Вместо предисловия.
Легенда об Авероне.
Он был сыном великого народа. Он стал единственным напоминанием об исчезнувшей цивилизации. Но тогда он об этом еще не знал. Аверон - будущий верховный властитель Атлантиды.
Когда тебе шестнадцать и в мире весна, сердце начинает биться чаще, кровь воспламеняется, и разум покидает тебя. Ты живешь только чувствами. Молодой Аверон был влюблен. Он не думал тогда о том, что приносит с собой власть. Власть абсолютная, безоговорочная, власть над целым народом.
Он должен был вступить в свои права только к тридцати годам, став уже зрелым человеком. Впереди у него было четырнадцать лет – это целая жизнь для того, кто умеет жить. Сейчас он не был еще обременен какими-то особыми обязанностями, он был таким же, как и все. Единственным напоминанием о будущем были каждодневные занятия с лучшими мастерами своего дела. Больше ничто не говорило о том что однажды он оденет кольцо с черным камнем, кольцо являющееся символом верховной власти в Атлантиде.
Та, что похитила его сердце, была прекрасна, ее добивались многие и многие получали отказ. Впервые он увидел ее на празднике весны. Он шел по извилистым тропинкам сада, среди цветущих деревьев, он искал уединенья и одиночества. И вдруг он оказался у небольшого, но глубокого озера. Вода в нем всегда оставалась, темна и холодна. Место это было пропитано силами тьмы и света, так говорили маги. Никто никогда не нарушал покой черных вод озера и не потому, что это было запрещено, на то, что пугает не требуется никаких запретов. Ужасали глубины этого озера, существовавшего от начала сотворения мира. Аверон остановился у самой кромки воды. В небе во всем своем великолепии и полноте застыла луна и точно такая же луна сияла на ровной глади озера, будто это было не отражение небесной спутницы земли, а ее сестра-близнец. Воздух был недвижен, ни малейшего ветерка не ощущал Аверон, звенящая тишина становилась невыносимой, и вдруг громкий всплеск и все изменилось. Магия этого места потеряла свою силу. По озеру разбегались кругами волны. Девушка, обнаженная и ослепительно красивая, плыла к берегу туда, где стоял Аверон. Изумленный, он отошел от воды. Она поднялась на сушу и посмотрела на него: « Есть учение о том, что смерть это исцеление от болезни, что зовется старостью ”
“Я знаю это учение”, - ответил он: ”Старость - болезнь, на которую каждый обречен с рожденья”.
-Я расскажу тебе одно поверье Аверон. Если в праздник весны войти в черные воды этого озера, то старость никогда не обретет власть ни над твоей душой, ни над телом.
- Конечно, если тебе повезет, и ты не утонешь.
-Как видишь, мне повезло.
“Я рад этому”,- ослепительно улыбаясь, сказал он. Снимая свой плащ, он продолжил: «Но ты наверное жутко замерзла, позволь мне отогреть тебя” Она кинула на него быстрый взгляд, усмехнулась, но ничего не ответила.. Он уже не улыбался, когда закутывал ее в свой плащ. Она смотрела ему в глаза, так как может когда-то давно, глядела первая женщина в глаза первому мужчине у истоков бытия этого мира. Между ними начиналось сегодня жестокое сраженье, называемое любовью. Он сдержался, она ушла не оглядываясь. Аверон замер на миг, затем, набрав в легкие воздуха, бросился в омут. Черная холодная вода сомкнулась над его головой, принимая как любимого его в свои объятья.
Мокрый и замерзший, с ужасающим пожаром в сердце и душе, возвращался Аверон той ночью домой. Он знал теперь, что не сможет отпустить ее из своей жизни. Он хотел бы так тесно переплести их судьбы, чтобы неотличимо слились они в одну единую. Утром. Утром он начнет ее поиски и если потребуется, он перевернет всю Атлантиду, но найдет ее.
Шло время. Он был давно тяжело болен тоской. Он искал ее повсюду, но не находил, ни среди друзей, ни среди врагов, ни среди незнакомых и чужих людей. Бесполезные встречи и знакомства, приносящие только разочарование. Череда неотличимых друг от друга дней и тоска, от которой не было спасенья. И вот однажды она сама пришла к нему. Ее добивались многие, и многие получали отказ. Они уходили из ее жизни и растворялись среди других, ничего не значащих для нее. Но с ним все стало иначе. Утром она вставала с мыслями о нем, улыбаясь свету. Ночью она не могла заснуть, с мыслями о нем, сгорая от желания. Она не могла отпустить его из своей жизни. И она сплела их судьбы воедино, придя к нему. Он молчал и она тоже. Откровение его взгляда, ощущение чего-то вечного, властного, неоспоримого между ними, влечение, безумие, страсть. Они покорились этим чувствам.
Перед действующим правителем Атлантиды они объявили о том, что вступили в священный союз, избрав друг друга спутниками в дороге, называемой жизнью.
Их чувства не ослабевали с годами. Становясь, взрослее они учились ценить разлуки и встречи, краткий взгляд, вмещающий в себя так много и одно лишь слово, наполненное теплотой и нежностью. Аверон любил, и был любим. Изменчивое счастье, как будто покорилось будущему властителю, надолго поселившись в его доме.
Он часто думал после о том, что немногим дано было прожить хоть день, так как он жил годы. Он хранил воспоминанья о тех днях, будто самое дорогое сокровище, полученное смертным от судьбы. Судьба – значение этого слова Аверон понял не сразу. Когда-то он в нее не верил.
Атлантида – погибшая цивилизация, достигшая небывалого для человечества величества, утерянные знания, которой никогда уже не будут обретены вновь. Знания позволяли продлевать жизнь на столетия. Но она ушла молодой. Старость не коснулась ни ее тела, ни души. Аверон проклинал смерть, судьбу, себя и окружающих; лекарей, не сумевших ее исцелить; друзей, пытавшихся его утешить; счастье, предавшее их. Боль терзала его постоянно, тоска пеленой застилала глаза и, наконец, он понял, что никогда не смирится с ее смертью. Тогда он пришел на совет девяти магов и попросил принять его в ученики. Пламя безумия горело внутри него, и маги не посмели отказать. Ему было двадцать три, когда он вошел под своды храма Закарум, хранящего знания тьмы и света.
На долгие годы он отрекся от мира, познавая тайны, обретая власть над призраками прошлого, он менялся, он становился иным. Всегда замкнут и сдержан, он забыл, что такое смех, теплота, дружба, привязанности. Его силы, как мага росли с каждым днем. Когда ему исполнилось тридцать, он покинул храм, чтобы принять сан верховного властителя.
Но Атлантида была обречена. Множество раз он раскрывал перед собой книгу судеб на черном, с звездной россыпью, небе. Множество раз он переигрывал грядущие события, проводя свой народ бесчисленными тропами к спасению. Но каждый раз в конце пути их ожидала погибель. Погибель, которую приносило разъяренное море, или же долгие скитания в поисках новой родины среди враждебных варварских племен. И если в первом случае гибель была мгновенной, то во втором – она наступала медленно, но неизбежно. Аверон видел остатки своего народа жалкими, забывшими древние знания, живущими жизнью варваров и даже не живущими, а выживающими, гонимыми более сильными врагами, и в конце концов исчезающими бесследно в веках. Аверон знал, что Атлантида обречена. А он? Он хотел жить. Он должен был жить. Пусть гибнут все, погружаясь в глубины океана, это их судьба, он не в силах ничего изменить. Власть, которую он получил над этим народом, он вернет вместе с кольцом. А вместе с властью он снимет с себя и ответственность за их судьбы. Так решил он тогда, и это решение стало его проклятьем.
В ту ночь, когда обезумевшее море обрушилось на Атлантиду, когда часть материка, сотрясаемая и расколотая, исчезла под тоннами холодной воды, в пещеру, где Аверон укрылся от стихии, зашел человек. Он еле держался на ногах, в оборванных одеждах, с истертыми в кровь руками, будто он полз сюда, цепляясь за камни. Но Аверон чувствовал силу этого человека и прежде чем тот заговорил, маг понял, зачем он пришел.
- Я проклинаю тебя Аверон, верховный властитель, за то, что ты предал свой народ. Ответственность за наши судьбы была возложена на тебя, но ты забыл о ней Аверон. Честь твоя и гордость тонут сейчас вместе с Атлантидой, а ты скованный страхом забился как крыса в эту нору, чтобы сохранить свою жалкую жизнь. Так живи же, живи. Я обрекаю тебя прожить жизнь каждого погибшего сегодняшней ночью. Старость не коснется тела твоего Аверон, не затмит и разум твой. Годы что отпущены были нам, я отдаю тебе. Но если ты пожелаешь однажды покоя во мраке смерти, не отходив на этой земле срока данного тебе сегодня…или может однажды тебя изгнанника настигнет смерть, принесенная чьей-то рукою, то знай – мучения мира этого ничто по сравнению с тем что ожидает тебя тогда. Я отдаю тебе проклятье Аверон вместе с этим кольцом, символом власти над исчезнувшим народом и клеймом твоего позора. Носи его и помни о нас, уходящих сегодня во тьму.
Хриплый шепот затих, приговор был произнесен. Вестник его замертво рухнул к ногам окаменевшего Аверона. Столетия теперь принадлежали проклятому магу. Столетия на то, чтобы найти средство воскресить любимую. Все во имя любви – как горько теперь это звучало для него.
Легенда о Ясмине.
Кровавым был путь наверх нового правителя восточной империи Заир. На одной из развилок этого пути встретил он однажды человека, предрекшего конец династии его потомков. Тем человеком был прорицатель-звездочет Элькам-бер-Тил. Прорицатель был казнен, но предсказание не забыто…
Начинался новый век – век правления династии Даро. И первым правителем был Хасан Даро. Сильный, властный и жестокий, он завещал своим потомкам кровавый обычай – убивать всякого кто в первую ночь весны попросит ночлег и приют в их доме. Всему виной было пророчество Элькама-бер-Тила: «Человек, что придет к вам в дом в первую ночь весны принесет с собою смерть всем черноволосым детям Даро. Человек, что попросит приют и ночлег, кров и защиту, повергнет в прах величие твоего дома стервятник-Хасан. Кровь, пролитая тобой, взывает к отмщенью. Дети твои получат его сполна”
Шло время, пролетали века. Давно уже ушел в мир сна Хасан Даро, и даже прах его исчез под тоннами столетий. Но обычай “кровавой ночи” позорным пятном лежал на доме Даро.
То был праздник весны и света, когда в доме правителя Заира родилась светловолосая дочь. Матерью ее была наложница из северной страны франков. Наложница, которая повелевала сердцем шейха. В честь рождения дочери шейх Саид Даро отменил позорный обычай “кровавой ночи”. Нити судьбы были связаны в узел…
Три года, последовавшие за этим были годами хороших урожаев и изобилия. Казалось, небеса благосклонно приняли жест величия дома Даро, жест величия и покаяния. Казалось небо простило дому Даро кровь, что лилась веками… Светловолосой принцессе Ясмине исполнилось три года. То был день ее рождения, когда в сгущающихся сумерках путник пыльный и уставший тихо попросил воды и приюта у стража дома Даро. И путник был принят. Длинными коридорами провели его к шейху за праздничный стол.
- “Приют и ночлег, кров и защиту обретешь ты в стенах нашего дома на день или годы, как пожелаешь. А сегодня ночью я, шейх Саид Даро, правитель империи Заир, приглашаю тебя разделить с нами вечернюю трапезу путник” И шейх жестом пригласил странника пройти.
