Сокровища древнего оазиса

         
                К. Велигина

                СОКРОВИЩА  ДРЕВНЕГО  ОАЗИСА
                Баллада в прозе

1.
     `Ортэму Н`эшу было девять лет.
     В то памятное для него июльское утро он играл в саду загородного дома, куда его семья переехала из города полмесяца назад, в середине июня. Дача называлась Солнечные Лужайки, и это название очень подходило к ней. Здесь действительно было много лужаек и столько кустов, деревьев и высокой травы, что играть в прятки было одно удовольствие. Огромный густой сад представлял собой целую рощу разнообразной зелени. А двухэтажный особнячок был настоящим уютным гнездышком – белый домик, окруженный густой листвой.
     Сначала Ортэму, или `Орти, как его называли в семье, здесь не понравилось. Ему хотелось в их дачный дом, где он привык проводить часть весны и лето, и где им с сестрой, детям госпожи Сильветты Фрэй, всегда было хорошо. Но потом его старшая сестра Николь заявила однажды за столом, что Солнечные Лужайки гораздо лучше Соснового Дома. Ортэм тогда всерьез надулся на сестру. Он решил, что она просто глупа, ничего не понимает и, к тому же, предательски поступила по отношению к Сосновому Дому. Два дня он не разговаривал с Николь, а на третий день вдруг понял, что она права, и что Солнечные Лужайки, в  самом деле, лучше их первой дачи. Это открытие поразило его. Он грустно задумался; ему хотелось, чтобы всё было наоборот. Но он уже полюбил Солнечные Лужайки, полюбил против своей воли, а Сосновый Дом поблек, померк в его памяти, еще по-детски неблагодарной. Он не знал, что, когда подрастет, то снова полюбит маленький дом, окруженный соснами, и небольшой пышный сад – и полюбит не меньше, чем в раннем детстве. Но пока что он решил: глупо сердиться на Николь только за то, что она быстрее, чем он, оценила всю прелесть Солнечных Лужаек. Из гордости он, конечно, не признался ей в этом, но снова стал с ней разговаривать, и не мог себе не признаться, что авторитет сестры сильно вырос в его глазах.
     Николь было уже двенадцать лет, но она никогда не кичилась своим старшинством и не задирала нос перед Орти. Она охотно играла с ним и вообще дружила со всем миром, в том числе, и со своим отчимом Логар`идом Фрэем, который полгода назад женился на их с Ортэмом матери.
      В отличие от сестры, Ортэм не дружил с ним. Отца, умершего пять лет назад, он не помнил, но нарочно твердил всем, да и себе самому, что помнит. Ему не нравился отчим, этот некрасивый и не очень-то высокий, но крепкий и хорошо сложенный человек. Николь сразу привязалась к нему, Орти же решил не сдаваться так просто. Когда отчим протягивал ему руку, Орти прятал свои руки за спину, невзирая на ласковые укоры мамы и подтрунивания родственников. Ему казалось, что Логарид Фрэй только притворяется хорошим человеком, а на самом деле, он недобрый, как большинство отчимов и мачех, для которых чужие дети навсегда остаются чужими. Он великодушно простил маму за то, что она, не спросясь его, Ортэма, вышла замуж за господина Логарида, простил Николь за то, что она стала называть господина Логарида отцом, однако сам себе дал слово держаться до последнего и не доверять человеку, чью фамилию отказался носить. Мама и Николь «стали Фрэями», он же остался Нэшем. Он не желал предавать памяти отца и удивлялся про себя, как легко его мать с сестрой позволили себе подобное предательство. Он был еще мал и не читал «Гамлета», но, тем не менее, Гамлет жил в нем едва ли не более полной жизнью, чем у Шекспира. Правда, господин Логарид походил на Клавдия так же мало, как королевство Альвеол, где все они жили, походило на сумрачную Данию. Но Орти имел склонность сам себе придумывать принципы и отстаивать их, сколько возможно. Когда он убеждался в ошибочности какой-либо занятой им позиции, он, хотя и неохотно, но всё-таки шел на компромиссы – и при этом нередко презирал себя за внутреннюю слабость. Это был путь души, познающей мир, и этот путь состоял из бесчисленных побед и поражений, дарующих человеку великую драгоценность: жизненный опыт. Орти не рассуждал, правильно или нет он познаёт мир. Он просто жил, стараясь по мере своих сил разрешить загадки, которая ставила перед ним жизнь, - и стремился делать это, не прибегая к посторонней помощи.
     Вот и сегодня он исследовал мир – играл в путешественника. Его отчим был знаменитым путешественником, известным всему Альвеолу, и Ортэм не мог не уважать его за это, хотя по-прежнему не подавал ему руки`. Загорелый, в рубашке, панталонах и сандалиях, Орти стоял у пруда, худенький мальчик с шелковистыми, темно-русыми волосами и серьезным взглядом больших, бархатисто-карих глаз. Ему очень хотелось поплавать по пруду на доске, которую ленивая рябь покачивала возле берега, но он знал, что это запрещено. Неделю назад он попробовал пуститься в плаванье с шестом (палкой от метлы), но доска заюлила под ним, и он, не удержавшись, полетел в воду.
     Орти плавал по-собачьи очень хорошо и довольно быстро выбрался на серые мостки, пахнущие деревом, водой и солнцем. Увешенный ожерельями из ряски, он пошел домой переодеться – и рассердился на няню, поднявшую страшный шум по поводу того, что он весь мокрый и зеленый от прудовой тины. Напрасно он твердил ей, что всё это вздор и пустяки. Няня выдала его маме, и мама взяла с него слово, что он не будет больше пускаться в плаванье по пруду. Отрэм должен был пообещать ей это, чтобы не лишиться чудесных прогулок по саду. И, скрепя сердце, он пообещал.
     Теперь он стоял у пруда, размышляя о том, что жизнь детей полна самых разных лишений и запретов, и из-за этого невозможно интересно играть. Ну, какой из него великий путешественник, если он не может плавать по пруду и лазать на деревья, особенно вон на тот красивый дуб с так удобно расположенными ветвями? Госпожа Сильветта сразу по приезде заметила, что на этот дуб чрезвычайно удобно лазать; ветки дерева росли, словно специально для детей-непосед. Хорошо зная характер своего сына, она тут же представила его себе на самой вершине огромного дуба, и у нее закружилась голова. В тот же день Ортэму было строго-настрого запрещено залезать именно на этот дуб, и он дал слово, что не будет залезать, хотя вся его душа при этом протестовала и возмущалась.
     Вздохнув, Орти сел на траву и принялся рассматривать свои сандалии с дырочками и с ременными застежками, идущими через лодыжки. Летом он никогда не надевал даже самых коротких и тонких чулок, поэтому его лодыжки сильно загорели: так же, как икры, голени, руки до локтей, шея и лицо – всё, что не было скрыто одеждой.
     Не то, чтобы Орти очень интересовали его сандалии и загорелые, исцарапанные ноги. Просто он изо всех сил боролся с искушением залезть на дуб, который стоял так соблазнительно близко от него и, слегка покачивая ветвями, в гуще которых светились золотистые желуди, словно приглашал его подойти и забраться повыше.
     Устав разглядывать свои ноги и сандалии, Орти еще раз с тоской посмотрел на дуб ласково и призывно шелестящий под слабым ветерком, кивающий ему всеми своими ветками и веточками, и лег в траву, закинув руки за голову. Тотчас ему показалось, что он стал маленьким, точно гномик, а трава выросла, превратившись в изумрудно-золотистые заросли, пронизанные солнечными лучами. Прямо в этих лучах, на фоне синего неба, над ним покачивала головкой ромашка. Она стала такой большой, что заслонила солнце, и он видел тени от травинок, трепетавшие на обратной стороне ее молочно-прозрачных лепестков. В маленькой ромашке вдруг словно сосредоточилась  вся Вселенная, вся любовь, нежность и мудрость природы, щедрой, пышной, царственно ласковой. «Ромашка – Бог», -  подумал Ортэм и улыбнулся белым лепесткам. Сладко пахнущие травинки покалывали ему шею, руки, ноги, а над ним летали божьи коровки, желтые и красные, гудели мохнатые шмели, порхали пестрые бабочки. Им овладела дремота. Он прикрыл глаза, слушая потрескиванье кузнечиков, голоса птиц, живо и мелодично перекликавшихся в густой листве. Он готов был заснуть…
     Но тут ему снова вспомнился дуб, и Орти понял, что не обретет покоя, пока не заберется на него. Он открыл глаза, сел на траве и, слегка нахмурившись, устремил на дуб суровый, испытующий взгляд. Это дерево положительно не давало ему покоя. И Ортэм решил хоть разок уступить соблазну. Он ни за что не полезет так высоко. Он заберется наверх только самую чуточку… мама даже не узнает. Ей ведь нужно одно: чтобы с ним, Орти, ничего не случилось. Вот с ним и не случится ничего.
     Он вскочил на ноги, перебежал широкую тропинку и очутился возле заветного дуба, который вот уже полмесяца старательно обходил стороной. Нижняя ветвь дуба была на уровне его груди. Он быстро вскарабкался на нее и, переставляя ноги с ветки на ветку, полез вверх, не помня себя от какого-то блаженного ликования и совершенно позабыв, что он дал себе зарок не забираться высоко. Дерево услужливо подставляло ему под руки и под ноги свои ветви, а он лез всё выше и выше, самозабвенно, без всякого напряжения.
     Добравшись до середины дуба, Орти вздохнул с чувством глубочайшего удовлетворения и присел отдохнуть среди ветвей. Прижавшись к приятно шершавому, теплому стволу, он посмотрел вниз и увидел далеко под собой солнечный сад, усыпанный полевыми цветами (садовые росли ближе к дому), и особнячок. И лужайки сада, и дом – всё стало маленьким, а он, Ортэм, вдруг словно вырос и, подобно сказочному властелину, осматривал теперь с высоты свое царство. Оно показалось ему удивительно красивым и милым. Ему захотелось обнять и солнечные деревья, и пруд, и кусты, и лужайки, и дом. «Раньше ромашка была Богом, а теперь я сам, как ангел», - подумал он и, улыбаясь, запрокинул голову. Над ним трепетали под теплым ветерком плотные, точно резные, листья, а сквозь зелень блистало синевой солнечное небо: такое же близкое и такое же далекое, каким оно казалось с земли. Бог был там, в этом недосягаемом просторе, и в то же время Он был внизу, в каждом цветке, в каждой божьей коровке. А самое главное, Он был в Ортэме и рядом с ним. Ортэм не мог представить себе места, где его сердце не ощущало бы Бога. Хорошо, что Бог везде, подумал он. Ведь это значит, людям совсем нечего бояться…
     Он снова посмотрел вниз, и тут же сердце его неприятно дрогнуло. Хоть Бог и был везде, всё-таки на свете существовали вещи, которых следовало бояться всем своевольным ослушникам. Среди этих вещей была одна очень нехорошая, которая грозила сейчас Орти: наказание. К дубу, не торопясь, приближался человек, который имел полное право наказать Орти, - Логарид Фрэй, его отчим. Он был еще довольно далеко, но нечистая совесть заставила Орти начать торопливый спуск с дерева. «Сделаю вид, что просто гулял», - сказал себе Орти, торопливо переставляя ноги с ветки на ветку. Он даже не подумал, что отчим может идти по своим делам, а не искать его, Ортэма, и что разумней всего было бы притаиться среди листвы и подождать, пока Фрэй пройдет мимо… но это не пришло ему в голову.
     Между тем Фрэй приближался, и Орти принялся спускаться с еще большей поспешностью. Возможно, ему удалось бы благополучно достичь земли, но от волнения он не рассчитал движения и схватил вместо очередной ветки воздух. К счастью, это случилось почти в самом конце спуска. Ноги Орти соскользнули с ветки, он почувствовал, что падает, и тотчас решил, что непременно умрет, ибо со страху ему почудилось, будто он летит невесть с какой высоты…
     Он зажмурился и приземлился на растопыренные ладони и колени.
     В первую секунду ему показалось, что он мертв, но сейчас же вслед за этим он понял, что жив и распрямился с быстротой пружины, чтобы убежать… но Логарид Фрэй уже стоял рядом с ним.
     Орти чувствовал, что его ладони и колени разбиты в кровь, их жгло, как огнем, и он боялся отчима, как только может нарушитель закона бояться блюстителя порядка. Стоя с опущенной головой, он видел летние парусиновые туфли на ногах господина Логарида и растущую рядом с ними траву, и корни дуба, который так подвел его, Орти.
     Отчим взял его руки и повернул их ладонями вверх, но Ортэм быстро сжал пальцы. Фрэй не должен был видеть его ран, никто не должен был их видеть, это была его, Ортэма, тайна. Хорошо, что панталоны скрывают разбитые колени. Однако Орти вдруг подумал, что не стоит ему хранить эти свои тайны, если господин Фрэй поведет себя благородно и ничего не расскажет маме. Поэтому он раскрыл ладони и, подняв голову, спросил мужчину, который возвышался над ним:
     - Вы не скажете маме, что я залезал на дерево?
     Над ним склонилось лицо человека лет тридцати пяти, с грубоватыми, неправильными чертами. Светлые волосы Фрэя золотило солнце, его небольшие зеленые глаза смотрели серьезно и вдумчиво, но не сердито, а в губах, очертаниях носа, бровях Ортэму почудилось что-то сочувственно-насмешливое. Несмотря на простоту и грубоватость черт, лицо отчима неожиданно показалось Орти не лишенным благородства и даже приятным, хотя до сих пор он находил его просто строгим и некрасивым.
     Орти был дворянином, господин Логарид – нет, и обычно Орти об этом помнил, но сейчас он про это забыл, это стало вдруг неважно. Вообще у Ортэма не было причин бояться Фрэя. Тот почти не говорил с ним и никогда не вмешивался в его воспитание, но он был мужчина, взрослый человек, муж мамы, и отличался весьма твердым характером. Ортэм инстинктивно чувствовал, что отчим может быть, когда следует, очень твердым и властным, и заранее трепетал перед проявлением этой властности, готовый отстаивать свою свободу по мере сил и возможности.
     А Логарид Фрэй видел перед собой маленького мальчика с разбитыми в кровь ладонями и коленями (кровь уже начала проступать сквозь светло-серые панталоны) и с расцарапанной щекой. Мальчик был хрупок, миловиден – и серьезно смотрел на него, Фрэя, снизу вверх своими большими, бархатисто-карими глазами. Лицо мальчика было решительным. Фрэй знал, что Ортэм, в отличие от Николь, не доверяет ему. Но ему было известно и то, что Орти его уважает. Логарид подумал, что наступило время отплатить приемному сыну тем же. Раз Орти обратился к нему как к своему союзнику, значит, следует поддержать его; может, после этого их отношения станут теплее. Господину Логариду этого хотелось, но он не собирался класть все силы на то, чтобы добиться доверия и расположения своего пасынка. Когда мальчик в пятый раз не принял дружески протянутой ему руки, Фрэй решил просто не обращать на него внимания. Так он и поступал все полгода, вплоть до сего дня, когда случай столкнул их лицом к лицу.
     Внимательно посмотрев на Ортэма, он ответил:
     - Если ты сейчас пойдешь со мной, я ничего не скажу твоей матери.
     - Вы меня накажете? – спросил Орти.
     - Нет, просто перевяжу твои руки и колени: ты ведь разбил их.
     Не дожидаясь ответа, он подхватил Орти на руки и понес к дому.
     Странное чувство испытал Орти, сидя на руке господина Логарида. Его очень давно не носили на руках, потому что он никому не позволял с собой вольностей. Но сейчас он посчитал, что протестовать невежливо, да ему и не хотелось протестовать. Ведь лететь над землей было так интересно, а рука отчима была, точно крепкий надежный стул, с которого не свалишься. Еще ни разу Орти не видел так близко голову Фрэя. Прямые, светлые, густые волосы отчима походили на золотистую шапку, от него пахло дорогим табаком и мужскими духами; другой своей рукой он слегка придерживал Ортэма за бок, и эта рука была теплой, почти горячей.
     - Вам не тяжело? – спросил Орти. – Я мог бы идти сам.
     - Всё в порядке, - отозвался господин Логарид. – Ты очень легкий.
     Орти хотел с достоинством возразить, что он вовсе не легкий, и весит целых тридцать килограммов. Но он подумал, что еще рано доверять отчиму такие важные сведения: ведь неизвестно, как тот поведет себя дальше.
      Фрэй вошел в дом через черную дверь и поднялся с Орти на руках на второй этаж, где находился его кабинет и рядом – ванная комната. На первом этаже тоже была ванная, где Орти купался каждый вечер после Николь, но ему гораздо больше нравилась ванная на втором этаже: старинная, большая с медными девушками в мраморных нишах. На головах девушек были цветочные венки, они играли с медными дельфинятами. Мама говорила, что это нереиды – дочери морского царя Нерея из мифов Древней Греции.
     Фрэй спустил Орти на пол, открыл перед ним дверь ванной, включил воду и сказал:
     - Снимай панталоны и садись на стул.
     Орти послушался. Он снял панталоны и, оставшись в одной рубашке и коротких нижних штанах сел рядом с глубокой ванной на кожаный стул, а Фрэй принялся очень осторожно промывать его раны влажной губкой. Потом, так же бережно, он вытер пострадавшие места чистым полотенцем и сказал:
     - Посиди здесь. Я принесу тебе другие панталоны.
     И ушел. Вскоре он вернулся с чистыми панталонами, бинтом, пластырем и какой-то баночкой.
     - Ну, давай руки, - сказал он Орти.
     - Это йод? – спросил Орти, протягивая руки ладонями вверх и готовясь мужественно встретить боль.
     - Нет, - ответил отчим. – Это медовый настой. Тебе не будет больно.
     - Я не боюсь боли, - Орти посмотрел ему в глаза.
     - А зачем нам лишняя боль? – Фрэй улыбнулся ему. – Нам ее не надо.
     Он смазал ладони Орти настоем, от которого действительно не было больно, только чуть-чуть пощипывало, и умело перевязал раненые руки, а потом смазал настоем и залепил пластырем колени.
     - Теперь надевай панталоны, - сказал он, споласкивая руки и выключая воду.
     - Спасибо, - Орти быстро надел панталоны. – Только мама ведь спросит, что` у меня с руками.
     - Скажешь ей, что это наша с тобой тайна, - был ответ. – И я скажу то же самое.
     - Хорошо, - охотно согласился Орти. – Если мы с вами так скажем, то не соврем… то есть, не солжем… но и не раскроем всей правды. Да?
    - Да, - подтвердил Фрэй. – Именно так.
    И вдруг спросил:
     - Хочешь взглянуть на мой кабинет?
     - Хочу! – Орти встрепенулся. – Очень даже хочу!
     Он еще ни разу не был в кабинете отчима, а, между тем, ему действительно очень хотелось там побывать.
      - Тогда пошли.
      И, покинув ванную, они вошли в кабинет.
      Орти охватило чувство, будто перед ним распахнулись царские врата, ведущие в святая святых. Он несмело остановился у дверей, стараясь охватить жадным взглядом каждую мелочь. Его взору представились массивный стол, кресла, книжные полки, глобус, карты на стенах, а вдоль стен – столики, и на них, под прямоугольными стеклянными крышками, – макеты древних городов, пустынь, гор, лесов, замков. Всё его существо затрепетало от восхищения, у него захватило дух. Ему страстно захотелось поближе рассмотреть макеты. Еще ни одна игрушка так не притягивала его к себе.
     - Ну, что же ты? – улыбнулся Фрэй. – Я вижу, тебя заинтересовали мои макеты. Подойди, осмотри их, если хочешь.
     Эти слова окончательно покорили Ортэма. Он вдруг понял, что его отчим великодушен (во всяком случае, сегодня и сейчас). А он был вовсе не так глуп, чтобы не ценить чужого великодушия.
     - Спасибо, сударь, - сказал он с достоинством, тщательно скрывая свое ликование. – Я, и правда, очень хочу посмотреть. А кто их сделал?
    - Их сделал я, - ответил Фрэй.
     - Вы? Вы сами? – вскричал Орти; он был потрясен.
     - Я сам, - Фрэй засмеялся.
     Орти посмотрел на него с величайшим уважением и даже благоговением. У него не было слов, чтобы выразить переполнявшие его чувства, поэтому он молча повернулся и подошел к правому столику с макетом гор. Через горы, словно синие диковинные следы великана, цепочкой тянулось слово: Г И М А Л А И.
     Фрэй подошел к нему, и они стали смотреть вместе.
     Сначала у Ортэма не было вопросов: так самозабвенно он погрузился в созерцание макетов. Зачарованный, на время умерший для всего мира, он разглядывал маленькие дворцы, искусно сделанные из дерева и глины, сады и парки из разных видов трав, лишайника, мха, кореньев, озера из голубого стекла, домики, речки, леса, где каждая елочка, каждый вяз удивительно походили на настоящие. Были здесь и равнины, и поля, и проселочные дороги с тележками не больше ногтя, с крохотными крестьянами, со стадами коров и овец. По смуглой пустыне, сделанной из дерева и песка, бродили золотистые львы, шли караваны верблюдов, а на верблюдах восседали бедуины в белых одеждах. По джунглям пробирались темнокожие жители Океании с копьями в руках  - владельцы сверкающих лагун и коралловых стен. Древние развалины отбрасывали на песок красивые стройные тени своих уцелевших колонн, малюсенькие эскимосы в каяках охотились на тюленей, а с ледяного берега за ними наблюдали белые медведи, так мало похожие на своих бурых собратьев. На горных глетчерах лежал снег, поблескивавший в лучах солнца, как настоящий…
     Орти казалось, что он облетает весь мир на волшебных крыльях. Названия городов, пустынь, гор оживали для него, превращаясь в прекрасные земли, полные захватывающих приключений, опасностей, чудес – жизни! От макетов исходили тепло нагретой солнцем земли, или же ледяной холод. Это было всё равно, что читать книгу, где каждая страница заключает в себе волшебную сказку. Трудно, невозможно поверить, что всю эту красоту создал один-единственный человек. И всё-таки Орти ни минуты не сомневался: это сделал Логарид Фрэй, его отчим. Только муж мамы мог быть таким мастером, другого она просто не полюбила бы, Орти был в этом убежден. И теперь он всей душой проникся сознанием того, что господин Логарид – действительно великий путешественник. С каждым новым макетом, который он видел, в нем росло благоговейное чувство к Фрэю. Теперь он страшно гордился тем, что этот человек – его приемный отец. Все былые ревнивые чувства погасли в нем, побежденные искренним восхищением. Т а к о й  человек имел право на любовь мамы и Николь и на его, Ортэма, безграничное уважение. Даже отец, будь он жив, не стал бы с этим спорить. Наверно, он подружился бы с господином Логаридом, во всяком случае, был бы с ним в самых лучших отношениях, это точно. Жаль, что они не знали друг друга. И было просто замечательно, что он, Орти, теперь знает Фрэя. Ему не хотелось вспоминать, как он прятал руки за спину, не желая здороваться с господином Логаридом. Теперь ему казалось, что с его, Ортэма, стороны это было ужасно глупо, даже подло. «Хоть бы он забыл про это, - думал Орти. – И никогда не вспоминал!»
     Фрэй посматривал на мальчика и с удовольствием видел, что макеты получили самую высшую оценку у его приемного сына. Николь в свое время тоже пришла от них в восхищение, но было видно, что она скоро позабудет о макетах. Весь вид Орти, напротив, свидетельствовал о том, что он никогда не забудет того, что увидел. Вероятно, это происходило оттого, что интересы Николь уже определились: она увлекалась садоводством и рукодельем. В Орти жила горячая любовь к географии, истории и искусству, но он сам еще не знал об этом. Зато господин Логарид сразу это понял, когда Ортэм, очнувшись от восхищенного созерцания, зас`ыпал его вопросами о макетах и связанных с ними географических названиях. Фрэй начал было с увлечением отвечать ему, но тут вдруг вспомнил, что, занявшись своим гостем, совсем позабыл о том, с какой целью шел через сад. А шел он к флигелю управляющего, чтобы решить с этим последним два-три неотложных хозяйственных вопроса. Поэтому он прервал своих объяснения и попросил Орти подождать: он, Фрэй, через несколько минут вернется. Орти заверил его, что подождет. Фрэй ушел, а Орти вновь погрузился в созерцание макетов.
     Спустя полчаса господин Логарид вернулся и с радостью убедился в том, что интерес Орти к макетам ничуть не угас. Тогда Фрэй принялся ходить вместе с ним от макета к макету и рассказывать, какую страну или город они изображают. Время от времени он подходил к карте мира, огромной, в полстены, и указкой показывал на ней, где находится место, о котором он только что говорил. Орти внимательно слушал, смотрел и запоминал. Спокойный, немного усталый голос отчима, прежде такой чужой, звучал теперь музыкой, сокровенной для его сердца. Перед ним раскрывался мир, имевший прошлое, настоящее, будущее, сверкавший вдохновенными тайнами. И Орти огорчился, когда господин Логарид вдруг положил указку и сказал:
     - На сегодня довольно, не то у тебя в голове всё перепутается.
     - Не перепутается! – горячо возразил Ортэм, для вящей убедительности прикладывая к груди свои перевязанные ладони. Фрэй засмеялся, подошел к нему и погладил его по голове.
     - Нет, Орти, пока что хватит. Мне нужно написать еще несколько писем. Да и вообще я буду сегодня занят. Уж потерпи до завтра, хорошо?
     - Да, конечно, - сказал Орти вежливо, но в душе он был разочарован. Видя это, отчим опустился перед ним на корточки, и Орти увидел прямо перед собой его лицо с зелеными, точно горох, глазами. Эти глаза смеялись, в них были сила и понимание, и еще что-то хорошее, что обрадовало Орти, но чему он не смог подобрать названия.
     Фрэй взял его за кончики пальцев и предложил:
     - Хочешь мы с тобой сделаем макет Солнечных Лужаек?
     От неожиданности и счастья у Орти занялось дыхание. Разочарование, огорчение – всё вдруг исчезло. Он улыбнулся Фрэю самой сияющей улыбкой и несколько раз очень сильно кивнул головой, ибо слов у него не было. Ему хотелось броситься Логариду на шею, но он не смел этого сделать.
     - А когда? – только и смог спросить он.
     - Завтра в десять на малой веранде, - ответил Фрэй и подумал, что это похоже на назначение свидания.
     - А я сумею? – Орти проглотил слюну.
     - Ты будешь мне помогать и постепенно научишься.
     - Спасибо, - Ортэм решительно протянул руку отчиму, и господин Логарид бережно пожал ее, стараясь не причинить боли пострадавшей ладони.
     - Ну, ступай, - он выпрямился.
     - До свидания, - сказал Орти и ушел из кабинета. Очутившись в коридоре, он пустился вприпрыжку. Он летел, точно на крыльях, ему хотелось громко кричать и смеяться от радости. Он сбежал вниз на первый этаж  и вихрем ворвался в комнату Николь, сидевшей за пяльцами. Вид у сестры был серьезный и степенный.
     - Ты видела? – крикнул с порога Орти. – Видела, какие макеты сделал господин Логарид?
     - Да, - отозвалась Николь, бросая спокойный взгляд на брата. – Очень красивые макеты. Просто чудесные.
     Орти возмутился.
     - Что значит «красивые»? Что значит «чудесные»? – он взмахнул руками, как дирижер. – Да им же просто цены нет!
     - Да-да, - равнодушно подтвердила Николь, любуясь розой, которую вышивала гладью. – Надо бы здесь добавить бордового оттенка… Да, Орти, макеты очень милы. Но ты в следующий раз всё-таки стучись, прежде чем зайти ко мне в комнату.
     Ортэм сердито топнул ногой и ушел от нее. Она ничего не понимала. Она просто не могла понять, какой удивительный человек господин Логарид, несмотря на то, что называла его отцом и была с ним в самых добрых отношениях!
     Нахмурив брови, он выбежал в сад и, обогнув дом, подлетел к шезлонгу, в котором сидела и читала книгу госпожа Фрэй.
     - Мама, - он с разбегу плюхнулся у ее ног, а она засмеялась и отложила книгу. – Мама, ты видела, какие пустыни, горы и человечков сделал господин Логарид?
     Сильветта Фрэй погладила его по голове.
     - Конечно, видела, милый; они необыкновенны. Я ими любуюсь всякий раз, как… Господи, Орти, что это с твоими руками?
     - Ничего серьезного, ма. Это наша с господином Логаридом тайна, - Орти встал и обнял ее.
     - Вот как, у вас появились от меня тайны, - она поцеловала его в щеку. – Я очень этому рада. Это значит, мой сын, наконец, подружился со своим новым отцом. Да?
     И она с улыбкой заглянула ему в лицо.
     - Да, - Орти тоже поцеловал ее. – Но он мне вовсе не отец. Он мой друг.
     Госпожа Сильветта улыбнулась еще ласковей, с нежностью глядя на сына, а он подумал: она очень красивая. И такая молоденькая на вид, а ведь ей уже тридцать лет.
     - Мне очень приятно, что господин Логарид твой друг, - сказала мама. – Но, может, настанет день, когда ты назовешь его отцом, как Николь?
     Орти не хотелось называть господина Логарида отцом: в этом был какая-то неправда, которая могла бы всё испортить. Но ему не хотелось говорить об этом матери, не хотелось огорчать ее. Вряд ли она поняла бы его правильно; ведь он и сам не очень-то хорошо понимал себя.
     - Я подал ему руку, - он прижался к Сильветте, вдыхая аромат жасминных духов. – И теперь всегда буду подавать.
     Она засмеялась и снова поцеловала его.
     - Ты мой умница. Я знала, что вы, в конце концов, поладите.
     - Мы вместе будем делать макет Солнечных Лужаек! – с гордостью объявил Ортэм.
     - Это прекрасно, Орти.
     - Да, это прекрасно, - серьезно подтвердил он. – Уже завтра, мама, представляешь? Уже завтра! Ура!
     И он перекувырнулся через голову (впрочем, осторожно, стараясь не тревожить ладони и колени). Госпожа Сильветта весело смотрела на него. Ветерок слегка играл подолом ее батистового платья, голубого, отделанного золотой нитью; это платье очень шло ей.
     Вдруг Орти притих, пододвинулся к шезлонгу на заднице (не мог же он ползти на раненых коленях) и положил голову на колени маме.
     - Он хороший, ма? – спросил он, прикрывая глаза.
     - Господин Логарид? – она немного удивилась. – Конечно, Орти, он очень добрый. Разве ты сам этого еще не почувствовал?
     - Почувствовал.
     Орти помолчал и снова спросил, открывая глаза и усаживаясь на траву у ног матери:
     - Ма… а разве можно любить чужих детей, как родных?
     - Почему же нельзя? – она погладила его по щеке. Он вздохнул. Потом вдруг встревожено поднял голову и посмотрел на нее.
     - Только ты, мам, не говори ему, что я тебя спрашивал, ладно? Не скажешь?
     - Не скажу, обещаю, - кивнула она. – Это будет наша с тобой тайна.
     - Я не хочу тайн, - опечалился Орти. – Не хочу, чтобы у нас были тайны друг от друга. Но для этого нужно быть очень честным…
     И он поник головой, сознавая, как трудно быть  о ч е н ь  ч е с т н ы м.
     - Ну, без маленьких тайн людям не обойтись, - вздохнула мама. – Так уж устроен мир. И дело тут не столько в честности, сколько в том, что человек слаб и грешен, а мир несовершенен.
     Она умолкла, задумавшись. Орти тоже молчал, но не потому что задумался о несовершенстве мира, а потому что вдруг заметил возле своей ноги пребольшого зеленого кузнечика, блестящего, как леденец, - и весь погрузился в созерцание этого миловидного насекомого, которого, впрочем, нельзя было ловить: кузнечик мог оцарапать кожу до крови своими зубчатыми задними ножками. Но смотреть на него было необыкновенно приятно, и Орти смотрел до тех пор, пока кузнечик вдруг не подпрыгнул и не исчез в высокой траве.

2.
     Весь оставшийся день Орти был сам не свой от предвкушения ожидавшего его завтрашнего удовольствия. Он был уже достаточно взрослым, чтобы понимать: если не хочешь надоесть тому, кто тебе нравится, не приставай к нему. Это было очень трудно выполнить: его тянуло к отчиму, как магнитом, ему хотелось всё время быть рядом и разговаривать о далеких странах, и слушать захватывающую историю их родного королевства Альвеол, начиная с таких давних времен, что он и представить их себе не мог. Но он понимал: ни в коем случае нельзя бегать за господином Логаридом, как собачонка; да тот бы этого и не позволил. Орти чувствовал, что в случае необходимости господин Логарид может быть твердым, как алмаз.
     А Фрэй видел, как Орти обуздывает свое нетерпение, и мягко улыбался про себя. Он и не ожидал, что мальчик, который до сих пор, казалось, был совсем к нему равнодушен, обладает столь  горячей душой; что он способен ценить его, Фрэя, по-настоящему, всей полнотой чувства. И еще: Орти был одинок. Его одиночество стало для Фрэя таким же открытием, каким стал сам Фрэй для своего приемного сына. И господин Логарид вдруг понял: он нужен Орти гораздо больше, чем Николь, девочке, которая называла его отцом и была искренне к нему привязана. Орти не спешил называть Логарида отцом, но его душа была более отзывчивой и щедрой, чем у Николь. И эта душа была преданней и тоньше, чем у нее. «Я дам ему всё, что смогу, - думал Фрэй, исподтишка наблюдая за Орти. – Вон он не находит себе места, так ему не терпится, чтобы наступило завтра, а вместе с этим завтра – наше с ним общее дело. Но он не позволит себе навязываться мне. Дай мне, Господи, такую же верность и чуткость. Правда, не умею я говорить с малышами, только со взрослыми. Что ж, будем считать, что Орти уже взрослый и всё понимает. Да так оно, пожалуй, и есть».
     Логарид Фрэй был великим путешественником. Он объездил немало стран, его книги издавались на пятнадцати языках мира. Он хорошо знал, что такое дружба, любовь к женщине и еще множество других важных вещей. Но любовь к детям оставалась для него островом, который он еще не открыл для себя, белым пятном на карте его жизни. С Николь и детьми родственников легко было быть сердечным: они не ждали, да и не хотели от него более близких, дружеских отношений. Но Орти отличался от них.
    Пора открывать новую землю, решил Логарид Фрэй. А что там ждет впереди, удача или неудача, неважно. Главное, не бояться того нового, что само идет навстречу. Ортэм убедится, что я достоин его доверия. Остальное будет зависеть от него самого».


     Веранда, пристроенная к особняку, застеклена до половины. По стеклу густо вьются плющ, жимолость, дикий виноград, спускающиеся с крыши, отчего на полу и на стенах лежит зеленоватый отсвет. Стены обшиты золотистыми от лака дощечками, на деревянном, выкрашенном красновато-коричневой краской полу, нет ковров. Кресла, канапе, венские стулья вокруг столика притихли в покое, стеклянные двери распахнуты в утренний сад. Ветерок приносит оттуда запах роз, тюльпанов, нарциссов, гладиолусов…
     Логарид Фрэй сидит на канапе за небольшим столярным столом, покрытым старыми газетами. На столе лежит карта Солнечных Лужаек, сада, огорода, служб. Фрэй сам сделал эту карту тушью и красками, и теперь выстругивает ножичком мелкие детали для макета. Зеленая основа из дерева, папье-маше и бархата уже готова. Орти, сидящий рядом с отчимом, то и дело посматривает на нее, потом снова переводит взгляд на руки господина Логарида, мастерящие из картона и тонкой соломки маленькие бревенчатые домики служб. Фрэй работает молча, сосредоточенно. Орти не жалеет о том, что они не разговаривают, потому что весь захвачен работой отчима. Он убежден: ему никогда не сделать такой же замечательный домик, он мучительно завидует Фрэю и в то же время преклоняется перед его поразительным мастерством.
     И вот домик готов: не больше ногтя, с крохотными окошечками, крылечком, перилами и красной черепичной крышей из плотной бумаги. Фрэй покрывает его стены коричневым лаком, аккуратно ставит в деревянную коробку и устремляет взгляд на Орти.
     - Попробуй сделать так же, - говорит он. – Ты видел, как я делал, у тебя хорошая память. Попытайся.
     - У меня не получится так, - вздыхает Орти. – Я уж знаю.
     - Боишься? – коварно спрашивает его господин Логарид.
     - Нет, - тут же отвечает Орти. Он придвигает к себе бумагу, ножницы, кусочки картона, коробочку с мелко нарезанной соломкой и пузырек с клеем и миниатюрной кисточкой. Он вспоминает, как мастерил домик господин Логарид, и старается делать так же. И, к его удивлению, домик у него получается: правда, кривой, косой и с крышей, похожей на шалаш. Ему стыдно за такой домик, но его сердце радостно ликует: всё-таки поучилось! Он застенчиво показывает домик Фрэю.
     - Очень неплохо, - хвалит его Фрэй. – Дай-ка я подправлю его.
     Он поправляет стены и крышу, приделывает крылечко и трубу и, покрыв домик лаком, отчего тот сразу становится «по-настоящему бревенчатым», ставит его в коробку рядом с домиками, которые сделал сам.
     Орти не верит своим глазам.
     - Мой домик год`ится? – вырывается у него.
     - Конечно, годится, - Фрэй удивлен. – А почему нет?
     - Ура! – тихонько восклицает Орти. – Можно, я еще сделаю?
     - Конечно. Нам не хватает еще двух домиков. Ты сделаешь птичник, а я – флигель управляющего.
     Они принимаются за дело. Вдруг Орти пристально смотрит на Логарида и спрашивает:
     - Вам не скучно со мной?
     - Нет, - Фрэй улыбается ему. – А тебе со мной?
     - Что вы! – Орти смотрит на него с укором. – Мне не может быть с вами скучно, а вот вам со мной может. Взрослым часто скучно с детьми. Так что, если я вам надоем, вы мне скажите об этом. Хорошо?
     - Обязательно скажу, - серьезно обещает Фрэй. – Н, мне кажется, ты не такой уж ребенок; в тебе много взрослого. Знаешь что? Ты можешь обращаться ко мне на «ты», как к брату. И называть меня по имени, просто «Рид». Как твоя мама. Хочешь?
     - Да, спасибо, - вежливо говорит Орти. Он глубоко взволнован предложением отчима, его душат восторг и горячая благодарность к этому человеку за его великодушное, дружеское, по-царски щедрое предложение. Он никогда не назовет господина Логарида отцом, но братом, другом – с удовольствием! Ему хочется быть сдержанным, достойным дружбы взрослого человека, но у него нет сил сдерживаться. В порыве признательности он решительно протягивает Фрэю руку, и тот, смеясь, пожимает ее. Сегодня перед завтраком он заново перевязал ладони Орти и залепил новым пластырем его колени. Медовый настой заметно затянул раны. Завтра можно будет снять бинты и пластырь; так он, Фрэй, и сказал Орти.
     Осчастливленный неожиданной «милостью» своего друга, Орти делает птичник, а душа его возносит безмолвную хвалу Богу за бесценный дар, нежданный и потому еще более прекрасный. Значит, отчим ценит его по-настоящему, иначе ни за что не предложил бы ему такого. «Он не должен во мне разочароваться», - говорит себе Орти.
     - Это будет наша тайна? – спрашивает он, помолчав.
     - Почему тайна? Пусть все знают, что ты называешь меня по имени и говоришь мне «ты».
     - Тогда она тоже захочет, - замечет Орти и уточняет:
     - Николь. Вдруг ей станет завидно?
     - Вряд ли, - откликается Логарид. – Но если станет, пусть и она меня называет так же.
     - Нет, не пусть! – вырывается у Ортэма. - У нее есть и подружки, и друзья, а у меня только вы… то есть, ты.
     Фрэй от души смеется, потом вздыхает и гладит Орти по голове.
     - Ты у меня особенный друг, - говорит он. – Мне тебя никто не заменит. А всё остальное не так уж важно, правда?
     - Да, - Орти успокаивается. Раз он для Фрэя особенный друг, и никто его не заменит, значит, всё в порядке. Он доделывает птичник, покрвает егоаком и показывает Фрэю. На этот раз у него вышло гораздо лучше. Логарид подправляет совсем немного. Потом он начинает наклеивать домики на зеленую основу из папье-маше и бархата, а Орти следит за его работой, затаив дыхание. Ему хочется задать Логариду множество вопросов, но он молчит, боясь всё-таки надоесть своему другу. Может, этот взрослый человек взял на себя слишком много, и ему будет трудно с ним, маленьким мальчиком? Надо быть осторожным. Орти еще ни разу не терял друзей, потому что до сих пор ни с кем не дружил, но он чувствует: потерять друга гораздо легче, чем найти.
     Логарид словно угадывает его мысли. Наклеив домик, он объявляет, что на сегодня достаточно. Они убирают макет  просторный ящик стола, кладут всё остальное в ящичек у стены, идут наверх, в красивую ванную, и там по очереди моют руки. Потом Фрэй зовет Орти к себе в кабинет, снова перебинтовывает его ладони и, к тайному восторгу мальчика, продолжает свой прерванный вчера рассказ о далеких странах, о людях и животных, населяющих эти страны, о войнах, победах и других волнующих исторических событиях. Орти сидит в кресле и слушает его, позабыв обо всём остальном.
     Это счастье длится до самого обеда. Обедать они идут вместе.
     После обеда Фрэй уходит на прогулку вместе с госпожой Сильветтой, а Орти с Николь играют в саду. Но, даже играя, Орти думает о завтрашнем чудесном утре, когда они с Логаридом продолжат работу над макетом, До завтрашнего дня они вряд ли увидятся наедине.
     Но ближе к вечеру Фрэй сам находит его и говорит:
     - Я еду в деревню, Орти; хочешь со мной?
     Орти отвечает, что очень хочет, и они вместе едут верхом в Две Мельницы. Зачем они туда едут, Орти не знает. Он слишком счастлив, чтобы спрашивать об этом. Он сидит впереди Логарида на его рыжей кобыле Альге. Они едут рысью. Орти почти уверен, что всё это – прекрасный сон: и то, что он скачет на настоящей лошади, и то, что он всерьез дружит со взрослым человеком, которого, к тому же, знает и почитает весь Альвеол. Неужели это действительность? Ему боязно, что он вот-вот проснется и поймет, что ничего этого нет, и что его жизнь так же скудна радостями, как и прежде.
     Но пробуждения не наступает, одиночество не возвращается. Для Ортэма начинается удивительное время, в которое он входит постепенно, словно в теплую солнечную воду, боясь нарушить хрупкую, чудесную радость своей первой в жизни дружбы. Его недавний Клавдий превратился в Горацио, и «ни ангелы, ни начала» не могут нарушить этой упоительной метаморфозы. Они видятся каждый день, трудятся над макетом, беседуют о странах и народах, живущих на земле, и время от времени ездят верхом на прогулку.
     Ортэм с необыкновенной чуткостью улавливает, чего больше хочется в ту или иную минуту Фрэю: говорит или молчать. Он чувствует, когда Логариду нужна его помощь, а когда лучше не вмешиваться. Если отчим и мама разговаривают, гуляют, играют в мяч или в волан, Орти не смеет им завидовать и не подходит близко, пока его не позовут. Он рисует сценки из истории, иллюстрации к рассказам Фрэя, и иногда показывает ему эти картинки (если приходит к выводу, что они не слишком ужасны, и не оскорбят взора его друга полным отсутствием художественного мастерства).
     По вечерам в гостиной зажигают большую бронзовую лампу, мама читает какую-нибудь книгу всей семье. Жуки и ночные бабочки пестрой метелью кружатся около лампы, а дети, притихнув, слушают. Логарид Фрэй тоже слушает очень внимательно. В эти минуты его взгляд, устремленный на жену, полон мягкой нежности. Это очень хороший взгляд; по мнению Орти,мама его вполне заслужила. Сам он использует эти часы семейного чтения отчасти с корыстной целью: потихоньку забирается на колени к Логариду, если тот сидит в кресле, а если отчим устроился на диване, Орти подползает к нему сбоку. Он делает это незаметно, точно какой-нибудь вкрадчивый кот, ожидающий, что его вот-вот прогонят. Но его не гонят, а обнимают, и тогда он чувствует, что совершенно счастлив, и ничего ему в жизни больше не надо. Единственное, о чем он мечтает: чтобы вечер с тихо горящей лампой и голосом мамы, читающей всегда о чем-нибудь интересном, длился бесконечно. Но всё на свете имеет конец. Иногда он просто засыпает на коленях отчима или рядом с ним, а просыпается уже тогда, когда Логарид кладет его на кровать в детской. Орти становится стыдно, что он уснул, и он делает вид, что продолжает спать, пока Фрэй не выходит из комнаты.
     Николь не делает поползновений отнять у Ортэма его друга и бессовестно присвоить его себе. Она по-прежнему называет Фрэя «отец» и говорит ему «вы». Орти очень благодарен ей за это, но не может про себя удивляться ее выдержке или равнодушию (он еще не до конца разобрался в чувствах Николь к отчиму).
     А Фрэй с каждым днем всё больше привязывается к Орти. Он видит, что мальчик на редкость умен, тактичен и предан ему, видит его горячую душу, склонную к великодушным порывам… и в один прекрасный день обнаруживает, что всегда рад видеть Орти и слышать его. Его забавляет и трогает то, как Орти забирается к нему на колени или подползает к нему по дивану, ему нравится, с каким вниманием этот мальчик слушает его лекции по истории и географии. Он любит, когда Орти смеется. Вообще за все те месяцы, что он знает Орти, он ни разу не видел его плачущим, но подозревает, что его не трудно довести до слез. В душе Орти слишком много чувствительных струн, которые легко задеть. И в то же время нет сомнений, что даже глубоко обиженный, Орти будет старательно скрывать свои слезы и даже пытаться перебороть обиду. Вообще же он довольно спокойный мальчик. А главное, он любит Фрэя, и Логарид не может не платить ему тем же. Он невольно признается себе, что его пасынок – натура редкая по своей масштабности и цельности. Он, Фрэй, еще не встречал таких цельных и ярких характеров среди детей, но его взрослые друзья, участники экспедиций, чем-то походили на Орти. Они были надежными людьми, он всегда мог на них положиться, как и они на него. Не многие из них остались в живых, а у тех, что живы – семьи; он, Фрэй, редко видится с ними. А между тем он то и дело задумывается о новом путешествии. Целый год он просидел безвыездно, почти что на одном месте. Это действует на него удручающе, несмотря на всю его великую любовь к Сильветте. Его манят новые открытия, далекие земли, всю тягу к которым и тоску по которым он вложил в свои книги и макеты. Сильветта это видит, но она мужественная женщина. Ей известно, что ее муж – великий непоседа. И она с удивительным самообладанием ждет неизбежной разлуки с ним.
     - Я знаю, когда ты затеешь свою новую экспедицию, ничто не удержит тебя дома, - говорит она ему. – И никто. Даже я.
     - Зато мои новые книги будут посвящены тебе и нашим детям, - улыбается он в ответ. Но его сердце невольно сжимается. Он знает: она уже четыре месяца как ждет ребенка. И ему нельзя уезжать, пока этот ребенок не родится, да он и не сможет так поступить. Но зато когда их сын или дочь увидит, наконец, свет… о, какую же экспедицию он тогда соберет! Ему давно хочется поехать в Южную Америку, в древние города инков. Он был там всего один раз, десять лет назад. Но как же ему хочется туда снова: в таинственный, забытый, так мало исследованный мир!
     Правда, люди… ему очень нужны люди – надежные, как земля, умелые, знающие, выносливые, для которых путешествие – это жизнь, а жизнь – путешествие. Но производит ли современный мир подобных людей? Если бы Ортэм был постарше, Фрэй непременно взял бы его с собой. За те полторы недели, что они дружат, он успел узнать его довольно хорошо. Будь ему хотя бы лет пятнадцать-шестнадцать, он, Логарид, обязательно взял бы его. Но пока что нечего даже думать об этом. Надо будет написать друзьям. Когда-то для них было святым делом последовать за ним, подобно тому, как древние скандинавские воины следовали за своим хёвдингом. Но теперь у них семьи, хозяйство… кто знает, согласятся ли они.
     Когда он смотрит на себя в зеркало, оно показывает ему худощавого, крепкого, светловолосого человека с грубоватым, простым, но смелым и спокойным лицом. В глубине зеленых глаз этого человека – сила, энергия, властность – и любовь к далеким землям с населяющими их народами. Зеркало показывает его верно, но всё же только те, что ходили с ним в экспедиции, знают истинную цену его голосу, силе его мышц. Им известно, что его, в основном, мягкий голос может повелительно греметь, глаза – метать молнии, руки – цепляться за скользкие выступы скал, рубить деревья, разводить костры, лечить заболевших в пути, ноги – не знать усталости. Он умеет делать плоты и лодки, умеет ловить рыбу и метко стрелять – и не только из огнестрельного оружия, но из луков и арбалетов, и даже из пращи. Он научился мастерит луки и стрелы, овладел искусством борьбы и может метать дротики и кинжалы не хуже восточного воина. Всё это не раз спасало жизнь ему и его товарищам, помогало им побеждать мир. Но когда нет необходимости бороться и побеждать, он, Фрэй, становится обыкновенным, тихим, спокойным человеком. А может, в нем просто живут двое разных людей, которые становятся единым целым лишь перед лицом великих и опасных испытаний.

    3.
     Спустя еще несколько дней, в середине июля, утром, когда Логарид Фрэй и Ортэм Нэш сидят на веранде и доделывают макет Солнечных Лужаек, у дверей веранды появляются двое незнакомцев. Впрочем, незнакомцы они только для Орти. Фрэй, увидев их, вскакивает с канапе, на котором сидит, и с улыбкой спешит им навстречу.
     - Какие гости! – говорит он весело. – Вот не ожидал! Сам господин Дар`ид Санд`ар пожаловал и Н`ито Цанг с ним.
     Он обнимает того,кого назвал Даридом Сандаром, потом Нито Цанга, а они с такими же радостными улыбками обнимают его в ответ и пожимают ему руку.
     Орти внимательно, с любопытством разглядывает нежданных гостей. Дарид Сандар – высокий, видный, плотный господин лет сорока, с холеным, приятным лицом и аккуратными светлыми усиками. Нито Цанг похож на индейца, но его кожа лишена красноватого «индейского» оттенка, она просто очень смуглая. Лицо у него немного плоское, скулы низкие, нос похож на клюв хищной птицы, глаза большие, черные, слегка раскосые; волосы тоже черные и довольно длинные; гладко зачесанные назад, они закреплены на затылке мужской серебряной заколкой. Он очень высокий, стройный, широкоплечий и, по-видимому, очень сильный. Он на голову выше Логарида Фрэя и на полголовы – Дарида Сандара. Его улыбка очень хороша, она нравится Орти.
     Оба гостя одеты в светло-серые фланелевые костюмы. На Нито Цанге с его «индейским» лицом и волосами, забранными на затылке, такой костюм смотрится несколько чужеродно. По мнению Орти, ему больше подошла бы кожаная одежда и мокасины, а в черных блестящих волосах явно не хватает орлиных перьев. Орти не может отвести глаз от Нито. В глубине души он убежден, что перед ним сам вождь какого-нибудь индейского племени, и его имя вовсе не Нито Цанг, а Жемчужное Перо, Орлиный Коготь или что-нибудь в этом роде.
     - Здравствуй, покоритель далеких земель, - смеется Дарид Сандар, пожимая руку Фрэю. – Мы очень рады тебя видеть. Право у тебя тут отлично, Рид, - просто рай земной. Но мы по делу…
     - Уж это конечно, - улыбается Логарид. – Без дела я бы еще тысячу лет не увидел вас обоих. Что ж, пойдемте ко мне в кабинет. Но сначала позвольте вам представить моего приемного сына и друга.
     И он смотрит на Орти. Ортэм быстро подходит к гостям и протягивает руку Сандару.
     - Ортэм Нэш, - произносит он с достоинством. Потом он подает руку Нито Цангу и всё с тем же достоинством повторяет:
     - Ортэм Нэш.
     - Очень приятно, - с улыбкой отвечает ему Сандар, а Нито учтиво наклоняет голову. В его черных глазах поблескивают приветливые заинтересованные искорки.
     - Орти, - Логарид обнимает Ортэма за плечо. – Это мои друзья: господин Дарид Сандар, товарищ министра внутренних дел Альвеола, и его помощник, эс`иб Нито Цанг родом из Амм`ангроса. Эти люди – участники двух моих экспедиций – гималайской и африканской.
     - Я рад, господа, - произносит Орти давно затверженную фразу. Так полагается говорить, когда тебе кого-нибудь представляют. На самом деле он не слишком рад, потому что эти люди явились не вовремя и помешали им с Ридом делать макет Лужаек.
     - Спрячь макет в стол, Орти, - говорит ему Рид. – И вообще, пожалуйста, убери всё.
     И обращается к гостям:
     - Пошли.
     Они поднимаются в кабинет. Фрэй приказывает слуге принести кофе, печенье и фрукты, разливает легкое вино по бокалам, раскрывает портсигар, ставит пепельницы и садится в кресло напротив своих гостей, устроившихся на диване за столиком.
     Когда слуга приносит кофе и всё прочее и уходит, Логарид обращается к Дариду Сандару:
     - Ну, Дар, говори, с чем приехал.
     Сандар закуривает сигару и внимательно смотрит на Фрэя.
     - Это секретное дело, Рид. Говорить я пока тебе ничего не буду. Но вот тебе письмо от его величества Ольгерда.
     - От государя? – Фрэй поднимает брови и берет конверт. Вскрыв его, он читает письмо, написанное хорошо знакомым ему почерком на гербовой бумаге:
     «Многоуважаемый господин Фрэй!
     Необходимость заставляет нас обратиться к вам, гордости нашего королевства, к знаменитому путешественнику и географу, а главное, к талантливейшему археологу, на которого мы сегодня возлагаем большие надежды.
     Вероятно, Вам известно, господин Фрэй, о раскопках древнего города Бах`асты, которые вот уже вот как год проводятся в нашей юной провинции Амм`ангрос, в оазисе Эп`ельта, где расположен одноименный аммагийский город. Но Вы, конечно, не осведомлены о том, что целью раскопок, в основном, являются сокровища `Иргуса, древнего капища Бахасты. То, что `Иргус находится в Бахасте, известно доподлинно. Но удача пока что не сопуствует нашим археологам. Они не могут обнаружитьИргус. Не согласитесь ли Вы, господин Фрэй, ради блага нации совершить небольшое путешествие в Эпельту, в Гала`орскую пустыню, туда, где ведутся раскопки? Очевидно, нашим археологам не обойтись без  помощи такого изощренного в поисках человека, как Вы. Это дело чрезвычайно государственной важности. Оно не терпит отлагательств. Я обращаюсь к Вам за помощью не только как государь Альвеола, но и как человек, не раз принимавший Вас в `Эрбене, в моем столичном дворце. Мы с вами лично знакомы, и мне это весьма приятно. Я знаю Вас как мастера своего дела, доброго подданного и честного, бескорыстного человека. Это не только мое мнение. Так же отзываются о Вас и наши общие знакомые. Со своей стороны мы не постоим за наградой в том случае, если фортуна Вам улыбнется. Если же почему-либо, господин Фрэй, Вы не сможете оказать нам помощи в этом деле, мы будем искать другого человека… хотя, право, лучше Вас не найдем. Передайте Ваш ответ товарищу министра господину Сандару на словах; он известит нас о принятом Вами решении. В случае Вашего согласия господин Сандар даст Вам необходимые разъяснения по поводу предстоящей поездки. Что касается эсиба Цанга, то он послан мною Вам в проводники и советники как уроженец Аммангроса , конечно, как лично знающий Вам человек, с которым Вас соединяют самые добрые отношения.
     Да пребудет с Вами Господь, что бы Вы ни решили.
                Божьей милостью король Альвеола Ольгерд IX.
                Эрбен, 10 июля 1868 года.

                P. S.
     По внимательном прочтении этого письма, уничтожьте его».
     Логарид Фрэй несколько раз перечитывает письмо, чтобы как следует его запомнить, потом сжигает в камине.
     Дарид Сандар и Нито Цанг молча наблюдают за ним. Он поворачивается к ним.
     - Друзья! Я немедленно дал бы положительный ответ, но мне необходимо посоветоваться с госпожой Сильветтой Фрэй. Путь в Эпельту долгий и нелегкий для дамы, госпожа Фрэй, конечно, не сможет сейчас сопровождать меня. Я должен быть убежден в том, что она отпускает меня без огорчения.
     - Само собой, Рид, - дружески отзывается Сандар. – Но, сдается мне, любая женщина отпустила бы своего мужа хоть на край света с таким надежным человеком, как наш Нито.
     - Моя жена еще не знакома ни с Нито, ни с тобой, - отвечает ему Фрэй. – Посидите здесь, я поговорю с ней. Надеюсь, вы отобедаете с нами?
     - С удовольствием, - отзывается Сандар. – Правда, Нито?
     - Да, - отвечает амманг и внимательно смотрит на Фрэя:
     - Не забудь, эсиб, ты всегда можешь отказаться.
     Фрэй улыбается ему:
     - Могу, да очень не хочу, вот, в чем дело, Нито.
     Он выходит из кабинета и спускается в сад к госпоже Сильветте. Она встречает его улыбкой. Он садится возле нее на траву и, взяв ее за руку, очень бережно рассказывает ей вполголоса о неожиданных гостях Солнечных Лужаек и о поездке, которую ему предлагает совершить король Ольгерд. Об истинной цели поездки он умалчивает. Жена слушает его спокойно, но он подмечает тень грусти и легкой тревоги на ее лице. Он заканчивает свою речь словами:
     - Если через месяц я не вернусь, ты приедешь ко мне, Ветти. Но если моя поездка хоть сколько-нибудь сильно тебя волнует, я никуда не поеду - и сделаю это с радостью.
     - Сделаешь, но без радости, - она улыбается, потом наклоняется и целует его. – Нет уж, поезжай – и не переживай за меня. Действительно ли я смогу к тебе приехать?
     - Действительно, и ты приедешь, - он несколько раз целует обе ее руки. – Я не хотел бы брать тебя с собой теперь же. Мне следует выяснить, каковы условия путешествия, и возможно ли будет с удобством устроить тебя в Эпельте. А потом, было бы лучше, если бы ты приехала, когда я уже начну работать и… как бы это выразиться… войду в ритм своей новой жизни. Кроме того, тут за тобой наблюдает врач, а мне может повезти, я и вернусь уже через две-три недели. Но если этого не случится, клянусь тебе, ты приедешь ко мне через месяц, и мы с тобой больше не расстанемся…
     - … до самой твоей экспедиции в Южную Америку, - договаривает она за него с улыбкой.
     - Да, – чистосердечно подтверждает он, и они оба смеются. Он видит: его Ветти повеселела, и его сердце успокаивается.
     - Я буду писать тебе каждые три дня, - обещает он. – И буду давать телеграммы. А ты пиши мне`. Что-что, а почта в нашем королевстве работает бесперебойно, я не раз имел возможность убедиться в этом.
     - А дети? – ее голос задумчив.
     - Ты приедешь вместе с детьми. И вы будете устроены со всеми возможными удобствами.
     - Хорошо, - она решительно кивает. – Тогда я более, чем спокойно отпускаю тебя, Рид.
     Но тут же ее лицо снова становится немного озабоченным.
     - Что такое? – Логарид с улыбкой прижимает ее ладонь к своей щеке.
     Она обращает на него ясный, кроткий взгляд своих серо-голубых глаз.
     - Ничего, дорогой. Просто я подумала об Орти. Ведь он очень привязался к тебе за последние две недели. Даже слишком привязался. Он сейчас просто влюблен в тебя, Рид. Для него весь мир опустеет без тебя, как он пустеет без невесты, расстающейся с женихом. Прости, я не смогла подобрать более удачного сравнения, но суть от этого не меняется.
     Логарид вздыхает. Сильветта, конечно, права: для Ортэма его отъезд должен стать ударом. Но ведь жизнь – это не лучезарная сказка и не сплошной праздник, Орти должен это понимать. И научиться смиряться с обстоятельствами.
     - До отъезда еще три дня, - говорит он вслух. – Я поговорю с Орти сегодня же, как мужчина с мужчиной. Он поймет меня.
     - Нет, поговори с ним, как друг беседует с другом, - просит она. – Ведь будь он на твоем месте, он не расстался бы с тобой.
     Фрэю становится стыдно, ибо Сильветта опять сказала правду.
     - Обещаю тебе, я поговорю с ним так, что он не будет грустить, - произносит он, медленно краснея под ее взглядом. – Я не предам его дружбы. Если я это сделаю, пусть мне никогда и ни в чем не будет удачи.
     - Вот и хорошо, - она с облегчением улыбается. – Будем считать, что мы с тобой всё обсудили и обо всём договорились.
     - Ты разговариваешь со мной, как с Ортэмом и Николь, - он смеется. – Но мне это нравится.
     Он возвращается в кабинет и сообщает друзьям, что всё улажено, он едет.
     - Отлично, - говорит Дарид Сандар. – Сегодня же я дам в Эпельту телеграмму, что ты приедешь и временно возглавишь раскопки. Дам я телеграмму и в Эрбен государю.
     Место, где ты будешь жить называется Башенки. Это небольшой дворец графа `Эдишера Маля. По просьбе его величества он отдал половину своего дома и сада в полное распоряжение археологов. Дворец достаточно велик, хозяин и гости, вернее, временные постояльцы совершенно не стесняют друг друга. Они даже редко видятся. Говорят, граф Маль – мизантроп со странностями, но это уже психология, и не имеет отношения к нашему разговору. Рядом с зоной раскопок – озеро Глэф, оставшееся от древнего моря. Нито утверждает, что место очаровательное утопает в зелени, как, впрочем, и весь оазис, весь город. Богатые люди даже держат коров и коз. Разумеется, траву, овес и сено им доставляют из `Инека – ближайшего места, где ее много.
     В Башенках ты найдешь двух археологов и врача. Археологов зовут Эрн`альдо Вилл`ани и Альбер Дюваль, врача – `Эббе Фр`олонг.  Старший Виллани, Дюваль - его помощник. Под их началом работают местные жители, амманги и альвеолцы, всего около пятидесяти человек. Разумеется, зона раскопок тщательно охраняется губернаторским патрулем из Матт`онги. Это проверенные и надежные солдаты губернаторского гарнизона. Археологи и врач – также люди вполне надежные, во всяком случае, в ненадежности не уличены. Об остальных ты сделаешь выводы сам. Днем люди работают на глазах друг у друга, а вечером расходятся по домам. На месте раскопок остаются только охранники, археологи уходят в Башенки.
     Если ты, Рид, будешь недоволен распоряжениями Эрнальдо Виллани, меняй их по своему усмотрению. Тебе даны полномочия начальника раскопок. В случае непредвиденных или, избави Бог, опасных ситуаций в твоем распоряжении весь губернаторский патруль под командованием майора Радов`ана Б`ерджиха. Я его знаю лично, это надежнейший человек.
     Как тебе лучше ехать? Смотри сам. До Маттонги вам с Нито лучше, пожалуй, добираться верхом (его величество прислал лошадей) или в коляске. А от Маттонги вы поедете железной дорогой до самой Эпельты. Вот тебе двести лорингов от государя на необходимые расходы. Когда израсходуешь их, телеграфируй мне в столицу, я вышлю еще.
     Теперь о главном: о цели вашего с Нито путешествия. Недавно были обнаружены старинные рукописи, в которых говорится, что Иргус Бахасты, главный языческий храм древних аммангов, полон сокровищ. Но до сих пор его так и не смогли найти. Будь осторожен, мне кажется, многие амманги знают о сокровищах Иргуса. И – кто поручится, что нет? – может, альвеолцы тоже. Разумеется, всё известно Берджиху и его доверенным людям. Но археологи ничего не знают. Они просто ищут Иргус.
     - Я всё понял, Дар, - Логарид улыбается. – Но вот, в чем дело: я обещал госпоже Фрэй, что она приедет ко мне через месяц вместе с детьми. Прошу тебя, позаботься о том, чтобы моя семья добралась ко мне благополучно.
     - Сделаю всё, что смогу, - кивает головой Сандар. – Не беспокойся об этом. Но госпожа Фрэй до времени ничего не должна знать о сокровищах Иргуса.
     - Я сказал ей, что еду возглавлять раскопки по просьбе короля, - отвечает Фрэй. – Про Иргус от меня никто ничего не узнает.
     - Добро, - Сандар доволен. – Госпожа Фрэй увидится с тобой, когда ты только этого пожелаешь. Даю тебе слово, Рид.

