Рассказ Неожиданность?!?

 
                Неожиданность?


   Он уже несколько лет не был на море: работа, работа, работа.

   В этом новом для себя мире ему не сразу удалось найти свое место.

   Сначала он,  как и многие,  радовался.

   Был опьянен  ощущением свободы, ощущением  свободного полета:  в новой реальности  никто не назовет тунеядцем.

   А у него есть лелеемая мечта: уволиться с работы (все равно вертолетный завод, где он честно и не без  гордости,  отработал не одно десятилетие, «лежит на боку», зарплату уже полгода не платят; хорошо, что кое-какие накопления есть), стать "свободным художником" -заняться авиамоделированием.

  Он хороший инженер и "руки золотые", ему любая авиамодель под силу.
 
  Все изворачиваются кто как может, а у него такая коллекция, в крайнем случае, можно продать.

  Его жена, Ирина, как только начались перебои с зарплатой, как-то вечером посмотрела на него, сидевшего уткнув глаза в тарелку с опостылевшими макаронами, спокойно сказала:

 «Я сегодня подала заявление на увольнение, договорилась, что отрабатывать не буду.

  Через три дня я с Викой уезжаю в Польшу.

  Она меня берет в компаньонки, по «старой дружбе»», -

  последние слова она произнесла, как-то криво улыбаясь и немного осевшим голосом.

  С Викой отношения у них разладились, когда Ирина застала мужа и подругу страстно целующимися на лестничной площадке: вышли «покурить».

  Он поднял голову и смотрел на нее ничего не выражающим взглядом, затем лицо его начало медленно багроветь.

  Но он сдержался и только спросил:

  «Как же ты тяжести таскать будешь? Тебе нельзя...»

  Выполнил свой мужской долг, напомнил о недавней операции… .

  У Ирины дернулась щека и мелко задрожал уголок левого глаза, она подняла руку и прижала ее к взбунтовавшемуся лицу.

  Голос ей удалось держать все в том же спокойном тоне:

  « Вика не одна ездит, у нее грузчик-телохранитель».

  Больше ни он, ни она вопросов друг другу не задали.

  Он пошел посмотреть на спящего Славку, сына-подростка.

  А вернувшись в кухню, взялся мыть посуду, а потом долго сидел за склеиванием очередного самолета.
  Моделями самолетов, покупных и самодельных, было занято не только свободное пространство их небольшой двухкомнатной квартиры, но и вообще все более-менее свободное пространство, включая и кухню, где модели висели на приспособленных для них шестах под потолком.

  А Ирина сразу после разговора ушла в душ, где под струей воды выплакала свои невысказанные слова, а потом взяла книгу и, по обыкновению, читала в кровати, а затем долго еще лежала, слушая шуршание и тихонькие стуки его инструментов.


  С того вечера жизнь круто повернулась.

  Ирина  редко стала бывать дома.

  Вика правильно  сделала ставку на тонкий вкус Ирины и ее чувство стиля.

  Чуть оглядевшись, она и в поездках давала  дельные советы, оказавшись к тому же не лишенной коммерческой жилки.

  Довольно быстро у Вики наладились надежные контакты по всему маршруту, постоянные поставщики-покупатели, она расширила свою торговлю, а затем даже помогла Ирине создать свое дело.

  Помыслы ее не были так уж бескорыстны, она надеялась, что Ирина, увлеченная бизнесом, забудет о муже, а тот наконец-то захочет тепла человеческого, а не эту « Ледяную», это прозвище Ирине еще в школе дали.

  Но время шло, надежды увести чужого мужа  не оправдывались, да и Стасик, «телохранитель-грузчик», готовый в «огонь и воду» для «Хозяйки», мало-помалу становился привычным, необходимым атрибутом жизни.

  Ирина же с головой ушла в бизнес, у нее возник и неожиданно устойчиво сложился совершенно новый, непонятный и чуждый мужу круг общения.

  Даже сын отошел на второй план.

  Понаблюдав, Ирина убедилась, что мужчины ее прекрасно справляются и без нее, а близкое общение с отцом мальчику на пользу, он стал собраннее, самостоятельнее, ответственнее.

  У Славика, совсем еще мальчишки, даже появились  критически-покровительственные нотки в разговоре с отцом.

