Это был август. Ещё теплый, но уже со вкусом чего-то не случившегося, а оттого – немножко грустного. На асфальте появились желтые листочки, уже много... И уже догоняет сентябрь, а за ним октябрь, стылый ноябрь… Потом декабрьская кутерьма, январь – фу, февраль, март – уже лучше, правда, снега ещё до колен, апрель люблю за ручьи, в мае у меня аллергия на пыльцу, волшебный июнь, жаркий июль, и вот уже эти грустные желтые листочки...
В тот день я встретился с сокурсниками в летнем кафе. Набрали пива, пиццы, ещё чего-то. Начались разговоры: кто, где и как обретается по жизни.
Заводилу нашей компании звали Джон. Как и большинство из нас, он ни дня не работал по специальности – сразу устроился в милицию. Чем он там занимался, непонятно, но гонору государева служба добавила изрядно.
В институте мы могли пьянствовать ночь напролёт. Да что ночь! Экзамены ходили сдавать, до зрачков полные сухим молдавским вином. И ничего ведь, голова словно хрустальная была. Но теперь всё изменилось – у многих семьи, обязательства. Сначала один отвалил, потом второй, третий… В итоге мы остались вдвоём за столиком.
- А поехали к моей подружке? – предложил он. - Знаешь, какая клёвая девчонка! Посидим, вина попьем…
Я согласился: почему нет? Мы сели в грязную «девяносто девятую» и поехали: с ментовским удостоверением Джон ездил в любом состоянии. По дороге притормозили возле уличного развала, купили огромный астраханский арбуз. А потом ещё раз, у магазина – взяли спиртное.
Подругу звали Марина. Невысокая смуглая брюнетка, крепкая, как гимнастка. У неё оказалось удивительные формы – небольшие, но очень выпуклые. На неё можно было смотреть бесконечно, как на море. Именно такие брюнетки снятся любому подростку, когда просыпаешься, и тебе становится жарко, и сладко ноет внизу живота…
«Повезло Джону…» - сразу мелькнула мысль.
Она мигом собрала на стол. Порезали спелый, крупитчатый арбуз. Я поглядывал на неё и постепенно понимал, что безнадёжно тону в её коричневых глазах. Она тоже на меня смотрела - безо всяких слов было понятно, что между нами что-то заискрило.
После третьей рюмки Джона вдруг переклинило: он озаботился тем, как я без женщины.
- Тебе нужно девчонку, - твердил он. – Снять чисто на вечер.
- Джон, отстань…
- Сейчас тебе любовь по вызову организуем…
Спорить с ним бесполезно: если что-то втемяшилось в голову, выбить не получится. Тут же разыскал газету, нашел объявление «службы досуга».
- Ты проститутку хочешь мне вызвать? – допёр я.
- И оплатить могу, кстати!
- Спасибо… Я сам.
Но Марине идея понравилась.
- А что такого, действительно? – сказала она. – Давай вызовем, правда. Посидим как люди.
И погладила жаркой сухой ладонью - меня словно током ожгло.
- Наверное, ничего… - сдался мгновенно. - Давайте вызовем.
Позвонили. Уставший голос объяснил, что с девочками сегодня цейтнот и осталась одна молодая, неопытная.
- Везите…
Через полчаса в дверь постучали. Это была «мамка» - костлявая тётка с повадками развязной старшеклассницы. Увидела нашу компанию, слегка удивилась.
- Групповухи точно не будет?
Марина звонко рассмеялась, бандерша отмякла. Джон поднёс ей стаканчик, который она махнула легко, как воду. Закусила пластиком колбасы.
- Для кого девка-то?
Джон показал на меня.
- Вот оно чо… - взгляд «мамки» вдруг затуманился. – Один, значит, соколик?
- Один.
- Приведу сейчас тебе подружку. Только рассчитаемся заранее, молодые люди.
Я отсчитал оговоренную сумму, и она зацокала каблуками вниз, к машине. Через минуту вернулась, ведя за руку кудрявую девчушку со взглядом перепуганной лани.
- Смотрите, не обижайте девку!