    4.
     Дарид Сандар и Нито Цанг остаются обедать. Сильветта Фрэй, которая уже познакомилась с друзьями Фрэя, занимает их одушевленной беседой. Николь взирает на высоких гостей из столицы с уважением и простодушным любопытством. Ортэм любопытства не проявляет. Он настороженно и неблагосклонно посматривает на людей, которые так бесцеремонно вторглись сегодня в их дом, помешали им с Ридом делать макет – и не чувствуют за собой ни малейшей вины. Неужели они останутся на весь день и всё испортят? А может, им захочется погостить в Лужайках неделю, а то и две? Тогда всё пропало: макет будет доделан лишь после их отъезда, и, конечно, Рид с мамой будут заниматься только гостями.
     Его взгляд, обращенный на гостей, серьезен и испытующ, душа полна подозрений. Он молится про себя, чтобы эти люди поскорее уехали. Неужели так необходимо, чтобы они остались и помешали ему общаться с Ридом?
     Понемногу его опасения рассеиваются. Он внимательней прислушивается к беседе взрослых и убеждается, что господин Сандар собирается откланяться тотчас после обеда. Орти сразу начинает почти любить его за это. Правда, про отъезд Нито Цанга никто не говорит, но Орти считает, что раз эти двое приехали вместе, то и уехать должны вместе; это было бы логично.
     Но его чаяния не сбываются. После обеда уезжает один товарищ министра, а его помощник остается. Фрэй отводит ему комнату в доме. Конечно, они долго беседуют.
     Орти в это время играет в саду, чувствуя себя одиноким и заброшенным. Он даже не находит в себе сил сердиться на Нито, так он удручен. Но когда его отыскивает Николь и передает ему, что «отец» ждет его на веранде, чтобы вместе с ним доделать макет, Орти тут же весь оживает и, счастливый, бежит на веранду.
     Фрэй встречает его как-то особенно сердечно. Оба садятся за макет и начинают работать. Они доделывают макет за какой-нибудь час. До чего красивым он получился! Орти не может на него налюбоваться. Особнячок с верандой и конюшней белеет среди зелени, как настоящий и поблескивает стеклами: крохотными чешуйками слюды. А на темном пруду цветут маленькие лилии и желтые кувшинки. И мостки – серые, сырые, совсем как на самом деле. И тот дуб, с которого две недели назад упал Орти, - он именно такой, как в действительности.
     - Красиво у нас вышло, - улыбается Фрэй. И вдруг говорит:
     - Вот что, брат, мне придется уехать через три дня. Господин Сандар привез мне очень важное письмо. Меня ждут на раскопках в Амм`ангросе. Через месяц вы с мамой и Николь приедете ко мне.
     Эти слова, неожиданные и страшные, обрушиваются на Орти с беспощадной силой и безжалостностью молнии. Он потрясен, нет, убит ими. На мгновение ему кажется, что он умер, - как две недели назад, когда упал с дерева. Логарид замечает, как бледнеет его лицо и останавливается взгляд. Ему становится бесконечно жаль Орти – и немного досадно на него за что-то.
     - Ну, веселей, - говорит он мягко. – Месяц – это очень мало. Может даже, я вернусь раньше.
     - Да, конечно, - Орти переводит дух. Его щеки розовеют, и он улыбается Логариду, но в этой улыбке нет души. Зато есть боль, много боли. Он отводит глаза, которые начинают предательски блестеть от слез, и почти до крови закусывает нижнюю губу. Фрэй тактично делает вид, что не замечает этого, но его досада на Орти усиливается. Он чувствует, что Орти не отпустит его с той же легкостью, с какой отпустила Ветти. Свободолюбивой природе Фрэя это неприятно и тягостно, тем более, что он не находит слов,чтобы утешить Орти. Придется ждать, когда мальчик успокоится сам, а это случится, только когда он привыкнет к мысли об отъезде отчима. Поэтому Фрэй молчит, невеселый и смущенный. Орти тоже молчит; комок в горле мешает ему говорить и притворяться беспечным.  Он весь охвачен скорбью. Всё в нем словно умерло, только скорбь жива, а в голове лишь одна мысль, полная убийственного, ужасного смысла: Рид уезжает. Уезжает через три дня…
     В молчании они складывают в ящичек клей, ножницы, остатки мха и травинок, которые употребили для того, чтобы сделать сад. За это время Орти справляется с комком в горле и со слезами, которые то и дело скапливаются в его носу и глазах. Он ненавидит себя за эти слезы. Его друг не должен заметить, как он еще слаб и беспомощен перед лицом беды. Фрэй должен считать Орти взрослым и сильным, иначе он перестанет доверять ему.
     А Фрэй всё больше чувствует себя виноватым. У него такое ощущение, точно он убил ласточку или ударил женщину. Они расстаются, не глядя друг на друга.
     Орти убегает в сад, садится на берегу пруда и долго гипнотизирует темно-зеленую воду неподвижным, сухим взглядом. Он не видит ее, он борется со своим горем, борется всей душой. Ему нельзя сейчас плакать. Надо дождаться вечера. В постели он даст волю слезам: там ничто не помешает ему выплакаться всласть.
     Но как же дождаться этого вечера, когда всё твое существо – сплошное страдание, незаживающая рана?
     Надо найти место, где меня никто не увидит, решает Орти. Темное, тихое место, лишенное суеты и радости. Только там его душа сможет обратиться к Богу, пожаловаться Ему. А главное, там его услышит папа. У Орти в карманчике рубашки всегда лежит маленькая, чуть помятая, фотография отца. Папа, конечно, услышит его, даже если Бог не услышит. И это понятно: у Бога много дел, Он занят всеми людьми на земле, Ему может быть некогда. А папа если и занят, то гораздо меньше. Он услышит своего сына и постарается его утешить. Так уже не раз бывало.
     Орти встает и уходит в дом. Он поднимается на чердак: пыльный, почти пустой, с небольшим окошком, грудой каких-то старых, негодных вещей на полу, с креслом, из которого вылезает конский волос. Здесь очень мало света, и есть покой, который сейчас так нужен Орти. Он забивается в угол, глядя, как лучи солнца с трудом пробиваются сквозь запыленное стекло и падают узкими длинными конусами золотистого, точно в церкви, воздуха; серебряные пылинки пляшут в них.
     Орти вынимает из нагрудного кармашка фотографию отца, и тут же слезы начинают градом катиться по его щекам.
     - Папа… - он тихонько всхлипывает, прижимая фотографию к губам. – Папа, ты сейчас всё можешь… упроси Господа, чтобы Рид остался!.. он мой друг, он не должен уезжать. Я понимаю, что месяц – это мало, но для меня это сейчас очень много… ему нельзя уезжать на целый месяц. Я не могу оставаться один, не могу! Я так долго был один. Папа, пожалуйста…
     Звуки собственного голоса, жалобные и бессильные, неприятно и тоскливо отзываются в его сердце. Слезы начинают литься горше, сильнее. Он закрывает лицо руками, постанывая и еле слышно твердя, как заклинание:
     - Он уедет… уедет… а месяц – это слишком долго… он уедет, уедет… Господи, зачем он уезжает? Господи, зачем он уезжает?..
     В это время Фрэй везде ищет Орти. Он чувствует, что не обретет покоя, пока не утешит мальчика, который так его любит. Словно тяжкий камень лежит на сердце у Фрэя – и тянет его к земле, и мешает дышать. Чего бы ни стоило, надо найти и успокоить Орти. У Фрэя уже нет досады по отношению к нему, есть только желание утешить его.
     Но Орти нигде нет: ни в детской, ни в саду, ни в службах, ни у матери, ни в комнате Николь. Фрэй начинает слегка волноваться, а камень на сердце становится всё тяжелее. Логарид знает, что этот камень – чувство вины. Да, он виноват перед Орти, хотя и не может понять, в чем. Но вина его велика.
     Без всякой надежды отыскать Орти в доме, он поднимается на чердак – так, на всякий случай. И вдруг слышит за приоткрытой дверью сдавленные всхлипы и тихий голос, твердящий скорбно и безнадежно:
     - Господи, зачем он уезжает?..
     Радость охватывает Фрэя: слава Богу, он нашел-таки Орти! И он вдруг в одну минуту постигает, в чем его невольная вина: он сделал несчастной человеческую душу, предал друга, предал любовь. Ведь стоило Сильветте сказать «не уезжай», и он бы не уехал, остался. А от Орти он готов был уехать, даже не спрашивая его, готов был отправить ребенка в его прежнее одиночество – и даже не вспомнить потом об этом.
     Да, ты волен поступать, как тебе угодно, шепнул ему внутренний голос. Но волен ли ты, приручив к себе человека, заставив его полюбить себя, бросить его вместе с его беззаветной к тебе любовью – и отправиться в путешествие с почти равнодушной мыслью: он утешится сам, ведь он еще ребенок!
     «Какой же я дурак, - подумал Логарид ,точно прозрев. – Да ведь это действительно подло, подло и жестоко. Точно у меня совсем нет любви к нему, а ведь это не так. Я люблю его. Но как же мне быть, как его успокоить, как искупить свою вину?»
     Решение пришло к нему мгновенно, словно кто-то подсказал ему, что следует поступить именно так. И сразу камень перестал теснить его грудь, исчез; ушло чувство вины, потому что выход был найден. Волна любви и нежности к Орти захлестнула его.
     Он решительно вошел на чердак, скрипнув дверью. Орти поднял голову и вскочил на ноги, но бежать было некуда. Он остался стоять у стены с опущенной головой. Логарид Фрэй приблизился к нему, легко поднял его на руки и сказал:
     - Не плачь. Хочешь ехать со мной?
     Орти молча обхватил его руками за шею и крепко прижался к нему; он был счастлив. В полутьме чердака вдруг точно воссияло солнце, закачались на фоне синего неба ветви дуба с резными листьями, и ромашка-Бог с нежными лепестками приветливо закивала Орти желтой головкой, и вся Вселенная вновь отразилась в ней. Значит, все-таки Бог и папа услышали его молитвы и помогли ему!
     - Так ты хочешь ехать со мной? – переспросил с улыбкой Фрэй, садясь в кресло и сажая Орти себе на колени. Орти несколько раз сильно, утвердительно кивнул головой, но вслед за этим мужественно сказал:
     - Если ты считаешь, что лучше не брать меня с собой, то не бери. Всё равно мы через месяц увидимся. Честное слово, я не буду больше плакать.
     Теперь он мог сказать эти слова и насамом деле готов был остаться в Солнечных Лужайках: из одного только чувства благодарности к Логариду за то, что тот великодушно предложил ему ехать вместе с ним.
     - Вижу я, как ты не будешь плакать, - Фрэй достал свой носовой платок. – Кстати, ты не знаешь, почему у мальчишек никогда не бывает собственных носовых платков, сколько им не давай? Ну, сморкайся. Вот так. Я считаю, тебе лучше поехать со мной. Прости, что я раньше не подумал об этом и так тебя огорчил.
     - Ты не огорчил, - Орти смущенно ткнулся лбом в плечо Рида. Ему было стыдно за свои недавние слезы – и в то же время так хорошо и легко, как никогда еще не было.
     - Мы поедем вместе, - Фрэй поцеловал его во влажную от слез щеку. – Но помни: я буду очень занят. Тебе придется во всём слушаться меня. Путь будет долгим и нелегким, но ты не должен жаловаться на трудности. И потом: ты целый месяц не увидишь свою мать. Готов ты ко всему этому?
     - Я еще и не к такому готов, - вдохновенно объявил Орти. – Я даже готов сидеть с тобой в тюрьме!
     - В тюрьме? – Логарид удивился и тут же громко засмеялся. – Это за что же ты меня в тюрьму решил отправить? Нет, брат, надеюсь, нам с тобой такая судьба не грозит. Но тебе придется проявить стойкость и мужество.
     - Я проявлю, - с готовностью пообещал Орти. – Честно, проявлю, вот увидишь.
     - Отлично. Ты хорошо держишься в седле? Только правду говори.
     - Я еще не ездил на больших лошадях,-честно отвечает Орти, - Но на пони я даже галопом могу скакакть, меня дядя Кларенс, мамин брат научил.
     - Что ж, я достану тебе хорошего пони, - пообещал Фрэй. – Спокойного, послушного, быстроногого. Но смотри: нам придется ехать целые дни. Ты еще не ездил столько.
     - Я выдержу, - заверил его Орти. – Я буду ехать, сколько нужно.
     - Очень хорошо. Что это у тебя?
     Фрэй взял из его пальцев маленькую фотографию.
     - Это мой папа, - вид у Орти сразу стал немного виноватый. – Я с ним иногда разговариваю. Только ты не сердись.
     - На что? – Логарид поднял брови. – Напротив, я очень рад, что ты так любишь своего отца. Судя по рассказам твоей мамы и сестры, это был замечательный человек. Вот, что мы с тобой сделаем: я подарю тебе свой медальон со стеклышком, и ты положишь туда фотографию. Там она не будет мяться, и ты сможешь носить ее на шее вместе с крестиком. Хочешь?
     - Спасибо, Рид, - Орти улыбнулся и с чувством пожал руку отчима. Он был глубоко тронут заботой, вниманием и пониманием своего друга, и в очередной раз восхитился им. Ему было очень приятно, что Фрэй так хорошо отозвался об их с николь отце. А Логарид продолжал:
     - Господин Нито Цанг поедет с нами. Он очень славный. Будь с ним добрым и вежливым.
     - Я буду, обязательно! – пылко пообещал Орти. – Он индеец?
     - Он амманг, - улыбнулся Логарид. – Никто в точности не знает происхождения аммангов, но этнологи утверждают, что в них есть индейская кровь. Впрочем, у них другая культура, другие обычаи и традиции.
     - Он старше тебя? – осведомился Орти.
     - Немного. Ему тридцать семь. Он женат, и у него двое сыновей семнадцати и двенадцати лет.
     Орти помолчал, осмысливая эти новые для него сведения.
     - Кстати, о детях, - снова заговорил Фрэй. – В середине зимы у тебя появится брат или сестра. Ты знаешь об этом?
     Он внимательно посмотрел на Орти.
     - Я не знал, - взгляд Орти стал задумчивым.
     - Но это хорошо, - поспешил добавить он. – Только… маме будет не очень больно?
     - Доктор сделает всё, чтобы ей не было больно, - сказал Фрэй. – Кого ты хочешь, брата или сестру?
     - А ты?
     - Я буду рад в любом случае.
     - Тогда и я тоже, - Орти улыбнулся, но потом стал серьезным и спросил с некоторым беспокойством:
     - А когда он родится… ну, ребенок… ты не забудешь про меня?
     - Нет, - Логарид погладил его по голове. – Разве про друзей или братьев забывают?
     Орти снова улыбнулся; он полностью поверил Фрэю, и сердце его успокоилось.
     - Пойдем ко мне в кабинет, - продолжал Фрэй. – Выпьем чаю со сливками, хочешь? У меня конфеты есть.
     - Шоколадные, - добавил он значительно. – Пойдем.
     Орти встал с его колен. Фрэй взял его за руку и увел с чердака.
     … В кабинете они пили чай со сливками и конфетами. Конфеты были круглые, с лиловым и белым, очень вкусным кремом, и приятно таяли во рту. Орти смаковал каждую конфетку. Его глаза, когда он обращал их на Фрэя, светились преданностью и тихим счастьем. Время от времени он коротко, судорожно вздыхал, как вздыхают дети после горького плача.
     Они с Логаридом сидели на диване за маленьким столом, и большая коробка с конфетами в золотых бумажках стояла перед ними. Логарид также воздавал должное угощению, и не останавливал Ортэма: пусть ребенок лакомится, сколько хочет. Ведь сегодня особенный для него день – день великих огорчений и великих радостей.
     - Рид, - Орти запил чаем очередную конфету. – А мама разрешит мне ехать с тобой?
     - Мы поговорим с ней, - ответил Логарид. – Я за тебя походатайствую.
     - По-хатай… - попытался повторить Орти, и они оба засмеялись.
     - Ходатайствовать – значит просить, хлопотать, - объяснил Фрэй.
     - М-м, - протянул Орти. – Спасибо. Но ей, наверно, всё-таки будет грустно без меня.
     - Думаю, ей будет еще грустнее, если ты останешься здесь с мокрым носом, - заметил Логарид.
     Орти улыбнулся этой шутке и подумал, что Фрэй прав: мама уж никак не захочет, чтобы он горевал.
     И в самом деле, когда после чая с конфетами они вдвоем вошли в комнату мамы, где она сидела за вышивкой, и рассказали ей, почему им необходимо ехать вместе, она только мягко улыбнулась.
     - Очень хорошо, что вы так решили, - молвила она, обнимая подбежавшего к ней сына и благодарно глядя поверх его головы на мужа. – Мне даже будет спокойней, если вы поедете вместе. Не могу объяснить, почему так будет, но это правда.
     Когда Орти поцеловал ее и убежал в сад играть с Николь в волан, Логарид спросил:
     - Ты действительно не будешь переживать за Орта, Ветти?
     - Нет; ведь он будет с тобой и с эсибом Цангом, - ответила она.
     - С Нито, - ласково поправил он ее.
     - Да, с Нито, - повторила она. – Нито очень понравился мне, Рид. А потом, Орти ведь частица меня самой. У меня такое чувство, что если моя частица поедет с тобой, она убережет тебя от всех бед, и сама от них убережется.
     Покоренный и тронутый ее словами, Фрэй несколько раз с нежностью поцеловал ее.
     - Но меня заботит поездка на пони, - продолжала она. – Ведь вы будете четыре дня добираться до Маттонги, ехать с утра до вечера. Орти еще никогда так долго не ездил в седле. Не лучше ли взять коляску?
     - Верхом мы сильно сократим путь, - возразил Фрэй. – А потом, Вет, я не заставлю Орти ехать с утра до вечера. Я знаю и вижу его возможности. Мы будем как можно чаще останавливаться. И еще: я куплю для Орти вместе с пони отличное детское седло. Оно вроде креслица, мягкое, набитое шерстью, так что он не отобьет…
     «… себе задницу», - хотел договорить Фрэй, но вовремя остановился. Однако Сильветта угадала окончание фразы и засмеялась. Ее глаза озорно` сверкнули.
     - Наверно, ты рад уехать от жены, при которой нельзя говорить неприличных слов, - засмеялась она.
     Он поднял ее на руки, точно Орти, и вместе с ней сел в кресло.
     - Куда же можно уехать от жены, которая угадывает мысли? – спросил он с глубокой нежностью. – Никуда от нее не скроешься, от такой умницы и красавицы. Где бы я ни был, ты всегда будешь со мной, Ветти, а я с тобой. Для нас обоих нет ни расстояний, ни разлуки.
     Она обняла его за шею и спрятала лицо у него не груди. И она, и Фрэй подумали в эту минуту о ребенке, который жил сейчас в Сильветте и заставлял ее слегка недомогать. Это была еще одна сокровенная нить, что связывала их обоих. И эта хрупкая нить надежно хранила и защищала их.

     5.
     Дни, оставшиеся до отъезда, Ортэм Нэш проводит в блаженном упоении. Ему весело и в то же время немножко грустно, как всегда бывает, когда готовишься покинуть какое-нибудь полюбившееся тебе место, а также сестру, няню, слуг… но главное: маму! Орти еще ни разу не расставался с мамой больше, чем на три дня. Правда, он уверен в себе и очень сильно надеется, что мама не будет слишком сильно грустить по нему и Риду.
     Он старается проводить с ней как можно больше времени. О младенце, которого ждет мама, он как-то забывает: может, потому, что о нем никто больше не говорит (во всяком случае, в его, Ортэма, присутствии), а может, потому что мама такая же, как всегда, только чаще сидит в кресле и двигается немного медленней обычного. Но лицо у нее свежее, здоровое, спокойное. Орти видит это и испытывает тихую радость за нее. Здоровье мамы и Рида для него превыше всего.
     Вместе с мамой и няней он укладывает свою дорожную сумку. Няня грустно посматривает на Орти. Ему жалко ее, он ласкается к ней больше, чем всегда, и уверяет ее, что будет писать ей письма. То же самое он обещает маме и Николь. Немного поколебавшись, Николь вручает брату свой блокнотик, купленный ею в столице. Она собиралась записывать в нем сведенья о цветоводстве и вышивках, но теперь решила отдать Орти: ведь он уезжает. Блокнот красивый, на его обложке нарисован мальчик, играющий в серсо. Орти чувствует, что сестра оторвала эту вещь от сердца, и в самых изысканных выражениях, которые ему известны, благодарит ее за подарок. Он обещает, что будет присылать ей и маме письма только на листочках, вырванных из этого замечательного блокнота.
     Когда только выдается удобная минута, он бегает взглянуть на их с Ридом чудесный макет, Мама с сестрой и няня уже восхитились этим макетом, а он всё не может насмотреться на него всласть. Он уже мечтает о макете, который они с Ридом, возможно, сделают в Эпельте. Вот, наверно, здорово получится!
      В эти дни сборов он не часто видит отчима и Нито. Они встречаются все вместе только за столом. Нито чрезвычайно интересует Орти. В этом сильном, молчаливом амманге есть какая-то тайна. Он всегда спокоен, доброжелателен и смотрит на Фрэя, как на старшего. Нито почтительно величает его по-аммангийски «эсиб», несмотря на то, что они старые друзья и вместе были в Гималаях и в Африке. Госпожу Фрэй он называет «эсса», что значит «госпожа», «сударыня». Но при этом он не произносит ее имени. Вообще Нито как-то не очень любит имена. Детей он никак не называет, хотя нет сомнений, что они ему интересны и приятны. Он почти не говорит с ними, только иногда молча улыбается, слушая их болтовню или глядя на их игры. Нито – воплощенная приветливость и сдержанность. Орти кажется, что он замечательный человек. И, наверно, ужасно умный, раз всё время молчит. Но он не очень часто думает о Нито. Логарид Фрэй для него главный, да и сборы в дорогу поглощают всё его внимание.
     Время от времени они  с Николь бегают в конюшню полюбоваться великолепными лошадьми, которых Дарид Сандар и Нито Цанг привезли из столицы. Всего лошадей шесть, Самый необычный из них – жеребец Далмат, на котором поедет Фрэй, Далмат – вороной, блестящий, с белыми круглыми крапинками, равномерно усыпающими его шкуру, точно звезды ночное небо. У него светлые копыта, грива и хвост. Нито поедет на светло-серой Ливии, а Орти на чудесном темно-шоколадном пони с белой полосой, идущей между глаз к носу. Пони зовут Дарби. Это голландская лошадка. Она повыше обычного пони, но не намного. Дарби – кобылка, послушная и очень быстроногая.
     Еще Орти гордится своим серебряным медальоном, подарком Рида. Там, внутри медальона, под стеклышком, аккуратно обрезанный по краям, портрет его отца, Джозефа Нэша. Мать отца, бабушка Аннета, живет в столице. Она очень любит семью Нэшей-Фрэев. В Эрбене внуки и бабушка часто ездят друг к другу в гости. Орти заранее предвкушает, как будет рассказывать бабушке о своем путешествии, когда вернется домой. Он любит бабушку и берет в дорогу ее подарок: фарфорового воробья с крошкой хлеба в клюве. Воробей раскрашен, как настоящий. Орти всегда берет его с собой, куда бы ни ехал: уж очень ему нравится эта вещица.
     А Логарид Фрэй часами просиживает в саду вместе с Нито, изучая карту Эпельты и Бахасты, фотографические снимки древнего города и летописи. История княжества Аммангрос туманна, в ней много белых пятен. Об Иргусе, древнем капище, известно только одно: оно имеет пирамидальную форму и высотой примерно с особняк в Солнечных Лужайках. Почему этот языческий храм, гордость древней Бахасты, до сих пор не откопали, остается загадкой.
     - Конечно, эсиб, Иргус в Бахасте, внутри города, - задумчиво говорит Нито Цанг Логариду. – Иначе и быть не может. Но сокровища искать вообще опасно, ты сам это знаешь. Нам придется быть очень осторожными. Ведь не мы одни знаем о богатстве Иргуса. Впрочем, помнишь одну из аммангийских поговорок? Не поднимай копья, пока не увидишь след барса. И еще одну поговорку я вспомнил: не бойся своего страха, пусть он сам боится тебя. Так что, если нам повезет, и мы найдем Иргус, а в Иргусе сокровища, пусть наш страх испугается нас: только тогда мы благополучно доставим сокровища его величеству.
    

     Наступает день отъезда. Орти прощается со всеми обитателями Солнечных Лужаек; особенно трепетно – с мамой. Госпожа Фрэй целует и обнимает его, ее глаза сухи, она даже улыбается, но у него начинает щипать в носу. Он крепко прижимается к ней и шепчет:
     - Я буду ждать тебя, мама, очень ждать…
     - Пиши мне письма, - она гладит его по шелковистым волосам. – Я тоже буду писать. И не грусти, малыш, мы скоро увидимся.
     Орти кивает. Вообще-то он никому не позволяет называть себя малышом, но маме можно всё. Няня всхлипывает в платочек; с ней Орти уже попрощался. Попрощался он и с Николь, и со слугами. Даже неживым предметам было сказано последнее прости: его детской, макетам в кабинете Рида (особенно их  о б щ е м у  макету), медным нереидам в ванной, пруду, высокому дубу…
     Фрэй тоже простился со всеми, поцеловал Николь и жену.
     - Всё будет хорошо, Ветти, - шепнул он ей. – Я люблю тебя.
     Она улыбнулась ему, хотя душа ее была полна грусти. Но она знала: эта печаль ненадолго, ей, Сильветте, по силам справиться с ней. Ведь впереди была скорая встреча с мужем и сыном, в легендарном Аммангросе, где она еще ни разу не бывала.
     … Три всадника выезжают из ворот маленькой усадьбы. Августовский день тепел и солнечен. Все трое – в светлых фланелевых костюмах и в легкой обуви. Их головы прикрывают летние шляпы. Они едут рысью по большой дороге, вдоль которой с обеих сторон тянутся луга, зеленые холмы, перелески. Орти весело. Под ним мягкое удобное седло, он едет по левую руку от Логарида. Его грусть от разлуки с родными быстро переходит в живую трепетную радость от новых ощущений. Он впервые едет по большой дороге на своей собственной лошадке Дарби, рядом со взрослыми людьми, великодушно принявшими его в свою компанию, а это значит: он уже мужчина и достоин их доверия. Ему открываются виды, какие до сих пор он мог наблюдать только из коляски или из окна дилижанса.
     Дорога почти бела от пыли. Ортэм едет близко к обочине и рассматривает полевые цветы: маргаритки, фиалки, ромашки, шиповник. Они едва не касаются его левого стремени, когда он проезжает мимо них. Далекие леса за лугами кажутся ему дремучими и сказочными, пасущиеся стада овец, коз, коров задерживают на себе его взгляд, от скошенной, сметанной в стога, травы долетает сладкий аромат, прекрасный, как сама сказка.
     Всадники проезжают друг за другом по узким мосткам, старым, шатким, с серыми перилами. Под мостками темнеет вода канала или речки. Орти видит на этой темной воде, среди круглых зеленых листьев, белоснежные, пышные шапки лилий с желтыми сердцевинами, а над камышами с их бархатисто-шоколадными головками поблескивают и потрескивают стрекозы, похожие на колибри. В пышной зелени перелесков есть нечто царственное, щедрое, таинственное. Это, конечно, потому, что там тоже Бог, Орти это понимает. Только всесильная, неизъяснимая, непостижимая мудрость могла создать землю такой красивой, населить ее цветами, травами, птицами, насекомыми, животными и множеством других чудесных существ. А небо с его облаками! Как торжественно, причудливо, отливая золотистым и белым, облака царят в синих просторах, незаметно меняясь в очертаниях, словно кто-то незримый рисует тонкой кистью с помощью теней и света в этих густых скоплениях тумана картины поразительной красоты. А солнце! Как по-разному оно лежит на каждой травинке, на каждом листочке, как по-разному озаряет их! Орти весь проникнут величием и тайной того, что видит. Его душа сливается с тысячами образов и голосов мира Божьего, вторит им. Он почти не слышит, о чем говорят Фрэй и Нито Цанг, а когда Логарид спрашивает его о чем-то, он не сразу отзывается.
      - Орти! - смеясь, окликает Фрэй.
      - А? – Орти быстро поднимает голову.
      - Ты не устал?
      - Нет, - Орти улыбается. – Я совсем не устал, ни капельки.
      - А о чем задумался?
      - Да вот, обо всём, - Орти выразительным взмахом руки охватывает луга, поля и перелески.
      - Я хотел бы всю жизнь так ехать, - говорит он.
      Фрэй и Нито с пониманием улыбаются ему. Они, старые путешественники, тоже готовы «всю жизнь так ехать», особенно сегодня, в первый день их путешествия, когда земля так и манит своими дорогами, а душа рвется странствовать не меньше, чем тело, утомленное слишком долгим покоем.
     Фрэй доволен. За три часа езды Орти совершенно не выглядит уставшим, и его Дарби тоже. Нито, знаток лошадей всех пород, накануне осмотрел пони в конюшне и сказал Фрэю, похлопав Дарби по холке:
     - Добрая лошадь! Выносливая и умная.
     Теперь Дарби всем своим видом подтверждает слова Нито. Она бежит бодро и ровно, не выказывая ни малейших признаков утомления, и не отстает от двух больших лошадей, когда всадники пускают их галопом. Правда, все три лошади вспотели, от них исходит крепкий запах.
     Фрэй объявляет привал. Они останавливаются в роще, близ поля, переливающегося под легким ветерком, точно золотистый шелк, расседлывают лошадей и садятся перекусить. Нито разводит небольшой костер и варит на нем кофе. Они пьют кофе, едят поджаристые ломтики грудинки со свежим хлебом, помидорами и огурцами. Орти кажется, будто он еще в жизни не ел ничего вкуснее. Вокруг него трава и цветы, а запах дымка от костра смешивается с медвяным ароматом растений. Река празднично блестит на солнце сквозь зелень деревьев. Теплый ветерок начинает дуть сильнее, колышет траву, и Орти кажется, будто трава танцует, ликует от радости, что никто не мешает ей расти так, как она хочет.
     Наевшись, он ложится в тени на траву и незаметно погружается в сон. Фрэй накрывает его до пояса своим пиджаком.
     - Пусть отдохнет немного, - говорит он Нито. Тот кивает, гасит костер и перекапывает золу с землей. Они с Фрэем тоже ложатся и засыпают. А рядом, пофыркивая, лошади щиплют траву и едят овес, подвешенный в торбах к деревьям. Звездный красавец Далмат и светло-серая Ливия не обращают внимания ни друг на друга, ни на Дарби, которая со скромным достоинством держится в стороне от них.    
     Фрэй и Нито спят не дольше десяти минут, но в путь отправляются, только спустя еще два часа. Они седлают всех трех лошадей. Фрэй будит Орти, велит ему умыться и угощает его прохладным кофе, чтобы он взбодрился. Пора ехать дальше.
     И вот они снова в дороге. Не останавливаясь, они скачут то рысью, то галопом до пяти часов вечера. Фрэй снова объявляет короткий отдых. Дав лошадям напиться и пощипать траву и перекусив пирожками с земляничным морсом, они снова садятся в села и скачут до самых сумерек. Воздух постепенно темнеет, словно кто-то накрывает землю огромной вуалью, с каждой минутой всё более густеющей. Солнце садится. Верхний его край уже скрылся за лесом, и весь диск поблескивает сквозь зелень расплавленным золотом.
     Путники въезжают в городок Сингерстон и останавливаются в гостинице «Гнездо куропатки». Им отводят один номер на троих. Номер довольно дорогой, с ванной. Но ванная им нужна: все трое очень чистоплотны.
     Орти принимает ванну первым. Он выходит оттуда в синей батистовой пижаме с желтыми слониками. Эти словники несколько уязвляют самолюбие Орти, он считает себя  уже слишком взрослым для них, хотя в глубине души они очень ему нравятся.
     После того, как Фрэй и Нито, вымывшись по очереди, покидают ванную, им приносят ужин. Он очень вкусный, но Орти едва может есть: такая сонливость вдруг овладевает им. Он с трудом съедает свою порцию. Веки его тяжелеют, голова сама собой опускается на грудь, и он засыпает прямо за столом.
     - Готов, - посмеивается Фрэй. Он хочет встать чтобы уложить Орти в постель, но Нито говорит ему:
     - Сиди, эсиб, я сам.
     Он осторожно берет Орти на руки, укладывает его на одну из кроватей и накрывает простыней (в номере жарко). Орти не просыпается – так глубок его сон.
     - Выдержит ли он еще три дня пути до Маттонги? – размышляет вслух Логарид.
     Нито, снова усевшись за стол, с некоторым удивлением смотрит на Фрэя.
     - Конечно, выдержит, - говорит он уверенно.
     - Но посмотри, как он устал сегодня, - Логарид вздыхает, заботливо поглядывая на спящего Орти.
     Нито откидывает назад свои влажные после ванной, доходящие ему до плеч волосы, и улыбается.
     - Мальчик очень вынослив, эсиб, - говорит он. – А то, что немного устал, так это с непривычки. Мои сыновья тоже уставали поначалу, когда я брал их с собой на охоту; а ведь они были моложе твоего сына. Ему же десятый год, он здоров и крепок.
     - Я знаю, – говорит Фрэй. – Но нашим детям нелегко тягаться в выносливости с маленькими аммангами. Ведь вас и верхом учат ездить с трехлетнего возраста. Кстати, Нито, почему ты не называешь меня по имени? – он улыбается. – Ты точно боишься европейских имен.
     - У альвеолцев непривычные для нас имена, - отвечает Нито. – Я уже привык. Что ты для меня просто эсиб.
     - Я «эсиб», а как ты намерен называть Ортэма? – коварно спрашивает Фрэй.
     - Тэж-эсиб, - не смущаясь, отвечает Нито Цанг. – То есть, «юный эсиб».
     Логарид смеется.
     - Ладно, пусть будет тэж-эсиб, - соглашается он. – Но всё же это странно. Разве тебе трудно произнести «Орти», «Рид»?
     - Орти, Рид, - без всякого труда повторяет Нито, но тут же слегка морщится:
     - Чужие имена! Лучше вы будете «эсиб» и «тэж-эсиб», так мне привычней.
     - Ладно, - Логарид встает из-за стола. – Всё это пустяки. И дорога пустяки. Сущий вздор добраться до Маттонги, а уж поездом до Эпельты – и вовсе нет никакого труда. Но вот что нас ждет в Бахасте… это действительно не дает мне покоя, Нито. Ты убежден, что никто из археологов не знает о главной цели раскопок?
     - Не убежден, а знаю, - Нито тоже поднимается из-за стола. – Но знаю и то, что кое-кому в Эпельте известно о сокровищах Иргуса.
     Логарид трет ладонью подбородок и садится на свою кровать.
     - Да, - роняет он. – Ситуация.
     - У тебя хорошие пистолеты, эсиб, - многозначительно произносит Нито. – И у меня тоже. Да и губернаторский патруль не пустяк, а реальная сила. Думаю, всё будет в порядке.
     - Дай Бог, - отзывается Логарид. – Я согласен с тобой. Давай спать.
    Они ложатся в постели и желают друг другу спокойной ночи.

   6.
     « Дорогая мамочка! Я пишу тебе из города Матонги. Это большой город. Мы преехали сюда вчера и остановились в губирнаторзком дворце. А до вчера мы всё ехали верхом и ночивали в гостинницах…»
     Орти останавливается и задумывается, вспоминая их путешествие. Почти четыре дня они скакали галопом, сокращая путь до столицы Аммангроса – Маттонги. Сначала Орти уставал, у него болели все мускулы, но он не смел жаловаться и стойко переносил все тяготы пути. С каждым днем ему становилось всё легче и легче, и в Маттонгу, этот южный город с миртами и пальмами он приехал бодрым, как заправский путешественник. Нито всю дорогу называл его тэж-эсибом. Это было удивительно и необычно. Орти был доволен. Ему казалось, что теперь у него есть настоящее индейское, точнее, аммангийское имя. Про себя он не разделял индейцев и аммангов на два разных народа. Они были для него одно и то же, особенно когда он смотрел на Нито.
     - Не жалеешь, что поехал? – спрашивал его порой Фрэй.
     - Нет, - твердо отвечал Орти. – Честное слово.
     И так улыбался отчиму, что тот понимал: даже если бы Ортэму приходилось вдвое труднее, он не пожалел бы, что поехал с ними.
     - Ничего, - утешал его тогда Логарид. – В Эпельте оазис: озеро, зелень. Там будет полегче.
     Завтракали и обедали они, в основном, в трактирах или на фермах, ночевали в гостиницах, а на пятый день, ближе к вечеру, прибыли в Маттонгу и остановились во дворце губернатора Асл`ада Мь`юве, дородного радушного амманга, которого товарищ министра внутренних дел Дарид Сандар заранее известил об их приезде.
     Им отвели во дворце две великолепных комнаты, и губернатор пригласил их отужинать с ним.
     Ужин был замечательным, во дворце царила приятная прохлада: там под потолками денно и нощно вращались механические вентиляторы с лопастями, похожими на лепестки ромашки. После прохладной ванны и ужина Орти почувствовал себя посвежевшим и отдохнувшим, а крепкий сон в мягкой постели окончательно подкрепил его.
     Орти вновь склоняется над разлинованным листочком, вырванным из блокнота, и выводит карандашом:
      «Мы ехали по очень красивым местам. Я видил леса и луга, коров и коз. А типерь мы во дворце. Губирнатор угащал нас ужином. Было вкусно. Тут красиво, везде винтилятыры. Рид и исип Цанг со мной очень добры. Пиши, мама! Я потом напишу тебе из Ипельты. Передавай превет няне, Николь, Барбаре, Эджину и всем, кто меня знаит. Целую много раз. Твой Орти».
     Поставив точку, он облегченно вздыхает. Он написал довольно много, даже рука устала. Он доволен собой. Но внутренний голос подсказывает ему, что в письме есть ошибки, их просто не может не быть. Хорошо бы переписать письмо набело после того, как вернется Логарид. Орти поднимает голову и с надеждой бросает взгляд на Нито: может, обратиться к нему за помощью?
     Нито дремлет в кресле у окна, у спущенных жалюзи. Как всегда, его волосы гладко зачесаны назад и перехвачены на затылке серебряной заколкой. Его смуглый профиль красив, мужествен, безмятежен: настоящий дремлющий индейский вождь.
     Орти очень неловко тревожить его покой, но, поерзав немного на стуле, он встает из-за стола, берет свое письмо и карандаш и приближается к Нито Цангу – маленький мальчик в белой рубашке с рукавами до локтей, в светло-серых, полотняных, до колен, бриджах и ремешковый аммангийских сандалиях. Чем ближе он подходит к Нито, тем больше робеет: такой Нито большой и загадочно неподвижный. Он одет почти так же, как Орти, только бриджи у него защитного цвета. Этот цвет называется «хаки», как недавно узнал Орти. Руки Нито, обнаженные до предплечий, стройны, очень смуглы и крепки. Орти кажется, такими руками можно сокрушать скалы. Ноги Нито тоже очень здоровы, стройны, с высокими икрами. По сравнению с Нито Орти кажется себе очень маленьким, слабым и бледным, несмотря на свой загар.
     Нито, видимо, чувствует его взгляд. Он открывает глаза и приветливо улыбается Орти.
     - Извините, эсиб, - приободрившись, говорит Орти (он впервые обращается к Нито первым). Вы хорошо знаете альвеолскую грамоту?
     Нито утвердительно и серьезно  кивает в ответ, стараясь не засмеяться. До сих пор его, вот уже пять лет как помощника товарища министра внутренних дел Альвеола, никто не спрашивал, хорошо ли он знает альвеолскую грамоту.
     - Тогда не исправите ли вы ошибки в моем письме? – вежливо спрашивает Орти и добавляет, словно оправдываясь:
     - Мне кажется, там много ошибок.
     - Давай, тэж-эсиб, - Нито берет у него из рук листок и карандаш.
     - Не говори мне  «вы» и не называй эсибом, - добавляет он. – Я для тебя просто Нито.
     - Спасибо, - Орти становится рядом с ним. Он очень польщен и обрадован словами Нито. А тот внимательно читает его письмо и исправляет ошибки.
     - Семнадцать ошибок, - подводит он итог. – И нельзя сказать « до вчера». Лучше: « до вчерашнего дня». Это пишется вот так.
     И он пишет слово «вчерашнего» печатными буквами в уголке листа.
     Орти краснеет за свою малограмотность, но вместе с тем он полон благодарности по отношению к Нито и подает ему руку:
     - Спасибо, вы… ты мне тоже очень помог.
     Нито пожимает его руку, такую тонкую и маленькую по сравнению с его рукой.
    - Ты хочешь переписывать чернилами? – спрашивает он.
    Орти кивает.
    - Лучше перепиши карандашом, - советует Нито. – Иначе ты будешь весь в чернилах, тэж-эсиб, и письмо твое тоже.
     - Хорошо, - тут же соглашается Орти. – Я перепишу карандашом.
     Чернилами было бы, конечно, ярче и красивей, думает он. Но Нито прав: он, Орти, не сможет не перепачкаться и не насажать клякс. Поэтому он охотно снова берется за карандаш и переписывает письмо на чистый лист без ошибок. Нито помогает ему написать адрес, запечатывает конверт сургучом и уходит бросить письмо в почтовый ящик, который находится тут же, во дворце губернатора.
     Орти в это время стоит у открытого окна, защищенного сеткой от москитов, и смотрит вниз, на губернаторский сад, где ветерок покачивает мохнатые ветви пальм, похожие на перья исполинских сказочных птиц. За оградой сада, пересеченного дорожками и аллейками, лежит город: белый, солнечный знойный. Он подобен миражу в пустыне, и кажется Ортэму страшно чужим. Его вдруг охватывает неожиданная тоска по маме, по Солнечным Лужайкам, по Эрбену. Ему неуютно в этом прекрасно дворце, в этих огромных комнатах, где он совсем один. Ему хочется, чтобы Логарид поскорее вернулся. Слишком долго его нет. Уж не случилось ли с ним чего-нибудь?
     Возвращается Нито. Он подходит к окну и встает рядом с Орти.
     - Нито, - Орти смотрит на него снизу вверх. – Где Рид?
     - Сейчас он придет, - отвечает Нито. – Он пошел дать телеграмму госпоже Фрэй.
     - Он уже давно ушел, - замечает Орти. – С ним ничего не случилось?
     - Нет, - Нито улыбается и кладет ему руку на голову. – С ним всё в порядке, тэж-эсиб. Хочешь, пойдем его встречать?
     - Хочу, - Орти смотрит на амманга с горячей признательностью. – Спасибо, Нито.
     Нито берет его за руку, и они выходят из гостиной. Но не успевают они спуститься по лестнице, как сталкиваются с Логаридом Фрэем. Улыбаясь, Нито отпускает руку Ортэма, и тот бросается к отчиму, очень довольный тем, что они снова вместе. Фрэй подхватывает его на руки.
     - Что, искать меня отправились? – спрашивает он.
     - Откуда ты знаешь? – удивляется Орти и, не дождавшись ответа, начинает рассказывать:
     - Я написал письмо маме, а Нито исправил мне ошибки и отправил письмо. То есть, сначала я переписал, а потом Нито отправил.
     - Отлично, - Фрэй доволен. – Ты сказал Нито спасибо?
     - Сказал.
     - В таком случае, завтра мы едем дальше поездом. Через два дня будем в Эпельте.
     Орти очень рад: и тому, что Рид вернулся, и тому, что они поедут поездом. Как им, наверно, будет хорошо в Эпельте! Вся его тоска улетучивается. Завтра они поедут на поезде через Галаорскую пустыню, а потом для них начнется самая увлекательная жизнь. Их ждут новые люди, новые впечатления и город древних аммангов. А потом приедут мама с Николь, и станет совсем замечательно.
     Пока Логарид умывается прохладной водой, Орти стоит на пороге ванной и спрашивает:
     - А я смогу купаться в озере, Рид?
     - Сможешь.
     - А ловить рыбу?
     - Да, если она там есть.
     - А гулять?
     - Да.
    - Один или с тобой?
    Фрэй вытирает полотенцем мокрые волосы.
    - Посмотрим, - отвечает он.
    Орти кивает и уходит в спальню – играть. Как ни хочется ему подольше побыть с Фрэем. Он заставляет себя уйти от него. Ни в коем случае нельзя быть навязчивым. Логарид и минуты не должен жалеть о том, что взял его с собой.

     Орти снится, что он гуляет в саду Солнечных Лужаек у пруда. Он один, кругом удивительно тихо, даже птицы не поют. Ему становится как-то грустно, не по себе. Он хочет уйти из сада в дом и уже поворачивает на аллейку, ведущую к дому… но вдруг застывает на месте. Навстречу ему идет человек, одетый во всё черное, с белым, неподвижным, как у мертвеца, лицом. Орти еще ни разу не видел мертвецов. Но он вдруг понимает: этот человек неживой. Но он может передвигаться – и идет за Орти, чтобы увести его с собой. Вне себя от ужаса, Орти разворачивается и хочет бежать прочь, сломя голову, но его ноги, как нарочно, двигаются очень медленно, А между тем, шаги за спиной становятся всё отчетливей, всё ближе. Мертвый человек догоняет Орти. У него лицо дяди Кларенса, маминого брата, но Орти твердо знает: это не дядя Кларенс. Он потеет от ужаса; силится крикнуть, позвать на помощь, но голос изменяет ему: вместо крика из его горла вылетают какие-то слабые, жалкие звуки. Тем временем человек догоняет его. Рука ложится на плечо Орти, и мертвое, неподвижное лицо заглядывает ему в глаза. И вдруг на этом лице появляется улыбка: недобрая, зловещая, хищная. Орти понимает: сейчас настанет конец. Он крепко зажмуривается и… просыпается.
     Он лежит, весь в холодном поту, вокруг темнота. Он еще весь во власти сна; мертвое улыбающееся лицо, бледное до синевы, так и стоит перед его глазами. Какое-то время Орти не смеет пошевелиться, точно парализованный ужасом. Свет! Как же ему сейчас нужен свет! Но чтобы появился свет, надо встать и зажечь свечу.
     Пересиливая себя, он встает с кровати и ощупью пробирается к столику у окна, потому что помнит: там спички и свеча в подсвечнике. Его босые ноги ступают по ковру, точно по гвоздям. Ему кажется, что вот-вот за его спиной снова, уже наяву, появится нечто страшное, неживое, гибельное – и тогда он просто умрет от ужаса. Ему хочется завизжать, но он стискивает зубы: нельзя! Нельзя будить Рида и Нито. Оба дышат ровно и спокойно, оба спят, а кругом во мраке притаилось что-то злое, угрожающее – и потихоньку обступает Орти со всех сторон. Ему страстно хочется прочесть молитву, но ужас не дает пошевелиться его губам, не дает руке подняться для крестного знамения. Ужас совсем подавил его, сделал слабым.
     Дрожа, он нащупывает подсвечник и спичечный коробок, вынимает оттуда спичку, чиркает, зажигает свечу. Горит! Он облегченно крестится и сразу же прикрывает огонек рукой, чтобы свет не мешал спящим. Его губы шепчут молитву (огонек придал ему сил), но ему всё еще очень страшно. Он озирается в полутьме, чувствуя, что отвратительный сон всё еще в нем, рядом с ним.
     Фрэй просыпается. Он садится в постели, щурясь от света, потом встает и подходит к Орти. На них обоих по причине жары только короткие нижние батистовые штаны и нательные крестики, а у Орти еще медальон, он с ним не расстается.
     Орти с некоторым подозрением смотрит на проснувшегося Рида. Ему вдруг начинает казаться, что Рид не такой, как обычно, и сейчас превратится во что-нибудь особенно страшное. И даже если этого не произойдет, он всё равно отругает Орти за свечу, которая разбудила его.
     Но Фрэй ни во что не превращается и не ругается. Для него ничего не стоит заснуть и проснуться, и он немного удивлен насмерть перепуганным видом Орти.
     - Ты что, Орт? – ласково спрашивает он вполголоса, наклоняясь к мальчику. – Приснилось что-нибудь?
     Орти несколько раз сильно кивает взлохмаченной головой.
     - Прости, Рид, - шепчет он. – Я не хотел тебя будить. Я только хотел, чтобы свеча немного погорела… не сердись…
     И опускает голову. Фрэй тихонько смеется:
     - С чего ты взял, что я сержусь?
     Он ставит подсвечник со свечой в угол, на пол, так, чтобы она не была видна со всех трех кроватей и поднимает Орти на руки.
     - Что` тебе приснилось? – спрашивает он.
     Орти держится руками за его плечи, но не смотрит на него.
     - Я тебе завтра скажу, - говорит он. – Ладно?
    Ему очень не хочется здесь, в этой коварной полутьме, рассказывать Риду свой сон. Логарид, видимо, понимает его. Он садится на кровать Ортэма и сажает его к себе на колени. Орти обнимает его за шею и шепчет:
     - Там был черт.
     Фрэй крестит его и говорит:
     - Всё, он убежал, его больше нет. Почему ты не перекрестил его во сне? Тогда он испугался бы и убежал еще раньше.
     - Во сне я про это не вспомнил, - признается Орти.
     - Если тебе еще раз приснится что-нибудь плохое, - говорит Фрэй, - просто разбуди меня. А в Эпельте у тебя всегда будет гореть ночник.
     - Спасибо, - Орти вздыхает с облегчением и благодарностью. Ему так уютно сидеть на коленях у Логарида. Они такие надежные, крепкие, эти колени, и немного мохнатые, потому что покрыты светлыми шелковистыми волосками, как и грудь Рида. Эти волоски поблескивают в мерцании свечи.
     Фрэй тихонько покачивает его на коленях. До чего приятно успокаивать испуганного ребенка, думает он. Особенно такого славного, как Орти.
     А Орти улыбается. Все его страхи постепенно исчезают, растворяются в ночи, потому что Рид – самый сильный и добрый человек на земле. И такой великодушный, что у Орти просто нет слов. Он чувствует, что очень любит Рида, просто ужасно любит. Так же, как папу. Он хочет сказать ему об этом, но не смеет.
     - Ложись, - говорит Фрэй. – И помни: всегда буди меня, если будет страшно.
     - Да, - Орти забирается под простыню. Ему не хочется, чтобы Рид уходил.
     Тот словно читает его мысли.
     - Спи, я посижу с тобой, - он гладит Орти по щеке.
     - Ты лучше ложись, - мужественно просит Орти. – А то не выспишься.
     - Высплюсь, - Фрэй улыбается. – Спи.
     Орти закрывает глаза, поудобней сворачивается под простыней и в порыве любви и благодарности говорит:
     - Рид, таких, как ты больше нет. Ты один-единственный.
     И засыпает мирно и спокойно. Умиленный и растроганный его словами, Фрэй тоже ложится. «До чего славный мальчишка», - думает он, погружаясь в сон.
     Последним засыпает Нито Цанг. Он проснулся, едва Орти чиркнул спичкой о коробок, но не подал вида, что мальчик разбудил его. Он всё видел и слышал, и теперь на сердце у него так тепло, будто он вдруг тоже стал маленьким. Он немного завидует Логариду (хотя и самой белой завистью), ибо впервые видит, чтобы приемный сын так любил своего отчима. Он встречал немало приемных детей, но ни один из них не нравился ему так же сильно, как Орти. Еще ни один чужой ребенок не был ему так близок, приятен и понятен. Да и Фрэй редкий отчим. Засыпая, Нито думает о том, что его отец, Л`азур Цанг, никогда не был так же ласков и внимателен со своими родными детьми, как Фрэй с чужими. «За это Бог пошлет ему удачу, - думает Нито. – Такой человек не останется без награды».

      7.
     После завтрака они прощаются с губернатором Маттонги и покидают город.
     Они садятся в поезд, который повезет их через пустыню Галаор до самой Эпельты. Лошадей по возможности удобно устраивают в заднем вагоне состава.
     Ночные страхи давно забыты Ортэмом. Они сидит в вагоне с жёсткими деревянными скамейками и с любопытством смотрит в большое окно с опущенным до половины стеклом. Все стекла опущены до половины, и всё равно в вагоне жарко и душно, несмотря на прошедший ночью дождь, освеживший воздух.
     Пока Фрэй с Нито вспоминают свои гималайские и африканские приключения и товарищей по экспедициям, Орти не может оторвать глаз от того, что видит за окном. Растительности становится всё меньше и меньше. Спустя два часа после отбытия из Маттонги, поезд въезжает в пределы Галаорской пустыни, и вид из окна становится совсем однообразным. До самого горизонта простираются пески цвета жженого сахара. Но в том-то для Орти и заключается новизна зрелища: он никогда еще не видел такой массы песка, лежащего ровными примятыми волнами, как на макетах Логарида Фрэя. Порой вагон немилосердно встряхивает, но Орти не обращает на это внимания. Он с жадностью смотрит в окно и вдыхает особенный, вагонный запах нагретого солнцем чугуна, смолы, железа, дерева, паровозного дыма. Когда ему становится слишком жарко, он отпивает несколько глотков из своей маленькой фляжки с гранатовым соком.
     Иногда монотонность пустынного пейзажа разнообразят жёсткие кустики каких-то растений или караваны верблюдов и лошадей, тянущиеся вдали цепочкой… но это бывает редко.
     Станций очень мало. Поезд останавливается у небольших оазисов со скоплениями белых домиков, похожих издали на кирпичики разных размеров. Фрэй сообщает Орти, что в этих поселениях есть маленькие сады, колодцы и оросительные каналы. Платформу заменяет обыкновенная деревянная площадка с навесом из парусины. В вагон, где едут Логарид, Нито и Орти, никто не садится. Пассажиров мало, и машинист кричит им, чтобы они занимали другие вагоны.
     Наконец Орти надоедает смотреть на пески. Они с Фрэем принимаются беседовать о пустыне, о ее жителях и купцах, ведущих свои караваны через пески.
     Обедают пирожками, котлетами и холодным кофе, ужинают приблизительно так же, только вместо кофе пьют сок.
     В конце концов, небо темнеет, солнце заходит, и в вагоне наступает долгожданная прохлада. Трое пассажиров готовятся ко сну. Орти ложится на скамейку, на положенное сверху одеяло, и накрывается еще одним одеялом. Фрэй кладет ему под голову свою свернутую валиком полотняную куртку вместо подушки, а Нито, тем временем, к удивлению Орти, поднимает все стекла в вагоне.
     - Зачем Нито закрывает окна, Рид? – спрашивает Орти. – Ведь нам будет душно.
     - Не будет, - отвечает Фрэй. – Зато в вагоне сохранится тепло. Ведь ночью пески остывают; а с закрытыми окнами мы не замерзнем.
     Подняв стекла, Нито ложится тоже. Он смотрит на крупные звезды в окне, на белую луну, озарившую пески ровным светом, почти лишенным теней, отчего пустыня начинает походить на бесконечные заснеженные просторы. Трепещут на стенах лампы-ночники, зажженные помощником машиниста. Орти думает о маме, о Солнечных Лужайках, о том, что послезавтра поезд прибудет в Эпельту… и незаметно засыпает под стук колес.
     Следующий день проходит интересней. Правда, все трое по-прежнему изнывают от жары, но Орти уже не так обращает на это внимание. Он с увлечением слушает рассказы Фрэя и Нито об экспедициях, рассматривает карты Эпельты, Инека, Бахасты. Кроме того, Рид позволяет ему гулять по вагону. Самые прохладные помещения – тамбур и уборная с деревянным, как в деревенских домах, стульчаком и откидной крышкой. Орти садится на эту крышку, отдыхая от жары и глядя, как монотонно падают капли из медного рукомойника в медную раковину. Впрочем, он понимает, что не пристало ему сидеть в таком месте слишком часто и подолгу, поэтому принимается почаще выходить в тамбур. Там опущены стекла, и он подставляет голову под освежающий ветерок, происходящий от движения поезда. Фрэй и Нито тоже выходят в тамбур или стоят у окон, высунув головы наружу, в темных очках, защищающих глаза от солнца и песка. Орти получил о Фрэя такие же очки – и тоже надевает их, выходя в тамбур.
     Они навещают своих лошадей, ласкают их, поят водой и кормят овсом. А в остальное время Орти слушает Фрэя, который рассказывает ему о Галаорской пустыне и о пустынях вообще. Забывая про жару, Орти задает множество вопросов, и Рид обстоятельно отвечает ему. Иногда Нито добавляет от себя несколько слов, всегда весомых и необходимых, словно штрихи, дополняющие выразительность пейзажа на холсте.
     На одной из остановок поезд стоит дольше обычного, и Орти имеет возможность наблюдать за строителями железной дороги. Она ответвляется от основного пути вправо. Рабочие одеты в самую разную одежду: в куртки, тюрбаны, чалмы, халаты. Грязные, черные от солнца, эти люди переговариваются между собой на смеси аммангийского и альвеолского языков. К этой смеси также примешивается диалект пустынных жителей, и Орти не может понять ничего, кроме отдельных слов. Справа и слева от новой железной дороги стоят палатки, где живут рабочие, и небольшой дощатый домик начальства.
     … На следующее утро поезд прибывает в Эпельту. Помощник машиниста выводит лошадей, ухоженных и чистых (он всю дорогу заботился о них), всадники седлают их и пускаются в путь по городу, утопающему в зелени.
     Орти с любопытством смотрит по сторонам: на великолепные и скромные дома, на густые сады, откуда доносится знойный, садкий аромат цветов.
     Мимо всадников проезжают амманги и альвеолцы: тоже в седле или в колясках. Орти уже знает, что все амманги – христиане. Возле одного из храмов путешественники останавливаются и входят внутрь. Храм великолепен: он украшен драгоценными породами дерев, слоновой костью, позолотой; алтарь сверкает перламутровой отделкой раковин и тысяч жемчужин (их добывают в озере Глэф). Аммангийские девушки одеты в длинные легкие одежды. Вид у них строгий и вместе с тем исполненный достоинства. Мужчины одеты по-разному, но все они похожи на Нито, и во всех аммангах присутствует какая-то тайна, как и в Нито Цанге.
     Священник-амманг кропит прихожан святой водой, они преклоняют колени перед святыми ликами. Орти верит: теперь, когда он поздоровался с Господом в Его доме, ему уже не приснятся недобрые сны, а если и приснятся, он не испугается их.
      Они покидают храм, снова садятся на лошадей и, спустя четверть часа, въезжают на подъездную аллею великолепного дворца, огороженного позолоченной решеткой. Дворец состоит из главного, довольно большого прямоугольного здания и двух башен, расположенных справа и слева от ворот, прямо у ограды. Башни соединены с дворцом галереями, покрытыми, точно ковром, ползучей зеленью и пышными, яркими цветами, от запаха которых кружится голова.
     Они сходят с лошадей, поднимаются по крыльцу в пять ступеней и стучат в дверь.
     Им открывает лакей. Фрэй представляется ему. Лакей тут же велит одному из слуг заняться лошадьми высоких гостей, а другому поручает доложить «эсибу Вилл`ани» о прибытии «эсибов от государя».
     Орти с любопытством осматривает огромный, приятно прохладный, залитый солнцем холл и мраморную лестницу, покрытую орехового цвета ковровой дорожкой. По обеим сторонам лестницы в изящных гипсовых вазах – какие-то удивительные растения с крупными, ярко-голубыми цветами.
     Через минуту на лестнице появляется невысокий пожилой господин, одетый так же легко, как Логарид, Нито и Орти. За ним по пятам следует загорелый, небритый молодой человек лет двадцати пяти в хлопчатой грязной безрукавке и обрезанных до колен темных штанах, темноволосый, вихрастый, с яркими, синими, как сапфиры, глазами. Его красивое лицо сурово и решительно.
     - Господин Виллани, послушайте… - твердит он.
     - Мне некогда, Латт`ада, - господин Эрнальдо Виллани сердито отмахивается от него. – Приходите завтра утром…
     - Но деньги нужны мне сегодня, - возражает Латтада. – Я уже говорил вам об этом.
     - Вы с ума сошли! – шипит на него господин Виллани, стараясь одновременно с этим радушно улыбнуться Фрэю. – Подите, мне сейчас не до вас…
     - Зато мне` до вас, - глаза Латтады начинают вызывающе поблескивать. – Я прошу вас выдать мне деньги вперед, сегодня, а не перед выходными; это мое право…
     - Здравствуйте, господин Фрэй, - очень сердечно говорит господин Виллани, не слушая больше своего спутника и пожимая руку Фрэю. – Здравствуйте, господин Цанг! Здравствуйте… - он доброжелательно и вопросительно смотрит на Орти.
     - Ортэм Нэш-Фрэй, - Орти с достоинством подает ему руку.
     - Очень рад, Ортэм, - господин Виллани пожимает его руку. – Это ваш сын, господин Фрэй? Славный мальчик! Мы получили телеграмму от господина Сандара; ваши комнаты давно готовы. Туэ, отнесите вещи наших гостей в их комнаты. Пойдемте, господа. Я покажу вам, где вы будете жить, а после представлю вас господину Альб`еру Дюв`алю. Прошу вас…
     - Ступайте! – сердито цыкает он на Латтаду. – Завтра!
     Латтада складывает руки на груди и принимает самый неуступчивый вид.
     - Не завтра, а сегодня, - возражает он.
     - Кто вы и чего хотите? – спокойно спрашивает Логарид Латтаду.
     - Это наш рабочий из Бахасты, Т`ибор Латтада, - смущенно и не без досады объясняет господин Виллани. – А нужны ему деньги. Но я давно дал себе слово не давать рабочим денег до вечера пятницы, потому что они их пропивают.
     - Вам хорошо известно, что я не пьяница, - произносит Тибор Латтада сквозь зубы.
     - Ничего мне не известно, - сердится господин Виллани. – И вообще…
     - Одну минуту, господин Виллани, - говорит Фрэй, и Орти с удивлением смотрит на него: такая властная сила вдруг звучит в голосе отчима. – Позвольте мне как временному вашему начальнику самому решить этот вопрос.
     Он смотрит в глаза Тибору Латтаде:
     - Сколько денег вам нужно?
     - Мое недельное жалованье, сударь, - отвечает Латтада, на этот раз спокойно и почтительно, без всякого вызова. – Восемь сп`еллеров.
     - Возьмите, - Логарид открывает кошелек и, отсчитав названную сумму, ссыпает на ладонь Латтады горсть серебряных монет.
     - Благодарю, сударь, - Латтада бросает на Фрэя признательный взгляд. – Прошу прощения, господа.
     Он слегка кланяется и исчезает за входной дверью. Господин Виллани облегчено вздыхает и говорит очень искренне:
     - Слава Богу, прибыло настоящее начальство! Я всего лишь археолог, господин Фрэй. Я люблю подчиняться – и совершенно не умею командовать людьми. Право, я чрезвычайно рад, что вы приехали.
     - Я тоже этому рад, - улыбается Фрэй. – Ведите нас, господин Виллани.
     - Да, да, пойдемте, - оживляется археолог.
     Они поднимаются по лестнице на второй этаж дома и вскоре оказываются в четырех красивых комнатах, смежных между собой. Все они имеют выход в коридор. В конце коридора – большая ванная. Логарид отправляет Орти мыться с дороги, а сам вместе с Нито знакомиться с веселым, дородным Альбером Дювалем, помощником Виллани, и с Эббе Фролонгом, молчаливым врачом, высоким, худощавым, темноволосым. Эрнальдо Виллани производит на Фрэя впечатление простодушного ученого, весьма сведущего в археологии, но совершенно лишенного умения разбираться в людях и решать их проблемы. Мсье Дюваль, жизнерадостный француз, напротив, похоже, разбирается в людях, но ему лень заниматься их проблемами. Больше всего на свете его интересует археология и он сам, но в нем достаточно ума, такта и некоторой галльской хитрости, чтобы скрывать свой эгоизм от других. Впрочем, он вовсе не злой и не жадный, и всегда готов придти на помощь ближнему, если это не стоит ему слишком большого труда.
     Врач Эббе Фролонг нравится Фрэю гораздо меньше двух археологов. В его сдержанности чувствуется какая-то неискренность. Нелегко понять такого замкнутого человека, думает про себя Фрэй.
     Познакомившись с археологами и врачом, они с Нито уходят в свои комнаты.
     - Любопытно, где живет его сиятельство `Эдишер Маль, хозяин дворца? – обращается Фрэй к Нито. – У меня такое впечатление, что весь дворец – наш.
     - Эдишер Маль живет в другой половине дворца, эсиб, - поясняет Нито. – Как бы напротив нас. Понимаешь? То есть он живет параллельно относительно нас, за стеной. У него два парадных крыльца. И, кстати, правую башню с галереей он тоже оставил себе.
     - Очень удобно, - одобрительно говорит Фрэй. – Всё равно, что живешь в двух разных домах. Неплохо придумано.
     - Да, - соглашается Нито. – Но это придумал не Маль, а его дед. Кстати, у Маля есть дочь одного возраста с нашим тэж-эсибом. Он мог бы учиться вместе с ней.
     - Отлично, Нито, - Фрэй улыбается. – Я поговорю об этом с графом, как только смогу.
     Орти возвращается из ванной и с удовольствием разглядывает свою уютную комнату с кроватью в алькове, с письменным столом, с керосиновой лампой, со стеклянной дверью, ведущей на балкон. Ему здесь очень нравится, но он проголодался – и с трудом дожидается, когда оба его друга вымоются.
     Наконец, они готовы, и лакей Язеп Смольд провожает их в столовую, где уже накрыт стол, и оба археолога ждут их с нетерпением. Доктор Эббе Фролонг обедает в саду, в беседке. Такова его привычка, объясняет господин Виллани.
     - Сибарит, - посмеивается Дюваль.
     Они говорят еще что-то, но Орти не слушает. Он с нетерпением ждет момента, когда можно будет, наконец, приступит к обеду. Долгожданный момент наступает. Орти не заставляет себя просить начать трапезу. И только утолив первый голод, съев почти весь суп, он, наконец, начинает прислушиваться к застольной беседе.
     - … мы здесь почти целый год, - слышит он голос Виллани. – И до сих пор, господин Фрэй, Иргус не найден, хотя мы откопали почти всю Бахасту. Вам, конечно, известны древние рисунки, по которым составлена карта Бахасты. Часть города приходится на юго-западные заросли близ озера; я уже велел рубить там деревья и выкорчевывать их. Но если мы и там не найдем Иргуса… - он разводит руками.
     - Зато рабочие нашли много предметов домашней утвари и украшений, - вступает в разговор Альбер Дюваль. – Множество сосудов, глиняных плиток с письменами (я сейчас занимаюсь их расшифровкой),  оружия, изделий, украшавших жилища. Мы отвели под музей одну из больших комнат дворца. Вы можете посмотреть, как много интересного мы обнаружили.
     - Первые дни нас было не остановить, - улыбается господин Виллани. – Когда рабочие уходили, мы с Дювалем оставались и сами продолжали раскопки до полуночи.
     - Да, - подтверждает Альбер Дюваль, хитро поблескивая маленькими светлыми глазками. – Мы, как дети, были убеждены в том, что найдем Иргус, стоит только подольше покопать. Но… - он с комическим сожалением разводит руками и вздыхает. – Не вышло!
     Все смеются.
     - Хочу надеяться господа, что ваши (а с сегодняшнего дня и мои) усилия будут вознаграждены, - говорит Фрэй. – Что вы можете сказать о рабочих, нанятых вами?
     - Хорошие люди, - одобрительно говорит господин Виллани. – Правда, многовато пьют и на язык несдержанны (конечно, не все). Но работают исправно. Пьяные, трезвые ли, они свое дело знают. Вот хотя бы этот паренек, Тибор Латтада – очень дельный. Я сегодня рассердился на него, не вовремя он пришел… а теперь, как остыл, могу сказать с уверенностью: это очень добросовестный работник. Он честно зарабатывает свои деньги. Хотя, откровенно говоря, восемь спеллеров за такую тяжелую работу – плата не совсем подходящая. Я уже писал его величеству: надо бы увеличить жалованье рабочим. Но его величество вместо этого увеличил жалованье нам с Альбером и доктору Фролонгу. Мы, конечно, были довольны, но всё-таки на месте его величества я бы выделил для рабочих побольше денег; ведь у многих семьи, которые надо кормить.
     - Ну, Эрнальдо, всякий хорош на своем месте, - поспешно говорит Дюваль. – Восемь спеллеров – это, того… не так уж мало.
     Его голос звучит несколько неуверенно.
     - Я напишу его величеству, - говорит Фрэй. – В самом деле, восемь спеллеров – маловато. На мой взгляд люди должны получать вдвое больше. И некоторые из них будут получать больше уже теперь. Я соберу под свое непосредственное начало человек пятнадцать и буду еженедельно выплачивать им по шестнадцать спеллеров. Они будут вести раскопки там, где я им укажу, а именно на Судейской Площади, или Площади Казней, вот здесь.
     Он раскрывает походную карту и указывает на древнее место казней, которое находится в стороне от города, в зарослях.
     - Мне кажется, - добавляет он. – Иргус может быть именно там. Это место называлось `эбриком.
     - Мы уже думали об эбрике, - говорит господин Виллани. – Но нам казалось, Игруса там быть не может. Судейская Площадь считалась нечистым местом, амманги вряд ли поставили бы там святыню.
     - Иргус был важнейшим храмом древнего племени, - произносит вдруг Нито Цанг. – Он вполне мог находиться на эбрике.
     - Очень может быть, - подтверждает Альбер Дюваль. – Во всяком случае, господин Фрэй, попробовать стоит.
    - Я рад, что таково ваше мнение, - улыбается Фрэй. – Но эбрик, вероятно, сильно зарос… не так ли?
     - Да.
    - В таком случае, придется заняться сперва вырубкой, потом росчистью, а уж потом раскопками.
     - Рук маловато, - вздыхает Виллани. –
Его величество велел не нанимать более пятидесяти человек.
     - Мы с вами поделим людей, - принимает решение Фрэй. – Сколько человек заняты на вашей вырубке?
     - Двадцать два, - отвечает Виллани.
    - Добавим еще восемь из Бахасты; получится тридцать. Вам достанется пятнадцать человек и мне столько же. Эсиб Цанг займется отбором людей. А сейчас, после обеда, мы с вами, господин Виллани, пойдем к рабочим. Вы представите им нас с эсибом Цангом, и скажете, что с этого дня я` - начальник раскопок. Потом я возьму слово.
      - Прекрасно, - Эранальдо Виллани улыбается. Он сердечно рад передать свою власть человеку, умеющему управлять людьми. Дюваль рад немного меньше, но скрывает некоторое свое беспокойство под маской задумчивости.
      После обеда Фрэй вместе с Нито и археологами отправляется «к народу», а Орти, не осмелившийся попроситься вместе с ними, выходит в сад.
      До чего чудесное место! И как оно не похоже на всё, что до сих пор видел Орти. Сад состоит из густых зарослей со множеством тропинок и маленьких полян. В галерее, соединяющей замок с левой башней, есть небольшая арка. Калитка в ней открыта. За галереей – продолжение сада. Орти проходит в арку и видит: посреди большой поляны, в полутени пальм, бьет высокий фонтан. В центре бассейна – мраморный дельфин, в клюве которого - медная витая раковина, откуда и бьет вода. Она взмывает к небу сверкающим столбом, а наверху рассыпается хрустальными радужными брызгами и падает в бассейн.
     Около бассейна растут три пальмы. Они склонили свои мохнатые головы и словно смотрятся в воду. Стволы у них прямые, без всяких веток, но одна из пальм так низко согнулась над фонтаном, что Орти тут же решает как-нибудь непременно забраться на нее. «Наверно, на ней можно покачаться, - мечтает он. – Как на качелях!»
     В пышных, яро-зеленых зарослях щелкают, свистят, распевают птицы. Великолепные цветы всех размеров и форм, белые, голубые, красные, шафранные, лиловые источают сильный, сладкий аромат. Орти еще никогда в жизни не видел таких замечательных цветов. Он подходит к ним и трогает их упругие, жестковатые лепестки. Потом бежит к фонтану, разглядывает дельфина, ложится животом на широкий бортик бассейна и рассматривает дно. Оно всё усыпано разноцветными камешками, среди которых, точно сказочные деревца, белеют и алеют веточки кораллов. Пестрые рыбки плавают среди этой красоты, лениво пошевеливая плавниками и хвостиками. Прохладные брызги осыпают Орти, он ежится и пытается сосчитать рыбок, но это невозможно, потому что они всё время движутся, и он считает одних и тех же рыбок по нескольку раз. Он бросает это занятие, но продолжает любоваться рыбками. Фонтаны он видел и дома, в Эрбене, но таких красивых рыбок там не было. И очень напрасно, думает Орти. Вон, как им хорошо, в этом мраморном бассейне. Воздух жаркий. Орти тоже хочется превратиться в рубку и уплыть в прохладную глубину. Он вспоминает про озеро: вот бы хорошо там искупаться! Рид обещал, что сегодня вечером они пойдут туда.
     Орти отходит от бассейна. Ему представляется, как через месяц мама и Николь будут гулять здесь. Он с удивлением чувствует, что уже успел соскучиться по сестре: не сильно, немножко. Ведь он сейчас один, Рид с Нито заняты. Как было бы здорово, если бы здесь можно было с кем-нибудь поиграть!
     Скука, пока еще осторожная и невнятная, забирается в его сердце. Он садится в тени на траву. Сад, конечно, замечательный, спору нет, но когда тебя все оставили, одиночество приходит к тебе, как застенчивая кошка, и становится рядом с тобой так близко, что кажется, вот-вот потрется о твои босые, в одних только сандалиях, ноги. Конечно, на траве лежит красный мячик Орти и его игрушечный паровоз – зеленый, заводной. Это отличные вещи, но всё-таки они не могут спасти Орти от чувства нарастающего одиночества.
     Он решает бороться со скукой. Напевая, он обегает весь сад, заглядывает во все заросли, за все кусты и цветами и без цветов. Ему очень хочется найти хотя бы одну живую душу, хотя бы ящерку или ужа… но, кроме птиц и насекомых, в саду никого нет. Орти вспоминает Тибора Латтаду. Латтада понравился ему. Было бы интересно посмотреть, где и как он работает, поговорить с ним, может быть, помочь. «Я ведь тоже могу копать, - говорит себе Орти. - Если мне дать небольшую легкую лопату, я бы копал с удовольствием. Только чтобы рядом был кто-нибудь хороший, вроде этого Тибора. Рид молодец, что дал ему денег!»
     Ноги сами приводят Орти к медной ограде с острыми шишками, идущими поверху. Он прижимается лицом к решетке, там, где она не накалена солнцем, и видит чуть подальше и пониже сада древний город Бахасту, а за городом – иссиня-черное озеро, такое огромное, что его противоположный берег кажется узкой полоской.
     Орти с величайшим, жадным любопытством рассматривает древний город. Таинственные прямоугольные и квадратные дома без крыш, с полукруглыми и квадратными проемами окон и дверей, улицы, выложенные булыжником. Среди этих белых мраморных домов суетятся фигурки рабочих: с лопатами, с тележками нагруженными землей и песком. Рида, Нито и археологов не видно: должно быть, они ушли в густые заросли, обрамляющие озеро справа и слева от Бахасты. Как же им, наверно, сейчас интересно! И почему он, Ортэм, должен, как узник, сидеть взаперти, в очень красивом, но совершенно пустом саду, где нет даже ящериц – ничего, кроме птиц, рыбок, цветов, травы и пальм. Конечно, есть еще фонтан, беседки и статуи, но они неживые, с ними не поговоришь. А за оградой белеет загадочная Бахаста, синеет озеро, зеленеют густые заросли. Там работают люди и среди них, наверно, Тибор Латтада. Познакомиться бы с ним поближе и узнать, точно ли он хороший.
     «Попрошу Рида, пусть возьмет меня завтра с собой, - думает Орти. – Он ведь должен понимать: я уже взрослый, и нечего за меня беспокоиться».
     Он вздыхает, идет к воротам и пытается завести беседу с двумя часовыми, одетыми так же легко, как он; только вместо сандалий на них гольфы и ботинки, отчего они напоминают Орти приютских мальчиков, которых он видел однажды в Эрбене, только с усами. Часовые крайне неразговорчивы. На все вопросы Орти они отвечают очень коротко и односложно. Это патрульные майора Берджиха, догадывается он. Им, конечно, жарко стоять на солнцепеке, охраняя ворота в Башенки. И беседовать с кем-либо на посту часовым не полагается.
     Орти со вздохом уходит в дом и некоторое время бродит по нему, изучая каждый уголок. Потом он садится за письма маме, няне и Николь, рассказывает им о поездке через Галаорскую пустыню, описывает дом и сад. Рядом с ним лежит словарь. Он постоянно заглядывает в него и, благодаря этому, не делает ошибок, зато очень устаёт. Не шутка грамотно написать целых три письма, пусть и совсем небольших! От твердо решает отныне писать письма по очереди, в день по одному письму.
     Вскоре возвращаются археологи, Рид и Нито. Они осушают по кувшинчику ранса, аммангийского напитка, который изготовляется из бобов и травы «напава» и хорошо утоляет жажду. Орти еще за обедом проникся любовью к вкусному прохладному рансу и теперь с удовольствием пьет его вместе со своими взрослыми друзьями.
     Нито и Рид освежаются в ванной и уходят в свои комнаты, отдохнуть. Орти следует за Фрэем в его спальню.
     - Рид, - Орти немного волнуется. – Можно мне пойти с тобой на раскопки?
     - Завтра – можно, - Логарид скидывает сандалии и ложится на кровать.
     - Что, скучно одному? – он улыбается Орти.
     - Немножко, - осторожно отвечает тот.
     - Поезжай сегодня с Нито на почту в город, - предлагает Фрэй, закрывая глаза. – Вы отправите телеграммы и наши с тобой письма. Хочешь?
     - Очень хочу! – Орти доволен. – Спасибо, Рид.
     Ему хочется рассказать своему другу про сад, поговорить с ним о раскопках, об озере Глэф и рабочих, но Фрэй уже крепко спит. Орти заглядывает в соседнюю комнату к Нито; тот спит тоже. «Вырубились», - вздыхает про себя Орти. Так всегда говорил его дедушка, покойный муж бабушки Аннеты, когда кто-нибудь из домочадцев засып`ал днем.
     Он уходит к себе и сидит у открытого окна, болтая ногой и глядя на озеро. Так он сидит в течение десяти минут, пока Фрэй и Нито не просыпаются. После этого Логарид снова уходит в Бахасту, а Нито велит конюху седлать лошадей. Они с Орти отправляются в город, на одну из улиц, где в бревенчатом доме уютно расположились отдел писем, посылочный отдел и телеграф.
     Пока Орти старательно, высунув от напряжения кончик языка, надписывает на конвертах своих трех писем адрес Солнечных Лужаек, Нито отправляет две телеграммы: одну госпоже Сильветте Фрэй от имени мужа (Логарид дал ему текст), а другую от собственного имени и от имени Фрэя товарищу министра внутренних дел Дариду Сандару в Эрбен. Он пишет Сандару, что они добрались благополучно и уже принялись за работу. Также он пишет от имени Фрэя: «Я Логарид Фрэй прошу позволения его величества повысить жалованье рабочим вдвое тчк это необходимо для пользы нашего общего  дела зпт надеюсь на успех тчк».
     Отослав телеграммы, Нито запечатывает сургучом письма Орти и бросает их в почтовый ящик вместе уже с запечатанным письмом Фрэя.
     Они с Орти покидают почту и едут осматривать город. По дороге они заходят в кофейню. Хозяин-амманг приносит им обоим мороженое с шоколадом и ранс в бокалах. Они с Нито знакомы. Нито приглашает хозяина за их столик. Тот благодарно кивает и приносит для себя и для гостя две бутылки слабого пива с ледника (амманги не очень-то жалуют крепкие напитки). Нито и хозяин потягивают пиво, закусывая мороженым, а Орти, угощая мороженым с рансом, слушает плавную, звучную аммангийскую речь, чужие для его слуха удивительные слова, похожие на добрые заклинания. В кофейне приятная полутьма и прохлада; зал почти пуст, только за столиком в углу сидят двое посетителей и тоже пьют пиво.
     Через полчаса Нито и Орти уезжают домой. Солнце уже довольно высоко над горизонтом, но уже чувствуется вечер.
     - Ты пойдешь с нами сегодня на озеро, Нито? – спрашивает Орти.
     - Пойду, - отвечает Нито Цанг.
     - А как по-амамангийски «озеро»?
     - Бэл-ак, - Нито улыбается и переводит:
     - Круглая вода.
     - Но озёра ведь не всегда круглые, - размышляет вслух Орти. – А рыба в Глэфе есть?
     - Да, - отвечает Нито. – Она очень крупная и вкусная, и ее много. Здесь даже есть маленькие осьминоги и медузы – тоже небольшие.
     - А акул нет? – с некоторым беспокойством спрашивает Орти.
     Нито смеется:
     - Нет, тэж-эсиб, и дельфинов тоже. Зато ты можешь увидеть морских коньков.
     Они возвращаются в Башенки.

