День не задался с самого начала.
В Выборге я задержался дольше положенного – накладные к моему приезду никто не подготовил, запившего кладовщика на месте не оказалось, половина товара осталась без маркировки. Солнце, рассеченное надвое стрелой портового крана, медленно садилось в залив. Черно-белые мелкие чайки с остервенением атаковали заржавленный рыболовецкий траулер, пикируя на сети и оглашая акваторию тоскливыми криками. Перехватив скотчем последнюю коробку, я захлопнул крышку багажника.
Дорога убегала под колеса ровной полосой.
Меж тем к десятому часу уже крепко стемнело, промелькнул указатель на Сосновку. К полуночи при хорошем раскладе я должен был вернуться на базу. Постепенно пропали встречные автомобили, высокие сосны, растущие плотной стеной с обеих сторон, сцепили поверху тяжелые лапы. Полная луна, до сей поры пробивавшаяся сквозь серую дымку, скрылась за густыми темными тучами. Я подумал, что зря решил срезать крюк и податься через Глухозеро, раньше тут ездить мне не приходилось, так что в случае, если я собьюсь с пути, выбрав не тот поворот, спросить дорогу будет не у кого. Местами попадающийся гравий монотонно стучал в днище, фары выхватывали кусок дороги перед капотом не дальше кошачьего хвоста. Нашарив в бардачке «Ватру», я не спеша и с удовольствием закурил, но в тот самый момент, когда я прятал потушенную спичку в пепельницу, полыхнула близкая молния и в лобовое стекло ударила сплошная стена воды. Дождем или ливнем назвать это явление было бы трудно, – я как будто внезапно попал под водопад. От неожиданности я не удержал руль, его просто выбило из рук, и тут же машину занесло по какой-то замысловатой кривой. Ослепленный, я попытался на ощупь справиться с ситуацией. Финал тормозного пути ознаменовался громким выстрелом лопнувшего заднего колеса.
Приехали.
Чуть отдышавшись, я вышел из машины и осмотрелся. Все выглядело не так уж и плохо, как казалось вначале. Машина была в кювете только на четверть, да и запаска с домкратом имелись в наличии. Ливень прекратился так же внезапно, как и начался. Тучи разошлись, луна выпросталась из-под одеяла и теперь заливала окрестности белым мертвенным светом.
Ругаясь на чем стоит свет, я закурил по новой и полез за фонарем, ключами и домкратом.
Она стояла метрах в двадцати, прямо на разделительной полосе, и луна била ей в спину. Черный худенький силуэт, обтянутый легким, насквозь промокшим коротким платьицем.
Вздрогнув, я выпустил из губ окурок, и тот, падая, обжег слегка мне руку, но я даже не заметил этого. В наступившей тишине было слышно, как звенят ошалелые лесные комары.
Девушка не двигалась.
Я сглотнул и покрепче сжал в руке балонник.
- Эй, - тихонько сказал я и сделал шаг вбок. – Эй, сойди с дороги.
- А то что? – также тихонько сказала девушка после пятисекундной задержки, показавшейся мне вечностью.
- Собьют, не ровен час.
- Кто собьет? – слова ее звучали ровно и равнодушно.
- Кто поедет.
- Здесь никто не поедет, - сказала незнакомка с какой-то глухой, тусклой интонацией.
Что за черт, подумал я.
- Поломался? – спросила она вдруг и сделала шаг вперед.
- Стой, где стоишь, - повысил я немного голос и перехватил ключ правой рукой. – Одна здесь?
- Одна, не бойся, - ответила она и сделала еще один шаг.
Я включил фонарь, приготовленный для работы, и посветил ей в лицо.
Обычная русопятая девчушка лет двадцати, с немного (что за банальность) вздернутым носиком, с не слишком густыми мокрыми прядками, спадающими на лоб, с прищуренными от яркого света глазами. Ничего особенного, такую днем встретишь – не запомнишь.
-Убери, - нетерпеливо сказала она. – Не вижу ничего.
Я опустил прожектор.
- Ты что здесь делаешь? - спросил я, немного успокоившись. – Ночь на дворе.
- Вижу, что ночь, - усмехнулась она. – Тебя вот стою, жду.
- Да что ты! А мама-папа знают?
Она промолчала.
- Ты вот что, - я аккуратно подыскивал слова. – Посиди тут рядом минут двадцать, сейчас поедем. Я подброшу тебя до Гостилово хотя бы.
- Хорошо, - неожиданно легко согласилась девушка. – До Гостилово.
И, действительно, послушно села на поваленное у обочины небольшое березовое деревце.
Колесо я поменял быстро – минут за десять.