  А Вадиму пришлось, волей-неволей, взять на себя все заботы о доме, и сделался он настоящим домоседом.
  А желая как-то порадовать жену приятным сюрпризом, уютным и милым домашним чаепитием, испек пирог по бабушкиной кулинарной старинной книге. Пирог удался и пошел «на ура» в компании друзей Ирины.
  Как нарочно, в тот раз она вернулась со своими друзьями и они весело, и шумно отметили какую-то очень удачную сделку.

  В следующий раз Ирина мимоходом попросила мужа испечь «фирменный твой», чмокнув его в щеку уже в дверях.

  Так и повелось, что роли в доме переменились, «добытчиком» и Хозяином стала Ирина, а Вадим был «при ней».


  Вадим пытался переломить ситуацию, он устраивался на разные работы в частные компании, но там везде были строгие порядки, не давали отгулов, чтобы в любое время суток отзываться на призыв о помощи жене.
  А тут еще сын заболел серьезно, потом надо было помочь ему нагнать сверстников в школе.

  Вадим крутился в непривычной обстановке, пытаясь и работу не потерять, и дом тянуть, а потом махнул рукой и «заделался домохозяйкой», как говорила Вика.

  К тому времени Ирина заработала на дом, о чем они раньше и не мечтали.

  Вадим с увлечением занялся всей документацией проектной, всем строительством.

  Ирина составила план и смету, подсказала где, что и как покупать, да обдумывала и рисовала внутреннюю планировку и интерьеры.

  Сын тоже принял в этой работе активное участие, помогая отцу и проявив коммерческую хватку в разговорах с нанятыми рабочими.

  Дел у всех было много, дом строился, но при этом каждый в семье становился все более и более обособленным. 

  Жизнь в семье кипела, все увлеченно работали, но  параллельными курсами двигались они к цели.

  Целью стал вроде дом, но жизнь в нем представлялась не единым целым, а долевым участием. 

  Вадим все чаще задумывался об этом, пытался поговорить с женой, но она то бывала занята на презентациях, то решала неотложные и нескончаемые проблемы своего бизнеса.

  У нее был уже настоящий бизнес, она поставила сеть и развивала собственное производство, сумела найти и привлечь двух талантливых дизайнеров, сестричек-двойняшек из детдома, где занималась благотворительностью.

  Не жалела средств на их обучение и теперь пожинала заслуженные плоды.

  Славка окончил школу весьма неплохо, пошел учиться целенаправленно, чтобы продолжить начатое дело, к которому оказался хваток и смекалист.
  Авиамоделизмом, о котором он мечтал с отцом, заниматься было сначала некогда, а потом интерес как-то угас, потерявшись за яркими огнями дискотек, а главное – мать подарила ему машину, и он увлекся ночными гонками, street raсings – это увлечение поглотило его.   
  От армии его освободили, вследствие перенесенного заболевания.

  Ирина все сделала тихо и по своим каналам.


  Вадим, достроив дом, получил в свое распоряжение мансарду, весь верхний этаж.
  Теперь у него была и мастерская, где он мог заниматься в любое время, и выставочные стеллажи.
  Не было лишь желания. 

  Вообще жизнь его потускнела, да и сам он как-то потускнел, начал заметно горбиться,  хотя еще сохранял стройную для своих лет фигуру.

  Сказывалась хорошая физическая подготовка в юности и полное неприятие алкоголя и табака, хотя иногда, с хорошим бокалом сухого вина, любил выкурить сигару.

  Сын как-то подарил отцу трубку и хороший табак, но Вадим к трубке так и не притронулся, с того самого дня рождения.

  Его день рождения совпал с их официальным переездом в новое жилье.

  Ирина пригласила огромное количество «нужных» людей, были приглашены два фотографа-профессионала, которые снимали мастерскую и коллекцию Вадима.

  В этой коллекции давно уже не добавлялись новые экспонаты, если не считать тех, что Ирина привозила из своих поездок.
 
  Собственно, один из фотографов и высветил для Вадима его неприглядную ныне жизнь.

  В дом он принес котенка, нежно-персикового цвета, с голубыми глазами огромными, маленького совсем.
  Сказал, что тот сидел у ворот, и он подумал, что котенок хозяйский, выбежал в суматохе.

