Очаг

Елена Асеева
Я -  русская.

Мне не стыдно, потому что со мной рядом святые и иконописцы, поэты и художники, философы и композиторы, не будь их, я бы изменила фамилию.

Но я не могу без них.

Они – мое единственное начало.

Оправдание всего произошедшего.

Россия – это они.

А еще души, невидящими глазами смотрящие на летящий снег.

Даже когда не могу простить прошлое и не могу придумать объяснение, почему я должна была родиться в Геленджике, который веками населяло племя натухайцев, исчезнувшее благодаря России, я пытаюсь, пытаюсь, пытаюсь восстановить ткань судьбы.

Ты только там, куда ты идешь.

Там, где ты есть, тебя уже нет.

«Гупсыси псалъэ, зыплъыхьи т1ыс» (адыг.) - «Подумай и говори, осмотри и садись».

Я гналась за собой чистой.

Бесстрашной.

Сильной.

С одной стороны от меня стоял призрак с рожей свиньи. Моей рожей.

С другой - рога козы, новоявленной художницы, возомнившей себя гением.

Мне нужно было взять обратно свою жизнь.

Она была рядом.

Но все время убегала от меня.

Он выковал из меня клинок. Я же пыталась снова нацепить на себя куриные перья.

Простите меня.

Мне часто становится просто невыносимо.

Меньше слов.

Я захожу в старый-старый дом  с охапкой сухих веток. 

У меня от жары кружиться голова.

Я бросаю на старую каменную лежанку бумажки со стихами, которые, как птицы, часто врываются в утро и сидят там, пока я их не вытащу на свет.

Эти бумажки мучают меня, поэтому я хочу растопить ими очаг.

Меня мучают буквы, люди вокруг, слова, собственная слабость, невозможность не реагировать на мир, раздражение к тем, кто меня раздражает, зависть к тем, кто свободен.

Я хочу собрать все внутри, как хворост, как засушенных птенцов, и поджечь, чтобы стать тихой.

Я не могу изолировать себя от жизни, она мне нужна, просто хочу сжечь все, что было мной.

Двадцать, тридцать лет, которые  сделали из меня соломенное чучело.

И я сжигаю.

А потом разгребаю угли и подвешиваю над ними котелок с водой.

На своем собственном пепелище вскипячу воду и заварю чай.

Потом нарву ягод ежевики, приглашу на чаепитие кота, собаку, пару белок и синепузую сойку.
 
Уи псалъэ гъэIэси, уи нэмыс гъэбыдэ (адыг.) –  «Ограничь свою речь и укрепи намыс».

«Что отмечаем?» - протрещит сойка.

«Смерть одного чучела».

«А-а, это чучело с поля подсолнухов, которое между холмами. Я за него ог-ро-менно рада!».

«Это чучело из чучел», - насыпаю сойке ягод ежевики. «Единственная достойная вещь, которая в нем была, это дырявая голова».

Сойка отчаливает, оставив на столе следы своего пребывания. Кот и собака тихо посапывают в углу.

В этой избушке посереди макушек деревьев я остаюсь.

Сушить грибы, носить ветки для огня и знать, что каждый день  - последний.

Любовь меняется, потому что меняются люди. Они переросли любовь, которую создали. Но есть другая, которая объединяет в себе все виды: божественную, детскую, старческую, братскую, небесную, по-ту-реальную, к мертвым, живым, животным.

Она делает человека менее счастливым, но более другим.

Она рождает человека в человеке.

Псэ зыхэту хъуам гушlэгъу хуэшlын ***йшъ(адыг.) – «Необходимо сочувствовать всем существам, в которых есть душа». 

На Руси купцом считали человека, который трижды разорился и трижды встал на ноги.

Первый раз меня скинули с небес, в которые я проскреблась, и те небеса назывались Harvard University. Так я не стала искусствоведом. Второй раз меня скинули с успешной карьеры в одной из крупнейших корпораций. Так я не стала управленцем. Третий раз - с небес бизнеса, у основания которого я стояла, и который ломал всех на своем пути. Так я не стала богатым человеком. Во всех этих падениях была виновата любовь, скорее так – любовь всегда срабатывала как стоп-кран, и падения заканчивались в моем родном городе на берегу Черного моря, где я еще долго не могла понять, что же со мной произошло.

Я поднималась. И только потом понимала, что самое сложное это не пережить крушение, а успеть вовремя переключиться в невесомость. Ведь  именно в ней, когда ты видишь мир далеко-далеко внизу, приходит, втекает главное: изменение.

Принять в себя пространство боли.

«Мысль должна быть длинной, речь – короткой» (адыг.)
 
Они создали  идеальную систему, которая не могла быть рождена ни в одной современной религии.

Кодекс уважения.

Уважения к женщине, к старикам, уважения к ребенку, уважения к гостю, уважения к самому себе.

Это было какое-то понимание, пришедшее из далекого прошлого, которое была для нас всех - будущим.

Бзылъфыгъэм жьыгъэ раты(адыг.) -«Женщин почитают как старших».

Кавказ был изолирован от мира, и именно благодаря этой изоляции они сохранили все это.

Этическое, социальное сознание было следующим витком человечества, и носителями его были те, кого Россия считала разбойниками.

Откуда?

В истории нет ошибок, надо просто очень сильно захотеть вспомнить, и это будет дорога в будущее.

Нэмысыншэр нэсыпыншэщ, (адыг.)  - «Лишенный почтительности лишается счастья».

Держите меня те, кто меня любит и слышит. На земле и на небе. Кто знает лучшее во мне.

Просто держите.

Прометей был прикован к кавказской скале. Одни считают, что это гора Фетш в Адыгее, другие – что это Орлиные скалы в Сочи. Есть версии даже о мысе Утриш и о горе Эльбрус. Какой бы ни была скала, но Он был, о нем есть сказания повсеместно на Кавказе.

Енох написал, что боги научили всему людей, а потом смешались с ними и породили великанов, за что и были наказаны. Книгу Еноха, один из самых уважаемых апокрифов, не включили в Библию, потому что никто ничего не мог в ней понять.

Италия  была образована после извержения вулкана, произошедшего 20 000 лет назад. Мягкий вулканический камень, туф, остывшую лаву, этруски использовали для строительства своих гробниц и храмов. Они приплыли с востока и выбрали Италию новой родиной. Их искусство совершенно.

История человечества такая маленькая.

Мы можем провести прямую линию от трилогии Эсхила до фильма «Матрица». 

Какой огонь принес Прометей людям?
 
Скрипят цикады, а дождь все не идет.

Цlыфым кlуэчlэ лыеу хэлъыр акъылы (адыг.) – «В резерве человека сила разума».

Мы только родились.

И даже еще не проснулись.