Про комиссаров

Александр Дворников
Про   комиссаров


-   Открываешь холодильник, а там чего только нет: виски-куиски, шампанское, водка, пиво.
- Давай, ты вначале хлопни, тебе очень надо, я видел, ты на собрании стоял – вот-вот грохнешься! Ты вначале хлопни, а я бутерброды пока соображу. А потом мы с тобой дернем. Ну, давай! – начинает бутерброды лепить,- что-то бумаг до хрена. А это что?  Протокол собрания? На хрен! – рвет его и в мусорник, - выговор сделали чудаку,- в              мусор его!
   
   Вот так мы жили без комиссара. Или как их официально звали по должноости, первого помощника капитана.

- Вовчик, в Бразилии работали по 9 месяцев. От звонка до звонка. Приходим в Союз, а такое впечатление, будто ничего и не было. Обыденное состояние, всё до фени. Обычно же душевный подъем по приходу домой, радость встреч и т.д. А тут Вентспилс – и, как из рядового короткого рейса возвращаемся. Вот что значит, когда тебе мозги никто не засирает. А собрания устраивали, когда толпа уже слишком буреть начинала. Для порядка, что советская власть на судне имеет место быть, несмотря на отсутствие первого помощника. Болели они часто в дальних рейсах. Тяжелый у них труд был...

- Что-то повело быстро...
- Да, а я тебе что говорю. Ну, будем!
- Кисловатая, сука!
- Да. Тоник не требуется.
- А в трубку бражка не пошла?
- Нет, вы просто взяли больше, чем надо. На поллитра-литр меньше и было бы о,кей.
- Теперь я мерку знаю. Я сейчас разградуировал.
- Теперь п...ц, шкала Мануйлова!
- Да ты что!
   
    Прелесть работы без первого помощника я прочувствовал еще в пароходстве. На приемке «Матэ Залки» в Югославии. Вместо 20-ти дней мы застряли там аж на три с лишним месяца. Завалило снегом танки неожиданно. Стояли в доке, танки открыты были, только покрасили. Влага, сырость, краска начала сходить, некондиция. И надо было все снимать, все сушить и по новой красить. Представляешь – на 40 000 тонн танкер! Потом еще нас динамки доставали. Юготурбина клепала зульцеровские динамки, а не ладилось там у них со втулками, никак не могли правильную тельняшку на зеркале втулок нахонинговать. Привезут эти втулки, поставят, запустят, стоп. Вскроют – не то. На стенде, на заводе, все о,кей. На судне – не идут. И много еще каких недоделок. Благодаря  затянувшейся приемке удалось довести до ума пароход и вышли мы в рейс в отличном состоянии. Вот тогда мы и жили без первого, не тужили, а даже совсем наоборот. Функции его отрабатывал радист.
   
    Жили мы порознь. В смысле экипаж. Механики возле судостроительного завода в Риеке, в частных домах, а команда во главе с капитаном – в Ике, курортном месте, в километрах тридцати от завода, в частной гостиннице. «Дед» Горбунов, я, Женя Крылов – электромеханик и Витя Григорьев, донкерман, жили на 1-ом этаже виллы главного экономиста завода. Второй и третий механики жили недалеко от нас. Жили как хотели. Деньги были приличные по тем временам.
- Так оно и должно было быть.
- В день по 11 рублей чеками ВТБ.
- А нам почти по 13 на «Булдури» в Германии.
 
   Да, во первых много денег, что приятно всегда. А во вторых – свобода. И свобода их тратить. И даже обязанность – потратить. Поскольку этот мудак, Савко, капитан, якобы дал в Москве подписку, чтобы динары из Югославии не вывозить, чтоб не подорвать экономику братской страны. Ну, некоторые на эту удочку поддались, и я в том числе. А другие оставили эту валюту, динары, и она оказалась ходовая в Европе. Любой маклак в Антверпене менял один к двум. Один динар – два бельгийских франка.
   
