Дионис и его тайны
Шумного славить начну Диониса, венчанного хмелем,
Многохвалимого сына Кронида и славной Семелы.
Пышноволосые нимфы вскормили младенца, принявши
К груди своей от владыки-отца, и любовно в долинах
Нисы его воспитали. И, волей родителя-Зевса,
Рос он в душистой пещере, причисленный к сонму бессмертных.
После того как возрос он, богинь попечением вечных,
Вдаль устремился по логам лесным Дионис многопетый,
Хмелем и лавром венчанный. Вослед ему нимфы спешили,
Он же их вел впереди. И гремел весь лес необъятный.
Так же вот радуйся с нами и ты, Дионис многогроздный!
Дай и на будущий год нам в веселии снова собраться!
26 Гимн Гомера к Дионису
Кто знает? Жизнь не значит ли у мертвых смерть?
И умереть, на языке теней, — ожить?
Эврипид
Дионис есть божественное всеединство Сущего в его жертвенном разлучении и страдальном пресуществлении во вселикое, вечно колеблющееся между возникновением и исчезновением, Ничто мира. Поэтому дионисическое начало не может быть истолковано никаким частным "что". Дионис приемлет и вместе отрицает всякий предикат; в нем а и не-а, жертва и жрец объединяются как тождество. Одно дионисическое "как" являет внутреннему опыту его сущность, не сводимую к словесному определению, как существо красоты или поэзии. В этом пафосе боговмещения полярности живых сил разрешаются в освободительных грозах. Здесь сущее переливается через край явления. Здесь бог, взыгравший во чреве раздельного небытия, своим ростом в нем разбивает его грани.
Вселенская жизнь в целом и жизнь природы, несомненно, дионисичны.
В. Иванов
Итак: Дионис бог делира и помрачения, безумный и заражающий безумием. Нелепо вопрошать о причинах, лучше поразмыслить о значении божественного безумия.
"В конечных и преходящих вещах таится изначально им присущий зародыш гибели; время их рождения – время их смерти" (Гегель "Логика").
"Дионис: чувственность и жестокость. Преходящее становление можно истолковать как наслаждение силой эротической и разрушительной, как беспрерывную жажду творения" (Ницше "Воля к власти").
Безумный бог! Безумие, как нормальная теистическая функциональность. Возможно ли сие вообще уразуметь?
Определённый мир – пролонгация определённого бога. Безумный бог раскрывает суть безумного мира. Что это за мир? Можно ли его найти и признать? Здесь никто не посодействует, исключая бога самого.
Мы предчувствуем его дух сплошных противоречий и агрессивных оппозиций, мы предчувствуем его дух в беспредельном кипении жизни и в беспощадном уничтожении. Но в его делириуме горит дивное творчество и восторженная очарованность. Суть этого безумия – в двойственности. Ещё шаг и... помрачение, блуждание в лабиринтах интенсивного кошмара. Вселенская тайна, мистерия порождающейся жизни. Любовь, что стремиться к зачатию, оттенена безумием, равно как творческий порыв. Платон знает о безумии философа, "вакхической мании". Шеллинг: "Со времён Аристотеля ни один философ не сказал ничего значительного без лёгкой интонации безумия, вернее, без постоянного внимания к безумию" ("Вечность").
Кто хочет зачать живое, должен уйти в чёрные глубины, где пребывают неукротимые силы жизни. И когда он вернётся, колоритом безумия будут окрашены его глаза, ибо там смерть и жизнь неразделимы. Первичная тайна – безумие, лоно раздвоенности, единство раздвоения. Чтобы принять это к сведению, не надобно читать философов, это жизненный опыт всех народов во все времена.
И данный опыт гласит: пробуждение жизни стимулирует пробуждение смерти. Напряжённость жизни приближает смерть, волшебство нового становления – результат экстатических объятий жизни и смерти, вспышка новой жизни на мгновение устраняет роковую границу.
Старики и больные тревожно или спокойно принимают смерть со стороны, они размышляют о смерти по мере иссякновения жизни. Но в юности растёт предчувствие смерти в сложном расцвете собственной жизни, это предчувствие волнует и пьянит. И если стерильная жизнь монотонно продвигается к своему концу, то жизнь как дикое переплетение любви и смерти вообще не знает категории времени.
Поэтому в центральных событиях – в рождении и пубертации – люди издревле распознавали присутствие смерти и демонию бездны. Наука, не имея ни желания, ни мужества исследовать глубины бытия, уклоняется от беспощадной серьёзности проблемы и предпочитает объяснять соответствующую обрядовость древних страхом перед призраками и т.д. Но мы далеко не уйдём, если с высоты нашего превосходства будем представлять пращурам аккуратный список их заблуждений и суеверий. Они чувствовали жизнь и смерть куда интенсивней нас. Процесс рождения сотрясает основы жизни независимо от сопутствующих страданий, процесс рождения особенно манифестирует связь жизни и смерти, актуальность потустороннего, демонического здесь необходима и неизбежна. Разве это пустое заблуждение? Не повторяются ли в наших лицах черты умерших? Не живёт ли каждый от предыдущей смерти? В новорожденном не проступает ли предок из незримого мрака смерти?
Потому так близки божества рождения и плодородия демонам бездонной тьмы и зачастую совпадают с ними.
Смерть стимулирует бурную ферментацию жизненных соков – так вздымается дионисийское, музыкальное, трагическое, мятежное. Это угрожает цивилизованному, привычному существованию, где смерть постоянно вытесняется ежедневными заботами. Рихард Вагнер сказал: "Музыка устраняет цивилизацию, как дневной свет – пламя свечи". Дионисийское, музыкальное бросает человека на порог безумия, где необузданность, с трудом покорённая цивилизацией, вырывается в безграничность деструктивных метаморфоз.
Дионис не только опалён дыханием бездны, он сам – живущий в бездне монстр. Его маска выражает единую двойственность близкого и дальнего, жизни и смерти. От него расходятся круги диких, сумасшедших возбуждений, эротических, опьяняющих фасцинаций, однако рьяную волну восторга пересекает режущая боль, однако неистовое упоение жизнью распадается в холоде вечной ночи. Вполне справедливо называют безумным этот дионисийский мир. Шеллинг говорит об "агрессивном безумии в центре каждой вещи, о безумии, которое лишь проясняет свет высшего понимания".
А. Ф. Лосев: Согласно орфической теогонии, растерзание Диониса - Загрея Титанами и пожирание его ими есть центральный акт мировой мистерии. здесь сразу две герметических аллегории: Дионис проникал во все бесконечно малые части мироздания, и оно приобщалось божественному единству. Теперь в жилах мира течёт кровь теургических метаморфоз и абсолютных пенетраций. Теперь каждый атом бытия не просто титаничен, но и дионисичен одновременно. Как считают орфики, мы являемся "частью" Диониса, и ум наш "дионисичен".
Картина мирового пожара и мирового потопа, вызванных Зевсом после гибели Загрея, по Ноннию, но все-таки ее внушительность и универсально-мировой характер соответствуют космическому характеру всей древней мифологии Загрея.
Почему именно Аполлон воссоединяет растерзанные члены тела Диониса? Аполлон есть световой принцип воссоединения мироздания. Неоплатоник Прокл учит, что необходимо воздействие Аполлона на Диониса, чтобы предотвратить его конечное саморасточение — через «нисхождение в титаническую множественность» беспредельной индивидуации — и, следовательно, отделение от Первоначала, «низложение с царского престола».
Проводником такого ограничивающего воздействия на дионисийскую стихию является Орфей, носитель «аполлонийской монады» — идеи целостности и воссоединения.
поэтому Прокл пишет: «Орфей противопоставляет царю Дионису аполлонийскую монаду, отвращающую его от нисхождения в титаническую множественность и от ухода с трона и берегущую его чистым и непорочным в единстве».
Какие выводы делает В.Иванов?
Итак, мир in statu individuationis есть Дионис, в состоянии же расплавленного единства — Аполлон.
Мировая жизнь состоит в периодической смене этих обоих состояний.
Дионис становится виновником божественного оживления раздельной тварности. Но каждый атом ее хотел бы наполниться им для себя одного и в обособлении от других, а жертвенной воле бога к самоотдаче нет удержа, — и самый избыток его самоотречения мог бы составить опасность для божественного всеединства. Оттого саморасточению Диониса положен предел, принцип которого лежит вне Дионисовой воли.
Имя этому пределу — Аполлон, бог торжествующего единства и сила воссоединяющая. Орфей, олицетворяющий собой мистический синтез обоих откровений — Дионисова и Аполлонова, есть тот лик Диониса, в коем бог вочеловечившийся, совершая свое мировое мученичество, отрекается в то же время от самой воли своей, подчиняя ее закону воли отчей.
Родственна этим умозрениям метафизическая доктрина, сообщаемая Плутархом и отличающаяся более резко выраженным пантеистическим монизмом. «Мудрые втайне разумеют под Аполлоном или Фебом — все как единый огонь. Превращение же (единой огненной субстанции) в духов и воду, и земдю, и звезды, и роды растений, и животных, и распределение (ее) на отдельные части мирового состава рассматривают они как страсти (pathema) и некий разрыв (diamelismos) бога, именуя его в этом аспекте Дионисом Загреем и Никтелием и Исодетом, и уча об умираниях его и о возрождениях».
чтобы приблизиться к этому опасному и прекрасному Богу необходимо пройти операцию по "детерриториализации" Ваших рациональных инстинктов, - отныне верх и низ, лево и право суть едино можно идти домой на все четыре стороны, и ты попадёшь на родину своего истинного "Я".
Благодаря Алхимическому проникновению духа в нас мы открываем "Постороннего" в себе, - нового человека с новым телом и лицом абсолютного и метафизического Робинзона, который готов вскрывать новые горизонты как сургучёвые печати.
мир Парацельса - это очень близкая Дионису Вселенная крайнего одухотворённого индивидуализма: Человек Парацельса, как небосвод, "усеян светилами", но не связан с ним как "вор с галерой, как убийца с колесом, рыба с рыбаком, дичь с охотником". Небосводу человека надлежит быть "свободным и могучим", "не подчиняться никакому приказу", "не управляться никаким другим сотворенными существом". Его внутреннее небо может быть
самостоятельным и основываться только на себе самом, но при условии, что благодаря своей мудрости, являющейся также и знанием, человек как бы уподобляется мировому порядку, воспроизводит его в себе и таким образом опрокидывает в свой внутренний небосвод тот небосвод, где мерцают видимые звезды. Тогда эта зеркальная мудрость в свою очередь охватит мир, в котором она размещалась; ее большое кольцо устремится вглубь неба и далее; человек откроет, что содержит "звезды внутри себя самого и что таким образом, несет в себе небосвод со всеми его влияниями".
