Что ищет он в стране далёкой? Что кинул он в краю родном?..
Феофана Прокоповича частенько превозносят как некое «общее наследие восточных славян». Ещё в 1979 году, в самый-самый «разгар» дружбы народов, в СССР началось издание трёхтомника лекций, которые он читал в Киево-Могилянской академии в 1705–1707 годах, в переводе с латыни (Феофан Прокопович. Философские творения, тт. 1–3. Киев, 1979–1981). Автора анонсировали как первого из «духовных чад» Петра Могилы. Подозреваю, что Могила здорово покувыркался в собственном гробу от подобного, прости-господи, «родства»! Тем не менее, биография Феофана Прокоповича, действительно, чрезвычайно интересна и достойна самого подробного изучения. Причём, начало его жизни запутанно так старательно, что поневоле начинаешь подозревать: что-то там не чисто. Я с превеликим удивлением обнаружил, что в ряде биографических «житий»-справок о Ф.Прокоповиче либо напрочь отсутствовали (!) важнейшие нюансы, либо они трактовались как-то поверхностно и сверхлегкомысленно: «родился в семье киевского купца» (Фамилия? Национальность? Чем конкретно торговал?), «перешел в униатство», «свое образование завершил в Риме», «прослушал курс лекций в лучшем учебном заведении католического мира Коллегиум Романум», «иезуиты предлагали будущему архиепископу войти в Базилианский орден и остаться ученым работником Ватиканской библиотеки», «своими способностями обратил на себя внимание папы», «обосновывал абсолютизм власти Петра, ссылаясь не на традиционные религиозные представления, а на современные ему политические теории», «по своему образу жизни, воззрениям мыслитель олицетворял не представителя духовенства, а светского человека» и т.д. и т.п. Как будто бы и нечему тут удивляться!? Как будто для большинства православных архипастырей на Руси было в порядке вещей «окормляться» в Ватикане, бегать из православия в униатство (и обратно), с кратковременными визитами в «лютеранство», без конца перекрещиваться, и в труды европейских философов заглядывать чаще, чем в Святое Писание или «патристику»!? Прямо бурлеск какой-то в театре абсурда: историки, филологи и литературоведы, и по сей день, ищут у Ф.Прокоповича не свидетельства его православного мировоззрения, а пытаются выяснить – был ли он, на самом деле, «тайным» католиком, греко-католиком или протестантом!!! Чем может быть чреват подобный дефицит важнейших сведений, мы уже успели убедиться на примере биографии Кирилла Туровского, оказавшегося, в конце концов, опальным патриархом Кириллом Лукарисом…
Так вот, родился Феофан Прокопович то ли в 1677, то ли в 1681, то ли в 1684 году. То ли 17 июня, то ли 9-го. В одной узкоспециальной статье содержалась (если то была не банальная опечатка) совсем уж фантастическая (или нет?) дата – 1661 год! Вот и ещё одна любопытнейшая загадка: в личном дневнике («Диариуше») Дмитрий Ростовский делает ряд интереснейших записей за 1689 и 1691 гг., - сначала о «преставлении» в Братском Киевском монастыре «блаженной памяти отца Феофана Прокоповича» (?), который-де «в Церкви Божией добре послужил, проповедник сладкоголосый, мой любый брат», а затем о возвращении в Батуринский монастырь, из дальних странствий, некоего «брата Феофана монаха», который «…пошел из своего монастыря в 1684 году, ходил разными землями, в Париже и Риме философии и богословию учился, был в Бари, где мощи святителя Христового Николая почивают», причём называет его «мой постриженик» (!?)… Ежу понятно, что к тому времени «чернец» Церейский-Прокопович, родившийся в 1681-м (или даже позже), не мог совершить всего того, что ему приписывали разные незадачливые (или нелюбопытные?) биографы. Да и о Прокоповиче ли идёт здесь речь?.. Первое и настоящее имя нашего героя – Елеазар. Прокопович – фамилия по матери, а не по отцу. Так обычно записывали в метрике незаконнорожденных детей (sic!), отцы которых желали остаться неназванными. Фамилия батюшки, возможно, впервые появляется на горизонте в 1698 г., когда в ватиканском матрикуле юноши было указано – «Церейский». По одной из версий это значит — «сын чернокожего, мурина». Но вероятнее всего, что папаша Церейский был просто зело смуглым «жидовинским» купцом (ярко выраженный семитский антропологический тип, знаете ли), а не мавром или афро-американцем. Мне приходилось встречать и другие версии: «мелкий торговец», «небогатый мещанин» и т.п. Интересно, что в Киево-Печерском Патерике «муринами» называли бесов… Согласно другой, на мой взгляд более правдоподобной, версии византийское слово «церей» означало «восковую свечу». В церквях и в своих домах зажиточные киевские горожане использовали дорогие восковые свечи, и по числу зажжённых свечей определялся уровень достатка хозяев, тогда как простолюдины возжигали дешёвые сальные свечи, называемые «фебацей». Производством свечей в средние века занимались мыловары и пекари. Мыловары получали сопутствующий продукт – воск, а пекари делали из него свечи. Ещё одна интересная деталь: на Руси до XVIII столетия все свечи изготовлялись в домашних условиях, даже церковные. Только в 1721 г. монополия на производство свечей была передана Святейшему Синоду. Велика вероятность того, что не очень порядочный биологический отец юного Елеазара, будучи «лицом еврейской национальности» и, что очень вероятно, ортодоксальным иудеем, занимался продажей свечей, – отсюда и редкое фамильное прозвище.
