- 368 -
Невыдуманные истории из рыбацкой жизни.
История 1.
Лодка.
Тесть у Николая хороший, но нудноватый мужик. Еще тогда, когда представился случай купить у знакомого бэушную двухместную резиновую лодку, он долго допытывался, отчего тот продает ее. Пришлось рассказать о том, что знакомый купил себе новую, с электрическим мотором, а старая, стало быть, ему не нужна.
- Так она старая, - разочарованно проговорил тесть, и решительно добавил: - Не, на старую я те Колька денег не дам.
- Батя! Она хоть и не новая, но целая! Я ж сам смотрел ее! Да и денег я у тебя прошу не насовсем, а в долг, до получки! – вскричал, раздосадованный словами тестя, Николай.
Тесть долго бубнил о том, что хорошие, пусть даже старые вещи люди не продают, а пользуются сами. И только дураки, вроде его – Николая, могут покупать никому не нужное старье.
- Так ты хоть знаешь, сколько то она новая стоит ли? – возмущенный словами тестя, произнес Николай. Он, огорченно махнув рукой, назвал стоимость новой двухместной лодки.
- Мне таких денег в жисть не собрать, - глядя на тестя, произнес он.
- Сколько, сколько? – переспросил тесть, и, услышав вновь ранее обозначенную сумму, произнес, не глядя на зятя: - Ну и хрен то с ней Колька то, с лодкой. Далась она тебе. Лови с берега.
- Много то наловишь с берега, - тихо сказал Николай, - Вот была бы лодка, я б тогда не только свою семью рыбой завалил, но и вам с Клавдией Петровной девать ее было бы некуда. Смотришь и на рынке торганули бы.
Последние слова Николая о рынке заставили Петра Егоровича взглянуть на зятя по-другому. Он прикинул стоимость старой лодки, сравнил ее с ценой рыбы на рынке, и уверенно произнес: - Хрен с ней. Покупай!
Через несколько дней после того тягостного разговора, Николай принес лодку домой. На смотрины собралась вся семья. Расположились в зале. Тесть с тещей на диване, жена в кресле, Вовка – сын на полу, рядом с отцом. Почти торжественно Николай вытряхнул лодку из чехла на пол. Аккуратно разложил ее на полу, и, вкрутив клапана, начал накачивать лодку резиновым ножным насосом, смешно именуемым в народе «лягушкой». С каждой порцией воздуха закачиваемого насосом, лодка издавала какие то хрюкающие, а точнее, как, смеясь, сказал сын, пукающие звуки. Это незатейливое сравнение вызвало у сидящих в комнате необыкновенно душевное веселое настроение.
Накачивание лодки оказалось делом не легким. Вытирая рукой выступившую на лбу испарину, Николай поочередно менял ноги. Глядя на уставшего зятя, Петр Егорович сказал, вставая с дивана: - Давай зятек подсоблю.
- Не батя, не. Мы с тобой ее еще на озере не раз накачивать будем. Сиди, - польщенный вниманием тестя, добродушно произнес Николай.
Вскоре полностью накаченная лодка стояла посреди зала. Ее болотного цвета борта высоко поднимались над полом.
- Большая какая, папка, - восхищенно произнес сын и, глядя на отца снизу вверх, спросил: - А можно я посижу в ней.
- Залазь, - милостиво разрешил Николай. Вовка, наступив одною ногой на борт, потерял равновесие, и плашмя упал на дно лодки. Но не ушибся, а весело поднявшись, произнес: - Во здорово, как в парке на батуте! И подпрыгнув еще раз, со смехом упал на надувное дно.
- Ты потише то постреленок. Вещь то не новая! Может лопнуть! – возмутился Петр Егорович.
- Не батя, не лопнет. Можешь сам попробовать. Вещь надежная, - произнес Николай, аккуратно присаживаясь на край борта.
- Во, видишь! И ничего. Иди к нам, - пригласил Николай тестя.
- Да ну уж вас, - отмахнулся от приглашения Петр Егорович, но, тем не менее, искушенный соблазном испробовать надежность лодки, встал и подошел к зятю.