Дионис это и есть то самое третье неизвестное что позволит Меркурию Стать красным Сульфуром - сгустить Дух в новом субтильном теле, - Философским Камнем
если брать фигуру Диониса не отвлечённо то он есть важнейшая ипостась в которой субтилизируются и растворяются все тяжёлые и твёрдые субстанции он проникает в поры земли и возносится к небесам множголикий и бессмертный оставляя позади транцендетные акциденции экстатических трасфмормаций.
«Миф о растерзании Диониса, — говорит Плутарх, — заключает в себе учение о пакирождении». По неоплатоникам, «Дионис есть бог, составляющий причину возрождения, восстановляющий формы воплощения и заставляющий все, что возникает и рождается, выходить наружу из дверей» . Идея возврата из тени смерти издавна сочетается с образом Диониса; в связи с этим представлением и преданием о многочисленных рожденииях бога было установлено и мнимое словопроизводство имени «Дифирамб» от thyra, «дверь» — «двудверник».
Вселенная Диониса - это вселенная перманентного карнавала, упоение от созерцания вечных и прекрасных метаморфоз бытия, - это плавание в философском море алхимиков, ведь именно Дионис считался покровителем этого священного искусства.
растворить тело и сгустить Дух - выйти из под тяжести элемента Земля, - отделить грубое от тонкого, и обрести новое вечное световое - пневматическое тело, отождествив свою внутреннюю тайную сущность со свом истинным творческим имагинативно-активным "сульфирическим Я" , обрести метафизическую целостность, добившись равновесия четырёх элементов - алхимический эквилибриум и осуществив химическую свадьбу, достигнув состяния андрогинии); и раствориться в созерцании Вечности Здесь и Сейчас, так как во вселенной Диониса нет понятия времени смерти или греха, а есть лишь транцендентный катарсис от осознаний дионисичности своего Ума.
«Вобрав в себя оргиазм природы, — писала А.А. Тахо-Годи, — Дионис дает возможность человеку, ограниченному установлениями традициями, законами, выразить кроющийся в каждом избыток сил, приобщиться к бесконечной божественной стихии, почувствовать неизмеримость свободы от любых уз, ощутить собственную мощь».
Они несут повсюду разрушенье:
Я видел, как они, детей похитив,
Их на плечах несли, не подвязавши,
И на землю не падали малютки.
Все, что хотели, на руки они
Могли поднять: ни меди, ни железа
Им тяжесть не противилась
(Еврипид, «Вакханки»)
о рождении Диониса пишет в своём 34 гимне Гомер:
Кто говорит, что в Дракане, а кто — что в Икаре ветристом,
Кто — что на Наксосе иль на Алфее глубокопучинном
Зевсу Семела тебя, забеременев, на свет родила,
Отрасль Кронида, Зашитый в бедро! Утверждают другие,
Будто бы в Фивах божественных ты, повелитель, родился.
Все они лгут. Вдалеке от людей породил тебя, прячась
От белолокотной Геры, родитель бессмертных и смертных.
Есть, вся заросшая лесом, гора высочайшая, Ниса:
От Финикии вдали и вблизи от течений Египта …
**************
Изображений ее немало воздвигнется в храмах.
Так как их три, то и будут на третьем году постоянно
Люди тебе приносить гекатомбы из жертв безупречных…"
[Молвил Кронион и иссиня-черными двинул бровями:
Волны нетленных волос с головы Громовержца бессмертной
На плечи пали его. И Олимп всколебался великий.]
Так сказавши, кивнул головою Кронид-промыслитель.
Милостив будь, женолюб, Зашитый в бедро! И в начале
Мы воспеваем тебя и в конце. Для того, кто захочет
Помнить о песне священной, забыть о тебе невозможно.
Радуйся также и ты, Дионис, из бедра порожденный
С матерью славной Семелой, что ныне зовется Фионой
1. Дракан — мыс на острове Икария. Икар (Икария) — небольшой остров к западу от Самоса. [назад]
2. Наксос — один из Кикладских островов. Алфей — река на западе Пелопоннеса.
4. …Зашитый в бедро… — Зевс вынул из чрева своей погибшей возлюбленной Семелы недоношенного младенца Диониса, зашил в свое бедро, доносил и родил его (В.В.).
13-15. Стихи взяты из "Илиады", I, 528-530 (В.В.).
17. Милостив будь, женолюб… — Основную роль в культе Диониса играли женщины-вакханки.
21. Фиона — иногда встречающееся имя матери Диониса Семелы, которое она получила после того, как из подземного царства была переселена на Олимп.
в языческой Алхимии Дионис подобие Философского камня он проникает всюду как Меркурий, в его вселенной, где он Умопостигаемый Бог, центр везде, а окружность нигде.
Дионис - внутренний огонь если позволить ему разгореться вы увидите что с вашей рациональности как будто сдерут кожу но под кожей быка уютней сдержать оргиастичность акватического безумия.
Вояж к Дионису это перманентное плавание на корабле Рембо туда где паруса зонты пантеры и швейные машинки прислушиваются к хрусту ваших костей.
жизнь лишь череда различных метафор. Дионис даёт нам ключ ко входу в мир куда только экстаз может привести. там ни время ни статус не внешность не возраст не играют никакой роли там сама вечность охотится за тобой как прекрасная нимфа, преследует тебя в оливковых рощах, увлекая в царство божественной игры.
Если близко приблизиться к Дионису и его пространству войти в него как в место некоего пребывания то можно сказать что у этого пространства есть некоторые особенности это почти то же как жить по законам философии киников :
Характерными чертами философии и образа жизни киников являлись:
• возведение в абсолют асоциальной свободы (то есть свободы вне общества);
• добровольная отверженность, разрыв социальных связей, одиночество;
• отсутствие постоянного места жительства, скитания;
•презрение к бедности богатству славе и успеху любым традиционным условиям жизни,
• восхваление физической и духовной бедности;
• критика и отвержение иных философских учений, особенно идеалистических;
• непризнание авторитетов;
• воинственность и агрессивность в отстаивании своих взглядов и образа жизни;
• неготовность к спору, стремление подавить собеседника;
• отсутствие патриотизма, готовность жить в любом обществе не по его, а по собственным законам;
• концентрация внимания на собственных пороках , худших человеческих чертах;
• радикализм, парадоксальность, скандальность.
Пространство Диониса суть философская мудрость Симплиция, - всё переходит во всё, нет конца и нет начала, - всё равнозначно вечно и тождественно самому себе: "По моему мнению, если сказать самое главное, все существующее есть изменение одного и того же [первовещества] и [таким образом] тождественно. Это очевидно. Ведь если бы то, что теперь существует в этом космосе: земля, вода, воздух, огонь и все прочее, что кажется существующим в этом мире, если бы что-нибудь из всего этого было иным, чем [что-нибудь] другое, то есть иным по своей особенной природе, и если бы оно не оставалось тем же самым, [только] испытывая многоразличные перемены и изменения, то никоим образом [вещи] не могли бы ни смешиваться между собой, ни оказывать одна другой ни пользы, ни вреда, и не могло бы произрасти растение из земли, ни возникнуть животное, ни [что-либо] другое [все это было бы невозможно], если бы не таково было устройство [всего], что в сущности [все) тождественно. Но все эти вещи возникают из одного и того же [первовещества], причем [являются] один раз такие [вещи], другой раз другие, и [затем] они возвращаются в то же самое [первовещество]. Прочитав эти первые [строки], и я подумал, что он говорит о каком-то другом, отличном от четырех элементов, общем субстрате, раз он говорит, что эти [вещи] не смешиваются между собой и не переходят друг в друга, [как было бы], если бы началом и был какой-нибудь один из них [элементов], имеющий частную природу, и не лежало бы в основе их всех одно и то же, изменениями чего они все являются. Вслед затем он дал доказательство, что в этом начале находится много мышления".
Древнейшей своей стороной образ этого бога связан с материальными, земельными заботами крестьянской жизни. Но очень скоро забота земледельца отступает перед разнузданностью опьянения и безумия. Вначале Дионис не был богом вина... В VI веке виноградарство в Греции еще не имело того значения, которое приобретет позже...
Виноградная лоза, плющ - атрибуты Вликого Бога его таинства назывались - Фаллофориями или Фалллогогиями - это когда процессии вакханок несли огромные фаллосы. как писал Гераклит Эфесский участие в подобных мистериях в честь Диониса считалось важной частью ритуала почитания Диониса.
Э. Р. Доддс так описывает мистерии Диониса:
Во времена Плутарха на кусочки разрывался плющ, а потом эти кусочки разжевывались: это может быть отголоском архаичного ритуала или суррогатом какого-то кровавого действа. У Еврипида в «Вакханках» разрывают быков, раздирают на части и съедают козла; мы также слышим об омофагии фавнов и раздирании гадюк.58 Поскольку во всех них можно с большей или меньшей вероятностью признать воплощения бога, я склонен принять мнение Группе, что омофагия была таинством, в котором бога представляли в его зверином обличье; в этом обличье бог раздирался на части и поедался своими поклонниками. И я уже рассматривал в другом месте, что некогда существовала более мощная, потому и более пугающая форма этого таинства, а именно раздирание на части и, возможно, съедание бога в форме человека; и история Пенфея есть отчасти отражение этого акта, что идет вразрез с модными эвгемеристическими идеями, согласно которым эта история — только выражение исторического конфликта между проповедниками дионисийства и их оппонентами.
в античности не бывает трагичности, ибо трагос - козёл - священное животное Диониса. Здесь в этом удивительном пространстве где жизнь переживается как героическое утверждение - триумф метаморфоз.
древнегреческая драма развилась из ритуального действа (драма — слово греческое и означает действо) в честь бога Диониса. Оно обычно сопровождалось хороводами, пляской и песнями (дифирамбами). Содержанием этих песен являлось сказание о похождениях Диониса. Исполнители их танцами и мимикой воспроизводили это сказание. Затем из среды хора выделился ведущий, которому отвечал хор. Роль его часто исполнялась существовавшими уже тогда профессионалами-актёрами (плясуны, разные потешные мастера и т. п., они увеселяли обычно толпу на сборищах). Некоторые исследователи полагают, что в глубокой древности о страданиях бога Диониса рассказывал жрец, приносивший при этом на алтарь в жертву козла (козёл по-гречески tragos, отсюда — трагедия).
Участники ритуального действа надевали на себя маски с козлиными бородами и рогами, изображая спутников Диониса — сатиров (отсюда название — сатировская драма). Ритуальные представления происходили во время дионисий (празднеств в честь Диониса), весной и осенью. Различались дионисии «великие» — в городе, очень пышные, и «малые» — сельские, более скромные. Эти ритуальные представления и являются истоками греческого театра.
