4. Неизвестный автограф Маршака

Феликс Рахлин
Десять лет  сотрудничая в Афуле  с городским отделом абсорбции репатриантов, я, конечно,  часто в нём бывал.  На полке в шкафу, стоявшем у входа в общую комнату, посетители, бывало,  выкладывали книги, их почему-либо уже не интересующие, но кому-то другому, может быть, нужные. Так мне повезло на  отдельные томики Достоевского, Толстого, некоторых других писателей. А однажды беру в руки маленькую  книжечку    (С. Маршак. Ради жизни на земле. Об Александре  Твардовском. «Советский писатель», Москва, 1961), – а на титульном листе  - дарственная надпись:

Дорогому
Михаилу Давыдовичу
Бородинскому
с искренним приветом
и сердечной благодарностью
               
                С. Маршак

Тессели, 25/VII  1962 г.

Самуила Яковлевича Маршака читателю из бывшего СССР представлять излишне: он  наш друг и знакомец с детства. Помните? «Жил человек рассеянный на улице Бассейной…», «Собирались лодыри на урок, а попали лодыри на каток…»,  «Что за художники или художницы: в школу приносят ножи или ножницы и вырезают на парте узор?.. Этим  «художникам» - стыд и позор!»  Или: «Мистер Твистер, бывший министр…» А во время войны?! Эта блистательная сатира на немецких захватчиков: «Доннерветтер!  С Дона ветер гонит, гонит нас  назад!..»  А каким событием в послевоенной литературной жизни было издание «Сонетов Шекспира»  в переводах Маршака!  Пусть утверждают теперь, что их писал не Шекспир: какая нам разница, если переводил их – Маршак?!
Говорят, стихи шотландского поэта Роберта Бёрнса, благодаря тому, что их  перевёл Маршак,  в России   знают лучше, чем  в самой Шотландии!
Он не только переводил с других языков (и не только с подстрочников: английским, например,  владел ещё с молодых лет, когда сам жил в Великобритании), но и писал собственную оригинальную   лирику – нежную и мудрую..
Нам здесь, в Израиле, важно бы знать и помнить, что Маршак входил в литературу как убеждённый сионист, что он  великолепно знал иврит и литературу на нём, что в молодости совершил поездку в Палестину – к святыням иудаизма. Последовавшие в России события постепенно сделали опасным любое выражение симпатии к иудаике, а уж сионизм и вовсе попал под запрет. И когда  уже к концу жизни Самуила Яковлевича (а её рамки: 1887 - 1964 г.г) известный еврейский поэт Арон Вергелис принёс ему в подарок книжечку его (Маршака) ранних – сионистских – стихов, автор не в шутку забеспокоился: «Как же так? Неужели я не все их сжёг?»  Но тут же, при обсуждении педагогических проблем, сослался на опыт и высказывания…  рабби Абы – одного из великих каббалистов древности.   А вот свидетельство родственника  жены поэта: "Маршак передавал крупную сумму денег для поддержки созданных в Каунасе и, кажется, в Вильнюсе интернатов и садика для еврейских детей-сирот. В конце 1945 - начале 1946 года, когда началась нелегальная переправка этих детей через Кёнигсберг (Калининград) в Польшу, а оттуда в Израиль (тогда еще Палестина), Маршак вновь прислал для этих целей большую сумму денег..."
Многие названные факты  позаимствованы мною из Интернета, а  о щедрости этого  человека – и  душевной, и материальной,  – наслышан ещё и от   поэта  Бориса Алексеевича Чичибабина,  познакомившегося  с ним, скорее всего, в тот  же год  и в том же месте, где и когда  писалась дарственная  надпись Маршака     М. Д. Бородинскому.  Именно в то время  лишь недавно избавившийся  от клейма  вчерашнего «врага народа»  и живший на нищенское бухгалтерское  жалованье бывший зэк с  большим трудом выбрался  к морю – отдохнуть.  Дальше – слово ему самому:

Борис Чичибабин
СОНЕТ С МАРШАКОМ

В краю, чьё имя – радости синоним,
на берегу зелёном и морском,
смутясь до слёз и в трепете сыновнем,
мне говорить случилось с Маршаком.