     8.
     Дни полетели для Орти удивительно быстро – и в то же время каждый день казался ему едва ли не неделей, так насыщала его новыми впечатлениями жизнь. Скука и одиночество исчезли, точно приснились; жить стало удивительно интересно.   
     Орти открыл для себя озеро. Первые два дня он ходил туда с Фрэем и Нито, потом Логарид позволил ему купаться одному у берега. Он взял с Орти слово, что тот не заплывет далеко. Орти охотно пообещал. Его вовсе не тянуло пускаться в «дальнее плаванье», во всяком случае, в одиночку. Он уважал озеро и немного побаивался его, но вместе с тем любил так, как не любил в своей жизни ни одно другое озеро, ни одну реку и даже море. Это была настоящая страсть – но детская, чистая, как родник. Орти не мог равнодушно видеть эту огромную прекрасную воду с ее золотистым песком, тонким и мягким, с разноцветными стайками рыбок, мелькающими у дна, с красивыми камешками, с садами из водорослей и мелких кораллов.
     Он купался утром и вечером, а днем сопровождал Фрэя и Нито в заросли, или бродил по Бахасте среди мраморных стен древнего города, зачарованно наблюдая, как работают оставленные в городе несколько человек. Остальные трудились в зарослях, откапывая юго-восточную часть города и `эбрик – Судейскую Площадь или Площадь Казней древних аммангов.
     Рабочие в городе, загорелые до черноты люди, не обращали внимания на маленького мальчика в голубой панаме. Они знали, что это «сынок господина Фрэя» или «эсиба Фрэя» (его называли по-разному). Но у них было столько дел, что для мальчика времени не находилось. Он, в свою очередь, не смел надоедать им расспросами, ибо видел, как они заняты. Да и люди они были уже не молодые. Вся молодежь работала на северо-западных вырубках Виллани и Фрэя, поэтому Орти всё время тянуло туда. Там было веселее.
     Когда Орти по вечерам забирался на пальму, ниже других склонившуюся над бассейном в саду Башенок, он покачивался на ее гибком стволе, точно на качелях, и поглядывал по сторонам, на кудрявые заросли, которые сверху, издали казались маленькими и милыми: хотелось протянуть руку и погладить их, точно мохнатого щенка или котенка. Приятно прохладные брызги фонтана долетали до его рук, ног, лица, Он спускался с пальмы почти мокрый, уже в сумерках, очень быстро переходивших в темноту. В семь часов вечера в Эпельте было уже совсем темно, тогда как в Солнечных Лужайках и в Эрбене темнело только в десять.
     Днем на вырубке Логарида Фрэя царили суета, крики, брань, шутки, смех. Орти впитывал, вбирал в себя образы этих людей: их жесты, улыбки, слова, узнавал их имена и постепенно постигал характеры. Он с восторгом смотрел, как эти сильные люди рубят деревья, выкорчевывают пни, взрыхляют землю вместе с дерном, превращая бывшие заросли в росчисть. От альвеолских рабочих часто пахло ромом и водкой, они ходили потные, небритые, в грязных рубахах, но беспрекословно слушались Фрэя и Нито. Амманги тоже слушались их, но спиртным от них не пахло. И они держали себя чище и опрятней альвеолцев.
     Однажды, когда Орти подбежал посмотреть на цветок, которого еще не видел (это была поздняя аммангийская орхидея), какой-то человек грубо схватил его за плечо и сказал:
     - Отойди к черту, не вертись под ногами!
     Орти с изумление окинул его взглядом (с ним еще никогда не говорили так грубо). Он увидел дюжего рабочего, бородатого, смуглого, с бычьей шеей и могучими покатыми плечами. Он смотрел на Орти угрюмо и раздраженно, в вырезе его грязной полурасстегнутой рубахи росла черная шерсть. В правой руке он держал заступ, и от него несло водочным перегаром. Он не походил на амманга, хотя в его лице было что-то аммангийское. В правой руке он держал заступ.
     Орти мгновенно вспомнил то, о чем почти совсем уже позабыл: он вспомнил, что он дворянин. Да, он был дворянином, а этот грязный пьяный человек им не был. И он позволил себе оскорбить его, Ортэма Нэша-Фрэя!
     Глаза Орти сверкнули грозным огнем, он смерил дерзкого простолюдина неприязненным и презрительным взглядом – и изо всех сил ударил ладонью о тяжелой руке, лежавшей на его плече.
     Рабочий весьма удивился. Он убрал руку, но тут же расхохотался, с одобрительных и хищным интересом поглядывая на мальчика.
     - Ишь ты, цаца! – сказал он. – Ты чей, такой норовистый?
     Орти уже приоткрыл рот, чтобы достойно ответить ему, но тут рядом с ними вырос Тибор Латтада. Он взял Орти за руку и молвил:
     - Это сын господина Фрэя.
     И повел Орти к Нито, который не видел происходившего, так как смотрел в другую сторону. Лоагрида пока что не было тут, он отлучился на вырубку Эрнальдо Виллани.
     - Иди к эсибу Цангу, - шепнул Тибор Латтада, выпуская руку Орти. – И не мешай работать.
     - Я не мешаю, - тихо, но сердито возразил Орти. – Он первый полез.
     Тибор рассмеялся и дружески наклонился к Орти.
     - Я знаю, что ты не мешаешь, - признался он. – Ты славный парень. Но от этого малого с бородой держись подальше: у него рука тяжелая, особенно когда он с похмелья.
    - Я не боюсь его, - сказал Орти. – Я дворянин. И господин Фрэй мне вовсе не отец, он мой отчим и лучший друг.
     Латтада снова засмеялся.
     - Хочешь добрый совет? Даю даром. Своим дворянством будешь кичиться дома, а здесь, на раскопках, этого не любят. Запомнил? И никому не говори, что хозяин – твой отчим, а не отец: так будет лучше.
     Помолчав, он добавил:
     - Если хочешь дружить с людьми, делай, как я тебе сказал. И будь осторожней с незнакомыми. Тебя, кажется, Ортэм зовут? Хорошее имя. Ну, будь здоров.
     И он зашагал обратно, а Орти пошел к Нито. Слова Тибора заставили его задуматься. Он оглянулся. Тибор и недавний враг Орти вместе выкорчевывали пни от вечнозеленых дубов.
     - Нито, - Орти тронул Нито за руку. Тот обернулся.
     - Нито, - повторил Орти, - кто там работает с Тибором Латтадой?
     Нито взглянул и ответил:
     - Это Клайд `Арпи.
     - Он немного похож на амманга, - сказал Орти.
     - Он внук амманга, - отозвался Нито. – Почему ты спрашиваешь о нем, тэж-эсиб?
     - Мне кажется, он очень сильный, - уклончиво ответил Орти. – Интересно, ты бы мог его победить, если бы вы подрались?
     - Не знаю, - честно ответил Нито. – Да и зачем нам  драться? Всё можно решить миром.
     Орти исподлобья взглянул на Нито.
     - Он много пьет, - сказал он сурово.
     - Он хорошо работает, - улыбнулся Нито и обнял Орти за плечо. – Что с тобой, тэж-эсиб? Он обидел тебя?
     - Нет, - откликнулся Орти. – Я бы не позволил ему этого.
     - Молодец, - Нито посмотрел на него с уважением. - Ты хорошо сказал.
     Орти вздохнул. Он знал, что не расскажет Нито и Риду о своей стычке с Клайдом Арпи и о тех советах которые дал ему Тибор Латтада. Хорошо, что Тибор разъяснил ему, как следует говорить с рабочими, если он, Орти, хочет дружить с ними. Жаль, что его дворянство так мало значит для них. Что ж, он всё равно завоюет их уважение. И никому не даст себя оскорблять, даже этому быку Арпи. Он добьется того, чтобы и Арпи его зауважал. А если Арпи всё-таки не проявит к нему уважения, он, Орти, просто забудет о нем, как о человеке, не заслуживающем его внимания.
     Так он думал, и никто, даже Нито, не зал, какие великие мысли и намеренья живут сейчас в  стоящем рядом с ним тонконогом мальчике в светлом летнем полотняном костюмчике и голубой панаме. А мальчик в это время говорил себе: Мне придется нелегко, но я хочу дружить с этими людьми, хочу, чтобы они замечали меня и радовались мне. И я добьюсь своей цели, я буду дружить с ними, не роняя при этом своего достоинства. Если они не ценят моего дворянства, то пусть ценят мои дела и поступки, пусть узн`ают, что такое  н а с т о я щ и й  дворянин. Я буду помогать им и буду молчать, как сказал Латтада. И тогда, может быть, всё наладится. Но надо подумать с чего начать…»
     Это было самым трудным: начать дружбу с людьми, которые, в лучшем случае, не замечали его. Орти подумал, что ему самому нипочем не постичь искусства завоевывать уважение. Без взрослых в таком деле было не обойтись. Поэтому вечером, когда они с Фрэем шли вдвоем через пустую Бахасту к озеру, Орти вдруг неожиданно спросил:
     - Рид, за что тебя рабочие уважают? Тебя и Нито? 
     Логарид с удивлением и интересом посмотрел на Орти.
     - Почему ты думаешь, что они уважают нас?
     - Я это вижу, - уверенно молвил Орти.
     - И не можешь понять, за что? – Фрэй засмеялся, потом задумался.
     - Я считаю, всё дело в том, что мы – их начальство, и трудимся вместе с ними, - помолчав, сказал он. – Мы смеемся с ними (если нам, конечно, действительно смешно) и отвечаем на их шутки. К тому же я повысил жалованье тем, кого взял себе на вырубку, то есть, я забочусь о них. Что еще? Мы с Нито умеем руководить ими, но всегда помним, что они – такие же люди, как мы, а может, многие из них и лучше нас.
     - Значит, вы с Нито их уважаете, - сделал вывод Орти. – За это они вас и любят. Да?
     - Похоже, что так, - согласился Фрэй.
     - А если бы ты был дворянином, было бы так же? – тихо спросил Орти.
     - Да, - ответил Логарид. – Пожалуй, было бы так же. Людям неважно, кто`  перед ними. Они хотят, чтобы их понимали. Но почему ты спрашиваешь, Орт?
     - Я хочу дружить с этими людьми, - признался Орти. – Но не знаю, с чего начать.
     Фрэй внимательно посмотрел на него
     - Трудно дружить со всеми, - заметил он. – Почти невозможно. И даже не «почти», просто невозможно. Но я не сомневаюсь, ты подружишься с командой, которую я сейчас набираю для себя, чтобы, когда росчисть будет готова, начать на ней раскопки.
     - А кого ты наберешь? – встрепенулся Орти. – Набери Тибора Латтаду, он хороший, это и господин Виллани говорил! Помнишь?
     - «Набери Тибора Латтаду», - Фрэй, смеясь, потрепал его по волосам. – Насчет Тибора согласен, я возьму его. Он проворный малый и умеет добиваться своего; это я понял еще в день нашего приезда в Башенки.
     - А еще кого?
     - Еще? Скильда К`эпхарда.
     Орти поднял брови:
     - Скильда? Он же еще мальчик! Ему всего четырнадцать.
     - Он здоровый, рослый и крепкий, так что, справится. К тому же смышленый и самостоятельный. Кто еще? Анледо Массари, Грэттер Вильдхаген, Эманол Силард… ах, да, еще Клайд Арпи. Остальных присмотрел Нито, я не помню их имен.
     - Я знаю не всех, кого ты назвал, - Орти слегка хмурится. – Но я помню Клайда Арпи.
     - Вот и отлично, - отозвался Логарид. – Кстати, Орти, с двадцатого августа ты начнешь учиться. Я беседовал на днях с его светлостью Эдишером Малем, и он дал позволение, чтобы ты учился вместе с его дочерью Мирабеллой. Ей десять лет. Я не видел ее, она сейчас гостит у родственников в Инеке, но скоро приедет. Постарайся поладить с ней.
     Орти разочарован:
     - А как же росчисть?
     - Ничего, - улыбается Фрэй. – Три часа занятий после завтрака не отнимут у тебя лучших часов на росчисти.
     Орти задумался и про себя согласился с Фрэем. А Фрэй еще раз сказал себе, что граф Маль действительно странноват. Он мнит себя писателем, а может, он и вправду хороший писатель. Но нервный, капризный, несколько легкомысленный человек. Он довольно охотно согласился на то, чтобы Ортэм Нэш учился вместе с его дочерью и даже любезно предложил Фрэю услуги своего личного врача Кристиана Рама, когда приедет «мадам Фрэй». И всё же Эдишер Маль показался Фрэю большим чудаком и – чего греха таить – не слишком-то умным человеком. Впрочем, это не имело отношения к делу; ведь не он же собирался учить Орти.
     Придя на пляж, и Фрэй, и его приемный сын позабыли обо всём, кроме озера. Они бросились в воду, долго плавали, ныряли и играли. Фрэй и Нито уже научили Орти плавать разными стилями и отдыхать на спине, и теперь Орти наслаждался своим умением плавать и нырять.
     Когда Логарид уплыл подальше от берега, Орти вышел из воды и принялся возводить замок из песка, то и дело поглядывая в синюю даль. Он немного беспокоился за Фрэя. Он слышал от рабочих, что озеро Глэф коварно, и что там есть омуты и подводные скалы.
     Но Фрэй вскоре благополучно вернулся и лег отдохнуть на песке. В это время Орти бродил поблизости вдоль берега, собирая самые красивые камешки и раковины, какие только ему попадались. У него был тонкий вкус, и он собирал лишь действительно достойные внимания дары озера: это признавал даже сам Фрэй. Они с Нито не раз любовались коллекцией Орти, разложенной на столике в комнате мальчика, и Рид даже обещал подарить Орти для его находок настоящий коллекционный ящик  с деревянным ячейками и выдвижной стеклянной крышкой.
     Орти задумчиво пополнял свою коллекцию. После беседы с Фрэем о рабочих, он решил не торопиться завоевывать «народное доверие», а сперва изучить как следует всё, что его окружало: чтобы собраться с мыслями и получить по возможности полное представление о той новой среде, в которую он попал.
     Дворец графа Эдишера Маля, безусловно, был достоин подробного с ним знакомства. Орти узнал в их, «археологической» половине дома каждый уголок, и многое порадовало его: например, библиотека, где было немало интересных книг с картинками и без картинок, галерея, башня и кухня.
     Галерея была уставлена цветочными вазами и просторными клетками с самыми разными певчими птицами; Орти очень нравилось бывать там.  Башня представляла собой обычную декоративную башню, внтури которой была винтовая лестница, ведущая на квадратную плоскую крышу. Вид с башни открывался замечательный, и Орти никогда не пренебрегал возможностью забраться наверх, чтобы с высоты посмотреть на Бахасту, озеро, заросли и часть Эпельты, которая была видна отсюда.
     В кухне царила повариха Циния, дородная аммангийка, мать горничной Эстры-Марии, очень миловидной девушки, к которой был не совсем равнодушен археолог Альбер Дюваль. Орти не раз видел, как мсье Дюваль весело смеется и шутит с Эстрой-Марией. Орти понимал Дюваля. Эстра ему тоже нравилась. Но он не считал мсье Дюваля подходящей парой для такой красивой девушки.
     Эстра и Циния называли мальчика «эсиб Орти», а он их просто по именам, как полагалось, но очень уважительно. Циния баловала его. Когда он заходил к ней на кухню, то обязательно получал сладкий пирожок или булочку с кремом, чашку горячего шоколада или вазочку с мороженым, оставшимся от обеда (мороженое подавалось на десерт почти каждый день). Как все аммангийки, Циния и Эстра-Мария не были болтливы, но они всегда очень ласково улыбались Орти, а он дарил им цветы и раковины, и рассказывал про Эрбен и про Солнечные Лужайки.
     Когда темнело, но ложиться спать было еще рано, Орти брал лампу и шел в комнату, отведенную под археологические находки. Он с увлечением рассматривал глиняные сосуды, золотые и серебряные чаши с резьбой и чеканными рисунками, драгоценный украшения, посуду, ножи и кинжалы с богато инкрустированными рукоятками, оружие самых разных видов, домашнюю утварь, детские игрушки. Всё это хранилось в шкафах со стеклянными и зарешеченными дверцами, и от всего этого Орти неизменно приходил в восхищение. Он мог подолгу рассматривать предметы, которым было несколько тысяч лет. Иногда Логарид Фрэй брал его с собой в запасник, где хранились особенно ценные будущие музейные экспонаты. У Орти лежал в столе подарок Фрэя: маленькая серебряная лошадка (Фрэй сам откопал ее в Бахасте). Орти хранил эту лошадку, как зеницу ока и считал лучшей своей драгоценностью.
     Если Фрэй задерживался на росчисти дотемна, Орти шел купаться вместе с Нито. Он считал Нито своим ближайшим другом после Логарида и с каждым днем всё сильнее привязывался к нему, всё лучше понимал его. Он часто расспрашивал Цанга о его семье, и уже знал, что жену Нито зовут Надитта (она была родом из Маттонги), а детей Йон-Эр`ан и Крисп-Эф`ин. Первые имена были церковно-каноническими, вторые – исконно аммангийскими.  Нито часто писал им письма. А купаться с ним было так же интересно и весело, как и с Ридом.
     Подобно Нито и Фрэю, Орти регулярно писал письма домой и уже получил ответы от мамы, Николь и няни. Их послания очень порадовали его.
     Помимо Цинии и Эстры-Марии в Башенках были еще три лакея-амманга, садовник альвеолец и прачка, жена садовника. Но они мало интересовали Орти, да и сами не интересовались им. Какое-то время его внимание занимал доктор Эббе Фролонг. Орти пытался понять, что за человек этот взрослый неразговорчивый мужчина, который, здороваясь по утрам, говорил ему «вы», как большому, но никогда не беседовал с ним. Они ни с кем не беседовал и, как говорится, никого не подпускал к себе близко, но держался со всеми вежливо и учтиво. Его сдержанность и замкнутость отличалась от сдержанности Нито. Немногословие Нито было естественным и каким-то содержательным. С ним легко было и молчать, и говорить. В замкнутости доктора Фролонга чувствовалось нечто настораживающее. Орти не замечал, чтобы у доктора были друзья, но тот как-то не тяготился их отсутствием. Он жил на первом этаже, довольно далеко от археологов, от Фрэя, Нито и Орти. Завтракал, обедал и ужинал он отдельно: у себя или в беседке. В беседке же он писал какой-то научный труд, обложившись медицинской литературой.
     Орти не раз пытался завести беседу с господином Фролонгом. Доктор отвечал ему довольно приветливо, но так коротко, что Орти чувствовал: он просто вежлив и терпелив, но ему совсем не хочется разговаривать. К тому же в его манере держаться всегда было что-то неискреннее; это отбивало охоту беседовать с ним.  В конце концов, Орти попросту забыл про господина Фролонга, и доктора, по всей видимости, это обстоятельство ничуть не огорчило.
     Порой к нему приходили рабочие – попросить лекарства от той или иной мелкой болезни или недомогания. Фролонг никогда не отказывал им в помощи. Серьезных увечий пока что ни у кого не было. Таим образом доктор пользовался значительно  большим досугом, чем его соседи по «археологической» части дворца.
     А Орти тем временем уже изучал военных – офицеров губернаторского патруля из Маттонги. Он со многими из них познакомился, многих знал в лицо, в том числе, конечно, и самого командира патруля, майора Радована Берджиха. Это был статный человек с лихо закрученными каштановыми усами и мощным, как медная труба голосом. Его всадники кольцом окружали Бахасту днем и ночью. Утром они пропускали рабочих на раскопки, а вечером следили за тем, чтобы все рабочие покинули древний город. Каждую ночь часовые майора Берджиха разводили костры вокруг Бахасты и охраняли ее. «Археологическая» часть Башенок также охранялось: двое часовых всегда дежурили у ворот, и еще пятеро ходили по плоской крыше дворца с сигнальными трубами, ракетницами и биноклями, Никто из посторонних не мог проникнуть ни на территорию Бахасты, ни в «археологическую» часть Башенок, не предъявив пропуска с печатями и подписями. Одна из печатей и подписей принадлежала самому майору Берджиху. Согласно распоряжению короля Ольгерда, майор участвовал в изначальном наборе рабочих и подчинялся непосредственному начальнику раскопок – с недавних пор господину Логариду Фрэю.
     Прошло всего полторы недели с тех пор, как путешественники прибыли в Эпельту, а Орти казалось, будто пролетел, по крайней мере, месяц – столько нового он успел и узнать и увидеть.

     9.
     Раннее утро двенадцатого августа.
     Орти идет к озеру по тропинке, петляющей среди юго-восточных зарослей. Он только что позавтракал вместе со всеми в столовой и теперь спешит выкупаться. Как только он освежится, то сейчас же побежит на росчисть к Логариду и Нито. Сегодня будут срублены последние деревья, - и команда из пятнадцати человек, набранная Фрэем и Нито начнет откапывать эбрик, Судейскую Площадь древних аммангов. Такое событие никак нельзя пропустить. Даже рабочие, обычно равнодушные исполнители хозяйской воли, ждут раскопок на росчисти Фрэя с нетерпением и живой заинтересованностью. Отчасти их энтузиазм вызван тем, что его величество согласился повысить им жалованье вдвое и даже уже прислал человека с этим жалованьем. Теперь все без исключения пятьдесят рабочих будут получать по шестнадцать спеллеров. Это значит: из семьи будут сыты, и можно будет откладывать небольшую сумму про черный день.
     Орти радуется этому событию вместе с рабочими, со своим взрослыми друзьями и археологами. Есть у него и еще одна причина для радости: через неделю мама и Николь покинуть Солнечные Лужайки и отправятся в коляске сначала в Маттонгу, а оттуда поездом в Эпельту. С ними поедет мамина служанка Базильона, надежная, преданная женщина. Он счастлив. Уже через две недели он увидит маму и сестру!
    Птицы щелкают и щебечут в зарослях. На тропинке, по которой вприпрыжку бежит к озеру Орти, лежат бархатистые узорчатые тени от листвы и трав. Аромат цветов столь силен, что, кажется, весь воздух наполнен им. Сейчас, в восемь часов утра, совсем не так жарко, как днем, когда песок накаляется под солнцем и невозможно ходит без сандалий.
     На душе у Орти легко и весело. Манящий синий блеск, мерцающий сквозь листву зарослей, заставляет сладко трепетать его сердце. Озеро ждет его, и чудесный маленький пляж, окруженный кустами, ждет тоже. Логарид Фрэй позволил ему купаться здесь, потому что Орти не носит больше нижней одежды: в ней слишком жарко.
     Он на ходу снимает сандалии, панаму, голубую рубашку из тонкого полотна и полотняные бежевые штаны, не доходящие до колен.
     Бросив одежду на траву, он с шумом вбегает в приятно прохладные волны, разбрызгивая вокруг себя хрустальную воду, вспенивая ее, погружается с головой, выныривает и смеется от радости. Вода в озере по-настоящему морская, солоноватая. Всё-таки Глэф – это маленькое море, думает про себя Орти. Он плавает неподалеку от берега всеми известными ему способами. Над ним синеет небо. Пальмы, похожие на тощих лохматых великанов, покачивают длинными перистыми ветвями. Их тени нежно ложатся на воду, чуть колышутся в ее ласковой ряби. Тонкий песок, словно шелковые чулки, обволакивают ноги Орти до щиколоток, когда он встает, по пояс в воде. Ему не терпится бежать на росчисть, но добрая вода удерживает его, зовет окунуться еще и еще. И он вновь и вновь уступает соблазну. Жаль, что в Глэфе не водятся дельфины. Орти непременно приручил бы какого-нибудь дельфиненка. Ну да ничего. Нито обещал достать ему специальные подводные очки. Когда они у меня будут, мечтает Орти, я вволю разгляжу все подводные сады, всех разноцветных рыбок; может даже, найду раковину- жемчужницу…
     Он поворачивается лицом к берегу и вдруг настороженно замирает. На берегу, держа в руках его штаны и рубашку, стоит его недруг Клайд Арпи - и ухмыляется. Здоровенный, бородатый, кудлатый, волосатый, он похож на гориллу с человеческим лицом. В мозгу Орти мелькает, что, наверно, таким же был Исав из Ветхого Завета. Он не очень хорошо знает Библию, но про Исава и его брата Иакова помнит: они его заинтересовали.
     - Здор`ово, наше вам, - насмешливо говорит дерзновенный Исав. – Как вода, не холодная ли?
     И хохочет, довольный собственным остроумием.
     - Положите мою одежду, - сухо отзывается Орти.
     - Так это твое? – Клайд Арпи с издевкой поднимает брови и самым глумливым выражением лица рассматривает маленькие рубашку и штаны. – Неужели? А я думал, это для какой-нибудь твоей куклы.
     - Я не играю в куклы, - цедит Орти сквозь зубы. - Положите мою одежду.
     - Положить не могу, - отвечает Арпи. – Я чужую собственность уважаю. Но могу отдать законному владельцу в собственные руки. Так что, выходи на берег и забери у меня свое добро. А не то я с собой унесу да пропью; потому что, понимаешь ли, моя жажда сильнее уважения к чужим вещам. За мной не заржавеет!
     Он подмигивает Орти. Тот хмуро выбирается из воды и подходит к Арпи. Ему очень неприятно и унизительно стоять без одежды перед своим взрослым соперником. Если бы тот тоже был раздет, положение у них было бы равное, а так – нечестно и противно. Но Орти не боится Арпи. Хотя и чувствует себя сейчас особенно маленьким и беззащитным.
     Он протягивает руку за одеждой, но Арпи отводит свою руку в сторону. Глаза Орти вспыхивают негодованием. Он снова пытается взять одежду, но Арпи перекладывает ее в другую руку.
     - Отдайте, - глухо повторяет Орти, розовея от раздражения. От Арпи несет водкой и п`отом. Вымылся бы в море, если мыло с мочалкой ему незнакомы! И перестал бы пить… Всё в Ортэме клокочет от злости, но он сдерживается: дворянину следует сохранять хладнокровие.
     И тут Арпи вешает его одежду на высокую ветку ассингийской сосны.
     - Забирай, - говорит он. – Вот тебе твое, я добрый.
     В его темных, немного раскосых глазах прыгают хищные насмешливые искорки. Орти сжимает кулаки: ствол у сосны толстый, прямой, без сучков. Первый сучок – это ветка с его одеждой. До этой ветки ему, Орти, никогда не добраться. Злые слезы подступают к его горлу.
     - Сними! – кричит он, топая босой ногой. – Сними сейчас же, не то… не то тебя выгонят в шею с росчисти! – вываливает он неожиданно для самого себя.
     - А, жаловаться хочешь? – Арпи ухмыляется и презрительно плюет в сторону. - Ну, беги, жалуйся. Панамой только не забудь прикрыться. Хотя тебе еще и прикрывать толком нечего.
     Этого Орти уже снести не может. Кровь ударяет ему в голову. Глубоко уязвленный, сгорая от стыда и бешенства, он молча кидается на Клайда Арпи, с силой толкает его в живот, потому принимается молотить кулаками изо всех сил. Пусть Арпи тоже изобьет его, искалечит, убьет – плевать!
     - Отдай одежду, - твердит сквозь зубы Орти. – Отдай!
     Его голос звучит хрипло, как у уличного мальчишки. Арпи даже не уворачивается. Он хохочет так, что птицы испуганно смолкают в листве, и нарочно садится на траву, чтобы Орти получил возможности избить его как следует. Он явно привык к ударам совсем другой силы. Побои девятилетнего мальчика лишь несказанно забавляют его, и только. В исступлении и бессильной ярости Орти вцепляется в жесткие волосы своей противника и начинает немилосердно драть их, но Клайд Арпи, по-видимому, совершенно не чувствителен к боли. Он просто заходится от хохота, слезы текут из его глаз. Когда он смеется, внутри него что-то жужжит, точно огромная муха.
     Орти чувствует, что теряет силы даром. Его кулаки болят, словно он долго бил ими по дереву, и обе руки ноют до самых плеч, будто он часа два изображал мельницу. Колени болят тоже: им досталось немало работы. И всё понапрасну: Клайд Арпи сидит на траве, обессилев от смеха, и лишь на всякий случай прикрывает руками самые уязвимые части своего мощного тела.
     Орти стоит над ним, выпрямившись, и смотрит на него с безнадежной, усталой, угрюмой тоской. Он уже достаточно остыл, чтобы понять: Арпи просто играет с ним и, пока не наиграется, не отдаст ему одежду. Единственный выход: повернуться и снова уйти купаться: может, тогда этому скоту надоест его дурацкая игра, и он уберется отсюда. А тогда можно будет сломать ветку подлиннее, и с ее помощью сбросить одежду вниз.
     «Ты никогда не станешь моим другом, - сдерживая слезы, мысленно говорит Орти презренному Исаву. – Вот заболеешь, я тебе и воды не подам; узнаешь тогда! Что тебя на росчисти деревом придавило!»
     Он уже хочет уйти обратно в воду, как вдруг видит: что-то гибкое, тонкое, бежево-желтое, ползет по траве прямо к Арпи. Оно уже в ярде от него…
     - Змея! – кричит Орти. Он хватает свою сандалию и бьет ею змею. Промах! Не удержав равновесия, он падает на четвереньки, а змея, грозно зашипев, замирает, готовая кинуться на него.
    Бац! Удар тяжелого кулака расплющивает змеиную голову, как молот. Арпи убирает руку и потирает ее другой рукой. Он больше не смеется.
     - Черт, - хрипло произносит он. – Протрезвел даже.
     И смотрит на Орти, а Орти смотрит на него. В течение нескольких секунд оба не могут вымолвить ни слова.
     Наконец Орти садится на траве и кивает на змею:
     - Кто это?
     - Пустынная гадюка, - отвечает Арпи. – Ядовитая, как сволочь. Только не пойму, откуда она здесь взялась. В Эпельте нет гадюк. Ужей, ящериц - хоть пропади, а гадюк и скорпионов нет.
     Он встает, вытирая потный лоб, снимает одежду Орти с ветки и подает ему. Орти быстро одевается. Потом протягивает Арпи руку:
     - Спасибо, Клайд, ты спас меня.
     - Это ты меня спас, - Арпи пожимает его ладонь. - Вовремя ты ее остановил. Правда, сандалеткой-то такую тварь не прикончишь. А ведь она ползла, чтобы цапнуть меня; что-то ее рассердило. Обычно эти гадюки смирные, и к людям не приближаются. А раз она ползла ко мне`, дело ясное: она меня хотела ужалить.
     Он смущенно чешет в затылке.
     - Ты, того… извини… я просто пошутил с тобой за то, что ты меня тогда по руке хлопнул. Известно, дурак, ну и шутки у меня дурацкие. Скучновато жить, вот и… - он не договаривает.
     - Я совсем не сержусь, - говорит Орти. – Ни капельки. А она с`ильно ядовитая, эта гадюка?
     - Сильно, - отвечает Арпи. – Люди помирают через десять минут после ее укуса. Тебя как зовут?
     - Ортэм.
     - И господин Фрэй – твой отец?
     - Приемный, - неохотно признается Орти. Он не может сейчас солгать Клайду Арпи. - Логарид Фрэй – мой друг, а мой отец был дворянином. Он умер. Но вы тут дворян не любите. Да?
     - Смотря каких, - отвечает Арпи. – Тебя – полюбим! Уж я об этом позабочусь. Ты сейчас на росчисть?
     - Да.
     - Пойдем вместе.
     Они идут через заросли к Бахасте. Арпи смеется:
     - А ты храбрый малый: побил меня! Не боялся, что я сдачи дам?
     - Нет, - отвечает Орти. – Я бы дрался с тобой до смерти.
     - Храбрый, - одобрительно повторяет Арпи. – Только до смерти – это, брат, глупо. Если дерешься всерьез, первым делом бей в пах, да посильнее, дальше по голове, тоже посильнее – и сразу победишь. Сам только не давайся, не то тебя, как комара, прихлопнут. Вообще-то теперь тебя никто не тронет, а если и попробует, я с ним по-своему поговорю. Хотя народ у нас что надо; это я один такой дурной. А всё водка чертова. Прилип я к ней, что твоя улитка. Вырастешь, не пей, сердечно тебе советую.
     Орти посматривает на своего недавнего врага и удивляется: каким вдруг тот стал приятным человеком! И не такой уж он грязный – так, немного. И голос его звучит сейчас мягко и дружелюбно, и говорит он с Орти, как равный с равным. И даже запах водочного перегара уже не раздражает больше обоняния Орти. Он с восторгом вспоминает, как Клайд Арпи убил змею кулаком и думает, что Арпи, наверно, страшно сильный и ловкий. Ведь если бы не он, гадюка непременно ужалила бы Орти. Клайд сразил ее, когда она уже готова была броситься в атаку. И как он только успел? Орти восхищается его подвигом не меньше, чем, если бы Клайд убил семиглавого дракона. О том, что он, Орти, первым увидел змею, предупредил Клайда и ударил гадюку сандалией, он даже не вспоминает. Это не интересно: ведь ему так и не удалось ее прикончить.
     Они вместе проходят через Бахасту и вскоре оказываются на росчисти, где уже давно кипит работа.
     - Вы опоздали на полчаса, Арпи, - довольно строго замечает Логарид Фрэй.
     - Простите, хозяин, - смиренно откликается Арпи.
     - Он не опоздал, Рид, - заступается Орти. – Клайд сейчас меня спас, представляешь? От самой ядовитой змеи!
     И он принимается красочно описывать Риду и Нито сцену со змеей, ни словом не упоминая, что` предшествовало подвигу Арпи. Арпи стоит, медленно заливаясь краской и глядя в землю. Рабочие с величайшим интересом прислушиваются к рассказу Орти. Потихоньку все оставляют работу и, опершись на лопаты и заступы, внимательно слушают мальчика. Тибор Латтада стоит ближе всех. Его задумчивый взгляд обращен на Орти.
     Когда Орти заканчивает свой рассказ, Фрэй с улыбкой подходит к Арпи и протягивает ему руку.
     - Спасибо, Клайд, - говорит он. – После работы зайдите ко мне.
     Смущенно моргая, Клайд пожимает протянутую руку и говорит:
     - Сударь, ваш сынишка про себя забыл рассказать. Это он первый гадюку-то увидел. Крикнул: змея! И хотел пришибить ее сандалией. Убить-то он ее, конечно, не убил бы, да и промахнулся маленько.  Но всё-таки время он выиграл. Тут я и двинул ее кулаком. А не крикни он, не отвлеки ее, мне бы и конец: она уже футах в двух от меня была.
     - Вот как, - Логарид переводит взгляд на Орти. – Что ж ты о себе забываешь?
     - А, чего вспоминать! – Орти машет рукой. – Я ведь не убил ее.
    Громкий смех, дружный и одобрительный, оглашает вырубленную поляну. Все рабочие весело и ласково смотрят на Орти, а он розовеет от смущения и радости и, безудержно улыбаясь, опускает голову. Он понимает: его полюбили, как он и мечтал об этом. И теперь про него не забудут; значит, начало его дружбы с этими людьми положено!
     Все снова принимаются за работу. Фрэй кладет руку на плечо Орти и спрашивает:
     - Страшно было?
     - Да, - сознается Орти. – Особенно когда она на меня чуть не кинулась.
     - Это очень странно, эсиб, - говорит Нито Фрэю. – Всем известно, что в Эпельте и поблизости от оазиса нет этих гадюк, «вощанок», как их называют. Они водятся только в пустыне и не заползают в оазисы.
     - Да, - подтверждает Орти. -  Клайд тоже так сказал. Ужей, говорит, хоть пропади, а гадюк не видел.
     - В таком случае, точно ли это была вощанка? – задумывается Фрэй.
     - Судя по описанию тэж-эсиба, она самая, - говорит Нито. - Но это легко проверить. Сейчас я схожу на пляж в юго-восточных зарослях.
      - В самом деле, принеси ее сюда, - соглашается Логарид.
     Нито уходит и в скором времени возвращается с мертвой змеей. Фрэй берет ее в руки и внимательно рассматривает. Змея шириной в два пальца Орти и длиной с новорожденного младенца: темно- бежевая с ярким лимонно-желтым узором.
     - Это вощанка, - говорит Нито Логариду и Орти. – Видите, она точно вылеплена из воска. Поэтому ее так называют.
     - Покажем ее нашим археологам, - решает Фрэй. – Пусть они скажут, точно ли эти гадюки не водятся в Эпельте.
     Нито кивает и кладет змею в одно из отделений кожаной сумки, подвешенной к его поясу. Они с Фрэем принимаются помогать рабочим.
     «Слава Богу, всё кончилось хорошо», - думает Логарид, посматривая на Орти. Ему страшно себе представить, что было бы, если бы Орти ужалила змея. Даже самый лучший доктор не спас бы его в этом случае; мальчик умер бы. При этой мысли холодный пот прошибает бесстрашного, закаленного в путешествиях, Логарида Фрэя. Снова и снова он мысленно повторяет: «Слава Богу!» и украдкой крестится.
     А Орти не подозревает, до чего взволнован Фрэй, и озабочен Нито. Он с любопытством наблюдает за тем, как рабочие выкорчевывают последние пни на росчисти.


     Наконец росчисть полностью готова.
     Лагорид Фрэй выражает рабочим свою благодарность и говорит:
     - Теперь со мной останутся только те, кого выбрали я и эсиб Цанг.
     Он вынимает из кармана список тех, кто должен работать на росчисти, и зачитывает фамилии. Остальные вернутся в Бахасту к господину Виллани. В то же время от Виллани и из Бахасты на росчисть Фрэя придут люди, отобранные Нито для раскопок эбрика.
     Затем все садятся отдохнуть и перекусить; повар уже привез из Бахасты свой котел с кашей и мясом. Он оделяет обедом и работников, и начальство. Орти тоже достается деревянная миска каши с хлебом. Он ест кашу, пьет никогда не надоедающий ранс и слушает беседу людей, пересыпаемую шутками.
     После обеда часть рабочих уходит, их места заменяют люди, отобранные Нито Цангом. Отныне они и люди Фрэя – одна команда. Все опять принимаются за работу. На этот раз и Орти участвует. Он копает землю саперной лопаткой до тех пор, пока ощутимо не стирает себе ладони. Тогда Фрэй останавливает его.
     -Лучше подноси воду тем, кто попросит, - советует он.
     Орти так и делает. Он становится возле бочки с водой, и едва кто-нибудь заговаривает о воде, спешит наполнить литровую жестяную кружку, чтобы поднести ее жаждущему.
     Проходит не один час, прежде чем рабочие добираются, наконец, до каменных столбов и перекладин, служивших в древние времена опорой для орудий казни. Орти заворожено смотрит на эти мрачные сооружения и ему становится немножко не по себе: совсем чуть-чуть.
     В пять часов вечера Фрэй объявляет, что на сегодня довольно, и говорит:
     - Ребята! В целях скорейшего завершения нашего с вами общего дела я позволяю вам ночевать в Бахасте, а не в городе. Вы теперь моя команда, и я хотел бы, чтобы мы начинали работу на час раньше остальных. Я оплачу` этот час. Вы можете остаться в Бахасте уже сегодня. Патрульные майора Берджиха уже предупреждены мной. Но если кому-либо из вас неудобно ночевать в Бахасте, я не буду настаивать.
     Рабочие переглядываются между собой, и Тибор Латтада отвечает за всех:
     - Мы останемся, господин Фрэй, и даже готовы работать в выходные.
     - Что ж, будем работать в субботу, - говорит Фрэй. – Но воскресенье продолжим соблюдать как положено: у нас с вами должен быть хотя бы один день отдыха. Да и вообще, воскресенье – святое дело. Итак, устраивайтесь: либо в Бахасте, либо здесь, на росчисти.
     Люди боязливо посмеиваются.
     - Нет уж, - весело говорит кто-то. – На росчисти мы не отдохнем толком: всё таки, бывшее место казни; призраки замучают.
     Все смеются.
     - Значит, ступайте в Бахасту, - улыбается Фрэй. – Повар уже, вероятно, приготовил ужин. Встретимся завтра в семь утра. До свидания!
     - До свидания, господин Фрэй! До свидания, эсиб Цанг! – откликаются рабочие и расходятся, весело кивая на прощание Нито и Орти. Фрэй удерживает попытавшегося улизнуть вместе со всеми Клайда Арпи.
     Он ведет Арпи к себе в кабинет и в течение нескольких минут беседует с ним о чем-то. Потом Арпи выходит, взволнованный и растроганный. В его руке – часы Логарида Фрэя, серебряные, с репетиром, на красивой цепочке. Фрэй торжественно вручил ему эти часы за спасение Орти, и, пожимая ему руку, попросил с улыбкой:
     - Только не пропейте их, Клайд.
     - Ваши часы?! Да никогда в жизни, сударь! – пророкотал Арпи.
     Теперь он бережно прячет часы в нагрудный карман грязной рубахи и покидает Башенки. Ему необыкновенно весело на душе, и он с глубокой благодарностью думает о маленьком мальчике, который выставил его в глазах общества таким героем.
      «Не буду больше скотиной, - говорит себе Клайд. – Нынче же вымоюсь, одежду сменю. Уж ради таких часов постараюсь! А мальчишку прославлю среди наших. Пусть ему почет и уважение оказывают, он заслужил».
     … За ужином Эрнальдо Виллани и Альбер Дюваль не могут надивиться тому, что в Эпельте, на берегу Глэфа, появились гадюки-вощанки.
     - Мы работаем здесь столько времени, господин Фрэй, - говорит Виллани, - и никто еще ни разу не жаловался на гадюк, даже не поминал их. Всем известно: вощанки водятся в пустыне и охотятся на песчаных мышей. Здесь, на берегу озера им делать нечего, они не любят растительности.
     - Это какая-то случайная гадюка, - вторит своему ученому собрату Альбер Дюваль. – Совершенно случайная. Занесло ее каким-то чудом в наши заросли.
     Нито задумчиво ест жаркое. Его брови слегка нахмурены. Появление вощанки в прибрежных зарослях кажется ему весьма подозрительным и отнюдь не случайным.
     После ужина, Орти рассказывают Фрэю и Нито о своей утренней стычке с Клайдом Арпи. Теперь, когда Клайд стал таким героем, уже ничто не может омрачить его славы, особенно какая-то мелкая потасовка.
     Логарид и Нито слушают его внимательно и сочувственно, но в то же время с улыбками.
     - Хорошо, что вы с Клайдом подружились, - замечает Логарид. И, помолчав, добавляет:
     - Вот что, Орт: не ходи больше на тот пляж. Носи нижние штаны и купайся в Бахасте, на виду у людей.
     Орти разочарован: он так любит свой маленький пляж!
     - Ну не вешай нос, - Рид проводит рукой по его волосам. – Пойми, я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
     - Со мной ничего не случится, Рид! – горячо заверяет его Орти. – Совсем ничего! Ведь я подружился с Клайдом, а вощанка была случайная, она просто от скуки приползла. Это и мсье Дюваль сказал.
     - От скуки, - Фрэй со вздохом прижимает его к себе. – Не нравятся мне что-то эти скучающие змеи. Тебе их всё равно не развеселить, разве только ценой собственной жизни. Нет, Орти, делай, как я сказал: купайся в Бахасте.
     Его голос звучит решительно и твердо, как в те минуты, когда он отдает команды рабочим, и Орти понимает: бесполезно с ним спорить.
     - Хорошо, я буду купаться в Бахасте, Рид, - неохотно обещает он.
     Когда Фрэй заходит к нему перед сном -  попрощаться на ночь – Орти вдруг спрашивает:
     - Интересно, понравится ли здесь маме?
     - Я считаю, понравится, - говорит Фрэй, и Орти подмечает в его глазах любовь и тихую радость: он очень ждет Сильветту.
     - Рид, - Орти берет его за руку. – А если бы ты встретил на берегу Глэфа нереиду, вроде нашей горничной Эстры-Марии, ты не полюбил бы ее больше мамы, нет?
     В его голосе некоторое беспокойство. Фрэй смеется:
     - Нет, - отвечает он. – Не полюбил бы, смею тебя уверить. Твоя мама для меня прекрасней всех нереид. Только при чем здесь наша Эстра?
     - Она красивая, - тихо говорит Орти. – Правда?
     - Правда, - соглашается Фрэй. – Но твоя мама лучше.
     - Да, - Орти с облегчением улыбается ему. – Мама и вправду лучше.
     Засыпая, он думает: «Хорошо бы Тибор Латтада женился на Эстре-Марии; они иногда вместе гуляют, я видел. Тогда я перестал бы задумываться о ней. Если бы я был большим, я бы сам на ней женился. Она ведь такая добрая. И всегда улыбается мне. Но для Тибора мне ее не жалко, потому что он мой друг – такой же, как Клайд Арпи».
    Он засыпает. Ему снятся мама и Эстра-Мария. Во сне он, Орти, - муж Эстры. И у них уже есть сын, маленький дельфиненок. Ведь у нереид, дочерей морского царя, должно рождаться что-нибудь особенно прекрасное, и, наверно, это – маленькие ручные дельфины.

