Просто удивительно, какое маленькое значение люди придают химии. Они готовы изучать всякую чертовщину, абсолютно никому не нужную: философию, палеоботанику, литературу... А основа человеческой жизни - химия, та самая, которую мы, серое большинство ассоциируем только с дешевой прической постсоветских дам, разновидностью уголовного наказания или похабной школьной частушкой.
Что есть химия для меня, для вас, для Фаины и Вальки Карпова, то есть - для обычных людей? Мы несколько раз в день едим, и в наших организмах совершаются химические реакции. От поглощаемой нами пищи зависит настроение, состояние здоровья и даже запах кожи. Мы дышим, и, не замечая этого, осуществляем химический газообмен. Не буду распространяться о любви, потому что это самая любимая тема упомянутых выше философии и литературы. А ведь даже дети тринадцати лет (с этого возраста в школе начинают изучать химию) знают, что любовь - всего лишь действие гормонов, химических опять же веществ...
Люди - ходячие химические комбинаты, а мир - огромная лаборатория, в которой постоянно окисляется, дымит, кристаллизуется тот или иной объект.
Фаина, однако, никогда не задумывалась о значении химии (равно, как и прочих умственных дисциплин). При этом сама она была сложнейшим химическим продуктом, созданным путем соединения абсолютно несходных веществ. Мать ее, высланная по неясным причинам криминального свойства из чистых северорусских земель, помыкалась по городам и весям и осела в пыльно-солнечном Славянске-на-Кубани. Там нашелся для не невзыскательный татарин крымского происхождения. Эта пара занялась честным трудом: возделывала виноградники и сады, производила вино, продавала подсолнечные семечки, создавала чурчхелы и ваяла фигурные леденцы. Попутно они смастерили и четверых детей, первым из которых (то есть принявшим на себя ударную дозу гормонов) оказалась Фаина.
Фаина была ужасно некрасива - белокожая в мать, кривоногая в отца, черноволосая, веснушчатая, узкоглазая, пузатая и сопливая. Говорят, что девочкам обязательно нужно твердить в детстве об их красоте; сведения из психологии, поэтому - полная чушь. Химия сама покажет результаты своих процессов. Фаину некому было мыть и поощрять ложными комплиментами, до десяти лет она ходила с цыпками на руках до самых локтей - от постоянного вытирания носа. Но после десяти в ней появилась "пикантность". Так сказал учитель математики, на уроках которого Фаина показывала чудеса устного счета.
- Девочка очень одаренная, и, хотя нельзя сказать, что красивая, довольно пикантна.
Фаина услышала эти слова, сказанные не ей, конечно, а юной учительнице физкультуры, за которой математик ухаживал. Слова запомнились, как все, когда-либо увиденное, услышанное или прочитанное Фаиной в жизни. Она посмотрела значение нового термина в словаре, поняла, что необычна, и стала всеми доступными способами усиливать свою пикантность.
Нет-нет. Не было ничего того, что характерно для продуктов заурядных химических реакций: выдавливания прыщей, сочинения дурацких стихов и создания на голове красных и синих панк-ужасов. Фаина просто отчетливо поняла, что она - не такой человек, как все ее окружающие - мать, отец, братья, одноклассники и соседи. Всем бы людям получить такое твердое знание с тринадцати лет... но увы - большинство обычных химических соединений хотят быть как раз такими как все. Стригутся под одну гребенку, носят одежду по шаблону, выбирают профессию, как у родителей. Мир населен клонами, одинаково думающими, действующими, чувствующими, а ученые зачем-то тратят время и силы на создание искусственных овец. Посмотрите, сколько вокруг готовых Долли!
Фаина не фиксировала своего внимания на внешности или умственности. Она убегала от домашних обязанностей, как-то: собирать виноград, колоть орехи для чурчхел, мыть тару для вина... Уроки она делала в школе - до или после занятий, чтобы иметь как можно больше свободного времени. Как она его проводила? По большей части слонялась по пустырям и обочинам дорог. Это времяпрепровождение обычно клеймят ученые педагоги и социологи, видя в нем корни подростковой преступности и наркомании. Кто знает, хочется спросить ученых людей, кто может знать будущее, анализируя только блуждания по пустырям в детстве? Безусловно, в уличной компании таких же, как сама, продуктов неизученных химических реакций, Фаина научилась курить сигареты, а однажды, сев в случайную машину, уехала в Туапсе. Она проболталась там по сверкающим набережным и горячим пляжам трое суток и потеряла невинность со своим временным спутником. А, вернувшись домой, обнаружила, что никто из родных не только не заявил в милицию, но даже и не нервничал особо, сезон был горячий - вино, фрукты, семечки. Обозвали шалавой непутевой и только, а Фаина, между прочим, поняла за эти три дня свою роль и предназначение на Земле. Она - не производитель вина и чурчхел, не пикантная девочка, и никак не шалава непутевая. Она - Искатель. Кого или чего искатель, Фаина пока не знала.