Но нем и неподвижен остался путник. Лицо его скрывала тень капюшона, длинный плащ не позволял разглядеть фигуру. Тонкими как у женщины руками сжимал он посох из черного дерева, и посох начинал светиться… Стража шейха каменела в блеклом свете, исходящем от посоха. И вдруг странник шагнул к шейху, блеснула сталь, кровь окрасила белоснежный пол и серые одежды путника. Вновь и вновь опускал он кривую саблю на головы беззащитных своих жертв. Женщины и дети в ужасе бежали к дверям, но не могли открыть их. Стражники пытались сражаться, но один за другим пали мертвые на мраморные полы. Ни детей, ни женщин не щадил он. На запястье той руки, которой сжимал он саблю, белым пламенем сиял узорный браслет. Все черточки, все ужасные переплетения этого браслета навсегда врезались в память светловолосой девочке, уносимой от смерти потайными ходами молодым стражником дома Даро. Ибо она запомнила на долгие годы руку, что была занесена над ней.
Тогда светловолосая дочь шейха была спасена. Тот стражник, что унес ее от смерти, вырастил ее и дал свое имя. Но она помнила о том, кто она, и кем был ее отец. Она была дочерью вымирающего народа и наследницей несуществующего престола. В ту ночь, когда были убиты ее родные на восточную империю Заир, проклятием обрушилась чума. Южный жаркий ветер разносил смерть по городам и селеньям. Нигде не находили люди спасенья, но и тогда не суждено было погибнуть принцессе Ясмине. Она выросла, учась защищать свою жизнь каждую минуту, и не смея назвать своего настоящего имени. Подчиняясь суровым законам своего времени, она отбросила сострадание и доброту. Доспехами воина и маской убийцы, скрыла надолго свою женственность и юность. Будущее ее скрывала мгла, но прошлое уже наложило свой отпечаток на все, что ожидало ее впереди. Сама не зная того, она шла к своей судьбе…
Часть первая. Сердце Ирады.
«Один из самых
действенных соблазнов
зла — призыв к борьбе» (с)
Ф. Кафка
Глава 1
Монах в серой от пыли сутане, пригнувшись у низкого порога, шагнул в плохо освещенный холл постоялого двора. Никто кроме сметливого хозяина, да молодого воина-наемника не обратил на монаха никакого внимания. Когда путник сел за грубо сколоченный деревянный стол, хозяин постоялого двора подошел к нему, вежливо улыбаясь. Безусый юноша наблюдал за ними, не спеша, потягивая кислое дешевое вино. Хоть он и не мог разобрать их слов, но знал, что они говорят о нем. Монаха выдал беглый взгляд, брошенный в сторону, где сидел воин. Что ж, возможно наклевывается работа. Саид обещал помочь ему, разумеется, не бесплатно. Но без помощи Саида ему не обойтись. Из всех наемников, бывших на постоялом дворе, он был самым юным и неопытным, что сразу же и бросалось в глаза. Впрочем, юность это не обязательно отсутствие опыта. Детство наемника прошло в бесконечных дорогах. Он объехал почти весь континент с Юга на Север и с Севера на Юг.
И тем не менее, стараниями ли хитрого Саида, или еще по какой причине, но удача улыбнулась ему в тот вечер. Монах решил нанять его для сопровождения к храму, что находился в городе Ахра. На утро следующего дня они покинули постоялый двор Саида Вензелло, держа путь в красную пустыню Бежота.
Монах был молчалив и угрюм. Он даже не назвал своего имени. Как впрочем, и не стал обсуждать выбранный маршрут. Если б он спросил мнение своего наемника о том, как лучше добраться до города Ахра, то услышал бы в ответ: «Как угодно, только не через красную пустыню». О пустыне Бежота рассказывали много ужасного. И люди верили, что в самом сердце ее находится проклятый город - Ашурбанипал. Развалины его довелось увидеть немногим и почти никому это не прошло даром. Все посетившие этот город умирали или же сходили с ума. Но монах намеревался преодолеть пустыню по старой тропе кочевников.
Они двигались через пустыню уже пять дней и за это время не встретили ни одного живого существа. Даже звери, казалось, избегали этих проклятых мест, а в том, что эти места прокляты, молодой воин не сомневался. Ночью в свете костра он смотрел на монаха и думал о том, что этот служитель древней религии производит впечатление не менее мрачное, чем сама пустыня. И все чаще ему казалось, что монах обманул его с самого начала, но в чем именно он не знал. Так они двигались еще три дня. Запасы воды были на исходе, а конца пустыни они не достигли. И воин нервно сжимал рукоять своего меча, пытаясь обрести уверенность в этом прикосновении. Монах же был спокоен. Вечером девятого дня пути, они увидели вдалеке развалины древнего города. Воин похолодел от ужаса, узнавая их по услышанным давно рассказам. И в тот же миг воин понял еще одно: монах с самого начала направлялся сюда, в этом теперь не было никаких сомнений.
Не оборачиваясь к нему, монах сказал: «Ты догадался наконец, да я шел именно сюда. Моя миссия опасна, я должен найти здесь реликвию нашего братства, утерянную столетия назад, и я должен эту реликвию вернуть. Твоя помощь понадобиться мне позже воин, когда мы будем пробираться с нею к городу Ахра. Сейчас же ты можешь отдыхать. В город проклятых я отправлюсь один. Ты будешь ждать меня здесь. Я вернусь утром. Мы находимся в трех днях пути от оазиса, там мы пополним запасы воды».
- Но воды у нас нет уже сейчас, еще три дня мы не протянем.
Монах кивнул на что-то темное в трех шагах от них: «Варан. Его кровь утолит твою жажду. Жди меня здесь воин».
Воин выхватил меч: «Стой монах, еще не время прощаться! Сначала ты отдашь мне свою воду, а потом можешь убираться куда хочешь, хоть к самому Харону на прием, мне будет все равно».
- Не глупи воин, убери свой меч. Без меня тебе не выбраться живым отсюда. Только я знаю путь к оазису…
- Хватит монах! Слишком долго я доверял тебе, и ты привел нас в самое сердце зла, к этому проклятому городу, откуда не возвращаются живыми. Ты либо сумасшедший, либо колдун, но в любом случае я не попутчик тебе больше. Бросай флягу и убирайся, иначе я убью тебя!
Монах бросил флягу на песок и сказал: «Молись, чтобы я простил тебе твою дерзость». Отвернувшись от воина, он молча пошел к развалинам.
В сгущающихся сумерках полуразрушенный город начинал светиться не естественно оранжеым сиянием. Самого монаха уже не было видно в опустившейся на пустыню темноте. Воин побоялся разводить костер, но и двигаться дальше не было сил. Страх давил на душу тяжким камнем, страх сковывал тело как, смерть сковывает стынущий труп, страх падал холодными каплями пота на жаждущий влаги песок. Воин сидел, не двигаясь, сжимая рукоять меча. Он ловил каждый звук, каждый шорох, пытаясь предугадать, откуда придет беда.
Беда пришла из пустыни.
Глава 2
Монотонный, изнуряющий звук стонущего металла сопровождал это существо, которое казалось продолжением сна. В какой-то момент воин вдруг осознал, что это не сон. Свечение развалин меркло в свете блеклого предрассветного часа, но страх не покидавший душу воина всю ночь только усилился. Мумия мертвого властителя в короне из желтого золота была уже в трех шагах от него. Он уже ощущал, как кости пальцев мертвеца сжимают его горло, и крик ужаса застывал в легких, а сердце было тяжело как камень. Меч упал на холодный после ночи песок. Но воин не мог пошевелиться. Он только перевел взгляд на блеклое равнодушное небо, всей душою желая взлететь в него, как птица. Краем глаза он заметил темную фигуру монаха возводящего руки к небу. Яркая вспышка ослепила воина и резанула болью виски так, что он погрузился в беспамятство.
Когда он пришел в себя, была уже глубокая ночь. Отблески пламени играли на лице монаха, но глаз его воин по прежнему не мог разглядеть. Монах, казалось, застыл навеки, или слишком ушел в себя, не замечая окружающего, он был неестественно неподвижен. Воин вздрогнул, и этого было достаточно, монах протянул руку с флягой: “Выпей, это прибавит тебе сил. Впереди нелегкий путь ”.
- Почему ты помогаешь мне?
- Поверь, у меня есть причины.
- Не сомневаюсь… Но, это не значит что я доверяю тебе монах…или колдун. Кем бы ты ни был. Ты завел меня сюда…будь ты…
- Хватит. Тебя вела судьба, если ты еще не понял этого. Судьба вела и меня. Все в нашей жизни уже решено давно и мы не можем ничего изменить по собственной воле. Над всем тяготеют звезды. Посмотри, вот они над тобой. Их кровавый свет пронзает меня насквозь уже долгие годы, потому что я умней тебя воин и могу прочесть все что начертано мне…Не один и не два раза я пытался идти наперекор судьбе но все было напрасно…и я понял тогда бессмысленность этих попыток и смерился наконец со всем…Я не смог бы убить тебя даже если б захотел. Но это не значит, что я желал твоей смерти. Ту реликвию, за которой я был послан орденом, я нашел. Остается лишь доставить ее в монастырь города Ахра. Завтра на рассвете мы выступим в путь. Отдыхай воин, эта ночь будет спокойной для тебя.
Отблески огня продолжали играть на лице монаха, на сжатых скорбно губах и волевом подбородке. И черная сутана облегала его плечи темнотой самой древней в мире ночи, обнимая крепко, как отвергнутая любовница. Ясмина снова погружалась в беспамятство, но последний ее взгляд был обращен на монаха, мрачного и непокорного, в свете языческого пламени.
Монах опять лгал.
Глава 3
Город Ахра с узкими улочками и слепыми от песка окнами домов был одним из последних оплотов верстранской религии. Последователи этого культа тщательно охраняли свои тайны от посторонних. Монастырь был своего рода архитектурным твореньем. Выдолбленный в толще скалы вход в виде крыльев летучей мыши и узкие щели, служившие окнами или бойницами – вот все что было видно чужаку снаружи. Однако ходили легенды о том, что вся скала прорезана множеством тоннелей, часть из которых уходит глубоко в недра земли.
На закате одного из жарких дней месяца василиска, последнего из теплых месяцев, два путника серые от пыли и песка вступили в чертоги верстранского монастыря. Одним из путников был монах, тяжело опиравшийся на дорожный посох, другим – безусый юноша в доспехах воина.
Монах некоторое время молча разглядывал скалу с вырубленным в нее проходом. Воин, давно привыкший к такому поведению, тоже молчал, не мешая ему.
“Вот и все”- сказал наконец монах –“здесь мы расстаемся. Твой кошелек, однако же, не будет пустым. Держи, это твоя награда воин”
Ясмина молча взяла протянутый ей кошель с деньгами, думая о том, что этих денег она как воин и защитник не заслужила, ибо на пути в город Ахра монах не раз и не два уводил их от опасностей проклятой пустыни, опасностей с которыми она бы не справилась. И за чем только он нанял ее? Судя по всему, он прекрасно справился бы с любой возникшей проблемой самостоятельно. Так зачем же ему была нужна лишняя обуза, которой к тому же он еще и заплатил?
Монах разумеется не ответил на все эти вопросы, что мысленно задавала себе Ясмина, не сказав больше ни слова, он пошел к воротам монастыря. Ясмина с болью смотрела, как он удаляется. И лишь когда фигуру монаха стало невозможно уже разглядеть в сумерках, она отвернулась и нехотя зашагала по тропе к городу.
