1979 год. Июль. Москва. Спартакиада народов СССР в Лужниках, генеральная
репетиция предстоящей Олимпиады - 80. Те, кому посчастливилось
побывать на этих мероприятиях, как впрочем и телезрители, наверняка помнят
" живые полотна", великолепные гигантские картины, мгновенно возникающее
на зрительных трибунах, и также мгновенно сменяющиеся новыми. Десятки, если
не сотни картин. Чего здесь только не было, и земной шар, и карта СССР,
и Олимпийский мишка... А "создавали" эти картины пять с лишним тысяч солдат
из двух подмосковных гвардейских дивизий, переодетых в спортивную
форму и еще столько же московских студенток, высунутых на стадион вместо
традиционного стройотряда.
Технология "рисования" очень проста, у каждого "художника" в руках сумка, с
нескольким разноцветными флажками. В нужный момент он достает нужный
флажок, и обоими руками растягивает его перед собой, так, чтобы края полотна
касались краев полотен соседей. Самое главное - одновременность, что
достигалось долгой и упорной тренировкой. Да, тренировка велась целых два месяца.
Ежедневно, свезенные на парадную площадку воины-гвардейцы, вместо
того чтобы учиться военному делу настоящим образом, протирали штаны на скамейках
Олимпийского комплекса и под руководством майоров и подполковников
"рисовали". Сначала не получалось, были и " заплаты" и разнобой. Но со временем поя-
вилась четкость, издали приятно посмотреть. Вот что значит советский
воин! Действительно защитник отечества, не даст отчизне упасть в грязь перед
иностранными делегациями.
Студенткам МГУ такое занятие, разумеется не нравилось, к тому ж бесплатно. А вот
солдаты были очень довольны, сидение на стадионе гораздо приятней
изнурительных марш-бросков и кроссов, глупых политзанятий или бессонных нарядов и
караулов. Да и условия на парадной площадке, где они жили, были курортные. Правда не
для всех, ведь кто-то должен такое войско обслуживать. При парадной площадке находи-
лась огромная столовая, с пятью обеденными залами, на 600 человек каждый. В двена-
дцати полутонных дровяных и паровых котлах круглосуточно кипели супы, щи, каши,
макароны, картофельное пюре, чай, на сковородках, размером с бильярдный стол,
трещали мясо, рыба хек и пропущенные через овощерезки лук с морковью.
Над котлами и плитами колдовали повара срочной и сверхсрочной службы. Травя анекдоты
и распевая дембельские песни, полтора десятка солдат выковыривали глазки у выпуска-
емого из чистильной машины картофеля. Еще столько же в трех водах, с хлоркой, с содой и
в просто горячей, мыло посуду. Огромная бригада развозила бачки, миски,
чистые, полные, грязные и опять чистые, из мойки в варочную, из варочной в залы, из залов
в мойку, и так бесконечно. Между завтраками, обедами и ужинами
шел непрерывный процесс драиния полов, стен и всего оборудования, опять же в трех
водах, под строгим наблюдением медперсонала, так как на парадной площадке, в
отличии от страны в целом и Москвы в частности, свирепствовала эпидемия дизентерии.
Да, именно дизентерии, а не желтухи, скарлатины, гриппа или еще какого инфекционного заболе-
вания, хотя всем известно что в гражданских больницах с ней лежат в основном только дети ясе-
льного возраста в сопровождении мам, и небольшое количество дошкольников. Мужчина а тем
более подросток или юноша никогда не пойдет к доктору с симптомами этой болезни. А все по-
тому, что на гражданке есть Женщины!
В армии же, как ни странно, все наоборот. Именно благодаря отсутствия женщин там есть по-
рядок, но вот парадокс, по этой же причине там есть и дизентерия.
Дизентерию можно имитировать практически в любых условиях, а вот уличить в симуляции и
привлечь к дисциплинарной или к уголовной ответственности практически невозможно. Так чего
же стесняться, прекрасный пол все равно ничего не узнает!
Итак, гвардии старший лейтенант Александр Годунов, командир мотострелковой роты, которая
вместе с ним, в полном составе отправлена на парадную площадку и теперь именуется ротой об-
служивания. Рота разделена на две равные половины, одна на сутки заступает в наряд по столовой,
другая - отдыхает, с семи до семи вечера. Потом меняются.
