Митька радостно копал червей. Вечёра дед обещал взять его с собой на дальний покос с ночёвкой, а там есть речка, можно будет порыбалить. Деда звали Евлампием, имя редкое, но ему нравилось. Имя деду дали при крещении из церковной книги. Пока он на-копал червей, дед был уже готов, ждал Митьку у калитки, сидя на скамейке, дымя в свою незатейливую трубку. Одевался он по старинке: в широченные холщёвые штаны, поверх холщёвая, длинная до колен рубаха, с двумя пуговицами у шеи, перевязанная плетёной шерстяной бечёвкой с махровыми концами. Поверх рубахи одевал, жилетку из овечьей шкуры, на голове, латанная-перелатанная, соломенная шляпа. Мать много раз порыва-лась её сжечь, но дед строго - настрого запретил ей это делать. На ногах у него зимой и летом хромовы сапоги с портянками. Митюха много раз спрашивал деда: "Не мёрзнут ли ноги в сапогах зимой, не потеют ли летом?" Дед с ухмылкой отвечал:
" Ноги не токмо не мёрзнут и не потеют, а отдыхая, дышат. Сапоги ведь золоты-ми руками и с любовью сработаны, в них сердце доброе вложено. Они ещё и тебе много лет послужат, не токмо мне. Это теперича разова обувь шьётся, на один сезон не хватат, потому как о деньгах думая сшита, а не о человеке". Пока Митька собирал свои удочки, крючки, червей, дед уж медленно, не оглядываясь, шёл, вдоль изгороди к дальней заимке с косой на плечах. Митька любил ходить, сзади наблюдая за дедом. Дед был статный, как богатырь, но годы брали своё, появилась сутулость и медлительность. Да он и не любил суеты бестолковой и болтовни, говоря:
" Дела пусть говорят за тебя, а не язык". Бывало целый день пройдёт, а он пару слов не скажет. Митька удивлялся его силе и работоспособности. Ложится, а дед ещё что-то делат. Проснётся, а он уже в работе.- То валенки подшиват, то забор чинит, то шу-бу латат, то плетёт корзины, то самовар лудит, то в сарае убират. В сарае у него чище, чем у некоторых в доме. Дед говорил:
"Каждой вещи своё место, каждая вещь чистоту любит. Каков двор, такова душа человека. Кто не любит робить, тому Бог работу не даёт".
Он много знал сказов и легенд, были они все с поучением. Дед редко учил внука чему-то, но всегда с собой водил. Как-то мать сказала Евлампию: "Батя, что ж ты внука не учишь, всё сам да сам робишь?" Дед ответил:
" Коли глаза и желание имеет, научится. Не надо учить с надрывом, покажи как надоть, чтоб на тебя глядючи другие хотели научиться. Кто голосом учит, того самого от учения отгородить надоть. Коль нет в душе тепла, то не будет проку в обучении".
Молчание Евлампия было особое, душе дающее тепло и нежность, сердцу крылья парящие. Глаза были добрые-добрые, любовью наполненные. Евлампий смастерил Митьке, под его рост, косу и они оба косили. Дед не учил его, просто сам косил промол-вив:
" Глазами внимательней будь, научишься".
Митька неделю пыхтел, но постепенно научился, а дед из подтишка за ним на-блюдал, но ничего не говорил. Когда же стало получаться, сказал:
"Будет с тебя толк!" Это лучшая его похвала. Косили рано утром и поздно вече-ром, когда жара спадёт. Дед говорил:
" Надобно косить тода, кода земле легче дышится, и трава немного обмякнет, тода и пользы от сена больше будет".
Днём не ели, только немного пили. Дед объяснял:
" Негоже утробу при работе нагружать, ей и так тяжело, а ещё пищу заставлям обрабатывать. Негоже это делать".
Вечером же, искупавшись в речке, вдосталь пьёт. Сохнет на ветру, не вытираясь, затем садится к еде. Перекрестится три раза и начинает, не торопясь, хорошо и красиво трапезничать. Ел он утром очень рано до петухов и вечером после заката солнца, Ел дол-го и много. Митька с интересом за ним наблюдал. От него веяло какой-то необъяснимой величественной силой. В конце трапезы он снова три раза перекрестится, уберёт со стола за собой, и садится у речки со своей трубкой, думку думать, как он говорит.
" Ступай и ты порыбаль, може, что и нацедишь".
Покурив, всегда что-либо рассказывал о былом... Митюха, как губка перенимал все его повадки, впитывая все его рассказы. Но на этот раз дед долго молчал, затем тихо сказал:
"Остарел я, не успею тебя до ума довести, это меня удручат. Не охочий я много балакать, отродясь не любил этого, но к тебе сказ имею:
" Внучек, советчиков много будет на твоём пути, не сумлевайся. Ты уж рослый, двенадцать годков уже. Коли уши имел слушать, коли очи имел видеть, коли сердце с душой в Божьем свете, то надобности тебе не будет иным советам. Идти своим путём пытайся, всему миру на диво и на поучение тоже. Всякому злу будь стойким, пусть дру-гие за тобой путь держат. Сманивай всех на любовь, понимание и на благодеяния на этой земле. Буде тода твоей душе награда, людей почтенье, Божье благословление. Не таися за спинами других, сам неси тяжёлу ношу и детям своим накажи то, что я тебя прошу".
Затем немного помолчав, продолжил:
" Видно хворый я селе, коль тончавый становлюсь. Отродясь не уставал, а сей день я лечь хочу. Малый, собирайся до дому, видно время моё пришло душу Богу пре-поднести. А говор мой не забудь, коль человеком остаться хочешь. О Господи, прости меня, коли, что внуку и детям не додал". Евлампий с трудом встал, взял косу на плечи и тяжёлыми шагами направился в село. Митька залил костёр водой, собрал вещи, мусор и последовал за дедом, предчувствуя, что это последний их совместный покос.
НАСЛЕДСТВО
-----------
Что мне оставить в наследство,
Детишкам любимым своим?
Материальное богатство,
Чтоб были душою нищи?
Оставить бы им терпенья.
Любви на многие годы,
Чтоб жить достойно, старанье,
Крылья вложить бы в их душу.
Чтоб падая, быстро вставали,
На судьбы не обижались,
Невзгодам, лишь улыбались,
Надежду чтоб не теряли.
С Богом по жизни шагали,
Всем испытаньям на зло.
Вот, что хочу я оставить,
Детям своим в наследство.
РЕЧЬ НАШИХ ОТЦОВ
------------------
Словарь забытых слов,
Искала много лет,
Где речь наших отцов,
Имеет свой секрет.
Их речеизложение,
Мозаика любви,
Слогает поведение,
Будущей семьи.
Плавное наречие,
Что ручеёк течёт,
Словами сея счастье,
Душе даря полёт.
Сейчас слова гремучие,
Резкие и злючие,
Льстивые, хитрючие,
Лживые, колючие...