Глава 4
Аверон осторожно продвигался по бесконечному лабиринту тоннелей монастыря, но он не боялся потеряться в них, он знал все извилистые переплетенья путей лучше, чем сами служители верстана. Цель его была близка, и от этого у Аверона кружилась голова и перехватывало дыханье.
В одном из склепов проклятого города Ашурбанипала он встретил принцессу Ираду, принцессу, пожелавшую навсегда остаться молодой и прекрасной. В ее глазах Аверон увидел вековую тьму и ничего больше. Столетия прошли с тех пор, как Ирада отдалась тьме совершив тайно от отца обряд отречения, но молодость не покинула ее и красота ее оставалась бесспорной. Однако ни разу больше не видела она света дня. Во тьме она правила своими подданными, блуждающими по развалинам города. Всю силу и уменье пришлось применить Аверону чтобы вырвать у нее тайну воскрешения мертвых, но в жестокой схватке он вышел победителем. Покидая на утро Ашурбанипал, он уносил с собой ее окаменевшее сердце. Это и была та самая реликвия, которую он искал. Искал безуспешно долгие годы в пыли дорог этого мира. Искал во имя любви и счастья, но что это такое он уже не помнил. Как не помнил и лица той ради которой он отрекся от своего народа. Слишком много прошло времени, слишком много событий. Аверон стал другим. А став другим, он многое воспринимал теперь иначе. Но цель оставалась прежней, не смотря ни на что - все во имя любви.
Столетия назад поклялся он в том, что воскресит любимую и ради этого отрекся от той ноши что должен был нести всю жизнь. Ношей этой было бремя власти, бремя ответственности за тех, кто ему доверял. Но он не мог разделить учесть, что выпала его народу. Пока оставался хоть один шанс вернуть ее в этот мир он должен был жить. Слишком глубока была его любовь, слишком сильна боль, терзавшая душу. А встречи в мире ином он не ждал. Ученикам Закарума дороги в сады великой жрицы перекрыты навсегда.
Уходили века в поисках запретных знаний. Века стирали память о прошлом. И бури в его душе утихли, и боль была уже не так сильна. Иногда ему становилось страшно, когда он думал о том что все теперь для него не имеет уже прежнего значения. Он боялся равнодушия своей души, которое лишило бы смысла все то, что он делал.
Тоннель впереди начинал тускло светиться. Аверон чувствовал жар, дышать становилось все трудней, легкие раздирал кашель. Он слишком близко подошел к огненному разлому, но именно туда лежал его путь: через пространство огня, пепла и раскаленной лавы, к древнему алтарю – жертвеннику первородного зла.
Да, цель его была близка как никогда раньше, но тени за его спиной приобретали очертания женской фигуры, в мольбе тянущей руки к огню. Еще миг и огонь ответил на ее призыв…
Глава 5
Ясмина проснулась в холодном поту. Ее сердце сжималось в предчувствие беды. Что-то непоправимое должно было случиться в ближайшее время. Но…может это всего лишь сон?
Однако сердце тоскливо ныло на протяжении вот уже целого дня. Причина тому была проста. Она внезапно очень ясно поняла это. Она не хотела отпускать его из своей жизни. Она любила его.
Ясмина спустилась вниз в холл постоялого двора, и пройдя мимо редких посетителей, вышла на улицу. Ночной воздух был пропитан запахом грозы. Но этой грозы она не боялась. В ее душе сгущались сумерки гораздо более ужасного ненастья, которое могло погубить ее. Слишком часто судьба давала ей уроки жизни, стегая бичом боли по обнаженным нервам. Слишком хорошо Ясмина усвоила одно правило – ни кого не пускать в свою душу и сердце, чтобы не раскаиваться потом, виня себя в ошибке, чтобы не страдать потом от боли потери.
Но было уже поздно. Слишком поздно. Она знала, что не забудет его никогда. Внезапно все стало просто и понятно. Ее дорога вела в недра вернстанского монастыря. Их пути переплелись не зря.
Порывы ветра усилились, она не заметила, как ее шаг сорвался на бег. Полной грудью вдыхая влажный воздух, она бежала по каменистой тропе. Резко, будто треснуло огромное дерево, прозвучал гром, но еще раньше, секундой до этого огненным бичом хлестанула по небу молния, осветив мрачную громаду вернстана, слепо взиравшего на Ясмину пустыми глазницами бойниц. Потоки дождя хлынули, так что трудно было дышать, и мир окутала пелена, сквозь которую еле угадывался путь. Только добравшись до входа в монастырь, Ясмина перевела дыханье. Тоннель разветвлялся на три, что дальше? Какой из трех путей приведет ее к нему? Она не обладала даром предвиденья, но она точно знала, что медлить нельзя. Отбросив сомненья, она шагнула вперед.
Темнота становилась с каждым шагом все гуще и ощутимее, Ясмина пробиралась уже на ощупь по проходу выдолбленному в скале. Но вскоре впереди показался свет, еще шаг и еще и вдруг яркое сияние ослепило привыкшие к темноте глаза. Ясмина стояла в огромном гроте, великолепно отделанном мрамором и неизвестным ей черным камнем. Каменные статуи окружали ее со всех сторон. Каждая из них застыла так, будто была выхвачена на миг из необратимого времени, с тем, чтобы еще через миг продолжить свое движение к центру грота. Статуи мужчин и женщин разных рас и… времен? Да, кажется разных эпох. Воины, правители, кто еще? Ясмина шла меж каменных фигур, но каждый шаг давался ей все труднее, будто сам воздух вокруг нее сгущался, препятствуя продвижению к цели. К цели? Она двигалась к центру грота.
Глава 6
Кто-то потревожил покой храма. Кто-то неразумный нарушил равновесие, и весы покачнулись. Берик знал, что теперь потребуются новые жизни, брошенные на чаши, чтобы установить равновесие. Он чувствовал пробуждение сил.
Его факел отбрасывал на стены блики света и мерцающие тени. Затхлый воздух был пропитан сыростью и запахом плесени. Из самых глубин вернстана поднимался он наверх, к тайному гроту – порталу смерти. Берик смутно предчувствовал что-то важное для себя и для целого мира. Что-то должно было произойти в чертогах вернстана, и он вынужден принять в этом участие. Ему казалось, что от его решения будет зависеть многое.
И еще он чувствовал, что сегодня он может многое потерять. И чем ближе подходил он к гроту, тем яснее он осознавал, что именно должен сделать.
Когда его фигуру осветило сияние грота, он понял, что же его ожидает. К центру грота, сопротивляясь всеми силами своей души и тела, сопротивляясь напрасно, безнадежно проигрывая, двигалась принцесса Ясмина. Берик понял, что должен спасти ее. Для этого он был рожден однажды. К этому готовили его всю жизнь. К смерти ужасной и жестокой. Ибо, чтобы спасти принцессу, необходимо было поменяться с ней местами. Иначе равновесие не восстановить. Тьма проснулась, растревоженная кем – то третьим. Кем - то могущественным. Кем - то, кто нес в мир огромное зло. И тьме нужна была чья –то жизнь.
Берик схватился за амулет служителя вернстана, набираясь от него сил и пытаясь смириться с тем, что ему предстояло выполнить. А затем пошел к принцессе. Нельзя было медлить ни секунды больше. Принцесса каменела. Тьма высасывала ее жизнь. Берика предохранял от этого амулет. На его глазах Ясмина покрывалась тонким налетом каменной пыли. Она как будто посерела и потускнела. Еще миг и она не сможет сделать больше ни шагу и навсегда останется в гроте каменной статуей этого века. И в мир придет зло. Берик рывком сдернул с себя амулет и одел его на Ясмину. И тут же почувствовал как нечто слепое и яростное поглощает все его «я». Он зашагал к центру грота.
Последнее что удалось ему сделать – кинуть взгляд на принцессу и прошептать: «Беги». И тьма поглотила его.
Ясмина плохо понимая, что происходит, вдруг почувствовала прилив силы и пошатываясь, попятилась к выходу из грота. Перед глазами стояла серая мгла сквозь нее она с трудов различала силуэты каменных статуй. Но страшное прозрение пришло к ней. Теперь она знала – то были не статуи. То были люди. И им не удалось выбраться отсюда. А ей повезло. Почти теряя сознание, она вывалилась в черную темноту коридора. Вдыхая затхлый воздух подземелий, она радовалась, что может еще дышать. Темнота верстрнана сейчас не пугала ее. Минуту назад она познала более ужасную тьму. И чудом спаслась.
«Это было не чудо», - голос говорившего, был глухим и надломленным, - «Идемте принцесса. Опасность еще слишком велика. Мы должны уходить. Я наложу оковы на этот вход, но тьма чувствует голод. И нужно много времени и покоя, чтобы зло в центре грота заснуло опять».
- Кто ты?
- Я один из служителей вернстана. Младшего ранга. Старейшина послал меня за тобой. А Берик спас тебя от смерти.
- И где он?
- Старейшина ждет нас…
- Да нет же! Не старейшина. Где тот, кто спас мне жизнь?
Ясмина почувствовала, как его руки сжали ее плечи, поднимая на ноги.
- Идемте принцесса. Нужно спешить.
- Ты не ответил на мой вопрос.
- Берик погиб.
Ясмина закрыла на миг глаза. А потом, пошатываясь, пошла прочь от грота. Ее спутник задержался позади. Прошептав одно лишь слово, он бросил что-то в проход, ведущий к гроту и это что-то вспыхнуло, а затем осыпалось яркими искрами вниз.
Когда ее глаза снова стали различать неясные очертания тоннелей верстрана, она посмотрела на своего спутника и спросила: «почему мы идем без факела?»
- Я знаю путь и во тьме. А огонь нельзя подносить близко к великому гроту сейчас. Кто – то потревожил древнее зло хранимое верстраном и огонь ожил. Нельзя доверять ему теперь принцесса.
- Почему ты называешь меня так? Меня зовут Ясмина, и я не принцесса. Я воин-наемник и …
- Не пытайтесь обмануть служителей верстрана. Первое чему нас учат – распознавать сущность вещей. Вы не скроете свое происхождение предо мной доспехами воина. И еще… тот за кем вы сюда пришли…
- Арон!
Ясмина поняла, что они только что зашли в достаточно большое помещение. Здесь их ждал кто-то третий. Его голос был наполнен силой, хотя чувствовалось, что этот человек далеко не молод.
- Арон, ты не должен раскрывать карты прошлого, дабы не изменить будущего. Последи лучше за тем как проходит пробуждение хранителей серого круга.
Наконец-то она увидела говорящего. Перед ней внезапно тускло начал тлеть его посох. Это был седой старик, в серой мантии служителя. Посох, который он сжимал, отбрасывал фосфорический свет вокруг. Но этого неяркого свечения было достаточно, чтобы рассмотреть помещение, в котором они находились. Это был также грот, выдолбленный человеком, а не природой в толще скалы. Он был гораздо меньших размеров, чем тот, из которого она чудом спаслась.
- Можно называть это и чудом. Хотя мы знали о том, что ты попала в беду. Берик пробудился и именно он спас тебя. У тебя на шее его амулет. Такие у каждого служителя верстрана. Но каждый амулет несет в себе силы того, кто его носит. Берик был самым сильным из нас. Никто другой не смог бы помочь тебе. Но тьма в центре грота слишком сильна даже для него. Потому он не смог спастись. Мое сердце скорбит о нем. Ибо Берик был моим сыном…
- Кто вы. Почему ваша религия несет такое зло?