Как раз в это время ей попала в руки затрепанная книга с буквами "ять" и "десятеричное и", кто-то из уличных приятелей принес. Книга давала формулы и расчеты для определения порядкового номера жизни, которую ты живешь на свете. Всего человеку дано двенадцать жизненных циклов, каждый из которых имеет особый путь. Фаина высчитала, что у нее только первая жизнь, что она младенец перед лицом Вселенной, и ее задача - учиться и искать.
Ей было тогда тринадцать лет.
Еще два года пришлось провести в родительском доме, хотя конкретно в доме ее редко видели. Она по-прежнему шаталась по улицам, напитываясь какими-то песнями, переписанными от руки стихами, затрепанными книжками и заезженными видеофильмами. Пару раз Фаина исчезала на три-четыре дня. Потом отцу стали давить на психику мусульманские родственники, и он отругал Фаину и даже впервые в жизни побил ее. Точнее, не побил, а один раз ударил, но этого хватило. Фаина не разговаривала с ним до конца девятого класса.
- Я поеду учиться в Питер. Денег дадите или я у бабушки попрошу? - угрюмо спросила Фаина у матери.
- В Питер? А зачем так далеко? А на кого учиться? - всполошилась мать.
Фаина объяснила в немногих словах, что в Питере есть колледж, где готовят художников прикладного искусства. Три дня отец и мать бубнили допоздна на летней кухне: какой художник? она сроду ни одной картинки не нарисовала! какой Питер? там никого и знакомых нет!
Фаинину сторону держала бабка по отцу, ненавидевшая русскую невестку и все делавшая ей назло. Отец не мог позволить бабке победить себя, и дал непутевой дочери денег. Фаина купила роскошный билет в СВ-вагон (других, по причине летнего времени, просто не было) и отправилась в город своей мечты.
Санкт-Петербург вклинился ей в мозг из-за восторженных рассказов одного из летних дружков. Это был студент, ехавший в компании двоих друзей на задрипанной машиненке в Сочи, Фаина прогуляла с ним три дня и поняла, что хочет увидеть город дворцов, туманов и необычных людей. Студент сам был не петербуржец, поэтому расписывал как экзотику, разводные мосты, каналы и подворотни, где встречаются падшие ангелы и непризнанные гении. Фаине стало ясно, что ее место - там. А колледж она нашла просто по справочнику из библиотеки. Не на швею же учиться!
Она приехала, подала документы и поступила. Благодаря справке о составе семьи (семья-то была многодетной!), удалось получить место в общежитии. Искательница достигла первой цели, и стала с яростным любопытством исследовать ее.
"Файка, отец послал тебе денег - купи себе зимнее пальто и сапоги. Ты бы хоть два слова ему написала, сучка. Он тебе денег дает, как принцессе", - писала мать. Это была правда. Фаина одевалась лучше всех на курсе, никогда не имела долгов, наоборот - ссужала деньгами знакомых и малознакомых. Девушки считали ее "с причудами, но доброй". Парни находили красивой. На фоне сереньких питерских небес и камней белокожая черноволосая веснушчатая Искательница выглядела весьма оригинально.
Она быстро нахваталась умных слов и эпатажных мыслей. Читала какие-то редкие и сложные книги, чаще всего об искусстве, спорила с преподавателями и с интеллигентными девочками из семей потомственных врачей и художников. Носила всегда короткую юбку и очень высокие каблуки, что при форме ее ног (кривоватость сохранилась) выглядело более, чем вызывающе. Но ей все прощалось, потому что все считали ее доброй, да она и не была злой, вот злопамятной - другое дело.
Питерская жизнь прервалась типично, вульгарно и пошло. Возник роман, бурный, страстный, "на всю жизнь". Фаиной увлекся некий Вова, обучавшийся не в паршивом "прикладном", а в настоящей Академии. Вова писал картины, которые нравились десяти процентам зрителей и вводили в ступор остальные девяносто процентов. Фаина влюбилась в Вовины серые петербуржские глаза, в его полотна с кривыми овалами и черными змеями, в его способность просидеть всю ночь на ступеньках парадного, обнимая ее, Фаину, и рассуждая об искусстве. Ее не остановила Вовина фамилия, оканчивающаяся на подозрительное для славянофилов "ский", очень известная в истории российской культуры чуть ли не со времен Екатерины Великой. В конце третьего курса, когда все нормальные девочки готовились к "госам", Фаина посетила последнее УЗИ. Результаты были расчудесные: здоровый плод женского пола, срок родов - через четыре недели, и заявление Вовиной знаменитой семьи, чтобы духу не было этой плебейки в их квартире. На протяжении всего романа Фаина и Вова встречались в общаге или в квартирах друзей, поэтому "ские" ни разу потенциальной невестки не видели.
- Что же мне теперь делать? - спросила Фаина. - Ты же сам говорил - рожай, все будет чики-пики...
