Ах как много лет пролетело с того дня! Мы были дошколятами. Светило молодое майское солнце. Буйная зелень, невероятный запах уральской сирени, белая кипень садов и весёлое, беззаботное пение птиц, создавало атмосферу какой-то невероятной весенней сказки. Мы играли на полянке в лапту. Парни постарше курили в стороне под старым тополем и играли в ножечки на шалбаны.
Вдруг, по-наглому, неожиданно, налезла на небо чёрная большая туча. Отчаянно бабахнул гром и пошёл дождь, как-то робко, словно давая нам время убежать в укрытие. Укрытие было рядом – ветхая веранда у старой, полуразвалившейся мазанки, где жила когда-то местная дурочка, однажды ушедшая куда-то из дому и не вернувшаяся.
Капли были крупными и падали они лениво, медленно. Мы стояли под низеньким шатким навесом и, выставив ладошки, пытались поймать эти сверкающие кусочки воды. Парни постарше, вразвалку обегая лужи, побежали к заводскому клубу.
Дождь почти перестал и мы хотели уже выйти из своего убежища, но небо неожиданно раскололось молнией и сразу же долбанул страшенный гром. Всех нас бросила на землю неведомая сила. Я стукнулся головой о саманную стенку и, испугавшись, сразу же вскочил на ноги.
- Смотри, пацаны, молния саданула в дерево! – крикнул кто-то из нас. Я посмотрел на старый тополь, под которым минут пять назад сидели парни постарше. Он был расколот на две части. Из расщелины посередине поднимался кверху тёмно-рыжий дым.
Тучка отодвигалась от посёлка неохотно. Вдруг, найдя в ней брешь, выглянуло яркое солнышко и осветило всё: и посёлок, и сад за рекой, и нас, прижавшихся друг к другу и испуганно смотревших на разломанное дерево. Солнце осветило и дождь, и саму тучку, которая недовольно «запенилась» и, словно рукавами, стала загораживаться от лучей, опять закрывая от нас светило.
Дождь пошёл сильнее, словно туча, серчая на что-то, старалась сбросить свой «груз» поскорее на посёлок и скрыться за горизонтом.
Неожиданно в конце улицы показались брезентовые цыганские кибитки. Мы оживились, ожидая увидеть наших знакомых пацанят из табора, который каждый год летом останавливался в лугах у Деркула.
Но табор оказался чужим. Из кибиток выглядывали усталые лица взрослых, незнакомых нам цыган, и их детей, равнодушно глядевших на нас.
Кто-то из нас свистнул и дерзко прокричал что-то оскорбительное. Сидевший на козлах под широким плащом старый цыган, посмотрел на нас и осуждающе покачал седой головой.
Вдруг из последней кибитки спрыгнула черноглазая девчонка лет двенадцати и, шлёпая прямо по лужам, смело подошла к нам. Толстая цыганка, с небольшими чёрными усиками под крюковатым носом, наверное мать, что-то крикнула ей по-своему.
- Ай, не бойся, я знаю, где вы остановитесь! – отмахнулась от неё девочка и добавила что-то по-цыгански.
- Эй, пацаны, дайте денежку, либо чё не жалко, а я вам погадаю! – каким-то недетским голосом обратилась она к нам.
- Врёте вы всё, цыганки! Ничего не знаете, а пытаетесь ещё гадать, - рассмеялся Сашка, самый задиристый из нас.
Девчонка посмотрела на него смело, с вызовом. Она стояла под дождём, её платье быстро намыкало, но это её нисколько не смущало. Казалось, ей даже нравилось быть мокрой.
- А ты попробуй, спроси что-нибудь, тогда и говори. Но сначала положи в ладошку чё-нибудь, не то не получится, – сверкнула на него чернющими глазами цыганка.
- Ага, видали дураков! – рассмеялся Сашка. – Ты сначала скажи что-нибудь про меня, потом получишь монетку.
Девчонка смело подошла к нему поближе и взяла его ладонь.
- Проживёшь ты долгую жизнь, дорогой, будешь генералом.
Сашка довольно улыбнулся. Он действительно хотел быть военным лётчиком, как Маресьев, популярный в то время человек. Вынув из кармана десять копеек, которые ему дала мать на кино, он отдал их цыганке.
- А про меня скажи чего-нибудь! – попросил и я.
Она мельком взглянула мне в глаза и быстро выпалила, словно заученную, фразу:
- А у тебя, когда бегаешь долго, правый бок болит, так?
- Да,- изумился я.
- Ха! Бок у всех болит, когда набегаешься. Дурачит она нас пацаны! – возмутился Мишка, сплёвывая небрежно в сторону. – Ты лучше спляши для нас!
