Глава 14
В этот год Берлин особенно неспокоен. Кажется, дело шло к революции или, по крайней мере, к бунту. Возможно, это будет лишь короткий яркий всплеск, а, может, долгая томительная борьба. Кто знает? Вермонт не был предсказателем, однако он будто бы чувствовал напряженную атмосферу, охватившую весь город.
В то время Германия все ещё оставалась раздробленной. Среди многочисленных княжеств особенно выделялись Пруссия, Саксония и Бавария, и все эти государства находились в формальном подчинении у императора, который, впрочем, не прилагал особых усилий, чтоб как-то объединить свою империю. Так что княжествами фактически заправляли патрицианские семьи и князья. Экономическая отсталость, политическая раздробленность и желание жить лучше, по-другому, в сильной, объединенной Германии постепенно приводили к тому, что в германских княжествах стали возникать то тут то там политические организации: «Союз гонимых», «Союз справедливых» и другие «союзы». Борьбою и кровью, они хотели объединить Германию и сделать её великим государством. Кто-то был готов отдать за это жизнь, кто-то – нет, однако они объединялись, чтоб поделиться своими соображениями и планами, по сути – грезами. Они хотели революции.
Словно гнойная рана, старые порядки и режимы набухали и чернели, и однажды должно было случиться нечто, что заставит выйти гною. Вермонт не мог знать, что толчком к началу вооруженного восстания станет Французская революция 1848 года. Тогда, в марте, по всем землям Германии прокатятся народные волнения, которые принудят напуганных князей пойти на уступки. Король Фридрих-Вильгельм направит свои войска на подавление мятежников в Пруссии, а вскоре и в другие княжества. Германская революция закончится ничем. Она не уничтожит феодально-абсолютистский режим, не приведет к политической власти буржуазию и самое главное – так и не объединит Германию.
Вермонт не мог этого знать. Но, кажется, что-то ощущалось в воздухе, какое-то нарастающее недовольство, словно все в лесу затихает в благоговейном ужасе и смирении перед ураганом, который сметет множество деревьев и уничтожит птичьи гнезда.
Оторвавшись от окна, камердинер в который раз взглянул на старика Джека. Тот, похоже, спал или притворялся, что спал. С глубоким сожалением вздохнув, Вермонт снова уселся на стул, когда человек с ружьем знаком велел ему это сделать.
Это был один из наемников Тачерса. Другой, похрапывая, спал, развалившись на стуле у дверей. Дверей, ведущих на свободу.
Сказать, что Вермонт хотел сбежать, значит, ничего не сказать. Он сбежал бы уже давно, однако подходящего момента так и не предвиделось. Дело в том, что Тачерс знал, как нужно держать пленников, чтобы они не сбежали.
Комната, в которой они находились, была маленькой и неуютной, с двумя кроватями и одним деревянным столом. Двое приставленных к пленникам стражей имели весьма увесистые ружья, которые одним своим видом грозили не делать глупостей. Правда, один из стражей в данный момент бесстыдно спал, но вот другой не спускал с пленников взгляда. Но куда здесь деваться, в этой жалкой комнатке с одним-единственным окном?
В душе Вермонт негодовал. Он до сих пор не мог поверить, что их с Джеком удалось так легко похитить. Когда две недели назад к ним в комнату постучались, он был уверен, что это мисс Лестон вернулась. Едва открыв дверь, он понял, что ошибался. Сначала он увидел направленный на него ствол кольта, а, увидев, похолодел и только после этого посмел взглянуть на пришедшего. Это был Тачерс собственной персоной, а за ним ещё двое его наемников.
Тихо и нагло Тачерс и его люди вошли в комнату. Если бы у Вермонта была лишь секунда, он бы запросто извлек из-за пояса свой «Паттерсон», который приобрел по настоянию мистера Лестона совсем недавно, но, увы, этой секунды у него не было. А у Джека оружия и подавно не имелось. Какая жалость!
- Тихо, - улыбнулся Тачерс. – Эй вы, закройте дверь.
Двое за его спиной поспешили выполнить приказание, Тачерс же в это время проговорил, ухмыляясь:
- Рад снова видеть тебя, Джек.
Тот сплюнул на пол: мол, взаимно.
- Как ты догадался, мы пришли за тобой, - продолжал негромко Тачерс. Он явно не собирался наводить лишний шум. – Твоя шкура дорого стоит. Пока я не нашел Источник. Может, поэтому ты такой смелый сейчас?
- Я уже говорил тебе, Цыган, - прохрипел зло старик, - что лучше сдохну, чем открою тебе секрет.
- Это можно устроить, - с ледяным спокойствием Тачерс направил кольт на Джека. Тот замер, очевидно, уже жалея о своих словах, и Тачерс заулыбался.