- Нет. Это не наша религия прордило зло в недрах верстрана. Это зло прородили маги черного ордена Закарум. Они исчезли столетия назад. А мы пришли сюда, чтобы охранять это место от неразумных. Ибо невозможно уничтожить это зло. Но можно его усыпить. Мы хранители принцесса. Мы храним наш мир от этой чумы, проказы на теле нашей земли. Но сейчас покой места был потревожен. Ты пришла сюда, чувствуя огромную беду. И ты права. Беда действительно грозит всем нам.
- Я пришла сюда за одним из ваших служителей…он монах…
- Ни один из наших служителей не мог сделать такого. Монах что привел тебя сюда, принес с собой кровавое сердце Ирады. Это ключ, отпирающий врата в мир мертвых. И только ты можешь остановить его. Нам нельзя медлить.
- Тогда чего же мы ждем?
- Не все так просто. Спуститься в недра верстрана одна ты не сможешь. Потребуются все наши силы, чтобы защитить тебя от пламени и зла. Сейчас пробуждаются хранители серого круга. Только они могут провести тебя вниз.
- Если все так, как ты говоришь, тогда я вряд ли смогу остановить монаха. Он гораздо сильнее меня. Что я могу сделать?
- Верь мне, тебе даны такие силы.
В грот один за другим начали входить служители в серых сутанах.
- Амулет Берика будет оберегать тебя. А мы создадим вокруг тебя барьер. Он защитит тебя от огня. Старайся всегда находиться между двумя служителями…ну все. Пора.
Ясмину окружили молчаливые служители, похожие на тени. Все вместе они двинулись по темным проходам верстрана, в самое его сердце.
Чем ниже они спускались, тем жарче становился воздух. Впереди она увидела свечение. Впрочем, стены теперь тоже светились. Они были изрезаны тонкими багровыми прожилками. Словно за растрескавшейся кожей земли проступала сама ее плоть и кровь. У Ясмины кружилась голова. Но только она прикасалась к амулету, ей становилось легче.
Шедший впереди всех старейшина вдруг остановился и, подняв над головой мерцающий посох, прокричал: «Азрам дель каро! Мирель яфат асур!» И в пот же миг Ясмина увидела как из стены вырывается лава, приняв форму демона. И одновременно холодный синий луч из посоха старейшины ударил чудовище в грудь.
Мгновение и оно осыпалось черным пеплом, но в это время со всех сторон из разломов в стенах тоннеля стали формироваться новые полчища демонов.
- Не останавливаться! Вперед!
Старейшина двинулся вперед, расчищая дорогу посохом. Служители шли, сложив руки на груди, и Ясмина видела голубой купол над ними. При соприкосновении с ним демоны становились пеплом, а купол вспыхивал багровым и голубым сиянием. И в тех местах где багровое пламя прорывалось сквозь голубое служители погибали падая обожженными, и изуродованными на камни тоннеля. Но все вместе они не прекращали ни на миг движения, хотя с каждой минутой их становилось все меньше, и Ясмина все сильнее ощущала жар.
Тоннель расширился, и они оказались перед входом в грот. Здесь старейшина остановился, обернувшись назад: «Принцесса, идите прямо, до первой развилки, а там направо, мы больше ничем не сможем помочь вам, их слишком много, да хранит вас Небо!» Ясмина побежала по светящемуся тоннелю, обернувшись назад она увидела старейшину, в окружении служителей верстрана, перед хлынувшей лавиной демонов. В багровом зареве их сутаны казались окровавленным тряпьем, а может, подумалось Ясмине, это не было игрой света.
Жар стал невыносим, волосы искрились, и пахло паленым, стены становились сплошным раскаленным горнилом. Ясмина схватила рукой амулет погибшего Берика и представила холодные воды родника, в лесу близ города Замбей. И в тот же миг жар схлынул. Она была охвачена синим сиянием. Достав меч, она двинулась вперед. Когда она достигла, наконец, развилки, ноги ее утопали к кипящей лаве, но боли от ожога она не чувствовала. Только холод родниковой воды.
«Направо или налево? Кажется направо…Да, именно так!», - Ясмина не колебалась больше. Глаза слепли в сиянии огня. Все вокруг было раскалено до предела. Но впереди она увидела сгустки чего –то еще более яркого. Подняв меч, она вонзила его в самый центр сияния. Вспышка. Ясмина ослепла от нее. Она чувствовала, как рукоять меча раскаляется, и вдруг поняла, что снова видит. Сияющая субстанция померкла и осыпалась черным пеплом. Меч снова был охвачен холодным голубым светом. Холод. Ясмина думала теперь о жутком холоде ледяных пещер Эрии. Когда-то она пробиралась по ним с караванов торговцев драконьей кожи. И тогда ей не верилось, что в мире есть тепло или жара. Мертвый холод, в венах и в сердце. Теперь она чувствовала только его. Изо рта ее вырвался пар. Значит, амулет действует и спасает ее. И лава ей не страшна. Ясмина пробиралась уже по пояс в раскаленной лаве. А впереди был грот, заполненный озером кипящей магмы. Через весь грот пролегал каменный мост. И на этом мосту дорогу ей преградила женщина. Она стояла на коленьях, в мольбе протягивая руки к Ясмине. И шептала: «Помоги…» Ясмина схватила ее за плечо и в тот же миг, их охватило пламя. Озеро как будто взбесилось. Огонь был повсюду. И Ясмина увидела, как плавятся ледяные пещеры Эрии. И тогда она вспомнила холод смерти. Портал зла, грот, заполненный телами умерших, каменный холод статуй, и холод своего каменеющего сердца. А затем рубанула по шее молящейся огню женщины. И пещеры охватила тьма. Только сияние голубого света от Ясмины и ее меча разгоняло мрак. А под ногами лежала горсть пепла или тлена. Ясмина перешагнула пепел и пошла по мосту.
Глава 7
Аверон, рассмеявшись, швырнул в огонь сгусток своей силы. «В черных глубинах космоса нечему гореть!» Его крик эхо разнесло в глубинах верстрана. И тьма космоса охватила Аверона. А где-то в центре вселенной, он видел алтарь. Тот самый, к которому он стремился. «Нужно положить сердце проклятой в углубление в центре алтаря, затем произнести отпирающее замок слово», - перед глазами Аверона мелькали манускрипты прочитанных им когда-то древних рукописей, Аверон шептал: «Затем вспомнить ту, что ты хочешь призвать и… О небо, предавшее свой народ!!!» Аверон вдруг понял, что не помнит лица той, которую желал воскресить. Все бессмысленно! Все лишь прах! И его поиски не имеют цели и смысла. Нет! Должен быть выход! А если отпереть портал, и пройти в мир мертвых, она сама узнает его, стоит лишь встретиться там. Он жив еще, есть нить в его руках, что напитана силой этого мира и он одолеет стражей.
«Отпирающий врата должен помнить, что, пройдя в один мир сам, он принесет в другой мир кого-то взамен, равновесие не может быть нарушено»
Аверон опустил сердце Ирады в углубление алтаря. «Неважно, прошептал он, пусть проходит сюда, пусть займет мое место любая тварь тьмы, я должен спасти ее, и я найду для нас дорогу из царства смерти, туда, где мы будем счастливы», - он шептал и не верил своим словам, но остановиться не мог: «А затем я вернусь и уничтожу выпущенное мною зло…»
«Чтобы найти путь назад необходимо обеспечить кровавую связь, кровь из вены на алтарь тьмы, кровь покажет путь назад, иначе уходящий рискует заблудиться во тьме»
«Что еще? Я должен предусмотреть все, но кажется…кажется, я что-то упускаю…»
«Если выпущенное зло будет уничтожено раньше, чем я вернусь, путь назад закроется! Если только я не произведу равноценный обмен. В этом случае, даже если демона убьют, я вернусь в этот мир. Нужна будет ловушка, для того, чтобы заманить чью-то душу для обмена! Нет! Две души! Ведь со мной будет она! Равновесие… Равновесие не может быть нарушено. Равновесие должно соблюдаться во всем. Равновесие сил, также будет сохранено. Демон, который придет в этот мир, будет также силен, как и я. Неважно, я справлюсь с ним… должен буду справиться. А они вряд ли. Служителям верстрана не удержать это зло. Нужно поставить ловушку для служителей. Пусть придут к алтарю. Я оставлю здесь магию сна. Пусть дремлют, до поры моего возвращения. Пусть сердца их бьются реже, чем солнце встает над миром»
Аверон ловил звездную пыль и сыпал ее на алтарь. Она разлеталась от алтаря, как звезды расходятся от центра вселенной. В эту пыль он вкладывал свою силу, и шептал слова колыбельной.
«Чтобы не потерять своих сил, я должен пленить больше чем две души… Пусть алтарь притягивает сюда души людей, как огонь притягивает мотыльков…»
Аверон добавил в свое заклинание, обещания вечного счастья. И создал над алтарем светящийся купол.
«А теперь пора отправляться в путь». Аверон провел кинжалом по своей руке и кровь черная как смола, закапала на алтарь. И слово отпирающего готово было сорваться с его уст, когда он услышал крик: «Остановись!» Во тьме, пронзаемая светом звезд, озаряемая сиянием комет, стояла девушка, в доспехах воина, мерцавших холодным, пульсирующим светом. Голубым светом служителей верстрана. Не сразу он узнал ее, а узнав, содрогнулся: «Принцесса Ясмина, светловолосая дочь Саида Даро, единственная оставшаяся в живых из рода Даро, единственная способная погубить его»
«Не стоит тебе вмешиваться в мои дела, воин – наемник», - говоря это, Аверон недобро усмехнулся.
«Не стоит тебе делать то, что ты собираешься, ибо я знаю точно, что это зло»
«Что еще ты знаешь юный воин?! Как можешь ты судить мои поступки? Не умея даже, сражаться, как следует. Не обладая тайными знаниями магов. Или ты думаешь, что амулет верстрана наделил тебя силой, способной сломить меня?»
«Я не затем пришла сюда, что бы биться с тобой… Я знаю, что опасность грозит тебе, монах… Ты навлечешь беду на себя, ты навлечешь беду на нас, а во имя чего?»
«Во имя любви!»
«Не той ли, что взывала к огню верстрана, чтобы он защитил ее от тебя?»
Аверон молчал. Потом тихо и устало сказал: «Не знаю, что за демон взывал к огню, но это не могла быть она»
«Это была женщина, она стояла на коленях на мосту и умоляла огонь защитить ее, от тебя монах. Подумай, быть может она хочет покоя в смерти. Ведь ты пришел сюда, чтобы воскресить ее? А желает ли она этого? Клянусь тебе, она была на мосту, я видела ее, и видела, как бушует огонь, и слышала ее шепот, она просила о помощи. Загляни в мое сердце, и ты увидишь, я не лгу тебе»
«Твое сердце сковано холодом смерти… Ты познала ее в гроте, тайном гроте, куда не следует заходить непосвященным. И ты все еще жива… Небеса хранят тебя для великих деяний»
«Я поклялась освободить свой народ из рабства! Пойдем со мной монах, помоги мне в моей борьбе, и я отблагодарю тебя! Ты знаешь кто я? Последняя из рода Даро, наследница престола, опустошенной земли и порабощенного народа. Я клянусь тебе монах, я не желаю зла тебе. Но не могу допустить того, что ты хочешь сделать. Прежде тебе придется убить меня»
«Я не могу убить тебя принцесса Ясмина. Последняя из рода Даро, я видел линии твоей судьбы. Смерть придет к тебе не скоро, и принесу ее не я. И еще я знаю, что не могу отказаться от своей любви, слишком многим я пожертвовал ради нее»
«А сейчас ты хочешь пожертвовать всеми нами… И цена для тебя не имеет значения?»