- Ну ко встань, я присяду, - произнес он, глядя в сияющие от счастья глаза Николая.
- Да чего ты батя. Садись рядом, выдержит.
Тесть осторожно присел на край лодки и, восхищенно покрутив головой, сказал, глядя на жену: - Крепкая. Иди, посиди с нами Клава.
- Да, ну вас, - отмахнулась теща: - Сами, коль хочется, сидите. Я на кухню пойду. Пошли Люся, - произнесла она, обращаясь к жене Николая.
- Да и то правда, - весело сказал Петр Егорович, покачиваясь на борту лодки. Он легонько подтолкнул локтем Николая в бок, и продолжил: - Вы давайте бабы, сгоношите чего-либо. Пора и покупку обмыть.
С улыбкой на лице он быстро повернулся к Николаю. Это неожиданно резкое движение привело к тому, что тесть, потерял равновесие и стал падать на дно лодки. Пытаясь удержаться, он ухватился за плечо Николая, и оба они к превеликому удовольствию Вовки, свалились на дно. Дружный смех потряс комнату. Смеялись все; смеялась, схватившись за бока, Клавдия Петровна, утирала выступившие от смеха слезы Люся, отвернувшись в сторону от тестя, улыбался Николай, но больше всех, падением деда в лодку был доволен Вовка. Не понимая причины смеха, Петр Егорович, с серьезным лицом, попытался выбраться из лодки. Но сделать это было не просто. Лежа поперек лодки, он никак не мог преодолеть высоту борта, а все его беспомощные повторные попытки подняться вызывали новые приступы смеха у окружающих.
- Люся, дочка! Ну, чего ты смеешься? Видишь, папа не может встать. Подай папе ручку, обратился Петр Егорович к дочери.
Общими усилиями жены и дочери тесть был поднят из лодки и поставлен в вертикальное положение.
- Все! Хватит. Посмеялись и буде! – твердо произнес он, прочно утвердившись на ногах.
- Вы бабы – бегом на кухню. А ты, - произнес он, обращаясь к Николаю: - чего разлегся? Давай лодку спускай, будем покупку замачивать.
После того, как ушли на кухню женщины, и был извлечен из лодки упирающийся Вовка, мужчины приступили к стравливанию воздуха из лодки.
- Дай кось и я погляжу, как ты это делаешь, произнес тесть, пристраиваясь с боку от Николая на колени.
- Да тут батя все просто. Берешь ключ, снимаешь заглушку, и против часовой стрелки отворачиваешь клапан.
С этими словами Николай взял ключ сложной конфигурации, и решительным движением крутанул клапан. Тихое сипение вырывающегося из туго накаченной лодки воздуха не насторожило Николая.
- Ух, ты! Сипит, восхищенно произнес Вовка, который незаметно для отца присел рядом.
- Шипит сынок, шипит, - в тон сыну подтвердил Николай, и быстрым движение руки открутил клапан. На последних витках клапан вырвался из руки Николая, и воздух белым облаком вырвался из открытого клапана.
Понадобилось, по крайней мере, добрых десять минут, для того, чтобы в комнате наступила, хоть какая то, мало-мальски сносная видимость.
- Что это было? – услышал Николай голос тестя: - Что это было Коля? Я тебя спрашиваю?
- Да хрен его знает батя. Я сам не пойму, - ответил Николай, протирая глаза.
Вся, буквально вся комната была покрыта каким то белым налетом. Белыми были германские обои на стенах, белой была Люсина гордость – импортная польская стенка, белым был подаренный на свадьбу родителями натуральный, шерстяной, с кистями ковер, размерами три на четыре метра и белым был цветной телевизор «Горизонт», недавно приобретенный Николаем в рассрочку.
- Колька! Слышь Колька, что это было? Я тебя спрашиваю? – услышал вновь Николай голос тестя.
Николай перевел взгляд на Петра Егоровича. Тот стоял на карачках и недоуменно оглядывал комнату. Выходной, черного цвета, полушерстяной костюм тестя был покрыт белым налетом. Белым, неимоверно белым было и лицо тестя, и его черные, с проседью волнистые волосы.