 10.
     «Милый мой Орти!
     Целую тебя много раз. Вчера я получила письма от тебя и Рида. Мы с Никки очень рады, что у вас, наших дорогих, всё хорошо. До чего интересная у вас, должно быть, жизнь! А у нас, в Солнечных Лужайках, всё по-старому. Послезавтра мы выезжаем к вам, ждите! Николь и няня очень скучают по тебе, они всегда рады твоим письмам. А уж как я` соскучилась! Рид пишет, ты стал совсем самостоятельным и повзрослел. Мне приятно это слышать. Привет тебя от няни, Никки, наших слуг и бабушки Аннеты (я недавно получила от нее письмо). До встречи, моя радость! Любящая тебя мама».
     Орти читает и перечитывает письмо, написанное на голубом листочке очень понятным, красивым, почти каллиграфическим почерком. Просто замечательно, что мама скоро приедет! Тогда он расскажет ей всё-всё, чего не смог написать в письмах. Только про змею он не скажет ни слова: так они с Ридом договорились. Мама не должна волноваться и переживать. А вот Николь он по секрету непременно расскажет про змею, потому что знает: она умеет хранить секреты. Она сможет оценить его рассказ по достоинству, и ничего не передаст маме.
     Конечно, Орти расскажет маме, каким героем он стал среди рабочих, Клайд Арпи прославил его. Теперь Орти везде встречают улыбками и приветливыми кивками. Некоторые просят его рассказать про гадюку, и он терпеливо повторяет одно и то же. Если бы рабочие были детьми, он непременно всякий раз приукрашивал бы историю с вощанкой новыми подробностями, но со взрослыми людьми лучше не давать волю своей фантазии, ибо они ждут от него солидности и правдивости. Орти даже дали аммангийское прозвище Кр`онзак, что в переводе означает «победитель змей».
     - Здравствуй, Орти Кронзак! – приветствуют его теперь в Бахасте и на росчисти, и он вежливо отвечает на приветствия, страшно довольный и гордый своей славой.
     Конечно, он не расскажет маме, почему он Победитель Змей. Скажет, что его прозвали так просто в шутку.
     Он расскажет про их дружную команду, работающую на росчисти. Скильд Кэпхард, крепкий, рослый четырнадцатилетний паренек, подарил ему черепашку. Орти назвал ее Бахаста, в честь древнего города. Бахаста светло-каштанового цвета, и ее панцирь на брюшке (пластрон) говорит о том, что она самка, а не самец. Скильд научил Орти считать черепашьи года по крохотным «зарубкам» на панцире. Если верить этим природным отметинам, выходит, что Бахасте пять лет. Скильд объяснил Орти, чем кормить черепашку, и заявил, что, судя по глазам, Бахаста очень умная, быстро привыкнет к Орти и будет знать свое имя. Орти сначала не поверил, но, спустя сутки, к своему восторгу, заметил, что Бахаста поворачивает головку, когда он окликает ее по имени, а заслышав его голос, пытается выбраться из коробки на балконе. Коробка большая. Там у Бахасты всегда свежая трава, кусочки сочных фруктов и овощей, листья одуванчика. В Эпельте тоже растут одуванчики! Только здесь они гораздо больше и ярче, чем на севере королевства, и прячутся в полутени. Орти продемонстрировал Фрэю и Нито необыкновенную разумность Бахасты, и они вполне оценили ее. Нито сказал с улыбкой:
     - Здешние черепахи действительно очень умны, тэж-эсиб, и быстро приручаются. Бахаста еще будет бегать за тобой.
     Орти горячо полюбил свою черепашку. В свободное время он выгуливает ее в саду. Нито сказал, что черепахи живут очень долго, и Орти рад, что всю жизнь сможет дружить с Бахастой. Конечно, он покажет ее маме с Николь, черепашка им понравится.
     И еще он расскажет им про Мирабеллу Маль, дочь графа Эдишера.
     Он познакомился с ней два дня назад, в воскресенье.
     Выйдя воскресным утром после завтрака в сад, он замер от удивления: возле одной из мраморных статуй играл какой-то крепыш-ребенок, его, Орти, возраста. Он был облачен в зеленую тунику, подпоясанную ремешком, а на голове у него была целая шапка густых, темно-золотистых вьющихся локонов. Он сражался с мраморным постаментом, прыгая и ударяя его деревянным мечом то снизу, то сверху, и выкрикивал:
     - Вот тебе! Вот тебе, негодяй! И ничто тебе не поможет!
    Орти приблизился к смелому воителю. Тот остановился, и Орти увидел личико прехорошенькой девочки с яркими синими глазами.
     - Привет тебе, добрый йомен! – молвила девочка, немало не смутившись. – Я – Робин Гуд из Шервудского леса, а ты кто такой?
     - Ортэм Нэш-Фрэй, - ответил Орти, разглядывая ее с величайшим любопытством.
     - А, так ты сын благородного господина Фрэя, - кивнула девочка. – Поступай в мою шайку! Мы будем грабить богатых и что-нибудь отдавать бедным, а остальное делить между собой.
     Орти засмеялся.
     - А почему на тебе нет штанов, Робин Гуд? – спросил он с осторожной иронией. – И чего тебе надо от этого постамента?
     - Это не постамент, а стражник шерифа из Ноттингэма, - объяснил «Робин Гуд». - А штаны на мне есть, только ты их не видишь. Они сделаны из волшебной ткани, предохраняющей от вражеских стрел. Мне подарил их волшебник Мерлин.
     - Мерлин жил при короле Артуре, - возразил Орти, втайне восхищенный находчивостью и фантазией маленькой незнакомки.
     - Это другой Мерлин, - ответила она, не задумываясь. – Он потомок того Мерлина, который жил при Артуре.
     - Давай, ты потом поиграешь, - попросил Орти. – Скажи, тебя как по-правде зовут?
     - Какая скука! – вздохнула девочка. - Ну, меня зовут Мирабелла Маль, или просто Мирби… понятно?
     - Понятно, - кивнул Ортэм. – А меня – просто Орти. А почему у тебя короткие волосы?
     - Они длинные, просто я их закалываю шпильками, когда играю в Робин Гуда, - объяснила Мирби. – Вообще тебе везет, ты мальчишка. Я тоже хочу быть мальчишкой. Девочкой быть скучно.
     Она бросила меч и, стремительно подбежав к фонтану, вскочила на его бортик и пошла, раскинув руки, точно канатоходец. Орти шел рядом с ней по траве и смотрел то на ее бело-розовые ноги в золотистых сандалиях, то на серьезное задумчивое личико.
     - Но ты очень красивая девочка, - нерешительно заметил он. – Мне кажется, быть красивой девочкой хорошо.
     Она звонко расхохоталась, и он понял, что влюблен в нее – окончательно и бесповоротно.
      - Спасибо за комплимент, - она слегка присела в шутливом реверансе. – Но ты бы не хотел стать красивой девочкой, правда?
      - Да нет, - смутился Орти.
      - Вот и я не хочу, - она спрыгнула с бортика фонтана. – Мне бы хотелось быть мальчиком, таким же симпатичным, как ты. Кстати, штаны на мне есть: вот!
     И она без всякого стеснения приподняла подол туники. На ней действительно были коротенькие кружевные панталончики. Орти покраснел, но не от вида панталончиков (на нем были такие же короткие штаны, только не кружевные, и большой разницы он не видел). Он покраснел оттого, что она назвала его симпатичным. Это было очень приятно слышать, но… он решил переменить тему беседы.
     - Давай покачаемся на пальме, - предложил он.
     - На пальме? – она удивилась. – Давай… если у меня получится.
     Через несколько минут они оба уже качались на пальме, осыпаемые брызгами фонтана, и смеялись.
     - Зд`орово! – решительно сказала Мирби. – Я еще ни разу не качалась на пальме, только на обычных качелях.
     - Пойдем ко мне в гости! - предложил Орти. – Я покажу тебе свою коллекцию раковин и камешков, и черепаху. Она очень умная, ее зовут Бахаста.
     - Лучше сегодня пойдем  к о  м н е  в гости! – отозвалась Мирби. – Понимаешь, мне неудобно появляться перед твоим папой и эсибом Цангом в таком… м-м… виде. Они всё-таки взрослые. Подумают, что я нескромная. Им ведь не объяснишь, что я просто Робин Гуд. Лучше я приду… ну, скажем, завтра. Оденусь как дочь графа и приду. Ага? – она подмигнула Орти. – А сегодня пойдем ко мне.
     - А мне можно? – неуверенно спросил Орти.
     - Моим друзьям всё можно, - Мирби легко соскользнула с пальмы. – Ну, пойдем! Я тебя угощу, мы поиграем. Ведь всё равно нам учиться вместе. И совсем скоро.
     - А ведь правда, - Орти легко соскользнул вслед за ней. – Пойдем. Только… как же мы пройдем? Ведь сад разгорожен.
     - Всё гениальное просто, - заявила Мирабелла. – Мы пройдем через арку в правой галерее. У меня есть ключ от калитки. Вот он, - и она сняла с шеи цепочку с изящным ключиком.
     - Мне надо спроситься у Ри… у отца, - заметил Орти. – Это одна минута. Он разрешит!
     - Ну, спросись, - позволила она. – Я подожду тебя здесь.
     Орти убежал в дом и через несколько минут вернулся: Фрэй охотно отпустил его до обеда.
     - А после обеда пойдем купаться! - тотчас предложила Мирби.
     - Разве тебе можно? – спросил Орти. – Ты же… ты, всё-таки, графиня.
     Она рассмеялась:
     - Я не «всё-таки графиня», а просто графиня. Не беспокойся, я буду купаться в тунике. Да и некому будет меня рассматривать: ведь сегодня воскресенье. А потом, в тунике можно и при людях купаться. Рабочие знают меня и патрульные тоже. Я ведь купалась в Глэфе и до твоего приезда.
     Орти подумал: а ведь в самом деле. Туника – вполне приличный купальный костюм для девочки. Особенно для  т а к о й  девочки.
     Они уже пошли было к правой галерее, соединяющей дворец с башней, как вдруг Орти вспомнил про меч и побежал за ним.
     - Вы забыли свой меч, господин разбойник, - сказал он с улыбкой, подавая меч Мирабелле. Она весело и признательно улыбнулась ему в ответ.
     Отпирая ключом решетчатую дверь, закрывающую вход в арку, Мирби сказала:
     - Эта башня очень древняя, Орти. Представляешь, она сохранилась еще с того времени, когда в Бахасте жили люди. Потом ее откопали: вот эту правую башню, потому что левой не было. Левую башню пристроили позже, точно такую же, как правая, и возвели дворец: вот этот. Это сделал мой прадедушка, граф Герберт Маль.
     Орти окинул почтительным взглядом правую башню. Значит, и она была частью Бахасты!
     - По виду не скажешь, - заметил он. – Они такие одинаковые, эти башни. И обе не мраморные, а каменные.
     - Левая каменная, - уточнила Мирби. – А правая мраморная: ее только сверху покрыли камнями. Как это называется? Облицевали!
     «Вот как!» - подумал Орти. Он решил непременно рассказать Логариду Фрэю обо всём, что узнал. Но не прошло и минуты, как баня вылетела у него из головы. Разве можно было долго думать о какой-то башне, когда рядом с ним была Мирби: самая красивая и интересная девочка на свете.
     Они прошли через сад, где висели настоящие качели и синел большой бассейн, окруженный зеленью.
     - Здесь купаются папа и его жена, - сказала Мирби. – А иногда и я.
     Они поднялись по ступеням, точно таким же, как с другой стороны дворца (только здесь не было галерей и башен), и вошли в дом. Здесь всё было похоже на «археологическую» часть дома, но ковры были красивей, и вся обстановка богаче и роскошней.
     Мирби привела Орти в небольшую диванную с видом на древний город и озеро и позвонила в колокольчик.
     Вошел слуга.
     - Санс`он, - обратилась к нему Мирабелла. Принесите нам с господином Фрэем ранса и пирожных. Или, Орти, ты хочешь кофе со сливками? А может, горячий шоколад?
     - Предпочитаю ром, - серьезно ответил Орти, и они оба засмеялись.
     - И фруктов! – крикнула Мирби вдогонку слуге.
     Потом она указала на портрет красивой и милой дамы, висевший на стене:
     - Это моя мама. Она умерла пять лет назад.
     - Как мой папа, - вырвалось у Орти. Он тут же объяснил:
     - Господин Фрэй – мой отчим, я его очень люблю. Но у меня был родной папа: Филипп Нэш. Вот его фотография.
     Он снял свой медальон и показал Мирби фотографию отца.
     - У тебя был красивый папа, - сказала она. И со вздохом добавила:
     - А я вот не люблю свою мачеху. Ее зовут Жермини` де Гильон – вернее, звали до замужества. Теперь ее фамилия Маль, - она скорчила гримасу. – До чего она нудная, просто сил нет. Все пилит меня, пилит… точно я ей дерево. Хорошо, что папа не дает ей меня притеснять. Впрочем, я бы и сама не позволила, но одной было бы труднее с ней справиться.
     Филипп принес еще кувшин ранса, пирожные и фрукты – всё она огромном блюде, которое он почтительно поставил на стол.
      Орти и Мирби принялись за угощение. Орти ел пирожные, виноград, апельсины, яблоки – всё вместе – и рассказывал Мирби историю с гадюкой-вощанкой, говорил о маме и сестре, которые скоро приедут. Она внимательно слушала его. Вдруг двери отворились, и в диванную вошла богато разодется дама высокого роста, в шляпе,  напудренная и накрашенная, с грубыми чертами лица, и сказала мужским голосом:
     - Ах, у тебя гости, дорогая! Прости, я только хотел взять веер, вот этот.
     И дама взяла с подоконника красивый веер из перьев страуса.
      - Познакомься, па, - Мирби улыбнулась. – Это Ортэм, сын господина Фрэя.
      - О, как приятно, - странное создание, которое Орти сперва принял было за мадам де Гильон, подошло к Орти и крепко, по-мужски, встряхнуло его руку. – Значит, вы – будущий одноклассник моей Мирби? Очень мило, рад с вами познакомиться.
     - Я тоже, - вставая, учтиво ответил Орти.
     - Не вставай, дружок, - молвил господин Эдишер Маль (ибо, без сомнения, это был он). – Я сейчас уйду. У меня вдохновение! Наконец-то! За столько дней!
     И, с улыбкой поклонившись детям, граф покинул комнату.
     Орти был еще слишком чист и несведущ, чтобы заподозрить связь между странным нарядом графа и какими-либо непристойными пороками (он просто ничего еще не знал о них). Первой его мыслью было, что его светлость, должно быть, сумасшедший.
     Не желая никого оскорблять, он осторожно спросил Мирабеллу:
     - Мирби, а твой папа что… всегда так одевается?
     Мирби звонко рассмеялась:
     - Да нет же! Просто он пишет книгу, и ему надо входить в образы героев; он иначе не может. Сейчас он описывает какую-нибудь даму, вот и оделся дамой. На его письменном столе стоит большое зеркало, и вообще в комнате много зеркал. Он ходит, смотрится в них, представляет себе героиню своего романа, все ее чувства, переживания, ну, понимаешь? А когда ему нужно описать старика или кучера, он переодевается стариком или кучером. Он даже переодевается иногда пиратом. А иногда римским сенатором. А если ему нужно описать ребенка, он просто зовет меня. И всё пишет, пишет…
     Орти поражен и заинтересован.
    - Неужели все писатели так работают? – спрашивает он с невольным уважением.
     - Нет, - качает головой Мирби. – Просто у папы такой метод.
     Она садится за рояль, играет и поет:

     Графской дочери всё нипочем,
     Ей бы только сражаться мечом,
     Ей бы только играть и смеяться,
     Танцевать и в бассейне купаться.
     Ну, а папа у дочки писатель
     (Уж таким его сделал Создатель).
     Иногда он бывает упрямый:
     Одевается нищим, иль дамой,
     Стариком, Клеопатрой, пиратом,
     Королем, палачом и солдатом.
     Очень весело было бы нам,
     Если б нам не мешала мадам.
     Звать ее Жермини де Гильон.
     Нет ужаснее дамы на свете.
     Наша жизнь для нее моветон,
     В голове у нее кувыртон,
     Ей всего ненавистнее дети!
   
    Рассмеявшись, она обрывает игру, оборачивается к Ортэму и говорит с гордостью:
    - Это я` сочинила!
    - И музыку, и слова? – Орти в восхищении.
     - Да.
     - Можно, я перепишу? – с мольбой спрашивает Орти. – Это  же здорово! Мирби, ты такая талантливая! Только что такое «моветон»?
     - «Дурной тон» по-французски, - Мирби встает. – Я сама перепишу стихи и принесу тебе их завтра. Ладно? А сейчас пойдем играть. У меня много игрушек!
     - Пойдем, - Орти встает с диванчика, на котором сидел. И тут в дверях появляется дама с довольно приятным, но несколько чопорным и постным лицом. На сей раз Орти не сомневается, что перед ним женщина.
     Она учтиво кивает Орти и строго обращается к Мирабелле:
     - Что у вас за вид, Мирби! Разве можно так открывать ноги, да еще не носить чулок? И только взгляните на себя в зеркало! Да ведь вы загорели! Сколько раз я вам  твердила: девочка должна быть беленькой, скромной, опрятной, носить чулочки и длинные платьица…
     - Мадам, у нас гость, а вы столь нетактичны, - сухо прерывает ее Мирби. – Что вы себе позволяете? Лучше познакомьтесь с нашим гостем. Это Ортэм Нэш-Фрэй. А теперь нам пора. Пойдем, Орти.
     И, взяв Орти за руку, Мирби выводит его из комнаты, шепча:
     - В голове у нее кувыртон…
     Мадам де Гильон провожает их долгим, суровым взглядом.
    

    В комнате Мирби они играют такими дорогими, замечательными игрушками, каких Орти никогда не видел. Мирби дарит ему то, что всего больше его пленяет: заводную карету, запряженную четверкой лошадок, и большого фарфорового солдата в суконном мундире, с саблей в ножнах (сабля вынимается) Его треуголка, штаны с лампасами и блестящие сапоги из настоящей кожи приводят Орти в восхищение. Он от души благодарит Мирби. Она ведет его в галерею правой башни. Галерея такая же, как и та, что соединяет с домом левую башню. Но входа в башню нет. Это удивляет Орти, но он тут же забывает об этом, потому что Мирби со вздохом сожаления сообщает ему, что ей пора обедать.
    Орти прощается с ней.
    - Я буду ждать тебя после обеда у ворот, - говорит он Мирби и с подарками в руках бежит домой. Он твердо решает подарить Мирби свой ящик с камешками и раковинами, а также свою главную драгоценность – серебряную лошадку из Бахасты. Конечно, это подарок Рида, и дареное не дарят, но ему так хочется подарить Мирби всё лучшее, что у него есть.
      До обеда он успевает рассказать Риду и Нито о своем посещении графского дома. Когда он описывает сцену с графом Малем, Логарид хмурится, и они с Нито обмениваются беспокойными взглядами, но уже через минуту, когда Орти объясняет им, почему граф был так одет, неудержимо и громко смеются. В их смехе звучит облегчение, которое Орти улавливает, но значения которого понять не может.
     Фрэй разрешает Орти искупаться вместе с Мирби и говорит:
     - Кажется, она очень милая, живая девочка. Прими ее завтра, как подобает, Орт, будь хозяином: ведь мы с Нито будем заняты. Я попрошу Цинию испечь что-нибудь вкусное.
     - Спасибо, Рид. Я буду хозяином! – убедительно говорит Орти и задумчиво добавляет:
     - Мирби иногда ведет себя очень по-взрослому, будто ей уже лет восемнадцать. И разговаривает так же.
     - Девочки взрослеют быстрее мальчиков, - замечает Фрэй. – А потом, я смотрю, не слишком-то весело ей живется. Но она молодчина, оптимистка. Дай ей Бог так и держаться.
     Они идут обедать. Теперь их за столом шестеро. Уже неделю Эббе Фролонг трапезничает вместе с археологами. Он даже будто стал любезней: больше говорит, приветливей смотрит, охотней отвечает на вопросы. Никто не знает, что` заставило его изменить своим прежним привычкам; сам он утверждает, что ему наскучило одиночество. Это объяснение удовлетворяет всех, кроме Нито Цанга. Он каждый день незаметно, однако очень внимательно наблюдает за Фролонгом, но пока что молчит о выводах, которые делает.
     Фрэя же без конца занимают мысли об Иргусе, который до сих пор не найден. Раскопана уже половина эбрика, но до сих пор им не попалось ничего, что хотя бы отдаленно напоминало бы Иргус. Одно утешает: скоро Сильветта приедет к нему, и тогда он сможет работать, уже не переживая за нее, работать сколько понадобится. Его руки все в затвердевших мозолях, как у рабочего: ведь он трудится почти наравне с ними, и Нито тоже. В их команде шестеро аммангов и девять альвеолцев. С тех пор, как рабочие стали ночевать в Бахасте, они держат себя чище и строже. Особенно Клайд Арпи. Он теперь каждый день в свежей рубахе и чистых штанах – и то и дело с самым значительным видом посматривает на свои серебряные часы, а его товарищи втихомолку посмеиваются над новой аристократической привычкой Клайда. Правда, пьет он не меньше прежнего, но работает от этого ничуть не хуже: исполнительный малый. Тибор Латтада приятельствует с ним. Но всерьез они не дружат. Это одиночки в команде Фрэя. Их всего двое таких; остальные более тесно общаются между собой. Фрэй, Нито и археологи довольны своими работниками. Но таинственного Иргуса с сокровищами нет как нет.
     Да, нелегко будет его отыскать, говорит себе Фрэй. Но рано или поздно он добьется своего, обязательно. С такой славной командой, посланной ему Самим Богом, просто невозможно найти древнего капища аммангов.
     А Орти после обеда убегает купаться вместе с Мирабеллой. Они долго плавают и ныряют, а потом сидят на песке. Мирби распустила свои длинные, золотистые волосы и ждет, когда высохнут и они, и ее туника.
     - У тебя хороший учитель, Мирби? – спрашивает Ортэм: он хочет знать, что` его ждет через несколько дней.
     - Да, он мне нравится, - отвечает девочка. – Такой большой, умный, властный, обаятельный, часто шутит. И никогда не ругается. А главное, очень понятно преподает. Его зовут господин В`итольд Шт`емле. Он папин обедневший дальний родственник. Сейчас он в Инеке, у него там какие-то дела, но завтра вечером он вернется. И мы с тобой начнем учиться, - она с улыбкой смотрит на Орти.
     - Это здорово, что мы будем учиться вместе, - отвечает Орти.
     - Да, вместе нам будет куда веселей, - соглашается Мирби и задумчиво добавляет:
     - Знаешь, я очень хотела бы побывать на росчисти.
     - Пойдем завтра? – загорается Орти.
     - Пойдем! Ну я уже высохла. А ты?
     - Я тоже.
     - Тогда одевайся, - она деликатно отворачивается.
     Орти готов в одну минуту, и они вместе уходят в сад Башенок – играть в Робин Гуда.
 
     11.
     На следующее утро после завтрака Орти не уходит на росчисть вместе с Фрэем и Нито: он ждет свою гостью. На нем накрахмаленная белая рубашка и белые парадные бриджи. На ногах нет носков, но сами ноги очень чисты – ведь вчера вечером Орти тщательно вымылся и вычистил ногти. Фрэй даже позволил ему слегка брызнуть на себя мужскими духами.
     Орти спускается на крыльцо и там, в тени густого плюща, ожидает Мирби.
     И вот она появляется. Сегодня на ней золотистое с белым шелковое платьице и ажурные шелковые чулочки; ее волосы цвета темного золота забраны обручем, и густым, вьющимся потоком ниспадают за спину. В руке Мирби держит соломенную шляпку. В таком наряде она кажется Орти неслыханной красавицей, и он, волнуясь и робея, выходит ей навстречу из-за зелени плюща.
    - Доброе утро! – она улыбается ему.
    - Доброе утро, - он слегка кланяется ей, пытаясь улыбнуться в ответ. Она смеется.
     - Да что ты, Орти, как неживой! – и берет его за руку. – Ну, пойдем к тебе в гости.
    Они поднимаются на второй этаж, в комнату Орти. Он всё еще смущен; его не оставляет чувство, что к нему явилась маленькая принцесса. И даже не такая уж маленькая – на полголовы выше него, Орти. Но он старается преодолеть смущение и оживленно спрашивает:
     - Хочешь шоколадного торта со сливками и мороженого? Их Цинни приготовила.
     - Благодарю, немного позже, - отвечает Мирби. – Я ведь только что позавтракала. Да и ты, наверно, тоже.
     - Да, - соглашается Орти. Тогда… вот, разреши тебе подарить.
     И он кладет на стол свою коллекционную коробку с камешками и раковинами, и серебряную лошадку.
     - Спасибо, - Мирби улыбается ему и, подойдя к столу, рассматривает коллекцию и лошадку.
     - Как красиво, - очень искренне говорит она. – И тебе не жалко?
     - Для тебя – нет! – честно отвечает Орти.
     - Спасибо, - повторяет она и вдруг, повернувшись к нему, легко и просто целует его в щеку. Он густо краснеет и торопливо говорит:
     - А теперь пойдем посмотрим на черепашку.
     Они выходят на балкон. Услышав голос хозяина, Бахаста тут же спешит к ним и пытается выбраться из коробки.
     - Ее зовут Бахаста, - Орти поглаживает черепашку по головке. – Как город.
     - Давай ее выгуляем, - предлагает Мирби. – Она засиделась тут. Да и нам нечего сидеть дома.
     - Давай, - Орти очень рад ее предложению.
     Мирби надевает свою соломенную шляпку, а он панаму, и они выбегают в сад вместе с черепашкой. Постепенно смущение обоих начинает таять и вскоре совсем исчезает. Они с увлечением кормят Бахасту одуванчиковыми листьями и строят для нее из разноцветных кирпичиков, которыми окружены клумбы, небольшой загон, из которого она не сможет выбраться. Это необходимо: ведь  Бахасте ничего не стоит пройти между прутьями ограды за пределы сада.
      Вдоволь повозившись с черепашкой, Орти и Мирби снова качаются на пальме, а потом бегут в конюшню, и Ортэм показывает своей гостье лошадей. Она приходит в восхищение от великолепного, черного в белых звездочках Далмата, и долго любуется им. Потом ласкает Ливию и Дарби и говорит:
     - У меня тоже есть пони, его зовут Стэп. Поедем верхом на росчисть?
     - Поедем, - охотно соглашается Орти. – Но только после торта.
     - Ах ты, сладкоежка! – смеется Мирабелла. – Ладно, не красней; чего ты всё краснеешь? Я тоже сладкоежка. Это нормально, все дети такие.
     - Я уже не ребенок, - серьезно заявляет ей Орти.
     - Ты взросленок, - она смеется и слегка дергает его за ухо. Потом говорит:
     - Давай играть в пятнашки!
     Они снова убегают в сад и через минуту тихие поляны оглашаются их громким смехом. Мирби бегает очень быстро, но Орти – быстрее. Ей не всегда удается догнать его, он же догоняет ее всякий раз. Разыгравшись и совершенно позабыв светский этикет, они даже борются на траве среди роз и одуванчиков, точно двое мальчишек. Мирби сильная, но Орти сильней. Он мог бы одолеть ее, он это чувствует. Но ему не хочется быть с ней грубым, к тому же, он боится случайно причинить ей боль. Поэтому он галантно позволяет ей побеждать себя; ему это даже приятно.
     - Ты сильная, - смеется он. – Ты меня одолела!
     - Лгунишка, - она тоже смеется. – Будто я не вижу, что ты мне поддаешься!
     Усталые, но довольные они садятся на траве.
     - Ой, Орти, - говорит Мирабелла. – У тебя весь твой костюм желтый от одуванчиков. И зеленый от травы. И нос желтый.
     - У тебя тоже, - весело откликается он. – И платье.
     - На моем платье не так заметно, - она поправляет сбивший на сторону обруч и надевает шляпку. – А ты весь белый… был. Теперь ты пестрый. Ну, да ничего. Пойдем, умоемся у фонтана.
     Они бегут к фонтану и умываются, а потом бегут навестить черепашку и садятся на траве рядом с ее загончиком.
     - Чуть не забыла, - Мирби достает из кармашка платьица сложенный вчетверо тетрадный листок. – Я тебе стихи переписала.
     - Спасибо, - он бережно прячет стихи в карман своих бридж. – Пойдем вечером купаться? Нито… то есть, эсиб Цанг подарил мне подводные очки. Я вчера про них совсем позабыл. У меня их две пары. Мне всё-всё в них видно, когда я ныряю.
     - Вот здорово! – Мирби всерьез заинтересована. Она еще никогда не купалась в подводных очках. – Пойдем. Мне всегда хотелось ясно видеть под водой. А то всё мутное, и соль глаза пощипывает.
     - В очках не будет пощипывать, - обещает ей Орти. - А теперь пойдем есть торт и мороженое.
     Снова взявшись за руки они идут в дом. Орти просит лакея принести угощение. Лакей приносит тортик, клубничное мороженое, сахар и целый чайничек горячего шоколада с молоком. Шоколад он разливает по чашкам, режет торт на ломтики, раскладывает по тарелочкам и уходит.
     Мирабелла и Орти с удовольствием едят и пьют. Угощаясь, они с таким увлечением болтают обо всём на свете, что совсем забывают про время. Наконец, когда тортик и мороженое съедены, а шоколад выпит, Орти бросает взгляд на часы и вскакивает с места:
     - Мирби! Уже почти четыре часа! Скорей поехали на росчисть, а то все рабочие разойдутся.
    - Да, - она тоже немедленно встает. – Жди меня у ворот , Орти, я сбегаю за своим Стэпом.
     - Подарки не забудь, - напоминает он ей.
     - Лучше я заберу их, когда буду уходить, отзывается она, стремительно выбегая из комнаты.
     Тогда Орти снимает свой потрепанный белый костюмчик, переодевается в голубую рубашку и синие бриджи и стирает одуванчиковую желтизну с носа. «Бахаста пусть пасется», - говорит он себе и тоже выбегает из дома.
     Спустя несколько минут он уже сидит на оседланной Дарби у ворот Башенок и ждет Мирабеллу. Она не утомляет его долгим ожиданием и вскоре подъезжает к воротам на белом пони, в женском седле. Теперь на ней амазонка, такая же золотистая, как ее волосы, всё остальное – прежнее.
     Они едут на росчисть. Орти немного побаивается, как бы рабочие не стали посмеиваться над ним за то, что он приехал вместе с юной графиней. И в то же время ему стыдно перед Мирби за подобные опасения. Ведь он любит ее и дружит с ней; неужели какие-то насмешки могут повлиять на ее чувства к Мирби?
     Они привязывают лошадей на росчисти и входят в заросли. Ортэм ведет Мирби по тропинке на эбрик.
     Его тайные опасения не оправдываются. Никто и не думает смеяться над ними, Напротив, все очень вежливо и приветливо с ними здороваются.
     - Добрый день, мадмуазель, - Фрэй с улыбкой кланяется ей.
     - Добрый день, тэж-эсса, - здоровается и Нито.
     - Здравствуйте, господа, - отвечает он с непринужденным достоинством. – Мне очень приятно познакомиться с вами. Орти так много рассказывал мне о росчисти и о смелых людях, которые работают здесь, что мне захотелось взглянуть на всё собственными глазами. Прошу вас, не отвлекайтесь на меня.
     Ее детский голосок течет, как мед. Орти смотрит на нее с восхищенным изумлением. Вот что значит аристократическое воспитание! Сейчас Мирби держится и говорит совершенно, как взрослая.
     - Вы очень любезны, - серьезно отвечает ей Фрэй.
     - Говорите мне «ты», сударь, ведь я еще ребенок, - просит она. – Я для вас просто Мирабелла.
     - Трудно считать ребенком такую разумную девочку, - улыбается Фрэй. – Но раз ты так мила и скромна, Мирабелла, осмотри, если хочешь, эбрик – ту его часть, что уже откопана.
     - Я всё покажу тебе, - немедленно говорит Орти.
     Он ведет Мирби в ту часть росчисти, где раскопки уже закончены, показывает ей каменные столбы и трапеции. Мирби слушает его, смотрит, как работают люди. Ей немного не по себе, но в то же время интересно. Ее особенным вниманием завладевает Нито Цанг. Он кажется ей очень красивым и мужественным. Она немедленно влюбляется в него, но так незаметно, что даже сам проницательный Нито никогда бы не догадался, какой великой чести он удостоился. Мирби влюбляется не в первый раз, и, как всегда, объект ее любви – взрослый человек.
     Мирби украдкой посматривает на Орти. Уж он-то никогда не догадается о ее внезапно вспыхнувшем чувстве к Нито. И слава Богу! Ведь это расстроило и уязвило бы его, несмотря на то, что ее влюбленность в Нито – платоническая. Ей хотелось бы такого старшего брата или дядю, хотелось бы гулять, беседовать, играть с ним, знать, что ему приятно ее общество. Она знает, что Нито женат, и его дети старше ее, но для нее это ничего не значит. Ей просто хочется с ним дружить и думать о нем. Но Орти, конечно совсем не обязательно знать об этом. Она бросает не него ласковый, почти материнский взгляд. Какой он славный, этот маленький мальчик! Он сказал ей сегодня, что Нито – потомок аммангийского князя Нитониса-Эра. Значит, он тоже аристократ и одного с ней круга. Это ей приятно.
     Господин Фрэй ей тоже очень нравится, но Нито просто овладевает ее сердцем.
    Спустя час они уезжают с эбрика. Мирби молчалива и задумчива. Орти уверен, что понимает ее. Конечно, такая экскурсия не могла оставить ее равнодушной.
     У ворот Башенок они расстаются, чтобы спустя несколько минут встретиться снова. На этот раз на Мирби ее туника с пояском, а волосы уложены на голове золотистой шапкой. Теперь она весела, как обычно, но что-то новое появилось в ее глазах, что-то мечтательное и взрослое, чему Орти не может подобрать названия.
     - Ну, что, пойдем купаться? – спрашивает она и вдруг, взглянув на небо, со вздохом говорит:
     - Увы мне, как сказал король! Сейчас будет гроза, а на озере уже начинается шторм. Так что подводным очкам придется подождать.
     Орти тоже смотрит на небо и видит огромную свинцовую тучу. Через минуту эта туча закрывает солнце. Озеро Глэф становится черным, и на нем появляются белые барашки. До детей долетает глухое ворчание волн. Прохладный ветер проносится по саду.
     - Может, это быстро кончится, - с надеждой говорит Орти.
     - Нет, это надолго, - уверенно отзывается Мирби.
     - Все наши рабочие вымокнут! – сокрушается Орти.
     Тут же всё темнеет, меркнет вокруг. Оглушительный громовой треск раскатывается в грозовом небе, точно кто-то сверху бросил тяжелые камни на железную крышу. Вспышка молнии, белая, грозная, острая, похожая на гадюку-вощанку, озаряет всю землю, сколько хватает глаз. Орти и Мирби бегут забрать из загончика черепашку. Та, испуганная громом, втянула в панцирь лапы и голову.
     - Не бойся, я с тобой, - шепчет ей Орти.
     - Я пойду домой, Орти, - говорит Мирби. – Не хочу, чтобы господин Фрэй и эсиб Цанг видели меня в тунике.
     - Не эсиб, просто Нито, - поправляет ее Орти.
     - Разве мне можно так его называть? – беззаботно спрашивает она, тщательно скрывая свою радость.
     - Мне кажется, можно, - уверенно говорит Орти.
     Он помогает Мирби донести коробку с коллекцией до калитки в галерее. Потом бежит домой, пока не начался ливень, забирает с балкона коробку, в которой уже опять сидит Бахаста, и закрывает стеклянные двери.
     Он садится на подоконник, чтобы лучше видеть грозу. Его беспокоят вещи рабочих, оставленные в древнем городе: ведь они вымокнут! Правда, они лежат в древних откопанных домах, но если ливень будет сильным, кто знает, не зальет ли он вещей. И как рабочим спать под дождем, когда у них ничем не защищенные окна, а у дверей одни только проемы? Другое дело, патрульные. У них есть и дождевики и палатки.
     В комнате становится совсем сумеречно, точно вот-вот зайдет солнце. Ливень – крупный, обильный обрушивается на Бахасту, на Башенки, на заросли. Он так и хлещет в стекла окна` и балкона, заливает их, а с озера доносится всё более угрожающий рокот волн.
     Орти с некоторой тревогой думает о Риде и Нито: не попадет ли в них молния? Ведь эти молнии так и мелькают, да еще такие большие, ветвистые, каких он никогда не видел в столице.
     Но вскоре его друзья возвращаются вместе с обоими археологами: веселые, мокрые от ливня.
     - Скоро сюда придут рабочие с моей росчисти, - говорит Фрэй археологам. – И ночевать они будут здесь, в нижнем зале. И ужинать тоже. Сейчас они спасают от ливня свои вещи. Мсье Дюваль, пожалуйста, распорядитесь, чтобы в зал принесли запасные тюфяки и затопили камин: пусть люди высушат одежду.
     - Будет сделано, - откликается Дюваль. – Но тюфяков не много; помнится мне, штук восемь.
     - Не беда, - говорит Фрэй. – Остальные лягут на канапе и диванах. Что же касается ужина, я попрошу Цинию приготовить сегодня побольше еды за мой счет.
     - Это будет хорошо, - одобрительно говорит Эрнальдо Виллани. – Ведь шторм, пожалуй, зарядит дня на два.
     - Не думаю, - поблескивает маленькими глазками Альбер Дюваль. – К завтрашнему дню, полагаю, ненастье прекратится.
     Все расходятся по своим комнатам и переодеваются в сухое. Орти чувствует: астрологи всей душой одобряют решение Фрэя. Если бы их рабочие ночевали сегодня в Бахасте, они тоже пригласили бы их в дом. Орти чрезвычайно доволен. Его сердце переполняется гордостью за отчима и любовью к нему: какой он молодец! Значит, сегодня всей команде с эбрика будет сухо, сытно и уютно.
     Фрэй расспрашивает Орти, как они поиграли сегодня с Мирби. Орти с увлечение рассказывает  - и читает стихи, подаренные ему Мирабеллой. Эти стихи очень веселят Фрэя и Нито.
     - Талантливая девочка, - решительно говорит Фрэй. – Настоящая аристократка: умеет держаться и говорить с людьми. И у нее прелестная внешность. Она будет красавицей, когда вырастет.
     Орти молчит, но в глубине души он чрезвычайно доволен отзывом Рида о  е г о  Мирби.
     Они спускаются в столовую к ужину. Из-за ненастья там было бы сейчас темно, поэтому на столе горят свечи. Гром, ливень, волны озера – всё грохочет и шумит за окном. Орти с некоторым беспокойством думает, не забыл ли садовник выключить фонтан и накрыть бассейн с рыбками парусиной и отверстиями для воздуха? Наверно, не забыл, ведь он очень давно работает в Башенках.
     Археологи, Фрэй и Нито оживленно беседуют между собой: конечно, об Иргусе, о Площади Казней и о юго-западной росчисти господина Виллани. Орти слушает, а Нито, говоря и отвечая на вопросы, то и дело исподтишка посматривает на доктора Эббе Фролонга. Тот аккуратно есть тушеного в овощах тунца из Глэфа и запивает это блюдо белым вином. Его лицо совершенно непроницаемо. Неизвестно, какое впечатление произвело на него решение, принятое Фрэем: пустить рабочих в Башенки. Возможно, никакого. Но Нито, как и всем прочим, никогда не удается узнать, что` в действительности думает по тому или иному поводу доктор Фролонг. Его уклончивая скрытность с каждым днем всё больше не нравится Нито. За этой скрытностью что-то прячется. Что – неизвестно, но вряд ли любовь к ближнему и желание не оставаться в одиночестве.
     Едва Орти узнаёт, что рабочие уже пришли и ужинают в нижнем зале, как он тут же просит у Фрэя позволения присоединиться к ним. Фрэй отпускает его.
     Рабочих оказывается девять человек: шестеро, невзирая на погоду, отправились по домам в Эпельту. Те, что пришли, сидят за столом у камина, очень довольные гостеприимством начальника раскопок. Они с удовольствием едят тунца с овощами, пьют легкое пиво и на все лады расхваливают Фрэя и Нито. Увидев Орти, они тут же сажают его между Скильдом Кэпхардом и Клайдом Арпи и хотят угостить, но он уверяет их, что уже поужинал.
     Двое из рабочих  -  бывшие моряки, плававшие в настоящем море Они рассказывают о всевозможных чудесах, об огромных осьминогах и кальмарах, которые поедают даже деревянные лодки и, поймав акулу за хвост, обгладывают ее, точно человек – куриную ножку. Орти очень хочется им верить. Даже если такого не бывает на самом деле, это обязательно должно быть.
     От историй с морскими чудовищами разговор постепенно переходит на Бахасту с ее древними преданиями, тоже захватывающими, таинственными, страшноватыми. Особенно много говорят об эбрике, Площади Казней древних аммангов. Двое рабочих-аммангов, которые сидят тут же (их зовут `Адум и `Эвл), с любопытством слушают легенды о своих предках из уст альвеолцев и важно кивают, подтверждая нелепые небылицы. Аманги мудры и потому стараются никогда ни с кем не спорить. Если их товарищам непременно хочется верить в какие-то  ужасы, то это их дело.
     Орти с величайшим интересом внимает рассказам о том, что на эбрике  (обычно в ночь полнолуния) можно увидеть ящера Гр`окхо с человеческим лицом, который охраняет Иргус. А сам Иргус невидим, потому что на нем древнее заклятье. И, конечно, на эбрике есть привидение. Это прекрасная девушка с белым платком в руке и в белых одеждах. Горе тому, кто увидит ее, ибо это сама Альд`арга, дочь вождя Аллунга, проклятая своим отцом за то, что посмела надеть свой драгоценный княжеский венец на голову юноши-раба, которого она полюбила.
     Но не всё так красиво и романтично. Ведь на эбрике можно увидеть и оборотня по имени Тлу-Тракк, что означает Мертвый Зверь. В древности считалось, что Тлу-Тракк забирает себе души казненных аммангов. Он похож на волка, но гораздо больше всех волков и собак, какие только есть в мире. Он тоже стережет эбрик и, если какой-нибудь христианин без молитвы придет туда ночью, чудовище сожрет его вместе с одеждой и оставит только одно правое ухо – в назидание другим маловерным христианам…
     При этих словах Клайд Арпи ухмыляется и бесцеремонно перебивает вдохновенного рассказчика, молодого рабочего по имени Ганимед Бертини:
     - Да врешь ты всё, Гэн! И как тебе не надоест? Христианину никакая нечисть не страшна: ни оборотни, ни ящеры. Плевать он на них хотел! Если они вообще существуют.
     Ганимед Бертини, успевший сам поверить в свои рассказы, чувствует себя глубоко уязвленным словами Клайда.
     - Я всё забываю, что ты у нас герой, Мохнатый (таково прозвище Арпи), - произносит он насмешливо. – Но раз ты герой, ты, конечно, те откажешься переночевать на эбрике.
     Наступает тишина. Все внимательно смотрят на Арпи. У Ортэма сильно стучит сердце. Неужели Арпи согласится?
     Арпи соглашается.
     - Идет, - говорит он, смеясь. – Только водки мне куп`ите, без нее не пойду. Подумаешь, Тлу-Тракк! Да я ему самому уши пообрываю – и правое, и левое. Правда, боюсь, этого бедняги и на свете-то нет.
     Все громко смеются, с одобрением поглядывая на Клайда.
     - Я с тобой пойду, - вдруг говорит Тибор Латтада.
     - Я тоже с вами, - хмурится Ганимед Бертини. – А то сжульничаете, уйдете с эбрика, и поди потом доказывай, что вас там не было.
     - Неужто пойдешь? – Арпи зловеще подмигивает ему. – Смотри, штаны не намочи по дороге; ты ведь у нас страх какой храбрый!
     - Не беспокойся, - холодно отзывается Ганимед. – Я ведь не на сам эбрик пойду, а залезу рядом на дерево. Мне оттуда всё будет видно.
     - Ему будет видно! – Клайд хохочет. – Ты филин, что ли? Или кошка?
     - Вы с Тибором фонарь зажжете, - упорствует Бертини.
     - Захотим – зажжем, захотим – погасим, - Арпи пожимает плечами. – Смотри себе вволю. Только гляди, с дерева не грохнись; а то собирай потом тебя…
     Все, кроме Ганимеда, снова смеются. Ганимед сумрачен.
     - Когда пойдете? – спрашивает он деловито.
     - Завтра, - отвечает Клайд. – Если будет сухо.
    Бертини кивает. Орти с затаенным восхищением переводит взгляд с Клайда на Тибора и обратно. Ну, и смелые же они! Совсем не трусят.
     Он уходит спать, преисполненный огромного уважения к ним. Ему совсем не страшно вспоминать о привидениях эбрика. Они меркнут в лучах славы живых, настоящих героев: Арпи и Латтады. Орти поневоле чувствует стыд: он ни за что не отважился бы пойти с ними; только с Ридом или с Нито. А один уж и подавно бы не пошел.
     Но он ничего не говорит Риду о намеренье Клайда и Тибора. Вдруг Риду не понравится их затея? Да и вообще, лучше рассказать ему про них, когда всё уже кончится, и герои одержат победу.
     Поэтому перед сном Орти рассказывает Фрэю только о том, что подарил Мирби серебряную лошадку из Бахасты, и просит прощения.
     - Мне хотелось подарить ей самое дорогое, что у меня есть, - объясняет он.
     Фрэй целует его в щеку:
     - Подарил и подарил, и прекрасно. Не переживай, я еще что-нибудь откопаю для тебя. Кстати, ты не забыл? Завтра после завтрака ты идешь учиться на графскую половину дома. Господин Витольд Штемле, учитель, приехал вчера вечером.
      - Я буду рад учиться вместе с Мирби, - отвечает Орти.
      И это правда: он действительно рад. Фрэй сидит с ним еще несколько минут, потом они желают друг другу спокойной ночи, и Логарид выходит из комнаты.

     12.
     На следующее утро после завтрака Орти идет в «графскую» половину дома.
     Ради такого события граф Эдишер Маль еще вчера передал Логариду Фрэю ключ для Ортэма. Этот ключ отпирает одну из двух дверей на первом этаже. Только эти двери соединяют между собой обе половины дома.
     Орти легко отпирает дверь, входит на «графскую» половину и запирает дверь за собой. Потом внимательно осматривается по сторонам. Он стоит у стены холла; сбоку от него лестница и какие-то двери под лестницей, а впереди – высокие двери, ведущие на крыльцо.
     Весь холл залит солнечным светом. Непогода кончилась еще ночью. Теперь окна распахнуты настежь, и весь холл наполнен запахами цветов, доносящимися из сада.
     Орти знает: классная комната Мирби на втором этаже. Она позавчера показала ему дверь этой комнаты, но внутрь они не вошли. Теперь Орти поднимается по лестнице на второй этаж и сразу же видит, что одна створка двери классной комнаты приоткрыта; из нее в сумеречный коридор щедро льются солнечные лучи.
     Орти подходит к этой двери и заглядывает в комнату. Он видит четыре парты орехового дерева, а у стола, возле большой черной доски, укрепленной на деревянных опорах, стоит высокий дородный человек, видный, с проседью в темно-пепельных волосах. У него профиль римского императора и небольшая дюймовая окладистая бородка, тоже темно-пепельная. Он оборачивается, видит Орти, приветливо улыбается и произносит низким голосом:
     - А, господин Нэш-Фрэй? Доброе утро, проходите, пожалуйста.
     - Доброе утро, - Орти входит в класс. Учитель наполовину опускает жалюзи, подходит к Орти и протягивает ему руку и представляется:
     - Господин Витольд Штемле; можно просто господин Витольд.
     - Очень приятно, - Орти пожимает его руку. Меня тоже можно называть просто «Орти» и на «ты».
     Он смотрит на Витольда Штемле. У этого человека очень красивые, большие, серо-зеленые глаза и приятная улыбка; от него исходит удивительное обаяние и в то же время в нем присутствует нечто демоническое, властное, подавляющее. Орти тут же чувствует, что перед ним, человек, уверенный в себе, привыкший повелевать и умеющий добиваться послушания. От него исходит внутренняя сила, но при этом Орти ясно видит: господин Штемле очень умен, и использовать свою силу против своих учеников отнюдь не собирается.
     - Воспользуюсь своим любезным предложением. – улыбается Штемле. – Садись, прошу тебя. Место Мирабеллы вот здесь; она сейчас придет. Я посадил бы вас рядом, но, как ты видишь, парты одноместные. Вот тебе тетради. Чернильница и перья в столе, достань их, пожалуйста. Вот так. Четыре правила арифметики и таблицу умножения знаешь?
     - Да, сударь.
     - А как с языками?
     - Не очень, - вздыхает Орти.
     - Не беда, - говорит Штемле. – Никто не рождается грамотным. Не бойся, мы с тобой добьемся успехов.
     В класс входит Мирабелла. Она вежливо со Штемле и – с искорками радости в глазах – с Орти. Он отвечает ей так же радостно. Сегодня Мирби одета в скромное кисейное платьице. На ней неизменные ажурные чулки и золотистые босоножки, а волосы уложены в серебряную сетку, что очень ей идет. Она садится за парту у окна, слева от Орти.
     Начинается урок. Господин Штемле диктует детям небольшой текст о природе и тут же проверяет его. У Орти восемь ошибок, у Мирби ни одной. Орти сгорает от стыда – и очень благодарен Штемле за то, что тот не упоминает вслух о его ошибках, а просто исправляет их карандашом и говорит:
     - Перепиши это вечером, Орти, и постарайся запомнить, как пишутся слова, которые я выделил.
      Потом господин Витольд начинает объяснять одно из правил родного языка – и так понятно, как не объяснял учитель в школе. Орти вдруг открывается, как всё просто, и следующий маленький диктант он пишет, как и Мирби, без единой ошибки. Штемле снова проверяет тетради и не скупиться на самые щедрые похвалы Ортэму.
     - Ты быстро догонишь Мирби, - говорит он уверенно. – У тебя есть способности.
     После родного языка они переходят к французскому. Штемле снова диктует текст. У Мирби две ошибки, у Орти одиннадцать. Он чуть не плачет, но Штемле опять не объявляет о его неуспехе. Он дает Орти книжечку с закладкой и говорит:
     - Вечером сделай упражнение, которое я отметил карандашом, дружок. И, опять же, постарайся запомнить слова.
     Орти кивает, подавленный своей безграмотностью. Штемле начинает беседовать с Мирби по-французски, а потом, задав Мирби выполнить французское упражнение, садится напротив Орти и в течение десяти минут учит его правильному произношению. И – добивается успеха.
     - Ты – способный мальчик, - повторяет он тихонько. – Просто с учителями тебе что-то не везло. Вот что: давай-ка позанимаемся в субботу дополнительно и родным, и французским языком. Ручаюсь, мы подтянемся немного к приезду твоей матушки и сестры.
     Орти благодарно улыбается ему и соглашается с большой охотой. Во-первых, ему очень не хочется позориться перед Мирби, а во-вторых, ему всё больше нравится Штемле: как человек и как учитель.
     После французского они занимаются математикой. На этот раз успехи детей одинаковы: оба без труда решают несколько примеров. Штемле от души хвалит их и приступает к объяснениям новой темы. Затем идут история, география и литература. По истории и географии Орти отвечает правильней Мирби. Он без труда показывает на карте страны, города, реки и моря, которые его просит показать Штемле. Мирби часто затрудняется. Миссисипи она ищет в Африке, а Чад – в Индии. Но ее ошибки не смущают ни ее, ни Штемле. Зато оба рады за Орти, который так хорошо знает географию и так умно и правильно отвечает на вопросы по истории. Штемле хвалит его. Литературу Орти и Мирби знают одинаково хорошо. Оба читают бегло и с выражением, потому что оба любят книги.
      - Прекрасно молодцы! – говорит господин Витольд и рассказывает об альвеолском поэте Энрико Саттаде. Тут же, на уроке, они заучивают одно из его стихотворений.
     Орти всё больше нравится их учитель. Ведь он так интересно рассказывает, так выразительно читает! Правда, его царственный, «императорский» вид и мощный, властный баритон немного подавляют Орти, но в то же время он невольно думает о том, какой замечательный король получился бы из Витольда Штемле.
     Три часа занятий истекают, и дети прощаются с учителем.
     - Мирби, ты придешь после обеда? – с надеждой спрашивает Орти.
     - Я буду занята, - она вздыхает. – Папе нужен образ ребенка; мне придется сидеть с ним в его комнате.
     И тут же улыбается:
     - Не огорчайся! – Я приду в пять часов, и мы пойдем купаться! Хорошо?
     - Хорошо! – лицо Орти светлеет, и он убегает домой.
     Его сердце рвется на росчисть, но он сдерживает себя. Росчисть никуда не убежит. Лучше он выполнит до обеда задания господина Витольда и постарается добросовестно вникнуть в них.
     Так он и поступает: старательно, красиво переписывает свой альвеолский диктант и запоминает написание всех слов, в которых сделал ошибки. Потом он принимается за французское упражнение. Оно не трудное, он быстро справляется с ним. Труднее всего запомнить написание слов, их грамматику. Но и этого он добивается, после чего с облегченным сердцем идет в столовую обедать.
     Сегодня Фрэй и Нито тоже обедают дома. Фрэй спрашивает Орти, как прошли уроки. Орти с увлечением рассказывает и так расхваливает Витольда Штемле, что Фрэй остается очень доволен и своим приемным сыном, и его учителем. Нито тоже доволен но он подмечает несколько загадочных взглядов, брошенных на Орти доктором Эббе Фролонгом, пока тот хвалит Штемле. Нито даже улавливает едва заметную улыбку, скользнувшую по губам Фролонга. В этой мимолетной улыбке нет ничего зловещего, недоброго, но всё же Нито настораживается. Он впервые видит искреннюю улыбку Фролонга. Интересно, какая мысль или чувство вызвали ее?
     После обеда Орти идет с Фрэем и Нито на росчисть. Ему весело: ведь сегодня Клайд Арпи и Тибор Латтада будут ночевать на эбрике, а Ганимед Бертини – следить за ними. Все трое работают, как обычно, но Орти теперь смотрит на них совсем другими глазами, чем смотрел еще вчера днем. Он видит в них героев и переживает за них. Каково-то им придется сегодня ночью?
     Он помогает рабочим: подает им воду, помогает насып`ать на тележки кучи выкопанной земли: ее сбрасывают в ближайший овраг. Но он не перестает думать о героях. Ему так хочется знать, чем кончится их предприятие!
     Он продолжает думать об этом и в пять часов, когда они с Мирби идут купаться, плавают и ныряют в подводных очках. Выкупавшись, они сидят на песке, и Мирби, как и в прошлый раз, сушит волосы под теплым ветерком, налетающим с озера.
     - Мирби, что там, а другом берегу озера? – спрашивает Орти.
     - На противоположном? – уточняет она. – Там скалы. А на берегу живут рыбаки и ловцы жемчуга. Вон, видишь лодочки с парусом? Это они вышли на промысел.
     - Значит, раковины-жемчужницы там? – спрашивает Орти.
     - Да, их больше у того берега, чем в других местах, рыбаки мне сами рассказывали, - отвечает она. И тут же говорит, встрепенувшись:
     - Ох, я и забыла тебе сказать! У нас же Рэмба, наша шотландская овчарка, принесла щенков. Шесть штук. Им уже месяц. Хочешь взять одного? Я тебе самого умного выберу.
     - Хочу! – тут же загорается Орти. И сразу же немного сникает:
     - Я не знаю, позволит ли Рид. Я спрошу у него сегодня!
     - Спроси, - кивает она. – Щенки красивые, темно-шоколадные с белым.
     - А отец у них тоже колли? – немного смущенно осведомляется Орти.
     Мирби, смеясь, надвигает ему панаму на глаза:
     - Нет, отец у них болонка без родословной. Шучу. Щенки – чистокровные колли. Стал бы мой папа заниматься полукровками! Хотя и дворняжки бывают очень умными. Но у меня их нет, поэтому я предлагаю тебе одного из Рэмбиных детей.
     - Я спрошу у Рида, - повторяет Орти, поправляя панаму.
     После этого они встают и возвращаются через Бахасту в Башенки. Там они сражаются на деревянных мечах, играют в мяч, бегут взглянуть на щенков Рэмбы. Орти приходит от них в восторг и принимает твердое решение уговорить Рида позволить ему завести щенка. Ведь щенок даже лучше ручного дельфиненка: с ним можно играть и на сущее, и в воде. Мирби показала Орти самого умного щенка. Он действительно глядел необыкновенно умно, совсем по-человечески, хотя и не был самым красивым. И Орти тут же, всей душой полюбил его.
     К его облегчению, радости и некоторому удивлению, Логарид сразу же позволил ему завести щенка.
     - Только не теперь, - добавил он. – Пусть собаку сперва обучат вести себя как следует. И запомни: щенок требует внимания и ответственности. Тебе придется заниматься с ним. И отвечать любовью на любовь. Это не всегда легко.
     - Я буду заниматься, я буду любить его! – горячо пообещал Орти.
     «Я назову его Антал»,  - подумал он про себя.
     И всё-таки, засыпая и мечтая о щенке, он то и дело спрашивал себя, как-то Клайд Арпи и Тибор выдержат сегодня ночное испытание?..


     А Клайд и Латтада уходят из Бахасты, чтобы провести ночь на эбрике.
     Вокруг темно, тихо и очень тепло – не то, что в пустыне. Растения и воды озера сохраняют воздух теплым всю ночь.
     Смельчаки шагают вдвоем по тропинке через заросли. Фонарь озаряет им путь.
     За ними следует Ганимед Бертини. Он начинает понемногу раскаиваться, что затеял всё это, но отступать уже поздно.
     Тибор несет фонарь. Клайд Арпи уже достаточно пьян и громко рассуждают о том, что все привидения, должно быть, спят. Какой им смысл шататься по эбрику, даже если они существуют? Им за это жалованья не платят.
     Латтада останавливается на полпути и говорит, резко обернувшись к Арпи:
     - Слушай, Мохнатый, заткни глотку! Лучше молись.
     - Что, струхнул? – ухмыляется Клайд. – Смелее, Тиб, я с тобой.
     Он оборачивается и видит Ганимеда Бертини, который идет за ними с маленькой лампой в руке.
     - Вон оно, привидение! – указывает Арпи на Ганимеда, разражаясь хохотом. – Чёрт с фонариком! Ты только глянь на него, Тибор: вылитый ящер, только маловат, и хвоста не хватает. Эй, Гэн, ты еще живой? Или уже отдал концы со страху, и теперь твое тело – одна только видимость?
     - За собой смотри! – огрызается Ганимед.
     - Вон, дерево для тебя хорошее, - не унимается Клайд. – Большое и вечнозеленое! И все ветки на месте. Залезай скорей, а то еще Тлу-Тракк за ухо дернет…
     - Заткнись! – Латтада с сердцем дергает его за руку. – Пошли быстрей, завтра куражиться будешь.
     - Иду, - посмеивается Арпи. – Всё в порядке, Тиб, малыш. Я тебя не брошу, - он задушевно обнимает Тибора за плечо. - Знаешь, почему? Потому что ты пошел сегодня со мной. Думаешь, я это когда-нибудь забуду? Да никогда, вот тебе крест! Мы ведь… - он икает, - мы же с тобой христиане. За нами ангелы стоят. Что нам всякая нечисть, тьфу на нее!..
     И он затягивает псалом Давида: «Благослови душе моя Господа…» Тибор с чувством подтягивает ему, чтобы поддержать в своем приятеле пробудившееся, наконец, благочестивое настроение.
     Они добираются до эбрика. Лампа озаряет высокие каменные столбы и трапеции – древние виселицы. К столбам людей приковывали цепями и оставляли умирать. Целый лес орудий казни! Клайду становится немного не по себе, Тибору тоже. Хорошо, что казненных хоронили на кладбище, которое давно уже откопано – и довольно далеко отсюда. А то могилы, кости, черепа. Им очень не хотелось бы видеть сейчас что-либо подобное.
     Кругом темнота и тишина, только стонет в чаще зарослей бессонная ночная птица, да ухает филин. Ганимед Бертини уже исчез: конечно, затаился на каком-нибудь дереве и погасил свою лампу.
     - Ну, давай спать, Тиб, - Арпи старается говорить бодрым голосом. – Завтра утром проснемся, и на росчисть бежать не надо она у нас под задницами будет.
     Латтада крестится и расстилает не земле шерстяное одеяло. Арпи тоже крестится. Оба ложатся на одеяло и засыпают.
     … Среди ночи Клайд пробуждается, словно от толчка. Он быстро приподнимается на локте и хмуро окидывает взглядом Судейскую Площадь. Лунные лучи с трудом пробиваются сквозь кроны зарослей. В фонаре трепещет огонек. Пахнет свежевскопанной землей, росой, ночными цветами. Кругом покой и тишина.
     Вдруг Арпи замечает: за одним из широких столбов древней виселицы, ярдах в десяти от Клайда и спящего Тибора мелькает что-то похожее на человеческую фигуру. Привидение! По телу Клайда тут же пробегают неприятные мурашки. Наверно, сама Альдарга, дочь вождя Аллунга, обходит Площадь Казней с белым платком, отыскивая дух своего возлюбленного, юноши-раба, который был обезглавлен за свою любовь к ней. Или это просто-напросто Ганимед Бертини, который струсил и решил осторожно подобраться поближе к спящим товарищам? Арпи сразу забывает все свои страхи. Ну, конечно, это Ганимед. Надо бы встать, да сыграть с ним какую-нибудь шутку, только не очень страшную: а то еще вправду помрет. Но немного проучить его за его подначки всё же следует.
     Увлеченный этой идеей, Арпи творит крестное знамение, берет фонарь и потихоньку движется в ту сторону, где в неярком лунном свете шевелится человеческая фигура.
     Когда он приходит на место, то видит: Ганимед уже куда-то делся. Наверно, заметил фонарь, с досадой говорит себе Арпи, нужно было погасить его. Хмель еще бродит у него в голове, но сожаление о том, что не удалось разыграть Ганимеда, заставляет его трезветь быстрее обычного.
     Вдруг чья-то рука цепко опускается на его плечо. Вздрогнув всем телом, он оборачивается, и тут же волосы встают дыбом у него на голове. Он теряет дар речи и едва не роняет фонарь.
     Перед ним стоит высокий человек в длинных черных одеждах, с капюшоном, наброшенным на голову. Его лицо бело неестественной, слишком яркой белизной, а глаза и губы зелены и неярко светятся в полутьме; подбородок же закрыт высоким черным воротом.
     - Зачем ты нарушил мой покой, Клайд Арпи? – глухим замогильным голосом спрашивает призрак; при этом из его рта вылетает пар, белый, холодный, точно кругом мороз.
     Клайд не в состоянии отвечать. Он не в состоянии даже сообразить какую-либо мысль. Он только смотрит на ужасное видение широко раскрытыми глазами и молчит.
     - Ты пьян, - укоризненно говорит призрак. – Никогда больше не пей! Слышишь? Никогда! И скажи всем: вам нельзя больше работать на эбрике, иначе вас ждет большая беда. Передай это людям.
     Арпи собирается с силами, крестит призрак и произносит слабым голосом:
     - Пропади, исчезни! Ничего я не передам. Я не пойду против своего хозяина. Кто бы ты ни был, я не пойду против хозяина. Я не подведу его.
     Призрак усмехается:
     - Тогда до встречи в ином мире, Клайд Арпи. Впрочем, если ты перестанешь пить, ты еще не скоро туда попадешь, и, может даже, окажешься в Раю. Прощай.
     Он поворачивается и уходит во тьму зарослей, точно растворяется в ней. Клайд стоит еще некоторое время, не смея пошевелиться, потом возвращается к спящему Тибору Латтаде. Ему несказанно жутко, он шепчет молитвы и крестится. Откуда-то из кустов вдруг выползает насмерть перепуганный Ганимед Бертини.
     - Я всё в-видел, - заикаясь, говорит он. – Что оно тебе с-сказало?
     - Не твоего ума дело, - отвечает Арпи с трудом, но уже более твердым голосом. – Мы его потревожили, он недоволен, вот и всё. А теперь давай спать.
     - Нет, - Ганимед глухо всхлипывает. – Пойдем отсюда, Клайд, пойдем. Буди Тибора – и пойдем.
     В его голосе страстная мольба.
    - Нет, - говорит Клайд устало. – Иди, если хочешь. Я обещал, что не уйду, - и не уйду, слышишь? Что бы ни случилось.
     И он решительно ложится на одеяло. Тогда Ганимед садится у него в ногах. Он весь дрожит.
     - Не трясись ты, - ворчит Клайд. – И без тебя тошно. Читай молитвы. Молитвы знаешь?
     - Немного.
     - Вот и молись. Я тоже буду молиться.
     Они молятся до самого рассвета: один лежа, другой сидя. А на рассвете оба засыпают крепким сном.

     13.
     Утром все рабочие эбрика взбудоражены. Ночью на росчисти появился призрак, и Клайд Арпи даже беседовал с ним! Это рассказывает людям Ганимед Бертини. Всех охватывает возбуждение и любопытство. Всем интересно узнать, о чем Мохнатый говорил с призраком. Ганимед не может удовлетворить любопытства товарищей по раскопкам: он ничего не слышал, так как стоял слишком далеко. Он только видел Клайда и привидение, и заметил, что изо рта привидения «шел белый дым». Разумеется, все засыпают вопросами Арпи, но он ничего никому не говорит, кроме того, что призрак запретил ему пить. И в самом деле, Клайд очень равнодушно отказывается от бутылки водки, которую ему с почтением преподносят. Он смотрит на бутылку без всякой радости и вяло говорит:
     - Пейте сами. Я не хочу. Мне работать надо.            
     И с воодушевлением принимается за работу: невеселый, необычайно молчаливый.
     Любопытные разочарованы. Они вынуждены довольствоваться только рассказом Ганимеда Бертини. Тот повторяет историю опять и опять, всякий раз вставляя в свой рассказ какую-нибудь новую захватывающую подробность.
     Фрэй строго призывает всех к порядку. Рабочие тотчас берутся за кирки и лопаты, но все их мысли – о ночном происшествии. Рассказ испуганного Ганимеда и несколько слов, произнесенных Арпи, ни у кого сомнений не вызывают.    
     Тибор Латтада внимательно посматривает на Арпи. Он решает позже расспросить его обо всём наедине. Может, с ним, своим приятелем, Мохнатый будет откровенней? Арпи на Тибора не смотрит. Он вообще ни на кого не смотрит. Такое впечатление, что он исключительно сосредоточен на своей работе. Это бывает с ним нечасто.
     Орти, пришедший на росчисть после уроков, тоже не спускает глаз с Клайда. Он восхищен его подвигом, устрашен явлением призрака с «белым дымом». Когда он видит, что Клайд  утирает платком вспотевшее лицо, то поспешно подносит ему пол-литровую кружку с рансом, прохладным, белым, как молоко.
     Клайд благодарит его и залпом осушает кружку. Но на Орти он не смотрит, потому что знает: в его глазах то же любопытство и восхищение, что и у всех остальных. Впервые собственная храбрость и слава не радуют Клайда, скорее, тяготят его. Он бы многое отдал, чтобы минувшая ночь на эбрике была тихой, мирной, без всяких там искушений и мистики. Всё в нем содрогается, когда он вспоминает белое лицо с зелеными светящимися губами и такими же глазами, обращенными на него из недр черного капюшона. Он не может без ужаса вспоминать слова призрака о том, что всех, кто работает на эбрике, ждет большая беда. «И никому ведь не скажешь об этом, - с тоской думает он. – Панику поднимут, бросят хозяина; а ведь он совсем этого не заслужил».
     Вдруг светлая мысль озаряет его голову.
     - Орти, - шепчет он Ортэму, стоящему рядом. – Скажи господину Фрэю: пусть уйдет обедать домой. И пусть велит часовым пропустить меня. Я ему кое-что скажу.
     - Хорошо, - шепотом откликается Орти.
     Он подходит к Фрэю и вполголоса передает ему просьбу Клайда Арпи. Фрэй кивает в знак согласия. Арпи видит этот кивок. Его сердце немного успокаивается.
     Объявив отдых, Логарид уходит обедать в башенки вместе с Нито и Орти. Клайд Арпи незаметно отделяется от товарищей и тоже идет во дворец; часовые пропускают его.
      - Ну что, Клайд? – улыбается Фрэй, ожидающий его в холле. – Про привидение хотите мне рассказать?
      - Да, - признаётся Клайд.
      - Эсиб Цанг не помешает вам?
      - Нет.
      - Ну, идемте.
      Фрэй ведет Арпи в комнату, служащую ему кабинетом. Там уже сидит Нито. Логарид закрывает дверь.
      - Садитесь, - приглашает он Клайда.
     Арпи садится на стул и начинает свой рассказ.
     Орти в это время подслушивает у двери. Это, конечно, некрасиво и нехорошо, но он ничего не может с собой поделать: уж очень ему хочется знать правду о том, что` видел сегодня ночью Клайд. Он боится, что если не узнает этого, то просто разорвется на части от любопытства.
     - … он сказал мне, что нельзя больше работать на эбрике, не то всех нас ждет большая беда, - доносится до него печальный бас Клайда. – Я ответил ему: мол, никому не передам его слов, не стану подводить хозяина. Тогда он сказал: до встречи в ином мире; если бросишь пить, может, мол, даже в Рай попадешь. И ушел. А я подумал: искушение это всё, и нам нечего бояться. Только другие-то разве поймут…
     Фрэй задумывается.
     - Вы правильно поступили, Клайд, что никому ничего не рассказали, - говорит он, помолчав. – И вы поступили умно, рассказав всё мне и эсибу Цангу. Благодарю вас. Бояться действительно нечего. Он просто пугал вас.
     - Я тоже так подумал, сударь, - Арпи приободряется. – Если бы Господь нас не охранял, так, поди, все люди на свете давно перемерли бы.
     - Верно, - подтверждает Фрэй. – А теперь ступайте к Цинии, подкрепитесь хорошенько – и возвращайтесь на эбрик.
     Клайд выходит из кабинета. Орти вовремя отскакивает от двери и делает вид, что всё это время смотрел в окно.
     Фрэй вызывает Язепа Смольда и просит его принести в кабинет обед на троих. Когда обед уже на столе, он зовет Орти.
     За столом Орти признается Риду, что не выдержал и подслушал его разговор с Клайдом.
     - Прости, Рид, - говорит он.
     Фрэй качает головой:
     - Прощаю, но больше никогда так не делай. Обещаешь?
     - Обещаю, - Орти краснеет. Но Логарид уже забыл про него. Он задумчиво ест, размышляя над тем, что сообщил им с Нито Клайд Арпи.
     Нито первым нарушает тишину.
     - Кто-то не хочет, чтобы мы уходили с эбрика, эсиб, - говорит он.
     Фрэй удивленно смотрит на него.
     - По-моему, наоборот, - возражает он. – Кто-то стремится изгнать нас с росчисти.
     Нито качает головой.
    - Нет. Он хитрый. Ему нужно, чтобы мы думали, будто он собирается нас изгнать. А на самом деле, ему нужно, чтобы мы остались. Чтобы продолжали думать, что Иргус на эбрике.
     Фрэй бросает на Нито быстрый взгляд.
     - А ведь верно! – говорит он. – До чего ты умен, Нито. Сам я не догадался бы. А теперь вижу, что ты прав, совершенно прав. Этот «кто-то» решил перестраховаться и сам себя выдал. Значит, Иргус действительно не на эбрике. Но где же он тогда может быть?
     И тут Орти осеняет вдохновение. Взволнованный, он даже перестает есть сладкий перец, фаршированный мясом креветок, одно из своих любимы блюд, и кладет вилку на стол.
     - Рид, Нито! – говорит он. – Но ведь Башенки – тоже часть Бахасты. Правая башня сохранилась с самых древних времен. Может, начать копать рядом с Башенками?
     - Подожди-ка, - Фрэй тоже откладывает вилку. – Кто тебе сказал, что правая башня дома такая древняя?
     - Мирби, - с готовностью отвечает Орти. – Она сказала, что ее пра… кажется, прадедушка… облицевал эту башню камнем, построил из камня такую же башню слева. И обе башни соединил с домом, который тоже построил. А на самом деле, правая башня внутри мраморная. И в нее нет входа, я сам видел Просто такой высокий, широкий мраморный столб.
     Фрэй и Нито быстро переглядываются между собой. Наконец Нито говорит:
     - Когда древние амманги хотели спрятать что-либо, они часто использовали мрамор.
     - Что ж ты раньше молчал, - Фрэй крепко обнимает и целует Орти, его лицо горит вдохновением. – Я буду просит разрешения ломать правую башню. Теперь я убежден: Иргус находится именно там!
     - Очень возможно, - роняет Нито. – Но убежден ли ты, что сокровища всё еще в Иргусе, эсиб? Я этого не думаю.
     - Я тоже в этом сомневаюсь, - глаза Фрэя блестят. – Но мне почему-то кажется, что сокровища не расхищены, что они где-то поблизости. И еще я очень надеюсь, что именно Иргус поможет нам найти их!

