Да, разумеется, Дарума - не имя, но прозвище. В музее народов Евразии, что в Вечном Городе Лэн-Дархан, есть такое нэцке: хмурый колобок, препоясанный по чреслам вервием, лежит на спинах двоих крошечных учеников. Первый патриарх дзен-буддизма, у которого от непрерывных медитаций отказала вся нижняя часть туловища. Дарума, покровитель монашеских боевых искусств.
Нет, настоящего имени и фамилии нашего живого армейского талисмана я вам не скажу. Тому есть веские причины. Ноги у него, кстати, отнялись не от благочестивых размышлений, а всего-навсего благодаря контузии. За каким бесом мы не оставили Дара в одном из дружественных сёл или, на худой конец, в обозе - не знаю. Возможно, хотелось иметь рядом смазливое юношеское личико. Прочим моим кешиктенам, иначе гвардейцам, в среднем лет по сорок пять, ноги как кривые клещи, а на физиономии черти горох молотили стальными цепами. Отбирали их, ясен пень, не за шибкую красоту внешности, а вовсе по иному принципу.
Так вот, чуть позже по указаниям Дарумы и с его личным участием мои ремесленники соорудили для него седло с высокой задней лукой и приторочили к спине смирной кобылы-иноходца. На привалах и по большой нужде седалище без особого труда снимали и опускали в подобие продвинутых детских ходунков: опоры для сиденья, загородка, прочная рама с колесиками и хитрая система рычагов, тормозов и храповичков, чтобы под уклон не катилось. В горах ведь ровное место величиной в ладонь три дня искать надо, вот наш Дарума и напряг свои недюжинные таланты.
Сказанное выше о талантах очень важно для понимания дальнейших событий.
А что, по-вашему, талисманы, амулеты и обереги нынче не в моде? Скажите это моим воякам. Лично мне они запрещали стричь косу до тех пор, пока она не достигла того места, где идея спины находит своё логическое завершение. Но и потом лишь один мой верный аньда, шпажный полковник Ной Ланки, осмеливался чуток ее подровнять, дабы кончик не защемлялся и ездить верхом не мешал. После моего побратима раздирали это волнистое и белобрысое страхолюдие сразу два кешиктена, причем без особой ко мне жалости. Гребни у них были самые прочные, из закалённого железа. Затем меня туго плели в пять прядей и убирали хвост разными шаолиньскими подвесками и балаболками: и по ветру не треплется, и удар получается увесистей.
Шла гражданская война. Самый кретинский вид междоусобицы, когда стремя в стремя с тобой скачут мерзкие типы, когда-то доводившие тебя до слёз в воскресной школе, а конные дядьки напротив - те самые дружки и гости, что лет девять назад гуляли на твоей скромной - всего-то дней пять-шесть - свадьбе. И еще бы ей, свадьбе, не быть таковой: жених добыл липовую справку, что шестнадцатилетняя невеста беременна, патер с охотой это враньё проглотил, ибо понимал, что нас не удержать никакими вожжами поперек спины. Уж лучше перед обрядом принять обе исповеди, нареченного и нареченной, и тишком завязать в уголок своего орната - такой полосы с крестами на обоих концах. И наговор невесты на себя, дай Всевышний, благополучно сбудется, и ребенок...
Мой сын родился мертвым после интенсивных допросов в Замке Ларго, но до закрытого процесса и показательной экзекуции. Там, в Замке, политзаключенные выучили меня одному хитрому финту: когда по партии дают залп из всех стволов - не пытайся из куража устоять на ногах, падай сразу. Если не истечешь кровью и не задохнешься под другими трупами, имеешь нехилый шанс выбраться изо рва на свежий воздух.