«Да Ясмина. Все во имя любви!»
«Говорю тебе, она не хочет возвращаться!»
«Вложи в ножны свой меч Ясмина!»
«Не произноси своих заклятий монах!»
«Прочь!»
Ясмина копьем кинула свой меч в монаха. Аверон наблюдал его полет со странной отрешенностью, а потом ощутил, как холод разливается по его груди и растекается по венам. Меч пронзил его грудь и погас. Сияние не исходило больше от него, и черная кровь Аверона стекала по холодной стали клинка. Аверон рухнул на камни грота, перед жертвенным алтарем. Ясмина подошла к нему. Но он уже не видел ничего.
Глава 8
«Я не хотела, чтобы так было», - Ясмина стояла на коленях на пыльном полу, держа его голову в своих руках. Она не замечала, как слезы текли по ее лицу, как амулет Берика снова начинал светиться. Она думала о нем. И шептала слова любви. «Мои руки в крови и не будет мне покоя и прощенья. Но если бы я могла согреть твое сердце, если бы могла… Я бы спустилась за тобой в те глубины иного мира, и вернула твою душу, твою жизнь, и разогнала бы холод смерти. Мне не будет прощенья, мне не будет света дня без тебя и неба дыханья. Ничего не будет для меня, кроме войны и смерти», - она закрыла глаза и представила его лицо, его губы, посеревшие в смерти, закрытые навсегда глаза и черные дуги бровей. Она не хотела помнить его таким вот, осунувшимся, бледным, с заостренными смертью чертами лица. Она меняла его лицо и говорила себе, что это сон, а не смерть закрыла его глаза. И представляла, как розовеют его губы, как кровь приливает к лицу, как исчезают тени из-под век и с губ, наконец, срывается дыханье. Легкое, едва уловимое, но вот он дышит глубже, сон его становиться спокойным и этот сон несет ему исцеление. И рана, ужасная рана, нанесенная ее рукой, начинает затягиваться и исчезать. И кровь, его черная кровь, впитывается камнем грота, и нет ничего, что могло бы напомнить ему о смерти. И когда он откроет глаза, он будет исцелен и даже шрама на теле его не останется с пробуждением. Ясмина открыла глаза и посмотрела на монаха. Он спал. Она нагнулась ниже, прислушиваясь к его дыханию, она побоялась что ошиблась. Но нет. Он дышал! И сердце ее начинало биться сильнее с каждым его вздохом. Она гладила его по волосам и улыбалась. Никогда в жизни не была она так счастлива. Будто ее приговорили к смерти, но в самый последний момент помиловали. «Мы выйдем отсюда вместе. И для нас будет теперь сиянье дня, и свежеть ночи и роса на высоких травах по утру. И все дороги открыты и океаны покорны. Мы уйдем отсюда из этих подземелий и забудем о них, как о страшном сне. Просыпайся, пора в путь» - она увидела, как шевельнулись его веки. И он открыл глаза. И посмотрел на нее. Впервые она видела его глаза. Тень от капюшона сутаны не скрывала их сейчас и сумрак пещер, разгоняемый сияньем амулета, был также не страшен. Его глаза были темны как холодные глубины космоса. В них еще таился сумрак смерти, но постепенно он исчезал, под взглядом Ясмины. «Вставай, нам нужно уходить», - она помогла ему подняться и, придерживая его, повела прочь из грота. Он был посушен как дитя. Он еще не пришел в себя после объятьев самой равнодушной в мире любовницы. «Это пройдет», - шептала Ясмина, - «Когда мы выйдем отсюда, и ты вздохнешь полной грудью свежий воздух, когда ощутишь свежесть ветра после грозы».
Путь назад был долог. Но как не извилисты были катакомбы Верстрана, Ясмина ни разу не засомневалась в правильности выбранного ею тоннеля на развилке. Она прорывалась сюда с боем. Ее пот и кровь оставлены на каждом шагу этой ужасной дороги. И каждый поворот она будет помнить до конца дней своих. Пару раз они опускались на пол и отдыхали. Она чувствовала теперь слабость, монах не пришел в себя, и требовалась его вести. Но все же она возвращалась наверх с ним. И это наполняло ее радостью и придавало сил.
До выхода из катакомб оставалось совсем немного, когда Ясмина увидела фигуру служителя. Подойдя ближе, она узнала его, это был старейшина.
- Я рада видеть вас в добром здравии.
- И я рад, что тебе удалось помешать злу войти в наш мир. Ты уходишь отсюда не одна… Хочу предостеречь тебя. Тот, кого ты ведешь, несет в себе великое зло. Я вижу твое сердце полно любви к нему. И может тебе удастся спасти его душу. Но может статься так, что и нет.
- Если ты хочешь помешать мне, увести его отсюда, то знай, я встану на его сторону!
- Я не стану мешать тебе. Если бы я имел на то право, я остановил бы тебя еще там, у алтаря смерти, когда ты вела его душу сумрачной тропою из мира мертвых. Но линии ваших жизней тесно сплелись. И он не сыграл еще до конца своей роли в твоей судьбе. Но опасайся, ибо сердце его камень, а помыслы – зло. Носи всегда амулет Берика, он поможет тебе, когда это потребуется.
- Благодарю вас за подарок и предостережение старейшина. Но вы ошибаетесь. Тот, кого я увожу, очень болен и возможно безумен. Он всего лишь человек, а каждый человек слаб. Но в каждом есть и сила. Добро и зло, смешаны в нас, как в сосудах. А тот, кто способен любить как он, не может быть таким уж пропащим.
- Не все еще ты знаешь белокурая принцесса Ясмина. День истины не настал для тебя. Но когда он придет, ты поймешь, что я не зря предостерегал. Иди с миром принцесса. Да хранят тебя небеса!
- Да хранит небо и вас старейшина. Я никогда не забуду похода и битв в тоннелях верстрана! И не забуду того, что благодаря вашему ордену моя душа спасена. Прощайте!
Старейшина поднял руку в знаке прощания и благословения. Ясмина тронула своего спутника за плечо и помогла ему подняться. Вместе они вышли из сумрака катакомб. Их обдало свежим ветром. Над миром распростерла свою вуаль ночь, а в небе, далеком и прекрасном сияли миллиарды звезд. И чувство свободы и безумной радости захлестнуло Ясмину. «Я никогда не забуду этой ночи», - одними губами прошептала она.
Часть вторая. Прозрение.
Суть договора ясна
Оба подпишутся кровью.
Эта ночь не для сна.
Проигравший платит любовью.
Сегодня без суеты
И Некому веселиться.
Летает над черным полем
С воронами синяя птица.
Из сумрака этого дня
Пусть выйдет тот, кто безгрешен.
Под током все провода
Смертельный исход неизбежен.
Суть договора ясна.
Оба подпишутся кровью.
Без правил эта игра.
Да, черт с ней с этой любовью.
(с) Пишта Плакса
Глава 1
Он помнил, как шел в полной темноте, натыкаясь на камни, раздирая руки в кровь и сбивая ноги. Спотыкался и падал, вставал и снова шел. Упирался в тупик и искал выход. В полном одиночестве. И все это время он слышал душераздирающий вой ветра. И временами ему хотелось упасть, закрыв руками уши и кричать, кричать, кричать. Но что- то ему подсказывало, что это не поможет. И пройдет время, много времени, но ничего не изменится. И он продолжал идти, продолжал падать, вставать и искать выход. Хотя знал, что выхода нет.
Этот путь в темноте еще долго стоял перед глазами. Хотя он уже понимал, что вернулся назад. Что каким-то непостижимым образом он нашел выход. Вернее его провели. Кто-то держал его за руку и вел бесконечными путями к свету. И не оставлял ни на миг. Когда это началось? Он не мог вспомнить. Но в один момент он вдруг осознал, что его ведут, что он больше не один. И он плакал и просил не оставлять его здесь. И слышал в ответ лишь вой ветра. Но проводник не покинул его. Сейчас он это понимал. Он видел солнечный свет, оставляющий блики на воде, вдыхал запах жасмина и миндаля. Дышал. Полной грудью. Жил. И не помнил кто он. Ночами, засыпая, он боялся. Боялся темноты. И того бесконечного лабиринта, из которого его вывели. Но с каждым днем подобные сны посещали его все реже. И он начал задумываться однажды о том, что происходит вокруг. Его спутница, светловолосая девушка, носившая доспехи воина, вела его пыльными дорогами от города к городу. Иногда им приходилось ночевать под открытым небом, но это не пугало его. Ему было спокойней, когда он засыпал, под сиянием звезд и в такие ночи кошмары реже посещали его. И всегда, неизменно, засыпая, он видел ее, сидящей у огня с мечом в руках. Часто он ловил на себе ее взгляд. Ее глаза заставляли его вспомнить теплое летнее небо. Такое небо бывает только в июле. Насыщенно-синее, согревающее и ласковое. Таким был цвет ее глаз. Иногда она разговаривала с ним. Он старался понять, о чем она говорит, но не мог. Хотя ему казалось, что он должен знать этот язык. Поэтому каждый раз он напряженно вслушивался в ее слова, но безрезультатно. И он молчал. Однако звук ее голоса был приятен ему. С каждым днем он ощущал, как его силы возвращаются. Сначала он с трудом мог идти, его шатало и ей приходилось поддерживать его. Несколько дней они провели в трактире, он слег и не поднимался. Голова постоянно кружилась. Она поила его бульоном и каким-то отваром из трав. Потом, когда ему стало немного получше, они снова отправились в путь. У него было такое чувство, что она спешит, как можно больше миль проложить между ними, и каким-то местом, начальным пунктом их путешествия, о котором он не помнил. Постепенно в его памяти начали всплывать названия городов, через которые они проходили и воспоминания о том, как он посещал их когда-то. Смутные, расплывчатые. Будто это было в другой жизни. Затем он начал узнавать отдельные слова в речи людей. И начал понимать их значение. Но никак не мог вспомнить кто же он сам. Это было тяжело, но терпимо. Главное было то, что он видел свет дня и темноту ночи. Он начал ценить жизнь, он смутно осознавал, что чуть не лишился ее. И был счастлив, что дышит. А потом однажды осознал, что дорожит не только своей жизнью. Это было в тот день, когда они чуть не погибли.
Они достигли небольшого оазиса. Он лежал по дороге к городу Валиол. Полуденный зной разморил их, и они оба задремали в тени пальм. Но внезапно он очень остро почувствовал опасность. На размышления не было времени, он действовал инстинктивно. Столкнул ее, и вместе они скалились к ручью. А там, где она сидела, в ствол пальмы, вонзилось две стрелы с черным оперением. В него тоже стреляли, но далеко не так точно как в нее, видимо считая неопасным. Ее реакция на случившееся была молниеносной и, по-видимому, отточенной чередой бед и лишений. Рука ее скользнула к поясу и в следующую секунду она метнула кинжал вглубь пальмовой рощицы. Раздался хлюпающий звук. Кинжал воткнулся во что-то мягкое. Краем глаза он заметил голубое свечение из-за пазухи ее кожаной куртки. И одновременно почувствовал силу, природы которой не мог объяснить. Еще секундой позже, он увидел взрыв искр и услышал звон металла. Девушка отразила мечом удар, нацеленный на него. Но противник был ловок и силен. Да к тому же не один. Положение их казалось, было безвыходным. Он видел, что их окружили и одновременно трое смуглых варваров натянули тетиву лука, целясь ей в спину. Что произошло дальше, он также не мог ни понять, ни объяснить себе. Стрелы вспыхнули и уже в полете осыпались черным пеплом. Он же сам почувствовал головокружение и острую боль в груди. На него снова навалилась та тьма, которой он так боялся.