Основой театра служила круглая утрамбованная площадка диаметром около 27 метров. В середине ее возвышался жертвенник Диониса. На ступенях жертвенника размещались музыканты, а вокруг него с песней двигался хор то в спокойном и величественном ритме трагедийного танца, то в разнузданной и вихревой комедийной пляске. Площадка называлась орхестрой («пляска» — по-гречески orhesis). С западного и восточного склонов холма на орхестру вели проходы — пароды, украшенные посвятительными дарами, а позже — бронзовыми статуями прославленных поэтов. Орхестру от зрительных мест отделял низкий и широкий барьер, а от него вверх, лучами, поднимались
лестницы, на ступенях которых сидели зрители. Их места назывались театром1. Сзади орхестры находилась небольшая палатка, первоначально сооруженная из досок, впоследствии более монументальная — каменная, называемая скеной; в ней хранился театральный реквизит и ожидали своего выхода актеры и хоревты. Передний фасад скены выходил на орхестру тремя дверьми, используемыми в качестве декорации. В конце V в. по бокам скены появилось два сильно выступающих вперед павильона — параскении.
Сначала актер вместе с хором находился на орхестре, но позднее между параскениями перед скеной стали воздвигать временный помост, на котором играли актеры, так называемый проскений, или логейон.
Афинский театр был трехъярусным и имел 78 рядов. В нем одновременно могли находиться от 14 до 17 тысяч зрителей, впоследствии появились театры еще более вместительные. В первом ряду, где было 76 мест, сидели обычно жрецы, архонты, различные должностные лица и почетные гости. Все кресла первого ряда были именными. Центральное место, украшенное скульптурными изображениями и с балдахином, занимал жрец бога Диониса.
Традиционно считается, что Дионис был сыном Зевса и Семелы, дочери Кадма и Гармонии. Узнав, что Семела ждет ребенка от Зевса, его супруга Гера в гневе решила погубить Семелу и, приняв вид или странницы, или Берои, кормилицы Семелы, внушила ей мысль увидеть своего возлюбленного во всем божественном великолепии. Когда Зевс снова появился у Семелы, та спросила, готов ли он выполнить любое её желание. Зевс поклялся водами Стикса, что выполнит его, а такую клятву боги нарушить не могут. Семела же попросила его обнять её в том виде, в котором он обнимает Геру. Зевс был вынужден исполнить просьбу, явившись в пламени молний, и Семела была мгновенно объята огнём. Зевс успел вырвать у неё из чрева недоношенный плод, зашил у себя в бедре и успешно выносил. Таким образом, Дионис был рождён Зевсом из бедра. Когда Зевс мучился родами, Посейдон угостил его тунцом.
Дионис родился шестимесячным и оставшееся время донашивался Зевсом. Родился на Наксосе и воспитан местными нимфами. Или родился на склонах Дракана (Крит)
Евгений Головин: слово "Дионис" появилось сравнительно поздно, в конце 19 века. Ранее бога называли Вакхус, реже Вакх ("Бахус" пошло с начала 18 века). И, как это ни странно, одна из самых мелких обязанностей. Диониса как бога вина почему-то здесь принимали за его слабость. Надо сказать, что Дионис в общей мифологии менее всего разработанное божество. Но это бог, конечно, пьяница, это бог философов, это бог алхимиков, артистов и поэтов. Первое рождение Диониса связано с понятием "сакральная ночь". Это случилось, когда бог Фатас не отделил это небо в своей огненной сути, по крайней, мере, так о ней пишет Гаремах в третьем Дионису. Он пишет, что Фатас не мог остаться существом, так как жар, который пылал в нем, заставил его растечься, распасться, раствориться в ослепительно, во все менее и менее блуждающем, все более и более сужающемся свете. Из этого абсолютно золотого огня родилось то, что называется небом. Это . теология, и это не имеет никакого отношения к мифам, о которых повествует в своей теологии. Сакральная ночь связана с рождением Диониса. Из этого золотого неба выполз Зевс в виде золотой змеи, и в результате его любви с богиней Тьмы Прозерпиной родился бог Дионис. В этом смысле то, что предшествовало рождению Диониса - Сакральная ночь - как бы действительно это случилось, когда небо и огонь были совершенно независимыми началами, которые не имели к ночи никакого отношения, которые не родились из ночи. В мистериях, как правило, и небо и ночь всегда два противоположных начала, они совершенно первобытны и в этом смысле не обязаны друг другу ни рождением, ни какой другой зависимостью. В этом плане Дионис не входит в число 10 - 12 богов. Дионис это какой-то дикий живой парадокс: как сын Прозерпины он соединяет ад, как сын Зевса он соединяет небо, это золотая ось которая проходит через небо, землю и ад. В этом плане Дионис необычайно важное божество, но эта ось невидима - Дионис не знает понятия времени вообще, и поэтому понять его, устроить его культ, устроить его мистерию необычайно тяжело, в этом смысле, ни в Греции, нигде не было, если же они и были, то они очень часто уничтожались врагами Диониса. Хороши были враги Диониса. Во-первых, богиня Гера, потом Диана, потом Бестия. Заметьте, все это богини, Великие матери либо рода, либо домашнего очага, либо супружеской жизни. Это значит, что появление Диониса явилось резким ударом по узаконенной матриархальной ситуации.
Представьте себе, что, если Дионис и его свита в этом "душевном теле" или в "телесной душе" присутствуют, то это значит, что мы в принципе можем как-то определить то пространство, в котором есть Индия Диониса, в котором Дионис совершает свои чудеса и где есть мистерии Диониса. Далее, для того, чтобы подойти к Дионису конкретнее, попробуем прочесть ещё кое-что из писателя Нония, которого я цитировал. Дело в том, что Дионис - бог мучительных смертей и мучительных рождений.
Когда же приспел ему срок,
Рогоносного бога родил он [Зевс],
Из змей венок ему сделал,
И с той поры этой дикой добычей
Обвивает менада чело.
— Еврипид, «Вакханки»
С этим божеством традиционно связывают виноград и вино, деревья, хлеб. Но, по всей видимости, эти более поздние атрибуты вторичны. Главным же символом Диониса, как, прежде всего, бога производящей силы, был бык. Вакханки пели:
О, гряди, Дионис благой,
В храм Элеи,
В храм святой,
О, гряди в кругу хариты,
Бешено ярый,
С бычьей ногой,
Добрый бык,
Добрый бык!
Возлюбленные Диониса
Адонис.
Ампел.
Бероя.
Гермафродит.
Гименей.
Ио. (редкая версия)
Лаон.
Эригона (дочь Икария).
Ампел (греч. ;mpelos - виноград) — в греческой мифологии сын сатира и нимфы. Спутник и возлюбленный Диониса с исмарийских гор [1].
Согласно краткому рассказу Овидия, бог подарил Ампелу виноградную гроздь и повесил её высоко на дереве. Поднявшись за нею, юноша упал и разбился. Был превращён в звезду Виндемиатрикс (Виноградарь) в созвездии Дева [2].
Любовь Диониса и Ампела подробно описана в X-XI песнях поэмы Нонна «Деяния Диониса». По рассказу Нонна, Ампел погиб от дикого быка, на которого Селена наслала слепня [3], и превратился в виноградную лозу.
Юный Ампел, говорят, рожденный сатиром и нимфой,
На исмарийских горах Вакха возлюбленным был.
Вакх подарил ему грозд, на ветках вяза висевший;
Эта лоза до сих пор мальчика имя несет.
Ягоды этой лозы срывая, упал и разбился
Мальчик, но Либер его, павшего, к звездам вознес.
Овидий Фасты ч.3
Эригона (греч. ;;;;;;;) — в древнегреческой мифологии [1]— дочь Икария [2], мать Стафила.
Дионис соблазнил ее [3]. Дионис подарил возлюбленному Эригоны виноградную лозу, а её отцу — мех с вином. Когда отец был убит пьяными афинскими пастухами, впервые попробовавшими вино и посчитавшими, что Икарий угостил их ядом, Эригона повесилась на дереве [4], попросив в предсмертной молитве о том, чтобы все девушки Афин поступали так же до тех пор, пока не будут найдены убийцы её отца. Молитвы были услышаны: афинские девушки, которых боги поразили безумием, покончили с собой, а Эригону после её смерти Зевс превратил в созвездие Девы [5]. Ей посвящен эпиллий Эратосфена.
Каждый год в Афинах проводился праздник вина, на котором Икария и Эригону чтили как героев. На этом празднике девушки раскачивались на качелях, к которым подвешивали также фаллосы из цветов [6].
Побежденные Дионисом
Алпос.
Аск (великан). Пленил Диониса, побежден Гермесом.
Еврит (гигант).
Ликург (сын Дрианта). В него Дионис вселил безумие.
Оронт.
Пенфей. Растерзан вакханками.
Рет (гигант).
Сифон, царь во Фракии.
Тирренские пираты.
[править]
Спутники Диониса
Бассариды.
Вакханки.
Гиады.
Корибанты.
Мелии.
Менады.
Мималлоны.
Сатиры.
Титиры.
Триетериды. Спутницы Диониса [32]. Праздник Триетерид учрежден пятым Дионисом [7].
Фиады.
Акрат. Спутник Диониса, демон несмешанного вина [33].
Акратопот. Божок винопития, почитаемый в Мунихии [34].
Коринт. Сын Мистиды [35].
Мета (Мете). Жена Стафила [36]. Богиня опьянения в Элиде, в храме Силена [37]. Картина с ее изображением в Эпидавре [38]. Подает Силену вино в кубке [39].
Мистида. Одна из кормилиц Диониса [40].
Овиста. Ошибочное написание имени Стафил [41].
Фалес (Фалет). Божество, спутник Диониса [42]. Ему приносят жертвы киллены [43].
Фасилия (Фасилейя). Спутница Меты [44].
Фиса. Дочь Диониса, с которой он веселится на Иде
Мирча Элиаде: Дионис удивляет нас больше всех других греческих богов своими многочисленными и необычными эпифаниями, разнообразием своих трансформаций. Он всегда в движении; он проникает всюду – во все страны, ко всем народам, во все религиозные системы, готовый породниться с самыми разными божествами (даже с такими антагонистами, как Деметра и Аполлон). Он в самом деле единственный греческий бог, который своим многообразием поражает воображение и привлекает к себе и невежественных селян, и интеллектуальную элиту, и политиков, и отшельников, и любителей оргий, и аскетов. Опьянение, эротизм, плодородие мира, а еще незабываемые переживания: когда периодически являются мертвые, когда человека охватывает mania, когда он погружается в животную бессознательность, когда испытывает экстаз enthousiasmes, – и все эти восхитительные и леденящие душу ощущения имеют один источник – присутствие божества. Самим способом существования это божество выражает парадоксальное единство жизни и смерти. Вот почему Дионис по типу своей божественности так радикально отличался от олимпийцев. Стоял ли он ближе к человеку, чем другие боги? Трудно сказать; но к нему можно было приблизиться, можно было даже впустить его в себя; а экстаз мании служил доказательством того, что человеческая ограниченность преодолима.