А не этим ли обстоятельством мы обязаны присутствию лёгкого налёта антисемитизма и «антижидовских» филиппик в иларионовом «Слове…», ибо сын еврея от нееврейки-гойки тоже считался неевреем, и по всем талмудическим законам наследовать богатому папеньке никак не мог? Особенно, при наличии у того ЗАКОНнорожденных детей. Причём, сама греховная связь родителей Прокоповича (известный «жидовед и дегенератолог» Г.Климов, безоговорочно соглашаться с каждым умозаключением которого я вовсе даже не обязан, уверенно диагностирует: сексуальные утехи «жида» и славянской дегенератки – это типичнейший союз двух бионегативных «психопатов») хотя и была в глазах окружающих порочной, но вот для иудея сие «прелюбодеяние» с гойкой приравнивалось к… скотоложеству, и не считалось нарушением заповедей Моисея… Спешу здесь СПЕЦИАЛЬНО ОГОВОРИТЬСЯ, что сам я ксенофобией (и юдофобией, в том числе) не страдаю ни в малейшей степени; и людей привык оценивать не по признаку национальности или «клейму» этнической Судьбы, а по наличию плодотворной мыслительной деятельности и богатству их внутреннего мира. Что поделаешь, если доводы Г.Климова хоть что-то, да проясняют в искусственно затемнённых «началах» феофановой биографии… Знать бы ещё точно, кем был дед Прокоповича по материнской линии. Я предполагаю, что священником, ибо родной брат матери – Феофан – был им точно! А в XVII веке священство зачастую переходило по наследству от отца к сыну. И тут-то, похоже, Григорий Климов снова прав: самой «ядовитой» смесью являются «скрещивания» священников ИЛИ ДЕТЕЙ СВЯЩЕННИКОВ с евреями. И то, что Прокопович рано «осиротел» (что же такое стряслось?), – признак, мягко говоря, тоже не очень хороший. Более того, ряд биографов Прокоповича, по всей вероятности в силу мужского «шовинизма», связывали начало его «горького сиротства» исключительно со смертью отца, как будто матери вообще не существовало в природе! Если матушка Елеазара, действительно, работала у купца Церейского в качестве домработницы, то сия интересная деталь в точности напоминает сюжетец из родословной ещё одного «исчадия ада» (его бабушку некогда соблазнил хозяйский сын-еврей и… как люди взрослые мы должны об остальном догадаться сами), появившегося на свет в семье Алоиза и Клары Гидлер… До приснопамятного «Антихриста» нашему Церейскому-Прокоповичу было, конечно, далеко (там была нужна, согласно Г.Климову, противоположная сексопаталогическая «конфигурация»), но что-то мне подсказывает: на его пожизненном психо-эмоциональном состоянии (или, если хотите, «карме») печальные воспоминания детства не могли не сказываться.