Но вернемся к нашим баранам, как говаривал Панург. Дарума был самым чистым и неискушенным изо всех моих телохранителей и уж тем одним приносил пользу. Ведь чем плохо на марше таким, как я? Прочие отливают не сходя с коня, а тебе приходится класть своего Бахра наземь вдоль дороги и оправляться под прикрытием его мощной тушки прямо на скалу. Карабкаться вверх по склону или ползти вертикально вниз (рельеф, однако!) бывает несподручно. Мои блюстители дают в добавление к стандартной воинской присяге особую клятву: следовать за начальством хоть в пасть адову, не то что в ближние кусты. И глаз с него, начальства, в сем уязвимом положении отнюдь не спускать. Вот наш Дарума в эту самую пасть и лез - тем более что воином был, как и прежде, от Бога. Что кинжалом орудовать, что из "Кондора" палить. С саблей вот никак не получалось, это да. Сабле размах нужен.
Таким вот манером, щелями, рокадами и секретными тропами, дошли мы до Вечного Города Лэн-Дархан, замкнули на нём гарроту, подтянули пушки. Командовал всеми орудийными расчётами капитан Сеф Армор из моих бывших. Всем докам дока, уж не сомневайтесь: отхватил для дивизионных нужд самое приёмистое и дальнобойное из арсенального прайс-листа. Дарума тоже к сему немалые старания приложил. Было это, понятное дело, до покалечившей его диверсии.
Ну вот. Когда мы уже примерялись и пристреливались к месту, обращается ко мне наш общий друг:
- Инэни командир. (Не по уставу, да ему, болезному, еще и не такое сходило.) Лэн-Дархан ведь символ высшего ранга и музей под открытым небом, а снаряды все его редкости вдребезги побьют. Карильон Кремника вообще с первого залпа вниз рухнет.
- Им было велено спустить все семь колоколов наземь и хорошо укутать соломой, - говорю.
- Кем велено?
- Лично мной. Такие вещи я парламентёрам не доверяю.
Мы молча меряем друг друга пламенными взглядами. Потом он спрашивает:
- Знаете поверье? Вечный Город не падёт ровно до тех пор, пока в Кремнике все пять времен суток и пять положенных молений звоном отбивают. Не снимет никто из жителей эти звоны так, за здорово живешь.
- Опять бабские разговоры. Да так или этак столица, можно сказать, наша - ещё и подкрепление на днях прибудет. Мы и одни можем знатного шороху наделать в этом табернакле.
Дароносице то бишь.
- Истинно говорите, ина генерал-майор, - отвечает Дарума и делает поворот налево кругом. Ноги у него, чтоб вам знать, не как желе, а как прочные палки с натуральными защёлками на коленных суставах. Будто он лошадь.
На другой день, ближе к вечеру, докладывает мне Армор:
- Странное что-то происходит, ина Та-Эль. (Все мои сотоварищи по вольным горным прогулкам посылают устав куда подальше, понимаешь. Распустились при атамане, куда уж командиру заново связать.) Сплошные перелеты и искривления рассчитанной траектории. Мы и так стараемся бить по пустырям и трущобам, но не в молоко же!
- С причастными людьми говорил?
- Вызывал к себе.
И чего-то вроде опасается.
Ну, я сразу в вагончик прибористов. А это весь такой из себя важный народ: без них, родимых, и их прецизионной оптики королева боя всего-навсего пешка на выгуле.
Смотрю - здесь он, всеобщий любимец. Сидит в своем манежике и вертит в умелых ручках некую хренотень из прутьев и шариков. Видели в офицерском училище наглядные пособия по стереометрии? Вот, почти похоже, но позатейливей и вроде как на четыре измерения вместо трех. Или даже все пять. Только не спрашивайте, как я такое определяю. Врождённое чутьё охотника за брошенными редкостями.
- В обстановке, приближенной к боевой, уже одно твоё пребывание здесь - готовый трибунал, - говорю и выволакиваю его за поручень на ясное солнышко.
