Я хотел её видеть. Не знаю, почему. У меня были совсем другие планы на жизнь, абсолютно.
Лена уехала на каникулы, не сказав ни да, ни нет. Я так долго решался заговорить с ней о своих чувствах, и вот теперь смог. Но она ничего определённого не ответила. И не отказала, в общем, но и «да» я не услышал тоже… Особенно рассчитывать не на что, конечно. Кто она, и кто я. Обыкновенный парень из Тулы, родители - рабочие. А Лена, можно сказать, мажорная девочка. Москвичка. Это очень мешает. Её семья вряд ли будет довольна, и сама она тоже может думать, что я из-за этого… Поэтому я долго молчал, почти два года. Но она мне так сильно нравится, больше было невозможно. К тому же стал бояться, что уведут. С её внешностью и положением родителей, очень легко…
И тут приезжает абитура. И эта девчонка из Миасса…
Мы с Яшкой сидим всё лето в общаге, потому что подрабатываем на каникулах. Поэтому домой не поехал. Но таких, как мы с соседом по комнате, немного. Почти все места сейчас отданы абитуриентам. Приехали поступать, наивные… Пятнадцать человек на место.
Мы надумали переехать, и присмотрели себе комнату на четырнадцатом этаже. Окна - на Юго-Запад, красиво. Раньше в ней девочки жили, чистая. Немного подремонтируем, и до пятого курса будем жить в ней. Вот абитура съедет, и начнём обустраиваться. Пока на своём десятом сидим. Но с комендантом уже договорились, комната точно наша.
Неделю назад решили сходить, посмотреть там обстановку. Вот тогда я её и увидел в первый раз.
Нахальная, резкая. В дурацких трениках, обрезанных по колено бахромой по низу. Типа, хипуем. Дурочка из провинции.
Её подружка ничего, хорошенькая. Хотя тоже из какого-то Глуходеревенска, но кокетливая, немного манерная, как раз в меру. Что-то татарское в лице, куколка. Одета со вкусом. Нет, я на ту запал, как зелёный первокурсник.
Она сразу наш приход восприняла в штыки, с порога. Ну и что, что будет ваша комната? Почему входите без стука? Что значит – живите аккуратно? Ты кто такой деловой, чтоб меня строить? Захочу – на стенах вам кукиши нарисую, а на подоконниках – эмблемы любимых рок-групп. И что ты мне сделаешь? Подумаешь, он тут студент!
Ну, борзота… Я разных видел, но обалдел, не знал, что и говорить. Только спрашиваю – ты откуда такая? Она с вызовом называет свой город, как будто это Париж или Лос-Анджелес… Яшка смеётся вежливо, он же интеллигент. Короче, эта сероглазая нас фактически выперла из комнаты. Дурацкая история абсолютно…
Весь следующий день ходил и не мог опомниться. Что это было? Вечером решил прийти. Яшка, идём тем девчонкам печенья отнесём. Чаю попьём с ними, а то получается, что нас выпроводили и вроде так и надо.
Она была уже не в штанах, а в длинной полосатой юбке, и по полоскам ещё крупные цветы с одной стороны. Многие девчонки тем летом носили подобные. Но из такой ткани я не видел ещё. Потом узнал, что сама сшила… Волком уже не смотрит. Ну, чай, так чай. Заходите.
Яшка тогда быстро на работу ушёл, у него вечерняя смена была. Я остался.
Села на подоконник. Она потом часто там сидела. Я тоже так люблю сидеть. Только она иногда ноги наружу свешивала, а я обычно лицом в комнату… Это пугало немного, тем более, что девочка странная. Кажется, смелая такая, улыбается дерзко и смотрит без смущения. Но отвернётся туда, где огни города и облака – и лицо делается совершенно другим. Как будто сейчас скользнёт вниз с подоконника. Глаза грустные, далёкие, будто не она сейчас говорила что-то колкое и язвительное в мой адрес.
Я стал там бывать каждый вечер. Иногда в комнате гостили другие поступающие из этого и соседнего блока. Но в основном у их компании место сбора было комнате рядом. Иногда я приходил, а она там. Её подруга с ними не особо тусовалась, сидела одна, учила билеты. И сразу шла звать соседку, чтобы шла домой. Пока не придёт, разговаривала со мной немного. Было даже интересно и приятно, девчонка умная и с юмором. Но нам обоим было ясно, что я пришёл не к ней.
Та, конечно, нахалка. Иногда приходилось долго ждать и даже соседку гонять туда по два раза. Ну, не в прямом смысле гонять, просить позвать ещё раз. Издевалась она понемногу, что ли?
