В конце апреля на пасху в 5утра родилась я. У нас гостила бабушка Платониха, мамина мама, по имени Мария Алексеевна.
Бабушка вначале хотела назвать меня Анфисой в честь старшей сестры, но порешили с родителями лучше Елизаветой в честь другой сестры. Вскоре бабушка уехала.Жили мы очень бедно, часто не хватало денег на хлеб. Родилась я, почему-то толстой, четыре двести. Орала днями и ночами хотела есть. Папа нанимался пилить дрова и ему помогала мама, зимой ставил петли на зайцев. Приносил замороженного беленького зайца и подносил к кроватке произнося отчётливо, «заяц», доча, «заяц». Однажды даже лису поймал, шкурку сдал за копейки, там нашли к чему придраться. Нарезал ерник для мётел и продавал. Вообще волочил нужду инвалида второй группы, после войны. Ходить я начала в девять месяцев в это же время сказала первое слова «Заяц».
Папа имея образование топографа умело разбирался в чертежах. Тесть оставил ему перед смертью чертежи печей и кое что рассказал о кладке
Никто не верил в способности печника, поэтому не соглашались на его услуги. На крохотную пенсию в двадцать два рубля инвалида второй группы, невозможно одеть и прокормить семью из семи человек.
Однажды летом собрав инвентарь: ведро, мастерки, спец молоток он ушёл в другие деревни искать удачи и нашёл.
Верно, пишут философы, что трудности нас закаляют и помогают работе разума. Всё в природе имеет смысл. Человек способен на многое: властвовать над своими чувствами, разумом, силой волей, он в праве!
Вернулся с огромным узлом и маме шутя сказал, что это надувная лодка для рыбалки, чем обескуражил нашу маму. Зато вечером, когда вся семья собралась, полы были намыты. Везде чисто. Папа занёс этот тюк и стал распарывать. Мы все стояли вокруг него с нескрываемым любопытством, что же там он привёз? Потому что во время всего дня каждый подходил и щупал этот тюк стараясь определить точно ли эта лодка или что-то другое?
Папа распарывал аккуратно и сам улыбался, если что-то не получалось мы с нетерпением пытались ему помочь, даже мама несколько раз соскакивала с табурета, но папа как бы испытывал нас на прочность терпения и всё время отпихивал нас говоря: " НЕ шевельте! Погоди-и!"
Когда наконец мешок был распорот и стал сползать мы увидели радужную красоту. О! Это было богатство!. Там лежало много ,много разноцветной ткани. Мама была в восторге, что теперь она сошьёт всем обновки и у нас будут новые постели. Она разворачивала ткани с таким восхищением и нескрываемой радости, что не удерживалась от слов благодарности, на которые всегда была скупа. Он привёз и деньги, чтобы мама положила на книжку до зимы, когда такой работы не будет. Это называется счастьем. Как хорошо вспоминать такое.
Проходили дни, недели, месяцы безденежья и нужды. Мама плакала, что снова беременна, а папа успокаивал: "Ничего мать будет ещё хуже надо терпеть" Ночи сменялись днями. Зимы вёснами. И постепенно папа превзошёл первого, деревенского печника по мастерству его стали приглашать.
Я помню, как однажды к нам пришёл резвый небольшого роста мужчина и стал просить нашего папу о помощи в ремонте печи, которую сложил не наш папа, а именно тот известный всем печник. На что папа ответил, категоричным отказом объясняя: "Не я её клал, не мне её и ремонтировать." Что произошло после, мы не ожидали, этот дядя упрашивал, упрашивал, упрашивал, а потом как упал на колени и взмолился: "Алексей Константинович Христом Богом прошу посмотри нашу печь, ведь зима, мы замёрзнем,,,,,,,,." Даже мама, никогда не влезавшая в мужской разговор , посмотрела на папу с улыбкой кроткой и просящей к согласию. Папа согласился только посмотреть, но не более. Придя, домой поздно вечером он рассказывал: "Ну, ведь я всё равно распознал его ошибку, мать, отремонтировал имя печь, а после сказал, что она много дров "жрёт" и предложил переложить подешевле" Мама тут возмутилась ,"Ну тебя не поймёшь, то ты вообще не хочешь идти помочь, то готов даром всё сделать" Папа часто делал свою непомерную работу даром и сейчас он ответил маме: "Ой, мать, если в ты видела кака у них нищета-а-а, я--богат супротив их. И дом наш добротный, спасибо маменьке и тяте. И ты моя любименька, лучше одета, и детишки наши сыты». И вновь как всегда успокаивал папа маму: " Ничего мать, было хуже, да пережили и сейчас проживём. И, как всегда папа добрым словом отозвался о своём тесте. Маме не хотелось с ним лишний раз ругаться и она промолчала. Зато на утро. Как только папа уходил, на заработки к нам ежедневно приходила в гости соседка Ульяна Артёмовна, очень толстая и начитанная ежедневными, советскими газетами. И мама ей с гордостью рассказывала о папиной гуманности и его пожертвовании. Хоть и сами мы были в горестном положении. Мама не могла порой ума приложить, чем кормить нас пятерых учеников и ещё троих маленьких.