Неделя, вторая - все гладко. Рота дисциплинирована, с хорошо налаженной дедовщиной. Давно
Годунов так не отдыхал, с отпуска. Замполит роты лейтенант Рыжаков и старшина роты прапорщик
Никитин - тоже. Командуют исключительно сержанты, и зарядку. с подъемами- отбоями проводят,
и руководят столовской работой, как и должно быть в армии. О дедовщине в прессе тогда еще не
писали, Комитета солдатских матерей не было, вобщем армия а не пансион благородных девиц.
Но потом картина стала меняться. Рота вдруг поредела, и в наряд приходилось отправлять на двое
суток подряд, разумеется "духов", которые через одно-два таких дежурства, внезапно заболевали
дизентерией и уплывали в окружной госпиталь.
Пришлось доложить по команде вышестоящему начальству, и вот приезжает пополнение, две танковых
роты, без офицеров, только солдаты и сержанты срочной службы, все без исключения деды, уже спра-
вившие традиционный праздник "Сто дней до приказа", знающие, сколько осталось не только дней,
но и минут с секундами, давным-давно забившие на службу огромный, всем известный орган.
Пополнение прибыло в одиннадцать вечера, на двух "Уралах". Вот они, сорок "дедов Советской Армии",
стоят в две шеренги перед Годуновым и четырьмя сержантами - командирами отделений. В глазах -
нескрываемое презрение к уставу, к дисциплине и к красным погонам и околышам мотострелков.
- Здравствуйте, товарищи солдаты!
В ответ прозвучало нечто нечленораздельное, никак не похожее на «Здравие желаем, товарищ старший
лейтенант!»
- Здравствуйте, товарищи солдаты!
Молчание.
Годунов переходит на прозу:
- Ни хера себе, воины Советской армии! Ну ладно, завтра я вами займусь! А сейчас быстро в столовую, и – отбой. Сержанты покажут вам свободные места в палатках. Напра-во! Шагом марш!
Не в ногу, куря и базаря в строю, сорок «дедов» двинулись на принятие запоздалого ужина…
Ровно в шесть утра над парадной площадкой пронеслись позывные подъёма. Через минуту из всех шести палаток роты обслуживания стали выбегать солдаты первого года службы, в красных погонах, строясь в три шеренги на асфальтовой дорожке, где их уже ждал усатый старший сержант Авдеенко. За ними нехотя выходили «черпаки» (отслужившие год, то есть солдаты «третьего» периода службы) и тоже вставали в строй по правому флангу. Наконец выползли «деды», делать зарядку они конечно не собирались, но присутствовать были обязаны.
Но едва сержант подал команду «Равняйсь!», как из офицерской палатки с криком выскочил ротный:
- Авдеенко, ты что не видишь, что не все в строю? Почему танкисты спят, или они уже не служат в Советской армии? Минуту времени, и весь личный состав я вижу здесь!
Авдеенко и еще три сержанта-деда несмело пошли по палаткам.
- Ребята, вставайте. Нам из-за вас попадёт!
Ноль эмоций, танкисты смотрят утренние сны. Ещё не хватало, чтоб ими какие-то краснопогонные сержантишки помыкали. Некоторые, проснувшись и послав сержантов на три буквы, вновь погружаются в царство морфея.
-Вот, бля, прислали пополнение! Не могли мотострелков найти, или хотя бы «молодых»! – сплюнув, Годунов скрылся в своей палатке.
Глядя на танкистов, пехотные деды и черпаки тоже разошлись. Зарядку на этот раз Авдеенко провёл с одними «духами». Только около восьми часов удалось построить всю роту и отвести на завтрак. После завтрака Годунов провёл перекличку вновь поступивших и распределил, кому идти в наряд по столовой сегодня, а кому завтра.
Жизнь роты обслуживания потекла своим чередом. На дисциплину ротный махнул рукой, не стоит нервы трепать, в наряд ходят, и ладно! В принципе, весь личный состав был доволен, отпахал сутки в столовой и - сутки отдыхай, без всяких ненужных построений. В части такого нет.
