Мучительное чувство беспомощности своего положения, граничащее с отчаяньем, стыд и ужас этого непонятного, кошмарного состояния, сжал сердце и сковал тело Глашки. Её тело было в полной власти этого влажного, холодного, пахнущего болотной тиной и лягушками чудища, которое, сопя и чмокая, обдавая лицо её своим зловонным дыханием, обшаривало Глашку липкими, ледяными пальцами. И ничего она не могла поделать. Тело её, такое сильное, молодое, красивое и такое живое, было сейчас мертво и совершенно беспомощно в своей ужасающей неподвижности. Оно, несмотря на отчаянные попытки её, разбудить его, оставалось недвижимым. Даже чистому, звонкому голосу её, невозможно было прорваться сквозь плотно сжатые, как склеенные губы. Она могла только тихо стонать.
- Проклятый, пришёл снова таки, как обещал,- судорожно, как бабочка между окнами, билась, металась мысль в голове. –Что делать, как избавиться от этого наваждения?
Молитвы, читаемые про себя, не помогали. - Проклятый, проклятый болотник! Уйди, сгинь, провались в своё болото, нечистый! - стонала Глашка. - Мамочка, милая услышь меня! Приди, приди ко мне! Мамочка родненькая, помоги!…
А между тем, чудище, оставило в покое тело девушки и занялось её волосами. Что то, тихо бормоча, ли не мурлыкая котом, оно нежно перебирало скручивая, гладя и подергивая, чудные Глашкины волосы, и наклонясь к голове её, обнюхивало и целовало длинные прядки. Уж больно по душе пришлись, по-видимому, волосы девушки ему.
-Ах ты, мерзость болотная! Да оставишь ты меня, наконец, в покое или нет? - думала Глаша.
-Нет,милая Глашенька – вдруг просипело чудище, как будто услышав мысли девушки, - не оставлю я тебя в покое. Больно по сердцу ты мне, девонька. Люблю я тебя, и что делать теперь - не ведаю. Разные мы с тобой больно. Ты человек, а я чудище, нечисть болотная. И назначение моё, вас людишек в болото заманивать, да топить.
-Это зачем же нас топить - то, - вдруг прорвало Глашку, - нешто мы жить мешаем вам, людям болотным?
Помолчав, болотник произнёс:
- Да, видишь ли, девонька, мы люди болотные не можем жить как вы, земные. Любить как вы, плотской любовью, мы не можем. Устроены мы иначе. Родить ребятёнков не можем. Хоть век наш, несравнимо, дольше вашего, но мы то ж стареем и умираем, как и вы. А, ежели, перемрём мы все, то и не будет народца нашего. Вот и топим мы иногда вас, людишек, чтобы нас меньше не становилось.
-Это как же так, – дрожащим голосом произнесла Глашка, - что с того, что утопнем мы? -А то, что из вас людей, мы получаемся, водяные да болотники. Вот, ежели, девица утопнет в болотинке, из неё мокришница выходит. Много вас, мокришниц-то, на болотах разных. А болот и не счесть.
-Это, что жа, я должна была стать мокришницей, што ли! - обиделась Глаша.
-Да уж, должна была бы стать, если б подруги тебя не спасли, - булькало чудище, ласково поглаживая голову девушки. Крепко закрытые доселе глаза Глашкины открылись, и она, наконец, обрела возможность видеть. Но, что можно разглядеть глубокой ночью, в помещении без света? Повернув голову в сторону, так хорошо ощутимого чудища, кроме неясной тени, она ничего не увидела.
-Пытаешься рассмотреть меня - прошептал болотник, - напрасно. Не увидишь ты меня, а если б и увидела, то не долго б и не прожила на белом свете. Страшён я больно. Почему мы людям и не показываемся, что бы раньше времени не окочурились они. Но бывает, что и сталкиваются они с нами, случайно, на болоте где ни будь. Редко кто в живых от остаётся. А ведь мы, Глашенька, по желанию нашему, всё время можем находиться подле людей, невидимо. Но у нас душа тоже есть, ни к чему тревожить её, больно очень. Послышался тяжёлый продолжительный вздох, рука лежащая на голове её задрожала. Глашке неожиданно стало вдруг очень жалко Болотника, и она тоже вздохнула. Странно, но страха как и не было.