   Ну я Креза и корчил: книги покупал, шикарный костюм-тройку вместе с рубашкой и галстуком и плюс ботинки – единовременно,  все в тон! Запрещенного у нас Сальвадора Дали великолепный альбом в роскошном золотом переплете и с чудесными иллюстрациями, по цене подержаной машины в Антверпене, приобрел. И вот, когда мы пришли в Европу после приемки, в очередной раз родное министерство разрешило брать машины за границей. Если помните, то запрещали брать, то разрешали. Такая вот шла борьба таможни с заграничными вояжерами и моряками в том числе. Мы на этой приемке заработали по 2-3 машины, конечно, не новые. Но все ушло на ковры, хрусталь-фарфор, шерсть, дубленки и т.д. Вот плевались мы в сторону Савко! Оказалось впоследствии, что Югославии до фени: вывозим мы ее валюту или тратим на месте. Личное дело каждого. А этому мудаку что, он же лучший капитан Латвийского морского пароходства, как доложила нам газета «Водный транспорт» сразу по прибытии в Югославию.

   Михаил Иванович по пути в Риеку, через столицу нашей Родины Москву,не поленился зайти в редакцию главной морской газеты страны и без ложной скромности нарисовался там «лучшим капитаном» ЛМП. И поделился своими творческими планами: кому еще он насрет в душу. А пока бегает вот по горам, жирок скидывает. Впереди говна – непочатый край! Впоследствии так оно и было.

- А первый танкер какой?
- Первый, головной – «Пабло Неруда», «Залка» был третий по счету, второй – «Давид Сикейрос».
- И мы без комиссара «Булдури» принимали...
   
   Красота. За три месяца я все побережье обьездил: от Италии до Албании с югославскими друзьями. Есть, что вспомнить.
   
   Где-то мне еще повезло поработать без комиссара. А, в Ираке. На иракском флоте. Были в те застойные времена достойные командировки, где можно было заработать по-быстрому квартиру или машину и т.д. Главное, без очереди. За это и ценились эти командировки. Был у нас комиссар, Гуржий, но значился в судовой роли как моторист. Но его как бы и не было. В ЦК нашей родной партии, в Москве, настропалили: не высовываться! Всех нас, не только комиссаров. Никакой пропаганды советского образа жизни, никакой политики и никакой агитации!  В Ираке в то время были сильные гонения на коммунистов. Саддам уже стоял у руля. 79-80-ый годы были на дворе. Я, когда более-менее с арабами подружился, вопросу удивлялся: кто у вас бомболит,спрашивают? Не сразу допер – помполит! Нам этого нельзя было говорить, так они сами мне сказали к т о. Тот, кто ни хрена не делает. Этого не скроешь.
   
    А перед нами, в предыдущем экипаже, арабы на мостике отколотили капитана Сергу. Стал было заводить советские порядки на судне, ну ему и начистили нюх. На «Ханакине» это было. Штурманов с мостика выставили на крылья, двери заклинили и обработали Сергу. В темноте. Культурно сделали, не подкопаешься. Наши моряки потом злорадствовали: Серга и на нашем флоте заслуживал серьезного разговора, да «настоящих буйных мало...».
   
   Так вот Гуржий и сам по себе мягкий человек, а тут и вовсе шелковый стал. Его это как нельзя лучше устраивало – не высовываться. Зарплата один хрен шла.
   
   В город ходили для приличия по двое, а возвращались кто когда хотел. Лишь бы вахту стоял. Да работу делал. В артелке напитков было – море. И потом по самой дешевой цене приличные напитки. И пиво разных калибров. Я там очень полюбил «Тайгер», тигр. После нашего сухого закона в море (кроме тропиков), жизнь здесь была терпима. Поскольку без пива в такой жаре особо не покушаешь. Совсем другая жизнь.

- Сволочи, сколько они крови попортили народу.
- Не говори. Редко встречались, которые хотя бы говна не делали. Может 2-3 и наберется за всю мою практику.
- А мало их было таких. У нас в 31-ом подменном экипаже был комиссар, Щук Валентин Константинович, из электромехаников. Он минимум какой-то делал, чтобы к нему в парткоме пароходства не придирались и ладно.
- Минимум говна, звучит!
- План же у них был, процент.
- За рамки он не выходил, поэтому его считали мужиком что надо.
- А как тебя Мошнаков доставал?
- Это был первый его рейс в роли первого помощника. После этой траханой академии комиссарской, ВПШ, высшей партийной школы. До этого работал на «Риге» электромехаником. Потянуло на легкие хлеба, переквалифицировался. Проснулся однажды с Лениным в башке.
- Хорошо, хоть без маузера в руке.

- Да, все выветрилось, что за жизнь нажил - перехватил эстафету у меня Мануйлов.

