Этот город невзлюбил меня сразу, как только я в нём оказался. Это чувствовалось, на каком-то внутреннем, подсознательном уровне. И дело было даже не в том, в качестве кого я, как оказалось, в него прибыл, а скорее в том, что он был мне совершенно чужим и далеким. Для меня куда привычнее были, почти что, бесшумные караваны верблюдов, нежели шумная, и порой бесконечная череда машин, от которых незамедлительно начинала просыпаться безудержная мигрень. А от выхлопных газов, сильно слезились глаза, и першило в горле, с непривычки. Городская суматоха не заканчивалась даже ночью, что создавало впечатление, будто бы город никогда не спит, без устали кого-то «глотая» и «выплевывая» обратно подземными переходами, наземным транспортом и вычурными с виду такси. Когда я впервые здесь очутился, по календарю стоял душный июль месяц, я даже число запомнил – с того дня моя жизнь переломилась надвое, подобно тонкой тростинке на ветру. В дальнейшем я понял, что это выражение, намного больше, чем просто приговорка. Ведь в жизни нет ничего вечного, того, что нельзя было бы так же легко сломать, подобно чахлой веточке. А то, что поистине нам дорого – хрупче всего на свете.
Прожив всё своё детство в обиталище, возведенном в лучших традициях йеменских дворцов, я наивно считал, что выше домов, относящихся к людям высших чинов у нас, могут быть только горы, расположенные неподалеку от катовых полей, принадлежавших моему отцу. Но когда ехал в такси из аэропорта в день прилёта, я без устали крутил головой в разные стороны, поражаясь изобилием высоченных зданий, которые, подобно могучим исполинам, подпирали небо на каждом шагу. Присматриваясь к окружающим, так же отметил для себя, что местный народ решительно отличается от нашего. Столько откровенности и вульгарности в обличии и поведении женщин и не только, я не видел за всю свою жизнь, чего уже говорить о нравах, к которым я привыкал ещё дольше, перестраиваясь под здешнюю систему.
- Нравится пейзаж? – спросил Кариб, наклонившись и проследив за моим взглядом. Я пожал плечами, тут же отодвигаясь от него дальше, насколько позволило место в салоне машины. Несмотря на то, что он приходился мне родственником по отцовской линии, который знал меня практически с купели, я не привык, когда ко мне приближались настолько непозволительно близко. Это было не дозволенно никому. Кроме моего учителя. Внутри болезненно кольнуло от мысли о Джамиле… Всего одни сутки назад, он был рядом со мной, и упрашивал остаться, одуматься от идеи уехать из страны. Ему было невдомек, что если бы не мать, я и думать не посмел о расставании! Но перспективы, открывающиеся передо мной в России, оказались весомым доводом, чтобы все родственники на семейном совете, с благословением передали меня под опеку брата отца. Больнее всего мне было видеть слёзы учителя. Слёзы человека, что был для меня эталоном мужественности и силы, не позволяющий себе лишних эмоций на людях. Человека, который и по сей день, живёт глубоко, в уголке моего сердца.
- Не знаю… Слишком много всего, и так мало времени, чтобы делать какие-то выводы… - дядя скривил губы в усмешке, откидываясь на сидение, и положив руку на спинку за моей головой.
- Не переживай. Времени на ознакомление с местностью, у тебя будет предостаточно. Может даже надоесть, пока будешь возвращать мне долг… – Я почти открыл рот спросить, что он имеет в виду под этими словами, но меня прервало то, что машина остановилась на указанном месте. Выгрузив из машины немалые чемоданы с моими вещами, мы вошли в тёмный и дурно пахнувший подъезд. Поднялись на нужный этаж, а внутри меня, уже начал ворочаться маленький зверек беспокойства, который неприятно царапался лапками, словно пытаясь предупредить о неизвестной опасности. Но разве можно было ему поддаться, когда рядом с тобой находился человек, которого знаешь почти с рождения, и которому, доверяет вся твоя семья?.. Я отмёл тогда всю тревогу, списывая на смену обстановки и прочую ересь. Да и деваться было некуда, ведь, я и приехал сюда для того, «чтобы спасти от позора свою семью, и не уронить лицо», как наедине со мной высказалась мать напоследок. Я не виню её, она права… Только вот, сам никогда бы не смог так поступить со своим ребёнком.
Человек может потерять совершенно всё в одночасье, но осмысление этого, приходит лишь со временем. А иной раз, и попросту не приходит, ведь, намного проще тешить себя иллюзиями и призраками прошлого, чем приспособившись, жить в новой среде обитания. Я не сразу понял, что произошло, когда вместо обещанной квартиры моей матери в центре столицы, дорогой дядюшка привез меня в какую-то халупу, иного названия и подобрать было нельзя. Конечно, о том, что жилище в городе решительно отличается от моего дома, мать рассказывала, но вид, представший передо мной, на первое время, попросту отнял дар речи.