А. Ф. Лосев пишет: Что Дионис определенно связан с Критом, об этом говорят и места его культа на нем вроде Элевтер или Кидонии, и монеты из Праса, и наличие там орфизма, и, наконец, миф о бракосочетании Диониса с дочерью критского царя Ариадной.
б) Но кто такой Загрей, каково его отношение к Зевсу и почему его надо рассматривать в связи именно с мистериальной разработкой Зевсовой мифологии на Крите?
Вполне выяснить этот образ и оценить его историческую эволюцию без домыслов и гипотез при нынешнем состоянии источников невозможно. Прежде всего невозможно точно установить, имел ли миф о Загрее отдельное происхождение от Зевсовой мифологии и от мифологии Диониса. Возможно, он был только впоследствии отождествлен с Зевсом и Дионисом (как отдельный и самостоятельный образ или только как ипостась того и другого). Весьма возможно, что Крит давным-давно знал дикого охотника Загрея, хтонического демона или демона охоты (т. е. ловца душ) на манер известного Актеона. Только впоследствии, может быть, этот Загрей был отождествлен с Дионисом, тоже охотником и богом душ, и поставлен в сыновние отношения к Зевсу, богу жизни, или к Аиду, богу душ умерших. Образ подобного Ловчего мы находим на одном бронзовом щите из идейской пещеры, где молодой Зевс стоит одной ногой на быке и разрывает руками льва.
в) Источники говорят о Загрее уже как о сыне Зевса (№ 20 а—g) или Аида и уже как о самом Дионисе. Точнее, Загрей настолько же сын Аида, насколько он и сам Аид (№ 21 а, b); и, кроме того, он настолько же сын Зевса, насколько он и сам Зевс (№ 25 с). О сочетании в мифе хтонизма и героизма говорят уже самые ранние из дошедших до нас текстов о Загрее (№ 20 к). Это замечательный образчик той ранней мифологии, где хтонизм соединялся с анимизмом и где первобытный синтетизм еще очень плохо поддавался дифференциации. Придание Загрею всей полноты власти Зевса определенно формулировалось в орфической литературе (№ 20 1, 24 g, h). Прямое отождествление Загрея с Зевсом неоднократно встречается в источниках, даже в очень поздних (Aristid. в № 20 1).
Дионис — это бог последней космической эпохи, царствующий над миром, или, как говорит один источник, «наш владыка» (№ 24 f). Орфики насчитывали шесть основных космических эпох: Фанет, Ночь, Уран, Кронос, Зевс, Дионис. Об этом мы читаем и у Сириана, и у его ученика Прокла (№ 23 а, 24 h), в остатках рапсодической теогонии и даже еще у Платона. Дионис трактовался как наиболее совершенное и наиболее конкретное явление божества в мире. В этом смысле очень важно уже самое первое упоминание о Загрее, которое мы находим в античной литературе; это один стих из киклической поэмы «Алкмеонида» (см. № 20 к), трактующий Загрея как наивысшего из богов наряду с Геей. Второе по времени упоминание о Загрее (Эсхил в № 20 к) тоже очень важно: оно почти отождествляет Загрея с Аидом. Дальнейшее по времени упоминание о Загрее находим уже только у Каллимаха (см. № 20 к) и в орфической «Аргонавтике» (№ 21 f). Конечно, значение имеет не констатация в мифе того, что Дионис — сын или ближайший родич Зевса. У Зевса было достаточно многочисленное потомство, чтобы простой факт происхождения от него кого-нибудь говорил о многом. Важнее другое.
Прежде всего Загрей сугубо хтоничен. Если еще он и не Аид и не сын Аида, то он во всяком случае сын Персефоны (№ 20 а—g) или даже самой Деметры (№ 20 n), и, кроме того, с Персефоной Зевс вступает здесь в брак в виде змея (№ 20 с, е, g, i). В этом, правда, тоже мало оригинального, ибо все критские Зевсы достаточно хтоничны. На монетах IV в. до н. э. из Праса встречаем изображение женщины, ласкающей Зевса-змея, в ней нетрудно узнать Персефону. Это еще одно доказательство критского происхождения мифа о Загрее. Но интерес представляет не столько ярко выраженный хтонизм этих мифов, как необычное сказание о растерзании Загрея — Диониса Титанами. Это резко дифференцирует весь образ Загрея как от Зевса, так и от Диониса, несмотря на все его тождество с ними.
С созданием мифа о растерзании отрока Загрея произошло отделение от субстанции Критского Зевса той его стороны, которая характеризовалась его периодическим рождением и смертью. Эта его сторона отныне выделялась в отдельную, и притом сыновнюю, ипостась, получившую и особое имя — Загрея. Сам же Зевс, теперь ставший ипостасью отца, оказывался как бы выше сферы рождения и умирания. Отделение от Зевса (Зевса просто или Зевса Подземного) Загрея становится теперь весьма рельефным и выпуклым. С другой стороны, после возникновения мифа о растерзании Загрея Титанами произошла резкая дифференциация также и между Загреем и божеством, получившим впоследствии имя Диониса. Античность знала много разных Дионисов, и Загрей есть только один из множества его образов. Три Диониса находим у Филодема (№ 21 j), до четырех Дионисов различают Цицерон (№ 20 j) и Лид (№ 20 j), пять Дионисов перечисляет Диодор (№ 20 n). У Нонна встречаем такое разделение: 1) Дионис, сын Персефоны, которого Нонн называет большей частью первым Дионисом, или Загреем (см. № 25 с, d), но также и Иакхом (XXXI, 66); 2) Дионис, сын Семелы, связанный с фиванскими мифами, или «позднейший Дионис» (№ 25 с, d); 3) Дионис — Иакх, сын фиванского Диониса и Ауры (XLVIII 469). Если второй из этих Дионисов есть чисто греческий бог, а третий, кроме того, основное божество элевсинских мистерий, то первый, насколько можно судить, выходит далеко за пределы Греции, имея свой ближайший прототип в Загрее Критском и, вероятно, во многих других догреческих культурах, где идея вечного возвращения достигла мистериальной разработки.
г) Миф о растерзании Загрея — Диониса некоторые ученые были склонны относить к более позднему времени и связывать только с орфиками. Древнейшее упоминание о растерзании Диониса относится только к VI в. до н. э. (у Ономакрита, см. № 21 е). Правда, орфики и неоплатоники дали философское истолкование этого мифа. Но самый миф этот может быть рассматриваем только в контексте со всей древнейшей мифологией страдающих и умирающих богов, среди которых Загрей далеко не самое яркое божество. Между прочим, у орфиков имя Загрея, по крайней мере в дошедших до нас орфических памятниках, встречается довольно редко.
Мирча Элиаде: Но дионисийский опыт охватывал и более сокровенные глубины. Пожирая сырую плоть, вакханки делали то, что десятки тысяч лет подавлялось; подобное неистовство и было соединением с жизненными и космическими силами, которое можно толковать как божественную одержимость. Естественно, что одержимость путали с "безумием", манией. И на самого Диониса находило "безумие", а вакханки лишь разделяли с ним его испытания и страсти – в конце концов, это был самый верный способ войти с ним в общение.
Вальтер Отто хорошо почувствовал взаимосвязь между темой "преследования" Диониса и типологией его многочисленных и разнообразных эпифаний. Дионис – такой бог, который вдруг является, а затем таинственно исчезает. На празднованиях Агрионий* 104 в Херонее женщины тщетно искали его и объявили, что бог отравился к Музам, которые его спрятали (Otto. Dionysos, p. 79). Он ныряет на дно Лерны или в море и исчезает, а потом появляется – как на праздновании Анфестерий* 105 – в ладье на гребнях волн. Упоминания его "пробуждения" в плетеной колыбели (Otto, p. 82 sq.) указывают на ту же мифическую тему. Эти периодические явления и исчезновения ставят Диониса в ряд богов растительности. 5 Он и вправду демонстрирует некоторую солидарность с жизнью растений: плющ и сосна почти неотделимы от его образа, а самые популярные праздники в его честь совпадают с земледельческим календарем. Но Дионис – это жизнь во всей ее полноте, что видно по тому, как он связан с водой, с кровью, спермой, с процессами роста, и по той буйной витальности, которую демонстрируют его "звериные" эпифании (бык, лев, козел). 6 В его неожиданных появлениях и исчезновениях можно увидеть аналогию зарождения и угасания жизни, т.е. чередования жизни и смерти и, в конечном счете, их единства. Но это не есть "объективное" наблюдение над космическим явлением, чья обычность не могла бы вызвать к жизни ни одну религиозную идею или породить миф. Своими явлениями и исчезновениями Дионис раскрывает тайну – и святость – соединения жизни и смерти. И это откровение религиозно по своей природе, ибо его производит именно присутствие божества. К тому же явления и исчезновения Диониса не всегда связаны с временами года: он может показаться зимой, а скрыться на том самом весеннем празднике, на котором совершает свою самую триумфальную эпифанию.
Миф о растерзании. В повествовании о растерзании Загрея — Диониса следует различать три момента, а именно: события предшествующие, само растерзание и то, что последовало далее.
а) В части, рассказывающей о времени, предшествующем растерзанию, 1) представляет интерес повествование об укрывании отрока Загрея и охране его Куретами, как и самого Зевса, когда он был младенцем (№ 21 h). Но другие источники (№ 21 с, 25) говорят о беззаботном и счастливом детстве Загрея у его отца Зевса.
2) Интересно настроение Геры и самих Титанов. Гера злобствует на Загрея как на незаконного сына Зевса и хочет его уничтожить (№ 21 с, е, 23 1). Она даже мычит от гнева, побуждая Титанов убить Загрея (№ 25).
3) Титаны завидуют ему как царскому сыну, которому царь и бог передал всю полноту власти (№ 22 f). Миф о Титанах в этой версии явно противоречит общеизвестному гесиодовскому рассказу о заточении их в Тартар еще Ураном. Это не только версия Гесиода, но и вполне орфическая, как об этом определенно говорят Orph. frg. 121, 135.
б) В части, рассказывающей о растерзании, интересно поведение Загрея и Титанов.
1) Титаны завлекают его, как мальчика, разными детскими игрушками, которые перечисляются у античных излагателей (№ 21 h), причем особенную роль среди этих игрушек играет зеркало (№ 24 а—е). Один источник говорит еще и об уродовании Титанами лица Загрея (№ 25 b).