   

    14.
     - Что? Ломать мою башню? – граф Эдишер Маль не на шутку встревожен. – Но, господин Фрэй… я понимаю, воля его величества, интересы государства и всё прочее… но ломать башню!
     В его голосе боль и укор.
     - Успокойтесь, господин Маль, - мягко говорит Фрэй. – Его величество обязательно возместит вам убытки. А не возместит (представим себе на мгновение такой необыкновенный факт), значит, возмещу я лично. Я пришлю вам средства для строительства новой башни в случае отказа его величества. Да и потом, может, Иргуса у вас вовсе нет. Мы сперва лишь отобьем внизу облицовку изнутри галереи и сделаем небольшой пролом. Но если Иргус внутри вашей башни, придется ломать всю башню, ибо Иргус принадлежит Бахасте.
     - Не сомневаюсь, – нервничает его сиятельство. – Но вдруг весь мой дом, который так мне дорог, тоже стоит над Бахастой, точнее, над ее частью, и под ним много ценного? Не сносить же теперь дом!
     - Разумеется, - улыбается Фрэй. – Поверьте, дом никто не тронет. Речь идет только о вашей правой башне. Кстати, не известно ли вам что-либо о содержимом Иргуса?
     - Бог мой! – восклицает Маль. – Если было бы известно, то я, сударь, сразу уведомил бы об этом его величество или вас. Я не из тех, кто присваивает чужое. Мало того, коллекционирование языческих предметов – не мой порок. Я желаю писать книги, то есть, собирать сокровища на небесах, как сказано в Евангелии, чтобы никто не мог мне сказать, что я « не в Бога богатею» и слишком увлечен суетой мира сего. Никаких сведений об Иргусе у меня нет. Возможно, мой дед, выстроивший Башенки, имел о нем представление, но он не оставил по этому поводу никаких записей. В общем, господин Фрэй, поступайте, как считаете нужным. Только прошу вас сначала дать мне расписку в том, что мои убытки действительно будут возмещены!
     Фрэй пишет расписку и получает доступ в галерею правой башни. Рабочие и археологи возбуждены. Неужели легендарный Иргус в одной из башен графского дома? Даже майор Радован Берджих, командир патрульного отряда, лично наведывается в Башенки. А уж про Орти и говорить нечего. Он просто весь дрожит от волнения и нетерпения.
     Рабочие начинают работу внутри галереи. Они аккуратно отбивают облицовку нижней части башни, так, что открывается белая мраморная стена. В ней пробивают небольшое, в половину человеческого роста отверстие, и Нито с Фрэем, археологи и, конечно, Орти забираются туда с фонарями.
     Фонари освещают высокое, широкое коническое каменное сооружение, похожее на исполинский термитник. Внутри оно выбелено так добросовестно, что даже время не повлияло на эту побелку. Стены здания испещрены фигурками древних аммангийских богов, в глубине стоит жертвенный алтарь. Вход, полузакрытый мрамором башни, довольно широк и похож на полукруглую арку.
     - Это Иргус! – торжественно произносит Эрнальдо Виллани и широко крестится.
     - Да, это Иргус, - взволнованно подтверждает Альбер Дюваль. – У меня нет ни малейших сомнений, что это именно он! Поздравляю, господин Фрэй! Вам принадлежит честь находки одного из значительнейших зданий древности.
     И он пожимает Фрэю руку. Виллани тоже очень искренне поздравляет его. Он благодарит их и говорит:
     - Если бы не Орти, я никогда бы не додумался искать здесь Иргус, господа. Но у меня есть еще одно задание от его величества. Я должен продолжать поиски.
     Почтенным археологам подобного задания не давали, поэтому они дружно заявляют, что уедут в ближайшее время: ведь оба почти год не были дома. Господин Виллани и Берджих отправляются в Эпельту: дать телеграмму его величеству о том, что Иргус найден. Майор посылает телеграмму следующего содержания: «Ваше величество найден дом без обстановки надеемся приобрести мебель тчк Логарид Фрэй продолжает работать тчк свободны ли археологи Берджих». Виллани пишет: «Ваше величество ваше задание выполнено господином Фрэем зпт теперь он желает остаться зпт а нам с мсье Дювалем хотелось бы уехать тчк можем ли считать себя свободными Эрнальдо Виллани».
      В это время рабочие очень аккуратно и быстро разбивают мраморную башню, до сих пор скрывавшую Иргус, по кусочкам. Над этим трудятся все пятьдесят человек, поэтому к вечеру от башни ничего не остается, и от ее облицовки тоже. Всё это увозят к озеру и сбрасывают в воду в глубоком месте. Сам Иргус выкапывают из песка, погружают на подводу, приведенную Берджихом из Эпельты, отвозят в Бахасту и ставят на прежнее место: туда, где, согласно древним рисункам, это капище стояло несколько тысяч лет назад.
      Рабочие начинают раскопки на том месте, где стояли Иргус и правая башня. Очень скоро они обнаруживают подземный ход, но он весь забит землей.
      Фрэй взволнован.
     - Вероятно, то, что мы ищем, в подземном ходе! – говорит он.
     - Копайте, сударь, - подает голос Берджих. – Все пятьдесят человек отныне в вашем распоряжении. Мои патрульные будут день и ночь охранять вас.
     - Завтра же начнем работу! – в голосе Фрэя энтузиазм. – Сегодня люди устали.
     Он благодарит рабочих и поздравляет их с находкой Иргуса, а они поздравляют его. В честь находки Иргуса Фрэй оделяет каждого рабочего неслыханной суммой – золотым лорингом. Лица людей светлеют еще больше, они горячо благодарят своего щедрого и справедливого начальника. Потом все расходятся по домам.
     За праздничным ужином, устроенным в честь великой находки, Фрэй и археологи немилосердно хвалят Орти, а Нито смотрит на него с дружеским уважением. В то же время он не забывает исподтишка наблюдать за доктором Эббе Фролонгом. Тот совершенно спокоен, его лицо бесстрастно, и Нито по-прежнему не может угадать, о чем думает этот человек.
     Орти очень горд и доволен, но вместе с тем немного смущен своей славой. К тому же, у него есть вопросы к отчиму. И перед сном он задает их:
     - Рид, раз мы нашли Иргус, что же мы теперь еще ищем?
     - Содержимое Иргуса, - небрежно отвечает Фрэй. – Ну, понимаешь, всякую религиозную утварь, чаши, идолов и всё прочее.
     - Рид, - голос Орти понижается до шепота. – Я слышал, рабочие говорили о каких-то сокровищах Иргуса. Мы, наверно, `их ищем. Да?
     - Ч-ш, - Фрэй прикладывает палец к губам. – Никому ни слова, Орт, понял меня? Пусть рабочие говорят, о чем хотят. Наше дело – это наше дело. Ты правильно догадался, но – никому ни слова! Даже маме, Николь и Мирби.
     - Могила! – Орти торжественно ударяет себя в грудь маленьким кулаком. Он взволнован и обрадован. – Ты думаешь, сокровища в этом подземном ходе?
     - Очень вероятно, - отвечает Фрэй.
     - А Нито знает?
     - Да, Нито, Берджих и два-три его доверенных офицера знают о цели моих поисков, - Фрэй улыбается. – Теперь знаешь и ты. Давай-ка спать.
     - Да, Рид, только я еще хотел спросить, - Орти берет его за руку. – Почему привидение гнало нас с росчисти, раз там не было Иргуса?
     - Бог его знает, - отвечает Фрэй. – И потом, это было не привидение, а живой человек. Думаю, он просто решил напугать Клайда Арпи. И заодно… словом, это долгая песня.
     - Человек? – недоверчиво переспрашивает Орти. – А как же белое лицо, зеленые глаза и губы, и всё светится и дым изо рта?
     - Ну, это легко сделать, - улыбается Фрэй. – Фосфор и еще какой-нибудь химический препарат – вот тебе и будет «дым изо рта».
     - Это похоже на мой сон, - Орти ежится. – Помнишь? Тот, который я увидел в Маттонге.
     - Да, похоже, - соглашается Логарид. – Но и того, и другого нечего бояться. Это просто детские страшилки, понимаешь? Помолись получше перед сном, вот и всё.
      - Да, - соглашается Орти. – И всё-таки – брр!
     - «Брр» будет когда мы не найдем то, что ищем, - Фрэй целует его в щеку. – Вот это будет настоящий «брр». Спокойной ночи, Орти.
     Орти обнимает его за шею и тоже чмокает в щеку:
     - Спокойной ночи, Рид.
     … Оставшаяся неделя до приезда мамы проходит очень интересно и деятельно. Галерею (с той стороны, где она соединяется с башней) временно заделывают дубовыми досками.
     Рабочие, Фрэй и Нито ведут раскопки в поземном ходе, а Орти и Мирби почти всё время вертятся рядом. Граф Маль больше не нервничает: он уже знает, что таинственное подземелье не проходит под его домом, а ведет в заросли.
     Археологи получают телеграмму от его величества. В ней он позволяет им уехать и благодарит за «исключительную работу и проявление энтузиазма». Теперь все пять человек в распоряжении Фрэя, которому король прислал отдельную телеграмму: «Благодарю за успех и вместе с вами надеюсь на успех еще больший тчк прошу написать отдельное письмо для нас на имя Дарида Сандара и подробно выразить в нем ваши размышления по поводу Х зпт и велики ли шансы тчк пожимаю руку вам и эсибу Цангу тчк ваш добрый друг».
     Фрэй пишет королю Ольгерду обо всём, что он думает и на что надеется относительно сокровищ Иргуса, и посылает письмо на имя Дарида Сандара, в Эрбен.
     Мысли о сокровищах не дают Орти покоя. Ему так хочется рассмотреть их, полюбоваться драгоценными древними идолами, сосудами, еще чем-нибудь (он плохо представляет себе сокровища Иргуса). Но всё это не мешает ему дружить и играть с Мирби, с нетерпением ожидать маму с сестрой, купаться, мечтать о своем чудесно щенке Антале, возиться с черепашкой, а главное – хорошо учиться. Благодаря Витольду Штемле и собственным стараниям, он учится всё лучше и лучше, и очень рад этому. Вообще Штемле интересует его: не меньше, чем его родственник, граф Маль. Оба называют друг друга «кузенами» и обращаются один с другим с родственной фамильярностью.
     Однажды во время урока в классную комнату неожиданно входит страшный, оборванный бродяга с черной повязкой на правом глазу и с огненно-рыжими волосами. Господин Штемле сначала теряет дар речи, потом принимается хохотать:
     - Господин кузен! Вы же до смерти напугали меня и моих учеников. Предупредили бы, что ли, о вашем вторжении. Хотя бы стуком. Право, Эдишер, кто тебя воспитывал?
      - Прости, старина, - добродушно отвечает ужасный бродяга. – Но, сдается мне, тебя способен напугать только Господь Бог или какая-нибудь нечисть; простым смертным это недоступно. А что до моей дочери и Орти, то они уже привыкли к настоящим разбойникам, не оставившим камня на камне от моей правой башни. Собственно это пустяк, я ее отстрою, и не за свой счет. Я просто зашел взять «Английского бродягу» - забыл здесь вчера эту книгу. Вот и всё, я удаляюсь.
     И он ушел, провожаемый веселым смехом детей и мягкой, дружеской улыбкой Штемле.
     И вот однажды вечером Орти долго не может уснуть. Он ворочается в кровати, несказанно счастливый: завтра утром он с Ридом едет в Эпельту, на станцию: встречать маму и сестру… наконец-то он увидит их!

               
     - Мирби, сегодня вам следует остаться дома. Вы знаете, что наш дорогой Ортэм и господин Фрэй встречают родных. Им будет не до вас.
     - Я и не собираюсь надоедать им, мадам, - Мирби намазывает клубничный джем на ломтик свежей булочки. – Я просто постою рядом с патрульными господина Берджиха.
     - Вам совершенно нечего там делать ни сегодня, ни в другое время, - голос мадам Жермини звучит сухо и категорично. – Маленькой девочке не место среди взрослых мужчин; это неприлично и опасно.
     - Почему опасно? – Мирби по-настоящему удивлена. – Неприлично – уж не знаю, а вот опасно… мадам, это же вздор! Я ведь иду к людям, а не в клетку с тиграми, - она откусывает кусок булочки.
     - Не откусывайте такие большие куски, - в голосе мачехи раздражение. – Девочка должна отщипывать кусочки, как птичка. А опасность есть. Там пятьдесят рабочих, грубых, невоспитанных людей. Нечего вам вертеться среди них. Вы – графиня, мадмуазель; у вас нет ничего общего с этими людьми.
     - Но мне интересно с ними!
     Мадам окидывает ее скептическим безнадежным взглядом:
     - Вам, кажется, было бы интересно и в вертепе разбойников, милочка. Но мы не будем это обсуждать. Сегодня вы останетесь дома – и точка.
     - Не точка, а знак вопроса, - возражает Мирби по-французски. – Мне совсем не обязательно сидеть дома, я хочу в Бахасту.
     - И там вам нечего делать, - хладнокровно откликается по-французски же госпожа Маль. – Вы, конечно, побежите купаться в этой вашей безобразной тунике, а офицеры патруля будут поневоле любоваться вашими голыми ногами. У вас просто какая-то болезненная тяга выставлять их напоказ.
     - В самом деле? – глаза Мирби вспыхивают негодованием. – Что ж, пойдемте купаться вместе. Полагаю, в этом случае, офицеров патруля гораздо больше заинтересуют в`аши ноги…
     Тотчас изящная рука мадам Жермини отвешивает ей звонкую пощечину. Вслед за тем мачеха с оскорбленным видом встает из-за стола и покидает столовую.
     Мирби остается одна, ошарашенная, подавленная. Еще никогда мачеха не поднимала на нее руки. И за что! За то, что сама же, первая, оскорбила ее!
     Щека Мирби горит от пощечины, а душа разрывается на части от горя. Вероятно, мачехе мало, что она, Мирби, так одинока в этой жизни; ей еще нужно растравить ее раны, лишить последних радостей, даже ударить… даже ударить! Конечно, ей, Мирби, ничего не стоит нарушить нелепые запреты «де Гильонши», как она ее про себя называет. Но как проказничать с таким настроением? Еще ни разу никто в ее родном доме не посмел обидеть ее. Как  же ей быть, как жить дальше после такого неслыханного позора?
     Она с трудом допивает свой кофе со сливками и выходит в сад, повторяя, как заклинание: «Господь тоже страдал. Господа тоже били. Я должна всё вытерпеть…»
     Но нанесенное ей оскорбление так неожиданно, что она садится на скамейку среди роз и заливается горькими слезами.
     - Я попрошусь в закрытую школу… - тихонько всхлипывает она. - Я уеду с Орти в столицу и поступлю в закрытую школу… господин Фрэй добрый, он возьмет меня… я буду писать папе и господину Штемле, и приезжать сюда на каникулы… а когда я закончу школу, пусть эта злюка только посмеет тронуть меня… пусть только посмеет. Как же мне теперь жить? Ну, что я такого сделала? Что сказала? Если бы у нее были кривые ноги, я бы не сказала ей такого, но у нее же прекрасная фигура… только сама она совсем не нравится никому, кроме папы… я не хотела ее обидеть…
      - Что случилось, тэж-эсса? – вдруг раздается над ней мягкий, спокойный голос. Нито! До чего незаметно он подошел! И какой позор – он, тайный герой ее сердца видит ее плачущей…
     Мирби торопливо вытирает глаза и нос платочком.
     - Ничего особенного, эсиб Цанг, - она поднимает на него глаза, невольно радуясь тому, что он здесь. – Сейчас всё пройдет.
     - Вряд ли, - он садится рядом с ней на скамейку. – И я для вас не эсиб Цанг, а просто Нито.
     Слезы высыхают на ее глазах, она улыбается ему.
     - Спасибо. Но говорите мне, пожалуйста, «ты».
     - «Говори», - поправляет он ее. – Так что же случилось, тэж-эсса?
     Неужели это не сон? Неужели он на самом деле сидит рядом и разговаривает с ней?
     - Я люблю тебя, Нито, - вдруг вырывается у нее помимо ее воли. Тут же, густо покраснев, она срывается со скамейки – что она наделала, что сказала! Надо поскорей убежать и спрятаться…
     Но Нито ловит ее за руку и снова сажает рядом с собой.
     - Я тоже люблю тебя, - говорит он просто. – Я люблю всех детей. А ты, к тому же, дружишь с тэж-эсибом. Так почему же ты плачешь? Я до сих пор ни разу не видел, чтобы ты плакала.
     - Просто мне очень грустно, Нито, - честно признается она и рассказывает ему о запретах мачехи и о пощечине. Но теперь в ее голосе нет слез. Она почти счастлива. Ведь ОН держит ее на коленях, он слушает ее! Да разве она заслужила такое?.. Ей хочется, чтобы эти минуты длились вечно.
      - Вот я и хочу, - заканчивает она со вздохом, - уехать отсюда в столицу вместе с господами Фрэями и… и с тобой. Я хочу поступить в закрытую школу и приезжать сюда только на каникулах, ради папы. Потому что мы с ним любим друг друга, хотя почти не видимся.
      - Тебе будет плохо в закрытой школе, тэж-эсса, - качает головой Нито. – там слишком строгие порядки. Но мы с эсибом подумаем, как тебе помочь. А насчет запретов… посиди здесь, я сейчас вернусь. Я как раз шел к господину Малю, чтобы кое о чем спросить его. Я скажу ему несколько слов и о тебе. Подождешь меня?
     - Конечно, - отвечает она. – Огромное спасибо, Нито.
     Он встает, еще раз гладит ее по голове и уходит в дом.
     Она остается, успокоившаяся, умиротворенная, счастливая. О, ради такой беседы с Нито стоило получить и двенадцать пощечин! Теперь она совсем ни о чем не жалеет. Она ждет его, а ее сердце полно радости.
     Вскоре Нито снова появляется. Он улыбается ей, и она улыбается ему в ответ.
     - Всё в порядке, - он протягивает ей руку. – Пойдем. Я сказал господину Малю, что ты очень помогаешь мне на раскопках, и он дал согласие, чтобы ты пошла со мной. Ты можешь приходить каждый день после уроков.
     - Спасибо, Нито, - она берет его за руку и с благодарностью заглядывает ему в лицо. – Какой же ты добрый!
     - Я не люблю, когда детям грустно, или когда их обижают, - просто отвечает он. – Но и ты не сердись на госпожу Маль. Ведь она видит господина графа почти так же редко, как и ты, а ведь она его жена. Ей тоже очень одиноко.
      - Да, - подумав, соглашается Мирби. – Но она не хочет дружить со мной. Я пыталась с ней подружиться, но ничего не вышло.
     - Она по-своему несчастна, поэтому и не вышло, - коротко говорит Нито.
     Они приходят на место раскопок.
     - Нито, я хочу и вправду помогать тебе, - осторожно заявляет Мирабелла.
     - Ты и поможешь, - он серьезно смотрит на нее. – Видишь эти чаши, монеты, оружие, которые мы откопали? Отнеси всё это в холл, положи в ящик и составь список всех предметов. Вот тебе моя записная книжка и карандаш. Справишься?
     - Конечно! – она хлопает в ладоши и подпрыгивает на месте легко, как мотылек. – Я всё сделаю.
     Он улыбается ей, кивает головой и спускается в поземный ход, а Мирби принимается за работу. Наконец-то мне доверили настоящее дело, думает она. И кто! Сам Нито Цанг. Ну, уж ради него она постарается. И сделает всё, всё, о чем он ее попросил!

      15.
     Весь день Орти и Фрэй проводят с Сильветтой и Николь.
     Госпожа Фрэй устала с дороги (в основном, от духоты в поезде), она немного бледна, но после ванны приходит в себя. Ее лицо светится счастьем, когда она смотрит на мужа и сына. Николь тоже цветет от радости. Фрэй отдает падчерице свою спальню, а сам переселяется вместе с женой в бывшие апартаменты археологов, в другой конец коридора.
     Весь день проходит в разговорах. Фрэй и Орти с увлечением рассказывают Сильветте и Николь о раскопках и о находке Иргуса. Орти показывает матери и сестре свою черепашку и коллекцию раковин камешков, окаменелостей (он успел собрать два коллекционных ящика этого добра). Мама и Никки всем восхищаются. Орти великодушно дарит Николь две древних медных аммангийских монеты с пятью дырочками, которые он сам откопал в подземно ходе, и обещает познакомить маму и сестру с Мирабеллой Маль, дочерью графа Эдишера.
     - Николь будет учиться вместе с вами, – говорит Фрэй Ортэму. – Я уже договорился с его светлостью.
      А Сильветта смотрит на своего мальчика и не может насмотреться. Его волосы выгорели на солнце, несмотря на панаму; он стал почти таким же светловолосым, как Николь, к тому же, чуть-чуть вытянулся, подрос, и в нем чувствуется не детская, а уже отроческая самостоятельность.  В нем стало меньше домашнего, он как-то повзрослел. Ситльветте и радостно, и немного грустно видеть это. Но всё это мелочи по сравнению с ее счастьем и переполнившим ее глубоким спокойствием: ее муж и сын опять с ней. Ей уже незачем переживать за них.
     В этот же день ее осматривает доктор графа Кристиан Рам. Он нравится Фрэю гораздо больше Эббе Фролонга и вызывает в нем больше доверия. Доктор Рам осматривает Сильветту, объявляет, что всё в полном порядке и с ней, и с ребенком, но будущая мать немного переутомилась. Он убеждает ее побольше отдыхать.
     В эту ночь Орти спит по соседству с Николь. Правда, и Фрэй, и мама пришли проститься с ним перед сном, но потом они ушли, а к Николь ведь не придешь, если тебе приснится страшный сон. И Рида с мамой неудобно тревожить. Поэтому Орти немного грустно. Нито Цанг это замечает. На следующее утро за завтраком он предлагает, чтобы Николь перешла в комнату Орти, а Орти занял бывшую спальню Фрэя, которая рядом с комнатой Нито. Комната Нито, в свою очередь, находится по соседству с кабинетом Фрэя. Орти горячо поддерживает это предложение, и они с Николь меняются местами. Правда, в бывшей комнате Фрэя нет балкона, но зато он есть у Нито, и дверь в его комнату запирается только со стороны коридора. Нито позволяет Орти поставить коробку с Бахастой к нему на балкон и вообще входить в его комнату, когда захочется. Орти благодарит его от всего сердца.
      В этот день они учатся втроем: Мирабелла, Ортэм и Николь. Витольд Штемле тепло приветствует свою новую ученицу. Уровень ее знаний радует его: она грамотна и неплохо знает историю и французский, но с математикой и географией у нее не слишком хорошо. Впрочем, Штемле это не очень огорчает. Он видит: Николь такие знания вовсе не обязательны, и Мирби тоже. С девочками проще. Их задача через несколько лет удачно выйти замуж, для чего им важно быть женственными, сколько-нибудь грамотными, неглупыми, хозяйственными, уметь играть на фортепьяно танцевать, вести беседу по-французски и на родном языке. Николь обладает вышеперечисленными качествами, Мирби тоже – и даже в большей степени; что ж, и довольно с них. Но Орти нужен университет, и Штемле занимается с ним особенно тщательно.
     После уроков все втроем они бегут к Орти: сопровождать Сильветту Фрэй в прогулке по Бахасте. Орти знакомит маму и Мирби. Сильветта очень тактична и ласкова с Мирби, и та сразу чувствует большое расположение к ней. Находит она общий язык и с Николь. С Николь вообще трудно не найти его: у нее очень покладистый характер, она на редкость приветлива и миролюбива. К тому же, яркая внешность Мирби и ее такой же характер приводят Никки в простодушное восхищение. Мирби это видит и веселеет. Ей нравятся мама и сестра Орти. «Ну, почему, они не мои родственницы? – думает она с тайным огорчением. – Они такие милые!»
     Она приглашает их обоих купаться в графском бассейне, когда им только захочется: всё равно папа, господин Витольд и слуги дома предпочитают купаться в море, а бассейн огорожен густыми кустами. Николь приходит в восторг от предложения Мирби, да и Сильветта очень не прочь принять его. Но сначала, конечно, следует спросить позволения хозяина дома.
     Впрочем, до этого не доходит. Граф сам радушно предлагает госпоже Фрэй и купанье в бассейне и прогулки по всему саду. Он является лично засвидетельствовать ей свое почтение вместе с мадам Жермини, которая сегодня настроена мягче и снисходительней обычного: ведь ее супруг так редко гуляет с ней по саду, принимает гостей, отдает визиты. Безусловно, он любит свою жену и дочь, но писательский труд и чтение занимают почти всё его время, и он уделяет родным и друзьями весьма не много внимания, несмотря на свои самые нежные чувства к ним.
     Служанка мамы Базильона тоже сразу находит себе подруг в лицах Цинии и Эстры-Марии. Всё свободное время они беседуют о всевозможных хозяйственных тонкостях относительно чистки платья и ковров. Но любимая их тема – обсуждение всевозможных рецептов самых тонких, изысканных блюд.
     Счастье приходит в Башенки, у всех превосходное настроение. И никто не замечает, как наступает сентябрь.


     В тот вечер, спустя неделю после приезда мамы и Николь, Орти долго не ложился спать, а когда, наконец, лег, понял, что не сможет заснуть. Нито и Фрэй сегодня задержались в подземном ходе, и Орти не хватало присутствия Нито Цанга. Он знал, что Рид придет очень усталым и не зайдет к нему проститься на ночь. Он наскоро ополоснется в прачечной, как делает всегда, когда сильно устает, и пройдет к маме. Но Нито Орти хотелось дождаться. Николь давно спала. Орти знал, что мама тоже спит, и какое-то неясное чувство одиночества и заброшенности коснулось его души. Поскорее бы пришел Нито!
     Постепенно дремота всё-таки овладела им. Перед глазами замелькали яркие цветные картинки: фонари в подземелье, залитая солнцем Бахаста, заросли, по которым он в воскресенье катался верхом вместе с Ридом, Нито и Мирби. Мирби была особенно мила и весела. На этот раз она надела свою тунику, и они все вместе купались в озере (разумеется, мужчины плавали одетыми). Потом они жарили на костре кусочки необыкновенно вкусной рыбы с пряностями, ели ее с хлебом и запивали соком. Всё было так хорошо, что Орти жалел об одном: что с ними нет мамы и Николь.
      А теперь граф велел достать из сарая при Башенках старые лодки, чтобы госпожа Фрэй и дети могли кататься по озеру. Эти лодки починили, заново просмолили и покрасили. Господин Штемле уже катал их с мамой, Мирби и Никки по озеру, вдоль берега. Орти получил во временное пользование легкую лодочку и уже пообещал ее Тибору Латтаде и Клайду Арпи для ночной рыбалки. Он попросился с ними, и они охотно согласились взять его. Рид и мама тоже дали свое согласие, и теперь он с нетерпением ждет вечера следующей субботы.  Как, должно быть, здорово плыть ночью по Глэфу, удить рыбу и любоваться крупными звездами и луной, которая будет серебрить воду…
     Убаюканный приятными мыслями, Орти уже готов заснуть по-настоящему, но вдруг до его слуха долетает осторожный вороватый звук: царапанье ключа в замочной скважине его двери, ведущей в коридор.
     Орти мгновенно открывает глаза, сон отлетает от него. Его первая мысль: Нито вернулся! Но царапанье такое осторожное, неуверенное, что он тут же соображает: это не Нито. Во-первых, Нито стал бы открывать свою` дверь, а не его, Ортэма, а во-вторых, зачем Нито царапаться, точно Бахасте, пытающейся выбраться из коробки? Нет, он действовал бы уверенно и быстро: два коротких щелчка – и дверь открыта.
     Орти становится не по себе. Он вылезает из кровати и, босой, неслышно подходит к двери, ведущей в коридор. Кто-то с той стороны продолжает пытаться открыть ее. «Вдруг это привидение?» - пронзает Орти ужасная мысль. Он, конечно, хочет верить Риду насчет того, что привидений не бывает, и всё-таки ему становится очень страшно. На его лбу и ладонях выступает холодный пот. Он поспешно крестится и закрывается на шпингалет. Шпингалет тихонько щелкает, и царапанье ключа в замке сразу же прекращается. Наступает полная тишина.
     - Кто здесь? – громко спрашивает Ортэм, стараясь, чтобы не дрогнул голос. За дверью молчат, будто бы там никого нет, но Орти чувствует всем телом, даже кончиками пальцев на руках и на ногах: там кто-то есть! Кто-то таинственный и ужасный стоит по ту сторону двери и молчит.
     - Кто здесь? – повторяет Орти, изнемогая от страха. Он стоит, совсем раздетый, потому что жарко, но всё-таки его бьет легкая дрожь. Хоть бы поскорей пришли Нито или Рид и прогнали от двери этого страшного призрака с ключом! Почему оно молчит, это что-то… или кто-то? Орти уже всё равно, с кем он имеет дело, с привидением или человеком. Самое главное (и неприятное) то, что это существо делает вид, будто его здесь нет: значит, оно явилось не с добром. Наверно, ему нужен Орти. Оно узнало, что взрослых мужчин, кроме доктора, нет дома, и пришло за ним, мальчиком.
     Он больше не спрашивает, просто стоит у двери и шепчет молитвы, все, какие знает. Он чувствует: его враг еще не ушел, он тут. И что теперь делать? Может, позвать часовых, которые стоят у ворот и днем, и ночью? Но не рано ли их звать? Ведь если за дверью привидение, оно просто растворится в воздухе. Часовые его не увидят и рассердятся, что Орти поднял крик понапрасну. И ему будет очень стыдно перед Ридом и Нито, когда они всё узнают. Ведь Рид думает, будто он, Орти, уже большой и храбрый, и его можно оставлять на ночь одного. Орти многое бы дал, чтобы Рид продолжал так думать. И гордость мешает ему позвать часовых. Лучше пусть ему сейчас будет страшно, чем потом – стыдно.
     Внезапно он слышит шорох у двери, а вслед за этим – очень тихие, поспешно удаляющиеся шаги босых ног. Кто-то очень быстро уходит, почти убегает в сторону черно лестницы. А через минуту со стороны пар`адной лестницы доносятся совсем другие шаги: тоже негромкие, но твердые, уверенные.
     «Это уж точно Нито», - с облегчением думает Орти. Он бежит в свою комнату, надевает коротенькие нижние штаны (спать в них слишком жарко) и идет в соседнюю комнату Нито. Ключ в двери дважды поворачивается – сильно, неопасливо. Орти на всякий случай окликает:
     - Нито?
     - Да, тэж-эсиб, - Нито входит в комнату. – Мы с эсибом вернулись; он пошел в прачечную. А ты` чего до сих пор не спишь?
     - Я почти заснул, - признается Орти. – Но… Нито, - он заглядывает в лицо своему другу. – Сейчас, перед тем, как ты пришел, кто-то подходил к двери и царапался в замке ключом. Он хотел открыть дверь, понимаешь? Я задвинул шпингалет и спросил: кто здесь? Он не ответил; просто стоял и молчал. Я еще раз спросил, он всё молчал. А потом вдруг быстро ушел: наверно, услышал, что ты возвращаешься. Я понял, он шел босиком. Всегда ведь слышно, когда человек идет по полу босым. Он пошел к черной лестнице.
     - Я никого не видел, - лицо Нито становится очень серьезным, а взгляд – каким-то особенно внимательным.
     - Ты и не мог видеть. Он успел уйти.
     Нито вынимает из своей сумки на поясе маленький пистолет и говорит:
     - Сиди здесь, тэж-эсиб, я сейчас вернусь.
     Он выходит из комнаты и запирает дверь снаружи.
     Орти садится на стул и ждет возвращения Нито с замиранием сердца. Он молится, чтобы с Нито и Ридом ничего не случилось.
     Его нетерпение и беспокойство растут с каждой минутой. Спустя четверть часа он уже готов ослушаться Нито и отправиться на его поиски. Орти уже мысленно выбирает себе оружие: большой кривой аммангийский кинжал, который висит над кроватью Нито, - подарок губернатора Маттонги. Но тут Нито возвращается. Его брови нахмурены, на красивом лице выражение озабоченной задумчивости.
     С облегчением вздохнув, Орти спрашивает:
     - Ну, ты нашел кого-нибудь?
     - Нет, - Нито прячет пистолет, стаскивает рубашку и, снимает заколку с волос. – Я предупредил Рида  - так, на всякий случай. Но, кажется, я знаю, кто` пытался открыть дверь.
     - Кто? – встрепенувшись, спрашивает Орти.
     - Не скажу пока, - отвечает Нито. – Может, это не тот, на кого я думаю.
     - А зачем он приходил? За мной?
     Нито смеется.
     - Только не за тобой, тэж-эсиб. Я почти уверен: он хотел попасть в кабинет Логарида: думал, там есть то, что может его заинтересовать. Но там этого нет. Да и отмычки его не подошли к замкам. Должно быть, он пытался сначала открыть сам кабинет, потом стал пробовать открыть все двери – ведь через каждую из наших комнат можно пройти в кабинет. Но у него ничего не вышло.
     - М-м, - тянет Орти. – Всё ясно.
    Конечно, ему ясно не всё, но вопросов он больше не задает. Ему очень не хочется, чтобы Нито отсылал его спать. Нито словно читает его мысли. Он не отправляет Орти спать, хотя уже первый час ночи, и даже позволяет пойти с собой в ванную в конце коридора, чтобы Орти мог посидеть там за колонкой. Орти очень доволен. Он сидит за колонкой и слушает шум воды. Ему бесконечно хорошо оттого, что Нито сейчас здесь, рядом с ним, и не надо больше никого и ничего бояться.
     После ванной Нито проверяет, в своих ли комнатах Фрэй, после чего, ни о чем не спрашивая Орти, переносит его постель на свой диван, который стоит напротив кровати. Орти бесконечно признателен Нито: теперь ему, Ортэму, совсем, ни капельки не будет страшно. Только бы Нито не заснул первым!
      Они ложатся.
      - Нито, - тихонько говорит Орти. – А ведь я сначала думал: это привидение пришло. Но потом понял: привидения не могут ходит босые… то есть, так, чтобы это было слышно.
      - Это ты` босое привидение, - посмеивается Нито. – Других здесь нет.
      Орти смеется, потом доверчиво спрашивает:
      - Он, наверно, тоже ищет сокровища Иргуса… да?
      Нито приподнимается на локте:
      - Откуда тебе известно про сокровища?
      - От рабочих. Но я уже сказал Риду, что умею молчать. Я говорю с тобой об этом, потому что Рид мне сказал: ты знаешь про сокровища. И еще – ты мне друг. А этот человек… как же я его испугался!
      - А он испугался тебя`, - отзывается Нито, снова ложась.
      - М е н я ? Он? – в голосе Орти беспредельное изумление. Он чувствует необыкновенный прилив гордости и храбрости. Оказывается, взрослый человек может испугаться его!
     - Да, он тебя испугался, - подтверждает Нито. – Ведь он даже не ответил тебе: боялся, что ты узнаешь его голос. Он считал, что ты спишь, но ошибся. Хотя, в общем, он не трус, и не такой уж безопасный человек.
     - Это кто-нибудь из рабочих? – с живостью спрашивает Орти, надеясь узнать, кого же подозревает Нито.
     - Нет. Спи, тэж-эсиб.
     - А, может, это граф Эдишер или господин Штемле? Ведь они могут пройти в нашу половину дома.
     - Нет, это не они. Спи.
     - Или доктор Фролонг?
     - Не знаю, - помолчав, произносит Нито и вновь повторяет:
     - Спи, тэж-эсиб, иначе я засну первым.
     Откуда Нито знает, что я боюсь именно этого, думает Орти с удивлением и уважением к проницательности Нито.
     - Нито, последнее… - его голос звучит торопливо. – Рид уже обо всём знает?
     - Нет. Пусть спокойно выспится. Я просто предупредил его, чтобы он был настороже, и что завтра я расскажу ему всё подробней. Он понял меня. Спокойной ночи, тэж-эсиб.
     - Спокойной ночи, Нито.
     Орти закрывает глаза и переворачивается на бок. Значит, Нито подозревает Эббе Фролонга. Доктор Фролонг хотел что-то похитить из кабинета Рида: может, какие-нибудь записи - предположения насчет сокровищ? Уж наверно так, раз он сам ищет сокровища. Орти взволнован и полон любопытства. В то же время он испытывает невероятное облегчение оттого, что страшное чудовище оказалось всего-навсего доктором Фролонгом. Он представляет себе почтенного доктора, стоящего в коридоре босиком и озирающегося по сторонам, и едва не фыркает: до того эта картина кажется ему смешной. Правда, Нито сказал, что Фролонг не трус и не безопасный человек. Так вот почему он стал вдруг обедать вместе с археологами: потому что понял, что Рид и Нито самые умные и могут навести его на след Иргуса! Наверняка Нито прав: доктор Фролонг пытался проникнуть в кабинет Рида. С этой мыслью Орти засыпает.
     Нито не спит еще около получаса. Он не сомневается: Эббе Фролонг тоже ищет сокровища. Он опасный человек и наверняка действует не один. Правда, вряд ли он главный в той игре, которую ведет. Похоже, основная роль в ней принадлежит «призраку», напугавшему Арпи и Ганимеда Бертини на эбрике, а может, и еще кому-то, кто пока что остается в тени.
     Поживем-увидим, говорит себе Нито. Сокровища никому не запрещено искать, это не преступление. Хорошо, что Фролонг и те, что с ним заодно, пока что ничего не нашли. Вот бы опередить их! Но об этом он, Нито, подумает завтра. И всё расскажет Риду Фрэю. Пора поделиться с ним своими подозрениями.
    
     16.
     В графской библиотеке, большой, двухэтажной, - приятная прохлада. Орти очень нравится бывать здесь. По сравнению с этим помещением библиотека «археологической» части дома кажется всего лишь «книжной комнатой», маленькой и скромной.
     Орти сидит между одной из книжных полок и стеной, в закутке, совершенно скрытый от мира, и ждет Мирби. Она должна придти за ним. Пока что она сидит в рабочей комнате своего отца, которому снова понадобился «образ ребенка». Как только придет Мирби, они побегут купаться, а потом – к маме, которая читает им сказки Андерсена, такие грустные, милые, нежные и прекрасные.
     В ожидании Мирабеллы Орти листает книжку с очень красивыми иллюстрациями и вспоминает, как позавчера они с Клайдом Арпи и Тибором Латтадой рыбачили ночью на озере. Они поехали к скалам, где, как сообщил Орти Тибор, клев лучше. Доплыв до скал они бросили якорь. От воды, нагретой за день щедрым солнцем Аммангроса, исходило тепло, точно от парного молока, которое пили по вечерам Орти и Николь. Воздух был приятно прохладным, волны мягко плескались о борта лодки, она покачивалась, темное небо и звезды с луной покачивались вместе с ней.
      Клайд показал Орти на скалы и сказал:
      - Видишь, три самые большие, стоят, точно братья? Средняя скала в древние времена звалась «ауда» - розовая, потому что на ней цвели розы – пустынные, аммангийские. Это мне дед рассказывал. А две других назывались «хэудэ» - «подрозниками».
     Потом они с Латтадой учили Орти ловить рыбу, и он с восторгом поймал двух молодых тунцов и небольшую макрель, а потом еще несколько рыб, «светлячков», как их называли местные рыбаки, потому что их плавники светили в темноте. Настоящего названия этих рыб никто не знал. Тибор сказал, что это очень вкусная рыба, и мясо у нее необыкновенно нежное.
     - И костей мало, - значительно добавил Арпи. – Это я в рыбе больше всего ценю.
     Они с Латтадой беспрестанно закидывали удочки и в довольно короткий срок наловили немало рыбы.
     Домой Орти вернулся в два часа ночи. Нито Цанг ждал его на берегу и сам проводил домой; улов Орти он отнес в кухонный погреб.
     Всю неделю до лова Орти внимательно присматривался к доктору Эббе Фролонгу, но ничего особенного так и не заметил. Доктор держался со всеми по-прежнему приветливо, замкнуто и отчужденно – и прилежно сидел в беседке над своей научной работой, обложившись книгами. Рид и Нито тоже наблюдали за ним. Но, видимо, и они не заметили в поведении доктора ничего особенного. Тот вел себя так, как будто не искал никаких сокровищ и даже не думал тайком проникнуть в кабинет Логарида Фрэя. Его взгляд был ясен и лишен всякого выражения. Орти про себя не переставал удивляться его хладнокровию. Но он не испытывал страха перед доктором: ведь тот сам его испугался. Зато теперь доктор очень интересовал Орти, потому что тоже искал сокровища. Неужели он найдет их первым и успеет удрать с ними? Вот будет обидно…
     Бой часов прерывает его воспоминания. Уже четыре! Когда же, наконец, придет Мирби? Нет, лучше он попросит лакея Эванса передать ей, что он ждет ее в саду.
     Орти закрывает книгу, ставит ее на полку и уже хочет выбраться из своего угла, как вдруг слышит шаги. Два человека входят в библиотеку, и голос господина Витольда Штемле негромко говорит внизу:
     - Прикрой дверь, Эббе; здесь нам не помешают.
     Орти замирает на месте. Доктор Фролонг здесь, пришел вместе со Штемле. Значит, они дружат? Надо бы уйти отсюда, неприлично подслушивать. Но вдруг господин Витольд говорит несколько слов, и Орти понимает: нельзя никуда уходить. Нужно сидеть и слушать.
      - И что ты затеял, мой милый? – доносится снизу властный, низкий голос Штемле. – Лазать по кабинетам! Да у Фрэя же ничего нет, пойми ты, наконец! И ведь ты, наверно, напугал Ортэма, а он этого не заслуживает: очень славный паренек.
     - Похоже, я испугался больше него, Вит, - сухо замечает Фролонг.
     - Потому что ты не умен, вот и всё, что могу тебе сказать, - Штемле садится на диван. – Не стой над душой, садись тоже. У Фрэя ничего не может быть, потому что ключ к сокровищам Иргуса у меня! Дед господина Эдишера распрекрасно всё объяснил… для тех, кто знает высшую математику, конечно. Он был просто гений в математике, Эб. Я, конечно, не так в ней силен. Но это лишь потому, что он не желал, чтобы сокровища не достались его сыну. Отец Эдишера был отъявленный мот. Я еще удивляюсь, как он не спустил в карты Башенки. Ему удалось оставить Эдишеру состояние только благодаря удачному (особенно с финансовой точки зрения) супружеству.
     - Ты изучаешь эту чертову «теорему Ферма» уже три месяца, с тех пор, как обнаружил тайник, - хмуро и несколько раздраженно произносит доктор Фролонг. – И чего ты добился? Поверь мне, Фрэй знает больше тебя: он нашел Иргус, и сокровища найдет, помяни мое слово. Не зря же он роет этот подземный ход!
     - Пусть себе роет, - благодушно говорит Штемле. – Ты мой брат, Эббе, - и так плохо знаешь меня! Фрэю никогда не найти сокровищ, потому что он в жизни своей не догадается искать их в озере.
     - В озере? – в голосе Фролонга изумление и надежда. – Ты что же, уже разгадал эту тайну, Витольд? Ты знаешь наверняка?
     - Стал бы я звать тебя сюда для беседы, если бы не знал наверняка, - усмехается Штемле; в его голосе торжество. – Да, я разобрался в сложнейших формулах покойного господина Герберта Маля и заявляю тебе: сокровища в озере, в одном из «подрозников», этих двух скал, помнишь? Сегодня ночью я проверю оба «подрозника», потому что два последние формулы я так и не смог одолеть. Но мне и без них всё ясно. Сокровища в «хэудэ», и будь я неладен, если не отыщу их сегодня. Если это случится, мы вытащим их в самом скором времени. Никто не успеет нас опередить. А высшая математика – великая вещь. С ее помощью можно доказать и объяснить решительно всё. Это ведь даже не наука, а философия. Философия, не терпящая неточностей. Так что, милый мой, скоро мы с тобой будем богаты, как крезы. Готовь кареты, лошадей и людей повернее.
     - Всё уже готово, - отвечает Фролонг. – Бог мой, Вит, ты гений! Черт меня возьми, если ты не гений!
     - Ты зато не гений, - ворчит Штемле. – Выпустил в оазисе целый десяток ядовитых змей! А вдруг они нападут на детей, на рабочих, на горожан?
     - Ты же знаешь, это случайно получилось, - голос у Фролонга примирительный. – Тебе ведь известно: я изучаю вощанок. И не отвечаю за бракованные клетки, у которых внезапно отваливается дно, когда их несешь домой через заросли. Да меня эти змеи чуть самого на тот свет не отправили!
     - Тебя! – вздыхает Штемле. – Ты-то умеешь с ними обращаться. Но ведь одна из них, по твоим словам, едва не укусила Орти, к которому я так привязался,  и этого славного парня Клайда Арпи! Слава Богу, что он ее укокошил, иначе – не сердись – я просто придушил бы тебя! Два человека могли умереть из-за твоей халатности, и один из них – ребенок! И еще неизвестно, сколько твои гадюки еще причинят вреда.
     Фролонг теряет терпение:
     - Я уже говорил тебе: все они давно в пустыне. Я разбираюсь в поведении ядовитых змей, в частности, вощанок, не хуже, чем ты в сложных математических формулах; можешь мне поверить. А потом, не ты ли до смерти напугал «славного парня» Арпи на эбрике, и не ты ли обманываешь Логарида Фрэя, к сыну которого, якобы, привязался?
     - Не якобы, а привязался, - поправляет его Штемле и посмеивается:
    - Я просто не мог удержаться, когда ты рассказал мне, чтоб рабочие собираются ночевать на эбрике, чтобы проверить, есть ли там привидения. Сам знаешь, других целей у меня не было, кроме как немного развлечься. И, кстати, я принес пользу Клайду: он теперь не пьет ничего, кроме ранса и слабого пива. Настоящим аммангом стал. А Орти  - он действительно очень милый и способный мальчик. Да и Фрэй мне по душе, и Нито Цанг. Но таковы уж правила игры: кто первым найдет сокровища, тот и выиграл. Ты-то у меня холодный, точно змеи, которых ты изучаешь. И не будь ты мне братом, Эб, я помог бы Фрэю найти сокровища: ведь он ищет их не для себя, а для короля. Разумеется, предварительно я бы взял часть сокровищ себе: надо же мне поправить мои дела и хотя бы сорок пять лет встать на ноги. Остальное я отдал бы ему. Но у меня есть ты. И разделю сокровища с тобой. А теперь пошли. Завтра я сообщу тебе, нашел я что-нибудь в «подрознике» или нет. Ведь ты понимаешь: и нас с тобой, и Фрэя могли опередить. Тут уж ничего не пропишешь.
     Они встают и уходят. Орти сидит тихо, но в его душе всё так и пылает от волнения. Значит, господин Витольд и Фролонг – братья. И господин Витольд сумел найти сокровища по каким-то таинственным записям Мирабеллиного прадедушки! Так вот оно что.  Значит, сокровища, под оной из трех скал, возле которых они с Клайдом и Тибором недавно рыбачили. Штемле в этом уверен: стало быть, сокровища действительно там. Итак, сегодня вечером он пойдет на проверку. А завтра вечером проверять будут Фрэй и Нито, потому что Орти всё им расскажет.
     Но ему жалко господина Штемле. Он действительно хороший человек и любит его , Орти, да и Орти успел его полюбить.
     «Я упрошу Рида, чтобы он поделил свою славу с господином Штемле, - думает Орти решительно. – Ведь это господин Витольд нашел сокровища! Государь должен наградить его не меньше, чем Рида, даже больше. И это будет справедливо и правильно».
     Он потихоньку спускается вниз, выскальзывает из библиотеки и почти что сталкивается с Мирби, которая уже освободилась и прибежала за ним.
     Они бегут купаться, а потом идут к госпоже Фрэй. Тут Орти просит простить его: у него разболелась голова, ему необходимо немножко полежать. И уходит. Но не в дом, а в подземный ход. Разыскав Рида, он шепотом просит, чтобы тот пришел к себе в кабинет вместе с Нито.
     - Дело очень важное, - шепчет Орти. – И срочное.
     Рид кивает головой и говорит ему:
     - Подожди нас в доме, Орти.
     … В скором времени они уже сидят в кабинете Рида, и Орти вполголоса рассказывает обо всём, что услышал в библиотеке. Фрэй и Нито слушают его, затаив дыхание. Когда он умолкает, Фрэй говорит:
     - Отлично, Орт! Вот так и раскрываются все тайны: неожиданно и просто. Что ж, господин Штемле возьмется за дело нынче вечером. А мы придем ему на смену утром, когда под водой будет светлее. Придется нам с тобой, Нито, немного понырять. Возьмем подводные фонари и очки.
     - А я… - начинает Орти.
     - А ты будешь учиться, чтобы никто ничего не заподозрил, - говорит Фрэй. – Клянусь тебе, Орти, мы с Нито всё-всё тебе расскажем! И если что… в общем, ты будешь помогать нам с грузом, если мы обнаружим его.
      Орти соглашается.
      На следующий день он сидит на уроках с самым своим обычным видом, точно знать ничего не знает. У Витольда Штемле вид также самый обычный, но Орти подмечает в его глазах упоение и торжество. «Есть! Есть сокровища!» - догадывается он, взволнованный. Ему с трудом удается сохранять на лице прежнее спокойное выражение. Восторг душит его, но он подавляет свои неуместные чувства и даже (с большим трудом) сосредотачивается на занятиях.
     Днем Фрэй и Нито зовут его в кабинет. На их лицах такое же торжество и упоение, которые Орти заметил сегодня на лице Штемле. Оба целуют его, пожимают ему руку и поздравляют. Потом Фрэй начинает рассказывать:
     - Мы с Нито долго ныряли, Орти. И, наконец, обнаружили в широкой расщелине левого хэудэ большую дверь из чугуна. Она почти сливалась со скалой. Мы открыли ее отмычкой и увидели пещеру размером… ну, где-то с мой кабинет. И представь себе. Там, в пяти больших чугунных сетках с мелкой ячеей, лежат сокровища. Нито даже нарисовал их потом для тебя. Покажи рисунки, Нито. Да. Чего там только нет, в этих сетках! И все они как раз такого размера, что спокойно пролезут в дверь. Главное, вытянуть их оттуда на дно: там оно довольно ровное. А со дна подцепим крюком и вытянем из воды лебедкой. Я уже заказал майору Берджиху паром с лебедкой и кареты.
     - А господин Витольд? – спрашивает Орти, зачарованно рассматривая зарисовки подводной пещеры и сокровищ, сделанных Нито по памяти.
     - Он нашел сокровища! – с улыбкой говорит Фрэй. – И он получит награду от государя. Завтра утром я поговорю с ним.
     - Он получит награду даже б`ольшую, чем Рид, если будет разумен, - подтверждает Нито. Государь сказал мне, что нашедший клад Иргуса получит пятьсот тысяч фунтов стерлингов.
     - А это сколько? – нерешительно спрашивает Орти.
     - Приблизительно два миллиона лорингов, - отвечает Фрэй. –  Если часть этих денег положить в надежный банк, господин Витольд станет одним из самых богатых людей Альвеола. Только бы он послушался меня. Даже если он поделится с братом, оба будут очень богаты.
     Сердце Орти успокаивается и исполняется радости. Ему очень хочется, чтобы Штемле согласился с предложением Рида.
     Но поговорить со Штемле утром Фрэю не удается, потому что утром Штемле находят тяжело раненым в его собственной постели. Убийца, стрелявший через подушку, чтобы не было слышно звука, метил в сердце, но промахнулся. Господина Витольда отправляют в больницу. Патрульные, поставленные охранять скалы, частью убиты, частью ранены, сокровища исчезли. Вместе с ними исчез доктор Эббе Фролонг.
     Майор Радован Берджих немедленно отряжает погоню и телеграфирует в полицейские участки ближайших городов.
     К вечеру Эббе Фролонга и четверых его подручных ловят и возвращают две кареты с сокровищами в Бахасту.
     Фролонг ранен. Он лежит, привязанный к носилкам, и кричит:
     - Это мои сокровища! Мои драгоценности! Никто не имеет на них права, кроме меня, меня одного! Черт возьми, да ведь это всё мое!
     Его лицо искажено болью и бешено, свирепой яростью, он мечется на носилках, точно раненая крыса, попавшая в ловушку. Теперь в нем невозможно узнать всегда такого хладнокровного, спокойного, сдержанного доктора; он просто страшен. Рабочие с ужасом глядят вслед носилкам. Все подавленно молчат, ни у кого нет слов.
     Эббе Фролонга заключают в тюремный лазарет. Никто не сомневается в участи, которая его ожидает – за покушение на жизнь брата и за убийство трех патрульных.
     А Орти лежит на кровати, уткнувшись лицом в подушку, и горько плачет. Он знает, что и Мирби, и Николь сейчас плачут тоже: ведь жизнь их учителя находится в опасности, а они так любят его – все трое. Дамы потрясены, а граф Эдишер твердит, качая головой:
     - Ах, кузен, Боже мой, кузен… - и поминутно подносит платок к влажным глазам.

     17.
     Витольд Штемле вместе с врачами Эпельты борется за свою жизнь – и выходит победителем из этой схватки. Нито, Логарид и Орти первыми навещают его – и всё ему рассказывают. Штемле вздыхает:
     - Бедняга Фролонг… мне не так уж жаль его, господа, но он - бедняга. Мы с ним, видите ли, родные братья по матери, только отцы у нас разные. А то, что Орти нечаянно услышал наш разговор, возможно, только к лучшему. Конечно, я согласен, господин Фрэй, разделить нашу с вами славу, вернее, деньги, но заслужил ли я их? Ведь я не собирался отдавать сокровища его величеству.
     - Вы бы отдали, - улыбается Фрэй, - если бы не ваш брат. Вам нельзя было доверяться ему. Он оказался гораздо опасней, чем все мы думали.
     Штемле кивает головой и устало закрывает глаза.
     Теперь, когда ясно, что Витольд Штемле будет жить и в скором времени поправится, все с облегчением вздыхают и принимаются за свои дела. Орти и Мирби с позволения. Рида и Нито, помогают разбирать сокровища, которые офицеры Берджиха, надежные, проверенные люди, аккуратно складывают в ящики, на мягкие подстилки. Орти любуется небольшими золотыми божками, украшенными драгоценными камнями, с рубинами и сапфирами вместо глаз, ожерельями из драгоценных камней и жемчуга, браслетами удивительно красивой и тонкой работы – из серебра, золота, слоновой кости, золотыми светильниками, сосудами, которые усыпаны крупными самоцветами. Внутри этих засмоленных сверху сосудов – крупные жемчужины самых разных оттенков. Мирби не может отвести глаз от драгоценных ритуальных ожерелий, золотых тотемных фигурок, изображающих древних аммангийских богов, от чаш, колец, перстней, от изящных круглых шкатулок, наполненных самоцветами, от серебряных сундучков с золотыми слитками внутри… поистине, этим сокровищам нет цены.
      Губернатор Маттонги высылает в помощь Радовану Берджиху еще два отряда: и сокровища в четырех деревянных ящиках отбывают в столицу.
      В подземном ходе, который заканчивается в зарослях, так и не находят ничего особенного. Логарид Фрэй щедро расплачивается с рабочими. Он устраивает для них вкусный прощальный ужин, и они покидают Бахасту. К некоторым из них Орти часто ездит в гости, в город. Чаще других он бывает у Скильда Кэпхарда, Клайда Арпи и Тибора Латтады.
     Фрэй, его семья и Нито не спешат уезжать, хотя и готовятся к отъезду. Они ждут выздоровления Витольда Штемле, ибо он хочет ехать с ними, и они этому рады. Штемле намерен преподавать математику в университете столицы и заодно учить Орти, Николь и Мирби. Да, Мирби, потому что она тоже собирается уезжать. Она будет жить у Фрэев: Эдишер Маль позволил ей это. А Орти вместе со своим щенком Анталом обходит берега Глэфа, прощается с ними. И потихоньку собирает вещи. Ведь скоро – в дорогу…


     Письмо, написанное Мирабеллой Маль в январе 1869 года:
     «Дорогой, любимый папа!
     У нас событие: у госпожи Фрэй родился мальчик – очень хорошенький. Его назвали Логаридом в честь отца.
     До сих пор радуюсь, что левая башня отстроена, и наша усадьба приобрела прежний, милый вид. Помнишь, как я в каникулы любовалась нашими Башенками?
     Господин Витольд – просто чудо, что поделился с тобой деньгами, полученными от государя. Но мне жаль его. Ты ведь знаешь, он посетил своего брата перед казнью. Он ничего не рассказал нам об их последней встрече, но, конечно, эта встреча опечалила его. Зато мы стараемся радовать его своими успехами: я, Орти и Никки.
     Антал, щенок. Орти, стал совсем большим и принимает участие во всех наших играх.
     У нас часто бывает эсиб Цанг… нет, просто Нито. Теперь они дружат все вместе: Рид, Нито и господин Витольд. Они называют его просто Вит. Логарид Фрэй обязательно хочет взять Нито и Штемле с собой в Южную Америку. Еще он обещал взять Орти. Ведь Орти был на королевском приеме, когда государь награждал Рида и господина Витольда. Король пожал Орти руку и сказал: если бы не этот мальчик, мы бы не увидели сокровищ Иргуса. Орти получил от государя подарки: сто лорингов, часы и серебряную музыкальную шкатулку, которая играет десять вальсов. Орти поделился деньгами со мной и с Никки, и купил всем небольшие подарки.
      А еще Рид и Орти сделали чудесный макет наших Башенок, Бахасты и озера. Папочка, они прямо, как настоящие! Когда я смотрю на этот макет, мне кажется, я вижу в саду у фонтана всех нас, только маленьких-маленьких. Вижу рабочих, трудящихся на Бахасте (Орти пишет им письма), вижу Глэф с его пляжами, зелеными берегами и скалами, чувствую запах цветов. И мне становится так хорошо на сердце, точно я дома. Но потом я говорю себе: я ведь и здесь дома. Потому что уже понимаю: наш дом – везде, где нас по-настоящему любят и радуются нам. Таких домов, родных и любимых, может быть очень много на свете, ведь Земля такая большая. И сколько бы ни было на ней тайн и загадок, самая чудесная из них – Любовь. Теперь я знаю это…»

                КОНЕЦ
Начало: 15 июня 2011 г.
Конец: 14 июля 2011 г.