- Вот видишь, - произнес он. – Ты смерти боишься, а если боишься, то расскажешь, где Источник. Рано или поздно. Скорее всего, рано, потому что я не люблю ждать. Пытки, угрозы помогут мне развязать тебе язык, а если будешь сговорчивым, то я, возможно, даже позволю тебе выжить.
- Иди ты к черту!..
- Достаточно!
Вермонт решил, что надо действовать. Однако прежде чем он успел хотя бы потянуться рукой за револьвером, один из наемников ткнул в него ружье.
- Не стоит, - улыбнулся Тачерс слащаво. – А теперь слушайте меня, вы, двое. Сейчас мы выйдем из комнаты, спустимся вниз и выйдем из этого места. Вы будете вести себя так, будто бы ничего не случилось.
- С какой стати? – буркнул старик.
- С той, что если ты, Джек, попробуешь сбежать, я тебя убью. А если попробуете сбежать вы двое, то мне будет достаточно крикнуть хоть одно слово, и мой человек прирежет юную мисс.
- Как вы смеете?.. – пораженно прошептал Вермонт, хватаясь за сердце. – Вы лжете.
- Может, лгу, а может, и нет, - Тачерс пожал плечами. – Но тебе не скажу. Так что придется гадать: или ты, или девица Лестон. Она сейчас, кажется, внизу, завтракает.
В общем, им пришлось подчиниться. Одна угроза жизни мисс Лестон заставила Вермонта стать покорным, в то время как Джек страшно боялся за свою шкуру. Ему-то на костылях далеко не убежать. Возможно, Тачерс и соврал, но у Вермонта не имелось достаточных доказательств, чтоб не поверить его словам. А если с мисс Лестон что-нибудь случится…
Таким образом, они подчинились. Их посадили в карету, где связали. Потом они направились в неизвестном направлении, хотя Вермонт был уверен, что дорога их лежит через Германию. Во-первых, так было быстрее, во-вторых, так ему подсказывала интуиция. А значит, было вполне вероятным, что, если они с Джеком сбегут, то им посчастливится встретить мистера Лестона и его друзей. Но шанс сбежать им пока так и не предвиделся. Их охраняли с бдительностью и упорством.
Они просидели в комнате несколько часов, пока, наконец, в дверь не постучались три раза. Это был условный знак, и пленникам тут же снова связали руки за спинами и повели вниз. Внизу их ждал Тачерс и ещё один человек, кажется, священник, поскольку на нем был надета черная церковная сутана. Вермонт лишь недоуменно подумал, что за дела могут иметься у духовного лица с таким типом, как Тачерс. А вот реакция Джека была странной: он побледнел, потом покрылся пятнами, во все глаза глядя на священника. Некоторое время он молчал, затем пораженно и зло пробормотал:
- Подлая, мерзкая тварь! – обращался он прямо к священнику. – Чтоб ты сдох!..
- Заткнись, Джек, - резко оборвал Тачерс, а на лицо отца Рокастера легло непримиримое выражение.
- Ты жаждал единолично властвовать над ценнейшим сокровищем, - спокойно сказал тот. – Это не по-христиански.
- И поэтому ты, жалкий поп, решил вмешаться в это дело? – если бы в руках Джека был его костыль, он затряс бы им в воздухе или того и гляди – ударил бы по голове священника. Но костыль у него отобрали.
Отец Рокастер ничего не ответил, демонстративно отвернувшись и сохранив такой же спокойный вид, исполненный собственной значимости.
- Этих двоих в карету, - приказал Тачерс. – Едете за нами, и чтоб никуда больше!
Один из его людей повел пленников во двор, где уже стояли карета, открытая коляска и несколько лошадей. Пленников грубо впихнули в карету, с ними же уселся и один наемник, чтоб предотвратить возможное бегство. Коляска предназначалась для отца Рокастера, сам же Тачерс и ещё четверо его людей оседлали лошадей.
- Пошли!
Этот маленький отряд двинулся в дальнейший путь.
Глядя на мелькающие за окном кареты, улицы, дома, Вермонт набирался решимости. Сейчас или никогда. Джек сидел рядом, в то время как наемник, держа револьвер в одной руке, напротив, и, кажется, это был самый подходящий момент. Если бы удалось отвлечь внимание наемника, то можно было бы забрать револьвер, а потом…что потом? Вермонт напряженно размышлял, как лучше поступить. Взять наемника в заложники? Выкинуть его из кареты, а самому попытаться перебраться на место кучера и захватить поводья? Пригрозить расправой?..
Судьба решила за него. Едва они свернули на главную улицу, как карета вынуждена была остановиться. Откуда-то послышались крики и лозунги. Пытаясь понять в чем дело, наемник на секунду высунулся из кареты. Пора!