    До этого было как? Мы приняли «Булдури». Пошли в рейс. Стояли на штатовской линии. «Юрмала» в Бразилии кочевала, а мы в Тернеузене или в Англии грузились и северным путем на Штаты шли. Сперва в Филадельфию, потом еще в какой-нибудь порт или в Мексику. Идем через океан. «Маяк» наше радио не берет. Гул идет: у-у-у. И все. Антенны спутниковой не было. Вот он поставит это у-у-у и на принудиловку, судовую трансляцию. Хотя бы так ставил, в обычную сеть. Не нравится тебе, вырубил и все дела. А принудиловку не выключишь. И вот она постоянно воет. Что только не делали. Проволоку перекусишь – тревогу обьявят, а ты проспал. Там же эта двусторонняя связь была: с моста кнопку нажимают, вызывают тебя, ты включаешь у себя и говоришь в динамик. Нельзя химичить со связью.
   
   И этот бывший электромеханик задрачивал этим своим у-у-у. С ним по хорошему сперва: так и так. Нет, свое гнет. А к Гренландии подходишь и вниз вдоль побережья спускаешься, много станций УКВ работает, чистейший звук, музыка прекрасная. Но видишь ли, они не поют Интернационала или еще какаго-нибудь Кабыздоха.

- Широка страна моя родная.
   
    И по хорошему просили: Алексей Васильевич, ну на хрена ты мучаешь приемник, он ничего не ловит и нервы наши треплет. Ты посмотри, скоько музыки, поставь музыку для души.
    Нет, лучшая радиостанция в мире – это «Маяк» и хрен ты ему что докажешь. Первыми лопнули нервы у меня. Поначалу мы на радиста тянули: Степа, ты мол, это ерундой занимаешься? Степа: что вы на меня бочку катите, по вопросам радиовещания к комиссару обращайтесь.
   
    Я смотрю,такое дело, по радио ничего не понять, два чудака этих, Римский с Корсаковым, япошат по «Маяку» весь день. Еть их мать! А что там по «Маяку» - или рабочий полдень, или жиды вправляют мозги советскому народу. Единственная передача - в рабочий полдень, с часу до двух: «По заявкам радиослушателей! Товарищи радиослушатели! Начинается передача в рабочий полдень! К нам поступило письмо. В Вологодской области, в селе Новые Пердуны живет тракторист Иванов И.И. Он пахать не может, пока Баха не услышит. Иван Иванович, передаем для вас Баха. Еть его неть! Врубают этому Ив.Ивановичу Баха. Себастьяна. А какая-нибудь Ефросинья Васильевна, доярка, доить не может, пока Листа или Бетховена не послушает. И так через день. Вот такая фуэтень! А строитель Сидоров кирпичи на ребро кладет, пока Вивальди не послушает. Один день классика, а второй – Лебедев с Кумачом наяривают. Ну и обязательно Кабыздоха всунут. Без него никак!
   
   Осточертело это дело. Комиссара все-таки еле уговорили ставить «Маяк» на обыкновенное вещание. После обеда у него режим, адмиральский час – хрюкает. Я – раз, и в трансляционную. Найду хорошую станцию, включу и трансляционную на замок. Вот он отрежимит, радио включит, а там «Битлы» лабают или «Катючи каменюки» (Роллинг Стоунз) заливаются. Империалистическая музыка! Он туда, а там закрыто. Кто закрыл? Где ключ? Никто не знает. И вот носится.
   
   Потом вычислил меня и стал я его злейшим врагом. Начал политику шить: что я презираю советскую музыку, которая лучшая в мире, а лучшая песня – Интернационал. И вот пошли у нас эти передряги.
   
   Сидим как-то в каюте и играем в карты. Водки нет. Не курим. Иллюминаторы глухие, лобовые, да еще и на нижней палубе. Сидим тихо-мирно. Вдруг ни с того, ни с сего,без стука открывается дверь и влетает этот придурок. С ним еще матрос Якубовский. А мы играли в простого дурака. Погоны вешали. Он заорал:
- О, а, у!- схватил эти карты, тюх-тюх, и в клочья пошел их рвать. Внутри заклокотало. Я говорю:
- Слушай, может меня мама и хреново учила, но с детства учила так: если ты к кому заходишь в жилое помещение, то надо постучать первым делом. Во-вторых, влетел, ни здравствуй, ни прощай и еще орать начал. В-третьих, я тут живу. Ты кто?
   