2) Загрей пытается бежать от них, принимает разный вид (№ 25 b). Позднейший же автор (см. № 25 а) говорит не только о бегстве Загрея от Титанов, но и о его нападении на них и жесточайшей борьбе с ними. Загрея растерзывают на семь частей - кол-во небесных сфер
в) После растерзания рассказывается о целом ряде событий.
1) О пожирании растерзанного Загрея Титанами , причем некоторые источники говорят о предварительной варке членов тела убитого и об их зажаривании (№ 21 i); а тексты (№ 23 1, 21с) — о вкушении тела Загрея, но не упоминают о варке или поджаривании. Один текст (№ 21 с) мотивирует пожирание желанием Титанов скрыть свое преступление. Некоторые источники совсем не говорят о вкушении после растерзания.
Орфическая интерпретация Загрея. а) В орфической интерпретации Диониса и его растерзания важно прежде всего определение Загрея — Диониса и отводимое ему в мире богов место. Орфики относят Диониса к так называемым новым богам. Он — последний бог и царь после Урана, Кроноса и Зевса (эта последовательность у орфиков передавалась по-разному). Если до сих пор миф поднимался от Земли до светлого, чисто идеального мира богов, то с приходом Диониса, учат орфики, ставится вопрос о нисхождении этой чистой идеальности в мир душевно-телесной делимости. Дионис и есть принцип этого перехода от неделимой монады к делимой, но опять восстанавливаемой демиургии , охватывающего множество других богов с более частными функциями (№ 24 h). Зевс, самый светлый и самый идеальный бог, рождает Диониса от самой темной и мрачной богини, от Персефоны или Деметры. Дионис и Аид в сущности одно и то же (как гласит фрагмент Гераклита, воспроизводящий, несомненно, эту старинную орфическую и доорфическую концепцию). Такое происхождение Диониса обеспечивает ему бесконечно мощную способность проникать в глубины материи вплоть до ее последнего дробления, замирания и уничтожения, оставаясь в то же время на солнечных высотах Зевсова престола (трон Зевса отныне — Дионисов трон, ). Дионис уже с самого своего начала есть нечто всеобъемлющее и принцип бесконечно малых дроблений и восстановлений, уходящих во мглу абсолютно алогического дробления. Самое яркое место, где формулирован этот Дионисов принцип бесконечных дроблений, — Damasc.
б) Орфики воспринимали именно ту сторону мифологии Загрея, которую мы выше назвали религиозно-мифологическим имманентизмом. Орфики учат здесь не просто о богах и не просто о мире, но ставят вопрос о том, как может существовать распавшийся и беспорядочный мир при наличии вечных и никогда не распадающихся богов. Они решают этот вопрос в том смысле, что для объяснения распавшегося мира нужно выставить тезис тоже о распавшемся и даже растерзанном божестве, но они присоединяют и учение о восстановлении распавшегося мира и этого растерзанного божества. Ясно, что все подобного рода концепции орфики могли строить только благодаря пониманию ими имманентности божества миру, т. е. при наличии той новой ориентации человеческого субъекта, которая пришла с распадением общинно-родового строя и с выдвижением новой, освобожденной от родовых авторитетов, самостоятельной и инициативной личности. Орфики, конечно, не могли понимать ни социальной природы дионисизма, ни его философской значимости в системе античного мироощущения, но в их сложных и неповоротливых схемах ясно чувствуется этот Дионис как религиозно-мифологический коррелят восходящего демократического века, восходящей рабовладельческой формации.
Демиургия и бытие Диониса вовсе не есть только объективное, только внешнее бытие. Самым существенным является то, что это бытие взято со стороны своего сознания, со стороны своего самочувствия. По учению орфиков, сам Дионис есть не просто идеальное бытие, но именно ум, и поскольку это бог, то именно Мировой ум и Мировая душа. Дионисова делимая демиургия есть создание не просто отдельных бездушных атомов, но творение именно чувствующих, мыслящих индивидуальностей. Дионис не есть Мировой ум или Мировая душа в смысле абсолютно неделимой единичности (таковым является Зевс, а не Дионис). Дионис — растекающаяся цельность, или, как выразительно говорит Макробий (№ 23 d), noys hylicos, т. е. «материальный ум». Об этом говорит множество орфических и неоплатонических текстов (№ 22 а, d, h). Олимпиодор (№ 22 h) прямо называет Диониса принципом множественности: «я» и «ты». Это чрезвычайно важное определение, рисующее Диониса как бога личного, субъект-объектного противостояния, исходящего из того субъект-объектного слияния и нераздельности, каковой он является в качестве мирового «материального ума», к каковому он, по учению орфиков, благодатно возводит своих служителей.
в) Дионис — Загрей, взятый сам по себе, есть только принцип и задание, которые должны определенным образом осуществиться, реализоваться. Реализация эта возможна только как преодоление всего, что противостоит Дионису — Загрею. Загрей есть всеобщее единопроникновение, а противостоящий ему мир есть, по учению орфиков, глыба (или совокупность глыб) абсолютной непроницаемости. Покамест эта разобщенная глыбообразность мира не будет преодолена, до тех пор Дионисов принцип бесконечно малых единопроникновений остается только голым принципом без всякой реализации. Но это значит, что предстоит встреча и борьба Загрея с Титанами. Титаны — это именно изолированные глыбы, из которых состоит мир и которые никак не хотят вступать во внутреннее общение один с другим и, следовательно, в общение с миром. Это абсолютизированный атомизм или индивидуализм, принцип раздельной непроницаемости. В этом смысле античность охотно изображает Титанов как «надменных» и неблагочестивых существ, что мы находим и у Гесиода (Theog. 155), и у Платона (Legg. III 701с), и у Горация (Carm. III 4, 42), и у Плутарха (№ 22 i); ср. Cic. De legg. III 5. Предстоит, следовательно, поединок этих двух устроений бытия. Как он происходит у орфиков? Дионис есть стремление к всеохвату. Поэтому он прежде всего устремляется в окружающее его титаническое инобытие с целью найти там себя и утвердить себя. Он, переходя в инобытие, стремится в нем к самому же себе, ибо только так он и может все воссоединить в едином взаимно-проникновении. Но это значит, что Загрей смотрит в зеркало, что Титаны, привлекая его к себе, подставляют ему некое зеркало. У орфиков тут замечательный символизм Дионисова зеркала (№ 24 а—е). Ясно также и то, что, вовлекаясь в инобытийный мир, Дионис — Загрей испытывает бесконечный ряд превращений, потому что материя сама по себе бесконечна, и для проникновения в ее последние глубины необходимо пройти все ее бесконечные образы и формы, охватить целую бесконечность материального становления вообще. Итак, созерцая себя самого в инобытии, испытывая бесконечность превращений, Загрей мчится по глухим просторам материальной пустыни, преследуемый Титанами, божествами вечной изолированной непроницаемости.
Что же далее? Покамест Загрей только еще созерцает свой образ в инобытии, а Титаны всего только еще завлекают его к себе, окончательного, предельного воссоединения всего мира в Загрее, очевидно, еще не наступает. Последнее, предельное, субстанциальное воссоединение с Загреем может произойти только в результате физического, материального поглощения материальным миром всеединящего Загрея. Отсюда — дальнейший и самый центральный акт этой мировой мистерии, по учению орфиков: это — растерзание Диониса — Загрея Титанами и пожирание его ими ). Здесь сразу достигалась двоякая цель: Дионис входил во все бесконечно малые части мироздания, а мироздание приобщалось божественному всеединству, чем и расплавлялась титаническая глыбообразность изолированно-непроницаемого бытия. Отныне мир уже не есть мертвая глыба или совокупность мертвых глыб. В его жилах теперь течет единая, все воссоединяющая с единым кровь абсолютных проникновений; и каждый атом бытия отныне уже не просто титаничен, но и дионисичен одновременно. Мы являемся, говорят орфики, тоже «частью» Диониса , и наш ум отныне «дионисичен» (№ 23 d). Характерно подчеркивание в орфических материалах растерзания Диониса именно на семь частей: этим, несомненно, хотели сказать, что Дионису причастен весь мир, все мироздание (понимавшееся тогда в виде семи небесных сфер). Подчеркивается также и двойной состав человеческого существа, тоже титанический и дионисийский. Вино, которое тут уже понимается духовно, возводит нас именно к этому всеохватывающему Дионису, властно разрушая все наличествующие в человеке «титанические» преграды, так что и сам Дионис получает название Ойноса, т. е. Вина (№ 24 f).
Главным источником познания Диониса является большая поэма греческого писателя Нония (это пятый век новой эры). Поэма эта называется "Деяния Диониса". Дошла она далеко не целиком, скорее большими фрагментами. Далее, есть ещё небольшая поэма неоплатоника, которого красиво зовут Иеропл Александрийский (это четвёртый-пятый век). У него есть небольшая поэма, которая называется "Охота титанов за Дионисом". И есть ещё разрозненные орфические гимны (так называемые "орфические гимны", они, естественно, не принадлежат самому Орфею, но это просто в традиции Орфея), по которым тоже деяния Диониса в той или иной мере мы можем как-то проследить.
фрагмент из Нония "Деяния Диониса". Этот фрагмент касается бурной жизни Диониса - его завоевания Индии, в его путешествия в Индию:
"Некоего числа - если это случилось после изобретения чисел - воинство Диониса высадилось в Индии. Иные, играя с дельфинами на морской воде, обратились на суше в неистовых сатиров, которые, потрясая своими итифаллосами, грозились перебить в чуждых храмах священные сосуды. Другие, мрачные и бородатые, опутанные змеями, тащили бурдюки, наполненные пурпуровым вином. Множество голых баб приплясывало вокруг дубов, что неторопливо шествовали на своих разлапистых корнях, подобно паукам. Пьяный Селен обглоданной костью понукал осла и взбешённый длинноухий сбросил его в конце концов. Старик Селен в цветастых лохмотьях, горланя непристойную песню, снова забрался на четвероногого упрямца и принялся дразнить неуклюжего волкоголового выселянина, который приставал к визгливой грудастой вещи. Посреди бесчисленного воинства фавнов, сатиров, волкодлаков, менад, лемуров, мемаллонов, трехинов, аспеолов катилась великолепная, влекомая леопардами колесница, где возлежал, усыпанный цветами, в венке из плюща и дубовых листьев юный бог вина, теургий и превращений.
Ещё раз вдумаемся в слова Е. В. Головина: «Представьте себе, что, если Дионис и его свита в этом "душевном теле" или в "телесной душе" присутствуют, то это значит, что мы в принципе можем как-то определить то пространство, в котором есть Индия Диониса, в котором Дионис совершает свои чудеса и где есть мистерии Диониса. Далее, для того, чтобы подойти к Дионису конкретнее, попробуем прочесть ещё кое-что из писателя Нония, которого я цитировал. Дело в том, что Дионис - бог мучительных смертей и мучительных рождений».