Вова мялся, бледнел, его чувствительная душа страдала от жалости к Фаине и от слов своей матери, которые как будто открыли ему глаза. "Где ты ее выкопал, эту клошарку, эту дворняжку? Мы навели справки, у нее мамаша сидела, ты понимаешь, сидела! А у отца шесть классов образования!"
Фаина стала казаться Вове уродливой, грубой, неаккуратной. Может, так оно и было, многие женщины на восьмом месяце не блещут красотой.
Все кончилось естественно, как любой химический процесс. Любовь выгорела, из окалины образовалась ненависть. Фаина сдала экзамены, получила диплом, родила за три часа (вот что значит плебейское происхождение) очень красивую девочку, и при всех этих событиях Вовы уже не было. Сочувствующие девчонки из общаги говорили, что он звонил, приходил и даже, напившись пьяный, сидел на пороге роддома и всем проходящим сообщал, что его зовут Сволочь Последняя.
Фаина не хотела его видеть. С чемоданом и младенцем она отправилась в Славянск, где, понятное дело, ее появление едва не вызвало инфаркт у отца и буйное помешательство у матери.
- Дошалавилась! Сука, лярва подзаборная! - орала мать, а Фаина положила младенца на диван и вытащила из чемодана голубоватую бумажку.
- Вот, - она протянула бумажку отцу, - я ее записала - Резеда Закеновна, имя в честь бабули, а отчество по тебе. Не буду же я в честь того козла записывать.
Отец, конечно, приказал жене заткнуться. Он был рад примирению с дочкой, даже при наличии внебрачного приплода. Ребенок означал, что непутевая Искательница остепенится, останется навсегда дома и будет, как нормальный человек, собирать виноград и делать леденцы и чурчхелы.
В августе пришла учительница физкультуры и позвала Фаину на работу.
- Нам нужен учитель рисования и труда у девочек. Если вы найдете, кому посидеть с ребенком несколько часов в день, мы вам сделаем удобное расписание...
Отец обрадовался - прекрасная работа, педагог, уважаемое лицо, а с ребенком бабка посидит, будет ей куда дурь свою деть. Бабка, то есть Фаинина бабка, а для Резеды Закеновны - прабабка, мгновенно согласилась.
Фаина кормила ребенка до работы, отвозила в коляске к бабке, а с уроков бежала с протекающим сквозь одежду молоком... Впрочем, молочные мучения недолго длились. Юлька из Питера написала, что Вова собирается жениться, мама подобрала ему невесту из профессорской семьи. Лактация прекратилась сразу после прочтения письма. Дальше Резеда питалась смесями, а Фаина перестала есть совсем.
Нет, что-то она жевала иногда, какие-то странные блюда из пророщенной пшеницы, сырой свеклы или лимонных корок с медом. Интересы Искательницы после злополучного письма переключились в сферу самосовершенствования и духовных поисков. Она читала книги об эзотерике, тибетской гимнастике, способах медитации. Похудела страшно, ни с кем толком не общалась, но не покидала дом ни на один лишний час, что держало родителей в относительном спокойствии. Бабка, правда, ворчала сквозь зубы: "Лучше бы гуляла", но это в расчет не принималось.
На работе у Фаины все было тихо, благополучно. С коллегами она близко не сошлась, зато дети ее любили. Фаина разговаривала на уроках так:
- Не хочешь рисовать шар и пирамиду? Тогда нарисуй, что хочется. Ничего не хочется? Ну, иди, погуляй...
Гулять никто не уходил, потому что боялись нарваться на директрису, вот и рисовали, кому что в голову взбредет: карикатуры на учителей, мультипликационных персонажей с вытаращенными глазами, монстров и щеночков... Фаина за всю эту бурду ставила отметки и вывешивала лучшее на стенд, отдавая, впрочем, предпочтение картинкам, понятным десяти процентам зрителей - овалам, змеям и расплывчатым цветным кляксам.
- Вы завоевываете дешевый авторитет, - говорила ей директриса.
Фаина мрачно молчала, а, выходя из школы, бормотала под нос успокаивающие мантры.
Наверное, это тоже был определенный химический процесс - какие-то вещества копились и зрели в Фаине, чтобы образовать абсолютно новое, гораздо более твердое и ценное - так уголь, слеживаясь миллионы лет, превращается в алмаз... Через три года, на зимних каникулах Фаина вдруг сорвалась, собрала кофр, закутала Резеду и уехала. Бабке была оставлена краткая записка: "Я в Питер, вернусь девятого января". Какой Питер, зачем Питер, никто не понял, взволновались страшно, не столько за Фаину, сколько за Резеду.
- Ты куда потащила ребенка, чокнутая?! - орала в мобильник мать. - Там минус двадцать, в Питере, я смотрела прогноз!
А Искательница, как ни в чем не бывало, заявилась к Юльке, поставила на стол двухлитровую бутыль ежевичного вина, банку меда и флягу коньяка, стала разматывать на Резеде шарф...
