Предупреждение 1: Это фанфикшн по Вампирским хроникам.
Предупреждение 2: Это нетрадиционные отношения
С тех пор как я соприкоснулся с его душой, я потерял покой. Такая ирония – ведь я желал отдохнуть, облегчить свою участь. Самым болезненным было то, что он сбежал от меня, хотя мне следовало это предвидеть. И все же мне удалось пленить его душу, только мой прекрасный пленник оказался так непокорен, что я не получил удовольствия и ни на йоту не приблизился к цели, однако я упивался обладанием, смаковал его суть и не скоро смог заставить себя отпустить его истерзанную душу, чтобы дать нам обоим передышку.
Да и обладал ли я им на самом деле? Он так и не сдался мне, не смирился, не покорился. Что именно происходило между нами, возможно, ему еще представится возможность рассказать самому. Теперь же я задумал иной способ подарить ему спасение. Если мне не удалось сделать это силой, придется прибегнуть к хитрости, обману, чарам. Дьявольским чарам. Но ведь дьяволы мы оба, так что он стоит того, чтобы я затеял воистину сатанинский спектакль в его честь и с ним в главной роли. Как знать, быть может, он простит меня, а мне удастся осушить до дна чашу, переполненную горьким грехом пополам со сладким искуплением.
Я хочу этого. Сколько я себя помню, я отказывал себе в удовлетворении эгоистических потребностей, но, может быть, загадка кроется в этом: наконец начать делать только то, что мне нравится, без оглядки на кого бы то ни было. Перевернется ли от этого мир? Поймет ли, что своим тысячелетним благополучием (редкими днями, когда у бедного человеческого племени все было ладно) он обязан мне одному? Проклинаемому всеми под сотнями имен Мемноху.
Конечно же, я шучу. Говоря откровенно, мне уже плевать на мир и на то, поймут ли люди хотя бы что-нибудь.
Я устал… Из нас двоих я устал даже больше, чем он, мой принц, мой непокорный пленник.
Но теперь во мне загорелась надежда, и ему суждено стать моим – полностью, всецело.
Он спит без снов в комнате, наглухо задернутой шторами. В комнате, которую обитатели фермы Блэквуд уже третье поколение привыкли обходить стороной. Они считают, что сюда приходит отдыхать ангел…
Так не может продолжаться вечно, Лестат. Дети Джерома уже не испытывают перед тобой священного благоговения. История с Патси поросла мхом, выветрилась из их памяти. Самые младшие кое о чем догадываются и собираются привести сюда шерифа, когда ты будешь спать. Тогда они отдернут шторы.
Ты слышишь меня, Лестат? Твоя душа чувствует мое присутствие. Я могу наблюдать знакомый трепет, беспомощную ярость и боль, но, увы, тебе не открыть глаза, потому что я навестил тебя днем. Тебе придется выслушать мое предложение в привычном для нас режиме: твоей несвободы и агрессивного сопротивления и моей спокойной власти над тобой.
Ах, Лестат, поверь же, мне мучительно все это не меньше, чем тебе. Прошу тебя, затихни хоть ненадолго, выслушай меня. Не желаешь? А если я скажу тебе, что пришел, чтобы уйти, если и в этот раз ты меня отвергнешь?
Я уйду совсем, навсегда.
Не веришь? Ты скажешь мне «да», дашь понять, что согласен, и я не оставлю тебя…
О! Не спеши кричать в ответ «нет!»
Итак, что я желаю предложить тебе? Почему уверен, что ты это примешь?
Слушай же.
Я часто слышал, как твоя душа скорбела о «незавершенности» твоего жизненного пути. Тот смертный мальчик… Лелио. Ждало ли его что-нибудь? Суждено ли ему было просто спиться и найти свой конец в зловонной канаве, как предсказывал Николя? Или он должен был стать великим артистом? Или он был бы растерзан жерновами революции? А, может, ему было суждено спасти свою семью: отца, братьев, племянников. А, может, почитателем его таланта стал бы сам Наполеон и, растроганный до слез, прекратил бы террор?
Почему ты не смеешься, мой принц? Я заинтриговал тебя?
Какой ты видишь вариант развития событий? Что?
Ну хорошо. Больше нет над тобой власти солнца. Проснись же, размежи свои фиалковые очи, мой прекрасный.
