- Папа, а страшно было прыгать? - задаю я свой детский вопрос и с замиранием сердца жду уже давно мне известный ответ.
- Страшно, - задумчиво переспрашивает отец и начинает так привычно левой рукой теребить кончик своего уха. - Ты знаешь, - усмехается он. - Страшнее было остаться и не прыгнуть. А страх – то, он присущ каждому человеку. Вот едем на прыжки, в машине тихо. Кто спит вроде, кто - то думает о чем - то, другой - курит… А с прыжков - в машине гогот стоит, как по ухабам едем. Все гомонят, друг друга перебивают… Это сейчас и парашюты другие, и техника… А мы начинали как при царе Горохе… иной раз прыгнешь как в вату. И не видно ничего… только точно знаешь, что летишь вниз, земля - то притягивает,… а бывало, казалось, что летишь вверх…смерть, не так страша, как страшно не в состоянии жить по-человечески…
- Па-ап, - продолжаю пытать я по - привычному, - а кричали что- нибудь? Ну, там «За Родину!» или еще что?
- Ну, ты скажешь! Бывало, что кто - то матерится,… А так нет.. крикнешь вот так «Йе-ех!». Ну, вроде силы придашь себе и - вперед..
Так сидели мы с отцом на стареньком крылечке и вели одни и те же разговоры на такие близкие, знакомые темы…
- Пап, а кирпич об голову разбивал? - в который раз спрашиваю я.
- Я командиром был, мне положено было головой думать!- горячится отец. - Иной раз какая - нибудь дура письмо напишет, что «разлюбила» мол, а бойцу прыгать или на боевое дежурство заступать… что ж командир будет головой кирпичи бить?!
- А кого ж бить?
- По-хорошему - по зад…по попе этой дуре!
А дальше как по плану мы спорили о любви и верности, говорили об изменениях в армии… Отец много курил, теребил кончик уха левой рукой,… а я смотрела на него и забывала, сколько мне лет.… За курами бегала моя внучка, а мы оба называли ее именем моей дочери, говорили о постоянном дежа вю, ведь так было и двадцать лет назад…
Но … жесткая боль подкралась неожиданно…
В нашей семье есть две любимые игры - преферанс и шахматы. За неимением третьего человека мы с отцом резались в шахматы.
И вот игра в шахматы уже не заглушает резкой боли в животе, не отвлекает. Отец раненым зверем метался по комнате. Я, неумелая, кормила его обезболивающим, гладила как ребенка, читала молитвы, но боль не уходила.
Приехавшая «скорая» отвезла его в соседний город…
Палата интенсивной терапии. Высокая кровать. Капельница и постоянные уколы…
Отец уже пришел в себя, сильнодействующие препараты притупили боль…Моя сестра сидела с ним всю ночь, теперь днем – я. Он не хочет спать, отмахивается «отосплюсь, долго буду спать... потом…». И мы опять вместе. Только он лежит, а мы с медсестрой сидим и слушаем его истории.
- Так вы бывший десантник?- вопрошает медсестра, ставя ему очередной укол.
- Десантники бывшими не бывают,- одновременно говорим мы эту уже избитую фразу. Посмотрели друг на друга и улыбнулись глазами…
- А что это вы мне колете?- проявил вдруг интерес отец.
- Не знаю,- флегматично отозвалась медсестричка.
- Как это не знаю,- два куска синего неба с тревогой смотрят на медсестру.
- Да так, валялась какая - то ампула без названия, дай, думаю, вколю десантнику, он терпеть умеет, да и товар не пропадет…
Отец понял юмор, усмехнулся. И вдруг подумав, что с умирающим шутить не будут, приободрился, начал шутить, вспоминать молодость, всю свою нелегкую жизнь офицера…
Так за рассказами о прежней жизни мы убегали от реальности…А реальность была страшная, как любая беда - резких движений не делать, не вставать, а впоследствии не поднимать тяжести….
- Вот смешные,- возмущается отец,- не поднимать больше трех килограмм, гм… Мне что ж по полведра носить надо?
- Можно и два раза сходить,- урезониваю его я.
- Да я ж мужик!
- Ты не мужик, а дедушка…- пробую образумить его я.
Да …дедушка… в это время, что мы разговаривали с ним, из Рязани, Тулы, Орехово, затаив страх, мчались его внуки, максимально выжимая педали скорости…
- О, как вы богаты,- с восхищением говорит медсестра, глядя на стоящих перед кроватью, двух внуков и внучку.
- Да, это мои веточки,- с гордостью говорит отец и спохватывается. А еще у меня правнучка есть!
- Вот счастливчик…
- А теперь уходите, - прервала наше круглосуточное дежурство медсестра. Дайте ему отдохнуть.
Мы говорим до утра, до завтра, целуем его… (знать бы, что это в последний раз)!
Минут через сорок нам сообщили, что он ушел…
Мы не успели зайти домой, сразу же поехали назад…
- Как … он… ушел,- собрав волю, спросила моя старшая сестра.
- Даже и не знаю… лежал тихо.. Потом вдруг резко сел, дернулся как - то и крикнул что- то вроде «Йе-ех!». Ну, и… началось… мы не в силах…не мучался… все очень быстро…
Я не помню всех слов, что произошло сразу же стало понятно, картинка так и стоит перед глазами…
Потом хлынул дождь, такой сильный, что дворники не справлялись с потоками воды. Для нас это была возможность поплакать…
Я глянула в окно. Справа от нашей машины разноцветным парашютом висела радуга. Над самой больницей…
- Смотрите,- сказала я сестре и племяннику,- смотрите : радуга.
Некоторое время мы смотрели на радугу, вспыхнувшую в вечернем небе…
А теперь мне кажется, что на этом цветном парашюте мой отец совершил свой самый последний, отчаянный прыжок… туда…
Да, десантники бывшими не бывают….