  Вадим протянул руку, а котенок доверчиво перешел к нему и лизнул в щеку, своим розовым язычком.

  Вадим растерялся от проявления такой доверчивости, у него даже сердце защемило.
  Он бережно прижал котенка к груди, а тот сразу успокоился и уютно устроился в его крупных руках, посапывая.
 
  Вадим отнес его к себе в мансарду, посадил в уголок шикарного дивана, по цвету совсем совпавшему с котенком.

  Он не ожидал, что Ирина поведет фотографов и «экскурсию» к нему.

  Но это случилось, а котенок, испугавшись такого количества незнакомых людей, фотовспышек и галдежа, метнулся к Вадиму за защитой, но попал на подол платья «от Армани». 

  Ирина ледяным тоном потребовала от Вадима «убрать эту мерзость».

  Неловко извинившись, Вадим взял дрожащего котенка и отнес на кухню, где его забрала их приходящая прислуга, выполнявшая и роль поварихи на каждый день.


  Тот день стал новой точкой отсчета в их отношениях.

  В ближайшие выходные Вадим настоял на разговоре с женой.

  Они спокойно, не теряя уважения друг к другу, глядя в глаза друг друга признали, что их семейный корабль давно уже заселен посторонними для одного из них пассажирами.

  Было решено не разводиться, по крайней мере,  пока Вадим не найдет себе  надежного пристанища.

  Они оба пожалели, что не оставили старую квартирку, но что сделано, то сделано.

  Впрочем, Ирину вполне устраивала их жизнь и она была благодарна Вадиму за его терпение и помощь, она отдавала себе отчет, что без его терпеливой поддержки, его умения создать ей надежный тыл, где можно было «зализать» любые раны, пожалуй, она бы не выстояла.


 Через день, на семейном обеде, где в происходящее был посвящен и сын, ничуть не удивившийся, а просто молча подошедший к отцу и пожавший ему руку, было решено, что Вадим уже много лет не был в отпуске, и пусть он поедет на свое любимое Черное море, поживет там, все обдумает.
 

  Он отказался от самолета и поехал «веселым», останавливающимся на всех мыслимых и немыслимых станциях поезде, наполненным действительно веселыми в предвкушении солнечного отдыха людьми.

  Вадиму хотелось окунуться в атмосферу того, ушедшего безвозвратно времени, когда они втроем, весело ехали к морю вот этим самым поездом.

  Он тогда выбегал из вагона на каждом полустанке и покупал у бабушек на перроне все, что попадалось на глаза, а потом они весело смеялись над его покупками, делились с соседями, угощались и угощали сами.

  За время поездки они все перезнакомились и потом, встречаясь на пляже или на рынке, приветствовали друг друга как старые знакомые.

  И теперь, поезд был наполнен веселыми, но, совсем иначе веселыми людьми.

  На остановках никто не выбегал, рискуя отстать, торговцы сами бегали под окнами, предлагая свои товары.

  Были это не те степенные бабушки-старушки, что раскладывали по бумажным кулечкам горячие пирожки или картошку со свежезасоленными огурчиками, горячую янтарную вареную кукурузу, сочные румяные яблоки, пахучие помидоры с лоснящейся кожицей,  а все те же «добры молодцы» да «красны девицы», коими наполнены ныне все улицы и шоссе.

  По вагонам постоянно ходили и предлагали горячую еду из вагона-ресторана, проводницы тоже не отставали и имели запас продуктов.

  Все это было удобно, доступно и – скучно.

  Вадим уступил свою нижнюю полку женщине с маленьким ребенком, и вынужден был почти постоянно находиться в коридоре, задыхаясь в жарком купе.

  Кондиционер, как и предупреждала Ирина, здесь не работал, а окно не открывалось, да и все равно из-за ребенка не откроешь.

  А в тамбуре пассажиры открыли, невзирая на окрики проводниц.

  Вадим уже пожалел, что не послушал Ирину, видимо, он действительно отстал от жизни.

  Изнывая от духоты и неприятной тянущей боли за грудиной, он отсчитывал часы как невольник, закрытый в темнице.
 
  И все же, Вадим приметил на противоположном конце юную, очень стройную девушку, которая тоже часами простаивала в коридоре.