    

    
    
      
 
    


    
    
    

    
      

    


    
    
   

 

    

    
    
    

    
    
    

    
   


    
    


    
    
      

 
    





               
   
   




    
    
    
    
    

    


    
      
      
      

    


    
    
   




      

 

    
    
    


    


 
    

               

    
 
    




    

   
      
    
    
    
    
    

    
   


    


    
   
    
    
    


    
 
    


    

    
    

    
    
   


    
    
    
    


    

    


 

   
    
    

      

   
          
               

                СОКРОВИЩА  ДРЕВНЕГО  ОАЗИСА
                Баллада в прозе

1.
     `Ортэму Н`эшу было девять лет.
     В то памятное для него июльское утро он играл в саду загородного дома, куда его семья переехала из города полмесяца назад, в середине июня. Дача называлась Солнечные Лужайки, и это название очень подходило к ней. Здесь действительно было много лужаек и столько кустов, деревьев и высокой травы, что играть в прятки было одно удовольствие. Огромный густой сад представлял собой целую рощу разнообразной зелени. А двухэтажный особнячок был настоящим уютным гнездышком – белый домик, окруженный густой листвой.
     Сначала Ортэму, или `Орти, как его называли в семье, здесь не понравилось. Ему хотелось в их дачный дом, где он привык проводить часть весны и лето, и где им с сестрой, детям госпожи Сильветты Фрэй, всегда было хорошо. Но потом его старшая сестра Николь заявила однажды за столом, что Солнечные Лужайки гораздо лучше Соснового Дома. Ортэм тогда всерьез надулся на сестру. Он решил, что она просто глупа, ничего не понимает и, к тому же, предательски поступила по отношению к Сосновому Дому. Два дня он не разговаривал с Николь, а на третий день вдруг понял, что она права, и что Солнечные Лужайки, в  самом деле, лучше их первой дачи. Это открытие поразило его. Он грустно задумался; ему хотелось, чтобы всё было наоборот. Но он уже полюбил Солнечные Лужайки, полюбил против своей воли, а Сосновый Дом поблек, померк в его памяти, еще по-детски неблагодарной. Он не знал, что, когда подрастет, то снова полюбит маленький дом, окруженный соснами, и небольшой пышный сад – и полюбит не меньше, чем в раннем детстве. Но пока что он решил: глупо сердиться на Николь только за то, что она быстрее, чем он, оценила всю прелесть Солнечных Лужаек. Из гордости он, конечно, не признался ей в этом, но снова стал с ней разговаривать, и не мог себе не признаться, что авторитет сестры сильно вырос в его глазах.
     Николь было уже двенадцать лет, но она никогда не кичилась своим старшинством и не задирала нос перед Орти. Она охотно играла с ним и вообще дружила со всем миром, в том числе, и со своим отчимом Логар`идом Фрэем, который полгода назад женился на их с Ортэмом матери.
      В отличие от сестры, Ортэм не дружил с ним. Отца, умершего пять лет назад, он не помнил, но нарочно твердил всем, да и себе самому, что помнит. Ему не нравился отчим, этот некрасивый и не очень-то высокий, но крепкий и хорошо сложенный человек. Николь сразу привязалась к нему, Орти же решил не сдаваться так просто. Когда отчим протягивал ему руку, Орти прятал свои руки за спину, невзирая на ласковые укоры мамы и подтрунивания родственников. Ему казалось, что Логарид Фрэй только притворяется хорошим человеком, а на самом деле, он недобрый, как большинство отчимов и мачех, для которых чужие дети навсегда остаются чужими. Он великодушно простил маму за то, что она, не спросясь его, Ортэма, вышла замуж за господина Логарида, простил Николь за то, что она стала называть господина Логарида отцом, однако сам себе дал слово держаться до последнего и не доверять человеку, чью фамилию отказался носить. Мама и Николь «стали Фрэями», он же остался Нэшем. Он не желал предавать памяти отца и удивлялся про себя, как легко его мать с сестрой позволили себе подобное предательство. Он был еще мал и не читал «Гамлета», но, тем не менее, Гамлет жил в нем едва ли не более полной жизнью, чем у Шекспира. Правда, господин Логарид походил на Клавдия так же мало, как королевство Альвеол, где все они жили, походило на сумрачную Данию. Но Орти имел склонность сам себе придумывать принципы и отстаивать их, сколько возможно. Когда он убеждался в ошибочности какой-либо занятой им позиции, он, хотя и неохотно, но всё-таки шел на компромиссы – и при этом нередко презирал себя за внутреннюю слабость. Это был путь души, познающей мир, и этот путь состоял из бесчисленных побед и поражений, дарующих человеку великую драгоценность: жизненный опыт. Орти не рассуждал, правильно или нет он познаёт мир. Он просто жил, стараясь по мере своих сил разрешить загадки, которая ставила перед ним жизнь, - и стремился делать это, не прибегая к посторонней помощи.
     Вот и сегодня он исследовал мир – играл в путешественника. Его отчим был знаменитым путешественником, известным всему Альвеолу, и Ортэм не мог не уважать его за это, хотя по-прежнему не подавал ему руки`. Загорелый, в рубашке, панталонах и сандалиях, Орти стоял у пруда, худенький мальчик с шелковистыми, темно-русыми волосами и серьезным взглядом больших, бархатисто-карих глаз. Ему очень хотелось поплавать по пруду на доске, которую ленивая рябь покачивала возле берега, но он знал, что это запрещено. Неделю назад он попробовал пуститься в плаванье с шестом (палкой от метлы), но доска заюлила под ним, и он, не удержавшись, полетел в воду.
     Орти плавал по-собачьи очень хорошо и довольно быстро выбрался на серые мостки, пахнущие деревом, водой и солнцем. Увешенный ожерельями из ряски, он пошел домой переодеться – и рассердился на няню, поднявшую страшный шум по поводу того, что он весь мокрый и зеленый от прудовой тины. Напрасно он твердил ей, что всё это вздор и пустяки. Няня выдала его маме, и мама взяла с него слово, что он не будет больше пускаться в плаванье по пруду. Отрэм должен был пообещать ей это, чтобы не лишиться чудесных прогулок по саду. И, скрепя сердце, он пообещал.
     Теперь он стоял у пруда, размышляя о том, что жизнь детей полна самых разных лишений и запретов, и из-за этого невозможно интересно играть. Ну, какой из него великий путешественник, если он не может плавать по пруду и лазать на деревья, особенно вон на тот красивый дуб с так удобно расположенными ветвями? Госпожа Сильветта сразу по приезде заметила, что на этот дуб чрезвычайно удобно лазать; ветки дерева росли, словно специально для детей-непосед. Хорошо зная характер своего сына, она тут же представила его себе на самой вершине огромного дуба, и у нее закружилась голова. В тот же день Ортэму было строго-настрого запрещено залезать именно на этот дуб, и он дал слово, что не будет залезать, хотя вся его душа при этом протестовала и возмущалась.
     Вздохнув, Орти сел на траву и принялся рассматривать свои сандалии с дырочками и с ременными застежками, идущими через лодыжки. Летом он никогда не надевал даже самых коротких и тонких чулок, поэтому его лодыжки сильно загорели: так же, как икры, голени, руки до локтей, шея и лицо – всё, что не было скрыто одеждой.
     Не то, чтобы Орти очень интересовали его сандалии и загорелые, исцарапанные ноги. Просто он изо всех сил боролся с искушением залезть на дуб, который стоял так соблазнительно близко от него и, слегка покачивая ветвями, в гуще которых светились золотистые желуди, словно приглашал его подойти и забраться повыше.
     Устав разглядывать свои ноги и сандалии, Орти еще раз с тоской посмотрел на дуб ласково и призывно шелестящий под слабым ветерком, кивающий ему всеми своими ветками и веточками, и лег в траву, закинув руки за голову. Тотчас ему показалось, что он стал маленьким, точно гномик, а трава выросла, превратившись в изумрудно-золотистые заросли, пронизанные солнечными лучами. Прямо в этих лучах, на фоне синего неба, над ним покачивала головкой ромашка. Она стала такой большой, что заслонила солнце, и он видел тени от травинок, трепетавшие на обратной стороне ее молочно-прозрачных лепестков. В маленькой ромашке словно сосредоточилась вдруг вся Вселенная, вся любовь, нежность и мудрость природы, щедрой, пышной, царственно ласковой. «Ромашка – Бог», - вдруг подумал Ортэм и улыбнулся белым лепесткам. Сладко пахнущие травинки покалывали ему шею, руки, ноги, а над ним летали божьи коровки, желтые и красные, гудели мохнатые шмели, порхали пестрые бабочки. Им овладела дремота. Он прикрыл глаза, слушая потрескиванье кузнечиков, голоса птиц, живо и мелодично перекликавшихся в густой листве. Он готов был заснуть…
     Но тут ему снова вспомнился дуб, и Орти понял, что не обретет покоя, пока не заберется на него. Он открыл глаза, сел на траве и, слегка нахмурившись, устремил на дуб суровый, испытующий взгляд. Это дерево положительно не давало ему покоя. И Ортэм решил хоть разок уступить соблазну. Он ни за что не полезет так высоко. Он заберется наверх только самую чуточку… мама даже не узнает. Ей ведь нужно одно: чтобы с ним, Орти, ничего не случилось. Вот с ним и не случится ничего.
     Он вскочил на ноги, перебежал широкую тропинку и очутился возле заветного дуба, который вот уже полмесяца старательно обходил стороной. Нижняя ветвь дуба была на уровне его груди. Он быстро вскарабкался на нее и, переставляя ноги с ветки на ветку, полез вверх, не помня себя от какого-то блаженного ликования и совершенно позабыв, что он дал себе зарок не забираться высоко. Дерево услужливо подставляло ему под руки и под ноги свои ветви, а он лез всё выше и выше, самозабвенно, без всякого напряжения.
     Добравшись до середины дуба, Орти вздохнул с чувством глубочайшего удовлетворения и присел отдохнуть среди ветвей. Прижавшись к приятно шершавому, теплому стволу, он посмотрел вниз и увидел далеко под собой солнечный сад, усыпанный полевыми цветами (садовые росли ближе к дому) и особнячок. И лужайки сада, и дом – всё стало маленьким, а он, Ортэм, вдруг словно вырос и, подобно сказочному властелину, осматривал теперь с высоты свое царство. Оно показалось ему удивительно красивым и милым. Ему захотелось обнять и солнечные деревья, и пруд, и кусты, и лужайки, и дом. «Раньше ромашка была Богом, а теперь я сам, как ангел», - подумал он и, улыбаясь, запрокинул голову. Над ним трепетали под теплым ветерком плотные, точно резные, листья, а сквозь зелень блистало синевой солнечное небо: такое же близкое и такое же далекое, каким оно казалось с земли. Бог был там, в этом недосягаемом просторе, и в то же время Он был внизу, в каждом цветке, в каждой божьей коровке. А самое главное, Он был в Ортэме и рядом с ним. Ортэм не мог представить себе места, где его сердце не ощущало бы Бога. Хорошо, что Бог везде, подумал он. Ведь это значит, людям совсем нечего бояться…
     Он снова посмотрел вниз, и тут же сердце его неприятно дрогнуло. Хоть Бог и был везде, всё-таки на свете существовали вещи, которых следовало бояться всем своевольным ослушникам. Среди этих вещей была одна очень нехорошая, которая грозила сейчас Орти: наказание. К дубу, не торопясь, приближался человек, который имел полное право наказать Орти, - Логарид Фрэй, его отчим. Он был еще довольно далеко, но нечистая совесть заставила Орти начать торопливый спуск с дерева. «Сделаю вид, что просто гулял», - сказал себе Орти, торопливо переставляя ноги с ветки на ветку. Он даже не подумал, что отчим может идти по своим делам, а не искать его, Ортэма, и что разумней всего было бы притаиться среди листвы и подождать, пока Фрэй пройдет мимо… но это не пришло ему в голову.
     Между тем Фрэй приближался, и Орти принялся спускаться с еще большей поспешностью. Возможно, ему удалось бы благополучно достичь земли, но от волнения он не рассчитал движения и схватил вместо очередной ветки воздух. К счастью, это случилось почти в самом конце спуска. Ноги Орти соскользнули с ветки, он почувствовал, что падает, и тотчас решил, что непременно умрет, ибо со страху ему почудилось, будто он летит невесть с какой высоты…
     Он зажмурился и приземлился на растопыренные ладони и колени.
     В первую секунду ему показалось, что он мертв, но сейчас же вслед за этим он понял, что жив и распрямился с быстротой пружины, чтобы убежать… но Логарид Фрэй уже стоял рядом с ним.
     Орти чувствовал, что его ладони и колени разбиты в кровь, их жгло, как огнем, и он боялся отчима, как только может нарушитель закона бояться блюстителя порядка. Стоя с опущенной головой, он видел летние парусиновые туфли на ногах господина Логарида и растущую рядом с ними траву, и корни дуба, который так подвел его, Орти.
     Отчим взял его руки и повернул их ладонями вверх, но Ортэм быстро сжал пальцы. Фрэй не должен был видеть его ран, никто не должен был их видеть, это была его, Ортэма, тайна. Хорошо, что панталоны скрывают разбитые колени. Однако Орти вдруг подумал, что не стоит ему хранить эти свои тайны, если господин Фрэй поведет себя благородно и ничего не расскажет маме. Поэтому он раскрыл ладони и, подняв голову, спросил мужчину, который возвышался над ним:
     - Вы не скажете маме, что я залезал на дерево?
     Над ним склонилось лицо человека лет тридцати пяти, с грубоватыми, неправильными чертами. Светлые волосы Фрэя золотило солнце, его небольшие зеленые глаза смотрели серьезно и вдумчиво, но не сердито, а в губах, очертаниях носа, бровях Ортэму почудилось что-то сочувственно-насмешливое. Несмотря на простоту и грубоватость черт, лицо отчима неожиданно показалось Орти не лишенным благородства и даже приятным, хотя до сих пор он находил его просто строгим и некрасивым.
     Орти был дворянином, господин Логарид – нет, и обычно Орти об этом помнил, но сейчас он про это забыл, это стало вдруг неважно. Вообще у Ортэма не было причин бояться Фрэя. Тот почти не говорил с ним и никогда не вмешивался в его воспитание, но он был мужчина, взрослый человек, муж мамы, и отличался весьма твердым характером. Ортэм инстинктивно чувствовал, что отчим может быть, когда следует очень твердым и властным, и заранее трепетал перед проявлением этой властности, готовый отстаивать свою свободу по мере сил и возможности.
     А Логарид Фрэй видел перед собой маленького мальчика с разбитыми в кровь ладонями и коленями (кровь уже начала проступать сквозь светло-серые панталоны) и с расцарапанной щекой. Мальчик был хрупок, миловиден – и серьезно смотрел на него, Фрэя, снизу вверх своими большими, бархатисто-карими глазами. Лицо мальчика было решительным. Фрэй знал, что Ортэм, в отличие от Николь, не доверяет ему. Но ему было известно и то, что Орти его уважает. Логарид подумал, что наступило время отплатить приемному сыну тем же. Раз Орти обратился к нему как к своему союзнику, значит, следует поддержать его; может, после этого их отношения станут теплее. Господину Логариду этого хотелось, но он не собирался класть все силы на то, чтобы добиться доверия и расположения своего пасынка. Когда мальчик в пятый раз не принял дружески протянутой ему руки, Фрэй решил просто не обращать на него внимания. Так он и поступал все полгода, вплоть до сего дня, когда случай столкнул их лицом к лицу.
     Внимательно посмотрев на Ортэма, он ответил:
     - Если ты сейчас пойдешь со мной, я ничего не скажу твоей матери.
     - Вы меня накажете? – спросил Орти.
     - Нет, просто перевяжу твои руки и колени: ты ведь разбил их.
     Не дожидаясь ответа, он подхватил Орти на руки и понес к дому.
     Странное чувство испытал Орти, сидя на руке господина Логарида. Его очень давно не носили на руках, потому что он никому не позволял с собой вольностей. Но сейчас он посчитал, что протестовать невежливо, да ему и не хотелось протестовать. Ведь лететь над землей было так интересно, а рука отчима была, точно крепкий надежный стул, с которого не свалишься. Еще ни разу Орти не видел так близко голову Фрэя. Прямые, светлые, густые волосы отчима походили на золотистую шапку, от него пахло дорогим табаком и мужскими духами; другой своей рукой он слегка придерживал Ортэма за бок, и эта рука была теплой, почти горячей.
     - Вам не тяжело? – спросил Орти. – Я мог бы идти сам.
     - Всё в порядке, - отозвался господин Логарид. – Ты очень легкий.
     Орти хотел с достоинством возразить, что он вовсе не легкий, и весит целых двадцать семь килограммов. Но он подумал, что еще рано доверять отчиму такие важные сведения: ведь неизвестно, как тот поведет себя дальше.
      Фрэй вошел в дом через черную дверь и поднялся с Орти на руках на второй этаж, где находился его кабинет и рядом – ванная комната. На первом этаже тоже была ванная, где Орти купался каждый вечер после Николь, но ему гораздо больше нравилась ванная на втором этаже: старинная, большая с медными девушками в мраморных нишах. На головах девушек были цветочные венки, они играли с медными дельфинятами. Мама говорила, что это нереиды – дочери морского царя Нерея из мифов Древней Греции.
     Фрэй спустил Орти на пол, открыл перед ним дверь ванной, включил воду и сказал:
     - Снимай панталоны и садись на стул.
     Орти послушался. Он снял панталоны и, оставшись в одной рубашке и коротких нижних штанах сел рядом с глубокой ванной на кожаный стул, а Фрэй принялся очень осторожно промывать его раны влажной губкой. Потом, так же бережно, он вытер пострадавшие места чистым полотенцем и сказал:
     - Посиди здесь. Я принесу тебе другие панталоны.
     И ушел. Вскоре он вернулся с чистыми панталонами, бинтом, пластырем и какой-то баночкой.
     - Ну, давай руки, - сказал он Орти.
     - Это йод? – спросил Орти, протягивая руки ладонями вверх и готовясь мужественно встретить боль.
     - Нет, - ответил отчим. – Это медовый настой. Тебе не будет больно.
     - Я не боюсь боли, - Орти посмотрел ему в глаза.
     - А зачем нам лишняя боль? – Фрэй улыбнулся ему. – Нам ее не надо.
     Он смазал ладони Орти настоем, от которого действительно не было больно, только чуть-чуть пощипывало, и умело перевязал раненые руки, а потом смазал настоем и залепил пластырем колени.
     - Теперь надевай панталоны, - сказал он, споласкивая руки и выключая воду.
     - Спасибо, - Орти быстро надел панталоны. – Только мама ведь спросит, что` у меня с руками.
     - Скажешь ей, что это наша с тобой тайна, - был ответ. – И я скажу то же самое.
     - Хорошо, - охотно согласился Орти. – Если мы с вами так скажем, то не соврем… то есть, не солжем… но и не раскроем всей правды. Да?
    - Да, - подтвердил Фрэй. – Именно так.
    И вдруг спросил:
     - Хочешь взглянуть на мой кабинет?
     - Хочу! – Орти встрепенулся. – Очень даже хочу!
     Он еще ни разу не был в кабинете отчима, а, между тем, ему действительно очень хотелось там побывать.
      - Тогда пошли.
      И, покинув ванную, они вошли в кабинет.
      Орти охватило чувство, будто перед ним распахнулись царские врата, ведущие в святая святых. Он несмело остановился у дверей, стараясь охватить жадным взглядом каждую мелочь. Его взору представились массивный стол, кресла, книжные полки, глобус, карты на стенах, а вдоль стен – столики, и на них, под прямоугольными стеклянными крышками, – макеты древних городов, пустынь, гор, лесов, замков. Всё его существо затрепетало от восхищения, у него захватило дух. Ему страстно захотелось поближе рассмотреть макеты. Еще ни одна игрушка так не притягивала его к себе.
     - Ну, что же ты? – улыбнулся Фрэй. – Я вижу, тебя заинтересовали мои макеты. Подойди, осмотри их, если хочешь.
     Эти слова окончательно покорили Ортэма. Он вдруг понял, что его отчим великодушен (во всяком случае, сегодня и сейчас). А он был вовсе не так глуп, чтобы не ценить чужого великодушия.
     - Спасибо, сударь, - сказал он с достоинством, тщательно скрывая свое ликование. – Я, и правда, очень хочу посмотреть. А кто их сделал?
    - Их сделал я, - ответил Фрэй.
     - Вы? Вы сами? – вскричал Орти; он был потрясен.
     - Я сам, - Фрэй засмеялся.
     Орти посмотрел на него с величайшим уважением и даже благоговением. У него не было слов, чтобы выразить переполнявшие его чувства, поэтому он молча повернулся и подошел к правому столику с макетом гор. Через горы, словно синие диковинные следы великана, цепочкой тянулось слово: Г И М А Л А И.
     Фрэй подошел к нему, и они стали смотреть вместе.
     Сначала у Ортэма не было вопросов: так самозабвенно он погрузился в созерцание макетов. Зачарованный, на время умерший для всего мира, он разглядывал маленькие дворцы, искусно сделанные из дерева и глины, сады и парки из разных видов трав, лишайника, мха, кореньев, озера из голубого стекла, домики, речки, леса, где каждая елочка, каждый вяз удивительно походили на настоящие. Были здесь и равнины, и поля, и проселочные дороги с тележками не больше ногтя, с крохотными крестьянами, со стадами коров и овец. По смуглой пустыне, сделанной из дерева и песка, бродили золотистые львы, шли караваны верблюдов, а на верблюдах восседали бедуины в белых одеждах. По джунглям пробирались темнокожие жители Океании с копьями в руках  - владельцы сверкающих лагун и коралловых стен. Древние развалины отбрасывали на песок красивые стройные тени своих уцелевших колонн, малюсенькие эскимосы в каяках охотились на тюленей, а с ледяного берега за ними наблюдали белые медведи, так мало похожие на своих бурых собратьев. На горных глетчерах лежал снег, поблескивавший в лучах солнца, как настоящий…
     Орти казалось, что он облетает весь мир на волшебных крыльях. Названия городов, пустынь, гор оживали для него, превращаясь в прекрасные земли, полные захватывающих приключений, опасностей, чудес – жизни! От макетов исходили тепло нагретой солнцем земли, или же ледяной холод. Это было всё равно, что читать книгу, где каждая страница заключает в себе волшебную сказку. Трудно, невозможно поверить, что всю эту красоту создал один-единственный человек. И всё-таки Орти ни минуты не сомневался: это сделал Логарид Фрэй, его отчим. Только муж мамы мог быть таким мастером, другого она просто не полюбила бы, Орти был в этом убежден. И теперь он всей душой проникся сознанием того, что господин Логарид – действительно великий путешественник. С каждым новым макетом, который он видел, в нем росло благоговейное чувство к Фрэю. Теперь он страшно гордился тем, что этот человек – его приемный отец. Все былые ревнивые чувства погасли в нем, побежденные искренним восхищением. Т а к о й  человек имел право на любовь мамы и Николь и на его, Ортэма, безграничное уважение. Даже отец, будь он жив, не стал бы с этим спорить. Наверно, он подружился бы с господином Логаридом, во всяком случае, был бы с ним в самых лучших отношениях, это точно. Жаль, что они не знали друг друга. И было просто замечательно, что он, Орти, теперь знает Фрэя. Ему не хотелось вспоминать, как он прятал руки за спину, не желая здороваться с господином Логаридом. Теперь ему казалось, что с его, Ортэма, стороны это было ужасно глупо, даже подло. «Хоть бы он забыл про это, - думал Орти. – И никогда не вспоминал!»
     Фрэй посматривал на мальчика и с удовольствием видел, что макеты получили самую высшую оценку у его приемного сына. Николь в свое время тоже пришла от них в восхищение, но было видно, что она скоро позабудет о макетах. Весь вид Орти, напротив, свидетельствовал о том, что он никогда не забудет того, что увидел. Вероятно, это происходило оттого, что интересы Николь уже определились: она увлекалась садоводством и рукодельем. В Орти жила горячая любовь к географии, истории и искусству, но он сам еще не нал об этом. Зато господин Логарид сразу это понял, когда Ортэм, очнувшись от восхищенного созерцания, зас`ыпал его вопросами о макетах и связанных с ними географических названиях. Фрэй начал было с увлечением отвечать ему, но тут вдруг вспомнил, что, занявшись своим гостем, совсем позабыл о том, с какой целью шел через сад. А шел он к флигелю управляющего, чтобы решить с этим последним два-три неотложных хозяйственных вопроса. Поэтому он прервал своих объяснения и попросил Орти подождать: он, Фрэй, через несколько минут вернется. Орти заверил его, что подождет. Фрэй ушел, а Орти вновь погрузился в созерцание макетов.
     Спустя полчаса господин Логарид вернулся и с радостью убедился в том, что интерес Орти к макетам ничуть не угас. Тогда Фрэй принялся ходить вместе с ним от макета к макету и рассказывать, какую страну или город они изображают. Время от времени он подходил к карте мира, огромной, в полстены, и указкой показывал на ней, где находится место, о котором он только что говорил. Орти внимательно слушал, смотрел и запоминал. Спокойный, немного усталый голос отчима, прежде такой чужой, звучал теперь музыкой, сокровенной для его сердца. Перед ним раскрывался мир, имевший прошлое, настоящее, будущее, сверкавший вдохновенными тайнами. И Орти огорчился, когда господин Логарид вдруг положил указку и сказал:
     - На сегодня довольно, не то у тебя в голове всё перепутается.
     - Не перепутается! – горячо возразил Ортэм, для вящей убедительности прикладывая к груди свои перевязанные ладони. Фрэй засмеялся, подошел к нему и погладил его по голове.
     - Нет, Орти, пока что хватит. Мне нужно написать еще несколько писем. Да и вообще я буду сегодня занят. Уж потерпи до завтра, хорошо?
     - Да, конечно, - сказал Орти вежливо, но в душе он был разочарован. Видя это, отчим опустился перед ним на корточки, и Орти увидел прямо перед собой его лицо с зелеными, точно горох, глазами. Эти глаза смеялись, в них были сила и понимание, и еще что-то хорошее, чему Ортэм обрадовался, но не смог найти названия.
     Фрэй взял его за кончики пальцев и предложил:
     - Хочешь мы с тобой сделаем макет Солнечных Лужаек?
     От неожиданности и счастья у Орти занялось дыхание. Разочарование, огорчение – всё вдруг исчезло. Он улыбнулся Фрэю самой сияющей улыбкой и несколько раз очень сильно кивнул головой, ибо слов у него не было. Ему хотелось броситься Логариду на шею, но он не смел этого сделать.
     - А когда? – только и смог спросить он.
     - Завтра в десять на малой веранде, - ответил Фрэй и подумал, что это похоже на назначение свидания.
     - А я сумею? – Орти проглотил слюну.
     - Ты будешь мне помогать и постепенно научишься.
     - Спасибо, - Ортэм решительно протянул руку отчиму, и господин Логарид бережно пожал ее, стараясь не причинить боли пострадавшей ладони.
     - Ну, ступай, - он выпрямился.
     - До свидания, - сказал Орти и ушел из кабинета. Очутившись в коридоре, он пустился вприпрыжку. Он летел, точно на крыльях, ему хотелось громко кричать и смеяться от радости. Он сбежал вниз на первый этаж  и вихрем ворвался в комнату Николь, сидевшей за пяльцами. Вид у сестры был серьезный и степенный.
     - Ты видела? – крикнул с порога Орти. – Видела, какие макеты сделал господин Логарид?
     - Да, - отозвалась Николь, бросая спокойный взгляд на брата. – Очень красивые макеты. Просто чудесные.
     Орти возмутился.
     - Что значит «красивые»? Что значит «чудесные»? – он взмахнул руками, как дирижер. – Да им же просто цены нет!
     - Да-да, - равнодушно подтвердила Николь, любуясь розой, которую вышивала гладью. – Надо бы здесь добавить бордового оттенка… Да, Орти, макеты очень милы. Но ты в следующий раз всё-таки стучись, прежде чем зайти ко мне в комнату.
     Ортэм сердито топнул ногой и ушел от нее. Она ничего не понимала. Она просто не могла понять, какой удивительный человек господин Логарид, несмотря на то, что называла его отцом и была с ним в самых добрых отношениях!
     Нахмурив брови, он выбежал в сад и, обогнув дом, подлетел к шезлонгу, в котором сидела и читала книгу госпожа Фрэй.
     - Мама, - он с разбегу плюхнулся у ее ног, а она засмеялась и отложила книгу. – Мама, ты видела, какие пустыни, горы и человечков сделал господин Логарид?
     Сильветта Фрэй погладила его по голове.
     - Конечно, видела, милый; они необыкновенны. Я ими любуюсь всякий раз, как… Господи, Орти, что это с твоими руками?
     - Ничего серьезного, ма. Это наша с господином Логаридом тайна, - Орти встал и обнял ее.
     - Вот как, у вас появились от меня тайны, - она поцеловала его в щеку. – Я очень этому рада. Это значит, мой сын, наконец, подружился со своим новым отцом. Да?
     И она с улыбкой заглянула ему в лицо.
     - Да, - Орти тоже поцеловал ее. – Но он мне вовсе не отец. Он мой друг.
     Госпожа Сильветта улыбнулась еще ласковей, с нежностью глядя на сына, а он подумал: она очень красивая. И такая молоденькая на вид, а ведь ей уже тридцать лет.
     - Мне очень приятно, что господин Логарид твой друг, - сказала мама. – Но, может, настанет день, когда ты назовешь его отцом, как Николь?
     Орти не хотелось называть господина Логарида отцом: в этом был какая-то неправда, которая могла бы всё испортить. Но ему не хотелось говорить об этом матери, не хотелось огорчать ее. Вряд ли она поняла бы его правильно; ведь он и сам не очень-то хорошо понимал себя.
     - Я пожал ему руку, - он прижался к Сильветте, вдыхая аромат жасминных духов. – И теперь всегда буду подавать.
     Она засмеялась и снова поцеловала его.
     - Ты мой умница. Я знала, что вы, в конце концов, поладите.
     - Мы вместе будем делать макет Солнечных Лужаек! – с гордостью объявил Ортэм.
     - Это прекрасно, Орти.
     - Да, это прекрасно, - серьезно подтвердил он. – Уже завтра, мама, представляешь? Уже завтра! Ура!
     И он перекувырнулся через голову (впрочем, осторожно, стараясь не тревожить ладони и колени). Госпожа Сильветта весело смотрела на него. Ветерок слегка играл подолом ее батистового платья, голубого, отделанного золотой нитью; это платье очень шло ей.
     Вдруг Орти притих, пододвинулся к шезлонгу на заднице (не мог же он ползти на раненых коленях) и положил голову на колени маме.
     - Он хороший, ма? – спросил он, прикрывая глаза.
     - Господин Логарид? – она немного удивилась. – Конечно, Орти, он очень добрый. Разве ты сам этого еще не почувствовал?
     - Почувствовал.
     Орти помолчал и снова спросил, открывая глаза и усаживаясь на траву у ног матери:
     - Ма… а разве можно любить чужих детей, как родных?
     - Почему же нельзя? – она погладила его по щеке. Он вздохнул. Потом вдруг встревожено поднял голову и посмотрел на нее.
     - Только ты, мам, не говори ему, что я тебя спрашивал, ладно? Не скажешь?
     - Не скажу, обещаю, - кивнула она. – Это будет наша с тобой тайна.
     - Я не хочу тайн, - опечалился Орти. – Не хочу, чтобы у нас были тайны друг от друга. Но для этого нужно быть очень честным…
     И он поник головой, сознавая, как трудно быть  о ч е н ь  ч е с т н ы м.
     - Ну, без маленьких тайн людям не обойтись, - вздохнула мама. – Так уж устроен мир. И дело тут не столько в честности, сколько в том, что человек слаб и грешен, а мир несовершенен.
     Она умолкла, задумавшись. Орти тоже молчал, но не потому что задумался о несовершенстве мира, а потому что вдруг заметил возле своей ноги пребольшого зеленого кузнечика, блестящего, как леденец, - и весь погрузился в созерцание этого миловидного насекомого, которого, впрочем, нельзя было ловить: кузнечик мог оцарапать кожу до крови своими зубчатыми задними ножками. Но смотреть на него было необыкновенно приятно, и Орти смотрел до тех пор, пока кузнечик вдруг не подпрыгнул и не исчез в высокой траве.

2.
     Весь оставшийся день Орти был сам не свой от предвкушения ожидавшего его завтрашнего удовольствия. Он был уже достаточно взрослым, чтобы понимать: если не хочешь надоесть тому, кто тебе нравится, не приставай к нему. Это было очень трудно выполнить: его тянуло к отчиму, как магнитом, ему хотелось всё время быть рядом и разговаривать о далеких странах, и слушать захватывающую историю их родного королевства Альвеол, начиная с таких давних времен, что он и представить их себе не мог. Но он понимал: ни в коем случае нельзя бегать за господином Логаридом, как собачонка; да тот бы этого и не позволил. Орти чувствовал, что в случае необходимости господин Логарид может быть твердым, как алмаз.
     А Фрэй видел, как Орти обуздывает свое нетерпение, и мягко улыбался про себя. Он и не ожидал, что мальчик, который до сих пор, казалось, был совсем к нему равнодушен, обладает столь  горячей душой; что он способен ценить его, Фрэя, по-настоящему, всей полнотой чувства. И еще: Орти был одинок. Его одиночество стало для Фрэя таким же открытием, каким стал сам Фрэй для своего приемного сына. И господин Логарид вдруг понял: он нужен Орти гораздо больше, чем Николь, девочке, которая называла его отцом и была искренне к нему привязана. Орти не спешил называть Логарида отцом, но его душа была более отзывчивой и щедрой, чем у Николь. И эта душа была преданней и тоньше, чем у нее. «Я дам ему всё, что смогу, - думал Фрэй, исподтишка наблюдая за Орти. – Вон он не находит себе места, так ему не терпится, чтобы наступило завтра, а вместе с этим завтра – наше с ним общее дело. Но он не позволит себе навязываться мне. Дай мне, Господи, такую же верность и чуткость. Правда, не умею я говорить с малышами, только со взрослыми. Что ж, будем считать, что Орти уже взрослый и всё понимает. Да так оно, пожалуй, и есть».
     Логарид Фрэй был великим путешественником. Он объездил немало стран, его книги издавались на пятнадцати языках мира. Он хорошо знал, что такое дружба, любовь к женщине и еще множество других важных вещей. Но любовь к детям оставалась для него островом, который он еще не открыл для себя, белым пятном на карте его жизни. С Николь и детьми родственников легко было быть сердечным: они не ждали, да и не хотели от него более близких, дружеских отношений. Но Орти отличался от них.
    Пора открывать новую землю, решил Логарид Фрэй. А что там ждет впереди, удача или неудача, неважно. Главное, не бояться того нового, что само идет навстречу. Ортэм убедится, что я достоин его доверия. Остальное будет зависеть от него самого».


     Веранда, пристроенная к особняку, застеклена до половины. По стеклу густо вьются плющ, жимолость, дикий виноград, спускающиеся с крыши, отчего на полу и на стенах лежит зеленоватый отсвет. Стены обшиты золотистыми от лака дощечками, на деревянном, выкрашенном красновато-коричневой краской полу, нет ковров. Кресла, канапе, венские стулья вокруг столика притихли в покое, стеклянные двери распахнуты в утренний сад. Ветерок приносит оттуда запах роз, тюльпанов, нарциссов, гладиолусов…
     Логарид Фрэй сидит на канапе за небольшим столярным столом, покрытым старыми газетами. На столе лежит карта Солнечных Лужаек, сада, огорода, служб. Фрэй сам сделал эту карту тушью и красками, и теперь выстругивает ножичком мелкие детали для макета. Зеленая основа из дерева, папье-маше и бархата уже готова. Орти, сидящий рядом с отчимом, то и дело посматривает на нее, потом снова переводит взгляд на руки господина Логарида, мастерящие из картона и тонкой соломки маленькие бревенчатые домики служб. Фрэй работает молча, сосредоточенно. Орти не жалеет о том, что они не разговаривают, потому что весь захвачен работой отчима. Он убежден: ему никогда не сделать такой же замечательный домик, он мучительно завидует Фрэю и в то же время преклоняется перед его поразительным мастерством.
     И вот домик готов: не больше ногтя, с крохотными окошечками, крылечком, перилами и красной черепичной крышей из плотной бумаги. Фрэй покрывает его стены коричневым лаком, аккуратно ставит в деревянную коробку и устремляет взгляд на Орти.
     - Попробуй сделать так же, - говорит он. – Ты видел, как я делал, у тебя хорошая память. Попытайся.
     - У меня не получится так, - вздыхает Орти. – Я уж знаю.
     - Боишься? – коварно спрашивает его господин Логарид.
     - Нет, - тут же отвечает Орти. Он придвигает к себе бумагу, ножницы, кусочки картона, коробочку с мелко нарезанной соломкой и пузырек с клеем и миниатюрной кисточкой. Он вспоминает, как мастерил домик господин Логарид, и старается делать так же. И, к его удивлению, домик у него получается: правда, кривой, косой и с крышей, похожей на шалаш. Ему стыдно за такой домик, но его сердце радостно ликует: всё-таки поучилось! Он застенчиво показывает домик Фрэю.
     - Очень неплохо, - хвалит его Фрэй. – Дай-ка я подправлю его.
     Он поправляет стены и крышу, приделывает крылечко и трубу и, покрыв домик лаком, отчего тот сразу становится «по-настоящему бревенчатым», ставит его в коробку рядом с домиками, которые сделал сам.
     Орти не верит своим глазам.
     - Мой домик год`ится? – вырывается у него.
     - Конечно, годится, - Фрэй удивлен. – А почему нет?
     - Ура! – тихонько восклицает Орти. – Можно, я еще сделаю?
     - Конечно. Нам не хватает еще двух домиков. Ты сделаешь птичник, а я – флигель управляющего.
     Они принимаются за дело. Вдруг Орти пристально смотрит на Логарида и спрашивает:
     - Вам не скучно со мной?
     - Нет, - Фрэй улыбается ему. – А тебе со мной?
     - Что вы! – Орти смотрит на него с укором. – Мне не может быть с вами скучно, а вот вам со мной может. Взрослым часто скучно с детьми. Так что, если я вам надоем, вы мне скажите об этом. Хорошо?
     - Обязательно скажу, - серьезно обещает Фрэй. – Н, мне кажется, ты не такой уж ребенок; в тебе много взрослого. Знаешь что? Ты можешь обращаться ко мне на «ты», как к брату. И называть меня по имени, просто «Рид». Как твоя мама. Хочешь?
     - Да, спасибо, - вежливо говорит Орти. Он глубоко взволнован предложением отчима, его душат восторг и горячая благодарность к этому человеку за его великодушное, дружеское, по-царски щедрое предложение. Он никогда не назовет господина Логарида отцом, но братом, другом – с удовольствием! Ему хочется быть сдержанным, достойным дружбы взрослого человека, но у него нет сил сдерживаться. В порыве признательности он решительно протягивает Фрэю руку, и тот, смеясь, пожимает ее. Сегодня перед завтраком он заново перевязал ладони Орти и залепил новым пластырем его колени. Медовый настой заметно затянул раны. Завтра можно будет снять бинты и пластырь; так он, Фрэй, и сказал Орти.
     Осчастливленный неожиданной «милостью» своего друга, Орти делает домик, а душа его возносит безмолвную хвалу Богу за бесценный дар, нежданный и потому еще более прекрасный. Значит, отчим ценит его по-настоящему, иначе ни за что не предложил бы ему такого. «Он не должен во мне разочароваться», - говорит себе Орти.
     - Это будет наша тайна? – спрашивает он, помолчав.
     - Почему тайна? Пусть все знают, что ты называешь меня по имени и говоришь мне «ты».
     - Тогда она тоже захочет, - замечет Орти и уточняет:
     - Николь. Вдруг ей станет завидно?
     - Вряд ли, - откликается Логарид. – Но если станет, пусть и она меня называет так же.
     - Нет, не пусть! – вырывается у Ортэма. - У нее есть и подружки, и друзья, а у меня только вы… то есть, ты.
     Фрэй от души смеется, потом вздыхает и гладит Орти по голове.
     - Ты у меня особенный друг, - говорит он. – Мне тебя никто не заменит. А всё остальное не так уж важно, правда?
     - Да, - Орти успокаивается. Раз он для Фрэя особенный друг, и никто его не заменит, значит, всё в порядке. Он доделывает домик, сам покрывает его лаком и показывает Фрэю. На этот раз у него вышло гораздо лучше. Логарид подправляет совсем немного. Потом он начинает наклеивать домики на зеленую основу из папье-маше и бархата, а Орти следит за его работой, затаив дыхание. Ему хочется задать Логариду множество вопросов, но он молчит, боясь всё-таки надоесть своему другу. Может, этот взрослый человек взял на себя слишком много, и ему будет трудно с ним, маленьким мальчиком? Надо быть осторожным. Орти еще ни разу не терял друзей, потому что до сих пор ни с кем не дружил, но он чувствует: потерять друга гораздо легче, чем найти.
     Логарид словно угадывает его мысли. Наклеив домик, он объявляет, что на сегодня достаточно. Они убирают макет  просторный ящик стола, кладут всё остальное в ящичек у стены, идут наверх, в красивую ванную, и там по очереди моют руки. Потом Фрэй зовет Орти к себе в кабинет, снова перебинтовывает его ладони и, к тайному восторгу мальчика, продолжает свой прерванный вчера рассказ о далеких странах, о людях и животных, населяющих эти страны, о войнах, победах и других волнующих исторических событиях. Орти сидит в кресле и слушает его, позабыв обо всём остальном.
     Это счастье длится до самого обеда. Обедать они идут вместе.
     После обеда Фрэй уходит на прогулку вместе с госпожой Сильветтой, а Орти с Николь играют в саду. Но, даже играя, Орти думает о завтрашнем чудесном утре, когда они с Логаридом продолжат работу над макетом, До завтрашнего дня они вряд ли увидятся наедине.
     Но ближе к вечеру Фрэй сам находит его и говорит:
     - Я еду в деревню, Орти; хочешь со мной?
     Орти отвечает, что очень хочет, и они вместе едут верхом в Две Мельницы. Зачем они туда едут, Орти не знает. Он слишком счастлив, чтобы спрашивать об этом. Он сидит впереди Логарида на его рыжей кобыле Альге. Они едут рысью. Орти почти уверен, что всё это – прекрасный сон: и то, что он скачет на настоящей лошади, и то, что он всерьез дружит со взрослым человеком, которого, к тому же, знает и почитает весь Альвеол. Неужели это действительность? Ему боязно, что он вот-вот проснется и поймет, что ничего этого нет, и что его жизнь так же скудна радостями, как и прежде.
     Но пробуждения не наступает, одиночество не возвращается. Для Ортэма начинается удивительное время, в которое он входит постепенно, словно в теплую солнечную воду, боясь нарушить хрупкую, чудесную радость своей первой в жизни дружбы. Его недавний Клавдий превратился в Горацио, и «ни ангелы, ни начала» не могут нарушить этой упоительной метаморфозы. Они видятся каждый день, трудятся над макетом, беседуют о странах и народах, живущих на земле, и время от времени ездят верхом на прогулку.
     Ортэм с необыкновенной чуткостью улавливает, чего больше хочется в ту или иную минуту Фрэю: говорит или молчать. Он чувствует, когда Логариду нужна его помощь, а когда лучше не вмешиваться. Если отчим и мама разговаривают, гуляют, играют в мяч или в волан, Орти не смеет им завидовать и не подходит близко, пока его не позовут. Он рисует сценки из истории, иллюстрации к рассказам Фрэя, и иногда показывает ему эти картинки (если приходит к выводу, что они не слишком ужасны, и не оскорбят взора его друга полным отсутствием художественного мастерства).
     По вечерам в гостиной зажигают большую бронзовую лампу, мама читает какую-нибудь книгу всей семье. Жуки и ночные бабочки пестрой метелью кружатся около лампы, а дети, притихнув, слушают. Логарид Фрэй тоже слушает очень внимательно. В эти минуты его взгляд, устремленный на жену, полон мягкой нежности. Это очень хороший взгляд; по мнению Орти мама его вполне заслужила. Сам он использует эти часы семейного чтения отчасти с корыстной целью: потихоньку забирается на колени к Логариду, если тот сидит в кресле, а если отчим устроился на диване, Орти подползает к нему сбоку. Он делает это незаметно, точно какой-нибудь вкрадчивый кот, ожидающий, что его вот-вот прогонят. Но его не гонят, а обнимают, и тогда он чувствует, что совершенно счастлив, и ничего ему в жизни больше не надо. Единственное, о чем он мечтает: чтобы вечер с тихо горящей лампой и голосом мамы, читающей всегда о чем-нибудь интересном, длился бесконечно. Но всё на свете имеет конец. Иногда он просто засыпает на коленях отчима или рядом с ним, а просыпается уже тогда, когда Логарид кладет его на кровать в детской. Орти становится стыдно, что он уснул, и он делает вид, что продолжает спать, пока Фрэй не выходит из комнаты.
     Николь не делает поползновений отнять у Ортэма его друга и бессовестно присвоить его себе. Она по-прежнему называет Фрэя «отец» и говорит ему «вы». Орти очень благодарен ей за это, но не может про себя удивляться ее выдержке или равнодушию (он еще не до конца разобрался в чувствах Николь к отчиму).
     А Фрэй с каждым днем всё больше привязывается к Орти. Он видит, что мальчик на редкость умен, тактичен и предан ему, видит его горячую душу, склонную к великодушным порывам… и в один прекрасный день обнаруживает, что всегда рад видеть Орти и слышать его. Его забавляет и трогает то, как Орти забирается к нему на колени или подползает к нему по дивану, ему нравится, с каким вниманием этот мальчик слушает его лекции по истории и географии. Он любит, когда Орти смеется. Вообще за все те месяцы, что он знает Орти, он ни разу не видел его плачущим, но подозревает, что его не трудно довести до слез. В душе Орти слишком много чувствительных струн, которые легко задеть. И в то же время нет сомнений, что даже глубоко обиженный, Орти будет старательно скрывать свои слезы и даже пытаться перебороть обиду. Вообще же он довольно спокойный мальчик. А главное, он любит Фрэя, и Логарид не может не платить ему тем же. Он невольно признается себе, что его пасынок – натура редкая по своей масштабности и цельности. Он, Фрэй, еще не встречал таких цельных и ярких характеров среди детей, но его взрослые друзья, участники экспедиций, чем-то походили на Орти. Они были надежными людьми, он всегда мог на них положиться, как и они на него. Не многие из них остались в живых, а у тех, что живы – семьи; он, Фрэй, редко видится с ними. А между тем он то и дело задумывается о новом путешествии. Целый год он просидел безвыездно, почти что на одном месте. Это действует на него удручающе, несмотря на всю его великую любовь к Сильветте. Его манят новые открытия, далекие земли, всю тягу к которым и тоску по которым он вложил в свои книги и макеты. Сильветта это видит, но она мужественная женщина. Ей известно, что ее муж – великий непоседа. И она с удивительным самообладанием ждет неизбежной разлуки с ним.
     - Я знаю, когда ты затеешь свою новую экспедицию, ничто не удержит тебя дома, - говорит она ему. – И никто. Даже я.
     - Зато мои новые книги будут посвящены тебе и нашим детям, - улыбается он в ответ. Но его сердце невольно сжимается. Он знает: она уже четыре месяца как ждет ребенка. И ему нельзя уезжать, пока этот ребенок не родится, да он и не сможет так поступить. Но зато когда их сын или дочь увидит, наконец, свет… о, какую же экспедицию он тогда соберет! Ему давно хочется поехать в Южную Америку, в древние города инков. Он был там всего один раз, десять лет назад. Но как же ему хочется туда снова: в таинственный, забытый, так мало исследованный мир!
     Правда, люди… ему очень нужны люди – надежные, как земля, умелые, знающие, выносливые, для которых путешествие – это жизнь, а жизнь – путешествие. Но производит ли современный мир подобных людей? Если бы Ортэм был постарше, Фрэй непременно взял бы его с собой. За те полторы недели, что они дружат, он успел узнать его довольно хорошо. Будь ему хотя бы лет пятнадцать-шестнадцать, он, Логарид, обязательно взял бы его с собой. Но пока что нечего даже думать об этом. Надо будет написать друзьям. Когда-то для них было святым делом последовать за ним, подобно тому, как древние скандинавские воины следовали за своим хёвдингом. Но теперь у них семьи, хозяйство… кто знает, согласятся ли они.
     Когда он смотрит на себя в зеркало, оно показывает ему худощавого, крепкого, светловолосого человека с грубоватым, простым, но смелым и спокойным лицом. В глубине зеленых глаз этого человека – сила, энергия, властность – и любовь к далеким землям с населяющими их народами. Зеркало показывает его верно, но всё же только те, что ходили с ним в экспедиции, знают истинную цену его голосу, силе его мышц. Им известно, что его, в основном, мягкий голос может повелительно греметь, глаза – метать молнии, руки – цепляться за скользкие выступы скал, рубить деревья, разводить костры, лечить заболевших в пути, ноги – не знать усталости. Он умеет делать плоты и лодки, умеет ловить рыбу и метко стрелять – и не только из огнестрельного оружия, но из луков и арбалетов, и даже из пращи. Он научился мастерит луки и стрелы, овладел искусством борьбы и может метать дротики и кинжалы не хуже восточного воина. Всё это не раз спасало жизнь ему и его товарищам, помогало им побеждать мир. Но когда нет необходимости бороться и побеждать, он, Фрэй, становится обыкновенным, тихим, спокойным человеком. А может, в нем просто живут двое разных людей, которые становятся единым целым лишь перед лицом великих и опасных испытаний.

    3.
     Спустя еще несколько дней, в середине июля, утром, когда Логарид Фрэй и Ортэм Нэш сидят на веранде и доделывают макет Солнечных Лужаек, у дверей веранды появляются двое незнакомцев. Впрочем, незнакомцы они только для Орти. Фрэй, увидев их, вскакивает с канапе, на котором сидит, и с улыбкой спешит им навстречу.
     - Какие гости! – говорит он весело. – Вот не ожидал! Сам господин Дар`ид Санд`ар пожаловал и Н`ито Цанг с ним.
     Он обнимает тог, кого назвал Даридом Сандаром, потом Нито Цанга, а они с такими же радостными улыбками обнимают его в ответ и пожимают ему руку.
     Орти внимательно, с любопытством разглядывает нежданных гостей. Дарид Сандар – высокий, видный, плотный господин лет сорока, с холеным, приятным лицом и аккуратными светлыми усиками. Нито Цанг похож на индейца, но его кожа лишена красноватого «индейского» оттенка, она просто очень смуглая. Лицо у него немного плоское, скулы низкие, нос похож на клюв хищной птицы, глаза большие, черные, слегка раскосые; волосы тоже черные и довольно длинные; гладко зачесанные назад, они закреплены на затылке мужской серебряной заколкой. Он очень высокий, стройный, широкоплечий и, по-видимому, очень сильный. Он на голову выше Логарида Фрэя и на полголовы – Дарида Сандара. Его улыбка очень хороша, она нравится Орти.
     Оба гостя одеты в светло-серые фланелевые костюмы. На Нито Цанге с его «индейским» лицом и волосами, забранными на затылке, такой костюм смотрится несколько чужеродно. По мнению Орти, ему больше подошла бы кожаная одежда и мокасины, а в черных блестящих волосах явно не хватает орлиных перьев. Орти не может отвести глаз от Нито. В глубине души он убежден, что перед ним сам вождь какого-нибудь индейского племени, и его имя вовсе не Нито Цанг, а Жемчужное Перо, Орлиный Коготь или что-нибудь в этом роде.
     - Здравствуй, покоритель далеких земель, - смеется Дарид Сандар, пожимая руку Фрэю. – Мы очень рады тебя видеть. Право у тебя тут отлично, Рид, - просто рай земной. Но мы по делу…
     - Уж это конечно, - улыбается Логарид. – Без дела я бы еще тысячу лет не увидел вас обоих. Что ж, пойдемте ко мне в кабинет. Но сначала позвольте вам представить моего приемного сына и друга.
     И он смотрит на Орти. Ортэм быстро подходит к гостям и протягивает руку Сандару.
     - Ортэм Нэш, - произносит он с достоинством. Потом он подает руку Нито Цангу и всё с тем же достоинством повторяет:
     - Ортэм Нэш.
     - Очень приятно, - с улыбкой отвечает ему Сандар, а Нито учтиво наклоняет голову. В его черных глазах поблескивают приветливые заинтересованные искорки.
     - Орти, - Логарид обнимает Ортэма за плечо. – Это мои друзья: господин Дарид Сандар, товарищ министра внутренних дел Альвеола, и его помощник, эс`иб Нито Цанг родом из Амм`ангроса. Эти люди – участники двух моих экспедиций – гималайской и африканской.
     - Я рад, господа, - произносит Орти давно затверженную фразу. Так полагается говорить, когда тебе кого-нибудь представляют. На самом деле он не слишком рад, потому что эти люди явились не вовремя и помешали им с Ридом делать макет Лужаек.
     - Спрячь макет в стол, Орти, - говорит ему Рид. – И вообще, пожалуйста, убери всё.
     И обращается к гостям:
     - Пошли.
     Они поднимаются в кабинет. Фрэй приказывает слуге принести кофе, печенье и фрукты, разливает легкое вино по бокалам, раскрывает портсигар, ставит пепельницы и садится в кресло напротив своих гостей, устроившихся на диване за столиком.
     Когда слуга приносит кофе и всё прочее и уходит, Логарид обращается к Дариду Сандару:
     - Ну, Дар, говори, с чем приехал.
     Сандар закуривает сигару и внимательно смотрит на Фрэя.
     - Это секретное дело, Рид. Говорить я пока тебе ничего не буду. Но вот тебе письмо от его величества Ольгерда.
     - От государя? – Фрэй поднимает брови и берет конверт. Вскрыв его, он читает письмо, написанное хорошо знакомым ему почерком на гербовой бумаге:
     «Многоуважаемый господин Фрэй!
     Необходимость заставляет нас обратиться к вам, гордости нашего королевства, к знаменитому путешественнику и географу, а главное, к талантливейшему археологу, на которого мы сегодня возлагаем большие надежды.
     Вероятно, Вам известно, господин Фрэй, о раскопках древнего города Бах`асты, которые вот уже вот как год проводятся в нашей юной провинции Амм`ангрос, в оазисе Эп`ельта, где расположен одноименный аммагийский город. Но Вы, конечно, не осведомлены о том, что целью раскопок, в основном, являются сокровища `Иргуса, древнего капища Бахасты. То, что `Иргус находится в Бахасте, известно доподлинно. Но удача пока что не сопуствует нашим археологам. Они не могут обнаружит Иргус. Не согласитесь ли Вы, господин Фрэй, ради блага нации совершить небольшое путешествие в Эпельту, в Гала`орскую пустыню, туда, где ведутся раскопки? Очевидно, нашим археологам не обойтись без  помощи такого изощренного в поисках человека, как Вы. Это дело чрезвычайно государственной важности. Оно не терпит отлагательств. Я обращаюсь к Вам за помощью не только как государь Альвеола, но и как человек, не раз принимавший Вас в `Эрбене, в моем столичном дворце. Мы с вами лично знакомы, и мне это весьма приятно. Я знаю Вас как мастера своего дела, доброго подданного и честного, бескорыстного человека. Это не только мое мнение. Так же отзываются о Вас и наши общие знакомые. Со своей стороны мы не постоим за наградой в том случае, если фортуна Вам улыбнется. Если же почему-либо, господин Фрэй, Вы не сможете оказать нам помощи в этом деле, мы будем искать другого человека… хотя, право, лучше Вас не найдем. Передайте Ваш ответ товарищу министра господину Сандару на словах; он известит нас о принятом Вами решении. В случае Вашего согласия господин Сандар даст Вам необходимые разъяснения по поводу предстоящей поездки. Что касается эсиба Цанга, то он послан мною Вам в проводники и советники как уроженец Аммангроса , конечно, как лично знающий Вам человек, с которым Вас соединяют самые добрые отношения.
     Да пребудет с Вами Господь, что бы Вы ни решили.
                Божьей милостью король Альвеола Ольгерд IX.
                Эрбен, 10 июля 1868 года.

                P. S.
     По внимательном прочтении этого письма, уничтожьте его».
     Логарид Фрэй несколько раз перечитывает письмо, чтобы как следует его запомнить, потом сжигает в камине.
     Дарид Сандар и Нито Цанг молча наблюдают за ним. Он поворачивается к ним.
     - Друзья! Я немедленно дал бы положительный ответ, но мне необходимо посоветоваться с госпожой Сильветтой Фрэй. Путь в Эпельту долгий и нелегкий для дамы, госпожа Фрэй, конечно, не сможет сейчас сопровождать меня. Я должен быть убежден в том, что она отпускает меня без огорчения.
     - Само собой, Рид, - дружески отзывается Сандар. – Но, сдается мне, любая женщина отпустила бы своего мужа хоть на край света с таким надежным человеком, как наш Нито.
     - Моя жена еще не знакома ни с Нито, ни с тобой, - отвечает ему Фрэй. – Посидите здесь, я поговорю с ней. Надеюсь, вы отобедаете с нами?
     - С удовольствием, - отзывается Сандар. – Правда, Нито?
     - Да, - отвечает амманг и внимательно смотрит на Фрэя:
     - Не забудь, эсиб, ты всегда можешь отказаться.
     Фрэй улыбается ему:
     - Могу, да очень не хочу, вот, в чем дело, Нито.
     Он выходит из кабинета и спускается в сад к госпоже Сильветте. Она встречает его улыбкой. Он садится возле нее на траву и, взяв ее за руку, очень бережно рассказывает ей вполголоса о неожиданных гостях Солнечных Лужаек и о поездке, которую ему предлагает совершить король Ольгерд. Об истинной цели поездки он умалчивает. Жена слушает его спокойно, но он подмечает тень грусти и легкой тревоги на ее лице. Он заканчивает свою речь словами:
     - Если через месяц я не вернусь, ты приедешь ко мне, Ветти. Но если моя поездка хоть сколько-нибудь сильно тебя волнует, я никуда не поеду - и сделаю это с радостью.
     - Сделаешь, но без радости, - она улыбается, потом наклоняется и целует его. – Нет уж, поезжай – и не переживай за меня. Действительно ли я смогу к тебе приехать?
     - Действительно, и ты приедешь, - он несколько раз целует обе ее руки. – Я не хотел бы брать тебя с собой теперь же. Мне следует выяснить, каковы условия путешествия, и возможно ли будет с удобством устроить тебя в Эпельте. А потом, было бы лучше, если бы ты приехала, когда я уже начну работать и… как бы это выразиться… войду в ритм своей новой жизни. Кроме того, тут за тобой наблюдает врач, а мне может повезти, я и вернусь уже через две-три недели. Но если этого не случится, клянусь тебе, ты приедешь ко мне через месяц, и мы с тобой больше не расстанемся…
     - … до самой твоей экспедиции в Южную Америку, - договаривает она за него с улыбкой.
     - Да, – чистосердечно подтверждает он, и они оба смеются. Он видит: его Ветти повеселела, и его сердце успокаивается.
     - Я буду писать тебе каждые три дня, - обещает он. – И буду давать телеграммы. А ты пиши мне`. Что-что, а почта в нашем королевстве работает бесперебойно, я не раз имел возможность убедиться в этом.
     - А дети? – ее голос задумчив.
     - Ты приедешь вместе с детьми. И вы будете устроены со всеми возможными удобствами.
     - Хорошо, - она решительно кивает. – Тогда я более, чем спокойно отпускаю тебя, Рид.
     Но тут же ее лицо снова становится немного озабоченным.
     - Что такое? – Логарид с улыбкой прижимает ее ладонь к своей щеке.
     Она обращает на него ясный, кроткий взгляд своих серо-голубых глаз.
     - Ничего, дорогой. Просто я подумала об Орти. Ведь он очень привязался к тебе за последние две недели. Даже слишком привязался. Он сейчас просто влюблен в тебя, Рид. Для него весь мир опустеет без тебя, как он пустеет без невесты, расстающейся с женихом. Прости, я не смогла подобрать более удачного сравнения, но суть от этого не меняется.
     Логарид вздыхает. Сильветта, конечно, права: для Ортэма его отъезд должен стать ударом. Но ведь жизнь – это не лучезарная сказка и не сплошной праздник, Орти должен это понимать. И научиться смиряться с обстоятельствами.
     - До отъезда еще три дня, - говорит он вслух. – Я поговорю с Орти сегодня же, как мужчина с мужчиной. Он поймет меня.
     - Нет, поговори с ним, как друг беседует с другом, - просит она. – Ведь будь он на твоем месте, он не расстался бы с тобой.
     Фрэю становится стыдно, ибо Сильветта опять сказала правду.
     - Обещаю тебе, я поговорю с ним так, что он не будет грустить, - произносит он, медленно краснея под ее взглядом. – Я не предам его дружбы. Если я это сделаю, пусть мне никогда и ни в чем не будет удачи.
     - Вот и хорошо, - она с облегчением улыбается. – Будем считать, что мы с тобой всё обсудили и обо всём договорились.
     - Ты разговариваешь со мной, как с Ортэмом и Николь, - он смеется. – Но мне это нравится.
     Он возвращается в кабинет и сообщает друзьям, что всё улажено, он едет.
     - Отлично, - говорит Дарид Сандар. – Сегодня же я дам в Эпельту телеграмму, что ты приедешь и временно возглавишь раскопки. Дам я телеграмму и в Эрбен государю.
     Место, где ты будешь жить называется Башенки. Это небольшой дворец графа `Эдишера Маля. По просьбе его величества он отдал половину своего дома и сада в полное распоряжение археологов. Дворец достаточно велик, хозяин и гости, вернее, временные постояльцы совершенно не стесняют друг друга. Они даже редко видятся. Говорят, граф Маль – мизантроп со странностями, но это уже психология, и не имеет отношения к нашему разговору. Рядом с зоной раскопок – озеро Глэф, оставшееся от древнего моря. Нито утверждает, что место очаровательное утопает в зелени, как, впрочем, и весь оазис, весь город. Богатые люди даже держат коров и коз. Разумеется, траву, овес и сено им доставляют из `Инека – ближайшего места, где ее много.
     В Башенках ты найдешь двух археологов и врача. Археологов зовут Эрн`альдо Вилл`ани и Альбер Дюваль, врача – `Эббе Фр`олонг.  Старший Виллани, Дюваль - его помощник. Под их началом работают местные жители, амманги и альвеолцы, всего около пятидесяти человек. Разумеется, зона раскопок тщательно охраняется губернаторским патрулем из Матт`онги. Это проверенные и надежные солдаты губернаторского гарнизона. Археологи и врач – также люди вполне надежные, во всяком случае, в ненадежности не уличены. Об остальных ты сделаешь выводы сам. Днем люди работают на глазах друг у друга, а вечером расходятся по домам. На месте раскопок остаются только охранники, археологи удаляются в Башенки.
     Если ты, Рид, будешь недоволен распоряжениями Эрнальдо Виллани, меняй их по своему усмотрению. Тебе даны полномочия начальника раскопок. В случае непредвиденных или, избави Бог, опасных ситуаций в твоем распоряжении весь губернаторский патруль под командованием майора Радов`ана Б`ерджиха. Я его знаю лично, это надежнейший человек.
     Как тебе лучше ехать? Смотри сам. До Маттонги вам с Нито лучше, пожалуй, добираться верхом (его величество прислал лошадей) или в коляске. А от Маттонги вы поедете железной дорогой до самой Эпельты. Вот тебе двести лорингов от государя на необходимые расходы. Когда израсходуешь их, телеграфируй мне в столицу, я вышлю еще.
     Теперь о главном: о цели вашего с Нито путешествия. Недавно были обнаружены старинные рукописи, в которых говорится, что Иргус Бахасты, главный языческий храм древних аммангов, полон сокровищ. Но до сих пор его так и не смогли найти. Будь осторожен, мне кажется, многие амманги знают о сокровищах Иргуса. И – кто поручится, что нет? – может, альвеолцы тоже. Разумеется, всё известно Берджиху и его доверенным людям. Но археологи ничего не знают. Они просто ищут Иргус.
     - Я всё понял, дар, - Логарид улыбается. – Но вот, в чем дело: я обещал госпоже Фрэй, что она приедет ко мне через месяц вместе с детьми. Прошу тебя, позаботься о том, чтобы моя семья добралась ко мне благополучно.
     - Сделаю всё, что смогу, - кивает головой Сандар. – Не беспокойся об этом. Но госпожа Фрэй до времени ничего не должна знать о сокровищах Иргуса.
     - Я сказал ей, что еду возглавлять раскопки по просьбе короля, - отвечает Фрэй. – Про Иргус от меня никто ничего не узнает.
     - Добро, - Сандар доволен. – Госпожа Фрэй увидится с тобой, когда ты только этого пожелаешь. Даю тебе слово, Рид.