- Как она на ...ского похожа, просто кошмар! - восклицала Юлька, рассматривая бледное изящное личико дитяти с серыми петербуржскими глазами и попутно накрывая на стол: к вину - сыр, к коньяку - котлеты...
За окном летел снег, ранняя северная ночь, по-блоковски загадочный свет фонарей над аптеками и рюмочными... Разрумянившаяся от коньяка Искательница вела Резеду за руку и объясняла ей: это ростральные колонны, а сюда пройти - увидишь Александрийский столп, помнишь, я тебе показывала свои фотографии... Ребенок хотел спать, и если на что смотрел, то на новогодние гирлянды в нарядных витринах.
- Не подскажете код подъезда? - спросила Фаина у сидевшего на лавочке Вальки Карпова.
Она не узнала его, впрочем, они и прежде не слишком тесно общались. Сосед Вовы, временами приходивший с ним в общагу к девчонкам. Сейчас его плечи в черном пальто занесло снегом, и голову с черными, давно не стрижеными волосами - тоже.
- А? - сонно отозвался Валька. - А вы к кому?
- К ...ским, - ответила Фаина. - К Владимиру.
Валька безразличным тоном назвал код и снова погрузился в алкогольный полусон.
Мало какой биохимик мог бы точно описать все реакции, произошедшие в Вовиной крови при виде Фаины - худой, бледной, строгой. Черты ее утончились под воздействием времени и тибетских гимнастик. Раскосые черные глаза смотрели зло и грустно.
- С прошедшим днем рожденья, - сказала Фаина и протянула флягу с чачей. - Вот подарок. А вот Резеда. Я думала, тебе интересно будет на нее посмотреть.
Вова ничего не мог сказать - химия не давала. К тому же вышла к двери молодая его жена в изящном атласном костюме для беременных. У нее были холеные длинные волосы и перламутровый маникюр.
- Кто это? - удивленно спросила законная супруга, неприязненно глядя на морганатическую.
- Это дочь Владимира, - ответила Фаина вместо молчаливого Вовы.
Минуту висела в полутемном парадном зудящая комаром тишина, потом законная супруга гордо взяла Вову под руку:
- А у нас будет сын!
И дверь захлопнулась перед лицами незваных гостей.
- Фаина, а дяденька умер? - спросила Резеда, проходя за матерью мимо лавочки. Фаина обернулась, ахнула и несколько минут возилась с хладным и бездыханным телом Вальки Карпова. Благодаря тибетскому точечному массажу болящий вскоре очнулся и обдал склонившуюся над ним Фаину крутым самогонным перегаром.
- Вам что, негде спать? - спросила Фаина. - У вас же обморожение может наступить!
- Негде, - соврал Валька.
В квартире его матери, как раз под апартаментами Вовы, было предостаточно спальных мест, но мать грозилась сдать Вальку в психушку, если он еще раз придет в невменяемом виде. Поэтому Карпов нахально потащился за Фаиной и даже предлагал понести Резеду, чего ему, конечно, не доверили.
Юлька никогда не умела отказывать и выпроваживать незваных гостей, к тому же, она узнала Карпова. За полночной беседой Юлька и Фаина перемывали кости Вове и его наглой жене, профессорской дочке-мажорке, вспоминали общих друзей юности и заодно позорили Вальку за дурное поведение. Тот вел себя как кот Васька в известной поговорке - слушал, кивал и наедался Юлькиными котлетами, единственным, что попало ему на зуб за последние три дня.
Фаина съездила в Славянск, отвезла Резеду и сообщила родителям, что возвращается в Питер - наверное, навсегда. Она нашла себе работу в сувенирной мастерской, жить будет пока у Юльки, а как снимет квартиру, заберет Резеду к себе.
- Я тебе заберу! Уматывай куда хочешь, зараза гулящая, а ребенка тебе никто не даст! - вопила мать.
Отец мрачно молчал, Резеда ревела и жалась к прабабке. Никто не понимал, зачем Фаину снова несет в Питер, и это непонимание тяжело давило на маленький дом благополучной, в общем-то, семьи...
Несколько лет реакции в незримых ретортах доходили до кондиций. Искательница искала - чёрт знает во что ее не бросало. Она творила на продажу всякие поделочки: расписные кораблики с надписью "Санкт-Петербург", статуэтки человечков в костюмах петровской эпохи, шкатулки, медальоны. Все это делалось ею не с большим интересом, чем когда-то леденцы и чурчхелы. Она ждала - взрыва ли, кипения, испарения неведомых флюидов, которые хранились в ретортах времени. За несколько лет она успела дважды побывать в гражданских браках, а в промежутке между ними забрел к ней и прожил три недели запивший и изгнанный женою Вова... Фаина меняла партнеров по жизни и увлечения: то посещала курсы китайского языка, то изучала йогу, то носила юбки до полу с ведическими знаками... Лишь два элемента оставались неизменными в ее жизни - Юлька, успевшая тоже испортить паспорт отметками о браке и разводе, и Валька Карпов. Последний приходил в любое время дня и ночи, то трезвый, то пьяный (это чаще). Фаина обращала на него не больше внимания, чем деревенский хозяин на загулявшего кота. Пришло животное, вот тебе миска, жри и не путайся под ногами! Они никогда не спали вместе, у Вальки имелась какая-то баба с двумя детьми, старший из которых был едва ли не ровесником Вальки, но и с бабой Карпов не жил постоянно, предпочитая мотать нервы матери.