Дионису действительно много раз приходилось переживать мучительную смерть.
И сейчас я процитирую снова Нония, "Деяния Диониса": "Ревнивая многоречивая Гера указала титанам фиалковый луг, где любил отдыхать Дионис Загреус И Гера обратилась к титанам: "Любимые и послушные сыновья матери Геи! Вот ваш злокозненный враг. Он хочет покорить вас, обратить в быков, чтобы вы, задыхаясь под тяжким ярмом, истерзанные острым стимулом, от луны до новой луны бороздили землю. Он насмехается над Приапом, отцом жизни и хочет освободить фаллос от служения Матери. Убейте, растерзайте, пожрите".
Титаны отыскали фиалковый луг и увидели обнажённую спящую девушку и набросились на неё, не в силах сдержать приапических своих желаний. Она ускользнула из жадных рук и раздался смех, подобный гулу лесного пожара или шуму водопада, и девушка растаяла в фиалках.."
И началась игра превращений Диониса, которые в мистериях называется "синтесмос". Таково начало превращений Диониса. Дело в том, что титаны, упомянутые в цитате из Нония, в большинстве своём являются партеногенетическими сыновьями Матери-Земли. То есть, имеется в виду, что они родились не от небесного какого-то начала, автономного, мужского; они родились от тех мужских компонентов - от подземных вод - которые, собственно, Земля содержит в себе. Титаны абсолютно преданы идее матери, идее вообще женского начала как такового. Поэтому здесь проявляется впервые дикая враждебность женского начала к Дионису. Враждебность эта беспредельна. Почему? Возвращаясь к происхождению имени бога Диониса - считалось одно время, да и сейчас некоторые античники это разделяют, что Дионис - сын Зевса и первой жены Зевса Дионы, поэтому его и назвали Дионис (хотя эта версия довольно спорная). Гера, богиня Гера, вторая жена Зевса, известна своей ревностью, известна своей приверженностью к женским богиням - к Гее, к Диане и к Артемиде. Поэтому также как, например, она очень "любила" Геракла, она ещё более не любила Диониса. И с Дионисом история получилась даже гораздо более трагическая, чем с Гераклом.
Да, титаны в конце концов, не смотря на превращения Диониса, поймали его, дав ему зеркало. Дионис посмотрел в зеркало и увидел себя девушкой (ибо это андрогинный бог). Он удивился и посмотрел в зеркало, и он едва успел скрыться от их когтей, превратившись в быка. Но здесь-то они его настигли. И дальше начинается в довольно мрачных подробностях картина смерти Диониса. Его разорвали на куски, сварили, потом зажарили, потом съели. Только его сердце успела спасти Афина и отнесла его Зевсу. Зевс съел его сердце и после этого оплодотворил Семелу. Она была нимфой, а не земной женщиной, и это одна из его матерей - Семела. Я должен сказать вот какую вещь. Почему нам всё рано трудно всё это понять? Именно из-за нашего настроя, так сказать из-за того минора, в котором все мы живём в современном мире. Понимаете, какая вещь, конечно, читать об этом если не тяжело (не тяжело для тех, кто считает это просто сказкой), то, вообще, неприятно - читать, как живую плоть Диониса растерзали, сварили, потом зажарили и т.д. Но дело в том, что тут забавный момент - греки, при своём пренебрежении к материи, никогда не относились ни к страданиям, ни к телесным мучениям с той завидной долей серьёзности, с которой относимся к ним мы. Тут даже дело не только в том, что они жили в нормальных, так сказать, природных условиях и что у них там была лучше еда, лучше вода, лучше воздух, короче говоря, лучше иммунитет. Нет, дело не в этом. Дело в том, что они вообще этот мир ни за что особое не считали, не будучи аскетами… Почти никто из них не был аскетом, наоборот… Именно поэтому, допустим, сказания о мучительной смерти Диониса, не являются трагическими. Они являются просто очередным эпизодом из жизни бога, который, может быть, поскольку он бог, просто позволил с собой так поступить…
Более того, по орфической теогонии, когда титаны сожрали Диониса, Зевс убил титанов молнией и из этого пепла родились люди. На этом основана дионисийская мистика. Получается, что в нас во всех есть частица бога, бога съеденного, но тем не менее. Как говорит Бахофен, на девять десятых у нас плоть титанов, то есть, вот эта жалкая, земная плоть, и на одну десятую есть частица божественного тела.
Наконец, орфическая философия продумывает до конца и самые формы объединения этих двух универсальных начал. Именно, поскольку растерзанный Загрей все же остается божеством и не может исчезнуть окончательно, необходимо было формулировать то новое существование Загрея, когда он оказывался не просто малоопытным отроком, но принципом воссоединенного мироздания. Этот принцип нашли в Аполлоне как божестве света и светлооформленной индивидуальности. Поэтому главным образом именно Аполлон воссоединяет растерзанные члены Дионисова тела , и, по иным источникам, тут происходит даже прямое воскрешение Загрея . Титаны также не могли остаться в прежнем виде после воссоединения с Загреем. Их испепеляет огонь божественного всеединства, к которому они приобщились. Миф рассказывает о поражении их молнией Зевса. Они прекращают свое изолированное существование, а их новая титанически-дионисийская сущность приобретает теперь соответствующую ей новую форму, именно форму человека. Люди у орфиков появляются именно из пепла и копоти сраженных молнией Зевса Титанов. Это означало также и сохранение титанического начала, хотя уже на новой и небывалой ступени; это влекло за собой также и некоторого рода примирение с титанизмом или прощение Зевсом древней вины Титанов в отношении Загрея. Так кончилась мировая трагедия, возникшая в результате воцарения над миром Диониса.
д) Орфическая философия Загрея отражает собой очень древнюю, восходящую к критской культуре, сугубо мистическую и даже мистериальную мифологию страдающего и воскресающего божества. Такую мифологию находим не только на одном Крите; полная ей параллель дана и в египетском Озирисе, и во фригийском Аттисе, и в финикийском Адонисе, и в малоазиатском Сабазии. Орфики в данном случае только выразили в антично-философских понятиях древнейшую мифологическую идею, далеко выходящую за пределы исторической Греции, идею, которую мы должны были бы предполагать в такой развитой культуре, как критская, даже если бы и не было на то приведенных у нас выше прямых указаний Диодора, Еврипида и Фирмика Матерна (№ 21 а—с). Орфическая концепция Загрея делает понятным и то, почему Диодор считает Крит родиной развившихся впоследствии греческих мистерий. На основе орфических представлений Крит понимался впоследствии как источник очищений. С Крита выходили знаменитые очистители древности: Эпименид (№ 26 а), Карманор (№ 26 d) и др. (№ 26 е). Считалось, что в пещерах Крита давалось тайное знание таким философам, как Пифагор (№ 26 с), таким законодателям, как Минос (№ 12) и упоминаемые в тексте № 26 h, и таким очистителям, как Эпименид (№ 26 b). Тянулась определенная нить от древнего мифа о растерзании Загрея к мифу об Иакхе позднейших элевсинских мистерий (№ 26 g). Древний миф о Загрее мог не осознаваться в отвлеченных понятиях, как оставалось без всякого осознания множество древних мифов вообще, но когда в античности возникла потребность в таком его отвлеченно-философском осознании, то произойти оно могло только в таких глубоких и широких построениях, какие находим в позднейшей орфической концепции.
Не будучи в состоянии понять социальной истории своего Загрея, не умея различать в нем рудиментов дикости начального периода цивилизации, что такое древнее слитное и дальнейшее формально-логическое мышление, не понимая сущности религиозно-мифологического имманентизма и субъективизма, орфики все же так или иначе, и пусть на свой оригинальный манер, сумели достаточно полно и глубоко отразить в отвлеченных понятиях эту сложную, трудно анализируемую и вполне архаическую мифологию, которая когда-то была огромным достижением человеческого мышления на Крите и в Передней Азии, но которая потом изжила себя самое и перестала быть понятной и массам, и отдельным мыслителям. И притом орфики сделали это так, что архаическая мифология Загрея навсегда оказалась связанной с их философской интерпретацией и всякий разрыв мог вести только к утере понимания и того и другого. Вот почему мы сначала изложили миф о Загрее в его наиболее архаической форме, а уже потом привлекли его орфическую интерпретацию.
Со стороны теоретико-литературной орфическая концепция Загрея является выдержанным и законченным образцом античного символизма, если под символом понимать не аллегорию, т. е. не такую образность, которая есть только одна из возможных и многочисленных иллюстраций той или другой отвлеченной идеи (прекрасный пример такой аллегории есть басня), но такую, которая выражает только то, что дано в ее понятии, в ее идее, и ничего больше, и идея которой имеет смысл только для этой образности. Загрей есть демиург становления (как в его растекании, так и в его восстановлении), но и демиург становления у греков есть только Загрей, и больше никто другой. Он тут значит именно то, что он есть; и есть он тут только то, что он значит. Такую синтетическую образность лучше именовать символом, а не аллегорией. Примером аллегорического толкования Загрея — Диониса может служить физическая его интерпретация, переданная нам Диодором (№ 20 n).
6. Миф о Загрее у Нонна. Необходимо указать на один обширный античный документ о Загрее, превосходящий собой по величине все тексты, указанные выше. Это — конец V и вся VI песнь знаменитой поэмы Нонна о Дионисе (№ 25). К сожалению, разработка мифа о Загрее у Нонна не является лучшим местом его поэмы. Нужно считать чисто личным измышлением Нонна такие эпизоды, как рассказ о влюбленности многих богов в Персефону, посещение Деметрой Астрея и его предсказание (это — старый, еще гесиодовский (Theog. 376 и сл.) Титан, превращенный у Нонна в астролога) и весьма пространное изображение мирового пожара и потом мирового потопа, имевших место после растерзания Загрея. Однако многое у Нонна, как и в других частях его поэмы, является здесь или прямо старинным, или во всяком случае реставрацией старинной мифологии. Такова, например, мелкая, но очень интересная деталь в образе Загрея — рогатость . Ее можно считать вполне архаической, потому что Дионис вообще в представлении греков был тесно связан с бычьей природой. «быкорожденный» ; «быкообразный» — «быкоприродный» у самого Нонна, «многими поэтами он просто зовется быком» ) Таково, например, перечисление всех превращений Загрея перед растерзанием его Титанами : Загрей превращается в молодого Зевса, «дождевого» старика Кроноса, льва, коня, рогатого дракона, тигра и, наконец, в быка.