   Компания была у нас спаянная: я, Панин, Доровской – точила и Васильев, электрик. Самогонку иногда гнали. Вот где аппарат долго прослужил – на «Булдури». Может и сейчас еще действует. Стоял в фекалке, стационар. Рядом с насосом забортной воды, так что все условия были.
   
   Начался тут шу-гам. Говорю:
- Юрий Федорович, открой, пожалуйста дверь!
Замешкался комиссар. Он не представлял, что  в 21 год позволю себе такую борзость.
- Какого хрена ты порвал карты? Это твое имущество?
- Нельзя!
- Ах, нельзя!- я взял его за грудки, как фурнул, пулей вылетел. За комингс еще зацепился. Я вышел следом,- в твоих интересах – забыть ход в эту каюту. Увижу еще здесь рядом, о том,что здесь сейчас было, ты только мечтать будешь.

- Вежливый террорист Мануйлов! Гроза всех первых помощников.
- И старших механиков.
- Отчистил столько замечательных людей, еще и работать там хочет.
- Нет, стармехов он через одного отоваривал. Говорит, попадались ребята ничего.

- Нет, одного только отделал, Балбеса. По крупному. А так больше нет,- заскромничал Володимир свет Григорьевич.
- Пара фонарей – мелочь, не считается.
- Дернули, чтобы все у нас было О,кей.
- А-а-а.
- А с Мошнаковым больше никаких приколов не было?
- Да нет. Потом уже боженька прибрал его к рукам.
- А мне он попадался, когда в парткоме сидел. В рейсы иногда выходил, как комиссар.Комиссар-наставник. Мало одного, еще довесок. Посылали их разбирать всякие тяжебные дела. Всякую фуэтень судовую разгребать. Как у нас в службе эксплуатации механик-наставник, так и у них парткоме. Мне он казался безобидным. Но сидел в парткомисси и согласно общему мнению кивал головой, когда меня вычищали из партии. Потом еще на судно выезжал, разбираться, зачищать следы. Все равно мне казался он безобидным и смешным.

- «Трембиту», фильм, помнишь? Там такой Шик был, герой. Вот он на него и был похож.
- Комиссар Шик.
- Да что кости обмывать. Умер человек. Еще не самый худший первый был. У меня вот в памяти остался человек с лошадиной фамилией, Овсянников, тоже первый. На твоего Кирьяченко похож, натурой.
- А ты Кирьяченко знаешь?
- Ну, как же не знать. Он же и сватал меня на «Берге» оставаться, как и тебя когда-то. Дедом обещал сделать по быстрому. Своего стармеха, Карклиса, они хотели убрать, тот был неуживчивый латыш, прямой, как палка, не поддавался на провокации дешевые его. А я после  Ирака пошел 2-ым на «Цандер», поменял все поршни на главном двигателе, такую обкатку проходил в качестве второго и потом на «Берг» попал, однотипное судно, только двигатели разные. На «Берге» - Зульцер, а на «Цандере» и «Циолковском» - Бурмейстер и Вайн. Но карьера моя у Кирьяченки не состоялась, на курсы немецкого уехал в Питер, а потом и вовсе на газовозы попал.
   
   При тебе Карасев Юра был на пароходе? Да? Так он был тогда 2-ым помощником там, потом старпомом. Хороший парнишка. Правда поддавать начал и турнули его.
- Карьера у него быстро пошла.
- Карьера пошла быстро, но на этом деле залетал. И в итоге... В итоге он у Челомбиева в речном пароходстве окопался, на бывших наших пароходских сухогрузах: «Роя», «Кемери», песок из Эстонии возили.
   
   Так вот, у меня предстоял день рождения. А каюта у Юры удачно расположена и совмещена с канцелярией. Получились приличные хоромы, есть где разгуляться. И решили мы у него отметить мой день рождения. Попал я к ним случайно, не помню уж как. Сделали 2-3 рейса на Европу. С Юрой покорешились, одну вахту стояли. Наступает 30-ое января, день рождения, отходим из Антверпена на нашей, ночной вахте. Вышли в море. А Юра меня предупредил, что у них традиция: чтобы не было потом разбора полетов у них заведено приглашать на такие мероприятия первого помощника. Ну, ладно, традиция так традиция. С волками жить... Под его надзором безопасней, обьяснял мне Юра. Приглашай, говорю. Это в 4 то утра.
   