Когда он пришел в себя, была уже глубокая ночь. Он лежал, мерно покачиваясь, на чем-то мягком и явно живом. Боль в груди стала терпимой, но, тем не менее, сильно досаждала. Он понял, что едет на коне, свесившись и обхватив его шею. Внезапно вспомнив, что произошло, он поднял голову и осмотрелся. Она была жива и ехала рядом на черном скакуне. И он горячо возблагодарил за это небеса. Он чувствовал, что погибни она, и ему было бы бесконечно плохо. Он даже представить не смог бы насколько. И еще понял, что хочет всегда быть рядом с ней. Куда бы она ни отправилась, и чтобы не произошло. С трудом, подбирая слова еще плохо знакомого или просто забытого им языка, он спросил: «Ты не ранена?» Она с удивлением посмотрела на него и на лице ее отразилась радость.
- Нет, не ранена. Как ты себя чувствуешь?
- Терпимо… Как… как мы… выбрались из… оазиса?
- Выбрались. И главное тут то, что мы живы, что у нас пять прекрасных скакунов, выращенных на просторах Эрийдона, и полный кошель золота, что обеспечит нас едой и кровом, на несколько месяцев. Думаю, мы можем позволить себе длительный отдых, когда достигнем Валиола. Эта дорога порядком измотала меня. Хотя отдых, возможно, еще предстоит отвоевать.
- Я не спросил твоего имени.
- Ясмина.
- Я рад, что в этом пути мы вместе.
- Отдыхай. Привал, к сожалению, обещать не могу. Эти кочевые стервятники наверняка отбились от основной части своей шайки. Слишком уж их было мало. Варвары-кочевники редко передвигаются в таком количестве. Поэтому единственное наше спасение – расстояние. Они, конечно же, будут преследовать нас. Кровная месть у них в крови. До Валиола два дня пути, но кони не устали, и меняя их, уже завтра к вечеру мы достигнем первой сторожевой башни. А оттуда рукой подать до города. Вот только дурную весть мы принесем с собой. Боюсь что это нападение лишь начало. Наверняка, они движутся к городу. Нам предстоит длительная осада. Нужно скорее предупредить людей.
Он опустил голову на круп коня и задремал.
Но сон его был беспокойным и прерывистым. К тому же боль в груди усилилась и стала еле сдерживаемой. Он стиснул зубы, чтобы не стонать. Над пустыней зависло кровавое око луны и иногда, поднимая голову, он бросал на него взгляд и вспоминал слова одной баллады, услышанной им от безусого барда, с глазами полными горя:
И расцвела твоя луна,
Которую ты так любила.
Теперь она со мной одна
В холодном месиве эфира.
И мне спасенья от нее,
Нет, этой ночью, и не будет.
Ты умерла уже давно,
И это горе меня губит.
Когда и где он повстречал того барда, он не помнил. Но слова песни запали ему глубоко в душу тогда. Будто он сам написал ее, или может, просто прочувствовал горе потери, кого-то очень близкого. И почему-то еще он не любил полнолуния. А сегодня была именно такая ночь.
Местность, по которой они ехали, представляла собой бесконечные равнины песка и камней. Чем выше вставала луна, тем светлее становилось. Их было видно как на ладони, и это беспокоило Ясмину. Также беспокоило и состояние здоровья монаха. Он временами впадал в беспамятство и начинал бредить. Причину этого она не могла объяснить. Он не был ранен там, в оазисе и все же вдруг потерял сознание. И с каждым часом ему, по-видимому, становилось все хуже. А она боялась любой задержки в пути, хотя привал был просто необходим. Возможно это какой-то вид лихорадки, но чем она может ему помочь в этом случае? Отец, вернее человек которого она таковым считала, человек, который спас ее и вырастил, он научил ее некоторым полезным вещам. Она знала, что отвар сакир-травы, приготовленный с корнем атарка, снимает жар при лихорадке и в большинстве случаев может помочь больному, но время было против них. Любая остановка сократит расстояние между ними и преследователями. А в том, что их преследуют, она не сомневалась, она знала обычаи того племени варваров-кочевников, с которыми они столкнулись в оазисе, годы кочевой жизни с отцом не прошли даром. Это было племя с тотемом черной змеи. Только они красили стрелы в черный цвет. Костер же зажженный сейчас, станет для них просто-таки маяком. Не говоря уж о том, что корня атарка у нее не было и его еще нужно было бы найти. В успехе таких поисков, ночью, пусть даже лунной и светлой, она сильно сомневалась. Поэтому единственным выходом для них был Валиол. Там, она знала, были искусные врачеватели и крепкие стены, окружающие город кольцом.
Ясмина натянула поводья, и спрыгнула на каменистый песок. Пора было поменять коней. Те, что скакали на привязи без седоков, должны были устать меньше. Она подошла к монаху. Тот лежал, обхватив руками шею коня, и был без сознания. Еще в оазисе она обвязала его ноги, чтобы он не упал во время скачки. Веревки за время пути сильно спутались, и она перерезала их. Подхватив монаха, осторожно опустила его на песок. Она и сама очень устала, и поэтому ей показалось, что буквально за несколько часов монах сильно прибавил в весе. Поднесла к губам монаха флягу с водой и попыталась напоить его. Это было не просто, вода текла по его подбородку и она жалела о том, что тратит ее впустую. Но какое-то количество он все-таки проглотил. Покончив с этим, она подвела нового коня. Обхватив жеребца за шею, и тихо говоря ему на ухо успокоительные слова, на наречии народа Эрийдона, попыталась заставить его опуститься. На удивление послушно конь опустился на песок, и Ясмина затащила монаха в седло. Дернула за поводья: «Ну давай, поднимайся родимый, время дорого нам». Как ни легко конь поднялся на ноги, монах все же чуть не упал. Ясмина вовремя придержала его, еще раз отметив, что монах ощутимо потяжелел для нее. Потом стала опутывать его ноги веревкой и в этот миг услышала протяжный и надрывный вой за спиной.
Года три назад она уже слышала подобный вой, он был кличем варваров, и ясно давал понять, что смерти трудно будет избежать. Ясмина обернулась, и увидела вдалеке на фоне светлого горизонта, быстро приближающиеся фигурки всадников. В прошлый раз ей удалось уйти от преследователей. Но ночь тогда была темна и Ясмина уходила от погони в одиночестве. Теперь история повторялась. Снова ей нужно было спасаться, но сейчас она была не одна. И монах на беду не приходил в сознание. Вскочив в седло, она отпустила спутанные поводья трех скакунов, что были без седоков. Теперь они только тормозили бы Ясмину и монаха. Хотя надежды уйти от преследователей почти не осталось, сдаваться было не ее в правилах. Она резко ударила по крупу коня, на котором сидел монах, так что тот, как взбесившийся рванулся вперед. И если бы она не привязала монаха, он вылетел бы из седла. Ясмина поскакала следом, постоянно оглядываясь назад. Расстояние между ними быстро сокращалось. «То ли кони у них заколдованы, то ли на мне проклятие! », - Ясмина стиснула зубы и зло выругалась. Оставалось одно – принять бой. Она еще раз кинула взгляд на монаха и подумала: «Это мало поможет, но ты проживешь хотя бы немного дольше, чем я. А может, придешь в себя и оторвешься от них… Больше ничего для тебя я не смогу сделать. Прощай». Затем развернула своего коня навстречу противникам. Усмехнувшись, достала лук и стрелу с черным оперением: «Уж явно не для себя ковали вы эти стрелы».
Их было опять пятеро. «Самонадеянные. Думают что два всадника для них не помеха, ну-ну, те пятеро в оазисе тоже так думали». Ясмина спустила тетиву, и стрела понеслась к своей цели. Есть! Один упал. Какое-то звериное чутье заставило ее пригнуться к седлу. Это спасло Ясмину, рядом просвистела стрела. Но надолго ли полученная отсрочка? Она не надеялась, на благоприятный исход дела. Поддала ногами коню в живот, и, выхватив меч, понеслась на противников. Взмах. Сталь зазвенела о сталь. Смуглый кочевник отразил удар. И уже близки были еще двое. «Они изрубят меня на куски. Такова будет моя смерть? Разве это конец?» - мысли проносились в ее голове ревущим потоком, и одновременно, она отдавала приказанья телу двигаться. Еще один взмах рукой, меч парирует удар, поводья отпущены, ноги сжимают бока коня, другая рука скользит по бедру, пальцы хватают кинжал. Бросок и жало кинжала впивается в шею варвара. Немного отклониться, меч проходит так, что задевает кожаный нагрудник, разрезая его. Слева третий противник замахивается для удара. Их только двое, но ей не успеть, если только что-то не произойдет.
Амулет Берика начал светиться. Его сияние отразилось на лицах варваров и в тот же миг две темно-багровые тени метнулись к ним. Прыжок, хруст ломающихся костей и предсмертный крик. Кони, с пеной у рта, скачут уже без всадников. Тела людей чернеют на песке, а над ними, те, кого называют ужасом пустынь: Ахаралы. Бестии, красношерсты кошки, острозубые и быстрые, хитрые и удивительно живучие. Кровавый окрас шерсти их больше подходил для красных песков Бежота, чем для этих мест. И Ясмина не слышала, чтобы подобных тварей встречали когда-либо в этих землях. Да и сама она ни разу в жизни не видела их, и знала лишь жуткие рассказы о красношерстых кровожадных и хитрых тварях, что обитают в проклятых землях Бежота. Но все это она вспомнила, когда уже неслась от них прочь. Страх на время заставил ее забыть о преследовании варваров, о где-то затерявшемся в этих безлюдных местах монахе. Она подгоняла и подгоняла коня, пока он не выдохся и загнанный не упал на каменистый песок, придавив ей ногу. Боль как будто отрезвила ее. Закусив губу, чтобы не закричать, она выбралась из-под хрипящего жеребца. И заплакала. Ей было жаль загнанного коня, она заблудилась в этих землях, она потеряла монаха и возможно он погиб, и она не могла идти сама. Отчаянье захлестнуло ее душу. Оставалось только лечь на каменистый серый в предрассветный час песок и заснуть. Она слишком устала бороться. И жизнь, которую небо вновь даровало ей, и смерть, которой она избежала, все это не трогало сердце сейчас. Перед глазами были красношерстые тени на окровавленном песке. Ясмина устало опустилась на камни и бросила взгляд на сереющий небосклон. Я не умру здесь, прошептала она, засыпая.
Глава 2
«Ясмина», - кто-то звал ее, или это лишь продолжение сна? Она открыла глаза и увидела над собой морду коня. Отведя ее рукой в сторону, разглядела всадника. «Ну конечно, кто же это еще мог быть! Это наш умный монах, отпустил поводья и смотрит, как меня мажет слюнями фырчащий жеребец» Монах сидел в седле, одной рукой опираясь о коня, другую, прижав к груди, и улыбался. Она осмотрелась и увидела, что ее конь вполне пришел в себя и стоит также неподалеку. Это было большим облегчением для нее. Кроме того, она заметила, что песок вокруг уже чередовался с кое-какой растительностью, которую и поглощал ее жеребец. Это означало, что Валиол уже близко. Валиол – самый лучший оазис в мире!
