Искушение

Татьяна Чехова
   
 Иногда соблазны даются не для того,
 чтобы соблазниться, а для того,чтобы устоять
                /Юлия Корнелюк/.

    Алексей  проснулся, ощущая  свет, в избытке  подаренный солнечным летним утром. Глаз не открывал -  наступающий день не радовал. Из кухни доносился голос мамы:               
-  Надо отрезать больше -  удобнее выдавливать.
- Зачем?  Надо маленькую дырочку, - возражал папа.
- Зачем маленькую?! – уже с раздражением говорила мама.
- Потому что экономно, Соня!  Неужели, не понятно, - успокаивал папин голос.
- Нет.  Я  знаю, сколько  надо  майонеза,  - чеканила упрямо мама.

«Понятно, спор - какую дырочку надо отрезать в майонезном пакетике»– улыбнулся он. Родители жили душа в душу,  при этом постоянно выясняя то одно, то другое. «Милые мои», –  тепло коснулось сердца, немного отвлекло и сложились строки:

*Мама и отец – родные мои!
Я глаза вашим светом умою
И вашим теплом согрею я душу.

«Как у меня будет?» -  тревога, мучившая после нелепой аварии, с уходом жены стала  еще невыносимее.  Он старался держаться и не расстраивать родителей, но память  не жалела  и  возвращала к горьким дням. Комок в горле мешал и он глубоко вдохнул, чтобы восстановить дыхание и не расплакаться.

*Один человек остается в другом
Незримой занозой, иголкой.
Ползет ли по жизни, бежит ли бегом -
Все ранят обиды осколки.
Один человек висит на другом,
Его невозможно снять к ночи.
Пиявкою, скользким врагом,
И память забыть всё не хочет.

Стихи появились, как сгусток эмоций. Память не отпускала.  Вспоминалось, как изменилось  поведение жены после аварии, а о детях совсем разговоры прекратились,  хотя  раньше оба мечтали о них.  Жена, пряча глаза,  избегала близости  и  все чаще уезжала к своим родителям. А потом и совсем уехала. Алексей  столько раз думал об этом, но горечь и обида не проходили. И все-таки  это можно было как-то пережить. А вот как  совладать с желанием своего молодого, пускай и искалеченного тела,  как порох воспламеняющегося от одной лишь мысли о близости с женщиной!

Солнце радостно заглядывало в окно, словно хотело успокоить и обогреть, а ему вспоминался такой же летний жаркий день, когда  они с женой любили друг друга.   Волна  окатила,  и Алексей  положил  руку на низ живота. Сердце и дыхание  ускорили бег и скоро  желанные ощущения  пронзили и отхлынули.  На смену пришло чувство недовольства и опустошения. Хотелось оправдаться. «В конце концов, если жизнь не складывается, то самоудовлетворение помогает снять напряжение».

В комнату вошла мама, привычно  коснулась губами лба сына,  проверила -  нет ли температуры.
- Доброе утро, Лешик. Открывай глаза сынок, вижу  - не спишь,  – ласково говорила,  двигаясь по комнате и  на  ходу – подняла книгу, упавшую на пол, открыла шире окно  и подвинула ближе к кровати инвалидное кресло.

- Вставай, милый. Отец уже уехал. Надо покормить тебя, а то скоро ученица придёт,  – пыталась расшевелить и втянуть в разговор сына.- И знаешь кто? – не ожидая ответа. – Алена с четвертого этажа. Помнишь? Ну, дурочка, что недавно привезли из деревни.
- Так она же  взрослая. Ей, наверное, лет двадцать, - вспомнил Алексей.

- Твоя ровесница, двадцать четыре. Начальную школу кое-как в деревне  закончила. Отец  попросил позаниматься. Бедная девочка, - вздохнула Соня. – Не понимаю,  мать же учительница, правда директрисой больше работала, но все-таки.  Неужели не может со своим ребенком позаниматься? И вообще,  раньше надо было внимание уделять, –  с  досадой  закончила она. Её заинтересовал рисунок на столе:

- Это же Еленовка!? – повернулась она к сыну.- Я знаю это место. Красиво как! – восклицала она. –  А чего не красками? Давай, отзанимаюсь с девочкой и схожу куплю?
- Купи, - соглашался сын. - Помоги. - Алексей с сердцем толкнул инвалидную коляску.

- Через месяц протезы будут готовы, сынок. Тогда ни коляска, ни костыли не понадобятся, - приговаривала Соня, помогая сыну встать с кровати.

***

Занятие с Аленой закончилось,  и мама  зашла  к сыну:
- Лешик, я  ухожу. Тут к тебе  Алена  хочет зайти,  – и на молчаливый вопрос сына  недоуменно пожала плечами. - Не знаю. Поговори. Всё убегаю. - Она вышла и  послышалось: - Иди, иди Алена, Леша в комнате.