Дождь всё ещё шёл, хотя помедленнее. Цыганочка вся промокла, но под навес не заходила. Её пёстрое платье облегало худое стройное тело. Она зачем-то посмотрела на тучу, откинула рукой воронёные мокрые волосы и, тоже сплюнув в сторону, небрежно сказала:
- И спляшу для тебя, толстый, и даже дождь заговорю, что дашь взамен?
- Жаль что ты девчонка, не то получила бы за «толстого». А заговоришь дождь, дам вот это, - и Мишка вынул из кармана яркий глиняный свисток, который он выменял на днях у махрянщика (махрянщиками – называли сборщика вторсырья после войны) на килограмм костей.
Глаза у цыганки загорелись, она шагнула босыми, почти чёрными ногами в лужу и, приплясывая, запела, поднимая свои худенькие смуглые ручонки к небу:
Дождик, дождик перестань,
Я поеду в Иордань,
Богу молиться,
Христу поклониться!
Её стройные, блестящие от воды и грязи ноги, бойко шлёпали по воде. Она явно подражала кому-то из старших цыганок - матери, сестре ли...
Пропев три раза этот куплетик, она закончила его неожиданной фразой:
Ключиком, замочиком,
Шёлковым платочиком!
Её «представление» было неумелым, каким-то слишком детским, даже в наших невзрослых глазах. Мы рассмеялись. Но в тот же момент неожиданно перестал лить дождь! Туча исчезла также быстро, как и появилась. Яркое солнце, словно оправдываясь за своё отсутствие, щедро залило посёлок своими лучами. Всё окрасилось в какой-то сказочный, нереальный цвет. Всё вокруг – деревья, трава, река Деркул, даже полуразвалившаяся хата дурочки, - всё было настолько ярко и красиво, что я на секунду испугался, думая, что нахожусь в другой, сказочной, где-то уже виденной, стране. Даже грязь и лужи были не нашими, а красивыми и необыкновенными! Да и солнце предстало другим, каким-то золотисто-густым, осязаемым. Оно мягко лило свой божественный свет на нас, на
смуглую девчонку в аляповатом дешёвом платьишке, на уходящий в луга табор.
Цыганка убежала вслед ему, унося Мишкин свисток. А у меня впервые в жизни, не по-детски, сжалось сердце. Страшно захотелось броситься за этой дикой девчушкой в её сказочную страну «Иордань», о которой я слышал не раз от своей бабушки, человека фанатически веровавшего в бога и рассказывавшего нам, вопреки бурчанию родителей, про Иосифа и Марию, про молоденького Иисуса, который жил в этой самой Иордане...
Прошли годы. Давно нет многих друзей детства. Не сбылось предсказание маленькой цыганки моему другу Сашке, погиб он в аварии совсем молодым. Ушли в мир иной и многие другие пацаны, кто в «горячих точках», выполняя свой «интернациональный долг», кто по-пьянке, кто из-за болезни. Нет и той цыганочки, которая заставила так неожиданно, по-взрослому, вздрогнуть моё сердце. Сказывали, зарезал её муж-цыган, приревновав к русскому парню. Нет их, нет и детства, а Иордань всё ещё гнездится в моей памяти, там, где и моё детство, в котором я люблю побродить в бессонные ночи...
Много раз выпадала возможность съездить на Святую Землю, своими глазами увидеть эту страну, сказочную Иордань. Но каждый раз я находил причину и не ехал. Страшно боялся разочароваться, разочароваться реальной страной, как не раз разочаровывался в книгах и фильмах, которые любил в детстве, а прочитав и посмотрев их в зрелом возрасте, не находил того, что так меня в них очаровывало.
И вот, наконец, я там побывал.
Пишу эти строки на борту огромного, комфортабельного Боинга, уносящего меня домой, в Америку, всё дальше и дальше от Земли Обетованной. Пишу торопясь, чтобы не «расплескать» свои чувства об увиденном по закоулкам дырявой, слабеющей памяти.
Написал страниц двадцать, забыл какое-то название. Спросил у жены, а она, вместо ответа, протянула мне, купленный ею ещё в Штатах, справочник для туристов «Израиль». Открыл его и разочарованно ахнул - всё, что я написал в своём блокнотике, было более подробно и более профессионально изложено в этой книжонке. Хотел уже в сердцах отложить перо, но, вдруг, поймал себя на простой мысли, что эта загадочная для меня страна, после её посещения, приоткрылась своей чистотой и первозданностью, которые не найдёшь ни в одном, даже лучшем справочнике мира. Я словно услышал тонкую мелодию скрипача на крыше и впервые в жизни понял её...
Я стал охотно перелистывать в уме странички моего, только что совершённого турне по этой удивительной земле, где каждый камень - застывшая история пронесшихся здесь цивилизаций, а море, которое не зря носит название Мёртвого, – это сконцентрированные слёзы израильского народа, народа красивого и гордого.