- Ух, как здорово! – услышал Николай восторженный возглас сынишки.
- Это ж папка, как в ужастике про привидения. Как ты это сделал? А, давай сделаем еще раз! А, папка?
Николай обернулся назад и увидел действительно похожего на маленькое привидение сынишку.
- Ты сынок, погоди. Ты того, ты иди к маме на кухню.
- Колька, сукин ты сын! Я тебя уже в который раз спрашиваю, что это было?
Николай провел ладонью по борту наполовину спущенной лодки и понюхал белый похожий на муку или крахмал порошок. Затем лизнул покрытую белым ладонь. Порошок не имел никакого запаха и на вкус был безвкусен, лишь слегка отдавал какой-то химией и резиной.
«Да это же тальк! Ей богу тальк! Он – прежний хозяин его в лодку засыпал, чтобы не прела» - догадался Николай.
- Да тальк это батя, тальк, черт бы его побрал! – громко произнес Николай.
- Какой тальк, откуда он взялся?
- Его прежний хозяин в лодку видимо засыпал, чтобы не прела.
- Холера его забери, того хозяина, мог бы, и предупредить, - уже несколько успокаиваясь, произнес, поднимаясь с коленок, тесть. Выпрямившись во весь рост, он, наконец огляделся вокруг, крякнул и громко спросил: - Чего теперь Колюня делать будем? Бабы то нас поубивают. И тестевым словам было суждено скоро сбыться. Не успел Николай задумчиво почесать запорошенный тальком затылок, как дверь в комнату распахнулась и на пороге возникла его супруга с маленьким Вовкой, похожим на такое же, как он сам маленькое привидение.
- Что тут происхо … - голос жены осекся, и она замолчала, разглядывая белоснежную от осевшего талька комнату.
- Да, ты понимаешь Люся… - попытался объяснить Николай жене, но не успел. Льняное полотенце, доселе покоившееся на плече у супруги, в мгновение ока оказалось у нее в руках. Со словами: - Кто все это убирать будет? – она кинулась к Николаю, замахиваясь на него полотенцем. Удары полотенца были не сильными. Но от тех ударов улегшийся было на костюме мужа тальк, вновь небольшим облаком взвился в воздух. От этого супруга Николая, склонная к аллергии, принялась громко чихать и моргать глазами. Прекратив избиение мужа полотенцем, она, зажав нос руками, бросилась прочь из комнаты, а на ее месте, с пылающим от гнева лицом, появилась теща.
- Вы, что тут изверги наделали? – грозно произнесла она, одновременно обращаясь к обоим мужчинам.
- Да, мы тут Клава… Понимаешь… Это тальк, - путаясь и заикаясь, начал, было тесть. Но теща, в своем справедливом гневе, не желая выслушивать сбивчатые объяснения мужа, спросила: - Кто это сделал? В ответ, Петр Егорович опустив глаза к полу, тихо произнес: - Это не я. И указал пальцем на зятя. Бодбоченясь Клавдия Петровна решительно направилась к Николаю. Трудно сказать, чем бы закончился этот эпизод, если бы не Вовка. Тот, выскочив из-за спины бабушки, решительно стал на ее пути.
- Не смей ругаться на моего папу. Иди на своего ругай. Это не он, это она, - и он указал пальцем на полуспущенную лодку.
- Папа сделал так, - Вовка схватил лежащий рядом с лодкой клапанный ключ и наклонился над лодкой.
- Не смей! Не смей! – крикнул Николай сыну, и бросился отнимать у того ключ.
- А, она, как пфукнет. Вот было здорово! Папка, а давай бабушке покажем, - уговаривал отца Вовка, теребя того за брюки.
- Ну, нет уж, - решительно произнесла бабушка, - мне ничего показывать не надо. После чего, обратившись к мужу, сказала: - Давайте убирайтесь здесь.
Полуспущенную лодку выволокли во двор. Любопытная детвора и взрослые соседи обступили плотной толпой Николая с тестем.