    4.
     Дарид Сандар и Нито Цанг остаются обедать. Сильветта Фрэй, которая уже познакомилась с друзьями Фрэя, занимает их одушевленной беседой. Николь взирает на высоких гостей из столицы с уважением и простодушным любопытством. Ортэм любопытства не проявляет. Он настороженно и неблагосклонно посматривает на людей, которые так бесцеремонно вторглись сегодня в их дом, помешали им с Ридом делать макет – и не чувствуют за собой ни малейшей вины. Неужели они останутся на весь день и всё испортят? А может, им захочется погостить в Лужайках неделю, а то и две? Тогда всё пропало: макет будет доделан лишь после их отъезда, и, конечно, Рид с мамой будут заниматься только гостями.
     Его взгляд, обращенный на гостей, серьезен и испытующ, душа полна подозрений. Он молится про себя, чтобы эти люди поскорее уехали. Неужели так необходимо, чтобы они остались и помешали ему общаться с Ридом?
     Понемногу его опасения рассеиваются. Он внимательней прислушивается к беседе взрослых и убеждается, что господин Сандар собирается откланяться тотчас после обеда. Орти сразу начинает почти любить его за это. Правда, про отъезд Нито Цанга никто не говорит, но Орти считает, что раз эти двое приехали вместе, то и уехать должны вместе; это было бы логично.
     Но его чаяния не сбываются. После обеда уезжает один товарищ министра, а его помощник остается. Фрэй отводит ему комнату в доме. Конечно, они долго беседуют.
     Орти в это время играет в саду, чувствуя себя одиноким и заброшенным. Он даже не находит в себе сил сердиться на Нито, так он удручен. Но когда его отыскивает Николь и передает ему, что «отец» ждет его на веранде, чтобы вместе с ним доделать макет, Орти тут же весь оживает и, счастливый, бежит на веранду.
     Фрэй встречает его как-то особенно сердечно. Оба садятся за макет и начинают работать. Они доделывают макет за какой-нибудь час. До чего красивым он получился! Орти не может на него налюбоваться. Особнячок с верандой и конюшней белеет среди зелени, как настоящий и поблескивает стеклами: крохотными чешуйками слюды. А на темном пруду цветут маленькие лилии и желтые кувшинки. И мостки – серые, сырые, совсем как на самом деле. И тот дуб, с которого две недели назад упал Орти, - он именно такой, как в действительности.
     - Красиво у нас вышло, - улыбается Фрэй. И вдруг говорит:
     - Вот что, брат, мне придется уехать через три дня. Господин Сандар привез мне очень важное письмо. Меня ждут на раскопках в Амм`ангросе. Через месяц вы с мамой и Николь приедете ко мне.
     Эти слова, неожиданные и страшные, обрушиваются на Орти с беспощадной силой и безжалостностью молнии. Он потрясен, нет, убит ими. На мгновение ему кажется, что он умер, - как две недели назад, когда упал с дерева. Логарид замечает, как бледнеет его лицо и останавливается взгляд. Ему становится бесконечно жаль Орти – и немного досадно на него за что-то.
     - Ну, веселей, - говорит он мягко. – Месяц – это очень мало. Может даже, я вернусь раньше.
     - Да, конечно, - Орти переводит дух. Его щеки розовеют, и он улыбается Логариду, но в этой улыбке нет души. Зато есть боль, много боли. Он отводит глаза, которые начинают предательски блестеть от слез, и почти до крови закусывает нижнюю губу. Фрэй тактично делает вид, что не замечает этого, но его досада на Орти усиливается. Он чувствует, что Орти не отпустит его с той же легкостью, с какой отпустила Ветти. Свободолюбивой природе Фрэя это неприятно и тягостно, тем более, что он не находит слов. Чтобы утешить Орти. Придется ждать, когда мальчик успокоится сам, а это случится, только когда он привыкнет к мысли об отъезде отчима. Поэтому Фрэй молчит, невеселый и смущенный. Орти тоже молчит; комок в горле мешает ему говорить и притворяться беспечным.  Он весь охвачен скорбью. Всё в нем словно умерло, только скорбь жива, а в голове лишь одна мысль, полная убийственного, ужасного смысла: Рид уезжает. Уезжает через три дня…
     В молчании они складывают в ящичек клей, ножницы, остатки мха и травинок, которые употребили для того, чтобы сделать сад. За это время Орти справляется с комком в горле и со слезами, которые то и дело скапливаются в его носу и глазах. Он ненавидит себя за эти слезы. Его друг не должен заметить, как он еще слаб и беспомощен перед лицом беды. Фрэй должен считать Орти взрослым и сильным, иначе он перестанет доверять ему.
     А Фрэй всё больше чувствует себя виноватым. У него такое ощущение, точно он убил ласточку или ударил женщину. Они расстаются, не глядя друг на друга.
     Орти убегает в сад, садится на берегу пруда и долго гипнотизирует темно-зеленую воду неподвижным, сухим взглядом. Он не видит ее, он борется со своим горем, борется всей душой. Ему нельзя сейчас плакать. Надо дождаться вечера. В постели он даст волю слезам: там ничто не помешает ему выплакаться всласть.
     Но как же дождаться этого вечера, когда всё твое существо – сплошное страдание, незаживающая рана?
     Надо найти место, где меня никто не увидит, решает Орти. Темное, тихое место, лишенное суеты и радости. Только там его душа сможет обратиться к Богу, пожаловаться Ему. А главное, там его услышит папа. У Орти в карманчике рубашки всегда лежит маленькая, чуть помятая, фотография отца. Папа, конечно, услышит его, даже если Бог не услышит. И это понятно: у Бога много дел, Он занят всеми людьми на земле, Ему может быть некогда. А папа если и занят, то гораздо меньше. Он услышит своего сына и постарается его утешить. Так уже не раз бывало.
     Орти встает и уходит в дом. Он поднимается на чердак: пыльный, почти пустой, с небольшим окошком, грудой каких-то старых, негодных вещей на полу, с креслом, из которого вылезает конский волос. Здесь очень мало света, и есть покой, который сейчас так нужен Орти. Он забивается в угол, глядя, как лучи солнца с трудом пробиваются сквозь запыленное стекло и падают узкими длинными конусами золотистого, точно в церкви, воздуха; серебряные пылинки пляшут в них.
     Орти вынимает из нагрудного кармашка фотографию отца, и тут же слезы начинают градом катиться по его щекам.
     - Папа… - он тихонько всхлипывает, прижимая фотографию к губам. – Папа, ты сейчас всё можешь… упроси Господа, чтобы Рид остался!.. он мой друг, он не должен уезжать. Я понимаю, что месяц – это мало, но для меня это сейчас очень много… ему нельзя уезжать на целый месяц. Я не могу оставаться один, не могу! Я так долго был один. Папа, пожалуйста…
     Звуки собственного голоса, жалобные и бессильные, неприятно и тоскливо отзываются в его сердце. Слезы начинают литься горше, сильнее. Он закрывает лицо руками, постанывая и еле слышно твердя, как заклинание:
     - Он уедет… уедет… а месяц – это слишком долго… он уедет, уедет… Господи, зачем он уезжает? Господи, зачем он уезжает?..
     В это время Фрэй везде ищет Орти. Он чувствует, что не обретет покоя, пока не утешит мальчика, который так его любит. Словно тяжкий камень лежит на сердце у Фрэя – и тянет его к земле, и мешает дышать. Чего бы ни стоило, надо найти и успокоить Орти. У Фрэя уже нет досады по отношению к нему, есть только желание утешить его.
     Но Орти нигде нет: ни в детской, ни в саду, ни в службах, ни у матери, ни в комнате Николь. Фрэй начинает слегка волноваться, а камень на сердце становится всё тяжелее. Логарид знает, что этот камень – чувство вины. Да, он виноват перед Орти, хотя и не может понять, в чем. Но вина его велика.
     Без всякой надежды отыскать Орти в доме, он поднимается на чердак – так, на всякий случай. И вдруг слышит за приоткрытой дверью сдавленные всхлипы и тихий голос, твердящий скорбно и безнадежно:
     - Господи, зачем он уезжает?..
     Радость охватывает Фрэя: слава Богу, он нашел-таки Орти! И он вдруг в одну минуту постигает, в чем его невольная вина: он сделал несчастной человеческую душу, предал друга, предал любовь. Ведь стоило Сильветте сказать «не уезжай», и он бы не уехал, остался. А от Орти он готов был уехать, даже не спрашивая его, готов был отправить ребенка в его прежнее одиночество – и даже не вспомнить потом об этом.
     Да, ты волен поступать, как тебе угодно, шепнул ему внутренний голос. Но волен ли ты, приручив к себе человека, заставив его полюбить себя, бросить его вместе с его беззаветной к тебе любовью – и отправиться в путешествие с почти равнодушной мыслью: он утешится сам, ведь он еще ребенок!
     «Какой же я дурак, - подумал Логарид. Точно прозрев. – Да ведь это действительно подло, подло и жестоко. Точно у меня совсем нет любви к нему, а ведь это не так. Я люблю его. Но как же мне быть, как его успокоить, как искупить свою вину?»
     Решение пришло к нему мгновенно, словно кто-то подсказал ему, что следует поступить именно так. И сразу камень перестал теснить его грудь, исчез; ушло чувство вины, потому что выход был найден. Волна любви и нежности к Орти захлестнула его.
     Он решительно вошел на чердак, скрипнув дверью. Орти поднял голову и вскочил на ноги, но бежать было некуда. Он остался стоять у стены с опущенной головой. Логарид Фрэй приблизился к нему, легко поднял его на руки и сказал:
     - Не плачь. Хочешь ехать со мной?
     Орти молча обхватил его руками за шею и крепко прижался к нему; он был счастлив. В полутьме чердака вдруг точно воссияло солнце, закачались на фоне синего неба ветви дуба с резными листьями, и ромашка-Бог с нежными лепестками приветливо закивала Орти желтой головкой, и вся Вселенная вновь отразилась в ней. Значит, все-таки Бог и папа услышали его молитвы и помогли ему!
     - Так ты хочешь ехать со мной? – переспросил с улыбкой Фрэй, садясь в кресло и сажая Орти себе на колени. Орти несколько раз сильно, утвердительно кивнул головой, но вслед за этим мужественно сказал:
     - Если ты считаешь, что лучше не брать меня с собой, то не бери. Всё равно мы через месяц увидимся. Честное слово, я не буду больше плакать.
     Теперь он мог сказать этил слова и на самом деле готов был остаться в Солнечных Лужайках: из одного только чувства благодарности к Логариду за то, что тот великодушно предложил ему ехать вместе с ним.
     - Вижу я, как ты не будешь плакать, - Фрэй достал свой носовой платок. – Кстати, ты не знаешь, почему у мальчишек никогда не бывает собственных носовых платков, сколько им не давай? Ну, сморкайся. Вот так. Я считаю, тебе лучше поехать со мной. Прости, что я раньше не подумал об этом и так тебя огорчил.
     - Ты не огорчил, - Орти смущенно ткнулся лбом в плечо Рида. Ему было стыдно за свои недавние слезы – и в то же время так хорошо и легко, как никогда еще не было.
     - Мы поедем вместе, - Фрэй поцеловал его во влажную от слез щеку. – Но помни: я буду очень занят. Тебе придется во всём слушаться меня. Путь будет долгим и нелегким, но ты не должен жаловаться на трудности. И потом: ты целый месяц не увидишь свою мать. Готов ты ко всему этому?
     - Я еще и не к такому готов, - вдохновенно объявил Орти. – Я даже готов сидеть с тобой в тюрьме!
     - В тюрьме? – Логарид удивился и тут же громко засмеялся. – Это за что же ты меня в тюрьму решил отправить? Нет, брат, надеюсь, нам с тобой такая судьба не грозит. Но тебе придется проявить стойкость и мужество.
     - Я проявлю, - с готовностью пообещал Орти. – Честно, проявлю, вот увидишь.
     - Отлично. Ты хорошо держишься в седле? Только правду говори.
     - Я еще не ездил на лошадях, - честно отвечает Орти. – Но на пони я даже галопом могу скакать; меня дядя Кларенс, мамин брат научил.
     - Что ж, я достану тебе хорошего пони, - пообещал Фрэй. – Спокойного, послушного, быстроногого. Но смотри: нам придется ехать целые дни. Ты еще не ездил столько.
     - Я выдержу, - заверил его Орти. – Я буду ехать, сколько нужно.
     - Очень хорошо. Что это у тебя?
     Фрэй взял из его пальцев маленькую фотографию.
     - Это мой папа, - вид у Орти сразу стал немного виноватый. – Я с ним иногда разговариваю. Только ты не сердись.
     - На что? – Логарид поднял брови. – Напротив, я очень рад, что ты так любишь своего отца. Судя по рассказам твоей мамы и сестры, это был замечательный человек. Вот, что мы с тобой сделаем: я подарю тебе свой медальон со стеклышком, и ты положишь туда фотографию. Там она не будет мяться, и ты сможешь носить ее на шее вместе с крестиком. Хочешь?
     - Спасибо, Рид, - Орти улыбнулся и с чувством пожал руку отчима. Он был глубоко тронут заботой, вниманием и пониманием своего друга, и в очередной раз восхитился им. Ему было очень приятно, что Фрэй так хорошо отозвался об их с николь отце. А Логарид продолжал:
     - Господин Нито Цанг поедет с нами. Он очень славный. Будь с ним добрым и вежливым.
     - Я буду, обязательно! – пылко пообещал Орти. – Он индеец?
     - Он амманг, - улыбнулся Логарид. – Никто в точности не знает происхождения аммангов, но этнологи утверждают, что в них есть индейская кровь. Впрочем, у них другая культура, другие обычаи и традиции.
     - Он старше тебя? – осведомился Орти.
     - Немного. Ему тридцать семь. Он женат, и у него двое сыновей семнадцати и двенадцати лет.
     Орти помолчал, осмысливая эти новые для него сведения.
     - Кстати, о детях, - снова заговорил Фрэй. – В середине зимы у тебя появится брат или сестра. Ты знаешь об этом?
     Он внимательно посмотрел на Орти.
     - Я не знал, - взгляд Орти стал задумчивым.
     - Но это хорошо, - поспешил добавить он. – Только… маме будет не очень больно?
     - Доктор сделает всё, чтобы ей не было больно, - сказал Фрэй. – Кого ты хочешь, брата или сестру?
     - А ты?
     - Я буду рад в любом случае.
     - Тогда и я тоже, - Орти улыбнулся, но потом стал серьезным и спросил с некоторым беспокойством:
     - А когда он родится… ну, ребенок… ты не забудешь про меня?
     - Нет, - Логарид погладил его по голове. – Разве про друзей или братьев забывают?
     Орти снова улыбнулся; он полностью поверил Фрэю, и сердце его успокоилось.
     - Пойдем ко мне в кабинет, - продолжал Фрэй. – Выпьем чаю со сливками, хочешь? У меня конфеты есть.
     - Шоколадные, - добавил он значительно. – Пойдем.
     Орти встал с его колен. Фрэй взял его за руку и увел с чердака.
     … В кабинете они пили чай со сливками и конфетами. Конфеты были круглые, с лиловым и белым, очень вкусным кремом, и приятно таяли во рту. Орти смаковал каждую конфетку. Его глаза, когда он обращал их на Фрэя, светились преданностью и тихим счастьем. Время от времени он коротко, судорожно вздыхал, как вздыхают дети после горького плача.
     Они с Логаридом сидели на диване за маленьким столом, и большая коробка с конфетами в золотых бумажках стояла перед ними. Логарид также воздавал должное угощению, и не останавливал Ортэма: пусть ребенок лакомится, сколько хочет. Ведь сегодня особенный для него день – день великих огорчений и великих радостей.
     - Рид, - Орти запил чаем очередную конфету. – А мама разрешит мне ехать с тобой?
     - Мы поговорим с ней, - ответил Логарид. – Я за тебя походатайствую.
     - По-хатай… - попытался повторить Орти, и они оба засмеялись.
     - Ходатайствовать – значит просить, хлопотать, - объяснил Фрэй.
     - М-м, - протянул Орти. – Спасибо. Но ей, наверно, всё-таки будет грустно без меня.
     - Думаю, ей будет еще грустнее, если ты останешься здесь с мокрым носом, - заметил Логарид.
     Орти улыбнулся этой шутке и подумал, что Фрэй прав: мама уж никак не захочет, чтобы он горевал.
     И в самом деле, когда после чая с конфетами они вдвоем вошли в комнату мамы, где она сидела за вышивкой, и рассказали ей, почему им необходимо ехать вместе, она только мягко улыбнулась.
     - Очень хорошо, что вы так решили, - молвила она, обнимая подбежавшего к ней сына и благодарно глядя поверх его головы на мужа. – Мне даже будет спокойней, если вы поедете вместе. Не могу объяснить, почему так будет, но это правда.
     Когда Орти поцеловал ее и убежал в сад играть с Николь в волан, Логарид спросил:
     - Ты действительно не будешь переживать за Орта, Ветти?
     - Нет; ведь он будет с тобой и с эсибом Цангом, - ответила она.
     - С Нито, - ласково поправил он ее.
     - Да, с Нито, - повторила она. – Нито очень понравился мне, Рид. А потом, Орти ведь частица меня самой. У меня такое чувство, что если моя частица поедет с тобой, она убережет тебя от всех бед, и сама от них убережется.
     Покоренный и тронутый ее словами, Фрэй несколько раз с нежностью поцеловал ее.
     - Но меня заботит поездка на пони, - продолжала она. – Ведь вы будете четыре дня добираться до Маттонги, ехать с утра до вечера. Орти еще никогда так долго не ездил в седле. Не лучше ли взять коляску?
     - Верхом мы сильно сократим путь, - возразил Фрэй. – А потом, Вет, я не заставлю Орти ехать с утра до вечера. Я знаю и вижу его возможности. Мы будем как можно чаще останавливаться. И еще: я куплю для Орти вместе с пони отличное детское седло. Оно вроде креслица, мягкое, набитое шерстью, так что он не отобьет…
     «… себе задницу», - хотел договорить Фрэй, но вовремя остановился. Однако Сильветта угадала окончание фразы и засмеялась. Ее глаза озорно` сверкнули.
     - Наверно, ты рад уехать от жены, при которой нельзя говорить неприличных слов, - засмеялась она.
     Он поднял ее на руки, точно Орти, и вместе с ней сел в кресло.
     - Куда же можно уехать от жены, которая угадывает мысли? – спросил он с глубокой нежностью. – Никуда от нее не скроешься, от такой умницы и красавицы. Где бы я ни был, ты всегда будешь со мной, Ветти, а я с тобой. Для нас обоих нет ни расстояний, ни разлуки.
     Она обняла его за шею и спрятала лицо у него не груди. И она, и Фрэй подумали в эту минуту о ребенке, который жил сейчас в Сильветте и заставлял ее слегка недомогать. Это была еще одна сокровенная нить, что связывала их обоих. И эта хрупкая нить надежно хранила и защищала их.

     5.
     Дни, оставшиеся до отъезда, Ортэм Нэш проводит в блаженном упоении. Ему весело и в то же время немножко грустно, как всегда бывает, когда готовишься покинуть какое-нибудь полюбившееся тебе место, а также сестру, няню, слуг… но главное: маму! Орти еще ни разу не расставался с мамой больше, чем на три дня. Правда, он уверен в себе и очень сильно надеется, что мама не будет слишком сильно грустить по нему и Риду.
     Он старается проводить с ней как можно больше времени. О младенце, которого ждет мама, он как-то забывает: может, потому, что о нем никто больше не говорит (во всяком случае, в его, Ортэма, присутствии), а может, потому что мама такая же, как всегда, только чаще сидит в кресле и двигается немного медленней обычного. Но лицо у нее свежее, здоровое, спокойное. Орти видит это и испытывает тихую радость за нее. Здоровье мамы и Рида для него превыше всего.
     Вместе с мамой и няней он укладывает свою дорожную сумку. Няня грустно посматривает на Орти. Ему жалко ее, он ласкается к ней больше, чем всегда, и уверяет ее, что будет писать ей письма. То же самое он обещает маме и Николь. Немного поколебавшись, Николь вручает брату свой блокнотик, купленный ею в столице. Она собиралась записывать в нем сведенья о цветоводстве и вышивках, но теперь решила отдать Орти: ведь он уезжает. Блокнот красивый, на его обложке нарисован мальчик, играющий в серсо. Орти чувствует, что сестра оторвала эту вещь от сердца, и в самых изысканных выражениях, которые ему известны, благодарит ее за подарок. Он обещает, что будет присылать ей и маме письма только на листочках, вырванных из этого замечательного блокнота.
     Когда только выдается удобная минута, он бегает взглянуть на их с Ридом чудесный макет, Мама с сестрой и няня уже восхитились этим макетом, а он всё не может насмотреться на него всласть. Он уже мечтает о макете, который они с Ридом, возможно, сделают в Эпельте. Вот, наверно, здорово получится!
      В эти дни сборов он не часто видит отчима и Нито. Они встречаются все вместе только за столом. Нито чрезвычайно интересует Орти. В этом сильном, молчаливом амманге есть какая-то тайна. Он всегда спокоен, доброжелателен и смотрит на Фрэя, как на старшего. Нито почтительно величает его по-аммангийски «эсиб», несмотря на то, что они старые друзья и вместе были в Гималаях и в Африке. Госпожу Фрэй он называет «эсса», что значит «госпожа», «сударыня». Но при этом он не произносит ее имени. Вообще Нито как-то не очень любит имена. Детей он никак не называет, хотя нет сомнений, что они ему интересны и приятны. Он почти не говорит с ними, только иногда молча улыбается, слушая их болтовню или глядя на их игры. Нито – воплощенная приветливость и сдержанность. Орти кажется, что он замечательный человек. И, наверно, ужасно умный, раз всё время молчит. Но он не очень часто думает о Нито. Логарид Фрэй для него главный, да и сборы в дорогу поглощают всё его внимание.
     Время от времени они  с николь бегают в конюшню полюбоваться великолепными лошадьми, которых Дарид Сандар и Нито Цанг привезли из столицы. Всего лошадей шесть, Самый необычный из них – жеребец Далмат, на котором поедет Фрэй, Далмат – вороной, блестящий, с белыми круглыми крапинками, равномерно усыпающими его шкуру, точно звезды ночное небо. У него светлые копыта, грива и хвост. Нито поедет на светло-серой Ливии, а Орти на чудесном темно-шоколадном пони с белой полосой, идущей между глаз к носу. Пони зовут Дарби. Это голландская лошадка. Она повыше обычного пони, но не намного. Дарби – кобылка, послушная и очень быстроногая.
     Еще Орти гордится своим серебряным медальоном, подарком Рида. Там, внутри медальона, под стеклышком, аккуратно обрезанный по краям, портрет его отца, Джозефа Нэша. Мать отца, бабушка Аннета, живет в столице. Она очень любит семью Нэшей-Фрэев. В Эрбене внуки и бабушка часто ездят друг к другу в гости. Орти заранее предвкушает, как будет рассказывать бабушке о своем путешествии, когда вернется домой. Он любит бабушку и берет в дорогу ее подарок: фарфорового воробья с крошкой хлеба в клюве. Воробей раскрашен, как настоящий. Орти всегда берет его с собой, куда бы ни ехал: уж очень ему нравится эта вещица.
     А Логарид Фрэй часами просиживает в саду вместе с Нито, изучая карту Эпельты и Бахасты, фотографические снимки древнего города и летописи. История княжества Аммангрос туманна, в ней много белых пятен. Об Иргусе, древнем капище, известно только одно: оно имеет пирамидальную форму и высотой примерно с особняк в Солнечных Лужайках. Почему этот языческий храм, гордость древней Бахасты, до сих пор не откопали, остается загадкой.
     - Конечно, эсиб, Иргус в Бахасте, внутри города, - задумчиво говорит Нито Цанг Логариду. – Иначе и быть не может. Но сокровища искать вообще опасно, ты сам это знаешь. Нам придется быть очень осторожными. Ведь не мы одни знаем о богатстве Иргуса. Впрочем, помнишь одну из аммангийских поговорок? Не поднимай копья, пока не увидишь след барса. И еще одну поговорку я вспомнил: не бойся своего страха, пусть он сам боится тебя. Так что, если нам повезет, и мы найдем Иргус, а в Иргусе сокровища, пусть наш страх испугается нас: только тогда мы благополучно доставим сокровища его величеству.
    

     Наступает день отъезда. Орти прощается со всеми обитателями Солнечных Лужаек; особенно трепетно – с мамой. Госпожа Фрэй целует и обнимает его, ее глаза сухи, она даже улыбается, но у него начинает щипать в носу. Он крепко прижимается к ней и шепчет:
     - Я буду ждать тебя, мама, очень ждать…
     - Пиши мне письма, - она гладит его по шелковистым волосам. – Я тоже буду писать. И не грусти, малыш, мы скоро увидимся.
     Орти кивает. Вообще-то он никому не позволяет называть себя малышом, но маме можно всё. Няня всхлипывает в платочек; с ней Орти уже попрощался. Попрощался он и с Николь, и со слугами. Даже неживым предметам было сказано последнее прости: его детской, макетам в кабинете Рида (особенно их  о б щ е м у  макету), медным нереидам в ванной, пруду, высокому дубу…
     Фрэй тоже простился со всеми, поцеловал Николь и жену.
     - Всё будет хорошо, Ветти, - шепнул он ей. – Я люблю тебя.
     Она улыбнулась ему, хотя душа ее была полна грусти. Но она знала: эта печаль ненадолго, ей, Сильветте, по силам справиться с ней. Ведь впереди была скорая встреча с мужем и сыном, в легендарном Аммангросе, где она еще ни разу не бывала.
     … Три всадника выезжают из ворот маленькой усадьбы. Августовский день тепел и солнечен. Все трое – в светлых фланелевых костюмах и в легкой обуви. Их головы прикрывают летние шляпы. Они едут рысью по большой дороге, вдоль которых с обеих сторон тянутся луга, зеленые холмы, перелески. Орти весело. Под ним мягкое удобное седло, он едет по левую руку от Логарида. Его грусть от разлуки с родными быстро переходит в живую трепетную радость от новых ощущений. Он впервые едет по большой дороге на своей собственной лошадке Дарби, рядом со взрослыми людьми, великодушно принявшими его в свою компанию, а это значит: он уже мужчина и достоин их доверия. Ему открываются виды, какие до сих пор он мог наблюдать только из коляски или из окна дилижанса.
     Дорога почти бела от пыли. Ортэм едет близко к обочине и рассматривает полевые цветы: маргаритки, фиалки, ромашки, шиповник. Они едва не касаются его левого стремени, когда он проезжает мимо них. Далекие леса за лугами кажутся ему дремучими и сказочными, пасущиеся стада овец, коз, коров задерживают на себе его взгляд, от скошенной, сметанной в стога, травы долетает сладкий аромат, прекрасный, как сама сказка.
     Всадники проезжают друг за другом по узким мосткам, старым, шатким, с серыми перилами. Под мостками темнеет вода канала или речки. Орти видит на этой темной воде, среди круглых зеленых листьев, белоснежные, пышные шапки лилий с желтыми сердцевинами, а над камышами с их бархатисто-шоколадными головками поблескивают и потрескивают стрекозы, похожие на колибри. В пышной зелени перелесков есть нечто царственное, щедрое, таинственное. Это, конечно, потому, что там тоже Бог, Орти это понимает. Только всесильная, неизъяснимая, непостижимая мудрость могла создать землю такой красивой, населить ее цветами, травами, птицами, насекомыми, животными и множеством других чудесных существ. А небо с его облаками! Как торжественно, причудливо, отливая золотистым и белым, облака царят в синих просторах, незаметно меняясь в очертаниях, словно кто-то незримый рисует тонкой кистью с помощью теней и света в этих густых скоплениях тумана картины поразительной красоты. А солнце! Как по-разному оно лежит на каждой травинке, на каждом листочке, как по-разному озаряет их! Орти весь проникнут величием и тайной того, что видит. Его душа сливается с тысячами образов и голосов мира Божьего, вторит им. Он почти не слышит, о чем говорят Фрэй и Нито Цанг, а когда Логарид спрашивает его о чем-то, он не сразу отзывается.
      - Орти! - смеясь, окликает Фрэй.
      - А? – Орти быстро поднимает голову.
      - Ты не устал?
      - Нет, - Орти улыбается. – Я совсем не устал, ни капельки.
      - А о чем задумался?
      - Да вот, обо всём, - Орти выразительным взмахом руки охватывает луга, поля и перелески.
      - Я хотел бы всю жизнь так ехать, - говорит он.
      Фрэй и Нито с пониманием улыбаются ему. Они, старые путешественники, тоже готовы «всю жизнь так ехать», особенно сегодня, в первый день их путешествия, когда земля так и манит своими дорогами, а душа рвется странствовать не меньше, чем тело, утомленное слишком долгим покоем.
     Фрэй доволен. За три часа езды Орти совершенно не выглядит утомленным, и его Дарби тоже. Нито, знаток лошадей всех пород, накануне осмотрел пони в конюшне и сказал Фрэю, похлопав Дарби по холке:
     - Добрая лошадь! Выносливая и умная.
     Теперь Дарби всем своим видом подтверждает слова Нито. Она бежит бодро и ровно, не выказывая ни малейших признаков утомления, и не отстает от двух больших лошадей. Когда всадники пускают их галопом. Правда, все три лошади вспотели, от них исходит крепкий запах.
     Фрэй объявляет привал. Они останавливаются в роще, близ поля, переливающегося под легким ветерком, точно золотистый шелк, расседлывают лошадей и садятся перекусить. Нито разводит небольшой костер и варит на нем кофе. Они пьют кофе, едят поджаристые ломтики грудинки со свежим хлебом, помидорами и огурцами. Орти кажется, будто он еще в жизни не ел ничего вкуснее. Вокруг него трава и цветы, а запах дымка от костра смеивается с медвяным ароматом растений. Река празднично блестит на солнце сквозь зелень деревьев. Теплый ветерок начинает дуть сильнее, колышет траву, и Орти кажется, будто трава танцует, ликует от радости, что никто не мешает ей расти так, как она хочет.
     Наевшись, он ложится в тени на траву и незаметно погружается в сон. Фрэй накрывает его до пояса своим пиджаком.
     - Пусть отдохнет немного, - говорит он Нито. Тот кивает, гасит костер и перекапывает золу с землей. Они с Фрэем тоже ложатся на траву и засыпают. А рядом, пофыркивая, лошади щиплют траву и едят овес, подвешенный в торбах к деревьям. Звездный красавец Далмат и светло-серая Ливия не обращают внимания ни друг на друга, ни на Дарби, которая со скромным достоинством держится в стороне от них.    
     Фрэй и Нито спят не дольше десяти минут, но в путь отправляются, только спустя еще два часа. Они седлают всех трех лошадей. Фрэй будит Орти, велит ему умыться и угощает его прохладным сладковатым кофе, чтобы он взбодрился. Пора ехать дальше.
     И вот они снова в дороге. Не останавливаясь, они скачут то рысью, то галопом до пяти часов вечера. Фрэй снова объявляет короткий отдых. Дав лошадям напиться и пощипать траву и перекусив пирожками с земляничным морсом, они снова садятся в села и скачут до самых сумерек. Воздух постепенно темнеет, словно кто-то накрывает землю огромной вуалью, с каждой минутой всё более густеющей. Солнце садится. Верхний его край уже скрылся за лесом, и весь диск поблескивает сквозь зелень расплавленным золотом.
     Путники въезжают в городок Сингерстон и останавливаются в гостинице «Гнездо куропатки». Им отводят один номер на троих. Номер довольно дорогой, с ванной. Но ванная им нужна: все трое очень чистоплотны.
     Орти принимает ванну первым. Он выходит оттуда в синей батистовой пижаме с желтыми слониками. Эти словники несколько уязвляют самолюбие Орти, он считает себя для них уже слишком взрослым, хотя в глубине души они очень ему нравятся.
     После того, как Фрэй и Нито, вымывшись по очереди, покидают ванную, им приносят ужин. Он очень вкусный, но Орти едва может есть: такая сонливость вдруг овладевает им. Он с трудом съедает свою порцию. Веки его тяжелеют, голова сама собой опускается на грудь, и он засыпает прямо за столом.
     - Готов, - посмеивается Фрэй. Он хочет встать чтобы уложить Орти в постель, но Нито говорит ему:
     - Сиди, эсиб, я сам.
     Он осторожно берет Орти на руки, укладывает его на одну из кроватей и накрывает простыней (в номере жарко). Орти не просыпается – так глубок его сон.
     - Выдержит ли он еще три дня пути до Маттонги? – размышляет вслух Логарид.
     Нито, снова усевшись за стол, с некоторым удивлением смотрит на Фрэя.
     - Конечно, выдержит, - говорит он уверенно.
     - Но посмотри, как он устал сегодня, - Логарид вздыхает, заботливо поглядывая на спящего Орти.
     Нито откидывает назад свои влажные после ванной, доходящие ему до плеч волосы, и улыбается.
     - Мальчик очень вынослив, эсиб, - говорит он. – А то, что немного устал, так это с непривычки. Мои сыновья тоже уставали поначалу, когда я брал их с собой на охоту; а ведь они были моложе твоего сына. Ему же десятый год, он здоров и крепок.
     - Я знаю, – говорит Фрэй. – Но нашим детям нелегко тягаться в выносливости с маленькими аммангами. Ведь вас и верхом учат ездить с трехлетнего возраста. Кстати, Нито, почему ты не называешь меня по имени? – он улыбается. – ты точно боишься европейских имен.
     - У альвеолцев непривычные для нас имена, - отвечает Нито. – Я уже привык. Что ты для меня просто эсиб.
     - Я «эсиб», а как ты намерен называть Ортэма? – коварно спрашивает Фрэй.
     - Тэж-эсиб, - не смущаясь, отвечает Нито Цанг. – То есть, «юный эсиб».
     Логарид смеется.
     - Ладно, пусть будет тэж-эсиб, - соглашается он. – Но всё же это странно. Разве тебе трудно произнести «Орти», «Рид»?
     - Орти, Рид, - без всякого труда повторяет Нито, но тут же слегка морщится:
     - Чужие имена! Лучше вы будете «эсиб» и «тэж-эсиб», так мне привычней.
     - Ладно, - Логарид встает из-за стола. – Всё это пустяки. И дорога пустяки. Сущий вздор добраться до Маттонги, а уж поездом до Эпельты – и вовсе нет никакого труда. Но вот что нас ждет в Бахасте… это действительно не дает мне покоя, Нито. Ты убежден, что никто из археологов не знает о главной цели раскопок?
     - Не убежден, а знаю, - Нито тоже поднимается из-за стола. – Но знаю и то, что кое-кому в Эпельте известно о сокровищах Иргуса.
     Логарид трет ладонью подбородок и садится на свою кровать.
     - Да, - роняет он. – Ситуация.
     - У тебя хорошие пистолеты, эсиб, - многозначительно произносит Нито. – И у меня тоже. Да и губернаторский патруль не пустяк, а реальная сила. Думаю, всё будет в порядке.
     - Дай Бог, - отзывается Логарид. – Я согласен с тобой. Давай спать.
    Они ложатся в постели и желают друг другу спокойной ночи.

   6.
     « Дорогая мамочка! Я пишу тебе из города Матонги. Это большой город. Мы преехали сюда вчера и остановились в губирнаторзком дворце. А до вчера мы всё ехали верхом и ночивали в гостинницах…»
     Орти останавливается и задумывается, вспоминая их путешествие. Почти четыре дня они скакали галопом, сокращая путь до столицы Аммангроса – Маттонги. Сначала Орти уставал, у него болели все мускулы, но он не смел жаловаться и стойко переносил все тяготы пути. С каждым днем ему становилось всё легче и легче, и в Маттонгу, этот южный город с миртами и пальмами он приехал бодрым, как заправский путешественник. Нито всю дорогу называл его тэж-эсибом. Это было удивительно и необычно. Орти был доволен. Ему казалось, что теперь у него есть настоящее индейское, точнее, аммангийское имя. Про себя он не разделял индейцев и аммангов на два разных народа. Они были для него одно и то же, особенно когда он смотрел на Нито.
     - Не жалеешь, что поехал? – спрашивал его порой Фрэй.
     - Нет, - твердо отвечал Орти. – Честное слово.
     И так улыбался отчиму, что тот понимал: даже если бы Ортэму приходилось вдвое труднее, он не пожалел бы, что поехал с ними.
     - Ничего, - утешал его тогда Логарид. – В Эпельте оазис: озеро, зелень. Там будет полегче.
     Завтракали и обедали они, в основном, в трактирах или на фермах, ночевали в гостиницах, а на пятый день, ближе к вечеру, прибыли в Маттонгу и остановились во дворце губернатора Асл`ада Мь`юве, дородного радушного амманга, которого товарищ министра внутренних дел Дарид Сандар заранее известил об их приезде.
     Им отвели во дворце две великолепных комнаты, и губернатор пригласил их отужинать с ним.
     Ужин был замечательным, во дворце царила приятная прохлада: там под потолками денно и нощно вращались механические вентиляторы с лопастями, похожими на лепестки ромашки. После прохладной ванны и ужина Орти почувствовал себя посвежевшим и отдохнувшим, а крепкий сон в мягкой постели окончательно подкрепил его.
     Орти вновь склоняется над разлинованным листочком, вырванным из блокнота, и выводит карандашом:
      «Мы ехали по очень красивым местам. Я видил леса и луга, коров и коз. А типерь мы во дворце. Губирнатор угащал нас ужином. Было вкусно. Тут красиво, везде винтилятыры. Рид и исип Цанг со мной очень добры. Пиши, мама! Я потом напишу тебе из Ипельты. Передавай превет няне, Николь, Барбаре, Эджину и всем, кто меня знаит. Целую много раз. Твой Орти».
     Поставив точку, он облегченно вздыхает. Он написал довольно много, даже рука устала. Он доволен собой. Но внутренний голос подсказывает ему, что в письме есть ошибки, их просто не может не быть. Хорошо бы переписать письмо набело после того, как вернется Логарид. Орти поднимает голову и с надеждой бросает взгляд на Нито: может, обратиться к нему за помощью?
     Нито дремлет в кресле у окна, у спущенных жалюзи. Как всегда, его волосы гладко зачесаны назад и перехвачены на затылке серебряной заколкой. Его смуглый профиль красив, мужествен, безмятежен: настоящий дремлющий индейский вождь.
     Орти очень неловко тревожить его покой, но, поерзав немного на стуле, он встает из-за стола, берет свое письмо и карандаш и приближается к Нито Цангу – маленький мальчик в белой рубашке с рукавами до локтей, в светло-серых, полотняных, до колен, бриджах и ремешковый аммангийских сандалиях. Чем ближе он подходит к Нито, тем больше робеет: такой Нито большой и загадочно неподвижный. Он одет почти так же, как Орти, только бриджи у него защитного цвета. Этот цвет называется «хаки», как недавно узнал Орти. Руки Нито, обнаженные до предплечий, стройны, очень смуглы и крепки. Орти кажется, такими руками можно сокрушать скалы. Ноги Нито тоже очень здоровы, стройны, с высокими икрами. По сравнению с Нито Орти кажется себе очень маленьким, слабым и бледным, несмотря на свой загар.
     Нито, видимо, чувствует его взгляд. Он открывает глаза и приветливо улыбается Орти.
     - Извините, эсиб, - приободрившись, говорит Орти (он впервые обращается к Нито первым). Вы хорошо знаете альвеолскую грамоту?
     Нито утвердительно и серьезно  кивает в ответ, стараясь не засмеяться. До сих пор его, вот уже пять лет как помощника товарища министра внутренних дел Альвеола, никто не спрашивал, хорошо ли он знает альвеолскую грамоту.
     - Тогда не исправите ли вы ошибки в моем письме? – вежливо спрашивает Орти и добавляет, словно оправдываясь:
     - Мне кажется, там много ошибок.
     - Давай, тэж-эсиб, - Нито берет у него из рук листок и карандаш.
     - Не говори мне  «вы» и не называй эсибом, - добавляет он. – Я для тебя просто Нито.
     - Спасибо, - Орти становится рядом с ним. Он очень польщен и обрадован словами Нито. А тот внимательно читает его письмо и исправляет ошибки.
     - Семнадцать ошибок, - подводит он итог. – И нельзя сказать « до вчера». Лучше: « до вчерашнего дня». Это пишется вот так.
     И он пишет слово «вчерашнего» печатными буквами в уголке листа.
     Орти краснеет за свою малограмотность, но вместе с тем он полон благодарности по отношению к Нито и подает ему руку:
     - Спасибо, вы… ты мне тоже очень помог.
     Нито пожимает его руку, такую тонкую и маленькую по сравнению с его рукой.
    - Ты хочешь переписывать чернилами? – спрашивает он.
    Орти кивает.
    - Лучше перепиши карандашом, - советует Нито. – Иначе ты будешь весь в чернилах, тэж-эсиб, и письмо твое тоже.
     - Хорошо, - тут же соглашается Орти. – Я перепишу карандашом.
     Чернилами было бы, конечно, ярче и красивей, думает он. Но Нито прав: он, Орти, не сможет не перепачкаться и не насажать клякс. Поэтому он охотно снова берется за карандаш и переписывает письмо на чистый лист без ошибок. Нито помогает ему написать адрес, запечатывает конверт сургучом и уходит бросить письмо в почтовый ящик, который находится тут же, во дворце губернатора.
     Орти в это время стоит у открытого окна, защищенного сеткой от москитов, и смотрит вниз, на губернаторский сад, где ветерок покачивает мохнатые ветви пальм, похожие на перья исполинских сказочных птиц. За оградой сада, пересеченного дорожками и аллейками, лежит город: белый, солнечный знойный. Он подобен миражу в пустыне, и кажется Ортэму страшно чужим. Его вдруг охватывает неожиданная тоска по маме, по Солнечным Лужайкам, по Эрбену. Ему неуютно в этом прекрасно дворце, в этих огромных комнатах, где он совсем один. Ему хочется, чтобы Логарид поскорее вернулся. Слишком долго его нет. Уж не случилось ли с ним чего-нибудь?
     Возвращается Нито. Он подходит к окну и встает рядом с Орти.
     - Нито, - Орти смотрит на него снизу вверх. – Где Рид?
     - Сейчас он придет, - отвечает Нито. – Он пошел дать телеграмму госпоже Фрэй.
     - Он уже давно ушел, - замечает Орти. – С ним ничего не случилось?
     - Нет, - Нито улыбается и кладет ему руку на голову. – С ним всё в порядке, тэж-эсиб. Хочешь, пойдем его встречать?
     - Хочу, - Орти смотрит на амманга с горячей признательностью. – Спасибо, Нито.
     Нито берет его за руку, и они выходят из гостиной. Но не успевают они спуститься по лестнице, как сталкиваются с Логаридом Фрэем. Улыбаясь, Нито отпускает руку Ортэма, и тот бросается к отчиму, очень довольный тем, что они снова вместе. Фрэй подхватывает его на руки.
     - Что, искать меня отправились? – спрашивает он.
     - Откуда ты знаешь? – удивляется Орти и, не дождавшись ответа, начинает рассказывать:
     - Я написал письмо маме, а Нито исправил мне ошибки и отправил письмо. То есть, сначала я переписал, а потом Нито отправил.
     - Отлично, - Фрэй доволен. – Ты сказал Нито спасибо?
     - Сказал.
     - В таком случае, завтра мы едем дальше поездом. Через два дня будем в Эпельте.
     Орти очень рад: и тому, что Рид вернулся, и тому, что они поедут поездом. Как им, наверно, будет хорошо в Эпельте! Вся его тоска улетучивается. Завтра они поедут на поезде через Галаорскую пустыню, а потом для них начнется самая увлекательная жизнь. Их ждут новые люди, новые впечатления и город древних аммангов. А потом приедут мама с Николь, и станет совсем замечательно.
     Пока Логарид умывается прохладной водой, Орти стоит на пороге ванной и спрашивает:
     - А я смогу купаться в озере, Рид?
     - Сможешь.
     - А ловить рыбу?
     - Да, если она там есть.
     - А гулять?
     - Да.
    - Один или с тобой?
    Фрэй вытирает полотенцем мокрые волосы.
    - Посмотрим, - отвечает он.
    Орти кивает и уходит в спальню – играть. Как ни хочется ему подольше побыть с Фрэем. Он заставляет себя уйти от него. Ни в коем случае нельзя быть навязчивым. Логарид и минуты не должен жалеть о том, что взял его с собой.

     Орти снится, что он гуляет в саду Солнечных Лужаек у пруда. Он один, кругом удивительно тихо, даже птицы не поют. Ему становится как-то грустно, не по себе. Он хочет уйти из сада в дом и уже поворачивает на аллейку, ведущую к дому… но вдруг застывает на месте. Навстречу ему идет человек, одетый во всё черное, с белым, неподвижным, как у мертвеца, лицом. Орти еще ни разу не видел мертвецов. Но он вдруг понимает: этот человек неживой. Но он может передвигаться – и идет за Орти, чтобы увести его с собой. Вне себя от ужаса, Орти разворачивается и хочет бежать прочь, сломя голову, но его ноги, как нарочно, двигаются очень медленно, А между тем, шаги за спиной становятся всё отчетливей, всё ближе. Мертвый человек догоняет Орти. У него лицо дяди Кларенса, маминого брата, но Орти твердо знает: это не дядя Кларенс. Он потеет от ужаса; силится крикнуть, позвать на помощь, но голос изменяет ему: вместо крика из его горла вылетают какие-то слабые, жалкие звуки. Тем временем человек догоняет его. Рука ложится на плечо Орти, и мертвое, неподвижное лицо заглядывает ему в глаза. И вдруг на этом лице появляется улыбка: недобрая, зловещая, хищная. Орти понимает: сейчас настанет конец. Он крепко зажмуривается и… просыпается.
     Он лежит, весь в холодном поту, вокруг темнота. Он еще весь во власти сна; мертвое улыбающееся лицо, бледное до синевы, так и стоит перед его глазами. Какое-то время Орти не смеет пошевелиться, точно парализованный ужасом. Свет! Как же ему сейчас нужен свет! Но чтобы появился свет, надо встать и зажечь свечу.
     Пересиливая себя, он встает с кровати и ощупью пробирается к столику у окна, потому что помнит: там спички и свеча в подсвечнике. Его босые ноги ступают по ковру, точно по гвоздям. Ему кажется, что вот-вот за его спиной снова, уже наяву, появится нечто страшное, неживое, гибельное – и тогда он просто умрет от ужаса. Ему хочется завизжать, но он стискивает зубы: нельзя! Нельзя будить Рида и Нито. Оба дышат ровно и спокойно, оба спят, а кругом во мраке притаилось что-то злое, угрожающее – и потихоньку обступает Орти со всех сторон. Ему страстно хочется прочесть молитву, но ужас не дает пошевелиться его губам, не дает руке подняться для крестного знамения. Ужас совсем подавил его, сделал слабым.
     Дрожа, он нащупывает подсвечник и спичечный коробок, вынимает оттуда спичку, чиркает, зажигает свечу. Горит! Он облегченно крестится и сразу же прикрывает огонек рукой, чтобы свет не мешал спящим. Его губы шепчут молитву (огонек придал ему сил), но ему всё еще очень страшно. Он озирается в полутьме, чувствуя, что отвратительный сон всё еще в нем, рядом с ним.
     Фрэй просыпается. Он садится в постели, щурясь от света, потом встает и подходит к Орти. На них обоих по причине жары только короткие нижние батистовые штаны и нательные крестики, а у Орти еще медальон, он с ним не расстается.
     Орти с некоторым подозрением смотрит на проснувшегося Рида. Ему вдруг начинает казаться, что Рид не такой, как обычно, и сейчас превратится во что-нибудь особенно страшное. И даже если этого не произойдет, он всё равно отругает Орти за свечу, которая разбудила его.
     Но Фрэй ни во что не превращается и не ругается. Для него ничего не стоит заснуть и проснуться, и он немного удивлен насмерть перепуганным видом Орти.
     - Ты что, Орт? – ласково спрашивает он вполголоса, наклоняясь к мальчику. – Приснилось что-нибудь?
     Орти несколько раз сильно кивает взлохмаченной головой.
     - Прости, Рид, - шепчет он. – Я не хотел тебя будить. Я только хотел, чтобы свеча немного погорела… не сердись…
     И опускает голову. Фрэй тихонько смеется:
     - С чего ты взял, что я сержусь?
     Он ставит подсвечник со свечой в угол, на пол, так, чтобы она не была видна со всех трех кроватей и поднимает Орти на руки.
     - Что` тебе приснилось? – спрашивает он.
     Орти держится руками за его плечи, но не смотрит на него.
     - Я тебе завтра скажу, - говорит он. – Ладно?
    Ему очень не хочется здесь, в этой коварной полутьме, рассказывать Риду свой сон. Логарид, видимо, понимает его. Он садится на кровать Ортэма и сажает его к себе на колени. Орти обнимает его за шею и шепчет:
     - Там был черт.
     Фрэй крестит его и говорит:
     - Всё, он убежал, его больше нет. Почему ты не перекрестил его во сне? Тогда он испугался бы и убежал еще раньше.
     - Во сне я про это не вспомнил, - признается Орти.
     - Если тебе еще раз приснится что-нибудь плохое, - говорит Фрэй, - просто разбуди меня. А в Эпельте у тебя всегда будет гореть ночник.
     - Спасибо, - Орти вздыхает с облегчением и благодарностью. Ему так уютно сидеть на коленях у Логарида. Они такие надежные, крепкие, эти колени, и немного мохнатые, потому что покрыты светлыми шелковистыми волосками, как и грудь Рида. Эти волоски всегда поблескивают в мерцании свечи.
     Фрэй тихонько покачивает его на коленях. До чего приятно успокаивать испуганного ребенка, думает он. Особенно такого славного, как Орти.
     А Орти улыбается. Все его страхи постепенно исчезают, растворяются в ночи, потому что Рид – самый сильный и добрый человек на земле. И такой великодушный, что у Орти просто нет слов. Он чувствует, что очень любит Рида, просто ужасно любит. Так же, как папу. Он хочет сказать ему об этом, но не смеет.
     - Ложись, - говорит Фрэй. – И помни: всегда буди меня, если будет страшно.
     - Да, - Орти забирается под простыню. Ему не хочется, чтобы Рид уходил.
     Тот словно читает его мысли.
     - Спи, я посижу с тобой, - он гладит Орти по щеке.
     - Ты лучше ложись, - мужественно просит Орти. – А то не выспишься.
     - Высплюсь, - Фрэй улыбается. – Спи.
     Орти закрывает глаза, поудобней сворачивается под простыней и в порыве любви и благодарности говорит:
     - Рид, таких, как ты больше нет. Ты один-единственный.
     И засыпает мирно и спокойно. Умиленный и растроганный его словами, Фрэй тоже ложится. «До чего славный мальчишка», - думает он, погружаясь в сон.
     Последним засыпает Нито Цанг. Он проснулся, едва Орти чиркнул спичкой о коробок, но не подал вида, что мальчик разбудил его. Он всё видел и слышал, и теперь на сердце у него так тепло, будто он вдруг тоже стал маленьким. Он немного завидует Логариду (хотя и самой белой завистью), ибо впервые видит, чтобы приемный сын так любил своего отчима. Он встречал немало приемных детей, но ни один из них не нравился ему так же сильно, как Орти. Еще ни один чужой ребенок не был ему так близок, приятен и понятен. Да и Фрэй редкий отчим. Засыпая, Нито думает о том, что его отец, Л`азур Цанг, никогда не был так же ласков и внимателен со своими родными детьми, как Фрэй с чужими. «За это Бог пошлет ему удачу, - думает Нито. – Такой человек не останется без награды».

      7.
     После завтрака они прощаются с губернатором Маттонги и покидают город.
     Они садятся в поезд, который повезет их через пустыню Галаор до самой Эпельты. Лошадей по возможности удобно устраивают в заднем вагоне состава.
     Ночные страхи давно забыты Ортэмом. Они сидит в вагоне с жёсткими деревянными скамейками и с любопытством смотрит в большое окно с опущенным до половины стеклом. Все стекла опущены до половины, и всё равно в вагоне жарко и душно, несмотря на прошедший ночью дождь, освеживший воздух.
     Пока Фрэй с Нито вспоминают свои гималайские и африканские приключения и товарищей по экспедициям, Орти не может оторвать глаз от того, что видит за окном. Растительности становится всё меньше и меньше. Спустя два часа после отбытия из Маттонги, поезд въезжает в пределы Галаорской пустыни, и вид из окна становится совсем однообразным. До самого горизонта простираются пески цвета жженого сахара. Но в том-то для Орти и заключается новизна зрелища: он никогда еще не видел такой массы песка, лежащего ровными примятыми волнами, как на макетах Логарида Фрэя. Порой вагон немилосердно встряхивает, но Орти не обращает на это внимания. Он с жадностью смотрит в окно и вдыхает особенный, вагонный запах нагретого солнцем чугуна, смолы, железа, дерева, паровозного дыма. Когда ему становится слишком жарко, он отпивает несколько глотков из своей маленькой фляжки с гранатовым соком.
     Иногда монотонность пустынного пейзажа разнообразят жёсткие кустики каких-то растений или караваны верблюдов и лошадей, тянущиеся вдали цепочкой… но это бывает редко.
     Станций очень мало. Поезд останавливается у небольших оазисов со скоплениями белых домиков, похожих издали на кирпичики разных размеров. Фрэй сообщает Орти, что в этих поселениях есть маленькие сады, колодцы и оросительные каналы. Платформу заменяет обыкновенная деревянная площадка с навесом из парусины. В вагон, где едут Логарид, Нито и Орти, никто не садится. Пассажиров мало, и машинист кричит им, чтобы они занимали другие вагоны.
     Наконец Орти надоедает смотреть на пески. Они с Фрэем принимаются беседовать о пустыне, о ее жителях и купцах, ведущих свои караваны через пески.
     Обедают пирожками, котлетами и холодным кофе, ужинают приблизительно так же, только вместо кофе пьют сок.
     В конце концов, небо темнеет, солнце заходит, и в вагоне наступает долгожданная прохлада. Трое пассажиров готовятся ко сну. Орти ложится на скамейку, на положенное сверху одеяло, и накрывается еще одним одеялом. Фрэй кладет ему под голову свою свернутую валиком полотняную куртку вместо подушки, а Нито, тем временем, к удивлению Орти, поднимает все стекла в вагоне.
     - Зачем Нито закрывает окна, Рид? – спрашивает Орти. – Ведь нам будет душно.
     - Не будет, - отвечает Фрэй. – Зато в вагоне сохранится тепло. Ведь ночью пески остывают; а с закрытыми окнами мы не замерзнем.
     Подняв стекла, Нито ложится тоже. Он смотрит на крупные звезды в окне, на белую луну, озарившую пески ровным светом, почти лишенным теней, отчего пустыня начинает походить на бесконечные заснеженные просторы. Трепещут на стенах лампы-ночники, зажженные помощником машиниста. Орти думает о маме, о Солнечных Лужайках, о том, что послезавтра поезд прибудет в Эпельту… и незаметно засыпает под стук колес.
     Следующий день проходит интересней. Правда, все трое по-прежнему изнывают от жары, но Орти уже не так обращает на это внимание. Он с увлечением слушает рассказы Фрэя и Нито об экспедициях, рассматривает карты Эпельты, Инека, Бахасты. Кроме того, Рид позволяет ему гулять по вагону. Самые прохладные помещения – тамбур и уборная с деревянным. Как в деревенских домах, стульчаком и откидной крышкой. Орти садится на эту крышку, отдыхая от жары и глядя, как монотонно падают капли из медного рукомойника в медную раковину. Впрочем, он понимает, что не пристало ему сидеть в таком месте слишком часто и подолгу, поэтому принимается почаще выходить в тамбур. Там опущены стекла, и он подставляет голову под освежающий ветерок, происходящий от движения поезда. Фрэй и Нито тоже выходят в тамбур или стоят у окон, высунув головы наружу, в темных очках, защищающих глаза от солнца и песка. Орти получил о Фрэя такие же очки – и тоже надевает их, выходя в тамбур.
     Они навещают своих лошадей, ласкают их, поят водой и кормят овсом. А в остальное время Орти слушает Фрэя, который рассказывает ему о Галаорской пустыне и о пустынях вообще. Забывая про жару, Орти задает множество вопросов, и Рид обстоятельно отвечает ему. Иногда Нито добавляет от себя несколько слов, всегда весомых и необходимых, словно штрихи, дополняющие выразительность пейзажа на холсте.
     На одной из остановок поезд стоит дольше обычного, и Орти имеет возможность наблюдать за строителями железной дороги. Она ответвляется от основного пути вправо. Рабочие одеты в самую разную одежду: в куртки, тюрбаны, чалмы, халаты. Грязные, черные от солнца, эти люди переговариваются между собой на смеси аммангийского и альвеолского языков. К этой смеси также примешивается диалект пустынных жителей, и Орти не может понять ничего, кроме отдельных слов. Справа и слева от новой железной дороги стоят палатки, где живут рабочие, и небольшой дощатый домик начальства.
     … На следующее утро поезд прибывает в Эпельту. Помощник машиниста выводит лошадей, ухоженных и чистых (он всю дорогу заботился о них), всадники седлают их и пускаются в путь по городу, утопающему в зелени.
     Орти с любопытством смотрит по сторонам: на великолепные и скромные дома, на густые сады, откуда доносится знойный, садкий аромат цветов.
     Мимо всадников проезжают амманги и альвеолцы: тоже в седле или в колясках. Орти уже знает, что все амманги – христиане. Возле одного из храмов путешественники останавливаются и входят внутрь. Храм великолепен: он украшен драгоценными породами дерев, слоновой костью, позолотой; алтарь сверкает перламутровой отделкой раковин и тысяч жемчужин (их добывают в озере Глэф). Аммангийские девушки одеты в длинные легкие одежды. Вид у них строгий и вместе с тем исполненный достоинства. Мужчины одеты по-разному, но все они похожи на Нито, и во всех аммангах присутствует какая-то тайна, как и в Нито Цанге.
     Священник-амманг кропит прихожан святой водой, они преклоняют колени перед святыми ликами. Орти верит: теперь, когда он поздоровался с Господом в Его доме, ему уже не приснятся недобрые сны, а если и приснятся, он не испугается их.
      Они покидают храм, снова садятся на лошадей и, спустя четверть часа, въезжают на подъездную аллею великолепного дворца, огороженного позолоченной решеткой. Дворец состоит из главного, довольно большого прямоугольного здания и двух башен, расположенных справа и слева от ворот, прямо у ограды. Башни соединены с дворцом галереями, покрытыми, точно ковром, ползучей зеленью и пышными, яркими цветами, от запаха которых кружится голова.
     Они сходят с лошадей, поднимаются по крыльцу в пять ступеней и стучат в дверь.
     Им открывает лакей. Фрэй представляется ему. Лакей тут же велит одному из слуг заняться лошадьми высоких гостей, а другому поручает доложить «эсибу Вилл`ани» о прибытии «эсибов от государя».
     Орти с любопытством осматривает огромный, приятно прохладный, залитый солнцем холл и мраморную лестницу, покрытую орехового цвета ковровой дорожкой. По обеим сторонам лестницы в изящных гипсовых вазах – какие-то удивительные растения с крупными, ярко-голубыми цветами.
     Через минуту на лестнице появляется невысокий пожилой господин, одетый так же легко, как Логарид, Нито и Орти. За ним по пятам следует загорелый, небритый молодой человек лет двадцати пяти в хлопчатой грязной безрукавке и обрезанных до колен темных штанах, темноволосый, вихрастый, с яркими, синими, как сапфиры, глазами. Его красивое лицо сурово и решительно.
     - Господин Виллани, послушайте… - твердит он.
     - Мне некогда, Латт`ада, - господин Эрнальдо Виллани сердито отмахивается от него. – Приходите завтра утром…
     - Но деньги нужны мне сегодня, - возражает Латтада. – Я уже говорил вам об этом.
     - Вы с ума сошли! – шипит на него господин Виллани, стараясь одновременно с этим радушно улыбнуться Фрэю. – Подите, мне сейчас не до вас…
     - Зато мне` до вас, - глаза Латтады начинают вызывающе поблескивать. – Я прошу вас выдать мне деньги вперед, сегодня, а не перед выходными; это мое право…
     - Здравствуйте, господин Фрэй, - очень сердечно говорит господин Виллани, не слушая больше своего спутника и пожимая руку Фрэю. – Здравствуйте, господин Цанг! Здравствуйте… - он доброжелательно и вопросительно смотрит на Орти.
     - Ортэм Нэш-Фрэй, - Орти с достоинством подает ему руку.
     - Очень рад, Ортэм, - господин Виллани пожимает его руку. – Это ваш сын, господин Фрэй? Славный мальчик! Мы получили телеграмму от господина Сандара; ваши комнаты давно готовы. Туэ, отнесите вещи наших гостей в их комнаты. Пойдемте, господа. Я покажу вам, где вы будете жить, а после представлю вас господину Альб`еру Дюв`алю. Прошу вас…
     - Ступайте! – сердито цыкает он на Латтаду. – Завтра!
     Латтада складывает руки на груди и принимает самый неуступчивый вид.
     - Не завтра, а сегодня, - возражает он.
     - Кто вы и чего хотите? – спокойно спрашивает Логарид Латтаду.
     - Это наш рабочий из Бахасты, Т`ибор Латтада, - смущенно и не без досады объясняет господин Виллани. – А нужны ему деньги. Но я давно дал себе слово не давать рабочим денег до вечера пятницы, потому что они их пропивают.
     - Вам хорошо известно, что я не пьяница, - произносит Тибор Латтада сквозь зубы.
     - Ничего мне не известно, - сердится господин Виллани. – И вообще…
     - Одну минуту, господин Виллани, - говорит Фрэй, и Орти с удивлением смотрит на него: такая властная сила вдруг звучит в голосе отчима. – Позвольте мне как временному вашему начальнику самому решить этот вопрос.
     Он смотрит в глаза Тибору Латтаде:
     - Сколько денег вам нужно?
     - Мое недельное жалованье, сударь, - отвечает Латтада, на этот раз спокойно и почтительно, без всякого вызова. – Восемь сп`еллеров.
     - Возьмите, - Логарид открывает кошелек и, отсчитав названную сумму, ссыпает на ладонь Латтады горсть серебряных монет.
     - Благодарю, сударь, - Латтада бросает на Фрэя признательный взгляд. – Прошу прощения, господа.
     Он слегка кланяется и исчезает за входной дверью. Господин Виллани облегчено вздыхает и говорит очень искренне:
     - Слава Богу, прибыло настоящее начальство! Я всего лишь археолог, господин Фрэй. Я люблю подчиняться – и совершенно не умею командовать людьми. Право, я чрезвычайно рад, что вы приехали.
     - Я тоже этому рад, - улыбается Фрэй. – Ведите нас, господин Виллани.
     - Да, да, пойдемте, - оживляется археолог.
     Они поднимаются по лестнице на второй этаж дома и вскоре оказываются в четырех красивых комнатах, смежных между собой. Все они имеют выход в коридор. В конце коридора – большая ванная. Логарид отправляет Орти мыться с дороги, а сам вместе с Нито знакомиться с веселым, дородным Альбером Дювалем, помощником Виллани, и с Эббе Фролонгом, молчаливым врачом, высоким, худощавым, темноволосым. Эрнальдо Виллани производит на Фрэя впечатление простодушного ученого, весьма сведущего в археологии, но совершенно лишенного умения разбираться в людях и решать их проблемы. Мсье Дюваль, жизнерадостный француз, напротив, похоже, разбирается в людях, но ему лень заниматься их проблемами. Больше всего на свете его интересует археология и он сам, но в нем достаточно ума, такта и некоторой галльской хитрости, чтобы скрывать свой эгоизм от других. Впрочем, он вовсе не злой и не жадный, и всегда готов придти на помощь ближнему, если это не стоит ему слишком большого труда.
     Врач Эббе Фролонг нравится Фрэю гораздо меньше двух археологов. В его сдержанности чувствуется какая-то неискренность. Нелегко понять такого замкнутого человека, думает про себя Фрэй.
     Познакомившись с археологами и врачом, они с Нито уходят в свои комнаты.
     - Любопытно, где живет его сиятельство `Эдишер Маль, хозяин дворца? – обращается Фрэй к Нито. – У меня такое впечатление, что весь дворец – наш.
     - Эдишер Маль живет в другой половине дворца, эсиб, - поясняет Нито. – Как бы напротив нас. Понимаешь? То есть он живет параллельно относительно нас, за стеной. У него два парадных крыльца. И, кстати, правую башню с галереей он тоже оставил себе.
     - Очень удобно, - одобрительно говорит Фрэй. – Всё равно, что живешь в двух разных домах. Неплохо придумано.
     - Да, - соглашается Нито. – Но это придумал не Маль, а его дед. Кстати, у Маля есть дочь одного возраста с нашим тэж-эсибом. Он мог бы учиться вместе с ней.
     - Отлично, Нито, - Фрэй улыбается. – Я поговорю об этом с графом, как только смогу.
     Орти возвращается из ванной и с удовольствием разглядывает свою уютную комнату с кроватью в алькове, с письменным столом, с керосиновой лампой, со стеклянной дверью, ведущей на балкон. Ему здесь очень нравится, но он проголодался – и с трудом дожидается, когда оба его друга вымоются.
     Наконец, они готовы, и лакей Язеп Смольд провожает их в столовую, где уже накрыт стол, и оба археолога ждут их с нетерпением. Доктор Эббе Фролонг обедает в саду, в беседке. Такова его привычка, объясняет господин Виллани.
     - Сибарит, - посмеивается Дюваль.
     Они говорят еще что-то, но Орти не слушает. Он с нетерпением ждет момента, когда можно будет, наконец, приступит к обеду. Долгожданный момент наступает. Орти не заставляет себя просить начать трапезу. И только утолив первый голод, съев почти весь суп, он, наконец, начинает прислушиваться к застольной беседе.
     - … мы здесь почти целый год, - слышит он голос Виллани. – И до сих пор, господин Фрэй, Иргус не найден, хотя мы откопали почти всю Бахасту. Вам, конечно, известны древние рисунки, по которым составлена карта Бахасты. Часть города приходится на юго-западные заросли близ озера; я уже велел рубить там деревья и выкорчевывать их. Но если мы и там не найдем Иргуса… - он разводит руками.
     - Зато рабочие нашли много предметов домашней утвари и украшений, - вступает в разговор Альбер Дюваль. – Множество сосудов, глиняных плиток с письменами (я сейчас занимаюсь их расшифровкой),  оружия, изделий, украшавших жилища. Мы отвели под музей одну из больших комнат дворца. Вы можете посмотреть, как много интересного мы обнаружили.
     - Первые дни нас было не остановить, - улыбается господин Виллани. – Когда рабочие уходили, мы с Дювалем оставались и сами продолжали раскопки до полуночи.
     - Да, - подтверждает Альбер Дюваль, хитро поблескивая маленькими светлыми глазками. – Мы, как дети, были убеждены в том, что найдем Иргус, стоит только подольше покопать. Но… - он с комическим сожалением разводит руками и вздыхает. – Не вышло!
     Все смеются.
     - Хочу надеяться господа, что ваши (а с сегодняшнего дня и мои) усилия будут вознаграждены, - говорит Фрэй. – Что вы можете сказать о рабочих, нанятых вами?
     - Хорошие люди, - одобрительно говорит господин Виллани. – Правда, многовато пьют и на язык несдержанны (конечно, не все). Но работают исправно. Пьяные, трезвые ли, они свое дело знают. Вот хотя бы этот паренек, Тибор Латтада – очень дельный. Я сегодня рассердился на него, не вовремя он пришел… а теперь, как остыл, могу сказать с уверенностью: это очень добросовестный работник. Он честно зарабатывает свои деньги. Хотя, откровенно говоря, восемь спеллеров за такую тяжелую работу – плата не совсем подходящая. Я уже писал его величеству: надо бы увеличить жалованье рабочим. Но его величество вместо этого увеличил жалованье нам с Альбером и доктору Фролонгу. Мы, конечно, были довольны, но всё-таки на месте его величества я бы выделил для рабочих побольше денег; ведь у многих семьи, которые надо кормить.
     - Ну, Эрнальдо, всякий хорош на своем месте, - поспешно говорит Дюваль. – Восемь спеллеров – это, того… не так уж мало.
     Его голос звучит несколько неуверенно.
     - Я напишу его величеству, - говорит Фрэй. – В самом деле, восемь спеллеров – маловато. На мой взгляд люди должны получать вдвое больше. И некоторые из них будут получать больше уже теперь. Я соберу под свое непосредственное начало человек пятнадцать и буду еженедельно выплачивать им по шестнадцать спеллеров. Они будут вести раскопки там, где я им укажу, а именно на Судейской Площади, или Площади Казней, вот здесь.
     Он раскрывает походную карту и указывает на древнее место казней, которое находится в стороне от города, в зарослях.
     - Мне кажется, - добавляет он. – Иргус может быть именно там. Это место называлось `эбриком.
     - Мы уже думали об эбрике, - говорит господин Виллани. – Но нам казалось, Игруса там быть не может. Судейская Площадь считалась нечистым местом, амманги вряд ли поставили бы там святыню.
     - Иргус был важнейшим храмом древнего племени, - произносит вдруг Нито Цанг. – Он вполне мог находиться на эбрике.
     - Очень может быть, - подтверждает Альбер Дюваль. – Во всяком случае, господин Фрэй, попробовать стоит.
    - Я рад, что таково ваше мнение, - улыбается Фрэй. – Но эбрик, вероятно, сильно зарос… не так ли?
     - Да.
    - В таком случае, придется заняться сперва вырубкой, потом росчистью, а уж потом раскопками.
     - Рук маловато, - вздыхает Виллани. –
Его величество велел не нанимать более пятидесяти человек.
     - Мы с вами поделим людей, - принимает решение Фрэй. – Сколько человек заняты на вашей вырубке?
     - Двадцать два, - отвечает Виллани.
    - Добавим еще восемь из Бахасты; получится тридцать. Вам достанется пятнадцать человек и мне столько же. Эсиб Цанг займется отбором людей. А сейчас, после обеда, мы с вами, господин Виллани, пойдем к рабочим. Вы представите им нас с эсибом Цангом, и скажете, что с этого дня я` - начальник раскопок. Потом я возьму слово.
      - Прекрасно, - Эранальдо Виллани улыбается. Он сердечно рад передать свою власть человеку, умеющему управлять людьми. Дюваль рад немного меньше, но скрывает некоторое свое беспокойство под маской задумчивости.
      После обеда Фрэй вместе с Нито и археологами отправляется «к народу», а Орти, не осмелившийся попроситься вместе с ними, выходит в сад.
      До чего чудесное место! И как оно не похоже на всё, что до сих пор видел Орти. Сад состоит из густых зарослей со множеством тропинок и маленьких полян. В галерее, соединяющей замок с левой башней, есть небольшая арка. Калитка в ней открыта. За галереей – продолжение сада. Орти проходит в арку и видит: посреди большой поляны, в полутени пальм, бьет высокий фонтан. В центре бассейна – мраморный дельфин, в клюве которого - медная витая раковина, откуда и бьет вода. Она взмывает к небу сверкающим столбом, а наверху рассыпается хрустальными радужными брызгами и падает в бассейн.
     Около бассейна растут три пальмы. Они склонили свои мохнатые головы и словно смотрятся в воду. Стволы у них прямые, без всяких веток, но одна из пальм так низко согнулась над фонтаном, что Орти тут же решает как-нибудь непременно забраться на нее. «Наверно, на ней можно покачаться, - мечтает он. – Как на качелях!»
     В пышных, яро-зеленых зарослях щелкают, свистят, распевают птицы. Великолепные цветы всех размеров и форм, белые, голубые, красные, шафранные, лиловые источают. Сильный, сладкий аромат. Орти еще никогда в жизни не видел таких замечательных цветов. Он подходит к ним и трогает их упругие, жестковатые лепестки. Потом бежит к фонтану, разглядывает дельфина, ложится животом на широкий бортик бассейна и рассматривает дно. Оно всё усыпано разноцветными камешками, среди которых, точно сказочные деревца, белеют и алеют веточки кораллов. Пестрые рыбки плавают среди этой красоты, лениво пошевеливая плавниками и хвостиками. Прохладные брызги осыпают Орти, он ежится и пытается сосчитать рыбок, но это невозможно, потому что они всё время движутся, и он считает одних и тех же рыбок по нескольку раз. Он бросает это занятие, но продолжает любоваться рыбками. Фонтаны он видел и дома, в Эрбене, но таких красивых рыбок там не было. И очень напрасно, думает Орти. Вон, как им хорошо, в этом мраморном бассейне. Воздух жаркий. Орти тоже хочется превратиться в рубку и уплыть в прохладную глубину. Он вспоминает про озеро: вот бы хорошо там искупаться! Рид обещал, что сегодня вечером они пойдут туда.
     Орти отходит от бассейна. Ему представляется, как через месяц мама и Николь будут гулять здесь. Он с удивлением чувствует, что уже успел соскучиться по сестре: не сильно, немножко. Ведь он сейчас один, Рид с Нито заняты. Как было бы здорово, если бы здесь можно было с кем-нибудь поиграть!
     Скука, пока еще осторожная и невнятная, забирается в его сердце. Он садится в тени на траву. Сад, конечно, замечательный, спору нет, но когда тебя все оставили, одиночество приходит к тебе, как застенчивая кошка, и становится рядом с тобой так близко, что кажется, вот-вот потрется о твои босые, в одних только сандалиях, ноги. Конечно, на траве лежит красный мячик Орти и его игрушечный паровоз – зеленый, заводной. Это отличные вещи, но всё-таки они не могут спасти Орти от чувства нарастающего одиночества.
     Он решает бороться со скукой. Напевая, он обегает весь сад, заглядывает во все заросли, за все куты и цветами и без цветов. Ему очень хочется найти хотя бы одну живую душу, хотя бы ящерку или ужа… но, кроме птиц и насекомых, в саду никого нет. Орти вспоминает Тибора Латтаду. Латтада понравился ему. Было бы интересно посмотреть, где и как он работает, поговорить с ним, может быть, помочь. «Я ведь тоже могу копать, - говорит себе Орти. Если мне дать небольшую легкую лопату, я бы копал с удовольствием. Только чтобы рядом был кто-нибудь хороший, вроде этого Тибора. Рид молодец, что дал ему денег!»
     Ноги сами приводят Орти к медной ограде с острыми шишками, идущими поверху. Он прижимается лицом к решетке, там, где она не накалена солнцем, и видит чуть подальше и пониже сада древний город Бахасту, а за городом – иссиня-черное озеро, такое огромное, что его противоположный берег кажется узкой полоской.
     Орти с величайшим, жадным любопытством рассматривает древний город. Таинственные прямоугольные и квадратные дома без крыш, с полукруглыми и квадратными проемами окон и дверей, улицы, выложенные булыжником. Среди этих белых мраморных домов суетятся фигурки рабочих: с лопатами, с тележками нагруженными землей и песком. Рида, Нито и археологов не видно: должно быть, они ушли в густые заросли, обрамляющие озеро справа и слева от Бахасты. Как же им, наверно, сейчас интересно! И почему он, Ортэм, должен, как узник, сидеть взаперти, в очень красивом, но совершенно пустом саду, где нет даже ящериц – ничего, кроме птиц, рыбок, цветов, травы и пальм. Конечно, есть фонтан, беседки и статуи, но они неживые, с ним не поговоришь. А за оградой белеет загадочная Бахаста, синеет озеро, зеленеют густые заросли. Там работают люди и среди них, наверно, Тибор Латтада. Познакомиться бы с ним поближе и узнать, точно ли он хороший.
     «Попрошу Рида, пусть возьмет меня завтра с собой, - думает Орти. – Он ведь должен понимать: я уже взрослый, и нечего за меня беспокоиться».
     Он вздыхает, идет к воротам и пытается завести беседу с двумя часовыми, одетыми так же легко, как он; только вместо сандалий на них гольфы и ботинки, отчего они напоминают Орти приютских мальчиков, которых он видел однажды в Эрбене, только с усами. Часовые крайне неразговорчивы. На все вопросы Орти они отвечают очень коротко и односложно. Это патрульные майора Берджиха, догадывается он. Им, конечно, жарко стоять на солнцепеке, охраняя ворота в Башенки. И беседовать с кем-либо на посту часовым не полагается.
     Орти со вздохом уходит в дом и некоторое время бродит по нему, изучая каждый уголок. Потом он садится за письма маме, няне и Николь, рассказывает им о поездке через Галаорскую пустыню, описывает дом и сад. Рядом с ним лежит словарь. Он постоянно заглядывает в него и, благодаря этому, не делает ошибок, зато очень устаёт. Не шутка грамотно написать целых три письма, пусть и совсем небольших! От твердо решает отныне писать письма по очереди, в день по одному письму.
     Вскоре возвращаются археологи, Рид и Нито. Они осушают по кувшинчику ранса, аммангийского напитка, который изготовляется из бобов и травы «напава» и хорошо утоляет жажду. Орти еще за обедом проникся любовью к вкусному прохладному рансу и теперь с удовольствием пьет его вместе со своими взрослыми друзьями.
     Нито и Рид освежаются в ванной и уходят в свои комнаты, отдохнуть. Орти следует за Фрэем в его спальню.
     - Рид, - Орти немного волнуется. – Можно мне пойти с тобой на раскопки?
     - Завтра – можно, - Логарид скидывает сандалии и ложится на кровать.
     - Что, скучно одному? – он улыбается Орти.
     - Немножко, - осторожно отвечает тот.
     - Поезжай сегодня с Нито на почту в город, - предлагает Фрэй, закрывая глаза. – Вы отправите телеграммы и наши с тобой письма. Хочешь?
     - Очень хочу! – Орти доволен. – Спасибо, Рид.
     Ему хочется рассказать своему другу про сад, поговорить с ним о раскопках, об озере Глэф и рабочих, но Фрэй уже крепко спит. Орти заглядывает в соседнюю комнату к Нито; тот спит тоже. «Вырубились», - вздыхает про себя Орти. Так всегда говорил его дедушка, покойный муж бабушки Аннеты, когда кто-нибудь из домочадцев засып`ал днем.
     Он уходит к себе и сидит у открытого окна, болтая ногой и глядя на озеро. Так он сидит в течение десяти минут, пока Фрэй и Нито не просыпаются. После этого Логарид снова уходит в Бахасту, а Нито велит конюху седлать лошадей. Они с Орти отправляются в город, на одну из улиц, где в бревенчатом доме уютно расположились отдел писем, посылочный отдел и телеграф.
     Пока Орти старательно, высунув от напряжения кончик языка, надписывает на конвертах своих трех писем адрес Солнечных Лужаек, Нито отправляет две телеграммы: одну госпоже Сильветте Фрэй от имени мужа (Логарид дал ему текст), а другую от собственного имени и от имени Фрэя товарищу министра внутренних дел Дариду Сандару в Эрбен. Он пишет Сандару, что они добрались благополучно и уже принялись за работу. Также он пишет от имени Фрэя: «Я Логарид Фрэй прошу позволения его величества повысить жалованье рабочим вдвое тчк это необходимо для пользы нашего общего  дела зпт надеюсь на успех тчк».
     Отослав телеграммы, Нито запечатывает сургучом письма Орти и бросает их в почтовый ящик вместе уже с запечатанным письмом Фрэя.
     Они с Орти покидают почту и едут осматривать город. По дороге они заходят в кофейню. Хозяин-амманг приносит им обоим мороженое с шоколадом и рас в бокалах. Они с Нито знакомы. Нито приглашает хозяина за их столик. Тот благодарно кивает и приносит для себя и для гостя две бутылки слабого пива с ледника (амманги не очень-то жалуют крепкие напитки) Нито и хозяин потягивают пиво, закусывая мороженым, а Орти, угощая мороженым с рансом, слушает плавную, звучную аммангийскую речь, чужие для его слуха удивительные слова, похожие на добрые заклинания. В кофейне приятная полутьма и прохлада; зал почти пуст, только за столиком в углу сидят двое посетителей и тоже пьют пиво.
     Через полчаса Нито и Орти уезжают домой. Солнце уже довольно высоко над горизонтом, но уже чувствуется вечер.
     - Ты пойдешь с нами сегодня на озеро, Нито? – спрашивает Орти.
     - Пойду, - отвечает Нито Цанг.
     - А как по-амамангийски «озеро»?
     - Бэл-ак, - Нито улыбается и переводит:
     - Круглая вода.
     - Но озёра ведь не всегда круглые, - размышляет вслух Орти. – А рыба в Глэфе есть?
     - Да, - отвечает Нито. – Она очень крупная и вкусная, и ее много. Здесь даже есть маленькие осьминоги и медузы – тоже небольшие.
     - А акул нет? – с некоторым беспокойством спрашивает Орти.
     Нито смеется:
     - Нет, тэж-эсиб, и дельфинов тоже. Зато ты можешь увидеть морских коньков.
     Они возвращаются в Башенки.

