- Петух - животная сурьезная! Живность, прямо скажу, героикческая! - жестяным голосом заявлял, строго оглядывая собравшийся казачий люд, сорокалетний маленький худющий Прокопыч.
В городишке со странным для Донской земли немецким именем Миллерово Прокопыч слыл за городского чудака. Его видели всегда в военном френче без знаков различия с фуражкой на голове и с одной и той же потрепанной книгою подмышкой. В войну мальчишкой контузило его в голову. Разглагольствования Прокопыча и даже сама внешность постоянно и странно улыбающегося взъерошенного очкарика в любое время года веселили миллеровскую публику.
Прохладный июньский день семьдесят первого года еще только запрягал, а рядом с памятником военному летчику Ефимову уже многолюдно. Среди высоких голубых елей много прогуливающихся. Вокруг скамейки, на которой играют в шашки наш чудак и строгий пенсионер Федорыч, бывший токарь с гавриловского завода, стоит с десяток зевак, которые с интересом наблюдают разыгрывающийся спектакль и переживают за исход игры.
- Ты, Прокопыч, лучше бы ходил шибчее, чем баки народу заливать про курей! - сердился пенсионер, склонившись над позицией и нетерпеливо ожидая ответного хода соперника.
- Та лошадью ходи! Лошадью! - вдруг вклинился в ход поединка чей-то уставший молодой голос из зрительского окружения.
- Тута тебе не шахматы! Фух! Не продыхнуть от тебя! Дуй отседа! Проспись! - гнали нализавшегося комментатора.
- А я шо? Я ничо, - обижался пьяница. - Трошки сказал слово и сразу дуй? Я пошел, - парень стелящейся походкой удалялся и бормотал. - Как пить дать, Вы без меня проиграете!
- Так об чем я остановился? - замахивался над шашкой крутящимся бородавчатым пальцем местный шут. - А! Так вот. Дюже уважаю я любого петуха, гражданы. Нехай самого мелюзгового, безголосого, даже без перьев, - философствовал Прокопыч дальше, вгрызаясь маленькими глазками-буравчиками в одну из шашек, мечтавшей о проходе в дамки. - А все почему? Та потому, шо он петух! Поняли? Пе-тух! - растягивал слова оратор и повышал голос. - Петух, он, если хотите, царь зверей, нет-нет, бери выше, царь природы! Моя идея понятная?
- Тю! Вот заладил. Петух, да петух, - не выдерживало окружение. - Смени пластинку, Прокопыч. Замени тематику.
- Прокопыч! Ну ты даешь! Уморил! - раздавались голоса некоторых особо смешливых болельщиков.
- Без перьев петух только - у борщ! - подтрунивал Федорыч. - И никуды больше твой петушок не пригодится. Ходи давай, а не о петухах думай!
- Царь природы? Ловко брешешь, Прокопыч! - смеялся кто-то. - А льва ты куды девал? Твоему горлопану в заместители?
Народ смеялся. Палец Прокопыча последний раз взмыл коршуном над застывшим шашечным полем и плавно опустился над осчастливленной белой шашкой, которой был дан верный ход.
- Наконец-то, пошел, басурманин! - бормотал Федорыч, обрадованный тем, что противник сделал долгожданный ход. - М-м! - мычал он в задумчивости над создавшейся позицией не в пользу черных. Пенсионер проигрывать страсть как не любил, потому нырнул глубоко с головой в позицию и уже не слышал ближайшего хода беседы.
- А шо Вы ржете, казачки? - Прокопыч снял очки, дужки которых были связаны грязной лохматой столетней веревкой, и бережно стал протирать стекла носовым платком неопределенного цвета. - Вы шо кумекаете? Я из головы это выдумал? Отнюдь!
- А откуда ты вздумал? - спросили.
- Из книжки. Вот этой самой, - и очкарик похлопал у себя где-то подмышкой. Книга благодарно прошуршала что-то хозяину в ответ на то, что на нее обратили внимание, но не выдержала в плане прочности, - из нее на асфальт выпала целая дюжина страниц.
- Та шо энто за бухгалтерию ты, Прокопыч, завел у себя подмышками? - спросил Федорыч, неожиданно прервавший обдумку своего хода.
- Ну не могу, Федорыч, сказать прилюдно. Книга-то секретная! - обладатель потрепанного талмуда задирал подбородок и победно оглядывал аудиторию. - Вот оно как получается, ребята!
- Вот так коленкор получается, Прокопыч! - встрял кто-то из толпы. - Ссылку на книжонку делаешь, а назвать ее не хочешь? Нечестно!
- Ребята, хучь режьте, присягу давал! - в этом месте голос чудика упал до шепота. - И не упрашивайте, хлопцы, не скажу. Ни названия, ни содержания не могу Вам раскрыть.
- Ох и интригал ты, Прокопыч. Уж не прикрывайся секретностью. Колись давай шибче! Рассказывай, - просило окружение.
- Если скажу, меня органы расстреляют зараз! - не отступался от начатой линии Прокопыч.
- Хрен с тобой! - ржали зеваки. - Поделись хучь, почему петух такой главный в природе, чем он такой выдающий?
- У петуха много плюсов, - отвечал петушиный фанат. - Вот ответьте, гражданы, могет прожить лев без головы али нет?
- Нет, не может, - отвечали.
- А петух могет! Могет жить без головы! - Прокопыч испытал звездную минуту.
- Да ну?! Как так?! - оторопели все в шоке.
- Пожалуйста! Информирую. Пользуйте, пока я живой, - и Прокопыч привел козырный пример. - В 1945 годе в Америке Майк, это петуха так величали, попал в нехорошую историю: башку ему отсекли, собирались в пищу пустить. А он живой. Полтора года еще жил. Два кило весу надбавил. Во как! Петух, конечно, царь природы! Попробуйте без головы побегать? А я посмотрю на Вас!
- Брешешь ловко! - загудели в толпе. - Не может энтого быть. Чтобы без головы бегал полтора года ишо. Неправда.
- Кто сказал? Кто сказал: "брешешь"? - гневался в защиту своей идеи Прокопыч.
- Ну я сказал! - обнаружил себя бесстрашный болельщик шашечной игры и даже подошел к чудику. - И шо ж ты мне зробышь?
- А вот шо! - Прокопыч метнул на Фому Неверующего взгляд, полный молний, и с силой опустил на его несчастную голову шашечную доску. По асфальту покатились шашки. Над Миллерово катились благословенные семидесятые.