  Внимание на нее Вадим обратил еще на вокзале, в ожидании поезда.

  Она была не одна, а в компании трех девушек постарше, которые тянули пиво из банок, громко разговаривали и хохотали.

  Особенно громко смеялась одна, она запрокидывала голову и, выгнув полноватую шею, издавала хрюкающе-визгливые взвизги, одновременно притопывая ногой.

  Вообще было странновато видеть эту девушку в такой компании.

  Вадим тогда удивился, почему она не отойдет от этой группы, ведь явно чужеродная и стесняется.

  А теперь, встретив ее в вагоне, понял, что они едут одной компанией.

  Подруги ее всю дорогу пили и играли в карты с молодыми людьми из соседнего вагона, громко смеялись и выходили покурить в тамбур, оставляя в купе проигравшую пару.

  «И чем они там дышат?»

 – вяло подумал Вадим, представив, как восемь человек день и ночь тусуются в маленьком, душном купе,

 - «Немудрено, что она здесь предпочитает стоять». 

  А колеса поезда все отстукивали, да отстукивали километры и часы жизней своих пассажиров.

  За окнами пейзаж сменился, чувствовалось приближение моря.

  Все поутихли, только детишки, коих было немало, бегали и то и дело спрашивали своих родителей, скоро ли море будет видно.
 
  Путешествие на поезде оказалось совсем не комфортным и не веселым, боль за грудиной не отступала и Вадиму, изрядно уставшему, хотелось только одного, добраться до маленького отеля.

  Он забронировал номер двухместный (не было в наличии одноместного), и теперь мечтал лечь в чистую прохладную постель, заснуть, а утром, на рассвете, пойти к морю.

  Больше всего любил Вадим море именно на рассвете, когда оно все как бы загорается изнутри, сливаясь с небом и образуя немыслимой красоты переливы всепоглощающей радости нового дня.

  Он вышел из вокзала вслед за таксистом, которого нанял у самого вагона.

  Пытаясь вдохнуть свежего, еще не нагретого дневным жаром воздуха, опять почувствовал тяжесть в груди и попридержал дыхание, невольно и рукой придерживая грудь.

  «Вам плохо?» -
 
  раздался участливый женский голос и кто-то снизу заглянул в его побледневшее лицо.

  Таксист остановился,  выжидающе глядя на пассажира и раздумывая, стоит ли связываться.

 «Нет, нет, все нормально!» -

  Вадим успокаивающе кивнул ему головой, дескать, сейчас, и обернулся на голос.

  Это была девушка из вагона, очень растерянная и уставшая.

  «А Вы почему одна?» - вопросом на вопрос ответил он.

  «Меня Татой зовут, то есть Наташей» - почему-то покраснев, ответила та и добавила, грустно и неловко улыбнувшись –

  «Они меня забыли».

  «Как это?» - удивился Вадим.

  «Да очень просто, забыли и все, вышли из вокзала с этими парнями, а их уже «рафик» ждал, сели и уехали».

  «Дела-а» - протянул Вадим, не зная как реагировать и вообще, не бросать же ее здесь на вокзале.

  «А поедем ко мне, у меня двухместный номер, поместимся, я думаю.

  Вы не думайте, там диван есть, вообще там и комнаты две.

  Поедем, а завтра разберемся. Вы их поищите.

  А то как я Вас так оставлю, поедем, а?!» - уже с какой-то просящей интонацией сказал Вадим, глядя в ее зеленые, утомленные от бессонных ночей глаза.

  Она доверчиво улыбнулась и просто ответила:

  «Спасибо, я Вам очень благодарна; а завтра, Вы не волнуйтесь, я найду себе жилье».

  Водитель, внимательно слушающий их необычный разговор, хмыкнул и быстренько подхватил у нее простенький чемодан, неплохой, но ручной.

  Уже в машине Тата-Наташа доверчиво, как старому знакомому, рассказала, что она с соседками по комнате в общежитии, решилась поехать на море, ее недавно умерший отец был родом из Севастополя, они все вместе собирались, да не случилось.

  А мама – коренная петербурженка, поэтому и зовут ее Татой, так принято в семье.