Этой секунды была достаточно, чтобы Вермонт принял решение. Он быстро набросился на наемника, отводя руку, в которой тот держал револьвер, в сторону и прокричал:
- Джек, помоги же мне!
Как оказалось, старика просить дважды не пришлось – он выбил револьвер из руки наемника и направил его на бывшего владельца.
- Только пикни – пристрелю!
Тот не посмел не поверить злобному шипению, с которым Джек произнес эти слова, и, сглотнув, замер в нелепой позе. Вермонт тем временем незаметно выглянул в окно.
- Демонстрация! – это слово будто бы волшебным образом подняла их шансы на успех побега. – Нужно этим воспользоваться! Джек, выруби его!
Кажется, Джек только этого и ждал. С самодовольной ухмылкой он замахнулся на наемника за секунду до того, как тот успел сообразить, что с ним собираются делать. Резкий удар по затылку – и бедолага обмяк, погрузившись в страну временного беспамятства.
- Что будем делать? – прохрипел Джек.
- Демонстрация! – взволнованно зашептал Вермонт. – Толпы народу! Нужно слиться с ними!
- Но как?.. – Джек не успел договорить, так как, услышав шаги снаружи, Вермонт грубо схватил старика и вытолкнул за дверь. С другой же стороны, как он успел заметить, убегая, показалась физиономия кучера, который, очевидно, почуяв неладное, решил проверить в чем дело. В тот же миг раздался встревоженный возглас.
Выбравшись на улицу, Вермонт в миг оценил ситуацию. Он схватил Джека и буквально полетел в сторону толпы, до которой оставалась лишь пара шагов. Он слышал, как за их спинами надрывался Тачерс, крича своим людям, чтоб немедленно поймали беглецов, но ни в коем случае не убивали старика. «Повезло», - быстро подумал Вермонт, протискивая себя и Джека, стонавшего от боли, поскольку такое поспешное бегство причиняло ему серьезные муки, сквозь толпу демонстрантов. Последних, кажется, были сотни. Они держали плакаты и что-то выкрикивали, однако двум убегавшим не было до этого никакого дела.
Обернувшись на миг, Вермонт увидел, как люди Тачерса пытаются протиснуться сквозь толпу на своих лошадях, однако, возмущенные этим, демонстранты намеренно не желали расходиться, и тогда прогремели первые выстрелы. Надеясь таким образом развеять толпу и пробраться дальше, люди Тачерса прогадали, поскольку в тот же миг раздались крики и толпа, охнув, принялась разбегаться кто куда. Этим тут же воспользовались беглецы и, захваченные людским потоком, бросились убегать прочь от своих преследователей, растворившись в пестроте толпы.
Последнее, что расслышал Вермонт, прежде чем скрыться с Джеком за углом, это то, как громко и злобно выкрикивал проклятия Тачерс в адрес своих нерадивых помощников. Только оказавшись в двух кварталах от места происшествия, двое, запыхавшись от безумного бега, остановились и попытались прийти в чувство. Хуже всего пришлось, разумеется, Джеку - буквально повиснув на Вермонте, он делал для побега своей больной ногой все, что только было возможно, отчего ужасно ослаб и теперь не мог передвигаться самостоятельно.
- Сюда, - Вермонт втащил ослабевшего старика во двор какого-то дома. – Нам нужно спрятаться…
Слава Богу, забор, окружавший дом, был высок и ладен, и надежно скрывал беглецов от чужих глаз.
- Тише, - прошептал Вермонт, прижимая ладонь к губам Джека, чтоб тот, не дай Бог, не застонал. Камердинер слышал топот лошадиных копыт, и, кажется, где-то недалеко прозвучал знакомый голос, принадлежащий Тачерсу. И вправду – через секунду голос стал громче, и Вермонт затаил дыхание, поскольку Тачерс и его люди проскакали на конях почти рядом. Если бы не забор, беглецов бы обнаружили.
Вермонт вздохнул с облегчением только тогда, когда на улице все стихло. Какая удача! Им удалось сбежать! Правда, что же делать дальше, Вермонт пока не придумал.
Внезапно из-за дома появился какой-то пес и, лая, набросился на Джека. Тот закричал, вырываясь из скалистой пасти, Вермонт поспешил ему на помощь, пытаясь отогнать пса. В этот момент из дома выбежал мужчина. В руках он держал ружье, которое направлял в сторону незваных гостей.
- Что вам нужно? – настороженно спросил он по-немецки, но Вермонт понял, поскольку немного знал этот язык. Когда-то давно, присутствуя на уроках мистера Лестона, где молодого повесу и бездельника пытались обучить языкам, камердинер кое-что запомнил и немногому научился.
- Прошу вас, уберите своего пса! – прокричал он, защищая несчастного старика, которому и без того сегодня порядком досталось.
