью-Йорка. Открывается рана как сущность романа.
 После Джойса проблемный акцент смещается с отношения мужа и жены, Одиссея и Пенелопы, на отношение Сына к миру. Стивен Дедал, философ и поэт, хлебнув несчастий, возвращается домой, Алекс ребёнок-вожак, терпя муки, исполнен надеждой стать Отцом. Образ Эдички сочетает просвещённость одного героя с инфантилизмом другого. И в какой форме?
 ”Мягкая машина” раздувает тело до гротеска, лишь бы уместить его в искусственной среде, подвергнув всяческим экспериментам. Расщепляется организм, в осколках излучается киберпространство. Простор для биороботов, тупик для человека.
 Что дальше? – Мрак бессознания. ”Книга Снов” в ночи ”Поминок по Финнегану”.
 Другой ход делает Эдичка, обыденность не взрывается, а сужается в пошлость. Не поедание гамбургеров, не смотрение телесериалов, нет, резкий натурализм интимных сцен… отражает американскую жизнь. И суть pax americana лишь обёртка романа.
 Снимем суперобложку, перейдём от постмодерна к классике. Вместо утопии реализм. Зарубить старушку ради идеи, упасть в объятия негра от женской нелюбви – ирония одной традиции. Комнатка отеля ”Винслоу”, – аллюзия на жилище Родиона Раскольникова.
 Нужно время, чтобы достичь классического единства формы и содержания. Однако, близкий день глубокой трещиной проходит между внутренним и внешним мирами. Эдичка даёт девочке спать с другими, лишь бы не изменяла морально. Недуг эпохи - раскол плоти и духа. Эрос теряет связь с землёй, и дивное строение сбивает волна разгула.
 Была любовь как Атлантида. Если у Джойса ratio возрождает миф, то у Лимонова, наоборот, один надрыв, ничто иное не приближает то древнее чувство. Мир крадёт Елену. Спустя годы крадёт, и Россию. Протест ”Заводного Лимона” - инерция 90-х. Отменим политическую цензуру, воцарится хаос: у нас нет навыка самоорганизации.
 В конце книги Эдичка разрешается потоком брани, сидя на том же балконе, с которого началось путешествие. Автор назвал себя ”the absolute beginner”, но скорее его произведение – это точка безначалия, минус бесконечность.
 Важно то, что между строк скрыт способ успешного сопротивления США.  Сначала, ”Я, задыхаясь, жру голый на балконе. Я не стесняюсь неизвестных мне людей в офисах и их глаз”, с эпилога: ”Может, я набреду на вооруженную группу экстремистов, таких же отщепенцев, как и я, и погибну при захвате самолёта или экспроприации банка”. ”Я” растворяется в ”Мы”. Нарцисс увядает.
 Оппозиция скатывается к хулиганству. Если предположить саму возможность насильно свергнуть режим, то лучше сохранить самообладание, не шелохнуться. Пока нет прообраза нового порядка, который сменит старый, лучше взять ancien regime в публичную осаду.
 Когда комики носятся с Народным фронтом, хочется увидеть трагедию. Элита формируется из тех, кто способен привить себе то, что достойно любви. Вспомним, Марселя Пруста, обретение страсти есть обретение времени. Быть нужным самому себе, чтобы освободить других.
 Хорошо, если на всю страну один человек идёт вперёд в верном направлении. Мне здесь жить и здесь умирать, – говорит он, и, поэтому надо бы обустроить всё вокруг себя.
Я не знаю, как встряхнуть олигархов,прежде должна развиться политическая философия, исследующая проблемы насилия, говорящая о Логосе, о том, в какой форме воплощается справедливое государство.
 В Древней Греции любомудрие возникло из литературы, у нас Джойсиана не завершалась на Бёрджессе-Берроузе. Стивен, Алекс ищут дом земной, а Эдичка, потеряв жену, работу, родину, вдруг оказывается богаче всех в полноте своего времени.
 Древнегреческая история не знает обновления, Елена похищается постоянно… и в мире нельзя ни к чему вернуться, поскольку ты его не покидал. Раскрой душную материю, увидь жизнь - одновременное движение от начала к концу, от конца к началу, от любви извечной к той, что умирает в теле… и воскресает там, где на острие разума сходятся круги прошлого, настоящего, будущего, чтобы навсегда разойтись в безумной и неичерпаемой славе.