Мария Гавриловна пришла на работу почти на час раньше. Вечером с Ленкой переругалась, утром сбежала подальше от разборок. Эта красавица очередного хахаля притащила. Мария Гавриловна твердо сказала: хватит. Хорошенького понемножку. Кормить, обстирывать да обхаживать тунеядцев она больше не намерена. Мало того, что на чужую жилплощадь нацелился, еще и кота с собой притащил. Все его приданое. Смех один. Кот обои в прихожке изодрал и к дивану пристроился. Пришлось его послать вместе с хозяином к маме. Ленка дверью хлопнула, поскакала следом. Пусть скачет. И без мужиков с котами проживем.
Вахтерша чего-то испугалась. Мария Гавриловна в будку заглянула – так и есть. Опять водитель на кушетке спит, а на плитке кастрюлька булькает. Развела притон на рабочем месте. Пора о вечном думать, а она туда же. Сколько можно хвостом крутить? Тем более что он давно отвалился.
– Как спалось? – поинтересовалась Мария Гавриловна.
Вахтерша не ответила, залилась румянцем. Маков цвет из дома престарелых.
– Ты чего это ключ от литературы суешь? – спохватилась Мария Гавриловна. – От химии давай. Все в облаках витаешь.
– А ты все наряжаешься, Гавриловна.
Нашла чем подколоть. Чего тут такого? Наряжаться действительно любит, мужиков ненавидит. Ничего хорошего от них. «От них», конечно, громко сказано. Всего-то один муж был. Давно. Был-был, а потом сплыл. Ленку на память оставил. Дочка подросла и на гульки намылилась. И вот результат: Яночка. Безотцовщина. Вообще не слушается. Уже красится вовсю. Где это видано в седьмом классе?
Некоторые совсем стыд потеряли, лямуры поразводили на старости лет. Мария Гавриловна прямо кипела. От возмущения ногти криво накрасила, пришлось заново перекрашивать. И шея разболелась. Не от бигудей, всю жизнь на них спит. Продуло, наверное. Еще и вахтерша эта, развратница. Все утро наперекосяк.
Наскоро подтерла полы в лаборантской, в классе не стала, там вчера генералила. Ученики уже собирались, орали, как в лесу. Музыку металлическую в телефонах поврубали, прям по мозгам.
– Баба, дай пятьсот рублей, – влетела Яночка.
– Здрасьте! Я их рисую, что ль? На что тебе?
– Телефоном с Риткой поменялись, ее круче.
– Не дам. Спрашивать надо. Чего за моду взяли меняться? Родители на вас тянутся, а вы все ширь-пырь.
– Баба, дай. У меня и так все стремное. Хуже всех хожу, как даун.
– Чего это? – искренне удивилась Мария Гавриловна. – В воскресенье всю пенсию мою размотали. Сапоги, джинсы…
– Стремные твои сапоги! Дешевка! Не надо мне ничего! Жадина! – выпалила Яночка и помчалась по коридору.
Ну вот. Жадина, значит. То, что всю жизнь на них горбатилась, не считается. Сели на шею и ноги свесили. Хоть бы думали, какая там зарплата у лаборанта. Приходится подрабатывать, полы мыть на полставки. А силы уже не те.
Мария Гавриловна полила цветы, вымыла подоконник, встала на табуретку – полку заодно протереть. Та с одного гвоздя сорвалась, на другом повисла. Колбы брякнулись, поразбивались. Ешкин кот!
– Что тут за грохот? – спросила завучиха.
Черт ее принес не вовремя. А то сама не видит, что за грохот.
– Где Алла Петровна? Звонок уже был. Опять опаздывает. Не школа, сумасшедший дом!
– Извините, в пробке застряла, больше не повторится, – скороговоркой выпалила Алла Петровна, на ходу скидывая куртку и выпутываясь из шарфа.
– Это уже третий раз за четверть, – строго сказала завучиха и ушла.
– Неужели трудно было детей посадить? – разозлилась Алла Петровна. – Бесятся, аж на улице слышно. Сидели бы тихо, никто не заметил. Никакого от вас толку, Гавриловна!
Это точно. Взяла веник и стала осколки подметать, чтобы хоть какой толк был. Намела целую кучу, сгребла в коробку от бумаги и пошла на мусорку. На лестнице столкнулась с самым главным начальником – завхозом Валентиной.
– Гавриловна! – строго сказала Валентина. – У тебя перерасход моющего средства. Больше не выдам, и не проси.
– Так я уже и так из дому порошок принесла, – попыталась оправдаться Мария Гавриловна. – Люди с работы тащат, а я наоборот.
– Вот я на тебя докладную напишу. Пусть разберутся, куда ты тащишь.
Напишет она. Писательница. Сроду чужого не брала.
– Ты утром ничего подозрительного не видела? – оглядевшись по сторонам, понизила голос Валентина. – Посторонние на вахте были?
– Никого не видела, – сухо ответила Мария Гавриловна.
Еще не хватало из нее доносчицу делать. Никогда не кляузничала и сплетнями не занималась. Подхватила коробку с битым стеклом и пошла себе. Пусть сами выслеживают, если им надо. Подумаешь, преступление великое.
Ну и холодина! Выскочила, даже одеться забыла. Не возвращаться же.
– Мария! Куда ж ты раздетая? Простудишься. Давай, сам вынесу, – дворник Василий Николаевич забрал коробку и пошел к контейнерам.
Мария Гавриловна осталась на крыльце, смотрела. Плохо видно было, все расплывалось. Жалко его. Одинокий, неприкаянный какой-то.
– Я и коробку твою выбросил, Маша. На что она тебе?
Мария Гавриловна уткнулась носом в плечо Василия Николаевича, а он гладил ее по голове и приговаривал:
– Замерзла, Машенька? Надо одеваться хорошенько, чай, не лето…