  Она так просто и доверчиво рассказывала о себе Вадиму, что у того было чувство, будто котенок лизнул его вновь своим теплым шершавеньким язычком.

  Но его все же мучил вопрос о том, как поселить Тату в свой номер и он не мог ничего придумать.

  Шофер, видимо заметив его несколько отчужденную задумчивость и тени, пробегавшие по лицу, сказал:

  « А у меня жена в этой гостинице работает, все устроит, не волнуйтесь».

  Вадиму показалось, что дышать стало легче и он действительно глубоко вдохнул свежий воздух из открытого окна.

  По телу будто хлыстом стеганули, но быстро отпустило и никто ничего не заметил.


  Номер оказался светлым, с хорошим кондиционером, очень уютным и с прекрасным видом на море.

  Вадим мысленно поблагодарил Ирину и порадовался, что в этом принял ее помощь и заботу, а она умела и любила жить со вкусом и комфортно.


  Отдохнув и перекусив заказанным в номер обедом, оказавшимся отлично приготовленным, Вадим пригласил Наташу полюбоваться ночным морем.

  Она без раздумий согласилась.

  У них как-то само собой складывались доверительно-уважительные отношения.

  Вадим где-то даже с горечью отметил, что, судя по всему, она не видит в нем мужчину.


  А вечер был поразительно хорош!

  Так прекрасны бывают лишь южные вечера, напоенные терпкими ароматами растений и неповторимым запахом морской воды, вместе они создают то, что, по мнению Вадима, не удалось ни одному парфюмеру мира.

  Они неторопливо вышли к морю и побрели вдоль кромки воды, ожидая более глубокой ночи, когда луна выйдет во всем своем великолепии и по водной глади побежит лунная дорожка.

  Молчание не угнетало, напротив, оно было наполнено, как бывает наполнена тишина понимающих друг друга людей.

  Вадим был благодарен Наташе за ее искренность и доверие, за вот это молчание.

  И Наташа поняла все без слов, она еще в поезде почувствовала в этом большом грустном человеке близкого ей по духу человека.

  Так и шли они по кромке воды, обдаваемые брызгами набежавшей волны.

  Людей было немного, чуть штормило да и всех отдыхающих притянули артисты, выступавшие на набережной, там было красивое флаер-шоу, играл неплохой инструментальный ансамбль.

  А здесь: вот парочка самозабвенно целующихся людей, кажется, они совсем забыли о мальчугане лет двух, бегающего возле них и играющего с волной.

  Мальчик сосредоточенно и молча пытался поймать волну, но хватал лишь остатки пены от ее набегов.

  Видимо, устав от своих бесплодных попыток, он решился и быстро, изо всех своих силенок, побежал за убежавшей волной, а на него накатывала уже новая, более сильная.

  Не успели Вадим и Наташа как-то отреагировать, как ребенок упал и волна закувыркала его в своих объятиях.

  Наташа вскрикнула, а Вадим вихрем сорвался и, толкнув по пути рукой мужчину, бросился за мальчишкой.

  Он поднырнул и успел выхватить ребенка из воды.

  Подняв его на поверхность, он старался продлить свое дыхание, удержать рвущую боль и улыбнулся, передавая мальчугана в чьи-то сильные мужские руки.

  Последнее, что увидел Вадим - испуганные глаза Таты.


  В отеле все постояльцы судачили о случае на пляже, всем было жалко красавицу-жену погибшего и его сына.

  Но еще больше тем для разговоров было о той молодой женщине, что оформилась в его номер.

  Увидев ее, заплаканную до безобразия,  жена застыла в недоумении, а сын, так похожий на отца, сначала замер на месте, а потом кинулся с криком:

  «Татка, я тебя нашел!».

  И девушка, подняв опухшие от слез глаза, просияла лицом, а потом, прижавшись к его груди всхлипывала и все пыталась сказать, как она и отец ребенка вытаскивали из воды отяжелевшее тело Вадима, на лице которого застыла улыбка, а "сердце разорвалось", как сказала ее бабушка по телефону.

  Мать молодого человека, взглянув на молодых, сделала знак менеджеру отеля и, отойдя в сторону, занялась текущими вопросами.

 Смерть, как и жизнь, не разрешает вопросов, она ставит новые, решать которые предстоит живым.