Нас часто оставляли одних. Я смотрел на неё и не понимал, что будет, когда она уедет. Не поступит же. Я сам попал в университет по сильнейшему везению. На последнем экзамене наша, теперь самая любимая преподавательница, Людмила Захаровна, поставила мне «четыре» ни за что. Сказала – учитесь, Саша… Если бы трояк, у меня бы не было проходного бала, хотя я и поступал после армии…
А эта не учит ни фига. По концертам они ходят, и все вечера треплются. Бестолочи. В прошлом году уже не поступила, на что в этом рассчитывает, непонятно. К тому же к девушкам на устных экзаменах отношение почему-то более строгое, чем к парням.
О чём говорили. Я – о жизни, конечно. Третий курс, как никак, да не сразу после школы. Чувствовал себя взрослым, в столице пожил, цинизма набрался. Грузил её взрослыми реалиями, грязью всякой. Потому что она со всеми замашками амазонки – дитя дитём. Колкости и поза независимой девочки – маска, скрывающая полную беззащитность. Наивный ребёнок. Целовалась ли вообще…
Её эти беседы изматывали. Не хотела верить, сколько вокруг дерьма. Я её вгонял в натуральный депресняк. Не удивительно, что стала гасится в соседнюю комнату. Но подружка её застыдила – слушай, что я с ним сижу, он же приходит к тебе. Встречай его сама, ладно?
Я немного сбавил обороты. Видел, что мучаю, а без неё уже не мог. Вообще-то я человек внешне весёлый, и развлекать девчонок мне не трудно. Могу и на лёгкие темы трепаться с удовольствием. Терпел глупые речи её приятелей. Был доволен, если посидел у них, пусть и не с ней наедине. Зато видел, как заметно она выделяется среди прочих. То, что грубая и резкая, это слетит со временем.
Один раз мы её с подружкой позвали в гости к нам, на десятый. А у Яшки была целая коллекция детских рисунков его подопечных, он их с практики хранил. Девчонки стали их разглядывать. Конечно, её подруга тоже восторгалась и умилялась. Но она… Я даже спать расхотел. Она бережно разглаживала рисунки по краям, улыбалась своим мыслям и молча посматривала на щебечущую подружку. Как будто имела, что сказать, но не хотела ту перебивать. Или свои ощущения смешивать, не знаю. Я тогда почувствовал, что она права, блин. Мир светел, и я дурак со своими выводами о всеобщем дерьме.
Яшка умничал, рассказывал о психологических особенностях детей, которые они демонстрируют в рисунках. Её подруга удивлялась и смеялась. А она только опускала глаза к листам. Я так и уснул – видя задумчивое лицо, освещённое ранним рассветом. Отрубился, а когда проснулся, гостей в комнате уже не было.
Понемногу абитура стала разъезжаться – они могли жить до конца экзаменов, но в основном не поступившие уезжали после того, как было ясно, что шансов нет. Например, сдал два экзамена на тройки, на последний можно не ходить…
И случилось нелепое происшествие. У общаги есть два небольших пруда. Неглубоких, но плавать можно. Один абитуриент ухитрился там утонуть. Купил билет домой и перед отъездом решил искупаться.
Я пришёл в тот вечер к ней и стал нести чушь о тщетности бытия и говённости жизни в целом. О том, что все мы так тупо умрём, и вообще.
Она сидела на стуле за столом, а я на подоконнике рядом. Мы так обычно разговаривали, и свет из окна, постепенно меняющийся с закатного на зарево огней, падал ей на лицо. Нравилось смотреть, как меняется выражение этих глаз, и даже их цвет, в зависимости от того, сердилась она или радовалась. Тогда я увидел, что они плачут без слёз. То есть, она сама и всё лицо – нет, а глаза – да.
Я такого не видел ещё ни разу. И от удивления, от нахлынувшей изнутри волны тепла взял её за руку.
Почему-то казалось, что руки у неё должны быть холодными. Но эти тонкие пальцы с длинными перламутровыми ногтями, пальцы снегурочки, были тёплые и гладкие. Она не смотрела на меня, глаза с расширившимися зрачками были также обращены в окно. Я не знал, что можно и нельзя делать дальше. Тем более, мы никогда не закрывались, и в комнату в любой момент могли войти. За стеной с весёлым отчаянием гоготали её собратья, засыпавшиеся на сегодняшнем экзамене.
- Ты что?
Она молчала, закусив губу. Потом говорит:
- Ты мне рассказывал про девушку. Москвичку. А от меня тебе чего надо? Что ты ходишь ко мне, воспитываешь, лекции читаешь. Я не хочу знать про твой поганый мир, понятно. Экскурсовод хренов.
Я не знал, что сказать. Не знал, зачем хожу. Ничего не знал. Ни про Лену, ни про неё, ни про себя.