Я час провёл с весёлым мастаком,
как   сердце, добрым, вовсе не сановным.
Сияло детство щедрое само в нём
и проливалось солнечным стихом.

Седым моржом наморщенный Маршак 
смирял мой жар, стараясь быть помягче.
Бесценный клад зарыт в моих ушах.

Ему б мой век, а мне б – его болячки.
И что мне зной, и что мне мошкара?
Я горд, как чёрт, что видел Маршака!
                1962
Узнав каким-то образом о том, что  молодой коллега  остро нуждается в деньгах, Самуил Яковлевич просто дал ему  какую-то довольно ощутимую сумму… Трудно этому удивляться, зная, что у литературной «колыбели» самого Маршака  стояли такие колоссы русской культуры, как  Стасов, Горький, Лев Толстой… Причём, поддержка тоже была не  только духовная, но самая что ни есть «прозаическая»! Вспомним, что в 1966 году, когда Чичибабин был принят в союз писателей, одна из рекомендаций была от С. Маршака (к тому времени уже покойного).  Борис Алексеевич впоследствии подхватил и продолжил эстафету,  поддержав многих талантливых  более молодых писателей. Но это уже было на закате его жизни, а  из  ССП его исключили уже в 1973-м – «за «антисоветские стихи». В одном  из них, «Памяти А.Т. Твардовского»,  с беспримерной резкостью  описаны похороны  этого великого  поэта, поборника правды,  – похороны, «куда пускали по талонам», за что автор называет  их «воровскими». А о «великом советском народе» сказано, что он «молчит, дерьма набравши в рот». В стихотворении вновь упомянут Самуил Яковлевич, к тому времени (автор «Василия Тёркина» скончался 18 декабря 1971) давно покойный:

Бесстыдство смотрит с торжеством.
Земля твой прах сыновний примет.
А там Маршак тебя обнимет,
«Голубчик, – скажет,  – с Рождеством!»

Так  в вымечтанном  мятежным поэтом инобытии братаются иудей с православным христианином. Ещё бы:  ведь они уже и в этом мире были больше чем братья!
Рекомендация Маршака не помешала в 1973 году  холуям советского истеблишмента изгнать Чичибабина из писательского союза, - но она же помогла Евгению Евтушенко в годы перестройки инициировать восстановление там  Бориса.  Оба решения (об изгнании и о восстановлении) были поддержаны единогласно, практически одними и теми же людьми, причём – с  одинаковым воодушевлением…  …    
Я никогда не был охотником за автографами знаменитостей, но, кажется, понимаю  их культурологическое значение. Вот сколько ассоциаций вызвала маленькая дарственная надпись на книжке одного поэта о  другом: Маршака – о Твардовском.  Любопытно было бы узнать подробности о человеке, которому она была подарена. Жил ли М. Д. Бородинский в Афуле,  или книжка попала сюда с кем-либо из его родных, а, может, друзей?  . Судя по тому, что поэт  посылал ему искренний  привет, книжка из Тессели (это возле крымского Фороса) была адресату  отправлена почтой или через кого-то передана. Куда?  А за что  даритель выражает  Михаилу Давыдовичу «сердечную благодарность», да ещё и величает его «дорогим»?   Может быть, найдутся люди, которые смогут хоть что-нибудь рассказать? В Интернете сведений о таком человеке мне обнаружить не удалось. 
У  А. С. Пушкина есть стихотворение о случайной находке: цветке, засушенном между страницами книги и рождающем в душе поэта целую вереницу предположений: «Где цвёл? когда? Какой весною? И долго ль цвёл? и сорван кем? Чужой, знакомой ли рукою? И положён сюда зачем? На память нежного ль свиданья,  Или разлуки роковой, Иль одинокого гулянья В тиши полей, в тени лесной?»  Памятная надпись на книге, особенно авторская, – сродни  найденному в книге цветку. Но она не только развязывает воображение, - она также реально даёт шанс дополнить биографию поэта неизвестными и, может быть, важными штрихами, событиями, фактами. Если кто-либо располагает сведениями об адресате подарка – Михаиле Давыдовиче Бородинском или о близких ему людях – прошу связаться со мною по телефону, имеющемуся в редакции.          
                Афула.