Лестат, который лежал все время, как статуя, неподвижно, пока я говорил с ним, оживает и садится на кровати тетушки Куин. Он смотрит на меня с выражением ненависти и подозрения, но душа его, пойманная мною, трепещет и ему меня не обмануть. Я ясно чувствую флюиды надежды, пульсирующие за завесой, которая отделяет мир живых от мира мертвых.
- Но мои дети, - шепчет Лестат. – Что будет с ними? Моя мать? Луи? Дэвид и Мона?
- Ты забыл Клодию, - мягко напоминаю ему я. – Только подумай: тебе представится шанс все исправить. Да, само собой, пережив заново.
- Но что это будет?
Как я люблю его голос… Низкий, но звонкий, с мелодичными нотками. Навеки юный голос.
- Иллюзия моей жизни? Такой, какой она могла бы быть?
- Нет. Не иллюзия. Это будет нечто… вроде путешествия во времени.
- Но это невозможно! Кто тебе позволит менять настоящее, вмешиваясь в прошлое!
- Это не будет вмешательством. Это будет подобно тому, как если бы от реки отделился ручей, чтобы потом вновь влиться в реку. Или ты думаешь, твоему Мемноху это не по силам?
- Ты не мой. А я не твой.
Я тихонько смеюсь и неторопливо накрываю его ладонь своею. У него тонкие пальцы музыканта. Или аристократа – как вам больше по вкусу. И то и другое будет верно. И весь он хрупкий, как выточенная из мрамора тонкая скульптура. Я вижу проблески гнева в глубине его глаз, но любопытство в нем сильнее, поэтому он не отнимает руки, задумавшись. Он хочет еще приключений, а чтобы устраивать их самому у него уже нет сил.
Да и у его «птенцов». С тех пор, как Лестат окончательно отдалился от них, все они будто беспрерывно дремлют. Даже Дэвид постепенно затосковал и потерял интерес к древним табличкам, потому что в них нет настоящей жизни. Арман же, догадавшись, что извечный объект его тайного шпионажа больше не собирается устраивать бунты вселенского масштаба, попытался погрузиться в успокоительный сон. Луи часами просиживает неподвижно и ни с кем не общается. Мона и Квинн рассорились, и каждый из упрямства пытается развлечься в одиночку, но оба страдают. Всех их придется сделать участниками предполагающегося шоу.
- Но моя мать? Что будет с ней?
Я боялся этого вопроса. Но у меня есть выход и из этой проблемы.
- У всех твоих детей будет второй шанс. Честный, откровенный.
- Но как? Как это возможно?
- Ты не веришь мне? Разве я когда-нибудь тебя обманывал?
- Как же я тебя ненавижу.
Только теперь он замечает, что я держу его за руку и отдергивает ее с гримасой отвращения. Я ему не препятствую, только невесело усмехаюсь.
Никогда и никого я не любил. Нет… Мне было жаль людей, знал я и страсть, но Лестат – иное. Он моя одержимость. Как же это сладко! И больно. Но я не хочу, чтобы это заканчивалось.
Можно прожить миллионы и миллиарды лет, но не узнать, не прочувствовать простое. Мне повезло.
К тому же Лестат - мой, хочет он это признавать или нет. А вскоре он будет моим всецело.
- Итак, «да» или «нет», мой принц?
Он поднимает на меня глаза. Большие глаза юноши из восемнадцатого века. Сколько же в его взгляде мудрости! Ты очень много пережил, мой принц, но душа твоя не умеет стареть. Я знаю это, потому что она у меня в плену. У твоих изящных губ горькая складка.
Жаль, что ты испортил кожу. Знаешь, мне больше нравилось, когда твоя кожа была белой, как снег в Оверни. Ничего, скоро она снова будет прежней.
Тонкий породистый нос втягивает воздух, как перед прыжком в ледяную воду.
- Но с какого момента? – снова шепчет Лестат.
- С той самой проклятой ночи. И ты не будешь знать будущее, будто бы ничего и не было. «Да» или «нет», Лестат?
- Да.
«Да!» - внутренне ликую я.
Лестат вскакивает на ноги и смотрит на меня с вызовом, словно готов защищаться. Словно ему это когда-либо в самом деле было по силам. С хохотом я надвигаюсь на него, обнимая крыльями.