«Разве Ясмина мы уже не торопимся?», - он явно над ней насмехался. «Лучше бы помог мне подняться. Я, кажется, ногу сломала ночью» Монах спустился с коня и, пошатываясь, подошел к ней. Ясмина увидела, как он бледен: «Ладно уж, сама встану, а то еще упадешь снова в обморок» Но монах присев на корточки ощупал ее ногу. Ясмина закусила губу. Было жутко больно. «Кость не сломана, просто сильный ушиб» Он протянул руку и помог ей встать, а затем забраться на коня. Немного постояв на месте, как будто у него кружилась голова, он поймал за поводья жеребца Ясмины и сам взобрался на него. Оба одновременно тронули своих коней. «Кажется, этой ночью мы снова избежали смерти», - говоря это, монах больше не улыбался.
- Да. Но как тебе удалось найти меня?
- Видимо небу угодно, чтобы наши жизни были переплетены. А значит, мы не потеряемся, даже если сильно этого захотим. Как там, в песне поется… «Бесполезно пытаться тебя потерять, ты теперь навсегда со мною, мне себя бы в глубинах суметь отыскать, твоих глаз, что сияют любовью».
- Не слышала я такой песни. И при чем здесь любовь?
Он как-то странно посмотрел на нее, а после обогнал.
Двигались они, тем не менее, весьма медленно. У Ясмины болела нога, и она также опасалась, как бы монах не потерял сознание. Его ноги были не связаны теперь, и он мог свернуть себе шею при падении с коня. Интересно как он сумел освободиться от веревок? Я вроде бы его хорошо спутала ночью. Глаза ее закрывались, хотелось свалиться вниз и спать, спать, спать.
- Валиол, наверное, в семи часах от нас. Нужно двигаться на северо-запад. Ориентируйся по солнцу…
Вместо ответа, монах подъехал к Ясмине и протянул бурдюк с водой: «Это освежит тебя». Ясмина сделала пару глотков, страстно желая выпить все, что там осталось. Но воду нужно было беречь. Это первое правило, которому научил ее отец. «Ты можешь потерять все, и оружие и коня, и пищу, и злато, но воду храни, как жизнь, ибо только она в итоге, даст тебе силы для борьбы» Оторвавшись от бурдюка, она почувствовала, что хоть и не утолила жажду, но все же немного пришла в себя. Солнце было уже высоко в небе и раскаленная каменистая почва, кое-где засыпанная песком, а кое-где поросшая колючкой и скудной серой травкой, излучала жар.
- Мы можем приехать прямо к осажденному городу. Тогда нам смерть.
- Разве у нас есть выбор? Кони устали и если попытаться понукать их, они падут. Ни ты не я не держимся на ногах. Вода на исходе. Мы едем к Валиолу. И если он уже осажден, то попытаемся проникнуть в город ночью. Но я верю в нашу удачу. Нам повезет, мы успеем добраться раньше нападающих. Верь мне Ясмина.
Она вспомнила как они пробирались с ним по проклятым землям Бежота, и тогда он вывел их. Но тогда он не был так слаб. Вернувшись из сумрака смерти, он изменился. Но все же сейчас монах был прав в одном неоспоримом факте - выбора нет, нужно ехать к Валиолу и молить небеса об удаче. И еще об отдыхе. Немного отдыха и сна. Ясмина закрыла глаза и увидела сады Валиола и себя под тенью пальм.
- Так ты упадешь.
Она с удивлением обнаружила, что только что, чуть не заснула.
- Отдай мне поводья и обхвати коня за шею, так как ехал ночью я. Тебе нужно отдохнуть хоть немного.
Она, не сопротивляясь, отдала ему поводья, но ложиться на коня не стала, а просто закрыла глаза и задремала. Она не боялась выпасть из седла. К нему она приучена была с детства, и не такие еще переходы приходилось ей совершать на своем веку. Сколько она себя помнила, они с отцом кочевали. Он зарабатывал на жизнь им тем, что нанимался в качестве охранника к купцам. И они вместе скитались по континенту, сопровождая разные торговые караваны. Это было опасное ремесло. И для маленькой девочки, светловолосой Ясмины, втройне опасны были эти странствия. Но ее отец был искусным воином. Если случалось так, что на караван совершалось нападение, он сражался как рысь, яростно, но не теряя головы. Очень рано он начал учить Ясмину мастерству воина. Этого требовала сама их кочевая, полная опасностей, жизнь. Но еще раньше Ясмина научилась крепко держаться в седле.
Солнце уже клонилось к горизонту, когда Ясмина открыла глаза. С пути они, слава небу не сбились, монах вел их в верном направлении. Нога затекла и сильно опухла, причиняя острую боль при каждом шаге коня. «Наверное, все-таки кость где-то треснула. Но ничего не поделаешь. Придется терпеть. Но где же сигнальные башни?»
Только лишь когда солнце село, уже в сумерках, они достигли первой сигнальной башни. Это было высокое каменное строение с узкими бойницами. На самом верху его всегда были заготовлены дрова, на случай если потребуется запалить огонь, возвещающий о нападении на земли атов. И насколько знала Ясмина, в каждой такой башне дежурили два - три воина, из гарнизона города. В случае нападения кочевников, они должны были запалить сигнальный костер и после того, как с другой башни им ответят тем же, убраться поскорее в город. Длительное отражение нападений в таких башнях было невозможно. Подъехав к башне, Ясмина прокричала:
- Эй! Есть здесь кто-нибудь! Воины Валиола!
Им никто не ответил. Тогда монах спрыгнул на землю и пошел к темнеющему проему двери:
- Я посмотрю там внутри.
- Будь осторожен…
Он толкнул плечом низкую, обитую железными полосками дверь. Она не открылась. Монах толкнул посильнее. Безрезультатно. Постучал кулаком по двери и прислушался, изнутри не донеслось ни звука.
- Все глухо, – сказал он.
- Нам нужно запалить сигнальный костер, предупредить город об опасности и…
- И лечь здесь, сложить на груди руки и ждать смерти! Такой костер привлечет внимание не только стражи города, но и наших друзей-кочевников. Будь уверена. Кони у нас еле держаться на ногах, им нужна вода, пища и отдых. Но уж никак не бешеная скачка по пустыне. В случае преследования нам не спастись. Предлагаю двигаться тихо к городу, не привлекая ни чьего внимания, как двигались до этого.
- Если мы опоздаем, то погибнут люди. Много мирных жителей. Я прошу тебя, зайди внутрь и запали костер.
- Ты сама видишь, дверь заперта. А я не настолько силен, чтобы выломать ее, и не настолько безрассуден, чтобы пытаться забраться наверх по этой стене. Если город не выставил сюда дозорных, это проблема города.
- Это будет твоей проблемой, когда ты вместо Валиола, достигнешь лишь его дымящихся руин!
- Будет лучше если я, упав со стены, сломаю себе шею прямо здесь?
Они уже не говорили, они почти кричали друг на друга. И внезапно поняли это оба, одновременно. Повисла тяжелая пауза. Ясмина опустила голову и слегка хлопнув поводьями по шее коня, объехала башню кругом. Попытаться подняться по стене наверх, действительно было равносильно самоубийству. И в то же время, выломать дверь в башню, также было невозможно, им двоим. Такие башни хоть и не предназначены для длительного сопротивления, но все же хорошо укреплены. И ясно, почему дверь заперта. Люди Валиола доверяют сигнальному костру, зажженному только их воинами. Кажется, год назад, был случай ложной тревоги, которая оказалась не чем иным, как провокацией. Валиол стал спешно готовиться к отражению нападения. Этот жест был расценен, как враждебный соседним народом. Тогда чуть не началась война между генейцами и атами. Земли генейцев расположены сразу же за серой пустошью. Народ это малочисленный, но весьма свирепый, мало чем отличался от варваров-кочевников, но аты уже очень давно заключили с ними договор о мире. И еще не разу этот договор нарушен не был. Тогда войну с трудом удалось предотвратить. Предателей-воинов, запаливших костер войны, повесили на главной площади города. После этого дозорных стали отбирать более тщательно, и плата за недельное дежурство составляла 7 золотников, сумма весьма значительная. Что же касается главных зачинщиков, то их, как и следовало ожидать, не нашли. Во все времена в случае неуспеха заговора летят в первую очередь головы подчиненных. И очень редко бывает так, что правосудие карает главных виновных, тех кто все это придумал.
Валиол – один из семи пограничных городов атов на севере, самый крупный из всех. И никогда еще сигнальные башни его не пустовали, слишком неспокойны были серые пустоши. Варвары-кочевники нередко совершали на город набеги. Беспокойные соседи-генейцы могли в любой момент развязать войну. И ко всему прочему, Валиол был еще и крупным торговым центром. Через него проходили караваны торговцев мехами и драконьей кожей, а также осуществлялись поставки с рудников горного туана, самого ценного и необычайно красивого камня на этом континенте. Поэтому всякий, решивший быстро разжиться деньгами, мог собрать банду головорезов и попытаться, совершить на город набег.
- Видимо придется сделать так, как ты советуешь… Мы и правда не сможем запалить огонь.
- Как твоя нога?
- Болит.
- Позволь я осмотрю…
- Ты не лекарь, поэтому не будем терять время.
Она тронула поводья, и измотанный конь пошел прочь от башни. Монах забрался на своего коня и поехал следом. Ясмина ехала с тяжелым сердцем. Она не желала этой ссоры, но и избежать не могла. Доводы монаха звучали убедительно, но ей почему то казалось, что не будь этих доводов, он все равно действовал бы в угоду лишь своих личных интересов. Она перебирала в голове прошедшие за время их знакомства события и понимала, что не ошибается в своем предчувствие. Монах явно не был эталоном доброты.
Быстро темнело, из-за горизонта выплывала луна, уже не полная, но все еще способная вызывать у него беспокойство.
«Я болен. Но чем? Быть может это безумие? Может я сумасшедший? Или все это какая-то лихорадка. Но почему луна так беспокоит меня? Что за странные сны приводят меня в ужас ночами. Кто я?» На краткий миг он увидел черное озеро, отражающее полную луну. Видение исчезло, а вопросы остались.
Где-то через час, они смогли рассмотреть вдали огни на стенах города.
- Наконец-то! Валиол! И он не осажден, к счастью! – Ясмина почувствовала жуткую усталость. «Если только нас впустят сегодня в город, я не пожалею денег и заплачу за комнату в трактире. Невозможно после такого пути выспаться в общей зале».
Монах молча посмотрел на город. Кажется, он не был обрадован окончанию пути.
- Тебя что-то беспокоит? – Ясмина подъехала к нему совсем близко и положила руку на плечо. Он бросил взгляд ей в глаза и снова опустил голову.
- Я не помню, кто я и не помню того, что было раньше. Как мы встретились? Ты расскажешь мне об этом?
- Я мало, что о тебе знаю, но все что мы пережили вместе, я расскажу тебе позже. Обещаю.
Он кивнул.
- Попытаемся въехать в город. Что-то мне подсказывает, что ворота его уже закрыты.
- Ты сам видел. Времена нынче неспокойные.
- Неспокойные… - как эхо повторил он.
Дозорные башни Валиола.
Если я не вгрызусь в твое горло,
Кто поручится мне, что на утро
Кто-то вдруг не убьет меня подло
Нож, втыкая под ребра без звука?
Ему слышался шум листвы за окном. Хотя он знал, что не только этого шума нет и быть не может, но и само окно отсутствует в той комнате, которая была в его распоряжении как начальника гарнизона города. И тем не менее он не прогонял ни этот кажущийся шум из головы, ни ощущение прохлады легкого ветерка. И еще он знал, что если так лежать какое-то время, то он услышит голос матери, зовущей его к завтраку поутру. Хотя и этого быть не могло, по многим причинам, одна из которых являлась неустранимой вовсе. Его мать умерла несколько лет назад. Ее забрал этот город песков и палящего солнца, длинных теней протянутых от барханов и бесконечно леденящей луны. Город порока и лицемерия. Он постепенно уводил в тень забвения и его самого, ласково нашептывая о несостоявшейся весне его жизни, шуршаньем листвы за окном.