- Доброе сердечко у тебя, Глашенька, и очень уж похожа ты на любимую мою в те времена, когда я человеком был.
-Да-а-а, - изумилась Глаша, - ты человеком был? Расскажи мне о себе, - попросила Глаша, - только перестань волосы мои мусолить, да отодвинься подальше, больно уж ты болотиной пахнешь.
- Я вижу ты меня уже и не боишься, - произнёс болотник, - ну, слушай, коль так. Он смутной тенью передвинулся в сторону. Под его, далеко не бесплотной тяжестью, скрипнула скамейка. Ночь была глуха, безлунна и до рассвета, похоже, было ещё далеко.
-Давно это было, так давно, что и время успело поседеть. Был я тогда молодым, да пригожим парнем. Работал кузнецом в соседней с вашей деревне. И полюбил я, всем сердцем своим горячим, девушку. Аринкой её кликали, Аринушкой. И она полюбила меня. Жить мы не могли друг без друга, ни дня, ни минуточки. Назначили день свадьбы. И надо же такому случиться. Барин молодой, случайно проезжая на своём тарантасе, увидел её, когда она с подругами возвращалась с поля, где они лён пропалывали. Хоть и устали они за день то, но шли весело, с шутками, смехом, да с песнями. Остановил барин повозку и давай выспрашивать, кто де она, да откуда. Она, по простоте то своей, и расскажи всё о себе. Больно ласков, да внимателен, был барин. Через три дня исчезла Аринушка, как и не было её. И видеть никто не видывал, как произошло злодейство это. А через неделю слух прошёл, челядь барская проговорилась, что повесилась ладушка моя в хоромах барских. На второй день и ушла из жизни этой, как барин то заполучил её. Тайно захоронили её людишки барские. А куда, и ведать никто не ведает. Пытался я узнать у них, где Аринушка моя лежит, да не вышло ничего. Схватили меня, да и чуть не забили до смерти, еле уйти я сумел, покалечил, правда, многих. Опосля, сжёг я усадьбу барскую вместе с барином, а сам на болота ушёл, где и нашел смерть свою. Да и не нужна была жизнь мне, без Аринушки моей, - хрипло вздохнул болотник, закончив свой печальный рассказ.
Из глаз Глашки горячим ручьём лились слёзы. - А как хоть звали-то тебя? – захлёбываясь в рыданиях, спросила она.
-Ильюхой при жизни кликали, Петров сын. - Ну, и как же ты опосля жил, в новом то обличьи? - вытирая кулачками слёзы и горько всхлипывая, задала вопрос девушка.
Болотник, скрипя лавкой, долго молчал. За стеной отчётливо слышался громкий храп отца. Глашка с удивлением думала, что на тот шум и разговор, что происходил в её комнате, мать давно бы прибежала к ней, спала она очень чутко, но, по-видимому, воздействие Болотника было очень велико, и сон её был крепок, как никогда.
-Да какое там жил, - горько хмыкнул, наконец, болотник, - страдание одно, да тоска смертная, И ведь помереть-то не помрёшь, не положено. Казнись, мучайся, а живи. А жить так то, не один век ещё. Но вот радость пришла, тебя встретил, Аринушку. -Да не Арина я, что ты, опомнись, - встрепенулась девушка.
-Не-ет, лапушка ты моя милая, для меня ты Арина. Да и меточки я нашёл на тебе такие же, как и у неё были. И в местах тех же. Ну, звать то я тебя, конечно, Глашей буду. -Вот оно што, - прошептала Глашка, - то-то я гадаю, и чего ты там шаришь по мне, как ищешь чего.
Чудище беспокойно заскрипело лавкой:
- Ты прости меня неразумного, напугал я тебя крепко. Но убедился я теперь, что ты во всём с Аринушкой моей схожа. Глашка, вытянувшись на кровати, молча обдумывала услышанное. Тьма за окошком стала немного сереть. Болотник молча сидел на лавке.