Мужчина что-то рявкнул неразборчиво, и пес, гавкнув ещё раз, словно оставляя последнее слово за собой, отбежал от пришельцев и прильнул к ногам хозяина, правда, так и держа уши торчком.
Вермонт помог Джеку встать.
- Прошу вас, помогите нам. Этому старику нужен врач. Как видите, он - калека.
Мужчина несколько минут раздумывал, подозрительно глядя на чернокожего и калеку, потом неохотно кивнул.
- Хорошо, - сказал он. – Идите за мной. Я отведу вас в сарай, где вы сможете дождаться прихода врача.
Обхватив тщедушное тело старика, камердинер повел его туда, куда указал мужчина.
В этот момент из дома выбежала женщина, очевидно, жена. Узнав в чем дело, она запричитала:
- В сарай? Милый мой Вальтер, разве это называется гостеприимством? А ну проходите в дом, господа! Мы непременно окажем вам любую помощь!
- Но, Хелена, - запротестовал хозяин. – Мы же совсем не знаем этих людей! Вдруг они воры?
- Уверяю вас, - поспешил вмешаться Вермонт со всей присущей ему почтительностью. – Мы вовсе не воры. Мое имя Вермонт. А этот несчастный мой друг. Прошу вас, помогите нам.
- Разумеется! – хозяйка, обеспокоено закивав головой, тут же подхватила Джека и повела незваных гостей в дом. Её муж попытался было что-то сказать, но, видя, что его никто не собирается слушать, махнул рукой, мол, с женщинами спорить – воздух попросту сотрясать.
Незваных гостей радушная фрау не только пригласила в дом, но и выделила Джеку хорошую комнату с мягкой постелью, чему старик необычайно обрадовался, поскольку последние дни, когда они добирались в Берлин, он спал то в карете, то на неудобных скрипучих кроватях или просто на матрасе. Бывало в его жизни и так, что приходилось спать и под мостом, однако путешествие в компании Роберта Лестона сделало старика изнеженным и капризным.
Фрау Хелена приказала своей единственной служанке нагреть воды, чтобы гости смогли принять ванну, а сама отправилась на кухню готовить «праздничный ужин». Немного сбитые с толку удивительным гостеприимством незнакомых людей, Вермонт и Джек лишь переглядывались и молча пожимали плечами. Хозяин же, который, поднявшись за ними следом, убедился, что его жена не слышит, мрачно проговорил:
- Уж не знаю, кто вы такие, но я буду держать ухо востро. Если что не так…
- Наша благодарность вам за вашу помощь, - Вермонт почтительно склонил голову. – Ваша жена необычайная хозяйка и добрая христианка. Уверяю вас, мы не воры и не преступники, однако оказались в довольно сложном положении и нам требуется передышка.
Хозяин внимательно оглядел их пыльные костюмы, задумался на несколько минут, потом, согласившись, кивнул головой.
- Хорошо, я верю вам. Сразу скажу, не стоит удивляться поведению моей жены, а также тому, что она, возможно, скажет. Видите ли, она…немного не в себе, а гостей у нас почти не бывает. Так что не удивляйтесь. Я вызову для вас лекаря, чтоб он осмотрел старику ногу.
Хозяин развернулся и ушел, а Джек что-то недовольно проворчал. Каждый раз, когда его называли стариком, лишний раз указывая на его преклонный возраст и напоминая об этом, он ворчал в ответ и корчил физиономию. В эту минуту ему было не до этого. Он постанывал от боли в спине и сидел, скрючившись на стуле.
Как и пообещала хозяйка, им в комнату вскоре принесли горячей воды. Вермонт помог старику умыться и лечь на кровать, умылся сам, однако отдыхать он вовсе не собирался. Ему нужно было подумать. Очевидно, что им с Джеком лучше оставаться под крышей этого гостеприимного дома до тех пор, пока Тачерс и его наемники не покинут город. С другой стороны, отсиживаясь здесь, они рискуют потерять свой последний шанс и разминутся с мистером Лестоном, а в том, что Роберт отправится в Германию за Тачерсом, у Вермонта не было никаких сомнений. Во-первых, потому, что так быстрее, а во-вторых, Вермонт слишком хорошо знал крутой нрав своего господина, чтобы предположить что-либо другое. В глубине души камердинер, хотя и не был согласен с господином в некоторых ситуациях, где, по его мнению, можно было обойтись и без излишней жесткости, тем не менее, очень гордился непреклонным, почти царским характером своего воспитанника.
Таким образом, нужно что-нибудь придумать. Но что? Бегать по улицам, выкрикивая имя своего господина? Нет. Здесь нужно что-то другое.