Вот Иерусалим, где сплелись намертво три основных религии мира. Христианские храмы в Старом Городе мирно уживаются с мечетями и синагогами. Всем хватило места на этом крошечном клочке суровой земли! Все молятся, хоть и по-своему, Всевышнему и ждут, когда откроются, для кого Золотые Ворота, для кого небеса, и войдёт ОН: Б-г, Иегова, Аллах, Господь и прочая и прочая, словом, Бог- спаситель...
А пока, а пока торчат в Стене Плача записки, торчат густо, словно застывшие слёзы её – Стены, уставшей от вековых жалоб и просьб людей, не способных понять самую простую истину, истину Веры, Любви и Надежды ...
Вот, по дороге на Голанские высоты, видим группу военных, молодых парней и девчат, с огромными рюкзаками за спиной. Гид Саша радостно поясняет, что это солдаты, возвращающиеся из дома в часть. А в рюкзаках у них бельё, «которое они могут и в части постирать, но предпочитают отвозить его своим мамочкам. Ведь до них, порой, пару остановок», удивляет он нас.
- Это не как у вас, где отсылают пацанов подальше от своего дома служить. Кстати, пацан - наше, еврейское слово, но об этом потом – с гордостью сообщает он нам.
«Нам» - это туристам, выбравшим одну их многочисленных русскоязычных туркомпаний, которых в Израиле полно. Почти все туристы в автобусе люди степенного возраста, из стран бывшего «нерушимого». Большинство, либо напрямую, либо косвенно связано с Израилем. У кого - родственники здесь, у кого друзья. У меня – друзья, Леонид и Надия, живущие в Ришон ле-Ционе, раскинувшемся между Тель-Авивом и Иерусалимом.
Моя жена, американка, не впервые среди «русских». Ещё в бывшем Союзе, где бывала не раз, привыкла она к толканию локтями при входе в автобус, к неприветливости водителей, к хмурым лицам «соседей» и их нагловатой манере поведения. И, поэтому, не очень опечалилась, увидев весь этот «набор» здесь, на экскурсиях. Стараемся притереться к этой реальности. Вскоре забываем о неудобствах и наслаждаемся видом цветущего оазиса, голубой кромкой величественного моря, мимо которого плавно летит наш огромный автобус с надписью «Борис Травл».
Голанские высоты покоряют нас своей историей. Саша – «гид от бога». Он «выливает» на нас такой объём информации, что не все справляются с ней. Любопытная сценка, как будто придуманная Жванецким: вся группа стоит на солнцепёке у какой-то стены. Саша подробно поясняет её ценность. Неожиданно раздаётся грубый, женский голос, с сильным украинским акцентом:
- Товарищ экскурсовод! Мы усю эту фигню можем прочитать у книжке, или по компьютиру. Лучше скажите нам, где здесь магазины, а то время-то на них не остаётся!»
Все поворачиваются. Чуть в стороне стоит, подперев мощными руками крутые бока, женщина в чёрном платье. Мы оторопели от такой «культуры». Группа «соотечественников» заволновалась, но не громко. Кто-то её поддержал, кто-то попросил Сашу не обращать внимание. А Саша и ухом не повёл. «Лекция» длилась ещё минут 30...
А вот мы уже в Кейсарии. Опять любопытная сценка на улице. Наш водитель, притормозив автобус, спрашивает о чём-то на иврите, стоящую на тротуаре красивую, смуглую женщину. Она не понимает. Тогда он спрашивает на русском, та с радостью, на чистейшем «могучем», ему отвечает...
У меня осталось ощущение, что весь Израиль говорит только по-русски. Во всех магазинах, куда мы не заходили, были русскоговорящие продавцы. Даже арабы, завидев нашу группу, предлагали свои безделушки на вполне понятном русском языке.
В доме у моих друзей, которые знают и английский, и иврит, звучала только русская речь. Многочисленные каналы радио и телевидения создавали ощущение, что мы где-то в Москве. В Ришон ле-Ционе, прогуливаясь по улице, мы слышали русскую речь чаще, чем иврит...
Новые израильтяне – народ особый. Их «живучесть», энергия, просто поражают. Их полно в бизнесе, в искусстве и, несмотря на плохо скрываемые попытки «сабров» (местных евреев) не допустить их туда, - в правительстве. Они ещё не совсем «абсорбировались» в новую родину, но, несомненно, привнесли в неё «свежую кровь». Думаю, от этого Израиль только выиграл. Как выиграл и от безвизового режима с Россией. Оттуда полилась валюта, а в обратную сторону - океан честной информации об Израиле, которой так не хватает в городах и весях России.
Информации «для размышления» там полно. Перефразируя, ставшей классической, фразу героини неподражаемой Мордюковой, можно, не напрягаясь, сказать: «Израиль – страна контрастов!»
