«Моя дорогая Винера! Доченька моя любимая как я по тебе скучаю. Приезжай ко мне на каникулы будем на пароходы смотреть и в море купаться. Тут все дешево и яблоки и молоко и семечки и халва. Я тебе кофточку такую куплю на лямочках и юбочку в складочку и красные туфельки. Будешь во всем новом ходить. Пусть все видят какая у меня дочка красавица. До скорого свидания! Твоя мамочка».
Хорошее письмо получилось. Бабка сразу поверит. Отпустит, еще и денег на дорогу даст. Осталось конверт подписать и в ящик на калитке бросить. Тогда уж наверняка бабка сомневаться не будет. Она маминого почерка не знает. Мама сроду ничего не писала. Сбежала в позапрошлом году с каким-то хмырем, вроде в Находку. У нее раньше ухажеры не задерживались – поматросят да и бросят. А она поревет, посидит денька три нечесаная да некрашеная, а потом повеселеет, волосы на плойке навьет, губы намажет, платье наденет с хризантемами – и вперед! Только ее и видели. Говорила, к подруге пошла. Только ни бабка с дедом, ни отец ей не верили. Чего это от подруги в два часа ночи возвращаться? Бывало и утром заявится. Отец ей даже фингал под глазом засветил. А ей все как с гуся вода – тонаком синяк замазала и усвистела.
Бабка зудела, чтоб отец ее, шалаву такую, бросил. Но он ничего, терпел. Бутылочку купит, себе полную наливает, деду чуть на донышко плеснет. Деду нельзя. У него корова, теленок и давление. Фельдшерица ругалась: «Будете пить, больше на вызов не приду. Вам спиртное абсолютно противопоказано». А папке ничего, можно. Что ему сделается. С него не убудет.
Когда мама уехала, сильно запил. Она тоже хороша: потихоньку тряпки свои в пакетах к подружке Любке таскала. Все и вытаскала, даже бабка не заметила, уж на что у нее нюх на эти дела. Так и смылась мама втихаря. На словах через Любку передала, чтоб по милициям не ходили. Мол, прощайте, родственнички дорогие, я встретила хорошего человека и уезжаю с ним навсегда в город Находку.
– Огородникова! Опять на уроке мечтаешь! Я для кого тут надрываюсь?
– Простите, Нина Пална, больше не повторится.
Опять двадцать пять! И как она все углядит? Нарочно за последнюю парту села к Мишке, чтоб ей глаза не мозолить. До седьмого класса все клево было, пока она не появилась. Институт окончила и прикатила, здрасьте. Очень ее тут ждали. Первым делом ко мне прицепилась: что это ты, Винера, свое имя с ошибкой пишешь? Я ей как нормальному человеку объяснила: все правильно. И в свидетельстве про рождение написано: Винера. Она давай глазки закатывать: дикость какая! Какая тут дикость? Мамке с папкой весь поселок завидовал, какое они уматное имя выбрали. У всех Наташи да Тани.
А эта крезанутая притащила в школу альбомище и давай мне перед всем классом в нос совать. Я ей так спокойненько: чего я там не видела? Ну баба безрукая. Мальчишки заржали: баба-то, хоть и каменная, а все равно могли бы ее в том музее прикрыть. Училка пальцем крашеным в книжку потыкала, а потом на доске вот такущими буквами написала: ВЕНЕРА. И сказала: богиня любви. Ну и чего? У богини свое имя, у меня свое. Тем более ее когда слепили? Тыщу лет назад. Можно подумать, тогда люди грамотнее были. У нас все-таки двадцать первый век, это надо учитывать.
Так. Осталось обратный адрес на конверте написать.
– Мишка, какая улица в Находке есть?
– Чего? – Мишка глаза вылупил. – Какая еще находка?
– Город такой, у моря. Я на карте нашла. Придумай улицу, чтоб на правду похожа.
– Улицу? – задумался Мишка. – О! Карла Маркса.
– Так его ж отменили.
– И че? Самого отменили, улицу оставили.
– Огородникова! Шагом марш из класса! И чтоб завтра без матери в школу не приходила!
Подумаешь! Наскоро покидала все в сумку и помчалась на пустырь. Солнце! Солнце обрушилось и разбилось миллионами осколков-одуванчиков. В синем небе летел красный самолет. Наверное, в Находку.
«На-ход-ка» – красиво. И город красивый. Иногда снится. Улицы прямые, широкие, на них пальмы растут. Асфальт гладкий, чтоб на шпильках ходить. Дома выше пальм, они небоскребы, как в Америке. И магазины с витринами, а там перчатки, и шубки, и сапоги. Мама живет на улице Карла Маркса на сто тридцатом этаже, в трехкомнатной квартире. Сидит себе на мягком диване, маникюр делает, и телек смотрит такой классный. Домашний кинотеатр называется, я в рекламе видела. Тут я захожу и говорю:
– Винерка, вот ты где. Так и знал, что в лопухах гасишься.
– Ой, Мишка, ты чего с урока ушел?
– Надоело. У меня от этой чичи совсем башню снесло. Чего она к тебе прикопалась?
– Ладно. Молодая еще. Поумнеет. Смотри, какой самолетик красный.
– Прикольно… А чего ты про Находку спрашивала? Улица какая-то…
– Бабке надо лапшу на уши навешать. Поеду мать искать, адреса-то нету. Без адреса не отпустит.
– Я тоже не отпущу. Еще потеряешься. С тобой поеду.
Молодые одуванчики доверчиво тянулись повыше из травы. Седые испуганно дрожали на ветру, пытались удержать легкие парашютики. Да куда там. Они все равно срывались и летели майской метелью над пустырем, школой, поселком.
– А деньги? Бабка на двоих не даст.
– Велик продам, – сказал Мишка. – Делов-то куча.