Пока Вермонт думал, в комнату постучались, и вошла фрау Карина. Женщина лет сорока с лишним, круглолицая, она радостно, чуть глуповато улыбалась, светясь от счастья и удовольствия видеть в своем доме гостей. На ней был надет белоснежный передник, волосы причесаны, а манжеты отглажены. Только сейчас, когда хозяин дома пояснил им о «деликатном» состоянии разума хозяйки, можно было не удивляться её странному взгляду и поведению. Все же Вермонт удивился, когда фрау едва ли не по-матерински, хотя была не так уж стара, обняла его, расцеловала в обе щеки, а потом повернулась и к Джеку. Чтобы избежать подобной участи, старик, кряхтя, встал с кровати.
- Ужин готов, мои дорогие гости! Пройдемте со мною в столовую. Там собралась уже вся семья, а мы ведь вас так долго ждали! С самого утра! Я уже и мальчишку посылала узнать, что с вами приключилось, почему так долго…Пойдемте-пойдемте…
Джек и Вермонт переглянулись, но молча последовали за хозяйкой, поскольку желудки уже давно урчали от недовольства. Их провели на первый этаж в небольшую светлую комнату, где располагался вытянутый стол на восемь-десять человек. Пока они шли, Вермонт внимательно оглядел обстановку и пришел к выводу, что хозяева принадлежат к классу буржуазии, поскольку здесь было много красивых вещей, но, очевидно, дела у семьи сейчас идут неважно, так как из прислуги была всего одна девушка, а угощенья на столе не были столь обильными, хотя аромат супа приятно щекотал ноздри. Что ж, камердинеру здесь определенно нравилось. Джеку наверняка тоже, пусть он и сохранял свой привычный подозрительный вид.
За ужином фрау не переставала мило щебетать, рассказывая о последних новостях, слухах, которые летали по городу и пересказывались из уст в уста. Она успела поведать гостям о семейных проблемах, например, о том, почему её дядюшка Август по-прежнему холостяк или почему её дочь Анна, которая уехала с мужем в Австрию, пишет ей так нечасто. От непрестанной болтовни добродушной фрау у всех присутствующих, включая и её мужа, разболелась голова, однако они стойко выносили эту пытку, не желая обидеть добрую женщину. Наконец, выудив долгожданную паузу в болтовне жены, хозяин обратился к гостям:
- Кажется, демонстранты снова принялись за старое. Устроили черт знает что. Их, верно, разогнала полиция – я слышал выстрелы и крики. Вы присутствовали при этом?
Откусив ломтик хлеба, хозяин подозрительно оглядел гостей. Поскольку Джек молчал (и хорошо, что молчал, покуда он мог сказать что-нибудь не то) Вермонт ответил осторожно:
- Мы…оказались не в то время и не в том месте. Лишь краем глаза видели толпу, но, увы, не знаем, что там произошло.
На самом же деле, для них демонстрация оказалась как нельзя кстати. Только благодаря большому скоплению людей на площади им удалось скрыться от Тачерса. Но этим людям совершенно не обязательно было об этом знать.
- Да… - вздохнув, протянул хозяин. – Эти демонстрации участились. В городе непорядки, повсюду разгромы. Эти организации и политические кружки, словно сыпь, распространились по всему городу. Полиция гоняется за всеми подозрительными типами…вроде вас двоих.
Джек открыл было рот, чтобы что-то сказать, несомненно, не очень вежливое и обдуманное, как Вермонт быстро произнес:
- Вы не против, если мы останемся у вас на ночь? Завтра же утром мы покинем ваш дом.
- Конечно, мои дорогие! – воскликнула фрау участливо. – Вы можете оставаться в нашем доме столько, сколько пожелаете, не так ли, Вальтер?
Хозяин лишь мрачно кивнул, однако впечатление было такое, будто бы он, соглашаясь со своей несчастной, лишенной ясности разума женой, лишь не хочет расстраивать её, но все сделает по-своему. Они закончили ужин под болтовню фрау, которая и не замечала подозрительных, хмурых взглядов, бросаемых её мужем на незваных гостей.
Однако Вермонт и Джек заметили. Когда они поднялись в предоставленную им комнату для ночлега, где уже расстелили постель для одного на кровати и для второго – на кушетке, Джек сразу же проворчал:
- Этот старый пень выдаст нас полиции, чует мое нутро. Готов спорить, что он уже прямо сейчас отправился к комиссару.
«Старым пнем» Джек, очевидно, назвал хозяина, хотя слушать такие эпитеты про человека лет сорока из уст шестидесятилетнего пьянчуги было весьма странным делом.
- Возможно, ты прав, - кивнул Вермонт. – А возможно, и нет. В любом случае, полиция нам не так страшна, как Тачерс. А он, несомненно, обыскивает город, лишь бы нас найти. Предлагаю оставаться в этом доме до тех пор, пока нас отсюда не выгонят.