Еще через час я понял, что машину без посторонней помощи завести мне не удастся.
- Ну что, как дела? – спросила девушка, все это время молча наблюдавшая за моими бесплодными попытками.
- Что сказать, херово наши дела.
- Не заводится?
- Не заводится.
- И что теперь?
- Не знаю, что теперь. Аккумулятор сел. Буду теперь стоять, ждать, пока кто-нибудь проедет, чтобы дернули.
- Не жди, пойдем со мной, я помогу.
- Да ты что, до Гостилово еще тридцать километров.
- Тут… фермер один живет, Виртанен. У него трактор есть. Недалеко идти.
- Фермер?
- Ага, фермер. Говорю, недалеко, минут пятнадцать по тропинке. Пойдем.
Я колебался. Честно говоря, маловероятно, что во втором часу ночи какой-то фермер заведет свой какой-то трактор, чтобы тащить непонятно где непонятно кого из канавы. С другой стороны - перспектива проторчать здесь до самого утра прельщала меня еще меньше.
- Ну что же, - я выбросил на шоссе очередной окурок и растоптал его каблуком. – Делать нечего. Идем!
Девушка как будто этого и ждала. Легко поднявшись, она махнула призывно ладонью и растворилась в густых зарослях, начинавшихся сразу у обочины. Прихватив фонарь, я с неохотой двинулся вслед за ней.
Узкая тропинка петляла меж гигантских, с двухэтажный дом размером, валунов. Силуэт впереди то пропадал, то снова появлялся. Я заметил, что девушка шла босиком, и как-то легко, не особенно приминая ковер из еловых иголок. Фонарь уже тлел едва-едва желтой ниткой накала и был практически бесполезен.
Минут через сорок я почувствовал - что-то не так.
-Эй, постой-ка, - окликнул я незнакомку. – Где ферма твоя?
Она оглянулась.
- Подожди, скоро придем, - сказала девушка с едва уловимой улыбкой.
Все это переставало мне нравиться.
- Я иду обратно, - отрезал я, помотав головой.
- Уже, уже пришли, - вполголоса, как-то даже ласково, протянула она.
Впереди сквозь еловые заросли показалась поляна, освещенная лунным светом.
Посредине поляны стояла полуразрушенная деревянная церковь, черная, заросшая мхом до самых черепичных маковок с перекошенными крестами.
Как завороженный, не отдавая себе отчета в том, что делаю, я ступил на поляну.
Какие-то огоньки, скорее всего, болотные светлячки, медленно кружились в разбитых прорехах сруба, поднимались к куполам. Тянуло торфом и сыростью.
- Что это? - медленно, пересиливая себя, произнес я.
- Извини. Я немного тебя обманула, - послышался за спиной нежный голос. – Совсем чуть- чуть.
Я резко обернулся.
Незнакомка стояла на том же месте, но, насколько мне позволял увидеть лунный свет, теперь она уже вовсю улыбалась тонкими губами. Глаз не было видно, из-за скудости освещения ее глазницы выглядели круглыми черными дырами.
Протянув тонкую руку с длинными пальцами, она притронулась к моей щеке.
Я отпрянул – настолько рука оказалась ледяной.
И – платье!
Оно до сих пор было мокрое! И ее спутанные волосы тоже оставались промокшими, хотя прошло уже несколько часов, и я, например, давно уже полностью высох!
Стало очень страшно. Так страшно мне не было ни разу в жизни.
Не помню, как я удирал с этой поляны, не знаю, слышались ли дикие, потусторонние птичьи крики, летящие мне вслед, или же я домыслил их позже, осталось только четкое ощущение хлестающих по щекам ветвей и хруст валежника под ногами.
Пришел в себя я уже только на шоссе. Тяжело дыша, добрел до чудом найденной машины, достал из загашника бутыль с водой и залпом выпил. Остатки вылил себе на голову, и, утираясь снятой рубашкой, присел на капот. В голове пульсировал оранжевый ком, который, впрочем, понемногу затухал.
В небе постепенно появлялись первые розовые прожилки.
Светало.
Наконец, из низины послышался ровный звук мотора, и через минуту полоснули фары. Старинный «Зилок» с сонным красноносым водителем без труда дернул меня из злополучной канавы, двигатель радостно взревел, в приемнике зажурчала Пьеха.
Когда «Зилок» уехал, я снова уселся за руль и несколько раз хлестанул себя по щекам.
В принципе, я был готов согласиться, что просто заснул на сиденье в какой-то момент, ожидая попутку всю ночь.
Но что-то помешало принять это предположение за факт и за истину.
Может быть, намокший венок из желтых одуванчиков, лежащий на стволе поваленной у обочины березы?