- И что ты теряешься, вышла бы за Вальку, - подшучивали над Фаиной подруги. Фаина начинала при таких словах хвалить своего непутевого приятеля: он незлой, и далеко не глупый, много читает, и деньги хорошие зарабатывает: ремонтирует холодильники и компьютеры, кладет камины, устанавливает ванны, все умеет делать руками. Только горло плохое - сохнет без водки.
- Он артистом хотел быть. А мать запретила - типа, несерьезная профессия. Родители всегда детям жизнь портят.
Так говорила Фаина, никак не подразумевая под плохим родителем себя. Она не могла испортить Резеде жизнь, потому что девочка до сих пор жила в Славянске. Фаина ездила туда каждое лето, но даже не делала попыток забрать дочь к себе. У нее нестабильное время, искания, а ребенку нужны тишина и порядок.
Вот так и шло, пока не прибежал к Фаине Вова - трясущийся, бледный, и не один, а со своей трясущейся бледной женой. У них мальчик заболел, их единственный и очень одаренный художественно (так жена сказала) сын. Страшный диагноз, хуже не бывает, но можно спасти. Нужен донор костного мозга - растущий организм генетически родственного происхождения. Вовина жена даже собиралась родить второго ребенка, чтобы тот поделился капелькой мозга с умирающим братиком. Но ей больше не дано, она сама так выразилась - не дано.
- Вы хотите, чтоб я за Резедой съездила? - спросила Фаина. И прервала поток слез, мольб и униженных поз (всё жена, Вова стоял, как скорбная статуя на могиле, не шевелился).
- Хорошо. Только за это я его заберу, - Фаина показала на скорбную статую, - навсегда. Ты согласна?
Жена была согласна, она бы отдала за жизнь сына ногу, руку, глаз, нос. А Вове было без разницы, его всю жизнь передавали как вещь, как старый холодильник, орал Валька, вдруг озверевший. Фаина не обращала внимания на Валькины вопли - собиралась в дорогу, считала деньги, звонила подругам.
- Поживешь здесь, пока мы не приедем, - сказала Фаина строго, - друзей и шалав не води. Еды на три дня тебе хватит... Что ты вообще орешь? Ты меня ревнуешь, что ли?
- Сдалась ты мне! - презрительно сказал Валька. - Просто смешно и жалко смотреть, как ты всю жизнь изводишь на этого никчемного человечишку...
Фаина усмехнулась и уехала.
Медленно, одна за другой окислялись щелочи, клокотали яды, испарялись такие сложные субстанции, как человеческая кровь, пот и слезы. Все было сделано, все получилось, группа крови подошла, костный мозг пересадили, и анализы у единственного, очень одаренного художественно ребенка сразу улучшились... Можно было оформлять развод и создавать новый, счастливый брак, в котором все будет, как надо - муж, жена, семилетняя дочь и еще дети, потому что Фаине это было дано... Но Вова пришел, горестный и бледный, и сказал Фаине, что он, конечно, согласен, уговор есть уговор, и такими вещами, как жизнь и смерть, не играют... Но нужен ли Фаине он, любящий только свою жену и своего спасенного ребенка? Чтобы он страдал всю жизнь, и сама Фаина страдала, получая вместо настоящего чувства эрзац, подделку?
- Ха-ха-ха! - сказал из кухни слышавший все это Валька. - Это называется "сардонический смех"!
- Что такое "сардонический", Валь? - спросила Резеда, которая тут же. на кухне, решала детский кроссворд.
Валька не успел объяснить. Фаина заорала, чтобы все они убирались к едрене матери, и Вова, и алкаш Карпов, чтобы она обоих больше в жизни не видела, уроды, козлы, ошибки природы. Она бушевала так, что испугала Резеду до слез. Выгнала мужиков, обняла дочь, стала ее успокаивать.
- Фаина, - сказала Резеда, - ты орешь, прям как бешеная, как баба Света. Я тоже иногда так злюсь. Баба Резеда говорит, что это русская кровь дурная, она любую перебарывает. Это правда?
