Царь Соломон во всей славе своей влюбился однажды в простую девушку, которая пасла коз для своих братьев. Но твердо уверился он, что шуламитянка эта ни за что не ответит ему взаимностью. (Мы так и будем ее звать, Шуламита: настоящее имя ее было совсем простенькое, и древняя история его не запомнила.) И не то чтобы Соломон был слишком стар, напротив; и не то чтобы девица казалась так умна, чтоб совсем не льститься на царскую власть и богатство, от которых ей при любом раскладе перепала бы немалая толика. Нет, просто был у нее раскрасавец жених, и, кстати, не такой уж бедняк в придачу; а разумная дева всегда предпочтет соловья в руке журавлю в небе. С этим пареньком, который тоже пас стадо, они были сговорены и вовсю обменивались свиданиями, распевая любовные песенки то под одним крыльцом, то под другим, и целовались обоюдно через решетку окна в такт этим песням. А стихи для таких целей сочинил когда-то в юности сам Соломон, только давно уж перешли они в ранг устного народного творчества.
Сам царь с некоторых пор втайне наблюдал за юной четой, переодевшись в простое платье; ибо настолько уже была велика его власть, что он боялся ее применить, и так возросла его любовь, что боялся обнаружить перед ее предметом. Иссох он в печали и таял, как снег на солнечной стороне гор Ливанских.
Видя то, приближенные его и супруги говорили царю:
- Что тебе, владыка, в Шуламите? Смугла она и шершава для твоих дланей и губ!
- Она словно медовый пряник, первая сладость, которую вкладывают ребенку в ручки, и навсегда запоминает он его вкус.
- И поет-то она глухо, точно горлинка, а твои жены - что жаворонок.
- Когда захочу я искусности, всегда ее получаю; но редко слышал я, как поют всем сердцем.
- И не так уже и красива эта девушка: точный это портрет скудной и выжженной равнины, где кочует ее племя, и нагих гор, и речек, пересыхающих каждое лето.
- Рыжие кудри ее - руно овец, одевающее гору, на которой они пасутся; белые зубы - как новорожденные ягнята; глаза ее - глубокие колодцы, отрада путника, ресницы - приникшее к ним стадо. Шея ее пряма и горда, как башня крепости, уста - как весенний цвет, а смех подобен звону вешней воды, что живит пустыню. Вся она - жизнь и струение.
- Но не сравнится она красотой черт даже с самой забвенной из твоих жен. Разве не так, о царь?
- Что вы понимаете! То жены, а то - Шуламита!
Вскоре поженились пастух и пастушка, и не смел более царь подстерегать их. Предавался он горестным раздумьям и сочинял книгу Когелет, или Проповедник, о том, что суета сует и прах от праха всё земное.
Тем временем Шуламита успела нарожать кучу детишек и этим остудить свою молодую страсть, а потом и вовсе овдовела. Стала она чуть полнее прежнего; и если раньше воспевали в ее лице весенний поток, то теперь достойно было сравнить Шуламиту с прохладным колодцем, по краям обложенным круглыми глыбами. И только тогда окольными путями дошла до нее, наконец, весть о царской печали: сам Соломон не хотел, как и прежде, ее тревожить, но что поделаешь - порою любовь вытекает из человека сама, как молодое вино из дырявого старого меха, ибо не имеет возраста любовь и бродит, и бурлит внутри, прорывая оболочки.
- В чем докука? Я свободна, а он царь, - сказала Шуламита. - Почему бы ему не позвать меня?
- Нет у него на это силы, - ответили ей.
- Почему так? - спросила Шуламита.
Но уже догадалась сама, ибо хитры все женщины, независимо от рождения и воспитания, в том, что составляет их главную цель.
И вот не позвал - сам пришел к ней Соломон, в простом платье, будто крестьянин, и стал в отдалении.
- Прошу, переступи порог. Дай мне омыть твои ноги от пыли и переодеть тебя в богатые одежды, - попросила пастушка.
- Я не смею, - отозвался царь.
- Испей доброго вина из брачного кубка моего отца, чтобы сердце твое окрылилось отвагой, - снова попросила Шуламита.
- Не к веселью послужит мне струя винограда, и кубок тот оттянет мне руку, - ответил царь.
- Войди ко мне и стань одним со мной, - произнесла Шуламита фразу, которую держала и оттачивала в себе всю жизнь.
- Нет, лучше мне избегнуть того: ибо дороже всех благ и всех сокровищ земных мне моя невоплощенная любовь, драгоценнее и самой Шуламиты. Ныне страсть сольет нас в одно, и останемся одним, как два расплавленных слитка; но истинная любовь - тетива, что натянута расстоянием, разделяющим двоих, и стрела, которая оперена пламенем своей несбыточности. И сегодня я воистину получил все, что хотел!
С тем отошел царь Соломон от шуламитянки. Что же он пел и сочинял после того, никто не ведает, потому что не вошло это в Танах по причине сугубого своего легкомыслия. Ведь бескорыстному в земной любви отвечает сама Любовь, и нет звонче того ответа!