Прошла неделя и вдруг к Годунову прибежал посыльный с КПП парадной площадки:
- Товарищ старший лейтенант, там милиция привезла вашего солдата!
- Чего еще случилось?
- Не знаю, у него вся харя избита, живого места нет.
- Ладно, сейчас буду.
У КПП действительно стоял милицейский УАЗик. Рядом с начальником ПМГ, ссутулился рядовой Александр Малышев, по прозвищу «Жмурик», из недавно прибывших танкистов. Ну и видок! Под правым глазом резко выступила посиневшая надкостница. Левый, красный как у кролика, окаймляет огромный фиолетовый синяк. Нос сворочен набок. Уши совершенно асимметричны, одно нормальное, другое опухло и приняло какой-то изчёрна-бордовый оттенок. Из рассеченной нижней губы сочится кровь.
- Где вы его подобрали?
- Сам подвалил, говорит, ушёл в самоволку и заблудился. Искал мол военный патруль, но не нашёл! Так что разбирайтесь сами, мы доставили и – до свидания!
Малышева трясло.
- Ладно, успокойся! На, закури. Присядем. Спокойно расскажи, что случилось. Кто это тебя так?
Сделав несколько затяжек, заплетающимся голосом солдат начал свой рассказ:
- Ночью пошёл в туалет, и вдруг подходят два каких-то здоровых парня в спортивной форме, не знаю, солдаты или офицеры, говорят, давай денег. Сказал, что нету, ну они меня и избили, предупредили – ещё раз встретят, вообще убьют. Вот я и убежал в самоволку, думал, патруль заберёт – отсижусь на губе. Побоялся, что опять их встречу.
Странно, очень странно. Совершенно нелепая бессмысленная расправа.
- А ты узнать их сможешь?
- Нет, темно было.
- Они не пьяные были?
- Вроде выпившие.
- Чего же ты напугался, сказал бы мне сразу!
- Да не знаю, не подумал об этом, да и не приучен жаловаться.
Есть же такие садисты. И где их теперь найдёшь, на площадке около шести тысяч человек, попробуй узнай! Но и оставлять этого дела так нельзя. В военную прокуратуру заявить – наверное придётся, правда мне это будет большой минус, возможно дисциплинарное взыскание. Хотя возможно Малышев врёт, что-то скрывает, но вот что? Ладно, успею доложить, надо порасспросить своих солдат, может кто и знает.
Однако из мотострелков никто ничего не знал. Вдруг совершенно случайно Годунов заметил ещё одного избитого танкиста, правда не так сильно, опухшее ухо и два фингала. Рядовой Козлов, заметив пристальный взгляд ротного, хотел шмыгнуть за палатку, но было поздно.
- Что это у тебя с лицом?
- Встал ночью и об тумбочку задел.
- Ну-ка покажи мне эту тумбочку, об которую ты умудрился одновременно задеть и глазом, и ухом и щекой!
- Да я,….ну, это самое……
- Отвечай быстро!
- Я тоже…с Малышевым был….
- Значит вас обоих одновременно били?
На глазах Козлова выступили слёзы, руки тряслись как у паралитика.
- Ну рассказывай, чего замолчал, кто вас избил?
- Свои, с нашей роты…
- Кто именно?
Тут с Козловым началась настоящая истерика. Голова неестественно задёргалась вверх и вниз, рот беззвучно открывался. но что либо произнести видимо не хватало воздуха.
Под руку ротный повёл рыдающего солдата в свою палатку, где сидел под домашним арестом Малышев.
- Рассказывайте, как было! Я всё равно узнаю!.....
Вечером рота была построена в полном составе. Следствие, проведённое Годуновым подошло к концу. Рядом с ним перед строем стояли избитые и красные как раки виновники торжества. Малышев, похожий на чучело совы бессмысленно хлопал глазами. Козлов направил ничего не выражающий взгляд дохлой лошади куда-то в сторону. Подробно, в красках, ротный стал рассказывать личному составу о произошедшем ЧП:
- Кто-то из вас может уже знает, что вчера у нас произошло. Сейчас я расскажу об этом вам всем. Вот эти двое, Малышев и Козлов, члены одного гвардейского танкового экипажа, наводчик орудия и механик-водитель, вчера совершили уголовное преступление, а точнее – кражу. Кражу личного имущества младшего сержанта Афанасьева. Малышеву, видите- ли, понравился его портфель. А то ему не с чем осенью на дембель ехать. Могу тебя успокоить, дембель тебе будет как минимум лет через шесть!