Видимо, запущенный когда-то механизм реакции пришел к необходимому финалу. Все уже были на своих местах, определенных природой: Вова при жене и сыне, Фаина при статуэтках и шкатулках, Резеда в Славянске, Валька Карпов - по подворотням... И вдруг Фаине позвонила рыдающая мать, ничего было не разобрать в ее криках, они прервались голосом отца:
- Файка, огромное горе. Мальчишки поехали на рыбалку в горы, столкнулись с автобусом. На весь автобус два раненых, остальные целы, а наших - нет. Никого у нас больше нет, кроме тебя и Резеды...
Братьям было двадцать четыре, двадцать два и девятнадцать лет. Из них только старший, Равиль, успел жениться, но детей еще не родилось. Фаина позвонила на работу, сняла все деньги с карточки и уехала - с тем, чтобы больше не возвращаться.
Дома были тоска и черный ужас, мать и отец на глазах превратились в стариков, бабка злобно бормотала аяты, а Резеда бродила у них под ногами, как потерявшийся щенок. Стала еще больше похожа на Вову - фамильные изысканные черты ...ских отчетливее показывали себя в скорби.
Фаине пришлось заняться ненавистными винами и леденцами, ведь жизнь есть жизнь, и лето не станет ждать, пока утихнет твое горе. Потом наступила зима - время вязать кофты из козьей шерсти и подкармливать пчел в ульях... Наверное, Искательница сошла бы с ума, если б не катализатор, внезапно подброшенный вселенским химиком. Вдова Равиля спросила Фаину, не заберет ли она некоторые вещи брата, кажется, художественные. В гараже Фаина видела два ящика баллончиков с особой автомобильной краской и наполовину расписанную старую отцовскую "копейку". Равиль изобразил на носу машины извергающийся вулкан, лава которого перерастала в рыжие лохмы пышногрудой девицы. Эта безвкусная мазня вдруг ударила Фаину по чувствам сильнее, чем когда-то картины любимейшего Матисса.
- Это же аэрография! - воскликнула она. - А я и не знала, что Равиль занимался...
Она перетащила к себе баллончики, изучила специальные сайты в Интернете, а потом сделала первый опыт - расписала отцовский гараж. Конечно, у автомобиля другая поверхность, текстура, стереометрия, но даже мать, глянув на райский сад, в котором шли рука об руку Адам и Ева в черных байкерских одеяниях, пробормотала:
- Красиво-то как, блин, жалко, не продашь!
Фаина только усмехнулась и поставила второй опыт - смыла Равилеву ерунду с "копейки" и расписала ее. Фотографии получившегося чуда были вывешены в Интернете, и уже на третий день Фаина нашла покупателя. "Копейка" пошла по цене иномарки, о чем родители восторженно рассказывали всем знакомым, а Фаина совершенствовалась и расписывала машины, к ней обращались даже из Новороссийска и Краснодара. Ее творения были абсолютно ни на что не похожи, странным образом перемешанные детали урбанизма и импрессионизма с ироническими нотками. Изобилие красок приятным образом поражало неподготовленные души. К лету Фаина обосновалась в бойком месте на въезде в Туапсе. Именно в этом городе она когда-то потеряла девственность и обрела осознание своего пути в мире. Теперь ее искания были обозначены на ярком рекламном щите: "Авторская аэрография. Быстро. Дорого."
Фаина жила курортный сезон в съемном домике, окруженном пыльными магнолиями, мылась у соседей за сто рублей в неделю, ходила целыми днями в забрызганном краской комбинезоне, материла помощников по-русски и по-татарски. Но была счастлива. Поздно осенью она вернулась в Славянск и стала работать медленнее, спокойнее, заказы - через Интернет.
Конечно, она сделала родителям евроремонт и купила себе изящную "тойоту", но это уже побочные эффекты реакции.
Нет, нет. Не пришла еще Искательница к своей таинственной сияющей цели. Ее звали вперед мистические голоса (на самом деле - химические процессы), и она рисовала, грезила, придумывала, продавала... Она искала Путь. Было тяжело. Руки в краске, вонь растворителя, и самое худшее - одиночество, черные южные ночи, наполненные криками птиц, лягушек и собственными вздохами в подушку. Извечные мучения женщины, которая не хочет быть "как все", и за это подвергается страшным пыткам, биологическим опытам вселенского химика...
Следующим катализатором оказалась Резеда. Она рисовала неплохо, но, с точки зрения Фаины - как-то бледно, без вызова и ярости, свойственных творчеству ее родителей. И вдруг, чёрт возьми, ее бледное творение под названием "Ждем Олимпиаду в Сочи" заняло первое место в одноименном конкурсе. Конкурс-то престижный, кричала Фаине мать, девка получит президентский грант и поездку в Италию, на художественную конференцию!
Фаина очнулась. Заглянула в серые, слишком большие и серьезные глаза дочери и сказала:
- Я всегда знала, что ты сделаешь их всех!
- Кого - всех? - спросила Резеда.
Фаина засмеялась. Позвонила на домашний телефон, который девять лет не тревожила.
- Здравствуйте. Анжела. Это Фаина. Как ваш мальчик? Передайте Владимиру, что Резеда заняла...