- Что же ты стоишь на пороге? Не стесняйся, чувствуй себя как дома, но и не забывай, что ты в гостях! – громогласный смех Кариба за спиной, вывел меня из ступора заставив вздрогнуть, а от звука защелкивающегося дверного замка, стало совсем не по себе. Обернувшись, я, было, хотел спросить, почему мы здесь, но родственника и след простыл, на пороге стояли лишь мои чемоданы с вещами. В полном замешательстве я кинулся к двери, но та оказалась надежно заперта, и не поддавалась никак, сколько бы я не дергал дверную ручку или колотил кулаками по кожаной обивке - всё было тщетно. Не решаясь разуться - слишком замаранным был старый и протертый ковролин под ногами, я медленно двинулся вглубь квартиры, ступая осторожно, прислушиваясь и осматриваясь. Вокруг было тихо до звона в ушах, разве что, моё сумасшедшее сердцебиение могло нарушить тишину. Обстановка единственной комнаты, окончательно заставила меня растеряться. На заляпанных и мутных окнах, стояли массивные металлические решетки, хотя квартира располагалась на восьмом этаже, из мебели присутствовало только небольшое кресло, и полуразвалившийся диван с рваной, и местами перепачканной, багровыми пятнами, обивкой. На этом мебельный обиход заканчивался, и то же самое открытие ждало меня и на кухне, где стояла только электрическая плита, стол с двумя табуретами, и больше не было ничего, если не считать всё тех же неуместных железных прутов, предательски пересекающих окно. Прислонившись спиной к стене, я неспешно сполз вниз, наплевав на загаженный всюду пол и свои белоснежные шальвары. «Должно быть, это какая-то ошибка, или, очень неудачная и глупая шутка, раз меня закрыли здесь… Надеюсь, скоро всё разрешится… Нужно найти мобильный». И какой же меня охватил панический ужас, когда я не нашел в своих вещах, не то что мобильного телефона, но и всех своих документов разом – неописуемо!.. Я выкидывал снова и снова все свои многочисленные тряпки на пол, перерывая всё основательно, раз за разом, но искомое так и не нашел. После чего, побрезговав даже присесть на край подозрительного дивана, вернулся на кухню, забившись и сжавшись в углу между холодной стеной и плитой, подтягивая колени к груди, и прислушиваясь к каждому звуку, доносившемуся с улицы и за входной дверью. Верно, говорят, что стены умеют давить - атмосфера этой квартиры, была скверной и удручающей настолько же, насколько убого она выглядела. Но хуже всего, была неизвестность, которая, в буквальном смысле слова, обволакивала тело липким, неизведанным ранее, ужасающим страхом.
Я не знаю, сколько прошло времени, пока я там сидел, пытаясь проанализировать выходящую из всех рамок ситуацию, но усталость, смена климата и часовых поясов, дали о себе знать, и я сам того нехотя, немного задремал, прислонившись головой к дурно пахнущей и липкой плите. Очухался, только когда в дверном замке повернулся ключ, и массивная дверь, открывшись, почти незамедлительно с грохотом закрылась. В коридоре послышался женский голос, и, встрепенувшись, я резво вскочил на ноги, прислушиваясь. Родители и Джамиль после, обучали меня обоим родным языкам почти с рождения. Но женщина говорила настолько быстро, что я с трудом понял русскую речь, хотя и немного вникнув в смысл.
- Если товар действительно надлежащего качества, как ты и говорил, я думаю, что долг можно будет сократить вдвое. Но это только в том случае, если мальчишка действительно того стоит. – По коридору послышался стук каблуков, и через мгновение я смог увидеть обладательницу голоса. Женщина преклонного возраста, в строгом деловом костюме, брезгливо морщилась, осматривая кухню, но как только глаза остановились на мне, уголки её губ тронула улыбка, более походящая на оскал голодной гиены. – Кариб! Не это ли твой племянник?! – в дверном проеме появился дядя, внося какие-то пакеты и ставя их на стол.
- Именно. С ним конечно, надо ещё немного поработать, с чем я и хотел сначала показать его тебе. Но в целом, думаю, он и так не плох, для первого впечатления. – Гиена, продолжая скалиться, обошла меня по кругу, внимательно осматривая и утвердительно кивая головой, видимо сама себе.
- Дядя, я не понимаю, что происходит! Почему ты бросил меня здесь и кто эта женщина?! – Кариб словно не слышал меня! А женщина только хмыкнула.
- А вот это минус… Он ведь обучен русскому языку?
- За этим дело не станет. Он же не разговоры разговаривать будет с клиентами… Да малыш? – закончив вынимать продукты из сумок, дядя облокотился руками на стол.
- Я не понимаю вас! – меня начинало трясти от абсурдности ситуации! Я нахожусь незнамо где, а эти двое, словно не замечают меня и говорят, не пойми о чем! Кариб тяжело вздохнул.
- Иди в комнату. Я поговорю с тобой позже.
Эта ночь, казалось мне, никогда не закончится. Тогда, я впервые узнал что боль, это не просто слова, или, когда, как в детстве, обдерешь колено, случайно упав, и плачешь у матери на руках... Боль – это намного сильнее и глубже, чем просто посулы или тактильные ощущения. Я просидел в комнате, куда послал меня Кариб до тех пор, пока за неприятной женщиной не захлопнулась дверь. Они так и просидели на кухне пару часов к ряду, выпивая и обсуждая какие-то их дела, как я понял. Когда же дядя появился на пороге комнаты, внутри меня что-то оборвалось – он был изрядно пьян и его кривая усмешка, не сулила совершенно ничего хорошего…
- Соскучился, птенец? – чуть пошатываясь, Кариб дошел до кресла, и буквально упав в него, постучал широкой ладонью по подлокотнику, – иди сюда.
- Я не сдвинусь с места, пока ты не объяснишь мне, что тут происходит. – Поджав колени к самому подбородку, я вжался в угол дивана. Происходящее начало пугать меня не на шутку, в то время как дядя, выглядел более чем спокойно и расслабленно.