Алексей  недовольно отложил  рисунок и повернулся к двери. Он попытался припомнить облик  Алены, но это не удавалось.  «О чем с дурочкой разговаривать?».

Здрасте, -  девушка переступила порог, прижимая к груди тетрадку и школьный пенал.  Алексей окинул  взглядом точеную фигурку,   задержался  на детских  туфлях без каблуков, поднялся выше -  оценивая стройные ноги, плавную линию бедер и высокую грудь.  Пристальный  взгляд чуть выпуклых глаз  посеял  тревогу,   и он поспешно ответил:
- Здравствуй, Алена, – и добавил -  Как  поживаешь?

Она не ответила, оглядывая комнату.  Яркая фигурка клоуна на книжной полке привлекла, и она подошла ближе.  Слегка коснулась, от чего тот закивал головой.  Девушка    смотрела широко открытыми глазами, потом  повернулась к Алексею,по- детски открыв рот. Мужчина не знал как себя  вести и,  молча смотрел на нее.

Теперь она заинтересовалась рисунком на столе. Алексей собрался отъехать, но девушка  уже  протискивалась в узкую щель между коляской и столом. На него  пахнуло женским  телом,  и он инстинктивно потянулся к нему, страстно желая  дотронуться, прижать и насладиться ароматом.   Подобно бочке с порохом,  тело, как будто ждало случайной искры, чтобы  последовал взрыв. Стараясь переключиться и  не молчать, он  произнес охрипшим   голосом.
- Что нравится? – и как-то заискивающе -  А ты умеешь рисовать?

Алена повернулась с рисунком в  руке.  Глаза  пристально смотрели на него,  он же не мог отвечать прямо и открыто. Не успел Алексей осознать причину  волнения, как пенал, что она прижимала к груди  выпал и  девушка,  подавшись к нему,  поспешила поднять его.   Грудь на мгновение  коснулась  лица  и он,  кажется,  даже успел сделать движение губами, как будто поцеловал. Но тут   тетрадка  упала  на колени и снова шея,  с тонкой пульсирующей венкой,  проплыла у него перед глазами, а в вырезе платья мелькнула полоска незагорелой кожи.  Одной рукой держать пенал и поднять тетрадь у Алены не получалось, но она не выпускала из второй руки рисунок. Алексей засмеялся, помогая,  она беззаботно и легко рассмеялась вслед, как смеются только дети –  широко открыв рот и совсем не заботясь, как выглядят со стороны. Эта суматоха как-то сблизила их, стало легко и приятно.  Ему захотелось дотронуться до неё, что он и сделал, взяв  за руку:

- Так что? Ты умеешь рисовать? Нравится? - показал он глазами на рисунок.

- Да, - кивнула  Алена и неожиданно села к нему на колени, как садятся дети, обхватив  рукой  с рисунком шею. Алексей поправил ноги, чтобы не сползали, почувствовал через легкое платье  упругость молодого тела и  чуть не задохнулся, представив,  что там под платьем. Он взял рисунок  и  повторил вопрос, хотя хотел  не разговаривать, а обнимать.
- Да – повторила она, доверчиво прижимаясь к нему.

- Я пришла, - раздался голос из прихожей,  и  только Алексей успел ссадить Алену с колен, мама  зашла в комнату и внимательно посмотрела на девушку.
- Ты быстро. Купила? – спросил Алексей, ощущая недовольство и стараясь не показывать его.

- Нет. Я вернулась, -   чем-то  взволнованная ответила мама и обратилась:
- Алена. Ты, пожалуй, иди.  Там отец  ждет,  – и,  обращаясь к сыну, пояснила, - Только что в  подъезде с ним столкнулась.

- Пошли, пошли, я провожу тебя – повторила  настойчиво Соня  и даже взяла за руку, неподвижно стоящую девушку.
- До свидания, Алена, - вслед проговорил Алексей.  Она повернулась и печально,  как ему показалось, через плечо глянула на него. Стукнула дверь.

Хорошо, что мама не сразу зашла  в комнату – было время прийти в себя.   Он  думал об Алене и  слагались строки:
*Пробираюсь ладошкой,
Сердце бьет остановки.
Позади все барьеры -
Ткани тонкой полоски.
Там среди лепестков
Поцелую я слезки.
Словно плакала роза
Расставаясь с весною.
Я всегда, мое сердце,
Буду рядом с тобою.
Твой дурманящий запах
Опьяняет безмерно.
Без него уже жить
Не смогу я наверно!
   