Вова потом перезвонил, говорил дрожащим радостным голосом, и беседа получилась по-настоящему родственная, счастливая, добрая. Вова был горд своей дочерью, которая прославила если не фамилию, то гены. Попутно он стал дружески болтать с Фаиной об общих друзьях и знакомых: этот женился, тот открыл свой бизнес, а Валька Карпов, между прочим, бросил пить.
- Что это с ним? - спросила Фаина. - Зашился, что ли?
Жизнь отучила, рассказал Вова. Валька заснул пьяный на автобусной остановке, отморозил ноги так, что отняли все пальцы на правой ступне и частично - на левой. С тех пор и не пьет. Работает где-то в ремонтном сервисе, точнее Вова не знал.
- Это не мой круг общения, ты же понимаешь...
Фаина отреагировала странно:
- Люди сказали бы, что это счастливый финал для Вальки, но я, если честно, не представляю его трезвенником. Возможно, он стал социально полезной личностью, но это - не та личность, которую я знала.
В Италию с Резедой полетела Фаина, хотя юная победительница настаивала на сопровождении прабабки.
- Шайтан в тебя вселился, что ли, жидовское отродье? - гневно восклицала прабабка. - Мне семьдесят лет, ты хочешь, чтобы я померла между небом и землей?
Нет, не шайтан навел гениальное дитя на чудные мысли. Просто она более чутко ощущала химические процессы, и чуяла, что от Фаины идет опасное тепло - признак зреющего взрыва. Так оно и вышло. В Италии Фаина с быстротой, свойственной ей всю жизнь, нашла каких-то сподвижников в деле аэрографии (они задолго до встречи общались через Интернет-сайты), и после конференции, отвезя дочь в Славянск, уехала работать в Италию.
- Файка, ты в гроб нас вгонишь, зачем ты туда едешь, что тебе на месте не сидится...
Фаина заключила контракт. На полгода, а если все получится, то и надольше. Будет расписывать авто богатым европейцам, получит гражданство, купит дом, заберет к себе всю семью...
- Мужика нового, небось, подцепила, курва, - объясняла поступок Фаины мать.
Она оказалась близка к истине. Фаина быстро сделалась европейской женщиной: носила светлую неброскую одежду, записывала доходы и расходы, ездила на работу на велосипеде - всегда в сопровождении веселого итальянского автодизайнера. Они собирались обвенчаться по католическому обычаю через год-другой. О последнем факте Фаина сообщила Вальке Карпову посредством ночного звонка.
- Ты с ума спятила, три часа ночи! Днем не могла позвонить?
- А зачем звонить днем? Наверняка, ты не спал. Бывшие алкоголики всегда маются бессонницей. Однако, тебе и в голову не пришло позвонить мне - ни разу.
- Ты тоже не звонила.
- Послушай, ведь это не я жила у тебя четыре года, не я жрала-пила за твой счет, не я ревновала с сардоническим смехом...
- Я был тебе по фиг, думаю, так и сейчас.
- Абсолютно верно. Я тут замуж выхожу, в Италии. И останусь навсегда.
- Знаешь, где ты останешься навсегда? Только в гробу, и то, подозреваю, что будешь вертеться.
Короче, они поругались. В пух и прах, как не ругаются люди, не видевшиеся и не общавшиеся два года. Гнев бродил давно, а сейчас достаточно настоялся, чтобы шибануть ядовитыми парами наружу.
Ночами Фаине снились волшебные чужие города, роскошные, расписанные ею автомобили, птицы и бабочки, корабли и озера. Даже во сне ее ум искал, рвался, потому что, прав был Валька Карпов, только в гробу найдет себе покой Искательница...
Через Интернет Фаина общалась кое с кем из российских друзей, по большей части, питерских. Все завидовали ей и называли настоящей селф-мейд женщиной, из тех, кто из грязи в князи, а из канавы - во дворец. Никто, никто из ее сокурсников по училищу или одноклассников в Славянске не достиг и десятой доли, и так далее, и тому подобное... Но однажды ее позвали в виртуальные "друзья" - девятилетняя девочка, одноклассница Резеды, как выяснилось. Через нее Фаина вышла на страничку собственной дочери. У Резеды было мало "друзей" - несколько детей, а из взрослых - Фаина обалдела - Валька Карпов. И фотографий было всего две, парадных, сделанных на конференции в Италии.
"Я одна на свете, но я сделаю вас всех", - такой был у Резеды девиз. Фаина прочитала, и чуть не подвинулась рассудком, два дня и две ночи металась дома и на работе, как укушенное пчелой животное.
- Давай заберем ее к нам, - предложил Марио, - ребенок должен жить с мамой. Ничего удивительного, что она тоскует.
Фаина ничего не ответила, и снова позвонила Вальке ночью. Она так орала, что Марио проснулся и деликатными шагами прошел на кухню - налить себе воды со льдом.