- А ты ещё не понял? – меня передернуло от его колкого взгляда, заставляя сильнее сжаться в углу перемаранного дивана. Со стороны я наверно выглядел, как маленький напуганный мышонок, загнанный в угол огромным котом. Позже ощущал я себя точно также. – Ну, тогда, слушай…
Я слушал внимательно, и под конец повествования создалось впечатление, что всё происходящее сейчас, не более чем сон. Кошмарный, тупой сон, от которого хотелось как можно скорее очнуться. Я даже ущипнул себя пару раз – до того не верилось в слова Кариба. Пока я жил рядом со своей семьей, никогда не задумывался о наследстве, которое должно было, по праву, перейти ко мне по достижению совершеннолетия. Да и зачем мне было о нём думать, ведь, и в силу возраста, и по статусу первого наследника, всеми делами руководили родители, просвещая меня лишь частично. Как оказалось, столь беспечным был только я. Незадолго до решения матери о моем отъезде, в нашем доме часто стал появляться один мужчина. Мне он не понравился сразу, особенно то, что после его ухода мать постоянно плакала, ругаясь на повышенных тонах с отцом, а тот в свою очередь, становился крайне нервным и раздражительным. Мужчину, которого звали Муслим, мне и братьям представили как дальнего родственника по линии папы, и в этом не было сомнений, так как он действительно сильно походил на отца. И только Кариб своим повествованием открыл мне глаза… Муслим был внебрачным сыном, о котором мать ничего не знала до поры до времени. И не узнала бы, если тот в свою очередь, по прибытию в Йемен, не заявил свои права на часть наследства. И, всё бы ничего, отец быстро нашел выход из создавшейся ситуации. Он не стал отрицать родство, и даже более того, хотел откупиться от вновь нарисовавшегося сына весьма знатной суммой денег, только тому всё было мало. Почуяв наживу, Муслим, не обошелся только деньгами. Родившись в низшей касте от простой женщины, ему хотелось иметь знатный титул и статус, коим обладает мой отец. Теперь-то мне стали понятны его прожигающие взгляды, полные ненависти и то, как мать старалась оградить меня от визитов сводного братца. Он считал, что должен быть на моем месте, потому что по возрасту первенцем был он, а не я. только вот, наш отец решил иначе, оставаясь верным своей семье.
Дальнейшее вышло за все рамки, я сидел буквально оглушенный, а Кариб продолжил. Дядюшка, в отличие от моего отца, не страдал особым патриотизмом, и при первой возможности перебрался из Йемена, в котором ему нечего было ловить, да и ко всему прочему, с каждым годом становилось всё труднее держаться на плаву, в гостеприимную столицу России, Москву. И не прогадал. Всего через пару лет, его бизнес в сфере игровых автоматов развернулся на широкую ногу, а ещё через год, Кариб уже руководил своим игровым казино, приносящем немалый доход. Впрочем, не только на этом дядюшка делал деньги, как оказалось. Обзаведясь кругом «своих» людей, он решил расширить границы бизнеса. Так, для простых смертных «Звезда Востока» была лишь развлекательным центром, в котором они сливали свои кровно заработанные деньги, обогащая тем самым хозяина. А вот для людей весьма состоятельных, иных кругов так сказать, помимо казино, предоставлялись ещё и услуги другого рода. Любой бизнесмен, чиновник или просто богатей, мог найти там всё, что его душа пожелает, и на любой, даже самый невообразимый и извращенный вкус. Попросту говоря, бордель для избранных, куда было невозможно попасть с улицы, ведь всех «кандидатов» на работу в этом месте Кариб набирал лично, и весьма придирчиво. Эта новость не особо меня потрясла, поразило другое, и, пожалуй, самое главное звено в его рассказе.
Как говорится – мир тесен, и это действительно так. Постоянных клиентов в «Звезде Востока» знают в лицо, особенно тех, кто частенько приходит отыгрываться на последние гроши, в надежде поднять хоть какую-то сумму. Примерно с месяц назад, в казино появился некий мужчина, проиграв в карты, уйму денег который, влез в долги к хозяину заведения. Кариб не обратил бы на него должного внимания, ведь с должниками у него всегда разговор был коротким, если бы тот в свою очередь, не напившись с горя, разоткровенничался и выдал всю свою подноготную партнерам по игре. Новость о том, что под гнет карточного долга попал земляк Кариба, незамедлительно дошла до дяди в тот же вечер. И как же тот удивился, когда встретившись лично с должником, узнал о его происхождении. Кариб тогда не поверил поначалу, словам весьма нетрезвого Муслима, тем не менее, заострив на нём своё внимание. Всё встало на свои места после того, как дядя прилетел навестить брата и его семью в Йемен. Там-то, после разговора с моим отцом, он и убедился в правдивости слов Муслима. Увидев своего повзрослевшего, и расцветающего племянника, он тут же сообразил, как поступит по возвращению в Россию. Мне было противно и гадко слышать, как дядя описывал свои чувства по отношению ко мне. Даже более того, к горлу подкатила тошнота от одной только мысли, что этот мужчина, который знал меня с пеленок, испытывал всё это время ко мне попросту нездоровое влечение. Помимо родственных связей, он не вызывал во мне никакого трепета. Да и разве могло быть по-другому с родным дядей?! Не укладывалось в голове и то, что предложил Кариб моему сводному братцу в обмен на половину долга.
- Проигранная сумма, да ещё и ежедневно начисляемый процент, были слишком высоки, чтобы бедный выходец из страны третьего мира мог её оплатить. Я сделал ему предложение, от которого, он, разумеется, не смог отказаться. Да и как бы ещё я смог заполучить твоё расположение? А уж когда твой отец сам попросил меня об опеке над тобой, то время, пока ты будешь находиться здесь, так вообще, грех было не воспользоваться такой возможностью! В тот же вечер, как я вернулся в эту страну, твой сводный братец подписал со мной бумаги, в которых говорится о разделении долга между родственниками. У Муслима их практически не оказалось, за исключением вашей семьи. Так что теперь, моя звездочка, ты будешь отрабатывать у меня должки своего недавно появившегося братика. Нравится тебе это, или нет, но карточный долг-дело такое.
Кариб изъяснялся на арабском языке со мной, который я считал более родным, нежели русский. Но в тот момент, я не смог уловить смысла его слов. Попросту не мог воспринять то, что он мне говорил! Что же это получалось, по сути, чужой мне человек, просто так взял и продал меня за свои грехи?!..
- Я не верю тебе. Да так попросту не бывает! С какой это стати, я кому-то что-то должен, да ещё и за чужого человека?! Выпусти меня отсюда, я немедленно возвращаюсь домой!