Благодаря одной, не очень-то известной широкой публике, монографии историка Б.А.Романова (см. Люди и нравы Древней Руси. Историко-бытовые очерки XI-XIII вв. 2-е издание, М.-Л., «Наука», 1966), я, с большой долей вероятности, могу предположить, что же приключилось с маменькой Прокоповича. Так вот, ссылаясь на «Церковный устав» Ярослава Мудрого и «Заповеди» митрополита-гречанина Георгия (см. Голубинский Е.Е. История русской церкви. т.I, половина 1, М., 1880), Борис Александрович приводил интересные подробности о том, какие кары грозили незамужней «девке», если она неосмотрительно «детяти добудет у отца и матери» (т.е. ещё проживая совместно с родителями). Таковым особам, «аще… блуд створит и проказит отроча в себе», предлагалась 5-летняя епитимья (!) «о хлебе и воде», а также заточение в некий «дом церковный», сильно смахивающий на женскую тюрьму (колонию)… Выжить юной деве в таких зверских условиях было, по-моему, просто нереально…
Даже имея в родственниках дядю епископа и ректора Киевской коллегии (а в воспитании Елеазара принимал участие и тогдашний киевской митрополит Варлаам Ясинский), незаконнорожденный ребёнок («байстрюк») не мог быть принят туда на обучение. Тем не менее, маленький Елеазар попадает-таки в сначала в Братскую монастырскую школу, а затем, проявив недюжинные способности, становится лучшим учеником Киевского коллегиума, и как раз в то самое время, когда его покровитель и меценат Иван Мазепа был провозглашён гетманом Левобережной Украины. В «Киево-Могилянке» он учится главному для своей будущей карьеры предмету – сиречь искусству выживания, законам конкурентной борьбы за место под солнцем, умению «колебаться» вместе с «генеральной линией», и даже (в случае острой необходимости) «линьке убеждений».
Мазепианский культурный «ренессанс» вынес нашего героя на широкую европейскую арену. В 1698 г. Елеазар заканчивает «Могилянку», и в том же году поступает во Владимиро-Волынский униатский коллегиум, где живёт под именем Самойлы в базилианском монастыре (напомню, что орден «базилианцев», или «иезуитов восточного обряда», был законспирирован даже больше, чем само «Общество Иисуса»!). Там он принимает унию и постригается в монахи с именем Елисей. Перемену вероисповедания отдельные исследователи объясняют так: «чтобы иметь возможность продолжать учебу в Риме». Гм-гм… Не слишком ли прямолинейно? Униатский епископ Заленский, отметив необычайные способности молодого монаха, поспособствовал его переводу в Римскую католическую академию св. Афанасия, в которой готовили богословские кадры для расширения влияния РКЦ среди восточно-православной паствы. В Риме Елисей пользуется фондами ватиканской библиотеки, кроме собственно религиозных дисциплин изучает творения древних латинских и греческих философов, историков, писателей и поэтов, основы католической веры и организации папской церкви, знакомится с произведениями Томмазо Кампанеллы, Галилео Галилея, Джордано Бруно, Николая Коперника. Через какое-то время, как пишут некоторые его биографы, от него начали требовать перехода в католичество (что само по себе достаточно странно, ибо выпускники Афанасьевского «академа» больше нужны были Ватикану именно как «квази-православные», как его «пятая колонна» на Востоке). Так или иначе, но 28 ноября 1701 г. Прокопович покидает Рим, не закончив полный курс обучения (а не по настоятельной ли рекомендации свыше?). Как отмечалось в документах академии: «чернец русинский сбежал… безо всякой на это причины с большим скандалом» (похоже на «легенду внедрения» разведчика-нелегала; или же он натворил там нечто из ряда вон выходящее). Пешком Прокопович проходит пол-Европы: всю Францию, Швейцарию, Германию, некоторое время обучается в Галле, где знакомится с идеями Реформации. В 1704 г. он возвращается на Украину, сначала в знаменитый Почаевский монастырь, потом едет в Киев, где отрекается от католической веры (но разве можно, уважаемые, «отречься» от того, чего не разделял, хотя бы, некоторое время?), проходит процедуру наложения «епитимии» и постригается в православные монахи, приняв имя Феофана, в память о своём дяде… Я, конечно, не принадлежу к числу истинно воцерковленных православных христиан, но даже мне яснее-ясного, что верить в искреннее раскаяние Прокоповича было нельзя никоим образом; такие «агенты» годились лишь для разложения РПЦ изнутри и фактического изничтожения православной веры, – что Прокопович блистательно продемонстрировал некоторое время спустя! И ещё одно замечание. Я никак не возьму в толк, зачем это будущему православному (!) богослову и архипастырю вдруг потребовались Кампанелла, Бруно, Декарт, Локк, Бэкон, Спиноза и Гоббс? Они, что – тоже авторитетные «отцы церкви»? И как, например, можно было сочетать в своих убеждениях Бога-творца всего сущего, видимого и невидимого, и утверждение о том, что ««материю нельзя никогда ни создать, ни уничтожить, ни уменьшить, ни увеличить», поскольку-де она развивается на основе собственных, заложенных природой закономерностей?..
(продолжение следует)