Без обсуждения, кто какое место займет, Джек улегся на кровать. Впрочем, старику приходилось несладко в этой поездке, поэтому Вермонт молча занял кушетку. К тому же, последний был слишком хорошо воспитан, чтобы как-то спорить.
- Нам нужно Лестона найти, - с кровати пробубнил Джек. – Твой хозяин, хоть и воротит нос от общения с такими как я, все же не так жесток, как Тачерс. Тачерс меня убьет, попади я ему в руки, даже если я раскрою ему тайну об Источнике.
Вермонт ничего не ответил, вглядываясь в темный угол. Его чуть задевало, когда Роберта Лестона называли его хозяином, поскольку таковым он Роберта не считал. Каждый человек хозяин самому себе. Получается, если Роберт его хозяин, то он всего лишь смиренный раб? Нет. Вермонту не нравилось так думать. Он считал Роберта своим господином, более того – воспитанником, поскольку видел, как Роберт рос, креп и становился мужчиной. Пожалуй, излишняя родительская любовь чересчур избаловали Роберта, а отсутствие лишений и ограничений в жизни ребенка сделали его неприспособленным к жизни, однако Вермонт никогда не позволял себе, как хорошему управляющему и камердинеру, вмешиваться в дела воспитания. Несмотря на его опасения, что Роберт вырастет повесой и богачом, который ничего не умеет делать, кроме как тратить заработанные не им самим деньги, Роберт стал прекрасным бизнесменом и научился разбираться в делах бизнеса куда лучше многих. Однако это не сделало из него примерного гражданина, поскольку его слава как любимца женщин и развлечений шла бок о бок с его славой в качестве умелого бизнесмена.
- Что же ты предлагаешь сделать? – спросил Вермонт. – Как нам найти мистера Лестона?
- Как-как? – пробурчал старик. – Как-нибудь! Вот в Париже Лестон ходил в свой банк, почему бы и здесь ему такое не проделать?
- В Берлине у семьи Лестон нет своих банков, - ответил камердинер. – Но, правда, есть счета в некоторых из них. Что, если нам попробовать переговорить с хозяевами этих банков, чтоб в случае появления мистера Лестона, они сообщили ему, где мы находимся?
- Сообщить-то можно. Но Тачерс не дурак, он будет искать нас. Поэтому нужно сообщить по-другому, чтоб этот цыган не догадался.
- Вспомнил! – воскликнул Вермонт взволнованно. – У мистера Лестона в Берлине живет его давний друг, кажется, он уехал из Америки несколько лет назад и переехал сюда. Я помню, что этого человека звали Чарльз Уоллтер и что однажды мистер Лестон упоминал, будто его друг прочно обосновался в Берлине и живет на улице Шёнеберг. Мы разыщем этого человека.
- А что, если Лестон и вовсе не собирается навестить своего старого дружка? В конце концов, друзья забываются, – фыркнул Джек.
- Вполне возможно, – нехотя согласился Вермонт, но спустя минуту размышлений загадочно улыбнулся, заглядывая в безвозвратно ушедшее прошлое. – Когда мистер Лестон был ещё юн, к нему часто в Брадмер приходили его друзья. Среди них, я помню, был и этот господин – Чарльз Уоллтер. Он тогда был молчалив, но весьма умен. Его ценили за разные выдумки и романтический настрой. У этого господина было прозвище. Его звали «сэром Чудаком» оттого, что он постоянно носил с собой альбом с рисунками, весьма, надо сказать, странными.
- И что? Причем здесь этот сумасшедший? – буркнул Джек, не понимая, к чему этот упоительный рассказ.
- А то, что мы оставим сообщения для мистера Лестона. В банках, гостиницах, даже в полиции. И в этих сообщениях укажем, что место встречи у «сэра Чудака». Тачерс, даже если получит эти сообщения, не догадается, что это за человек.
- Может, да, а может, нет, - мрачно возразил Джек. – Но слишком уж много «если»: если Лестон получит записку, если Тачерс не догадается, если Лестон вообще поймет, что мы имели в виду, если мы вообще найдем этого человека!! Это займет много времени.
- Можно попробовать, - отозвался Вермонт. – Если нам это не удастся, то и будем думать потом, что делать дальше.
- Ладно, - нехотя произнес Джек. – Все равно другого не придумаем. Очень надеюсь, что Лестон не позабыл этого вашего странного господина и поймет, что к чему. Если, конечно, он вообще приедет в Берлин и получит наше сообщение.