- Без денег и документов? – Кариб тихо рассмеялся, глядя на то, как я сжимал кулаки от бессилия, - боюсь, что ты не сможешь этого сделать, при всём своем желании. И довольно таки долго. Долг большой, так быстро ты от него не отделаешься…
- Да с какой это стати ты решил, что я вообще собираюсь его отрабатывать за какого-то самозванца, неизвестно откуда взявшегося?! – самообладание начало меня покидать, а голос буквально сорвался на крик. Довольная ухмылка стекла с лица Кариба, а в голосе послышались стальные ноты.
- Потому что я всегда добиваюсь желаемого, а ты, думаю, слишком любишь свою малышку Нисайем, чтобы рисковать её будущим, и долго кривляться передо мной не станешь. Ты же не хочешь, чтобы в скором времени она, упорхнув из-под родительского крыла, пополнила ряды жриц любви в моем заведении?..
- Да как ты смеешь говорить такое о моей маленькой сестре?!! – оскорбленный до глубины души такими словами, я кинулся на Кариба с кулаками, незамедлительно встретив отпор. Грубо схватив меня за загривок, отчего из глаз чуть ли не посыпались звезды, он приблизился к моему лицу вплотную, говоря четко и на удивление спокойно.
- Тебя плохо воспитали, Артур, не объяснив вдобавок, как нужно разговаривать со старшими. Ну, ничего, скоро я это кардинально исправлю. Повторюсь, что всегда получаю то, чего хочу. Поэтому, я смею, и даже более того, имею на это все средства. Я слишком долго ждал этого момента, чтобы терпеть ещё, хотя бы пару минут…
Будто бы из воздуха появившиеся, в руках Кариба, блеснули металлические браслеты наручников, которые, несмотря на всё мое неистовое сопротивление, ловко защелкнулись на моих запястьях за спиной. Сколько бы я не вырывался, истошно кричал дурниной от бессилия и животного страха от происходящего - всё одно, не смог справится с взрослым и крепким мужчиной, который в считанные секунды расправился с моей одеждой, попросту срывая её и превращая в лоскуты, свисающими с тела отрепьями. Поняв, что сейчас произойдет, я перепугался настолько сильно, что тело вмиг покрылось холодным потом, а сердце кольнуло так, что даже в зуб отдало! По пищеводу начал подниматься обморок, наполняя рот слюной, а глаза тёмными мушками. Ноги, которыми я изо всех сил брыкался, стали ватными в коленях, и чугунными в ступнях.
- Судя по тому, как округлились твои бёдра за последнее время, ты не только изучал науки со своим учителем, но и занимался куда более интересными вещами… - резко перевернув меня на живот, одной рукой Кариб вздернул вверх цепочку соединяющую браслеты, отчего мои руки почти вывернулись из суставов, а металл впился в кожу запястий. Другой же, наскоро стащив с меня нижнее белье, бесстыдно стал ощупывать и разминать анус. – Жаль, конечно, что ты уже не девственен.… Хотя, это даже к лучшему. Не придется особо нежничать, чего я не люблю.
Дальнейшее происходящее, помнится мне только яркими и острыми вспышками, видимо потому, что я несколько раз терял сознание от боли. Кариб, как и говорил, не нежничал. Вся нежность осталась с Джамилем, теперь опороченная и оскверненная. На сухую резко вогнав в меня свой, как мне показалось тогда, гигантский член, и с чудовищной силой орудуя им до тех пор, пока я от боли и потери крови, не провалился в спасительную темноту, любимый до этого дня дядюшка, словно пытался разорвать меня на две части. И это у него практически получилось, поскольку уже после нескольких особо грубых и глубоких толчков, позвоночник прошивало адской судорогой, а внутренности буквально раздирало на части от боли, как если бы их просто-напросто вспороли длинным тесаком. «Вид сзади» скоро наскучил Карибу. Всё так же резко перевернув меня на спину и навалившись сверху, отчего моё сбитое дыхание, прерываемое болезненными вскриками, стало ещё реже, он продолжил вбиваться на всю длину, с силой натягивая. Я даже кричать и сопротивляться почти перестал, лишь давясь слезами и изредка, как-то уж совсем по – девчачьи, всхлипывая. И не только из тщетности попыток, а скорее, от внутренней, дико ощутимой трещи и испытываемого унижения, которому он подверг меня в ту ночь. Я потерялся во времени, и сколько длилась эта пытка, не помню. Апогеем мучения стали ухватистые руки дядюшки, вцепившиеся в мои бедра так, что готов поклясться, он желал раскрошить мне тазобедренные кости. Я без малого впал в бессознательное состояние, смотря, словно сквозь потолок. Гортанно простонав и крайне омерзительно содрогнувшись, изувер вышел из меня, изрядно проматерившись напоследок. Обтерев влажный и липкий ствол об мои бедра, он поднялся с дивана.
- Вроде не целка, а крови с тебя, как со свиньи! – послышался вжик ширинки, - плохо тебя учил твой учитель, надо это срочно исправлять. Я приду сюда завтра, в первой половине дня. Если будешь хорошим мальчиком, получишь небольшое поощрение от меня. Ты ведь хочешь, чтобы я снял с тебя наручники? – мне было всё равно. И на слова, и на то, как дядя брезгливо кривясь, смотрел на меня, продолжая одеваться. Закусив треснувшую посередине губу и собрав последние остатки сил, перевернулся на бок, отворачиваясь и медленно скрючиваясь в комок. Чувствуя, как из нутра по бедрам, неторопливо потекло что-то горячее и вязкое, я прокусил губу, тут же чувствуя соленый привкус во рту. Дядя хмыкнул, не дождавшись ответа. Вскоре он ушел, остановив мне сердце щелчком закрывающегося замка. Я так и лежал неподвижно, в полной прострации, пока за окном совсем не стемнело, покрывая проклятущую комнату мраком. Слёзы высохли сами собой. Боль, никак не хотела покидать моё тело. Казалось, что места, где кожу стягивало от засохшей крови и спермы, горели огнем – как жгло и травило душу. И это если не считать внутренних разрывов, которые определенно были, и не в самом радужном месте…
Кое-как добравшись до ванны, еле забрался под душ, уже не замечая ни грязи вокруг, ни убогости помещения, ни снующих повсюду, незнакомых мне ранее насекомых, которые мозолили глаза, бегая по обколотой и треснувшей плитке. Попытавшись смыть с себя, хотя бы малую толику скверны, вскоре понял, что пока руки в наручниках, даже попытки этого занятия, будут безрезультатными. Так только, постоять под стрелами горячей воды, пока тело снова не начнет сильно потряхивать от боли. Окончательно подкосило и вышибло здравый смысл совсем, когда силясь вылезти из ванны обратно, я поскользнулся на мокром полу. Не успев ни за что зацепиться закованными руками, круто повалился вниз, по пути налетев грудиной на выступ раковины. Раздался чуть слышный хруст, и я снова провалился в бездну.