Старшие дети учились в первую смену, а я во вторую.
Однажды в морозное февральское утро мне очень хотелось спать. Надо было отвести сестрёнку в сельский садик.
Я не хотела вставать, но папа был строг и сердит, как иногда бывало. Он подскочил к кровати и заорал как в казарме "подъём!", только мне он крикнул: "вставай сейчас же!!! и что б немедля отвела!!" Мы все боялись папу, в гневе, поэтому я тут же соскочила и медленно начала одеваться, но это вывело его из себя. Он, как всегда никого не бил, но если был вне себя, он ставил шалбаны, меня же он просто пихнул под затылок, и этого было достаточно, чтобы быстро запихнуть босые ноги в валенки и выбежать на веранду, по пути поймав вдогонку зимнее пальто. Вот в таком полуодетом виде по морозу я провожала сестрёнку, а папа вне себя скандалил с мамой. Вернувшись, домой, с замороженными коленями я, как всегда поутру застала нашу соседку тётю Улю. У них было тоже с дядей Андреем много детей. Тётя Уля ничего особенного по дому не делала. Её дети сами, в основном, готовили пищу, стирали, наводили ежедневный порядок в доме, построенный их папой, т.е. дядей Андреем. Дядя Андрей работал в кузнице и выпивал очень, очень редко. А если и выпьет, тогда тётя Уля его побьёт школьной линейкой прямо по лицу. Она была деспотична и к воспитанию своих деток. Если чуть дети провинились, она избивала, несмотря на возраст, чему и учила нашу малограмотную маму. Войдя в избу, я услышала, как мама рассказывает о папином неправильном поступке по отношению ко мне. На что эта сытая нигде неработающая тётя отвечала: "Всё правильно, нечего их поважать, иначе в старости плакать будем." Мама посмотрела на меня с жалостью и произнесла: "Лиза, ну что проводила? Замёрзла? Иди, пей чай горячий». А тётя Уля вновь наставляла свой взгляд на воспитание, как более грамотная и более знающая. Ведь она в юности работала на телеграфе два месяца, до замужества. У нашей мамы было только пять классов образования. И она учила нашу маму: "Не жалей, не расхолаживай, с ними, чем строже, тем легче им в жизни будет. Вот почитай журналы "Семья и школа». А лучше выпиши сама». И мама выписала и много лет читала ни только журналы. Если мы видели на столе конфеты, мы могли попросить, но строгая тётя Уля продолжала свою учёбу. "Детям сладкое запрещено! Вырастут, наедятся!"
Наверное, она по-своему была права. Теперь, когда мы выросли. Именно я, такие кушаю сладости и блюда. Побывала в разных странах, ни только Российских ресторанах, что иной раз плачу, что этого не могу подать любимой мамочке. Конечно, когда мы едем в гости мы стараемся ни только привезти гостинцы, но и приготовить всё что возможно повторить из экзотических блюд.
Шло время и брало своё. Постепенно наш папа овладел мастерством кладки любых печей, в совершенстве, как владением клинком и конём в кавалерийских войсках. Он клал разные по назначению печи: заводские, в столовых, в воинских казармах, в двухэтажных зданиях, в других общественных помещениях.
А когда приходилось самому себе составлять наряды, здесь он вспоминал бухгалтерские знания полученные до службы в армии, когда пришлось ему работать налоговым инспектором.
Сам составлял наряды по оплате своего труда, потому что, нигде на предприятиях в бухгалтерии, не существовало подобных смет. Эта тяжёлая пыльная работа стоила копейки: за тридцать рублей в два дня и две ночи он сооружал "русские печи", "американки" были ещё дешевле, немногим больше он мог начислить и за более сложные по дымоходам и планировки печей для предприятий, если учесть что каждая печечка была обмазана раствором штукатурки его ладонями, а не шпателем и мастерком. Только руками он предпочитал штукатурить. За полувековой свой печной труд жизненного нелёгкого пути, он обогрел и согрел своим искусством тысячи людей.
По всему посёлку до сих пор торчат и дымят трубы его живых памятников. Однажды ему пришлось и на самом деле сложить памятник легендарному революционеру Сергею Лазо. Потому что
С. Лазо выступал с речью в старом здании школы село Урульга. По чертежу, сделанному учителем рисования и черчения Николаем Афанасьевичем Галицким. К тому же учитель жил с семьёй через дорогу от нас.
Да и не только в посёлке, но и на территории ни одного района Читинской области папа сложил печи. Людская молва разносила его талант, как в сетевом маркетинге от человека к человеку
Всю свою жизнь он трудился, а отдыхом были только несколько дней запоя и бесконечно повторял: "А всёш таки я люблю жизь! Какой бы трудной и тюжёлой она ни была. Я самый богатый человек, я люблю эти родные сопки, эти сенокосные луга, эти речки. Здесь я родился, здесь я рос, сюда тебя, моя Гутенька привёз, здесь народил восьмерых детей, здесь я и помру. Это всё моё, мать, посмотри какой я богатый!!!!! Я люблю жизь. Я всё это защитил и отстоял. Это всё моё».