Упомянем о мычании Геры, возбуждающей Титанов против Загрея. Обращают на себя внимание также некоторые особенности столкновения Загрея с Титанами, не зарегистрированные нами в других источниках: изуродование лица Загрея Титанами (VI 172); активность Загрея во время борьбы вместо обычного убегания (в качестве льва он рычит и неистовствует от гнева, в виде рогатого дракона он прыгает на голову и шею Титанов, в качестве быка он бодается); превращения Загрея происходят не во время его убегания, но во время его схваток с Титанами, для того чтобы усилить нападение.
Обращает на себя внимание также и полное отсутствие какого бы то ни было символизма в концепции Нонна. Загрей изображен здесь при помощи позднейших импрессионистических приемов, но это изображение выдержано в тонах старого, непосредственного эпоса и абсолютной мифологии, без какого бы то ни было намека на символическое толкование. Восходя к древнейшим орфикам, Нонн здесь абсолютно неорфичен. Наконец, разработка мифа о Загрее у Нонна местами высокохудожественна, например — изображение борьбы Загрея с Титанами. Поэтому, несмотря на всю растянутость и произвольные измышления, изложение мифа о Загрее у Нонна является для нас весьма ценным документом и в основе своей восходит к хорошим и безукоризненно древним источникам. Между прочим, Нонну не чуждо некоторого рода сознание (правда, весьма отдаленное) о связи мифологии Загрея с Критом: в VI 120— 122, во время следования Деметры и Персефоны мимо Крита с последнего раздаются звон оружия и диктейское эхо.
Из книги В.Иванова «Дионис и прадионисийство»:
Из дельфийско-орфических корней, с неуклонной последовательностью и существенной верностью первоначальным религиозным представлениям, развивается в течение веков то умозрение о метафизической природе и взаимоотношении Аполлона и Диониса, которое в форме, близкой к философеме, нашла более или менее определившимся в мистических кругах философская школа неоплатоников. Согласно этой концепции, Аполлон есть начало единства, сущность его —монада, тогда как Дионис знаменует собою начало множественности, — что миф, исходящий (с точки зрения символической экзегезы) из понятия о божестве как о живом всеединстве, изображает как страсти бога страдающего, растерзанного. Бог строя, соподчинения и согласия, Аполлон есть сила связующая и воссоединяющая; бог восхождения, он возводит от разделенных форм к объемлющей их верховной форме, от текучего становления к недвижно пребывающему бытию. Бог разрыва, Дионис, — точнее, Единое в лице Диониса, — нисходя, приносит в жертву свою божественную полноту и цельность, наполняя собою все.
В согласии с вышеизложенным умозрением, неоплатоник Прокл учит, что необходимо воздействие Аполлона на Диониса, чтобы предотвратить его конечное саморасточение — через «нисхождение в титаническую множественность» беспредельной индивидуации — и, следовательно, отделение от Отца, «низложение с царского престола». Проводником такого ограничивающего воздействия на дионисийскую стихию является Орфей, носитель «аполлонийской монады» — идеи целостности и воссоединения. Вот подлинные слова Прокла: «Орфей противопоставляет царю Дионису аполлонийскую монаду, отвращающую его от нисхождения в титаническую множественность и от ухода с трона и берегущую его чистым и непорочным в единстве».
Дионис, сыновняя ипостась небесного Отца и бог страдающий, жертвует целокупностью своего божественного бытия, отдаваясь на растерзание жадно поглощающей его материальной, или «титанической», стихии. Эта стихия еще не может слиться с ним целостно, в любви, но приобщается его светлому естеству путем насилия и космического преступления, которое и обусловливает страдание жертвоприносящегося бога.
Итак, мир in statu individuationis есть Дионис, в состоянии же расплавленного единства — Аполлон.
Мировая жизнь состоит в периодической смене этих обоих состояний. В этом рассуждении, проникнутом элементами орфизма как метафизического направления, но не его религиозным духом и пафосом, и наиболее любопытном в качестве опыта религиозно-психологической характеристики, поскольку оно касается дифирамбического восторга, — нет речи о судьбе душ. Но в другом из своих многочисленных философских сочинений Плутарх находит возможным утешать свою жену в потере дочери открываемой в Дионисовых мистериях тайной личного бессмертия и пакирождения. Во всяком случае, и из вышеуказанного рассуждения явствует, что, по воззрению орфиков, расчленению страдающего бога, составляющему духовный принцип мира возникновений и уничтожений, положен предел: аполлонийское начало спасает его и восстанавливает вселенское единство.
Дионис, по неоплатоникам, — «бог разделенного мироздания» (meristes demiurgias), как виновник изначальной индивидуации; но он не имеет ничего общего с инстинктом самосохранения замкнутой в себе индивидуальной формы бытия, по отношению к которой является, напротив, внутренним стимулом саморасточения, как воссоединения с целым через переход в другие формы. Индивидуальность противится этому внутреннему зову Диониса в ней; тогда Дионис разоблачается как смерть. Предел саморасточения — смерть обособившейся формы воплощения; пребывание души в обители ушедших — отдых Диониса в ней от жертвенной страды разрыва и разлуки, очищение (achranton), воссоединение (henosis); возобновление страстного подвига — возврат в жизнь, возрождение, «палингенесия». Дионис, бог смерти, есть вместе и бог возрождения (tes palingenesias ho theos). — Такова поздняя диалектика древнего культа: религиозное мышление народа имманентно его культу, его мысль — в действии 1. Первыми начали мыслить за народ орфики, и народ узнавал в их учении свою веру, хотя и чуждался, уже с V века, их мистически-обрядовой практики.
Судьба человека — та же, что участь бога страдающего. Только человек не весь от Диониса: его низшая природа — «титаническая», хаотически богоборствующая. Восставая против божественного всеединства, он утверждает свою отчужденную самость и постольку противится дионисийскому побуждению к самоотдаче жертвенной. Он замыкается в своей индивидуальности, «хочет спасти свою душу». Так задерживает он сам себя в «узах» (desmoi), или «гробнице» тела (soma sema). Вопреки его воле, надлежит ему, по Анаксимандру, смертью уплатить пеню за вину своего обособленного возникновения, своей эгоистической отделенности. Насильственно распадается он на свои составные элементы. Но и здесь цельность его духовного лика, Диониса в нем, действием «аполлонийской монады» спасена (systasis) за порогом смерти, где текут живые воды из «озера Памяти» (Mnemosynes apo limnes), восстановляющие сознание забытого единства, и откуда новый зов (о котором говорит Вергилий в своем описании Элисия) выведет его опять на лицо земли, чтобы приобщиться ему снова и на этот раз, быть может, вольно страстям Дионисовым, свободно «расточить свою душу».
Странствуя в долах Аида, по левую сторону встретишь
Быстрый родник и стоящий над ним кипарис белолистный:
Мимо держи ты свой путь, и к ручью берегись приближаться.
Ключ обрящешь иной: из озера Памяти плещут
Влаги студеной струи. Пред источником — грозные стражи.
Им ты скажи: «Вы — чада Земли и звездного Неба;
Я же — небесное семя, и ведом род мой самим вам.
Но изсыхаю от жажды, и гибну. Дайте ж испить мне
Вод прохладных, текущих из озера Памяти!» Стражи,
Слову послушны, допустят тебя до холодной криницы:
Струй напьешься живых, и восцарствуешь в сонме героев.
Этот напутственный завет, имевший несомненно магическое значение загробного пропуска, начертан полностью или частично, и с многими разночтениями, на золотых пластинках, которые клались с покойником в гроб в орфических общинах Петелии и других мест южной Италии, а также Крита 1. Кипарис, символ смерти и пола2, оказываясь в данном случае белолиственным, т, е. солнечным, как белый тополь (leuke) Гелиоса, знаменует, без сомнения, возврат к живым, опасность которого для души, странствующей в долах Аида, заключается в его преждевременности; и сила источника, омывающего корни белого кипариса, — та же, что чары пещер, где души, упившись забвением о своей духовной отчизне, исполняются жаждой воплощения в земных телах. Как эти пещеры, так и тот кипарис принадлежат Дионису, не как «вождю вниз» (Katagogios), а как «вождю наверх», к свету земного солнца (anagoge). Из двух источников — Забвения и Памяти — пьет и «нисходящий» в пещеру Трофония за оракулом дионисийского героя, прорицающего паломнику, погруженному в сон, в подземном склепе3. Представление о прохладных водах Памяти опять противополагает миру земного разделения потусторонний мир божественного единства: разделение — забвение, воссоединение — воспоминание. Платоново учение о воспоминании покоится, как видим, на основах религиозно-мистической традиции; оно развилось из орфизма, в связи которого находит свое предопределенное место.
Рождение Диониса согласно книге Роберта Грейвза: По приказу Геры титаны утащили новорожденного сына Зевса Диониса — рогатого дитя, увенчанного змеями, — и, несмотря на его превращения, разорвали на куски. Куски его тела они сварили в котле, а из пролитой на землю крови выросло гранатовое дерево. Однако его бабка Рея разыскала внука, вновь составила из кусков его тело и вернула к жизни. Персефона, которой Зевс отныне поручил присматривать за ребенком, передала его царю Орхомена Афаманту и его жене Ино, внушив ей, что ребенка следует растить на женской половине дома, переодетым в девочку. Однако Геру не удалось обмануть и она наказала эту царскую чету, наслав на них безумие. В припадке безумия Афамант убил своего сына Леарха, приняв его за оленя. . Тогда, по просьбе Зевса, Гермес временно превратил Диониса в козленка или барашка и передал его нимфам Макриде, Нисе, Эрато, Бромии и Вакхе, обитавшим на геликонской горе Ниса. Они поселили Диониса в пещере, холили и лелеяли его, кормили медом. За эту службу Зевс впоследствии поместил их изображения среди звезд под именем Гиад (в семизвездии созвездия.Тельца). Именно на горе Ниса Дионис изобрел вино, за что его в основном и превозносят .
Когда Дионис стал взрослым, Гера признала в нем сына Зевса, несмотря на отпечаток женственности, который наложило на него воспитание, и также вселила в него безумие. Он отправился странствовать по всему свету, сопровождаемый Силеном и дикой толпой сатиров и менад, оружием которых были увитые плющом жезлы с навершием в виде сосновой шишки, называвшейся тирсом, а также мечи, змеи и наводившие ужас трещотки. Он отправился в Египет, взяв с собой виноградную лозу, а на острове Фарос его гостеприимно принял царь Протей. Среди ливийцев, населявших дельту Нила напротив острова Фарос, было несколько цариц амазонок, которых Дионис пригласил выступить вместе с ним против титанов и вернуть царю Аммону царство, из которого он был изгнан. Поражение Дионисом титанов и возвращение трона царю Аммону — одна из первых его военных побед .