Болевой шок – весьма занимательная штука. Когда он наступает, тело способно вытворять нечто невообразимое, блокируя большую часть нервных импульсов в мозгу. Для меня до сих пор остается загадкой, как со сломанными ребрами, и покорёженным телом, я всё-таки смог очнутся, и спустя некоторое время, даже насилу подняться, бесстрастно отплевываясь от назойливых насекомых. Добредя до кухни, долго не раздумывая, схватил со стола початую бутылку и запустил ей в окно, которое, хоть и было перекрыто решетками с внутренней стороны, разлетелось наполовину. Быть может, надежда на то, что кто-нибудь на улице увидит это и спасёт меня, была. Только разум, который как переклинило, решил по-другому. Кому я теперь ТАКОЙ нужен?.. В то, что Кариб уже не отпустит меня просто так, я более чем верил. Да и куда я денусь из запертой квартиры с массивной, металлической дверью… Сами мысли о дальнейшем, меня не тревожили, будто и не было разговора о долге неблагочестивого кузена. Из нутра раздирало другое. Матери я не нужен был ещё там, в Йемене, как только она узнала обо мне и Джамиле. До сих пор помню, как она отшатнулась от моей протянутой руки. Отец узнав, отрекся тут же от беспутного сына. А сам Джамиль, непременно отвернулся бы от меня, вызнав о происшедшем здесь…
Дрожащие пальцы, на ощупь пролезли сквозь прутья решеток, и, зацепив первый попавшейся осколок, вытянули его обратно. Последний раз, взглянув на синеющие под металлическими браслетами, запястья, я, не раздумывая, полоснул осколком по венам, тут же разрывая ночную тишину истошным криком. В руке словно лопнула, сильно натянутая струна, и, слыша, как сердце глухо и едва слышно отбивает последние удары, я медленно осел на пол, в лужу собственной крови. Этого оказалось недостаточно для меня. Вдохнув поглубже ночную прохладу, ползущую из разбитого окна, вскрыл и второе запястье тоже, как можно глубже, и так же вскрикивая от «рванувшей струны» внутри руки. Я сломался. Подобно тому, как ломается механизм в игрушке, если с ней обращаются не надлежащим образом. Я умер на тот момент. И привычный мир вокруг меня, погас в одночасье.
* * *
Рано или поздно в своей жизни, любой человек задумывается о Боге. Одни рассуждают о нём, спорят, доказывают. Другие и вовсе готовы лоб расшибить, поклоняясь и слепо веря тому, что понятно только им самим. Или же, как некоторые индивидуумы, кидаются изучать разные религии, подбирая «что – мне – больше - подойдет», бесполезно затрачивая на это уйму времени и сил, но так и не находя ответы, потому как, большинство верований попросту схожи. Большинство вероисповеданий предлагают свою схему «не убей – не укради – не возгордись». А Бог так вообще, оказывается единым, лишь именуемым по-разному, что непременно разочаровывает «искателей», но не останавливает особо страждущих найти «своего» Бога… Каждый приходит к нему своей дорогой, так или иначе. Только пути у всех разные, и нет таких людей, которые не запнулись бы хоть раз, ступая по этой дороге. Я шибко «запнулся» всего несколько раз… Но так сильно, что казалось, уже никогда не смогу дойти до конца пути, чтобы поверить в бога. Одно дело, когда ты ходишь в храм и бьёшь челом, повторяя заученные строки из Корана. И совершенно другое – когда ты душой обращаешься к всевышнему, вымаливая у него свои грехи и прося его милости к тебе и близким.
Слишком высока, оказалась цена за милость Аллаха, чтобы я продолжал в него верить и веровать…
Картеж из двух тонированных джипов, не спеша двигался по переполненному, в эти полуденные часы, шоссе, протискиваясь между остальными «счастливчиками» попавшими в пробку, и при первой возможности нагло «подрезая» их. Кариб застегнув не спеша ширинку с ремнем и оправив брюки, расслабленно откинулся спиной на сидение, удовлетворенно закрыв глаза. Ещё бы, того смотри, уснет так и не доехав до мечети на полуденную молитву, получив свою «плату» в виде минета, сделанного прямо на глазах у своего водителя. Достав из сумки зеркало, и с отвращением скривив припухшие губы, стираю с лица белесые капли влажной салфеткой. Закидывая в рот пару ментоловых подушечек жвачки, яростно их разжевываю, дабы скорее перебить неприятный, вязкий привкус. С течением времени, моё отношение к дядюшке не изменилось в лучшую сторону, хотя я и пытался рассмотреть его уже с другой, своей «профессиональной» стороны. Высокий, широкоплечий, с большим носом и мясистыми ушами. Квадратный, тяжелый подбородок и внушительные кисти рук… Ненавижу. До мозга костей и до зубного скрежета, это ощущение проедало меня всё больше, с каждым днём.