--------------------------------------
В их блоке не осталось никого. Все уехали. А у неё обратный билет был куплен заранее – на самый последний день, когда ещё абитуриентам разрешалось оставаться в общежитии.
Я пришёл поздно вечером накануне дня её отъезда. Опять получился тяжёлый разговор, хотя, кажется, этого не хотел. А хотел взять у неё адрес. Не знаю, зачем. Через месяц в Москву с курорта возвращалась Лена…
Я знал, что она не поступит, даже если приедет и в третий раз. И почти не жалеет об этом, потому что дома у неё остался парень. Может быть, вообще больше не приедет поступать, выйдет замуж и будет учиться у себя. Хотя этому сопляку ещё в армию идти…
Знал, что не врёт про парня, потому что тайком открыл её записную книжку и видел его фотку, приклеенную к корочке. Ну, по крайней мере, уже целовалась…
Измученная долгим, безнадёжным спором на обычную тему, она вдруг разрыдалась, положив голову на руки. Длинные светлые волосы, которые мне всё время хотелось погладить, соскользнув с плеч, упали прядями нас стол. В нашем окне светились редкие квадраты окон в домах Юго-Запада, свет в комнате был выключен. Я взял её за плечи и отвёл на кровать, чтобы легла, потому что она и без слёз уже еле сидела на стуле. Было около двух часов ночи.
Как маленькая, она свернулась калачиком и положила ладони под щёку.
- Иди, Саша. Иди к себе.
Но я не хотел уходить. Стал уговаривать, что в блоке всё равно никого нет, и никто ничего о ней не подумает. А я лягу на матрас кровати её уехавшей соседки. Но она не соглашалась и настаивала, чтобы я ушёл.
Честно говоря, я это обещал. Потому и пустила… Обещал, но не мог. Сел с ней рядом на кровать, и мы снова стали разговаривать. Бедная, она уже так хотела спать, что проваливалась временами в забытьё. Но я снова начинал говорить, и она просыпалась.
Сидеть полулёжа, держа её за руку, было очень неудобно. Она лежала уже на спине. Я наклонился, чувствуя дыхание наполовину спящего ребёнка. Она начала опять что-то вяло дерзить, и я уже не в силах выносить эту словесную борьбу, стал целовать её губы.
У меня уже были женщины к тому времени. Тем более, я так давно этого хотел, что сразу весь загорелся, как сумасшедший. И не сразу понял, как страшно она испугалась.
Я целовал её и не мог оторваться. Губы были теплые, даже горячие, а изнутри – как будто родник. Обычно бывает наоборот. Я совсем потерял голову от этого поцелуя, я никогда такого не пробовал. Сначала она отвечала, а потом, поняв, что со мной, вся вжалась в кровать и не шевелилась. Когда опомнился, то понял, что она совершенно парализована ужасом, даже не дышит. И почувствовал себя скотиной.
Я пытался справиться со своим дыханием, старался успокоиться, но не отпускал её. Пока целовал, крепко обнял, сжал в объятьях и не мог сразу отпустить. А она ждала, молчала и не двигалась. Наконец, выговорил:
- Не бойся. Я давно научился подавлять животные чувства.
Она немного расслабилась, но ещё не верила, что опасность миновала. Потом стала тихонько дрожать, и мне стало так жаль её. Дурочка, попала бы со своим острым языком в лапы к какому-нибудь козлу…
Потом я уполз на вторую кровать, но спать не мог, тем более, что уже светало. Ушёл к себе, взяв обещание, что придёт в шесть разбудить меня на работу и принесёт адрес.
Когда она и правда пришла, я постарался изобразить как можно большее безразличие. Дверь я не закрывал, она просто вошла и остановилась рядом с кроватью. Выглядела измученной и совсем бледненькой без косметики. Просто задушенный птенец. Только губы были яркими, как всегда, хотя их она не красила. Положила на стол бумажку с адресом, сказала – не спи, слышишь? Пока…
Я равнодушно сказал вялым голосом ответное «пока», и она ушла, не оглянувшись.
В обед стукнуло в голову, что можно было отпроситься проводить её на поезд, и я задёргался. Но потом понял, что снова захотел бы её поцеловать, а после этого мог и не отпустить в Миасс вообще. Будем считать, что вкус родника просто приснился мне бессонной ночью после тяжёлого рабочего дня.
Через два дня я уехал в стройотряд, а спустя месяц мы с Яшкой переехали на четырнадцатый этаж. На раме окна, к которой она прислонялась плечом, глядя на вечерний город, было написано шариковой ручкой знакомым почерком: «Мир прекрасен».
----------------
фото Samantha Lamb