Он подговаривает своего друга Козлова постоять на шухере, с уговором, что себе берёт портфель, а Козлову – всё, что в нём. Выбирают момент, когда в палатке никого не было, Малышев достаёт из под койки Афанасьева портфель, выносит, затем в укромном месте портфель вскрывается и Козлов забирает свою добычу – фломастеры, солдатскую рубашку, майку, трусы, гуталин и комсомольский билет Афанасьева, который за ненадобностью выбрасывает в туалет. Кстати потом ребята заставили его оттуда достать и всё прилипшее говно вылизать языком, ну как, Козлов, вкусно было?
Речь ротного на две минуты прервал дружный хохот. Козлов от стыда закрыл лицо ладонями. Наконец стихло. Годунов продолжал:
- Затем злоумышленники относят свою добычу на другой конец парадной площадки и оставляют до лучших времён у знакомых Малышева, так сказать, ложат его «на дно». Но, к счастью, там ребята оказались честными, откуда-то узнали, что портфель ворованный, принесли его и возвратили хозяину, заодно рассказав о похождениях парочки их сослуживцам. Ну те и провели курс воспитания. Зря конечно, надо было мне доложить, ну да ладно. Их праведный гнев я вполне понимаю, на их месте наверно бы тоже не выдержал.
Но вам эта расправа покажется скоро цветочками. Ты, Малышев, воруешь, как я знаю, уже не в первый раз, верно ведь? А так и не усвоил главный воровской закон «Не бери там, где живёшь!». На зоне тебе его растолкуют, познакомишься там с ворами в законе. Знаешь что они с тобой сделают, когда узнают за что сидишь? И с тобой, Козлов, тоже, тебе правда поменьше дадут, четырьмя годами может и отделаешься. Ну а Малышеву шесть лет гарантировано.
Афанасьев, ты, как пострадавший и как ротный парикмахер сейчас обоих прямо здесь перед строем обреешь налысо и сразу же отправляем их пока на губу. А уж в СИЗО переведут после, это дело не моё, а прокуратуры.
- Нет, здесь стричь не надо! – вмешался замполит лейтенант Рыжаков, - хоть они и пидарасы, но это будет уже публичная экзекуция, так что только в палатке, не на виду у всех.
- Ладно, в палатке, так в палатке, какая разница?
- Я больше не буду, простите! – проблеял Козлов и беззвучно, как восьмиклассница перед абортом, заплакал.
- Разумеется не будешь! В тюрьме за это сразу убивают…-, тут ротный пожалел, что такое сказал. Козлов, вдруг позеленев, как подкошенный рухнул на землю.
-Тоже мне, солдат! В санчасть его скорее, а то ещё сдохнет до суда!
Четверо солдат, за руки и за ноги, как покойника ногами вперёд поволокли Козлова в медпункт. Ротный последовал за ними. Малышева замполит увёл в командирскую палатку, отложив на время экзекуцию. Солдаты, распущенные из строя, курили и почти равнодушно обсуждали происшествие. Все прекрасно понимали, что никакого суда и срока этим козлам не будет. И Малышев это знает, он уже несколько раз был на волоске от дисбата, дважды за самовольное оставление части, и раз за хищение и продажу продуктов из столовой, но всё кончалось банальным стращанием, губой и штрафными чёрными работами.
Офицерам минусы не нужны!
Но впечатлительный, слабохарактерный и ранимый Козлов, ни в чём подобном раньше не участвовавший, принял прикольную речь Годунова всерьёз.
Малышева на следующий день всё таки обрили, и, отсидев десять суток в Алёшинских казармах, он, вместе с Козловым, которому в санчасти сделали пару уколов, благополучно дослужил оставшиеся три месяца в сапёрной роте, прикомандированной к, возводившему новый военный городок, стройбату.