Спустя пару лет с момента переезда, я изменился до неузнаваемости, как внешне, так и внутренне. Даже родная мать наверно, не узнала бы. Я больше не был тем скромным и робким юношей, с мечтами о чистой, светлой любви и безоблачном будущем. Я обратился в чудовище, которому с течением времени, и в связи с поставленными дядюшкой условиями, попросту стало плевать на всё и всех. Ведь если человеку изо дня в день говорить, что он дурак, в конце концов, он им станет, поверив. Так же и я, сломавшись под тяжестью обстоятельств, приноравливался к своей новой жизни. Свободные костюмы и одежды, сшитые руками лучших йеменских мастериц, сменились на узкие дизайнерские шмотки, якобы выигрышно подчеркивающие мою фигуру. Одни обтягивающие брюки и джинсы, от которых яйца смещаются в какое-то другое измерение, чего только стоят! Черная сурьма, накладываемая на веки с тем чтобы защитить глаза от болезней, и по поверью, от сглаза – поменялась на макияж, умело накладывать который, я учился не один день. Ранее аккуратно заплетенные, длинные волосы, принятые убирать под куфию, теперь небрежно спадали рваными, крашеными прядями на плечи. Изменилось и моё отношение к жизни. Нет, я вовсе не смирился с предательством кузена, и тем, что теперь предоставляю эскорт услуги состоятельным людям, по первому требованию своего дяди, оплачивая тем самым долг и своё пребывание в столице. Я научился прогибать ситуации под себя, извлекая выгоду. Пусть это давалось мне с огромным трудом, а иной раз, попросту невообразимо воротило с души от одного осознания, что я ещё жив и начался новый день… Ещё там, в той проклятой квартире, валяясь на грязном, окровавленном диване с переломанными ребрами и вывернутыми наружу из запястий сухожилиями, я остатком рассудка, дал себе обязательство выжить, и поиметь в этой жизни всё, раз уж она ТАК поимела меня. Моральные принципы и устои? Воспитание и чувство собственного достоинства? О чём это Вы?.. Кому, к чертовой матери, они нужны, в наше время.
Пользуясь большим спросом у клиентов Кариба, нежели остальные его питомцы обоих полов, во мне развилась неимоверная гордыня, и мне захотелось внимания не только похотливых извращенцев, но и всех остальных, хотелось выставить себя напоказ. Это сейчас понимаю, что был болен юношеским максимализмом, а тогда, помимо работы в «Звезде Востока», я стал бегать по модельным агентствам, таская с собой папку с портфолио, и проходя бесконечные собеседования, которые обычно заканчивались на фразе: мы вам перезвоним. В этот раз, я уже было добился того, чтобы подписать контракт на работу в одном престижном агентстве, как наместо меня пропихнули блатного, объяснив свой отказ тем, что я не подошел им по параметрам. Я не был этим расстроен. Я был подавлен, и несколько дней, просто не находил себе места. Да ещё и Кариб, который неизменно таскал меня практически всюду за собой.
- Да не переживай ты так за этот кастинг! Подумай лучше, как после выхода журналов с твоими фото к нам клиентура попрет! Это тебе не два или три клиента за ночь в клубе, намного шире возможности. – Хлопнув меня по плечу, родственничек заржал на весь салон, явно довольный новыми перспективами по моей продаже. Я только хмыкнул, отворачиваясь и прикуривая сигарету, которую тут же выхватили и выбросили в приоткрытое окно, - хватит прохлаждаться, приехали.
Муэдзин звонко оповещал о том, что скоро начнется полдневная молитва, призывая всех мусульман в храм, когда мы прибыли на площадь. Хоть Кариб и был пропащей тварью, что касалось религии, было для него святым, и поэтому, каждые выходные приходилось приезжать с ним к мечети, чему я был, мягко говоря, не рад. Мне было противно уже от одного его присутствия рядом, и я всячески стремился сократить до минимума время проведенное вместе.
Как обычно в выходные, на площади было немалое скопление людей, проходить через которых, мне никогда не доставляло особого удовольствия. Во-первых, потому что большой толпы и тем более толкучки, я панически боялся в принципе. А во-вторых, поскольку помимо прихожан, везде сновали побирушки и бедняки. Если в прошлой жизни, пройти мимо и не подать было для меня кощунством, то теперь, зарабатывая самостоятельно, и не самым славным трудом каждую копейку, я старался избегать нищих. Антагонистические чувства во мне не вызывали разве что калеки, без ног и с увечьями, сидящие с протянутой рукой прямо на асфальте, или на куче рваного и грязного тряпья. Большинство из них искалечила война, и в отличие от въедчивых попрошаек, они физически не могли заработать себе на хлеб как-то иначе. Подле одного такого убогого, резко остановился Кариб, тормозя своего охранника и привлекая моё внимание тем самым.
- А ты неплохо смотришься на этом месте, Муслим! – знакомое до боли имя резануло слух, и, подойдя ближе, я посмотрел на человека, сидящего перед Карибом. По хребту словно прошелся разряд тока – этого человека я узнал бы из тысячи, даже не смотря на изменения в облике! Ведь аккурат в его глаза я жаждал заглянуть всё это время, и именно он, стал одной из главных причин моего рабства… Прямо перед нами, на замаранной картонной подстилке, в грязных лохмотьях и перепачканным, заплывшим от синяков и ссадин лицом, сидел ни кто иной, как мой сводный кузен. - Я всегда говорил, что ты плохо закончишь, хотя и давал возможность, стать уважаемым человеком на этой территории. И как вижу, оказался прав. Как теперь ты собираешься возвращать мне долг? Неужели ты думаешь, что этого хватит?! – Кариб пнув лакированным носом ботинка, и без того покореженную металлическую миску с мелочью, что со звоном рассыпалась по площади, и схватив меня чуть повыше локтя, дернул на себя. Чуть не потеряв равновесие, я ухватился за его пиджак. – Благодари брата своего, что отрабатывает должок! Иначе, давно бы к прародителям отправил! – мужчина, сидящий до этого на коленях, и очумело таращившийся на нас снизу вверх, странно всхлипнул, и кинулся мне под ноги, бормоча что-то на арабском, но охранник Кариба вмиг пресек этот выпад одним ударом ноги в грудь. Муслим упал навзничь, захрипел скукожившись, и сплевывая багряные слюни на тротуар, а я отвернулся от жалкого зрелища, уткнувшись носом в ворот рубашки Кариба. Мне было ничуть не жаль ни кузена, ни того, что он оказался в таком положении. За всё содеянное, в один прекрасный день, придется платить по счетам, каждому. А раз он смел, распоряжаться чужой жизнью, разве он этого не заслужил? Дядя похлопал меня по спине, уводя дальше.