После этого он отправился на восток в Индию. Достигнув Евфрата, он встретил сопротивление царя города Дамаска и содрал с него живого кожу. Потом из плюща и виноградной лозы он построил мост через реку. Через Тигр ему помог перебраться тигр, посланный его отцом Зевсом. На пути в Индию он всюду встречал сопротивление и покорил целую страну, научив ее народ искусству виноградарства, дав ему законы и основав большие города. На пути из Индии он встретил сопротивление со стороны амазонок, чьи орды он преследовал вплоть до Эфеса. Только немногим из них удалось укрыться в храме Артемиды, где до сих пор живут их потомки. Бежавших на Самое Дионис стал преследовать на лодках, и на поле битвы их полегло так много, что поле стали называть Пангема ("кровавое"). Около Флоя часть слонов, которых он привел из Индии, погибла, а кости их показывают до сих пор.
е. Затем через Фригию Дионис вернулся в Европу. Во Фригии приходившаяся ему бабкой Рея подвергла его очищению от всех убийств, которые он совершил в безумии, а затем посвятила его в свои мистерии. После этого Дионис напал на Фракию, но не успели его люди высадиться в устье реки Стримон, как царь эдонов Ликург, вооруженный палкой, которой погоняют быков, оказал им такое решительное сопротивление, что вскоре вся высадившаяся армия оказалась в плену, за исключением самого Диониса, который бросился в море и нашел спасение в гроте Фетиды. Раздосадованная такой неудачей Рея помогла пленникам бежать, а самого Ликурга лишила рассудка. В безумстве он ударил своего сына Дрианта топором, уверенный, что рубит лозу, и сын скончался. Еще не придя в себя, он отрезал у трупа нос, уши, пальцы на руках и ногах, и вся фракийская земля стала бесплодной, придя в ужас от такого злодеяния. Когда Дионис, выйдя из моря, объявил, что земля не будет родить, пока Ликурга не предадут смерти, эдонцы отвели царя на гору Пангей, где дикие лошади разорвали его на части .
f. Больше Дионису никто не противился во Фракии, и он продолжил путь в свою любимую Беотию, где посетил Фивы, пригласив всех женщин принять участие в пирах на горе Киферон. Пенфей, царь Фив, невзлюбив распутство Диониса, захватил его вместе со всеми менадами, но, потеряв рассудок, вместо того, чтобы заковать Диониса, заковал быка. Менадам вновь удалось бежать, и они отправились бродить по горам, разрывая на куски молодых оленей. Пенфей попытался остановить их, но, возбужденные вином и религиозным экстазом, они разорвали царя пополам. Причем бунт против него подняла его собственная мать Агава, и она же оторвала ему голову .
h. После того как вся Беотия признала божественность Диониса, он стал посещать острова Эгейского моря» неся везде веселье и разрушение. Придя в Икарию, он обнаружил, что его корабль не годится для дальнейшего плавания, и нанял другой — с тирренскими моряками, которые заявили, что плывут в Наксос. Однако на самом деле это были пираты, которые, не подозревая о божественной природе Диониса, отправились в Азию, чтобы продать его в рабство. Дионис сделал так, что из палубы стала расти виноградная лоза, вскоре опутавшая всю мачту, а оснастка оказалась вся оплетенной плющом. Весла он превратил в змей, сам обернулся львом, а весь корабль наполнился привидениями в образе диких зверей и зазвучали флейты. С испугу пираты попрыгали в воду и превратились в дельфинов [10].
i. В Наксосе Дионис встретил любимую им Ариадну, покинутую Тесеем, и без промедления женился на ней. Она родила ему Энопиона, Фоанта, Стафила, Латромиду, Эванта и Тавропола. Позднее он поместил ее свадебный венок среди звезд [11].
j. Из Наксоса Дионис отправился в Аргос, где Персей вначале воспротивился ему и убил множество его приверженцев. За это Персей понес наказание: Дионис наслал на аргивянок безумие и те стали пожирать своих младенцев живьем. Персей поспешил признать свою ошибку и умилостивить Диониса, построив храм в его честь.
k. Наконец, установив свой культ во всем мире, Дионис вознесся на небеса, чтобы занять свое место по правую руку от Зевса как один из двенадцати великих богов. В порыве уничижения Гестия уступила ему свое место за столом богов, обрадовавшись возможности расстаться с распрями в ее семействе и зная, что она всегда может рассчитывать на гостеприимство в любом греческом городе, который только ей захочется посетить. После этого через Лерну Дионис спустился в Тартар, где подкупил Персефону, подарив ей мирт за разрешение забрать с собой его покойную мать Семелу. Мать поднялась с ним в храм Артемиды в Трезене, но, чтобы остальные духи умерших не стали ей завидовать и не обиделись, он изменил ее имя и представил богам-олимпийцам как Тиону [12]. Зевс предоставил в ее распоряжение жилище, на что Гера, скрыв злобу, смолчала.
Основным ключом к мистической истории Диониса является распространение культа лозы в Европе, Азии и северной Африке. Вино было изобретено не греками: похоже, что первоначально оно ввозилось в сосудах из Крита. Дикий виноград рос вдоль южного побережья Черного моря, откуда он, как культурное растение, постепенно достиг горы Ниса в Ливии и тем же путем, через Палестину, — Крита. В Индию он пришел через Персию в эпоху бронзы и по "янтарному пути" достиг Британских островов. Винные оргии в Малой Азии и Палестине — праздник кущей первоначально был не чем иным, как вакханалией, - характеризовались теми же экстатическими танцами, что и пивные оргии во Фракии и Фригии. Триумф Диониса заключался в том, что вино повсеместно вытеснило другие опьяняющие напитки (см. 38.3). Ферекид сообщает, что Nysa означает "дерево".
Загрея тайно зачала Персефона от Зевса еще до того, как приходившийся ей дядей Гадес унес ее в свое подземное царство. Зевс распорядился, чтобы сыновья Реи — критские куреты или, как утверждают некоторые, корибанты, сторожили колыбель с младенцем в пещере на горе Ида, прыгая вокруг него и бряцая оружием, как делали это раньше, прыгая вокруг самого Зевса на горе Дикта. Однако враги Зевса титаны*, чтобы остаться неузнанными, выкрасились белым гипсом и стали ждать, когда куреты заснут. В полночь они выманили Загрея с помощью детских игрушек: шишки, раковины, золотых яблок, зеркала, бабок и клока шерсти. Загрей не выказал слабости перед набросившимися на него титанами и, чтобы обмануть их, начал менять свой облик. Сначала он превратился в Зевса в накидке из козьих шкур, затем — в Крона, творящего дождь, во льва, коня, рогатого змея, тигра и, наконец, в быка. В этот момент титанам удалось крепко схватить его за рога и ноги, разорвать на части и пожрать его сырую плоть.
b. Афина прервала это ужасное пиршество, когда оно уже подходило к концу. Ей удалось спасти сердце Загрея, вложить его в гипсовую фигуру и вдохнуть в нее жизнь. Так Загрей обрел бессмертие. Кости его были собраны и погребены в Дельфах, а Зевс перунами поразил всех титанов [1].
1 Диодор Сицилийский V.75.4; Нонн. Деяния Диониса VI. 209 и cл. и XXVII.228; Цец. Схолии к Ликофрону 355; Евстафий об "Илиаде" Гомера II.735; Фирмик Матерн. Об ошибочности языческих религий VI; Еврипид. Критяне, фр. 472.
Этот миф повествует о ежегодном принесении в жертву мальчика, имевшем место на Крите, причем мальчик заменял царя-быка Миноса. Мальчик царствовал всего один день, затем участвовал в танце, символизировавшем пять времен года —льва. козы, коня, змея и тельца, после чего его заживо съедали. Все игрушки, с помощью которых титаны выманили Загрея, — это предметы, которыми пользовались философы-орфики, перенявшие обычай такого жертвоприношения, однако вместо мальчика поедали мясо бычка. Раковина была не настоящей, а представляла собой продырявленный камень или особой формы керамический предмет, в который дули, чтобы получить звук, напоминающий сильный порыв ветра, а клок, шерсти вполне был пригоден для того, чтобы наносить на куретов слой мокрого гипса, причем куретами были юноши, которые в знак воздержания приносили прядь волос в жертву богине Кар (см. 95.5). Их также называли "корибантами", что значит украшенные гребешком танцоры. Другие дары, полученные Загреем, призваны объяснить смысл церемонии, во время которой ее участники достигают единения с божеством: шишка была древним символом богини, в честь которой титаны приносят в жертву Загрея (см. 20.2); зеркало должно отражать второе "я" каждого участника церемонии инициации или его дух; золотые яблоки — это пропуск в Элисиум после ритуальной смерти, а бабки символизируют гадательные способности (см. 17.3).
2. Критский гимн, не так давно обнаруженный около Диктейской пещеры, неподалеку от Палекастро, содержит обращение к Крониду, величайшему из юношей, кто танцует и прыгает вместе со своими Властителями, чтобы больший урожай приносили поля и стада и чтобы рыбаки возвращались с богатым уловом. Джейн Гаррисон в своей работе "Фемида" высказывает предположение, что одетые в доспехи предводители, о которых упоминает этот гимн и которые "взяли тебя, бессмертное дитя, от Реи", просто делают вид, что хотят убить и съесть жертву, которым является юноша, подвергающийся инициации при вступлении в их тайное общество. Однако все подобные ритуальные смерти во время церемоний инициации, которые бытовали в различных частях света, основываются на традиции реальных человеческих жертвоприношений. От простых членов тотемного братства Загрея отличают только календарные превращения.
3. Неканонический тигр в превращении Загрея указывает на его идентичность Дионису (см. 27. е), о смерти и возрождении которого повествует такая же история, с той лишь разницей, что на этот раз мясо варится, а не съедается сырым, и в пиршество вмешивается не Афина, а Рея. Дионис также был рогатым змеем — у него при рождении были рога и змеиные кудри (см. 27. a), и поклонявшиеся ему орфики ритуально поедали его в образе быка. Загрей превратился в "Зевса в накидке из козьих шкур" потому, что Зевс или заменяющий его мальчик вознесся на небеса в накидке, сделанной из шкуры козы Амалфеи (см. 7 b). "Крон, творящий дождь" - указание на то, что в церемониях вызывания дождя использовались трещотки. В этом контексте титаны — это куреты, изменившие свое обличье настолько, чтобы дух жертвы не смог их узнать. Когда человеческие жертвоприношения вышли из употребления, Зевс предстал мечущим молнии в титанов в связи с их враждебным отношением к нему. Ни один из орфиков, вкусив однажды от плоти бога своего, уже никогда больше не прикасался ни к какому мясу.