- Разойдитесь, разойдитесь! – кричал любопытным соседям тесть, но те и не думали расходиться. Наоборот, они все более плотной толпой окружали то место, где стояли Николай с тестем.
- А, что собираетесь делать? – раздавались любопытные голоса соседей.
- Лодку сдувать будем, - надрывая голос, кричал тесть.
- Ну, так сдувайте, - ответствовал все тот же голос.
- При людях нельзя. При людях не положено! – стараясь быть вежливым, кричал тесть в ответ.
- Да, ладно ломаться, давай спускай свою лодку. Мы посмотрим, - настаивал все тот же голос из толпы.
- Батя они не уйдут, - негромко сказал Николай тестю, и еще раз оглядев толпу, добавил: - Давай я, потихонечку стравлю воздух. Дай бог все обойдется.
- Да нет уж, - воспротивился Петр Егорович – теперь уж я это сделаю. Видели уже, как ты умеешь.
Он выхватил из рук зятя ключ, и присев на корточки возле лодки еще раз крикнул окружающим их людям: - Люди добрые расходитесь, добром, богом прошу.
И на этот, последний призыв «разойтись», толпа не отреагировала. Наоборот, она еще плотнее сомкнув свои ряды, приблизилась к лодке. Тесть, горестно вздохнул и перекрестился, после чего склонился над лодкой. Открутив колпачок, он осторожно, словно сапер наложил ключ на клапан. Люди плотно окружающие его затаили дыхание. Их заинтересованно-взволнованные лица уже находились над самой головой тестя.
Петр Егорович плавно и аккуратно надавил на рычажок ключа, но тот не тронулся с места.
«Хорошо, крепко закрутил» - одобрительно подумал о зяте Егорович, и еще сильнее налег на рукоятку. Клапан не поддавался. Тогда, напрягшись, он рывком рванул ключ на себя. Ключ сорвался и остался у него в руках. То ли рывок был очень силен, то ли попавшая под резьбу соринка сорвалась с места, но от этого рывка клапан стал самопроизвольно раскручиваться, и совсем, как живой вылезать из гнезда. Егорович выпученным глазами глядел на него, не зная, что предпринять. Он уже хотел броситься на него грудью, как Александр Матросов, но, подумав о том, что возможно будет больно, шагнул назад. Напрасно однако, он сделал это. Пути назад не было. Народ за его спиной стоял столь же непоколебимо, как непоколебима и нерушима великая Кремлевская стена. Выхода для Петра Егоровича не было. Тем временем клапан, сделав свой последний виток, подобно ракете взлетел высоко в небо. Явственно ощущаемый хлопок сжатого воздуха раздался в самом центре толпы. Она отпрянула, но было слишком поздно. Белый гриб распыленного талька уже повис над нею, покрывая людскую массу серо-белой пылью.
Кто-то в отхлынувшей толпе испуганно крикнул: - Газы!
И все люди, что еще совсем недавно окружали Николая и Петра Егоровича опрометью бросились к своим подъездам.
Предчувствуя скорое возвращение соседей и неминуемую расправу, Николай, поспешно сворачивая лодку, сказал тестю: - Линять надо папа, линять, пока не поздно. Вернутся – бить будут! Захватив злополучную лодку, родственники бросились домой.
Домочадцы встретили мужиков неприветливо. Разгоряченная теща с потным от работы лицом, размахивая тряпкой, продефилировала мимо них в ванную комнату. Люся, увидев мужа, демонстративно отвернулась. Сынишка, поочередно поглядывая на папу и деда, спросил: - Папа, где лодка?
- Да вот же она сынок, - произнес в ответ Николай, похлопывая свободной рукой по свертку.
- Это не моя лодка! Моя большая и красивая, а эта плохая! Хочу свою лодку! – заливаясь слезами, закричал сын.
- Изверг ты Колька! Изверг! Мне все жизнь искалечил, теперь за ребенка взялся! – взвизгнула Люся.
- Ты, что Люся, ты что! Я же ничего не сказал, - взволнованно произнес Николай, опуская свернутую в рулон лодку на пол прихожей.