- Идём, хабиби. Противно даже рядом стоять с этим неудачником, разит. – Смачно харкнув в сторону, Кариб пнул под ребра лежащего на земле, сжавшегося мужчину. – Последний взнос принесёшь в конце предстоящей недели, и передашь через охрану. Если конечно, не сдохнешь раньше.
Муслим не появился в указанный срок. Загнулся от туберкулёза легких, всего через три дня после того, как я его видел. Как высказался Кариб, узнав эту новость от своих осведомителей: собаке – собачья смерть. Я полностью был согласен с ним. Во мне вообще, с каждым днём становилось всё меньше человеколюбивого. И такие чувства как - жалость, прощение и сочувствие, казались мне всё чаще, лишь пустым сотрясанием воздуха, не имеющим никакой гуманной подоплёки. Если раньше меня это пугало, и думалось, что такие перемены неправильны и скверны, то теперь, этот город воров, шлюх и убийц, с распростёртыми объятиями принимал меня «нового».
* * *
Хаотично занавешенный сиреневым шелком потолок VIP чил – аута, буквально утопает в табачном дыме, смешанным с марихуановым «послевкусием», что блаженно выпускается изо рта наверх кольцами, как только от губ отрывается мундштук кальяна. Тело, что почти уже стало не странно для меня, несмотря на «отработанные» двое суток подряд с небольшими перерывами, чувствует легкость, завязнув в хлябь наркотического опьянения. Сладко потягиваюсь на разбросанных по полу подушках, разминая мышцы. Усмехаюсь, когда взгляд натыкается, на брошенные рядом с импровизированным ложем, пару смятых бумажек евро. Я наверно, был бы уже давно миллионером, если бы все денюшки заработанные моей задницей, не проходили через «кассу» Кариба. А так, что мне ваши двести евро?.. Пару раз пойти пожрать нормально, да на один раз тряпок из последней коллекции прикупить. За съемную квартиру, в которую я переехал незамедлительно, как только появилась возможность, мне едва хватает отдать денег. Да и то, иной раз приходится работать сверхурочно, уже на двух работах. Или просить денег взаймы у соседки, что живёт в той же квартире.
Оплата долга подходила к самому концу, и Кариб расщедрившись, разрешил мне жить отдельно, правда с условием, что по первому его зову я должен буду безотлагательно бросить все дела, и предстать перед ним. Так, у меня появлялось всё больше свободного времени, и поскольку с проституцией я хотел завязать как можно скорее, и уйти из-под опеки дядюшки, а жить на что-то надо было, так как возвращаться в Йемен не было никакого желания, приходилось подрабатывать, где только можно. По-прошествие пяти лет проведенных в России, мне казалось, что уже никакая работа не сможет меня испугать или смутить, однако проблема трудоустройства встала не в этом. После безуспешных попыток устроится на боле менее приличную работу, сделал вывод, что без высшего образования и хоть каких-то навыков, дело это пропащее, и пришлось браться за то, что предлагали. Так, я кем только не подрабатывал, порой приходя домой, и, просто падая замертво на кровать, застывая на несколько часов в позе трупа. Никогда не задумаешься о таких мелочах, как чистые и убранные улицы города, выдраенные до блеска привокзальные туалеты, и безукоризненно прозрачные витрины бутиков, пока сам не приложишь к этому свои усилия. Первое время меня сильно мутило от труда разнорабочего, не было особого восторга грести чужое дерьмо. А потом немного привык, успокаивая себя тем, что это всё лучше, нежели жить под одной крышей с человеком, которого ненавидишь до чертей.
«Любимый» дядюшка пришел в ярость, узнав кем и как, я зарабатываю себе на жизнь.
- Ты в своём уме?! Ты можешь себе представить, что будет, если хоть кто-нибудь из твоих клиентов увидит тебя в таком виде?! - Кариб разве что, слюной не брызгал от бешенства, когда по чистой случайности, заехал помыть машину в автосервис, в котором я на тот момент подрабатывал на мойке. От немедленной расправы за пятно на репутации «Звезды Востока», меня спасло только то, что дядя был не один в машине, а с Ирэн – той самой женщиной, которая «оценила меня» в первый день, а впоследствии, занималась подбором моей клиентуры. Питомцы Кариба называли её «мамочкой», в то время как я предпочитал именовать так же, как окрестил в первый день нашего знакомства – гиеной. Не сказать, чтобы я плохо к ней относился, напротив, даже был благодарен иной раз за лишний выходной, или за просто, человеческое отношение, которое было не свойственно Карибу. Опустив тонированное окно джипа, она звонко рассмеялась, увидев меня в синем, несуразно большом комбинезоне и с перемазанным грязью лицом.
- Не стоит ругать мальчишку, дорогой. Не от хорошей же жизни, он здесь оказался. – Кариб хотел что-то возразить, но гиена перебила его очередным смешком, - да уж, Арчи, с такой внешностью, тебе только за член и держаться, обеими руками. Это место явно не для тебя! - привыкнувший к её подколкам, я только хмыкнул, а Ирэн достав из сумочки карточку, протянула её мне. – Позвонишь по этому номеру, скажешь, что от меня. Думаю, что это будет вариантом получше для тебя… А сейчас милый, скоренько займись нашел машиной, пока мы не опоздали в аэропорт! – Кариб не суля мне ничего хорошего, сверкнул глазами, а я, спохватившись, занялся своими обязанностями.