А затем доходчиво объясняю, что присягу новому знамени давали мы оба, как ни крути, и через это не переступишь. Что его игрушечка, посылающая к чертям всю баллистику, весьма заинтересует Ставку, хоть она и полное фуфло. И что до тройки чрезвычайных мордухаев, тем не менее, я дела не допущу. Своим прямым командирским диктатом. Только вот завтра с утра пораньше, еще до артподготовки, Даруму намертво пришвартуют у края обрыва, благо их в этом районе хоть зашибись. Колесики на стопор, страховочный ремень - вокруг талии. А напротив выставим девятерых вернейших моих стрелков: добрая половина моих людей не покорёжена регулярной армией и служит фактически мне. Трижды по три сорок пятого калибра: в лоб, в сердце и в эту ямку под горлом - вишудха-чакра называется. И прошу тебя: хочешь уйти мал-мала с приятностью - стой прямо, не закрывайся и не уворачивайся.
- Свою ачару я с собой возьму, - говорит он. - Можно?
- На кой ляд нам сдалась эта комбинация из брючных пуговиц и подтяжек? Забирай, конечно.
Он кивает так покорно, что я добавляю:
- Да, чтобы со всякими глупостями не лезли, я тебя в головной палатке устрою.
То есть прямо у своей тощей койки да писарского стола с картами и донесениями.
В ответ - кривоватая ухмылочка:
- Ина Та-Эль, вы потрясающе красивая женщина, только я... сами понимаете.
Из всего речевого изобилия, каким я его покрыла, бумага способна была выдержать лишь три последних слова:
- ...................... поговорить, скотина длинноухая.
Шатер из двойного брезента, кругом него мои верные псы, но подслушать и даже подглядеть, когда внутри зажгут масляную лампу, всегда найдутся охотники. Только если переплетать руки и пальцы в темноте, как делают слепые и заговорщики...
Талисманы и в самом деле почти ни при чем. Дарума считает, что параллельные миры, вопреки утверждениям, придумали как раз фантасты и сказочники. А ученые только подтвердили - и крупно ошиблись. Бытие - целостность, однако выплетено как бы из множества прядей: вот как ваша коса, инэни. Всё вместе и одновременно. Нет, времени там не существует как понятия. И оттого мы сразу проживаем мириад самых различных существований. Я боюсь даже намекнуть, сколько. Внутри этого мерцающего парадокса можно делать практически всё что угодно, надо лишь очень сильно пожелать чего-нибудь. Чудо ведь всего-навсего дитя иных реальностей. И если это согласуется с высшей волей - оно придёт неведомо откуда, пройдёт насквозь твою ачару и в тебе воплотится. Я ведь не зря так ее назвал, эту мою игрушку: путём. Хотя им может быть что угодно: оружие, самоцвет, нарядный головной обруч, даже тисненая кожаная чаша для кумыса. Вот только помимо иной воли и твоего желания должна быть еще и отвага - бросить всего себя на чашу весов. Тогда сбудется.
...Пули попросту смели Даруму вниз, в бездонный провал ущелья. Аньда выпросил у меня, чтобы два лучших его скалолаза спустились туда и поразведали, но те не отыскали даже царапины на почве, даже клочка рваной рубахи. Удивительное дело: сами в кровь расцарапались терновником и дикой ежевикой и по всему пути распахали широкую колею.
Вот почему я озаботилась закопать это дело поглубже. Вместе с крестильным именем, родовым прозванием и кой-чем ещё. Что, если Дарума появится вновь не в одной из его мифических "прядей", а здесь и сейчас? Юморной, рисковый, брызжущий всякими заумными идеями - в точности как было раньше, до увечья. Контузия ведь может и пройти от нервной встряски: я такое сама видела.
А Лэн-Дархан мы взяли. После долгих, изнурительных переговоров, кои тянулись три месяца без малого. Взяли, не повредив и кирпичика, не сняв и волоска с повинных голов. И учредили там вольный город с управлением на паритетной красно-белой основе - ну, примерно так. Наш Армор - военный комендант, а Карен Лино, первый советник сдавшегося военачальника - мэр. Ради такого счастья мне пришлось изобрести не один замечательный финт из тех, какими я славлюсь в народе, и не однажды рискнуть своей стройной лебединой шеей. Но дело выгорело.
Брось свою жизнь на чашу судьбы - и победишь.