Не в силах более терпеть муку ожидания невозможного, он встал с жесткой кровати и запалил свечу от огнива. Провел рукой по подбородку, понял что давно пора сбрить щетину, попытался вспомнить когда делал это в последний раз и не вспомнил. Достал осколок удивительного стекла, способного показать его самого в любое время суток и увидел себя, похожего на выходца из могилы. Седая щетина, серое лицо, тусклый взгляд безразличных глаз, в которых нет радости, но полно тоски. Виски его тоже давно украшала седина. Все это наследие беспокойных лет и непрекращающейся войны. Его войны с собой и людьми. В душе и наяву.
Два года назад его назначили начальником гарнизона Валиола. Небывалая победа лести и лицемерия. Видит Око Огненного, что он крепко поломал себя, чтобы добиться своей цели. Унижался и выслуживался, как мог перед сильными и богатыми мира сего. Расшаркивался даже перед их чванливой челядью. Интриговал, предавал, лгал и клялся во лжи. И наконец, наступил день его назначения. Он помнил этот день во всех мельчайших подробностях все эти два года. С первой сединой и тяжелым сердцем он стоял под палящим солнцем, пока читали его приговор о назначении. Стоял и понимал, что в его сердце нет радости, только серая усталость. В это время его мать тихо и мирно перешла серебряные воды Дельвейса. Он предал ее и в этом последнем и самом страшном обещании. За два дня до всего произошедшего она попросила его придти к ней. В полутемной комнате было душно и страшно. Казалось, тут сумрак стал живой тварью, надолго поселившейся в комнате смертельно больного человека. Он остановился на пороге и с трудом заставил себя сделать шаг в сторону бледной тени на кровати. Его мать медленно открыла глаза и протянула ему руку.
- Подойди мой сын. Ты стал забывать меня, реже заходишь, и почти ничего не говоришь о себе. Присядь, поговори со мной.
Он подошел к кровати, сел на скамью и с ужасом увидел, как она изменилась. Впали щеки, глаза стали почти черными дырами. Рука казалась рукой уже мертвого, но никак не живого и полного сил. Тонкая кисть, пальцы – кожа и кость. И это за какой срок? Когда он действительно в последний раз был у нее? В заботах о карьере он не заходил сюда уже месяц. Страшный месяц ее агонии, которой уже близок конец. Он это тоже с ужасом осознал.
- Послушай меня сынок. Я дано не вмешиваюсь в твои дела. Благо ты у меня всегда был мужчиной и достойным носить меха убитого Зелохом варога. Немногие матери так гордились своими детьми как я горжусь тобой.
Она замолчала, потому что голос подвел ее став вдруг похожим на шелест листьев за занавешенным окном. Он молчал цепенея от ужаса.
- Скажи, это правда, что ты предал того, кому поклялся в верности на мече своего отца? Удар пришелся в сердце и в голову. Кровь запульсировала и застучала в висках. Он не мог разжать побелевших губ, чтобы сказать ей, слова оправдания. Он только с мукой посмотрел в ее глаза.
- Ты встал на тропу, ведущую тебя болотами Хельвеса, прямо в забвение. Остановись, пока ты еще можешь. Я прошу тебя ради тебя самого. Все что мы делаем здесь будет записано острой костью на коже мертвого первого. И ты не вычеркнешь ни строки из своего приговора. Опомнись сын. Пообещай мне, что выполнишь клятву еще до первой смены луны. Я прошу тебя ради памяти отца не позорить больше его меча, лживыми клятвами. Сын мой…
Ее голос снова обрел силу живого человека. Или ему так казалось? Он вытер дрожащей рукой пот и кивнул.
- Сын мой, я прошу тебя еще об одном. Будь со мною, когда Ведьма придет чтобы проводить меня к Дельвейсу. Я боюсь уходить в одиночестве, потому что если твоя рука не сомкнет моих глаз, она может не суметь завязать мне глаза и тогда я запомню дорогу… Пообещай мне быть со мною когда это случится. Я знаю, что не отниму у тебя много времени, и произойдет все не позднее двух закатов.
Он, наконец, смог заставить себя прикоснуться к ее тонким пальцам. Они были холодны, как если бы, то о чем она говорила ему, уже произошло. Он склонился к ней и прошептал:
- Обещаю мама.
Она слабо улыбнулась ему и закрыла глаза. Она заснула, но сон ее был глубок и мало отличалась она от мертвых. Он знал что долго она не протянет. Выйдя из ее комнаты, он думал о том, что должен исполнить свое обещание хотя бы в этом, раз уж невозможно было изменить его клятвопреступничества. И тем не менее, он нарушил и это слово. Видимо, солгавший единожды, обречен на ложь вечную. Утром следующего дня за ним пришли офицеры. Ему сообщили что велением его милости Маххамеда, его решено назначить начальником гарнизона. Назначение состоится сегодня в полдень. Они должны сопроводить его на площадь, где будет произведено торжественное вручение ключа от главных врат города. Он даже не раздумывал тогда о том, чтобы остаться как-то дома. Быстро собрался и даже не заглянув к матери проследовал за офицерами. И лишь когда они вышли из дома он вспомнил о своем обещании быть с ней эти два дня. Он бросил взгляд на занавешенные черной тканью окна ее комнаты и в душе его похолодело. Но он и тогда не на миг не подумал вернуться. Когда вечером он снова переступил порог своего дома, он был уже в новой должности. А его мать была далеко за пределами мира этого. Ровно через час после его ухода она перестала дышать.
Он снова и снова вспоминал об этом. И так продолжалось уже длительное время. Может и правда то, что Вельме не всегда удается завязать глаза уводимых и запомнив дорогу они способны иногда возвращаться, чтобы терзать тех, кому срок уходить еще не настал. Иначе как объяснить то что его память стоит лишь смежить веки, так явственно рисует ему его мать. Он ни разу ее еще не видел, зато много разу уже явственно слышал, как она звала его на обед.
Он положил осколок стекла и вздохнул. В это время в комнату вошел дозорный.
- Господин Серко, у главных врат два путника. Они просят впустить их в город. Они говорят что у них срочное сообщение для его святейшества Муххамеда. Оба утверждают, что посланы служителями Верстрана. Но в темноте нельзя ничего разглядеть. Я не могу поручиться что амулет, который показывают они действительно из Верстрана. Позвать его милость магистра Сотрама?
- Нечего будить магистра по пустякам. Я сам разберусь. Посветите вокруг путников и если все нормально, впустите их и проводите ко мне. Я поговорю с ними сам.
- Да господин.
Серко вышел из комнаты вслед за дозорным и пока они поднимались полутемной лестницей наверх, он думал о том, откуда могла прийти эта напасть. О нападении знали трое: он, вожак кочевников и верный Серко человек, посланный на переговоры. Он доложил о том что договор принят, и он же навеки усыпил дозорных Валиола. С севера, ни одна башня теперь не могла просигнализировать о грозной силе, готовой обрушиться на город. Неужели это он предал Серко? Или может кто-то из кочевников? Хотя почему собственно не могли вмешаться монахи верстрана? Нужно выяснить прежде всего – кто они на самом деле. Откуда взялись эти двое? Но как бы ни обстояли дела, самое важное не позволить сейчас распространиться слухам, ибо если заговор раскроют – его голова не удержится на этот раз на своем обычном месте. А глаза его очень скоро окажутся в клюве ворона. Серко вздрогнул от этих мыслей, а потом почувствовал как в сердце его закипает ненависть. Еле сдерживая раздражение он вошел в небольшую комнату для переговоров и приема посетителей. Обычно тут всегда дежурили два офицера внутри и еще двое стояли снаружи. В углу же сидел человек, гай, записывавший разговор. Но поскольку сейчас была ночь – ни охраны в комнате ни человека с пергаментом – не было. Старший дозорный пропустив Серко в комнату спросил:
- Позвать гая? Двое дозорных уже ждут ваших распоряжений…
- Кто приказала снять дозорных со стены? – Серко говорил тихо, но голос его дрожал от гнева. – Привести сюда этих оборванцев, но ни одного воина со стены не снимать и ни одного не будить. Я сам с этим разберусь. Гай тоже не требуется. Я в состоянии запомнить смысл любого разговора и без помощи гая.
Дозорный ошарашенный тем что его начальник впервые за долгие годы вспылил, молча поклонился и вышел.
Через минуту они вошли в помещение. Мужчина, немного сутулый, серый от пыли и песка, с пепельными от песка же волосами, с лихорадочным блеском в глазах и девушка, слегка прихрамывающая, в недорогих и относительно легких доспехах. Нагрудник рассечен, причем явно – не так давно. Она показалась Серко из них двоих самой опасной. С ней нцжно быть осторожнее.
Он молча, кивком предложил им сесть. Серко с удивлением отметил про себя, что между этими двумя намечается явный разлад. Монах хотел помочь девушке опуститься на скамью, но она явно проигнорировала его жест. Что ж, может и это сгодиться?
- Начальник гарнизона города – представился он. – Что вы хотите мне сообщить?
Заговорила девушка: «На Валиол движутся кочевники. Они в одной ночи от города, нужно срочно готовиться к нападению!»
- Если вы говорите правду – тут Серко сделал недвусмысленную паузу, - то это ценнейшая для нас информация. Но вот что мне непонятно, - он снова замолчал и пристально посмотрел на девушку, потом на монаха, как будто проверяя их взглядом на прочность, потом продолжил – Почему молчат мои дозорные? Они бы уже заметили. Племя – не перышко, а пустыня не лес.
И снова заговорила девушка. Мужчина молчал, и кажется не особо вслушивался в разговор. Ему как будто было не хорошо.
- Мы проезжали через одну из башен. Она была закрыта. Дозорных там не было.
- Это все странно – начала Серко, но девушка вдруг перебила его.
- Зачем на лгать? Да чем вы рискуете? Только тем что поставите гарнизон на уши? И все?
- А если и так. Шутка ли поставить весь город на уши?
- Давайте сделку – девушка была не из робких, и кажется ей было плевать на то кто перед ней – начальник гарнизона или сам визирь – заключите нас под стражу до утра ¬– на этих словах ее спутник ошалело посмотрел на нее и будто еле сдержался, чтобы не закрыть ей рот. А девушка продолжала:
- Но поднимите гарнизон. Если мы обманем – что ж, будете судить нас, по вашим законам. Но я клянусь этими разбитыми доспехами - девушка приложила руку к треснувшему нагруднику – что на Валиол движется беда. И утром каждый, кто может держать в руках хоть палку, хоть камень – будет на вес драконьей шкуры!
Что ж, Серко это вполне устраивало.
- Хорошо – он встал, давая понять, что разговор сейчас будет закончен – вас закроют на ночь в одной из комнат башни. Отдыхайте, я склонен верить вам, хотя ваши новости печальны. Но если все так – утром мне понадобиться ваша помощь. – И уже более громко – Стражник! Проводите путников в седьмую комнату и заприте их – вы уж не обессудьте, но уговор есть уговор, заприте до утра. Но не забудьте накормить. Да, и путь их сначала лекарь осмотрит.
Кажется, теперь девушка впервые посмотрела на него с симпатией. И взгляд ее потеплел. Она даже как будто стала моложе. Серко внутренне содрогнулся, но взгляд не отвел. Нельзя. Заподозрит неладное.
продолжение следует...