Печальная ирония жизни: попервоначалу ты почти король, впоследствии - что грязь под ногами.
Позвонив по указанному телефону на карточке, был крайне удивлён, узнав, что попал в салон красоты «ДеВиль», и моего звонка по просьбе Ирэн, очень ждали. Эдак месяца через три, окончив специальные курсы, я уже работал парикмахером в том салоне, и даже со временем стал преуспевать в этом деле.
… Дотянувшись до смятых купюр, только собрался отыскать в своей сумке бумажник, дабы убрать «чаевые», как дверь чил - аута распахнулась, ненадолго «запуская» глубокие басы музыки, что играет в самом клубе. В дверном проеме появился дядюшка, и я тихо выругался. Принесла ведь не легкая.
- Ты бьешь все рекорды! Всего за двое суток, ты смог обслужить столько человек, сколько иной раз не проходит через нескольких таких, как ты! – Кариб присел на мягкий пуф рядом со мной, а я, меланхолично поправив шелковую простыню, что едва прикрывала низ живота, откинул вспотевшие волосы со лба.
- Таких, как я?.. А мне наедине, ты всегда без устали повторяешь, что я такой один… - мужчина усмехнулся, одним движением сорвав и бросив в сторону легкий, полупрозрачный кусок ткани, лежащий на моих бедрах. Взгляд ненасытно пробежался по телу, а рука легла на щеку, большим пальцем обводя контур нижней губы, и иногда проникая в рот.
- Был, не такой, как все другие… - уточнил дядя, приблизившись к моему лицу, и жадно следя за тем, как я кончиком языка «играюсь» с его рукой, изредка посасывая палец. - А что сейчас тебя отличает от остальных моих питомиц и питомцев?.. – я прикусил его палец, услышав эту фразу, на что рука тут же крепко сжалась на моем лице. Страха за то, что появятся синяки от такого выпада, я уже не испытывал. Мне нравилось, иной раз, дразнить дядюшку, доводя того до бешенства. Приобретенный синдром мазохиста, не иначе. Но без этого, я уже не мог долго обходится, особенно находясь под действием наркотиков. Это стало своеобразной игрой, правила которой, были негласными между нами.
- Хотя бы то, что я твой племянник. – Отвернув лицо, и подхватив с пола джинсы, я поднялся, ища взглядом остальную одежду. Кариб только улыбнулся.
- И слишком свободолюбивая сучка… Не составишь мне сегодня компанию? – ещё чего не хватало! Пока это звучит не в приказном тоне, нужно пользоваться случаем. Натянув джинсы и майку, наскоро начал приводить лицо и взмокшие волосы в порядок.
- Нет, у меня другие планы. – Кариб тяжело вздохнув, потянулся к кальяну.
- Жаль. Что поделаешь, ты заслужил выходные. Отдохни, как следует.
Я уже не слышал его последние слова. Подхватив сумку, как можно скорее выбрался из клуба, на ходу вызывая такси. Уже стоя на улице и запахивая плотнее пиджак, закурил, поежившись от того, как мокрые волосы, не успевшие высохнуть, мерзко прополоскал холодный ветер, совсем не свойственный летней погоде. Собрав волосы в хвост и перетянув резинкой, почувствовал как, тело начало прошибать легким ознобом, возникшем, то ли от погоды, а возможно, от наступающего отходняка. Под одежду по влажной спине начал заползать мерзкий холодок, и я уже было хотел вернуться обратно, тут же передумывая. Плевать, лучше так, чем было оставаться в клубе с Карибом. С тоской высматривая такси, и перебирая в уме варианты того, что можно купить себе на ужин, невесело усмехнулся. Какой к черту ужин… Ещё несколько минут на холодной улице, и привет воспалению лёгких! Моё внимание привлек маленький японский ресторанчик, находящийся на противоположной стороне улицы, и, вспомнив про сегодняшние двести евро, вопрос об ужине решился сам собой. Перейдя дорогу, и быстрым шагом направляясь к заветному теплу и еде, мне навстречу попался мужчина, увидев которого, я тут же остановился, забыв про всё на свете. Есть ли любовь с первого взгляда?.. Есть ли эта самая любовь вообще?! Такие вопросы не волновали меня на тот момент. Я в принципе, предпочитал не задумываться на такие глупые темы. Но что-то меня в этом незнакомце зацепило… Не сказать, что он выглядел как-то сверхъестественно, и особой красотой тоже не блистал, но, его серые, и отчего то, очень грустные глаза, запали мне так глубоко, что я как дурак встал на месте, таращась на него. Мужчина же, не обратив на меня никакого внимания, быстро подошел к припаркованной неподалеку машине. Было видно не вооруженным взглядом, что его что-то гложет, выглядел он слишком уж подавлено. Заведя мотор, незнакомец ещё с некоторое время просидел в машине, а я быстренько заняв место в ресторане возле самого окна, сидел и смотрел на него, как смотрит на вожделенную игрушку ребенок в магазине. И откуда, только, во мне тогда появилась робость?! Мне бы тогда первому подойти к нему, пусть и ради какой-нибудь ерунды. Чтобы только заговорить с ним, услышать голос… Машина резко тронулась, а из глупых мыслей меня выдернул знакомый голос над самым ухом.
- Арчи! Ты сдурел ходить по такой погоде в тоненьком пиджачке! – я чуть на месте не подпрыгнул от неожиданности, тем не менее, не отрываясь взглядом от уезжающего БМВ.
- Тимур Геннадьевич, вы напугали меня! – легко рассмеявшись, я взглядом пригласил на соседний стул. – Рад видеть вас. Тем более что, буквально уже на днях, собирался посетить вас сам.
Мне было приятно встретить знакомого тогда. Пустая болтовня, всегда помогала мне хоть немного отвлечься и развеяться. Кто бы знал, что эта встреча станет судьбоносной для меня…