Контрасты – на каждом шагу. Уютные, утопающие в зелени кибуцы, соседствуют с грязными, серыми поселениями арабов. В одну из экскурсий нас провели по небольшому такому поселению. Узкие, забитые всяким хламом улочки, женщины, укутанные во всё чёрное, сопливые, грязные ребятишки и страшенная вонь, бьющая в нос из протекающего прямо под ногами арыка ... И среди этой, то ли нищеты, то ли уклада жизни, то там, то здесь видны, развалившиеся, как ленивые падишахи, огромные виллы-дворцы. Не парадокс ли?
Миллионы птиц из Европы летят на юг, в Африку. У них большой выбор маршрутов. Но все они предпочитают почему-то пролететь над этим кусочком земли, словно стараясь испить «святой» водички из Иордана.
К Мёртвому морю несутся шикарные автобусы и машины всех мастей, оснащённые GPS, телевизорами, кондиционерами, компьютерами, а рядом с дорогой, понурив голову, идёт за своими тощими козами измождённая чёрная бедуинка.
В Израиль тянутся палестинцы, даже на «грязных» работах, они живут лучше, чем у себя. Жить бы, да радоваться, ан, нет! То и дело гремят взрывы. Один из них прогремел в Иерусалиме на следующий день после нашего тура там. Об этом мне, как-то обыденно, сообщил Леонид.
- Боязно? – спросил я его.
Он посмотрел на меня удивлённо и ответил твёрдо, сверкнув чёрными глазами:
- Нет. Завтра наши сотрут в порошок тех, кто это сделал! – Затем, с горечью, добавил: - А весь мир заклеймит позором нас, евреев!
Я подумал и понял, что он прав. С приходом нынешней администрации, Белый Дом, в угоду поднимающему голову исламу, пытается занять равноудалённую от обеих сторон конфликта позицию. Далека Америка отсюда, не прочувствовать американскому обывателю всей сложности и опасности здешней ситуации. Вот и я поймал себя на мысли, что стал потихоньку раздражаться от «несговорчивости израильтян в переговорах с палестинцами». Где-то стало даже жалко «арабских детей», страдающих от «жестокости израильской военщины».
Всё чаще стали попадаться в американской «свободной» прессе статьи, критикующие администрацию за «слепую поддержку» этой страны. Вспомнились коммунистические клише о сионистах, об их «вечном желании подчинить весь мир». И ехал я в Израиль с уже созревшим чувством осуждения евреев, со сложившимся американским политкорректным мнением.
Но, увиденное - кардинально изменило моё мнение об этой удивительной стране. Полоска демократии на побережье Средиземного моря, мирные, изумительно талантливые люди, покорили моё сердце. И Израиль стал мне ближе, понятней и предсказуемей...
А как же Иордань, эта сказка о земле избранного народа, живущей только в моём воображении, как и другие сказки из детства? Видел ли я её?
Да видел!!!
Был тихий вечер, когда мы покидали Иорданскую долину. Солнце нежно опускалось за зелёные холмы, напоследок освещая эвкалиптовые и финиковые рощи, луга, покрытые обильными жёлтыми цветами. Было так мирно и спокойно, и было что-то божественное во всей этой красе, что я чуть было не воскликнул – «Иордань!» И вдруг мне стали понятны те строки, которые маленькая цыганочка пропела тогда, стоя в луже: «Ключиком... шёлковым платочиком»... Только так, наверное, могут открыться замочики на золотых воротах, ведущих в рай!
27 марта 2011 года
Стихи, опубликованные ниже, были написаны в Израиле, на Священной Земле. Я не еврей, но после поездки на "Иордань", проникся глубоким уважением к этому уникальному народу...
Ода Израилю.
На Голанских высотах цветут апельсины,
Галилейское море, как кусочек небес,
Зарастают траншеи в Иорданской долине,
Расцветает Израиль в этом мире чудес.
Бирюзою искрится Средиземное море,
Перелётные птицы на иврите поют,
Старики уверяют – так написано в Торе,
Всех евреев земли собирает Он тут.
И на этой земле каждый сам себе барин,
Коль с добром и молитвой человек в ней живёт,
Иудей, христианин, бедуин, мусульманин,
Вскинув руки в молитве ей осанну поёт.
20 марта, берег Галилейского моря.
Взрыв в Иерусалиме.
Вот опять ни за что человека убили,
На Священной земле пролилась чья-то кровь,
Чью-то мать или дочь как цветочек срубили,
И безумно вопит где-то, чья-то любовь.
За стеной у «соседа» кричат муэдзины,
Правоверные к Мекке намазы кладут,
А у слёзной стены причитают раввины,
И к господнему гробу христиане идут.
Кто же прав, кто же нет, разве нам разобраться,
Каждый думает бог на его стороне,
Чёрный ангел с небес начинает спускаться,
То усталый Господь отдал нас сатане...
Иерусалим 22 марта 2011 года.
(фото автора)