- А тебе не кажется, Валентин, что когда дяденька тридцати двух лет записывается в друзья к девятилетней девочке, это смахивает на извращение?
- Ну, если у девочки нет ни мамы, ни папы, она ищет какой-то заменитель. У меня тоже детей нет. Мы помогаем друг другу сублимировать чувства. А ты что, ревнуешь?
- Сдался ты мне!
- Именно поэтому ты звонишь мне по ночам?
- Карпов, я звоню тебе, чтобы сказать: ты противен мне так же, как ...ский. Вы - одинаковые козлы, как, впрочем, все мужичье.
- Прости, я не знал, что ты готовишься вступить в лесбийский брак в Италии.
- Ты идиот. У тебя давно назревала алкогольная энцефалопатия, теперь она проявилась во всей красе.
- Фаина Закеновна, вас терзает чувство вины перед брошенной вами дочерью и забытым другом.
- Ты, говорят, в ремонтном сервисе работаешь? Очередная ошибка. Тебе надо быть попом. Читать проповеди заблудшим.
- Обещаю - завтра и начну.
- И завтра же отстань от Резеды, а то я заявлю в Интерпол, они любят прижимать яйца педофилам.
- Дай спать, дура чокнутая!
Он бросил трубку. Фаина пошла на кухню с трясущимися руками, взяла из рук Марио холодный стакан, отпила. Ей показалось, что вода кипит у нее во рту. Очень хотелось плакать, но Искательница не делала этого с пяти или шести лет.
- Ты говорила с отцом Резеды? - спросил Марио. Он знал в общих чертах про отца Резеды, но не ведал о существовании на свете Вальки Карпова.
Фаина молча кивнула.
- Дать тебе таблетку валиума?
Фаина согласилась на таблетку, а потом - на успокаивающий массаж. Уже пронеслась фаза короткого сна, и мозг привычно обрабатывал ту химию, которую доставила ему Фаинина отравленная кровь, моделировал грезы и кошмары... Звонок телефона сорвал Фаину с постели. Марио опередил ее - он взял трубку и через несколько секунд отдал ее шатающейся спросонья Фаине.
- Какой-то русский мужчина. Кажется, сильно пьяный...
Фаина поднесла трубку к уху, услышала в Валькином пьяном бормотании то, что давно хотела услышать и давно отторгала всеми способами.
- Я тебя тоже. Дурак ты питерский. Иди спать. Я завтра приеду.
И она прилетела рейсом пятнадцать сорок, вышла в притворно неприветливый ветреный питерский вечер, взяла такси, по дороге смотрела в окно, была серьезная, но не печальная. Валька открыл ей сам - трезвый, но такой же ушедший в себя, как Фаина. Бессонная безумная ночь еще лежала на их лицах.
- Ты что, расстроила свою помолвку? - спросил Валька вместо "привет".
Она вытащила из кофра маленькую бутылку коньяка, отвинтила крышку и глотнула.
- Я ничего ему не говорила. Он ушел на работу, оставил мне записку: "Не ходи сегодня, выспись, пожалуйста". Я написала ему ответ: "Мне срочно надо в Россию."
- И все?
Фаина кивнула. Валька внес кофр в комнату, пошел на кухню разогреть обед, Фаина проследовала в ванную - помыть руки. Ее лицо отразилось в овальном зеркале, оформленном по краям удивительной рамой - из обрезков алюминиевой проволоки, старых часовых деталей, камешков и даже кусочков асфальта.
- Валька! - крикнула она. - Кто такое зеркало классное смастерил?
- Я, кто ж еще, - был ответ с кухни.
- Слушай, это же офигенно! - она возникла у Вальки за спиной, отряхивая воду с рук и восторженно жестикулируя. - Это же очень актуальная тема. В подобном стиле можно оформлять всякие декоративные штуки и даже детали интерьера. Давай замутим такой бизнес?
- Надо подумать, - ответил Валька. - Ты коньяк будешь еще? Тогда нарежь лимон. У меня руки заняты.
- Я сначала Резеде позвоню, окей?
Резеды дома не оказалось, пошла на кружок, неприязненно ответила бабка. Во время ее грозного допроса (ты где, почему в России, а как же работа и т.д.) подошел Валька, подал Фаине рюмку с коньяком, а второй чокнулся об ее лоб. Фаина показала ему кулак и сердито крикнула бабке:
- Потому что я выхожу замуж! Нет, не в Италии. В Санкт-Петербурге. Мы на днях приедем, познакомлю вас с женихом.
- А он кто? - спросила бабка. - Мусульманин? Чем торгует?
- Русский, ба. Ничем не торгует.
Валька услышал, как бабка плюнула в сердцах и сказала "Урам себеркесе!", и захохотал так, что подавился лимоном. Фаина тоже засмеялась, но более сдержанно. Она не умела хохотать, как и плакать. Видно, так было угодно химии.
июль 2011
Дагомыс-Медынь