«Это отчуждение…»- с большим трудом вывела Оксанка на белом куске картона, оторванном от обувной коробки, и показала мне.
- Э – то... от – чуж – де – ни – е – по слогам, не с первого раза читаю я вслух.
Её рука белая , под стать цвету поверхности на которой она писала.
Мёртвым, тяжело писать, а живым тяжело читать то, что написано мёртвыми.
Зима. Унылая, влажная, со стайками каркающего воронья за окном. Их крик словно дурное пророчество. Предзнаменование неизбежного умирания.
Я уже смутно отличаю сны от яви. Всё перемешалось! Я не властна, управлять своими снами, как впрочем, и своей собственной жизнью, которую однажды, мне дали в кредит – насыщенную, ярко – эмоциональную, богатую на любовь. Теперь, пришло время платить по счетам.
Оксанка в гробу, в свадебном платье. Девочка, девочка…Снится мне редко, но всегда как то мистически, знаково, я бы сказала…
Что на этот раз она хотела мне сказать? Может быть то, что меня ждёт скорое отчуждение близкого человека? А может быть, самой себя, от живой, настоящей жизни, которая, уж и до странного сна превратилась в стремительное мельтешение кадров цветной, а этой нелюбимой зимой, чёрно - белой киноплёнки? Я вне. Я наблюдатель. То, что происходит, не должно происходить со мною.
...Новенькое, только что открытое после ремонта хирургическое отделение.
Стены, покрашенные бежевой краской, деревянные двери, мебель, аппаратура – всё сверкающее, чистое, пахнущее краской.
Серая дворняга, с перебинтованной задней лапой, протрусила в открытую дверь процедурного кабинета. Что –то знакомое в этой грязной, с торчащей в разные стороны, слипшейся иголками, шерстью , псине...Не может быть!
- Санта?
Дворняга, из моего далёкого детства. Сколько летних деньков, я провела в компании этой ласковой собаки и её пятерых щенят, смешно тыкающихся тупыми мордочками в материнские соски, под деревянной крышей, просторной конуры. Приносила ей парное молоко, налитое в эмалированную миску с отколотым краешком и совершенно неприглядную на вид, «тюрю», намешанную бабушкой из отварного картофеля, хлеба и сыворотки , оставшейся от приготовления домашнего творога . Я запускала руку, в месиво, мяла его как глину и протягивала Санте, которая тут же начинала есть прямо с моих растопыренных пальцев. Доброта собаки распространялась на всех нас - живущих в этом старом бревенчатом доме и казалось, она готова облизать своим розовым, горячим языком весь мир…
Широкое, больничное окно, через которое я смотрю на дорогу извивающуюся змейкой и упирающуюся, где то там, далеко, в серое, низкое небо.
Вдоль дороги, краны, краны, краны…Словно диковинные птицы, застыли, склонив в почтении головы перед кем то неведомым.
Краны, дымящиеся трубы, серый горизонт. Я вне. Я наблюдатель.
А счастье это…
Ты…Полулежишь, опершись локтями, на насыщенно- зелёной траве. Щуришься на весеннее солнце, так как умеешь делать только ты – забавно выпятив подбородок вперёд.
Медленно стягиваю с тебя футболку, по сантиметру обнажая торс – целую покрытый волосками пах, щекочу языком пупочную впадинку, потом, по линии живота, прикасаюсь подушечками пальцев к двум родинкам, провожу пальцем, по шрамчику, далее вверх, к выпуклой груди. Целую - миллиметр, за миллиметром - ласкаю языком соски. Смотрю в твои глаза, которые тут же принимают озорное, чуть с ехидцей выражение.
- Сокровище моё, счастье… Мой драгоценный мальчик… Мой дорогой, любимый…Люблю, люблю, люблю!
- Хватит, хватит, я рискую быть задушенным в твоих объятиях! – строго произносишь ты, чуть нахмурив брови. Но по всему видно, что ты счастлив, безмерно счастлив… Это моё «копошение» вокруг, тебе безумно приятно.
Весна, буйство красок и эмоций…Под моими губами трепещет твоя пульсирующая венка…Я хочу что бы это продолжалось вечность - состояние абсолютного счастья и покоя от ощущения твоей близости!
Виденье счастья исчезает. Моя реальность сейчас, - грязная собака, тыкающая мордой в стекло душевой кабины.
- Санта? Ты же подохла лет 30 тому, зачем ты здесь?
Я переношусь туда, на задний двор, куда привела соседскую девочку, что –бы показать щенков.
- Санта, Санта – я привычно подзываю собаку, которая с готовностью выскакивает из конуры и виляя хвостом трусит к нам.
- Санта, хорошая… – моя маленькая подружка протягивает руку… и… вдруг, собака со страшным рыком, передними лапами опрокидывает девочку на землю и вгрызается той в лицо…
Жизнь, сложная штука – встречи, расставания; горе и радости. Иногда, всё кажется на - столько бессмысленным! А иногда, что каждый встреченный на пути человек, каждое событие и даже слово, играет важную, а порой решающую роль в формировании твоей судьбы и характера.
Я вне. Я наблюдатель. Боли нет. Я вне боли…
Задний двор бабушкиного деревенского дома. Там, возле аккуратно сложенного кирпича, лежит собака, прикрытая листьями лопуха. Бока её тяжело вздымаются и лопухи, то и дело соскальзывают.
- А ну, сволочи! Она ещё живая, а эти твари уже личинки откладывают! – бабушка отгоняет безобразных мух, роящихся вокруг умирающего животного.
- Санта, Санта, не умирай…- приговаривает бабушка, поднимает морду собаки и пальцами разжав той зубы, заливает розовую жидкость из эмалированной миски, прямо в пасть.
- Санта,Санта, хорошая, пей…
Собака делает рефлекторные глотки, часть марганцовки льётся мимо, часть, попадает в горло. Видно, что дыхание даётся ей всё труднее и труднее. Она изредка, приоткрывает глаза, смотря, куда то вне…
Моя реальность – больничная койка, в только что отремонтированном хирургическом отделении. Темно, и сквозь широкое больничное окно, я смотрю на освещённую множеством фонарей извивающуюся змейку дороги упирающуюся в черноту...Моей руки касается горячий , собачий язык. Я вздрагиваю…Дальше ничего нет…
14.02.11