- А скажи ты мне, - промолвила девушка, - как ты в дом от пробрался, ведь на ночь то мы все двери запираем?
- Что ж, нам болотникам, дано многое. Мы не только невидимыми быть можем, но и видимыми, да ещё и в том облике, в каком были в жизни земной. В темноте видим мы, как днём. А ещё можем мы в водичку превращаться и просачиваться через земельку куда угодно. Вот и пришёл я через землю, в погреб дома вашего, а там только дверцу подпола поднять осталось и я у тебя в гостях, да не один, а с мокришницей своей. Вон она рядышком на лавке посиживает, упросила. Говорит ,, хочу я на Аринку посмотреть,, Подругой она твоей была в жизни той, далёкой. Да зря я взял её с собой. Много после неё воды остаётся. Эвон, наследила то как, лужа какая.
Глашка, рассердившись, приподнялась на постели пытаясь рассмотреть на скамейке незваных гостей.
-Да што ж энто деется-то – сердито проговорила она, - мало сам без приглашения припёрся, так ещё и гостью притащил с собою. Да нешто так можно, как ворог какой, аль тать. Мало меня опозорил, так ещё и перед людьми чужими. Ну-к, выметайтеся обои по добру по здорову, а нето я вас!!!
Не помня себя от гнева, забыв, что она в ночной рубашке, что ночь во дворе глухая, Глашка вскочила с кровати и вдруг опомнилась:
-Тьфу на вас, нечисть болотная,– проговорила она с досадой, легла на постель и натянув по самый подбородок одеяло, забилась к самой стенке.
-Прости ты и меня Глаша, – раздался вдруг мелодичный женский голос, – это я прошу тебя, мокришница теперь, а в прошлом так же обиженная судьбой и людьми Елизавета или Лизка, как подружки кликали. Прости и не серчай. Больно уж хотелось увидеть тебя. Убедилась я теперь в схожести твоей с подружкой своей Аринкой. В самом деле, ты это она, а она это ты. Такого, вроде как, и не должно бы быть, но оказывается есть. Прости и спасибо тебе, что ты есть на этом свете, может, и свидимся на болоте когда, только я, конечно, иначе могу выглядеть. А теперича, прощевай пока. Время нам. Уж и петухам пора петь.
Неясная серая тень поднялась со скамейки и открыв дверь Глашкиной комнаты пошлёпала на кухню.
- Да, пора нам, милая Глашенька, - заскрипел лавкой и болотник.
- А ты приходи на болото за клюковкой, на то самое место. И не бойся. Не трону я тебя, обещаю. Если не придёшь долго - скучать я сильно по тебе буду и снова навещу тебя в доме.
- -А ну, как обманешь, - сказала Глашка. - Я приду, а ты меня - в трясину, только пузырики пойдут.
- -Нет, - прогудел болотник, - смело приходи, а захочешь, то и с подружками. Я для тебя самую крупную клюкву приготовлю, какой ты и не видывала. И, как знать, может увидишь ты меня в прежнем виде, можем мы иногда и такое. Ну, а теперь прощевай пока, приходи, ждать я тебя буду. Ещё раз прости, что пугаю я тебя, в который раз.
Снова заскрипела лавка, и девушка увидела, как большое светло – серое пятно, грузно прошествовало к двери и, отворив её, тихонько закрыло за собой. Послышался невнятный стук дверцы подвального люка и всё стихло.
Глашка, облегчённо вздохнув, откинулась на подушку. Небо за окошком стало ещё светлее. Где -то на окраине деревни, сиплым с спросонок голосом, взбудоражив своих собратьев, пропел первый петух. Началась долгая перекличка петушиного воинства.
Закинув руки за голову, девушка почувствовала, что волосы её снова в кошмарном виде, как уже были неделю назад. Проснувшись тогда утром с головной болью, и в каком то ужасающе разбитом состоянии, она долго не могла встать с постели, вспоминая кошмары, мучавшие её пол-ночи. Видя, что дочка долго не встаёт, мать пришла будить её и при свете занимающегося дня, обнаружила Глашку в совершенно растерянном и больном виде, с перепутанными волосами, отдельные прядки которых были свиты и скручены в сосульки, торчавшие в разные стороны, придавая дочери страшноватый и несколько комический вид. Мать тогда в страхе всплеснув руками ахнула:
- Да это што же с тобой такое, милая ты моя? Никак черти на тебе косу учились заплетать?