- А, что ты можешь сказать, что? От тебя разве можно слово доброе услышать? – с этими словами она, схватив Вовку за руку, зло произнесла: - Пойдем от этого зверя, - и потащила плачущего сына за собой на кухню. Николай, словно ища защиты, посмотрел на тестя, на что тот молча развел руки. На крик и плачь дочери, из зала с тряпкой в руках, выскочила теща.
- Ты, что себе позволяешь? – накинулась она на Николая.
- Да, что вы мама! Я же ничего, я ничего не сказал.
- Я те дам мама! Я те дам! Не для того я ее рожала и ростила, что б ее тут всякие обижали почем зря!
- Ты слышь Клава, - вступился за Николая тесть, - он и не виноват вовсе. Он и слова Люське не сказал.
- Ты, - замахнувшись на мужа грязной тряпкой, вскричала Клавдия Петровна: - Ты давай вон, иди, убирай! Тоже мне защитничек нашелся!
Клавдия Петровна сунула мужу в руки грязную тряпку и направилась в кухню к плачущему внуку и дочери.
- Пойдем Коля, - тихо произнес Петр Егорович и еще тише добавил: - что с ними бабами сделаешь.
Со временем плач и крики в квартире Сергеевых затихли. Жена и теща, забрав Вовку, ушли и закрылись в спальне. За закрытой дверью ведущей в зал слышались негромкие голоса мужиков и натужное гудение отечественного пылесоса «Вихрь».
Петр Егорович вооружившись шваброй, протирал влажной тряпкой стены и потолок комнаты. Николай, сменяя многочисленные насадки, тщательно пылесосил пол и висящий на стене ковер.
Периодически мужики по очереди, дабы не засветиться заходили в ванную комнату, куда Петр Егорович предусмотрительно спрятал бутылку вина, припасенную для «замачивания» лодки.
Со временем лица родственников порозовели. Вначале они изредка перекидывались словами, но затем плавно перешли на настоящий мужской разговор. Их волновало все; положение в Камбодже, ситуация на ближнем Востоке, голод в Африке и даже глобальное потепление.
Уже ближе к сумеркам, когда уборка в комнате была закончена, бутылка в ванной комнате была выпита и непростая международная ситуация до конца проясненина, тесть, заговорчески подмигнув Николаю, сказал: - Пойду, скажу, чтобы шли принимать работу.
Легонько, чтобы не разбудить внука, Петр Егорович постучал в дверь спальной комнаты. Ему ответили, и он, едва приоткрыв дверь, не вошел в комнату, а лишь просунул в нее голову.
- Люся, деточка, Клавуся, - тихим шепотом обратился он к жене с дочерью, и чуть громче добавил: - Мы закончили. Идите мои хорошие принимать работу.
Женщины обрадовано переглянулись и, встав, последовали вслед за Петром Егоровичем.
Зал был убран идеально. Если признаться честно, то и привычная к каждодневной уборке женская рука вряд ли выполнила бы эту работу лучше. Пропылесосенный и вымытый пол сиял, дорогим германским обоям были возвращены их первоначальные краски, а шерстяной ковер, размером три на четыре метра, с кистями, выглядел так, как будто его только что принесли из магазина.
- Ух, ты! - невольно вырвалось у Людмилы.
- Да, молодцы, - подтвердила мать.
Ужинали на кухне не шумно, но с любовью. Беседа шла обо всем сразу, но постепенно перешла на рыбалку. Клавдия Петровна равнодушно относилась к ловле рыбы, но когда после очередной рюмочки муж рассказал ей о том, сколько рыбы можно наловить с помощью лодки, и затем реализовать ее на рынке, Клавдия Петровна уже совсем по-другому посмотрела на зятя. Посмотрела можно сказать по-матерински.
Воодушевленный похвалой тестя Николай, влюбленными глазами посмотрел на жену, а затем, что-то прошептал ей на ухо, отчего та залилась ярким румянцем.
- Что он тебе сказал? – негромко, но настойчиво спросила Клавдия Петровна у дочери.
- Он сказал мама, что назовет лодку моим именем.
- Да, - горячо подтвердил Николай – большими белыми буквами напишу «ЛЮСЯ»