Мы хором поклялись, что не будем. И действительно, когда бандерша ушла, усадили девушку за водку и арбуз. Выпив стопку, она смешно встряхнула светлыми кудряшками - как овечка. Бе! Бе!
Джон затеял с ней длинный разговор на тему «как она докатилась до такой жизни». Я немножко послушал. История стара как мир: сама из глубинки, приехала поступать, не поступила, но решила остаться в городе до следующей попытки. Может, и наврала, я не знаю.
Градус между тем повышался. Марина то и дело поглядывала на меня, диафрагмой сужая коричневые глаза – я охотно отвечал ей взаимностью.
- Пойдем, - вдруг сказала она, – на балкон покурим.
Через смежную комнату выбрались на балкон. На улице уже сгустилась самая настоящая ночь, свет фонарей чуть цеплял дом, со всех сторон закрытый могучими тополями. Но даже в темноте было заметно, как светятся её глаза.
- Слушай… - начал говорить я, но она вдруг оборвала.
- Молчи!
И запечатала мой рот крепким поцелуем. А в следующее мгновение её тело словно обволокло меня – я жадно обнимал её, целовал жаркие, будто голодные губы. Рванул лёгкое платьице вверх, вошел во влажную тесноту и обморочно замер – от счастья, наверное. Марина прерывисто вздохнула, и я начал двигаться – со всё нарастающим темпом.
За секунду до финала она освободилась от моих объятий, опустилась на колени и взяла в рот всё, что могла дать любовь. Господи, как это было чудесно!
Когда всё кончилось, мы молча вернулись в комнату. Джон по-прежнему что-то втирал девчонке. Я налил себе полный стакан водки, выпил. По затылку сразу что-то мягко стукнуло, примирило с сюрреалистическим сюжетом вокруг.
Часа в два ночи Джон вспомнил, что завтра на работу.
- Всё! – скомандовал он. – Пора спать.
Нам постелили на полу. Я даже не лёг – рухнул на матрас. Девчонка скинула платьице через голову, юркнула под одеяло. Чуть помедлив, осторожно прижалась. Я заметил, что она дрожит.
- Первый раз что ли?
- Да, - отвечает.
- Ложись, - говорю. – Не бойся.
И сразу провалился в бездонную пропасть. Снов не было. Просто чёрно-белое забытье, провал. И вот сразу утро – нас расталкивает хозяйка. Уже накрашенная, собирается на работу.
Кудрявая овечка убежала раньше всех, только каблучки по лестнице простучали. Джон ушёл в ванную комнату, и мы остались вдвоем. Я с усилием взглянул в её глаза – она смотрела на меня так, что мне сразу захотелось водки и опять туда, на балкон. Марина мягко подтолкнула меня к порогу, уже в дверях сунула клочок с нацарапанными цифрами.
Шепнула:
- Звони!
Я наклонился, неловко поцеловал её в шею и вышел.
А потом долго добирался домой, уставший и отвратительно похмельный. Наверное, я слишком много выпил накануне, поскольку проспал весь день. А когда проснулся, в голове остались только эти коричневые глаза и губы – жаркие сочные губы. Нашел смятую бумажку, долго смотрел на неровную череду цифр. Нужно было только позвонить, но что-то меня остановило. Что именно? Я не знаю. Мне казалось, я не должен этого делать.
Бумажку я убрал в шкаф, на полку. Потом несколько раз хотел позвонить Марине, набирал номер, но в итоге делал неизменный отбой. Почему? Я не знаю…
Спустя три года в почтовом ящике обнаружил открытку: Джон и Марина приглашали меня на свадьбу. Я скрипнул зубами. Медленно порвал открытку и, разумеется, никуда не поехал.
С тех пор я очень люблю август: эти жёлтые подвядшие листочки, нежаркое созревшее солнце и арбузы, спелые астраханские арбузы. А ещё я вижу сны, содержание которых не меняется с возрастом. И в пятнадцать, и в тридцать лет снится одно и то же – эта самая девушка, которая никогда не постареет, не предаст, потому что сны никогда не предают…
Странная штука - любовь, да?