И она была близка к истине. Больших трудов стоило Глашке привести в порядок свои чудные волосы, коими она не мало гордилась, и которые были постоянным предметом её забот. С помощью Шурки, самой близкой подруги её, после долгого распаривания в бане, мытья и расчесывания волос, они, наконец, вернули им прежний вид. Зная, что подружке можно полностью доверится, Глашка рассказала ей о ночных видениях, о том, как некто пришёл к ней, и начал наглаживать, путать и мусолить ей волосы, вплоть до самой зари.
А, уходя, обещал придти снова.
Шурка, немало подивившись её рассказу, но, не больно поверив, решила ночевать у неё.
Спустя несколько дней, глухой ночью, когда подружки, тесно прижавшись друг к другу на одной постели, мирно почивали, раздался тихий стук подвальной дверки люка. С Глашки мгновенно слетел сон, и она в ужасе перевалилась через крепко спавшую Шурку, спихнув ту на самый край кровати, на своё место. Сама же, спряталась под одеяло. Сердце судорожно и как ей показалось, очень уж громко, билось у самого горла, почти заглушая посторонние звуки своим стуком.
Но, все ж таки, она сумела расслышать, а скорее почувствовать, как кто-то остановился подле кровати, тихонько сопя и, что то бормоча себе под нос, стал ощупывать и оглаживать лежащую без движения Шурку.
Та беспокойно заворочалась, застонала, но не просыпалась .
-Не-е-ет, не она, - прошелестел голос, - но я ещё приду.
Послышался тяжёлый стон или вздох. Чудище, покачиваясь, постояло ещё немного, а затем послышались тяжёлые удаляющиеся шаги, скрип отворяющейся двери, лёгкий стук дверцы подпола и наступила тишина.
Глашка, почти задохнувшаяся, высунула голову из под одеяла и начала тормошить всхлипывающую Шуру. Та, наконец, очнулась и испуганно вскинулась на постели: - Господи, где это я? Кто здесь, кто?!
-Да я это, Глашка. У меня ты дома, на постели моей мы. Спим.
- -Ничего себе, спим. Да я сейчас чуть не умерла со страху. Вроде сплю, а вроде, как и не сплю. Слышу всё, чувствую. Ведь приходил кто- то, меня всю ощупал, голову потрогал.
А страшно-то как было, ну ужасти просто! Ведь и не пошевелиться, сковало всю. Постоял, постоял, а потом ушёл. Говорит: ,, я ещё приду!,, Вот страх-то!- постукивая зубами, дрожа и вздрагивая, бормотала Шурка. Обнявшись и тесно прижавшись друг к другу, подруги долго не могли успокоиться.
- -Ну, уж нет, ни за какие коврижки не останусь я у тебя больше ночевать, - категорично заявила Шурка в ответ на просьбу Глаши придти к ней ещё с ночёвкой. Увещевания, уговоры и аргументы не помогли: ,, нет, нет и нет,, - твердила Шура, -лучше приходи сама ко мне.
Заснули уже под утро, а, встав после сна, расстались недовольные друг другом.
Несколько дней, Глаша, с разрешения матери, ночевала у подруги, но, надо и честь знать.
Настала и эта ночь, принесшая неожиданное знакомство с болотником Ильёй и мокришницей Пелагией. С вечера она долго не могла заснуть и рассчитывала провести всю ночь в бодрствовании. Поставила в изголовье святую воду, икону Божьей Матери, зажгла большую свечу. помолилась, попросила защиты у неё, у Господа, святых угодников и неожиданно заснула крепчайшим сном, из которого вывели её прикосновения болотника и навалившийся и сковавший тело ужас положения.
Но всё это уже позади, слава Богу. Вот только волосы опять не в порядке, повозиться придётся. Она откинулась на подушки и, в который раз, начала перебирать в голове события минувших дней.
продолжение следует...