   Лоцмана сдали, обе наши вахты закончились и собрались мы все вместе с Кирьяченко во главе. А Веселова, капитана, не пригласили. Только уселись, звонит он: почему его не пригласили? Почти с обидой. Да ради бога!
   
   Приходит кэп, бутылку коньяка приносит и пошел гудеж чуть ли не до обеда, до начала наших с Юрой вахт. А народу  сидело -  так с полкоманды. Хорошо когда поддали оказался я между Веселовым и Кирьяченко. По пьянке все мы добрые стали. И вот они дружно меня уговаривают остаться в штате, на постоянно, значит. Я там кого-то подменял, не помню уже кого. Друг твой Базилио, Володя, был тогда 4-ым. Да и вся бражка, что при тебе была: Мартишка, Сухарик, Шуровский. Ну и сватают меня два главных командира: сделаем тебя «дедом». Я, пёс уже был битый, согласно кивал головой и думал про себя: слепой сказал, посмотрим.
   
   С партией у меня пока осложнений не было и отношения были простые: принимал как необходимое зло. Перед выходом из комсомола, как и ты сподобился быть чести приглашенным в партию. Был я тогда 4-ым, в году это было 75-ом. И стал я кандидатом. Кандидатский стаж – 12 месяцев я не вытянул, за месяц до вступления в ряды нашей славной партии умудрился отстать от судна в Вентспилсе. На мое счастье первого в этом рейсе не было. А балом комиссарским заправлял по совместительству в тот момент Вадим Беликов, прекрасной души человек. Он дедом был, а я уже – третьим. И вместо того, чтобы законно быть отлученным от партии, а вместе с этим грозили и другие административные меры, меня вдруг торжественно принимают в нее. Ура!
   
   Так что опыт был. С первыми я не дружил, это пошло с первых дней моей карьеры на флоте. В лучшем случае игнорировал. Надо сказать так поступало большинство, кроме  явных и неявных сексотов и откровенных шестерок. По моему глубокому убеждению большинство первых и происходило из этого жалкого племени: шестерок и сексотов. И что они могли нам дать? Слабых разлагали, сильных – ломали. Не трогали только тех, кто молчал.
   
   А ушел я с «Берга» уже будучи на ремонте. Елена Леонидовна Тубелис, начальница английского кабинета уговорила меня ехать в Питер на курсы иностранных языков. И подсуетила мне немецкий язык, у нее вакансия горела. А группа английского была уже набрана. «Давай, Александр, езжай, у тебя и так английский неплохой, там параллельно подучишь и сдашь два языка». За знание языков, как помните платили дополнительные проценты к зарплате. Так что я одно время после курсов получал 25 % к зарплате. Мне бы и не надо идти. Я после Ирака сильно прогорел, еле от долгов открутился только. Надо было деньги зарабатывать. Потом подумал-подумал: ну когда я буду в Питере? Поеду на 10 месяцев, устрою себе достойную жизнь. Да вались они провались эти деньги! Так оно и получилось, не в смысле денег, а в смысле всего остального. Поехал я влезать в очередные долги.
   
    Но два языка я изучал только с месяц. Один рыжий еврей, Жора, он учил два языка до конца и, кажется, сдал.

- Жидее всех жидых?
   
   Рыжий. Но как замкнулся, так весь срок из Стрельни не вылезал. А мне это надо? Жора компьютерами в пароходстве заведовал, ему в море не надо. Он и так не вылезал из загранкомандировок.Один такой усидчивый оказался на все 4 группы: английского, немецкого,испанского и французского языков. Зато его девушки не любили.
   
   Там на курсах со всех пароходств СССР народ понаехал, старший комсостав. И много штрафников, особенно из капитанов. Аварию сделает, его раз – на курсы, пока суд да дело, пока волны скандала не улягутся. Специалистов-то неохота пароходству терять. А так прикроют. Отдыхай. Некоторые умудрялись по второму языку изучать. Капитаны-полиглоты.
   
   И я прикинул: в море уже на Невский не выйду. Сколько той жизни! Гуляй, Саша!
И забросил я английский. Извини, Елена Леонидовна!
   
   Были на курсах и комиссары, но там они были хорошие. Не при деле. Хотя кто знает?!