- Ну что,  Алена? -  обратилась  Соня к сыну.
- Что, что Алена? – немного раздраженно буркнул он,  двигая кресло ближе к столу.
-  Да, это я так. Просто. Не обращай внимания, -  повернулась мама уходить.
-  Мама! – остановил он её. Всё  касаемо Алены вдруг стало необыкновенно важным. -  Скажи! Что ты хотела? - допытывался сын. Она остановилась, раздумывая -  стоит ли передавать  разговор с отцом Алены.
-  Ничего. Просто  Валера такие  вещи говорил.

- Какие вещи? –  интересовался сын и она остановилась в нерешительности. Разговор и вправду был странный:
-  Здравствуйте. Как там, моя? -  затягивая ослабшую веревку на кипе картона, которую собирался грузить в лифт, откуда только что вышла Соня, спросил отец Алены.
- Здравствуйте. Слабенько, очень слабенько. Но девочка она хорошая, тихая, послушная. Ей бы ремесло какое в руки. Может это даже и нужнее, чем сейчас таблицу умножения учить, – высказала мнение Соня.

Закончив возиться с веревкой и погрузив картон, Валерий Петрович выпрямился:
- Вот, приходится заниматься.  На одну пенсию не проживешь, - махнул он головой  в лифт. И без перехода: - Ну, а как  сын ваш? Пришел в себя после аварии?

- Ну, если можно так сказать, - покачала головой Соня.- Ног ведь не вернешь. Селезенки, пол легкого лишился – тоже  здоровья не добавляет.
- Не говорите, - кивнул он согласно. - Слышал, жена его ушла? Вот они жены нынешние, трудностей не любят, – напористо говорил Валерий Петрович.

«И откуда знает? Вот уж действительно большая  деревня, ничего от соседей  не скроешь» -  с неудовольствием подумала Соня, не отвечая. Сказать было нечего, а врать не хотелось.

- Я вот что подумал,  Соня,  –  сосед взял женщину под руку и продолжил,  доверительно наклонясь,  -  Уважаю я вашу семью,  -  Соня  недоумевала. - Знаю  давно, так что буду говорить прямо, не обессудьте, -  он помолчал и продолжил. -  Дети взрослые у нас. И как бы это сказать, - он на минутку замолчал, подбирая слова, - не совсем здоровы. Жизнь прожить не поле перейти. Мы живы пока, можем  помочь. А как нас не будет? Кто поможет? Вот я и подумал, может они столкуются, будут общаться, понравятся – вот и будут друг другу в помощь. А?! – Он заглянул  Соне в глаза. Она же обомлела, не в состоянии  принять   сказанное. Мгновение переждав,  Валерий Петрович всплеснул руками:
- Ох, что ж я лифт-то держу! Всего доброго, Соня. Рад был поговорить, - и дверь  лифта закрылась.

«Говорить-ли?» - мучилась мама. «Мальчик мой. Испытание какое. Как  мне помочь? Пока могу. Что  могу? Ведь женщину  не заменю. Жизнь свое требует.  Ушла Оля.  Где найти порядочную?»

В эти мысли ворвался голос Алексея:
- Мама!   Так что он говорил?
- Может я не так  поняла, сынок - нерешительно начала Соня, -  но мне показалось, он рассчитывает, что Алена понравится и останется у нас,  - и уже робея и страдая от сказанного,  замолчала. Сын слушал,  наклонив голову.

- Ты подумай, сынок. Мы с отцом  препятствовать не будем. Как хочешь, – и, не ожидая ответа,  быстро вышла и долго еще мерила шагами кухню, раздумывая и убеждая себя.

Ночью Алексею снилась Алена.
* И пахнет тобой моя влажная кожа
Целую я губ бархатистые росы.
Пусть наше единство нам силы умножит
Любовь даст ответ на любые вопросы.

Держу я в руках изящное тело,
В груди закипает горячий источник
Губами читаю на бархате белом
Посланье любви из родинок-точек.

Блаженство словами излить невозможно,
Как будто случайно, как будто нечайно
Касаюсь я робко и осторожно
Открытой дороги к твоим нежным тайнам.

Упоительные картины сна сменились детьми. Они смеялись, широко открыв слюнявые рты, в которых  не помещались распухшие  языки и,  взявшись за руки, водили хоровод. Потом тянули руки к Алексею,  пытаясь что-то сказать.   Папа, па-па – кричал он, страдая оттого, что они не могут повторить  важное слово. Он проснулся  разбитый, с этим словом на губах.

В день очередного занятия, услышав голос дурочки в прихожей, Алексей закрыл дверь  комнаты на замок.

---------------------------------
* Стихи Дмитрия Николаевича Афанасьева.