- Непременно получит, - отозвался Вермонт и вздохнул. Теперь, когда он знал, что делать, ему стало гораздо легче. Видения из прошлого вдруг захлестнули его, и он предался ностальгическим воспоминаниям. Он помнил, как юноши двенадцати-тринадцати лет собирались в Брадмере, чтобы провести в играх весь день. В какие играть игры всегда решал Роберт, не столько потому, что являлся хозяином поместья, сколько из-за своего характера – он был и остается волевым человеком, привыкшим думать, будто все и всегда должны подчиняться ему. Он – лидер по своей натуре. Обычно друзья-сверстники его слушались, но иногда появлялся тот, кто не желал подчиняться. Например, такие как Джулиан Ветвуд. Тогда мальчишка Роберт устраивал скандал и дело доходило до драки. Молчаливый и романтически настроенный Чарльз Уоллтер, будучи на год младше Роберта, никогда не смел ему перечить, всегда и во всем слушался. Это был скромный, но добрый юноша с любимым альбомом в руках. Его родители были богаты, однако ребенок, в отличие, например, от Роберта, не стал капризным и заносчивым. Таким его запомнил Вермонт, который присутствовал на мальчишеских играх и разнимал драчунов. Таким он запомнил Чарльза, когда тот чуть позже приходил прощаться со своим другом Робертом, поскольку его родители переезжали в Германию к своим родственникам. Иногда Вермонт краем уха слышал новости о семье странного мальчика.
Как давно это было! В то время Роберт был ещё юношей, который, хоть и был капризен, избалован и неприспособлен к жизни ввиду отсутствия лишений и ограничений в своем воспитании, но оставался чист душой. Намного позже он с головой нырнет в мир развлечений и празднеств, станет тратить деньги своей семьи направо и налево, успеет одуматься и стать отличным бизнесменом, успеет устать от своей жизни, почувствовать скуку… Тогда, когда Роберт был младше, он видел в Вермонте своего старшего товарища. Взрослея, он стал видеть в нем просто верного слугу.
Несмотря на то, что к нему всегда очень хорошо относились, Вермонт часто думал, что было бы, если бы он не остался служить в этой семье. Тогда, вероятно, и у него были бы дети, с которыми он играл бы в игры, и сейчас не находился бы здесь. Но что это? Такие мысли стали посещать его чаще обычного. Возможно, он старел. Хватит думать об этом! Пусть он всего лишь камердинер, он любил детей Лестон почти как своих, а значит должен сделать все возможное, чтобы защитить их. Он был уверен – они преданны ему так же сильно и, несомненно, ценят его, хотя и скрывают это глубоко внутри.
Они прибыли в Берлин на три дня позже Тачерса. Разумеется, они об этом не знали, как не знали и Вермонт с Джеком, что Роберту уже незачем было идти за деньгами в берлинские банки, поскольку документов, удостоверяющих его личность, он уже не имел. Не имел он и денег, и, пожалуй, это обстоятельство тяготило его сильнее всего. Роберт знал, что без денег нет смысла отправляться в дальнейшее путешествие. Без денег дорога будет трудна и полна лишений, ведь деньги могли развязывать языки и делать людей любезными. Отсутствие же таковых ставило Роберта в тупик.
Чтобы не привлекать внимания, а, главным образом, потому, что у них осталось очень мало денег, они остановились в скромной гостинице на окраине. Нужно было что-то предпринять. Князь Валежин вежливо предложил занять немного денег у него (немного, потому что много у него и самого не имелось), однако Роберт так же вежливо отказался. Если бы не было с ними Кейтлин, то эти двое, верно, давно бы уже прозвали друг друга ослами и устроили между собой дуэль. Каждый из них был чертовски горд, но если Валежин умел идти на компромисс, то только не Роберт. Последний был крайне заносчив и упрям.
Кейтлин как могла сглаживала углы между ними, поэтому им приходилось соревноваться в словесных дуэлях, а также в игре, кто кого вежливее. Глядя на них, Кейтлин лишь вздыхала и удивлялась, почему мужчины считаются умнее женщин. По её мнению, эти двое вели себя глупо и совсем по-детски.
Тем не менее, они все ещё путешествовали вместе. Дорога до Берлина была трудна. Их трясло в карете на протяжении нескольких дней, и за этот период они лишь однажды останавливались в каком-то небольшом городке, чтобы переночевать в нормальных условиях. Поездка делала Роберта все более раздраженным и утомленным, он похудел, однако его взгляд стал ясным и каким-то острым, словно он что-то задумал. Кейтлин пыталась было вызвать его на откровенный разговор, но, увы, у них совсем не было времени, чтобы поговорить наедине. Да и Роберт не шел на контакт, поскольку постоянно избегал разговоров, командовал и повышал голос.
Валежин же, наоборот, был предельно вежлив и внимателен к ней. В пути он много шутил и пытался скрасить это нудное путешествие своими рассказами о странах, где ему пришлось побывать. Он много рассказывал о себе, своей учебе в Лондоне, о том, что у него замечательная семья, с которой ему не терпится увидеться. Как оказалось, Валежин получал огромное удовольствие от своей работы, а кораблестроение он называл едва ли самым интересным занятием на свете. Правда, у них снова возник с Робертом спор на тему того, какая обивка суден наиболее устойчива к соленой морской воде. В конце концов, они развели такую громкую дискуссию, что Кейтлин была вынуждена вмешаться и прекратить этот спор. Да уж, ей приходилось нелегко.
Когда они прибыли в гостиницу, девушка увидела, что Роберт надевает чистый костюм и приводит себя в порядок.
- Ты куда-то уходишь?
- Нам нужны деньги, - ответил Роберт, завязывая галстук. Без Вермонта это оказалось не таким уж простым занятием. – Я отправляюсь к своему старому другу. Надеюсь разыскать его и занять в долг.
- Алексею ты отказал, причем довольно холодно, в то время как он просто хотел помочь нам, - сказала сестра с легким укором.
- Кити, - Роберт смерил её странным взглядом, потом так же странно улыбнулся. – Я ненавижу брать в долг, но, если мне приходится это сделать, то уж лучше пусть моим кредитором будет человек, которого я давно знаю. Так надежнее.
- Разумеется, - с досадой протянула сестра. – Практичен как всегда. Послушай, Бобби, я давно хотела поговорить с тобой…
- Кейтлин, сейчас не время для пустых разговоров, - нетерпеливо прервал он, надевая шляпу и беря трость. – Вермонт и Джек исчезли, у меня нет ни цента, наше путешествие готово пойти коту под хвост. Так что давай думать о насущных проблемах. Например, как разыскать моего друга. Надеюсь, он не переехал за время, которое прошло с тех пор, как мы виделись в последний раз.
- Конечно, - поджала губы девушка. – И сколько же времени прошло?
- Три года.
Кейтлин невесело рассмеялась.
- Вспоминаешь о друге только тогда, когда тебе что-то нужно? Ты неисправим, Роберт.
- А ты в последнее время ведешь себя недостойно, - пробуравил он её холодным взглядом. – Недостойно фамилии Лестон.
На несколько минут воцарилась тишина. Кейтлин никак не могла поверить, что он мог сказать что-либо подобное.
- Что ты имеешь в виду? – прошептала она пораженно.
Он, наконец, оторвался от зеркала, поскольку удостоверился, что выглядит безупречно. Несколько мгновений он, хмурясь, смотрел на неё, потом сухо сказал:
- Неважно. Мы все немного одичали за последнее время. Я уже перестал чувствовать себя нормальным человеком, останавливаясь в подобных местах и жуя на завтрак вчерашний хлеб. Твоё платье, Кити, выглядит просто ужасно. Приведи себя в порядок в мое отсутствие и прошу тебя – никуда не выходи. Даже если этот русский варвар позовет тебя. Его присутствие неблаготворно влияет на тебя, как и здешний климат, как все это путешествие. Надо было отправить тебя домой ещё в Бресте!
- Как скажешь, - кивнула она, чем чрезвычайно его удивила. Ни споров, ни возражений, ни даже слез. Он немного подумал, потом направился к двери.
- Ты хочешь пойти один? – спросила она. – Вспомни – в Париже это закончилось не очень хорошо. Нам с Алексеем пришлось разыгрывать целую комедию, чтобы вызволить тебя.
Её слова не разозлили его, как она надеялась. В тайне ей хотелось, чтобы он хоть немного покраснел и уже этим признал свою ошибку. Почему её брат не может смириться с тем обстоятельством, что иногда он просто не в силах контролировать ситуацию? Почему он не может и не хочет признавать своих ошибок? Неужели он до сих пор уверен, будто в состоянии справится со всем сам?
Но на лицо Лестона не лег даже самый легкий отпечаток смущения. Он о чем-то задумался, потом вдруг улыбнулся.
- Хорошо, - протянул он. – Я возьму с собою князя. А ты пока побудешь здесь вместе с его слугой.
Прежде чем она успела возразить, он вышел из комнаты и постучал в другую.
- Князь, - начал он, когда ему открыли. – Моя дорогая сестра изъявила желание, чтобы вы сопровождали меня в моей небольшой прогулке по городу. К сожалению, я не смог отказать ей, так что собирайтесь. Я подожду вас внизу, надеюсь, ждать придется недолго. И ещё, - Роберт поискал глазами Тимофея. – Прикажите вашему слуге, чтоб он позаботился о Кейтлин в наше отсутствие.
Выслушав все это, Алексей с чертовщиной в глазах улыбнулся.
- Разумеется, - он театрально поклонился. – Все, как пожелает его величество.
Поджав губы, Роберт молча развернулся и спустился вниз.