     8.
     Дни полетели для Орти удивительно быстро – и в то же время каждый день казался ему едва ли не неделей, так насыщала его новыми впечатлениями жизнь. Скука и одиночество исчезли, точно приснились; жить стало удивительно интересно.   
     Орти открыл для себя озеро. Первые два дня он ходил туда с Фрэем и Нито, потом Логарид позволил ему купаться одному у берега. Он взял с Орти слово, что тот не заплывет далеко. Орти охотно пообещал. Его вовсе не тянуло пускаться в «дальнее плаванье», во всяком случае, в одиночку. Он уважал озеро и немного побаивался его, но вместе с тем любил так, как не любил в своей жизни ни одно другое озеро, ни одну реку и даже море. Это была настоящая страсть – но детская, чистая, как родник. Орти не мог равнодушно видеть эту огромную прекрасную воду с ее золотистым песком, тонким и мягким, с разноцветными стайками рыбок, мелькающими у дна, с красивыми камешками, с садами из водорослей и мелких кораллов.
     Он купался утром и вечером, а днем сопровождал Фрэя и Нито в заросли, или бродил по Бахасте среди мраморных стен древнего города, зачарованно наблюдая, как работают оставленные в городе несколько человек. Остальные трудились в зарослях, откапывая юго-восточную часть города и `эбрик – Судейскую Площадь или Площадь Казней древних аммангов.
     Рабочие в городе, загорелые до черноты люди, не обращали внимания на маленького мальчика в голубой панаме. Они знали, что это «сынок господина Фрэя» или «эсиба Фрэя» (его называли по-разному). Но у них было столько дел, что для мальчика времени не находилось. Он, в свою очередь, не смел надоедать им расспросами, ибо видел, как они заняты. Да и люди они были уже не молодые. Вся молодежь работала на северо-западных вырубках Виллани и Фрэя, поэтому Орти всё время тянуло туда. Там было веселее.
     Когда Орти по вечерам забирался на пальму, ниже других склонившуюся над бассейном в саду Башенок, он покачивался на ее гибком стволе, точно на качелях, и поглядывал по сторонам, на кудрявые заросли, которые сверху, издали казались маленькими и милыми: хотелось протянуть руку и погладить их, точно мохнатого щенка или котенка. Приятно прохладные брызги фонтана долетали до его рук, ног, лица, Он спускался с пальмы почти мокрый, уже в сумерках, очень быстро переходивших в темноту. В семь часов вечера в Эпельте было уже совсем темно, тогда как в Солнечных Лужайках и в Эрбене темнело только в десять.
     Днем на вырубке Логарида Фрэя царили суета, крики, брань, шутки, смех. Орти впитывал, вбирал в себя образы этих людей: их жесты, улыбки, слова, узнавал их имена и постепенно постигал характеры. Он с восторгом смотрел, как эти сильные люди рубят деревья, выкорчевывают пни, взрыхляют землю вместе с дерном, превращая бывшие заросли в росчисть. От альвеолских рабочих часто пахло ромом и водкой, они ходили потные, небритые, в грязных рубахах, но беспрекословно слушались Фрэя и Нито. Амманги тоже слушались их, но спиртным от них не пахло. И они держали себя чище и опрятней альвеолцев.
     Однажды, когда Орти подбежал посмотреть на цветок, которого еще не видел (это была поздняя аммангийская орхидея), какой-то человек грубо схватил его за плечо и сказал:
     - Отойди к черту, не вертись под ногами!
     Орти с изумление окинул его взглядом (с ним еще никогда не говорили так грубо). Он увидел дюжего рабочего, бородатого, смуглого, с бычьей шеей и могучими покатыми плечами. Он смотрел на Орти угрюмо и раздраженно, в вырезе его грязной полурасстегнутой рубахи росла черная шерсть. В правой руке он держал заступ, и от него несло водочным перегаром. Он не походил на амманга, хотя в его лице было что-то аммангийское. В правой руке он держал заступ, и от него несло водочным перегаром.
     Орти мгновенно вспомнил то, о чем почти совсем уже позабыл: он вспомнил, что он дворянин. Да, он был дворянином, а этот грязный пьяный человек им не был. И он позволил себе оскорбить его, Ортэма Нэша-Фрэя!
     Глаза Орти сверкнули грозным огнем, он смерил дерзкого простолюдина неприязненным и презрительным взглядом – и изо всех сил ударил ладонью о тяжелой руке, лежавшей на его плече.
     Рабочий весьма удивился. Он убрал руку, но тут же расхохотался, с одобрительных и хищным интересом поглядывая на мальчика.
     - Ишь ты, цаца! – сказал он. – Ты чей, такой норовистый?
     Орти уже приоткрыл рот, чтобы достойно ответить ему, но тут рядом с ними вырос Тибор Латтада. Он взял Орти за руку и молвил:
     - Это сын господина Фрэя.
     И повел Орти к Нито, который не видел происходившего, так как смотрел в другую сторону. Лоагрида пока что не было тут, он отлучился на вырубку Эрнальдо Виллани.
     - Иди к эсибу Цангу, - шепнул Тибор Латтада, выпуская руку Орти. – И не мешай работать.
     - Я не мешаю, - тихо, но сердито возразил Орти. – Он первый полез.
     Тибор рассмеялся и дружески наклонился к Орти.
     - Я знаю, что ты не мешаешь, - признался он. – Ты славный парень. Но от этого малого с бородой держись подальше: у него рука тяжелая, особенно когда он с похмелья.
    - Я не боюсь его, - сказал Орти. – Я дворянин. И господин Фрэй мне вовсе не отец, он мой отчим и лучший друг.
     Латтада снова засмеялся.
     - Хочешь добрый совет? Даю даром. Своим дворянством будешь кичиться дома, а здесь, на раскопках, этого не любят. Запомнил? И никому не говори, что хозяин – твой отчим, а не отец: так будет лучше.
     Помолчав, он добавил:
     - Если хочешь дружить с людьми, делай, как я тебе сказал. И будь осторожней с незнакомыми. Тебя, кажется, Ортэм зовут? Хорошее имя. Ну, будь здоров.
     И он зашагал обратно, а Орти пошел к Нито. Слова Тибора заставили его задуматься. Он оглянулся. Тибор и недавний враг Орти вместе выкорчевывали пни от вечнозеленых дубов.
     - Нито, - Орти тронул Нито за руку. Тот обернулся.
     - Нито, - повторил Орти, - кто там работает с Тибором Латтадой?
     Нито взглянул и ответил:
     - Это Клайд `Арпи.
     - Он немного похож на амманга, - сказал Орти.
     - Он внук амманга, - отозвался Нито. – Почему ты спрашиваешь о нем, тэж-эсиб?
     - Мне кажется, он очень сильный, - уклончиво ответил Орти. – Интересно, ты бы мог его победить, если бы вы подрались?
     - Не знаю, - честно ответил Нито. – Да и зачем нам  драться? Всё можно решить миром.
     Орти исподлобья взглянул на Нито.
     - Он много пьет, - сказал он сурово.
     - Он хорошо работает, - улыбнулся Нито и обнял Орти за плечо. – Что с тобой, тэж-эсиб? Он обидел тебя?
     - Нет, - откликнулся Орти. – Я бы не позволил ему этого.
     - Молодец, - Нито посмотрел на него с уважением. - Ты хорошо сказал.
     Орти вздохнул. Он знал, что не расскажет Нито и Риду о своей стычке с Клайдом Арпи и о теъ советах которые дал ему Тибор Латтада. Хорошо, что Тибор разъяснил ему, как следует говорить с рабочими, если он, Орти, хочет дружить с ними. Жаль, что его дворянство так мало значит для них. Что ж, он всё равно завоюет их уважение. И никому не даст себя оскорблять, даже этому быку Арпи. Он добьется того, чтобы и Арпи его зауважал. А если Арпи всё-таки не проявит к нему уважения, он, Орти, просто забудет о нем, как о человеке, не заслуживающем его внимания.
     Так он думал, и никто, даже Нито, не зал, какие великие мысли и намеренья живут сейчас в  стоящем рядом с ним тонконогом мальчике в светлом летнем полотняном костюмчике и голубой панаме. А мальчик в это время говорил себе: Мне придется нелегко, но я хочу дружить с этими людьми, хочу, чтобы они замечали меня и радовались мне. И я добьюсь своей цели, я буду дружить с ними, не роняя при этом своего достоинства. Если они не ценят моего дворянства, то пусть ценят мои дела и поступки, пусть узн`ают, что такое  н а с т о я щ и й  дворянин. Я буду помогать им и буду молчать, как сказал Латтада. И тогда, может быть, всё наладится. Но надо подумать с чего начать…»
     Это было самым трудным: начать дружбу с людьми, которые, в лучшем случае, не замечали его. Орти подумал, что ему самому нипочем не постичь искусства завоевывать уважение. Без взрослых в таком деле было не обойтись. Поэтому вечером, когда они с Фрэем шли вдвоем через пустую Бахасту к озеру, Орти вдруг неожиданно спросил:
     - Рид, за что тебя рабочие уважают? Тебя и Нито? 
     Логарид с удивлением и интересом посмотрел на Орти.
     - Почему ты думаешь, что они уважают нас?
     - Я это вижу, - уверенно молвил Орти.
     - И не можешь понять, за что? – Фрэй засмеялся, потом задумался.
     - Я считаю, всё дело в том, что мы – их начальство, и трудимся вместе с ними, - помолчав, сказал он. – Мы смеемся с ними (если, конечно, нам действительно смешно) и отвечаем на их шутки. К тому же я повысил жалованье тем, кого взял себе на вырубку, то есть, я забочусь о них. Что еще? Мы с Нито умеем руководить ими, но всегда помним, что они – такие же люди, как мы, а может, многие из них и лучше нас.
     - Значит, вы с Нито их уважаете, - сделал вывод Орти. – За это они вас и любят. Да?
     - Похоже, что так, - согласился Фрэй.
     - А если бы ты был дворянином, было бы так же? – тихо спросил Орти.
     - Да, - ответил Логарид. – Пожалуй, было бы так же. Людям неважно, кто`  перед ними. Они хотят, чтобы их понимали. Но почему ты спрашиваешь, Орт?
     - Я хочу дружить с этими людьми, - признался Орти. – Но не знаю, с чего начать.
     Фрэй внимательно посмотрел на него
     - Трудно дружить со всеми, - заметил он. – Почти невозможно. И даже не «почти», просто невозможно. Но я не сомневаюсь, ты подружишься с командой, которую я сейчас набираю для себя, чтобы, когда росчисть будет готова, начать на ней раскопки.
     - А кого ты наберешь? – встрепенулся Орти. – Набери Тибора Латтаду, он хороший, это и господин Виллани говорил! Помнишь?
     - «Набери Тибора Латтаду», - Фрэй, смеясь, потрепал его по волосам. – Насчет Тибора согласен, я возьму его. Он проворный малый и умеет добиваться своего; это я понял еще в день нашего приезда в Башенки.
     - А еще кого?
     - Еще? Скильда К`эпхарда.
     Орти поднял брови:
     - Скильда? Он же еще мальчик! Ему всего четырнадцать.
     - Он здоровый, рослый и крепкий, так что, справится. К тому же смышленый и самостоятельный. Кто еще? Анледо Массари, Грэттер Вильдхаген, Эманол Силард… ах, да, еще Клайд Арпи. Остальных присмотрел Нито, я не помню их имен.
     - Я знаю не всех, кого ты назвал, - Орти слегка хмурится. – Но я помню Клайда Арпи.
     - Вот и отлично, - отозвался Логарид. – Кстати, Орти, с двадцатого августа ты начнешь учиться. Я беседовал на днях с его светлостью Эдишером Малем, и он дал позволение, чтобы ты учился вместе с его дочерью Мирабеллой. Ей десять лет. Я не видел ее, она сейчас гостит у родственников в Инеке, но скоро приедет. Постарайся поладить с ней.
     Орти был разочарован:
     - А как же росчисть?
     - Ничего, - улыбается Фрэй. – Три часа занятий после завтрака не отнимут у тебя лучших часов на росчисти.
     Орти задумался и про себя согласился с Фрэем. А Фрэй еще раз сказал себе, что граф Маль действительно странноват. Он мнит себя писателем, а может, он и вправду хороший писатель. Но нервный, капризный, несколько легкомысленный человек. Он довольно охотно согласился на то, чтобы Ортэм Нэш учился вместе с его дочерью и даже любезно предложил Фрэю услуги своего личного врача Кристиана Рама, когда приедет «мадам Фрэй». И всё же Эдишер Маль показался Фрэю большим чудаком и – чего греха таить – не слишком-то умным человеком. Впрочем, это не имело отношения. Впрочем, это не имело отношения к делу; ведь не он же собирался учить Орти.
     Придя на пляж, и Фрэй, и его приемный сын позабыли обо всём, кроме озера. Они бросились в воду, долго плавали, ныряли и играли. Фрэй и Нито уже научили Орти плавать разными стилями и отдыхать на спине, и теперь Орти наслаждался своим умением плавать и нырять.
     Когда Логарид уплыл подальше от берега, Орти вышел из воды и принялся возводить замок из песка, то и дело поглядывая в синюю даль. Он немного беспокоился за Фрэя. Он слышал от рабочих, что озеро Глэф коварно, и что там есть омуты и подводные скалы.
     Но Фрэй вскоре благополучно вернулся и лег отдохнуть на песке. В это время Орти бродил поблизости вдоль берега, собирая самые красивые камешки и раковины, какие только ему попадались. У него был тонкий вкус, и он собирал лишь действительно достойные внимания дары озера: это признавал даже сам Фрэй. Они с Нито не раз любовались коллекцией Орти, разложенной на столике в комнате мальчика, и Рид даже обещал подарить Орти для его находок настоящий коллекционный ящик  с деревянным ячейками и выдвижной стеклянной крышкой.
     Орти задумчиво пополнял свою коллекцию. После беседы с Фрэем о рабочих, он решил не торопиться завоевывать «народное доверие», а сперва изучить как следует всё, что его окружало: чтобы собраться с мыслями и получить по возможности полное представление о той новой среде, в которую он попал.
     Дворец графа Эдишера Маля, безусловно, был достоин подробного с ним знакомства. Орти узнал в их, «археологической» половине дома каждый уголок, и многое порадовало его: например, библиотека, где было немало интересных книг с картинками и без картинок, галерея, башня и кухня.
     Галерея была уставлена цветочными вазами и просторными клетками с самыми разными певчими птицами; Орти очень нравилось бывать там.  Башня представляла собой обычную декоративную башню, внтури которой была винтовая лестница, ведущая на квадратную плоскую крышу. Вид с башни открывался замечательный, и Орти никогда не пренебрегал возможностью забраться наверх, чтобы с высоты посмотреть на Бахасту, озеро, заросли и часть Эпельты, которая была видна отсюда.
     В кухне царила поварих Циния, дородная аммангийка, масть горничной Эстры-Марии., очень миловидной девушки, к которой был не совсем равнодушен археолог Альбер Дюваль. Орти не раз видел, как мсье Дюваль весело смеется и шутит с Эстрой-Марией. Орти понимал Дюваля. Эстра ему тоже нравилась. Но он не считал мсье Дюваля подходящей парой для такой красивой девушки.
     Эстра и Циния называли мальчика «эсиб Орти», а он их просто по именам, как полагалось, но очень уважительно. Циния баловала его. Когда он заходил к ней на кухню, то обязательно получал сладкий пирожок или булочку с кремом, чашку горячего шоколада или вазочку с мороженым, оставшимся от обеда (мороженое подавалось на десерт почти каждый день). Как все аммангийки, Циния и Эстра-Мария не были болтливы, но они всегда очень ласково улыбались Орти, а он дарил им цветы и раковины, и рассказывал про Эрбен и про Солнечные Лужайки.
     Когда темнело, но ложиться спать было еще рано, Орти брал лампу и шел в комнату, отведенную под археологические находки. Он с увлечением рассматривал глиняные сосуды, золотые и серебряные чаши с резьбой и чеканными рисунками, драгоценный украшения, посуду, ножи и кинжалы с богато инкрустированным рукоятками, оружие самых разных видов, домашнюю утварь, детские игрушки. Всё это хранилось в шкафах со стеклянными и зарешеченными дверцами, и от всего этого Орти неизменно приходил в восхищение. Он мог подолгу рассматривать предметы, которым было несколько тысяч лет. Иногда Логарид Фрэй брал его с собой в запасник, где хранились особенно ценные будущие музейные экспонаты. У Орти лежал в столе подарок Фрэя: маленькая серебряная лошадка (Фрэй сам откопал ее в Бахасте). Орти хранил эту лошадку, как зеницу ока и считал лучшей своей драгоценностью.
     Если Фрэй задерживался на росчисти дотемна, Орти шел купаться вместе с Нито. Он считал Нито своим ближайшим другом после Логарида и с каждым днем всё сильнее привязывался к нему, всё лучше понимал его. Он часто расспрашивал Цанга о его семье, и уже знал, что жену Нито зовут Надитта (она была родом из Маттонги), а детей Йон-Эр`ан и Крисп-Эф`ин. Первые имена были церковно-каноническими, вторые – исконно аммангийскими.  Нито часто писал им письма. А купаться с ним было так же интересно и весело, как и с Ридом.
     Подобно Нито и Фрэю, Орти регулярно писал письма домой и уже получил ответы от мамы, Николь и няни. Их послания очень порадовали его.
     Помимо Цинии и Эстры-Марии в Башенках были еще три лакея-амманга, садовник альвеолец и прачка, жена садовника. Но они мало интересовали Орти, да и сами не интересовались им. Какое-то время его внимание занимал доктор Эббе Фролонг Орти пытался понять, что за человек этот взрослый разговорчивый мужчина, который, здороваясь по утрам, говорил ему «вы», как большому, но никогда не беседовал с ним. Они ни с кем не беседовал и, как говорится, никого не подпускал к себе близко, но держался со всеми вежливо и учтиво. Его сдержанность и замкнутость отличалась от сдержанности Нито. Немногословие Нито было естественным и каким-то содержательным. С ним легко было и молчать, и говорить. В замкнутости доктора Фролонга чувствовалось нечто настораживающее. Орти не замечал, чтобы у доктора были друзья, но тот как-то не тяготился их отсутствием. Он жил на первом этаже, довольно далеко от археологов, от Фрэя, Нито и Орти. Завтракал, обедал и ужинал он отдельно: у себя или в беседке. В беседке же он писал какой-то научный труд, обложившись медицинской литературой.
     Орти не раз пытался завести беседу с господином Фролонгом. Доктор отвечал ему довольно приветливо, но так коротко, что Орти чувствовал: он просто вежлив и терпелив, но ему совсем не хочется разговаривать. К тому же в его манере держаться всегда было что-то неискреннее; это отбивало охоту беседовать с ним.  В конце концов, Орти попросту забыл про господина Фролонга, и доктора, по всей видимости, это обстоятельство ничуть не огорчило.
     Порой к нему приходили рабочие – попросить лекарства от той или иной мелкой болезни или недомогания. Фролонг никогда не отказывал им в помощи. Серьезных увечий пока что ни у кого не было. Таим образом доктор пользовался значительно  большим досугом, чем его соседи по «археологической» части дворца.
     А Орти тем временем уже изучал военных – офицеров губернаторского Патруля из Маттонги. Он со многими из них познакомился, многих знал в лицо, в том числе, конечно, и самого командира патруля, майора Радована Берджиха. Это был статный человек с лихо закрученными каштановыми усами и мощным, как медная труба голосом. Его всадники кольцом окружали Бахасту днем и ночью. Утром они пропускали рабочих на раскопки, а вечером следили за тем, чтобы все рабочие покинули древний город. Каждую ночь часовые майора Берджиха разводили костры вокруг Бахасты и охраняли ее. «Археологическая» часть Башенок также охранялось: двое часовых всегда дежурили у ворот, и еще пятеро ходили по плоской крыше дворца с сигнальными трубами, ракетницами и биноклями, Никто из посторонних не мог проникнуть ни на территорию Бахасты, ни в «археологическую» часть Башенок, не предъявив пропуска с печатями и подписями. Одна из печатей и подписей принадлежала самому майору Берджиху. Согласно распоряжению короля Ольгерда, майор участвовал в изначальном наборе рабочих и подчинялся непосредственному начальнику раскопок – с недавних пор господину Логариду Фрэю.
     Прошло всего полторы недели с тех пор, как путешественники прибыли в Эпельту, а Орти казалось, будто пролетел, по крайней мере, месяц – столько нового он успел и узнать и увидеть.

     9.
     Раннее утро двенадцатого августа.
     Орти идет к озеру по тропинке, петляющей среди юго-восточных зарослей. Он только что позавтракал вместе со всеми в столовой и теперь спешить выкупаться. Как только он освежится, то сейчас же побежит на росчисть к Логариду и Нито. Сегодня будут срублены последние деревья, - и команда из пятнадцати человек, набранная Фрэем и Нито начнет откапывать эбрик, Судейскую Площадь древних аммангов. Такое событие никак нельзя пропустить. Даже рабочие, обычно равнодушные исполнители хозяйской воли, ждут раскопок на росчисти Фрэя с нетерпением и живой заинтересованностью. Отчасти их энтузиазм вызван тем, что его величество согласился повысить им жалованье вдвое и даже уже прислал человека с этим жалованьем. Теперь все без исключения пятьдесят рабочих будут получать по шестнадцать спеллеров. Это значит: из семьи будут сыты, и можно будет откладывать небольшую сумму про черный день.
     Орти радуется этому событию вместе с рабочими, со своим взрослыми друзьями и археологами. Есть у него и еще одна причина для радости: через неделю мама и Николь покинуть Солнечные Лужайки и отправятся в коляске сначала в Маттонгу, а оттуда поездом в Эпельту. С ними поедет мамина служанка Базильона, надежная, преданная женщина. Он счастлив. Уже через две недели он увидит маму и сестру!
    Птицы щелкают и щебечут в зарослях. На тропинке, по которой вприпрыжку бежит к озеру Орти, лежат бархатистые узорчатые тени от листвы и трав. Аромат цветов столь силен, что, кажется, весь воздух наполнен им. Сейчас, в восемь часов утра, совсем не так жарко, как днем, когда песок накаляется под солнцем и невозможно ходит без сандалий.
     На душе у Орти легко и весело. Манящий синий блеск, мерцающий сквозь листву зарослей, заставляет сладко трепетать его сердце. Озеро ждет его, и чудесный маленький пляж, окруженный кустами, ждет тоже. Логарид Фрэй позволил ему купаться здесь, потому что Орти не носит больше нижней одежды: в ней слишком жарко.
     Он на ходу снимает сандалии, панаму, голубую рубашку из тонкого полотна и полотняные бежевые штаны, не доходящие до колен.
     Бросив одежду на траву, он с шумом вбегает в приятно прохладные волны, разбрызгивая вокруг себя хрустальную воду, вспенивая ее, погружается с головой, выныривает и смеется от радости. Вода в озере по-настоящему морская, солоноватая. Всё-таки Глэф – это маленькое море, думает про себя Орти. Он плавает неподалеку от берега всеми известными ему способами. Над ним синеет небо. Пальмы, похожие на тощих лохматых великанов, покачивают длинными перистыми ветвями. Их тени нежно ложатся на воду, чуть колышутся в ее ласковой ряби. Тонкий песок, словно шелковые чулки, обволакивают ноги Орти до щиколоток, когда он встает, по пояс в воде. Ему не терпится бежать на росчисть, но добрая вода удерживает его, зовет окунуться еще и еще. И он вновь и вновь уступает соблазну. Жаль, что в Глэфе не водятся дельфины. Орти непременно приручил бы какого-нибудь дельфиненка. Ну да ничего. Нито обещал достать ему специальные подводные очки. Когда они у меня будут, мечтает Орти, я вволю разгляжу все подводные сады, всех разноцветных рыбок; может даже, найду раковину- жемчужницу…
     Он поворачивается лицом к берегу и вдруг настороженно замирает. На берегу, держа в руках его штаны и рубашку, стоит его недруг Клайд Арпи - и ухмыляется. Здоровенный, бородатый, кудлатый, волосатый, он похож на гориллу с человеческим лицом. В мозгу Орти мелькает, что, наверно, таким же был Исав из Ветхого Завета. Он не очень хорошо знает Библию, но про Исава и его брата Иакова помнит: они его заинтересовали.
     - Здор`ово, наше вам, - насмешливо говорит дерзновенный Исав. – Как вода, не холодная ли?
     И хохочет, довольный собственным остроумием.
     - Положите мою одежду, - сухо отзывается Орти.
     - Так это твое? – Клайд Арпи с издевкой поднимает брови и самым глумливым выражением лица рассматривает маленькие рубашку и штаны. – Неужели? А я думал, это для какой-нибудь твоей куклы.
     - Я не играю в куклы, - цедит Орти сквозь зубы. - Положите мою одежду.
     - Положить не могу, - отвечает Арпи. – Я чужую собственность уважаю. Но могу отдать законному владельцу в собственные руки. Так что, выходи на берег и забери у меня свое добро. А не то я с собой унесу да пропью; потому что, понимаешь ли, моя жажда сильнее уважения к чужим вещам. За мной не заржавеет!
     Он подмигивает Орти. Тот хмуро выбирается из воды и подходит к Арпи. Ему очень неприятно и унизительно стоять без одежды перед своим взрослым соперником. Если бы тот тоже был раздет, положение у них было бы равное, а так – нечестно и противно. Но Орти не боится Арпи. Хотя и чувствует себя се6йчас особенно маленьким и беззащитным.
     Он протягивает руку за одеждой, но Арпи отводит свою руку в сторону. Глаза Орти вспыхивают негодованием. Он снова пытается взять одежду, но Арпи перекладывает ее в другую руку.
     - Отдайте, - глухо повторяет Орти, розовея от раздражения. От Арпи несет водкой и п`отом. Вымылся бы в море, если мыло с мочалкой ему незнакомы! И перестал бы пить… Всё в Ортэме клокочет от злости, но он сдерживается: дворянину следует сохранять хладнокровие.
     И тут Арпи вешает его одежду на высокую ветку ассингийской сосны.
     - Забирай, - говорит он. – Вот тебе твое, я добрый.
     В его темных, немного раскосых глазах прыгают хищные насмешливые искорки. Орти сжимает кулаки: ствол у сосны толстый, прямой, без сучков. Первый сучок – это ветка с его одеждой. До этой ветки ему, Орти, никогда не добраться. Злые слезы подступают к его горлу.
     - Сними! – кричит он, топая босой ногой. – Сними сейчас же, не то… не то тебя выгонят в шею с росчисти! – вываливает он неожиданно для самого себя.
     - А, жаловаться хочешь? – Арпи ухмыляется и презрительно плюет в сторону. Ну, беги, жалуйся. Панамой только не забудь прикрыться. Хотя тебе еще и прикрывать толком нечего.
     Этого Орти уже снести не может. Кровь ударяет ему в голову. Глубоко уязвленный, сгорая от стыда и бешенства, он молча кидается на Клайда Арпи, с силой толкает его в живот, потому принимается молотить кулаками изо всех сил. Пусть Арпи тоже изобьет его, искалечит, убьет – плевать!
     - Отдай одежду, - твердит сквозь зубы Орти. – Отдай!
     Его голос звучит хрипло, как у уличного мальчишки. Арпи даже не уворачивается. Он хохочет так, что птицы испуганно смолкают в листве, и нарочно садится на траву, чтобы Орти получил возможности избить его как следует. Он явно привык к ударам совсем другой силы. Побои десятилетнего мальчика лишь несказанно забавляют его, и только. В исступлении и бессильной ярости Орти вцепляется в жесткие волосы своей противника и начинает немилосердно драть их, но Клайд Арпи, по-видимому, совершенно не чувствителен к боли. Он просто заходится от хохота, слезы текут из его глаз. Когда он смеется, внутри него что-то жужжит, точно огромная муха.
     Орти чувствует, что теряет силы даром. Его кулаки болят, словно он долго бил ими по дереву, и обе руки ноют до самых плеч, будто он часа два изображал мельницу. Колени болят тоже: им досталось немало работы. И всё понапрасну: Клайд Арпи сидит на траве, обессилев от смеха, и лишь на всякий случай прикрывает руками самые уязвимые части своего мощного тела.
     Орти стоит над ним, выпрямившись, и смотрит на него с безнадежной, усталой, угрюмой тоской. Он уже достаточно остыл, чтобы понять: Арпи просто играет с ним и, пока не наиграется, не отдаст ему одежду. Единственный выход: повернуться и снова уйти купаться: может, тогда этому скоту надоест его дурацкая игра, и он уберется отсюда. А тогда можно будет сломать ветку подлиннее, и с ее помощью сбросить одежду вниз.
     «Ты никогда не станешь моим другом, - сдерживая слезы, мысленно говорит Орти презренному Исаву. – Вот заболеешь, я тебе и воды не подам; узнаешь тогда! Что тебя на росчисти деревом придавило!»
     Он уже хочет уйти обратно в воду, как вдруг видит: что-то гибкое, тонкое, бежево-желтое, ползет по траве прямо к Арпи. Оно уже в ярде от него…
     - Змея! – кричит Орти. Он хватает свою сандалию и бьет ею змею. Промах! Не удержав равновесия, он падает на четвереньки, а змея, грозно зашипев, замирает, готовая кинуться на него.
    Бац! Удар тяжелого кулака расплющивает змеиную голову, как молот. Арпи убирает руку и потирает ее другой рукой. Он больше не смеется.
     - Черт, - хрипло произносит он. – Протрезвел даже.
     И смотрит на Орти, а Орти смотрит на него. В течение нескольких секунд оба не могут вымолвить ни слова.
     Наконец Орти садится на траве и кивает на змею:
     - Кто это?
     - Пустынная гадюка, - отвечает Арпи. – Ядовитая, как сволочь. Только не пойму, откуда она здесь взялась. В Эпельте нет гадюк. Ужей, ящериц - хоть пропади, а гадюк и скорпионов нет.
     Он встает, вытирая потный лоб, снимает одежду Орти с ветки и подает ему. Орти быстро одевается. Потом протягивает Арпи руку:
     - Спасибо, Клайд, ты спас меня.
     - Это ты меня спас, - Арпи пожимает его ладонь. - Вовремя ты ее остановил. Правда, сандалеткой-то такую тварь не прикончишь. А ведь она ползла, чтобы цапнуть меня; что-то ее рассердило. Обычно эти гадюки смирные, и к людям не приближаются. А раз она ползла ко мне`, дело ясное: она меня точно хотела ужалить.
     Он смущенно чешет в затылке.
     - Ты, того… извини… я просто пошутил с тобой за то, что ты меня тогда по руке хлопнул. Известно, дурак, ну и шутки у меня дурацкие. Скучновато жить, вот и… - он не договаривает.
     - Я совсем не сержусь, - говорит Орти. – Ни капельки. А она с`ильно ядовитая, эта гадюка?
     - Сильно, - отвечает Арпи. – Люди помирают через десять минут после ее укуса. Тебя как зовут?
     - Ортэм.
     - И господин Фрэй – твой отец?
     - Приемный, - неохотно признается Орти. Он не может сейчас солгать Клайду Арпи. - Логарид Фрэй – мой друг, а мой отец был дворянином. Он умер. Но вы тут дворян не любите. Да?
     - Смотря каких, - отвечает Арпи. – Тебя – полюбим! Уж я об этом позабочусь. Ты сейчас на росчисть?
     - Да.
     - Пойдем вместе.
     Они идут через заросли к Бахасте. Арпи смеется:
     - А ты храбрый малый: побил меня! Не боялся, что я сдачи дам?
     - Нет, - отвечает Орти. – Я бы дрался с тобой до смерти.
     - Храбрый, - одобрительно повторяет Арпи. – Только до смерти – это, брат, глупо. Если дерешься всерьез, первым делом бей в пах, да посильнее, дальше по голове, тоже посильнее – и сразу победишь. Сам только не давайся, не то тебя, как комара, прихлопнут. Вообще-то теперь тебя никто не тронет, а если и попробует, я с ним по-своему поговорю. Хотя народ у нас что надо; это я один такой дурной. А всё водка чертова. Прилип я к ней, что твоя улитка. Вырастешь, не пей, сердечно тебе советую.
     Орти посматривает на своего недавнего врага и удивляется: каким вдруг тот стал приятным человеком! И не такой уж он грязный – так, немного. И голос его звучит сейчас мягко и дружелюбно, и говорит он с Орти, как равный с равным. И даже запах водочного перегара уже не раздражает больше обоняния Орти. Он с восторгом вспоминает, как Клайд Арпи убил змею кулаком и думает, что Арпи, наверно, страшно сильный и ловкий. Ведь если бы не он, гадюка непременно ужалила бы Орти. Клайд сразил ее, когда она уже готова была броситься в атаку. И как он только успел? Орти восхищается его подвигом не меньше, чем, если бы Клайд убил семиглавого дракона. О том, что он, Орти, первым увидел змею, предупредил Клайда и ударил гадюку сандалией, он даже не вспоминает. Это не интересно: ведь ему так и не удалось ее прикончить.
     Они вместе проходят через Бахасту и вскоре оказываются на росчисти, где уже давно кипит работа.
     - Вы опоздали на полчаса, Арпи, - довольно строго замечает Логарид Фрэй.
     - Простите, хозяин, - смиренно откликается Арпи.
     - Он не опоздал, Рид, - заступается Орти. – Клайд сейчас меня спас, представляешь? От самой ядовитой змеи!
     И он принимается красочно описывать Риду и Нито сцену со змеей, ни словом не упоминая, что` предшествовало подвигу Арпи. Арпи стоит, медленно заливаясь краской и глядя в землю. Рабочие с величайшим интересом прислушиваются к рассказу Орти. Потихоньку все оставляют работу и, опершись на лопаты и заступы, внимательно слушают мальчика. Тибор Латтада стоит ближе всех. Его задумчивый взгляд обращен на Орти.
     Когда Орти заканчивает свой рассказ, Фрэй с улыбкой подходит к Арпи и протягивает ему руку.
     - Спасибо, Клайд, - говорит он. – После работы зайдите ко мне.
     Смущенно моргая, Клайд пожимает протянутую руку и говорит:
     - Сударь, ваш сынишка про себя забыл рассказать. Это он первый гадюку-то увидел. Крикнул: змея! И хотел пришибить ее сандалией. Убить-то он ее, конечно, не убил бы, да и промахнулся маленько.  Но всё-таки время он выиграл. Тут я и двинул ее кулаком. А не крикни он, не отвлеки ее, мне бы и конец: она уже футах в двух от меня была.
     - Вот как, - Логарид переводит взгляд на Орти. – Что ж ты о себе забываешь?
     - А, чего вспоминать! – Орти машет рукой. – Я ведь не убил ее.
    Громкий смех, дружный и одобрительный, оглашает вырубленную поляну. Все рабочие весело и ласково смотрят на Орти, а он розовеет от смущения и радости и, безудержно улыбаясь, опускает голову. Он понимает: его полюбили, как он и мечтал об этом. И теперь про него не забудут; значит, начало его дружбы с этими людьми положено!
     Все снова принимаются за работу. Фрэй кладет руку на плечо Орти и спрашивает:
     - Страшно было?
     - Да, - сознается Орти. – Особенно когда она на меня чуть не кинулась.
     - Это очень странно, эсиб, - говорит Нито Фрэю. – Всем известно, что в Эпельте и поблизости от оазиса нет этих гадюк, «вощанок», как их называют. Они водятся только в пустыне и не заползают в оазисы.
     - Да, - подтверждает Орти. -  Клайд тоже так сказал. Ужей, говорит, хоть пропади, а гадюк не видел.
     - В таком случае, точно ли это была вощанка? – задумывается Фрэй.
     - Судя по описанию тэж-эсиба, она самая, - говорит Нито. - Но это легко проверить. Сейчас я схожу на пляж в юго-восточных зарослях.
      - В самом деле, принеси ее сюда, - соглашается Логарид.
     Нито уходит и в скором времени возвращается с мертвой змеей. Фрэй берет ее в руки и внимательно рассматривает. Змея шириной в два пальца Орти и длиной с новорожденного младенца: темно- бежевая с ярким лимонно-желтым узором.
     - Это вощанка, - говорит Нито Логариду и Орти. – Видите, она точно вылеплена из воска. Поэтому ее так называют.
     - Покажем ее нашим археологам, - решает Фрэй. – Пусть они скажут, точно ли эти гадюки не водятся в Эпельте.
     Нито кивает и кладет змею в одно из отделений кожаной сумки, подвешенной к его поясу. Они с Фрэем принимаются помогать рабочим.
     «Слава Богу, всё кончилось хорошо», - думает Логарид, посматривая на Орти. Ему страшно себе представить, что было бы, если бы Орти ужалила змея. Даже самый лучший доктор не спас бы его в этом случае; мальчик умер бы. При этой мысли холодный пот прошибает бесстрашного, закаленного в путешествиях, Логарида Фрэя. Снова и снова он мысленно повторяет: «Слава Богу!» и украдкой крестится.
     А Орти не подозревает, до чего взволнован Фрэй, и озабочен Нито. Он с любопытством наблюдает за тем, как рабочие выкорчевывают последние пни на росчисти.


     Наконец росчисть полностью готова.
     Лагорид Фрэй выражает рабочим свою благодарность и говорит:
     - Теперь со мной останутся только те, кого выбрали я и эсиб Цанг.
     Он вынимает из кармана список тех, кто должен работать на росчисти, и зачитывает фамилии. Остальные вернутся в Бахасту к господину Виллани. В то же время от Виллани и из Бахасты на росчисть Фрэя придут люди, отобранные Нито для раскопок эбрика.
     Затем все садятся отдохнуть и перекусить; повар уже привез из Бахасты свой котел с кашей и мясом. Он оделяет обедом и работников, и начальство. Орти тоже достается деревянная миска каши с хлебом. Он ест кашу, пьет никогда не надоедающий ранс и слушает беседу людей, пересыпаемую шутками.
     После обеда часть рабочих уходит, их места заменяют люди, отобранные Нито Цангом. Отныне они и люди Фрэя – одна команда. Все опять принимаются за работу. На этот раз и Орти участвует. Он копает землю саперной лопаткой до тех пор, пока ощутимо не стирает себе ладони. Тогда Фрэй останавливает его. Лучше подноси воду тем, кто попросит, - советует он.
     Орти так и делает. Он становится возле бочки с водой, и едва кто-нибудь заговаривает о воде, спешит наполнить литровую жестяную кружку, чтобы поднести ее жаждущему.
     Проходит не один час, прежде чем рабочие добираются, наконец, до каменных столбов и перекладин служивших в древние времена опорой для орудий казни. Орти заворожено смотрит на эти мрачные сооружения и ему становится немножко не по себе: совсем чуть-чуть.
     В пять часов вечера Фрэй объявляет, что на сегодня довольно, и говорит:
     - Ребята! В целях скорейшего завершения нашего с вами общего дела я позволяю вам ночевать в Бахасте, а не в городе. Вы теперь моя команда, и я хотел бы, чтобы мы начали работу на час раньше остальных. Я оплачу` этот час. Вы можете остаться в Бахасте уже сегодня. Патрульные майора Берджиха уже предупреждены мной. Но если кому-либо из вас неудобно ночевать в Бахасте, я не буду настаивать.
     Рабочие переглядываются между собой, и Тибор Латтада отвечает за всех:
     - Мы останемся, господин Фрэй, и даже готовы работать в выходные.
     - Что ж, будем работать в субботу, - говорит Фрэй. – Но воскресенье продолжим соблюдать как положено: у нас с вами должен быть хотя бы один день отдыха. Да и вообще, воскресенье – святое дело. Итак, устраивайтесь: либо в Бахасте, либо здесь, на росчисти.
     Люди боязливо посмеиваются.
     - Нет уж, - весело говорит кто-то. – На росчисти мы не отдохнем толком: всё таки, бывшее место казни; призраки замучают.
     Все смеются.
     - Значит, ступайте в Бахасту, - улыбается Фрэй. – Повар уже, вероятно, приготовил ужин. Встретимся завтра в семь утра. До свидания!
     До свидания, господин Фрэй! До свидания, эсиб Цанг! – откликаются рабочие и расходятся, весело кивая на прощание Нито и Орти. Фрэй удерживает попытавшегося улизнуть вместе со всеми Клайда Арпи.
     Он ведет Арпи к себе в кабинет и в течение нескольких минут беседует с ним о чем-то. Потом Арпи выходит, взволнованный и растроганный. В его руке – часы Логарида Фрэя, серебряные, с репетиром, на красивой цепочке. Фрэй торжественно вручил ему эти часы за спасение Орти, и, пожимая ему руку, попросил с улыбкой:
     - Только не пропейте их, Клайд.
     - Ваши часы?! Да никогда в жизни, сударь! – пророкотал Арпи.
     Теперь он бережно прячет часы в нагрудный карман грязной рубахи и покидает Башенки. Ему необыкновенно весело на душе, и он с глубокой благодарностью думает о маленьком мальчике, который выставил его в глазах общества таким героем.
      «Не буду больше скотиной, - говорит себе Клайд. – Нынче же вымоюсь, одежду сменю. Уж ради таких часов постараюсь! А мальчишку прославлю среди наших. Пусть ему почет и уважение оказывают, он заслужил».
     … За ужином Эрнальдо Виллани и Альбер Дюваль не могут надивиться тому, что в Эпельте, на берегу Глэфа, появились гадюки-вощанки.
     - Мы работаем здесь столько времени, господин Фрэй, - говорит Виллани, - и никто еще ни разу не жаловался на гадюк, даже не поминал их. Всем известно: вощанки водятся в пустыне и охотятся на песчаных мышей. Здесь, на берегу озера им делать нечего, они не любят растительности.
     - Это какая-то случайная гадюка, - вторит своему ученому собрату Альбер Дюваль. – Совершенно случайная. Занесло ее каким-то чудом в наши заросли. Нито задумчиво ест жаркое. Его брови слегка нахмурены. Появление вощанки в прибрежных зарослях кажется ему весьма подозрительным и отнюдь не случайным.
     После ужина, Орти рассказывают Фрэю и Нито о своей утренней стычке с Клайдом Арпи. Теперь, когда Клайд стал таким героем, уже ничто не может омрачить его славы, особенно какая-то мелкая потасовка.
     Логарид и Нито слушают его внимательно и сочувственно, но в то же время с улыбками.
     - Хорошо, что вы с Клайдом подружились, - замечает Логарид. И, помолчав, добавляет:
     - Вот что, Орт: не ходи больше на тот пляж. Носи нижние штаны и купайся в Бахасте, на виду у людей.
     Орти разочарован: он так любит свой маленький пляж!
     - Ну не вешай нос, - Рид проводит рукой по его волосам. – Пойми, я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
     - Со мной ничего не случится, Рид! – горячо заверяет его Орти. – Совсем ничего! Ведь я подружился с Клайдом, а вощанка была случайная, она просто от скуки приползла. Это и мсье Дюваль сказал.
     - От скуки, - Фрэй со вздохом прижимает его к себе. – Не нравятся мне что-то эти скучающие змеи. Тебе их всё равно не развеселить, разве только ценой собственной жизни. Нет, Орти, делай, как я сказал: купайся в Бахасте.
     Его голос звучит решительно и твердо, как в те минуты, когда он отдает команды рабочим, и Орти понимает: бесполезно с ним спорить.
     - Хорошо, я буду купаться в Бахасте, Рид, - неохотно обещает он.
     Когда Фрэй заходит к нему перед сном -  попрощаться на ночь – Орти вдруг спрашивает:
     - Интересно, понравится ли здесь маме?
     - Я считаю, понравится, - говорит Фрэй, и Орти подмечает в его глазах любовь и тихую радость: он очень ждет Сильветту.
     - Рид, - Орти берет его за руку. – А если бы ты встретил на берегу Глэфа нереиду, вроде нашей горничной Эстры-Марии, ты не полюбил бы ее больше мамы, нет?
     В его голосе некоторое беспокойство. Фрэй смеется:
     - Нет, - отвечает он. – Не полюбил бы, смею тебя уверить. Твоя мама для меня прекрасней всех нереид. Только при чем здесь наша Эстра?
     - Она красивая, - тихо говорит Орти. – Правда?
     - Правда, - соглашается Фрэй. – Но твоя мама лучше.
     - Да, - Орти с облегчением улыбается ему. – Мама и вправду лучше.
     Засыпая, он думает: «Хорошо бы Тибор Латтада женился на Эстре-Марии; они иногда вместе гуляют, я видел. Тогда я перестал бы задумываться о ней. Если бы я был большим, я бы сам на ней женился. Она ведь такая добрая. И всегда улыбается мне. Но для Тибора мне ее не жалко, потому что он мой друг – такой же, как Клайд Арпи».
    Он засыпает. Ему снятся мама и Эстра-Мария. Во сне он, Орти, - муж Эстры. И у них уже есть сын, маленький дельфиненок. Ведь у нереид, дочерей морского царя, должно рождаться что-нибудь особенно прекрасное, и, наверно, это – маленькие ручные дельфины.
 10.
     «Милый мой Орти!
     Целую тебя много раз. Вчера я получила письма от тебя и Рида. Мы с Никки очень рады, что у вас, наших дорогих, всё хорошо. До чего интересная у вас, должно быть, жизнь! А у нас, в Солнечных Лужайках, всё по-старому. Послезавтра мы выезжаем к вам, ждите! Николь и няня очень скучают по тебе, они всегда рады твоим письмам. А уж как я` соскучилась! Рид пишет, ты стал совсем самостоятельным и повзрослел. Мне приятно это слышать. Привет тебя от няни, Никки, наших слуг и бабушки Аннеты (я недавно получила от нее письмо). До встречи, моя радость! Любящая тебя мама».
     Орти читает и перечитывает письмо, написанное на голубом листочке очень понятным, красивым, почти каллиграфическим почерком. Просто замечательно, что мама скоро приедет! Тогда он расскажет ей всё-всё, чего не смог написать в письмах. Только про змею он не скажет ни слова: так они с Ридом договорились. Мама не должна волноваться и переживать. А вот Николь он по секрету непременно расскажет про змею, потому что знает: она умеет хранить секреты. Она сможет оценить его рассказ по достоинству, и ничего не передаст маме.
     Конечно, Орти расскажет маме, каким героем он стал среди рабочих, Клайд Арпи прославил его. Теперь Орти везде встречают улыбками и приветливыми кивками. Некоторые просят его рассказать про гадюку, и он терпеливо повторяет одно и то же. Если бы рабочие были детьми, он непременно всякий раз приукрашивал бы историю с вощанкой новыми подробностями, но со взрослыми людьми лучше не давать волю своей фантазии, ибо они ждут от него солидности и правдивости. Орти даже дали аммангийское прозвище Кр`онзак, что в переводе означает «победитель змей».
     - Здравствуй, Орти Кронзак! – приветствуют его теперь в Бахасте и на росчисти, и он вежливо отвечает на приветствия, страшно довольный и гордый своей славой.
     Конечно, он не расскажет маме, почему он Победитель Змей. Скажет, что его прозвали так просто в шутку.
     Он расскажет про их дружную команду, работающую на росчисти. Скильд Кэпхард, крепкий, рослый четырнадцатилетний паренек, подарил ему черепашку. Орти назвал ее Бахаста, по имени древнего города. Бахаста светло-каштанового цвета, и ее панцирь на брюшке (пластрон) говорит о том, что она самка, а не самец. Скильд научил Орти считать черепашьи года по крохотным «зарубкам» на панцире. Если верить этим природным отметинам, выходит, что Бахасте пять лет. Скильд объяснил Орти, чем кормить черепашку, и заявил, что, судя по глазам, Бахаста очень умная, быстро привыкнет к Орти и будет знать свое имя. Орти сначала не поверил, но, спустя сутки, к своему восторгу, заметил, что Бахаста поворачивает головку, когда он окликает ее по имени, а заслышав его голос, пытается выбраться из коробки на балконе. Коробка большая. Там у Бахасты всегда свежая трава, кусочки сочных фруктов и овощей, листья одуванчика. В Эпельте тоже растут одуванчики! Только здесь они гораздо больше и ярче, чем на севере королевства, и прячутся в полутени. Орти продемонстрировал Фрэю и Нито необыкновенную разумность Бахасты, и они вполне оценили ее. Нито сказал с улыбкой:
     - Здешние черепахи действительно очень умны, тэж-эсиб, и быстро приручаются. Бахаста еще будет бегать за тобой.
     Орти горячо полюбил свою черепашку. В свободное время он выгуливает ее в саду. Нито сказал, что черепахи живут очень долго, и Орти рад, что всю жизнь сможет дружить с Бахастой. Конечно, он покажет ее маме с Николь, черепашка им понравится.
     И еще он расскажет им про Мирабеллу Маль, дочь графа Эдишера.
     Он познакомился с ней два дня назад, в воскресенье.
     Выйдя воскресным утром после завтрака в сад, он замер от удивления: возле одной из мраморных статуй играл какой-то крепыш-ребенок, его, Орти, возраста. Он был облачен в зеленую тунику, подпоясанную ремешком, а на голове у него была целая шапка густых, темно-золотистых вьющихся локонов. Он сражался с мраморным постаментом, прыгая и ударяя его деревянным мечом то снизу, то сверху, и выкрикивал:
     - Вот тебе! Вот тебе, негодяй! И ничто тебе не поможет!
    Орти приблизился к смелому воителю. Тот остановился, и Орти увидел личико прехорошенькой девочки с яркими синими глазами.
     - Привет тебя, добрый йомен! – молвила девочка, немало не смутившись. – Я – Робин Гуд из Шервудского леса, а ты кто такой?
     - Ортэм Нэш-Фрэй, - ответил Орти, разглядывая ее с величайшим любопытством.
     - А, так ты сын благородного господина Фрэя, - кивнула девочка. – Поступай в мою шайку! Мы будем грабить богатых и что-нибудь отдавать бедным, а остальное делить между собой.
     Орти засмеялся.
     - А почему на тебе нет штанов, Робин Гуд? – спросил он с осторожной иронией. – И чего тебе надо от этого постамента?
     - Это не постамент, а стражник шерифа из Ноттингэма, - объяснил «Робин Гуд». А штаны на мне есть, только ты их не видишь. Они сделаны из волшебной ткани, предохраняющей от вражеских стрел. Мне подарил их волшебник Мерлин.
     - Мерлин жил при короле Артуре, - возразил Орти, втайне восхищенный находчивостью и фантазией маленькой незнакомки.
     - Это другой Мерлин, - ответила она, не задумываясь. – Он потомок того Мерлина, который жил при Артуре.
     - Давай, ты потом поиграешь, - попросил Орти. – Скажи, тебя как по-правде зовут?
     - Какая скука! – вздохнула девочка. - Ну, меня зовут Мирабелла Маль, или просто Мирби… понятно?
     - Понятно, - кивнул Ортэм. – А меня – просто Орти. А почему у тебя короткие волосы?
     - Они длинные, просто я их закалываю шпильками, когда играю в Робин Гуда, - объяснила Мирби. – Вообще тебе везет, ты мальчишка. Я тоже хочу быть мальчишкой. Девочкой быть скучно.
     Она бросила меч и, стремительно подбежав к фонтану, вскочила на его бортик и пошла, раскинув руки, точно канатоходец. Орти шел рядом с ней по траве и смотрел то на ее бело-розовые ноги в золотистых сандалиях, то на серьезное задумчивое личико.
     - Но ты очень красивая девочка, - нерешительно заметил он. – Мне кажется, быть красивой девочкой хорошо.
     Она звонко расхохоталась, и он понял, что влюблен в нее – окончательно и бесповоротно.
      - Спасибо за комплимент, - она слегка присела в шутливом реверансе. – Но ты бы не хотел встать красивой девочкой, правда?
      - Да нет, - смутился Орти.
      - Вот и я не хочу, - она спрыгнула с бортика фонтана. – Мне бы хотелось быть мальчиком, таким же симпатичным, как ты. Кстати, штаны на мне есть: вот!
     И она без всякого стеснения приподняла подол туники. На ней действительно были коротенькие кружевные панталончики. Орти покраснел, но не от вида панталончиков (на нем были такие же короткие штаны, только не кружевные, и большой разницы он не видел). Он покраснел оттого, что она назвала его симпатичным. Это было очень приятно слышать, но… он решил переменить тему беседы.
     - Давай покачаемся на пальме, - предложил он.
     - На пальме? – она удивилась. – Давай… если у меня получится.
     Через несколько минут они оба уже качались на пальме, осыпаемые брызгами фонтана, и смеялись.
     - Зд`орово! – решительно сказала Мирби. – Я еще ни разу не качалась на пальме, только на обычных качелях.
     - Пойдем ко мне в гости! - предложил Орти. – Я покажу тебе свою коллекцию раковин и камешков, и черепаху. Она очень умная, ее зовут Бахаста.
     - Лучше сегодня пойдем  к о  м н е  в гости! – отозвалась Мирби. – Понимаешь, мне неудобно появляться перед твоим папой и эсибом Цангом в таком… м-м… виде. Они всё-таки взрослые. Подумают, что я нескромная. Им ведь не объяснишь, что я просто Робин Гуд. Лучше я приду… ну, скажем, завтра. Оденусь как дочь графа и приду. Ага? – она подмигнула Орти. – А сегодня пойдем ко мне.
     - А мне можно? – неуверенно спросил Орти.
     - Моим друзьям всё можно, - Мирби легко соскользнула с пальмы. – Ну, пойдем! Я тебя угощу, мы поиграем. Ведь всё равно нам учиться вместе. И совсем скоро.
     - А ведь правда, - Орти легко соскользнул вслед за ней. – Пойдем. – Пойдем. Только… как же мы пройдем? Ведь сад разгорожен.
     - Всё гениальное просто, - заявила Мирабелла. – Мы пройдем через арку в правой галерее. У меня есть ключ от калитки. Вот он, - и она сняла с шеи цепочку с изящным ключиком.
     - Мне надо спроситься у Ри… у отца, - заметил Орти. – Это одна минута. Он разрешит!
     - Ну, спросись, - позволила она. – Я подожду тебя здесь.
     Орти убежал в дом и через несколько минут вернулся: Фрэй охотно отпустил его до обеда.
     - А после обеда пойдем купаться! - тотчас предложила Мирби.
     - Разве тебе можно? – спросил Орти. – Ты же… ты, всё-таки, графиня.
     Она рассмеялась:
     - Я не «всё-таки графиня», а просто графиня. Не беспокойся, я буду купаться в тунике. Да и некому будет меня рассматривать: ведь сегодня воскресенье. А потом, в тунике можно и при людях купаться. Рабочие знают меня и патрульные тоже. Я ведь купалась в Глэфе и до твоего приезда.
     Орти подумал: а ведь в самом деле. Туника – вполне приличный купальный костюм для девочки. Особенно для  т а к о й  девочки.
     Они уже пошли было к правой галерее, соединяющей дворец с башней, как вдруг Орти вспомнил про меч и побежал за ним.
     - Вы забыли свой меч, господин разбойник, - сказал он с улыбкой, подавая меч Мирабелле. Она весело и признательно улыбнулась ему в ответ.
     Отпирая ключом решетчатую дверь, закрывающую вход в арку, Мирби сказала:
     - Эта башня очень древняя, Орти. Представляешь, она сохранилась еще с того времени, когда в Бахасте жили люди. Потом ее откопали: вот эту правую башню, потому что левой не было. Левую башню пристроили позже, точно такую же, как правая, и возвели дворец: вот этот. Это сделал мой прадедушка, граф Герберт Маль.
     Орти окинул почтительным взглядом правую башню. Значит, и она была частью Бахасты!
     - По виду не скажешь, - заметил он. – Они такие одинаковые, эти башни. И обе не мраморные, а каменные.
     - Левая мраморная, - уточнила Мирби. – А правая мраморная: ее только сверху покрыли камнями. Как это называется? Облицевали!
     «Вот как!» - подумал Орти. Он решил непременно рассказать Логариду Фрэю обо всём, что узнал. Но не прошло и минуты, как баня вылетела у него из головы. Разве можно было долго думать о какой-то башне, когда рядом с ним была Мирби: самая красивая и интересная девочка на свете.
     Они прошли через сад, где висели настоящие качели и синел большой бассейн, окруженный зеленью.
     - Здесь купаются папа и его жена, - сказала Мирби. – А иногда и я.
     Они поднялись по ступеням, точно таким же, как с другой стороны дворца (только здесь не было галерей и башен), и вошли в дом. Здесь всё было похоже на «археологическую» часть дома, но ковры были красивей, и вся обстановка богаче и роскошней.
     Мирби привела Орти в небольшую диванную с видом на древний город и озеро и позвонила в колокольчик.
     Вошел слуга.
     - Санс`он, - обратилась к нему Мирабелла. Принесите нам с господином Фрэем ранса и пирожных. Или, Орти, ты хочешь кофе со сливками? А может, горячий шоколад?
     - Предпочитаю ром, - серьезно ответил Орти, и они оба засмеялись.
     - И фруктов! – крикнула Мирби вдогонку слуге.
     Потом она указала на портрет красивой и милой дамы, висевший на стене:
     - Это моя мама. Она умерла пять лет назад.
     - Как мой папа, - вырвалось у Орти. Он тут же объяснил:
     - Господин Фрэй – мой отчим, я его очень люблю. Но у меня был родной папа: Филипп Нэш. Вот его фотография.
     Он снял свой медальон и показал Мирби фотографию отца.
     - У тебя был красивый папа, - сказала она. И со вздохом добавила:
     - А я вот не люблю свою мачеху. Ее зовут Жермини` де Гильон – вернее, звали до замужества. Теперь ее фамилия Маль, - она скорчила гримасу. – До чего она нудная, просто сил нет. Все пилит меня, пилит… точно я ей дерево. Хорошо, что папа не дает ей меня притеснять. Впрочем, я бы и сама не позволила, но одной было бы труднее с ней справиться.
     Филипп принес еще кувшин ранса, пирожные и фрукты – всё она огромном блюде, которое он почтительно поставил на стол.
      Орти и Мирби принялись за угощение. Орти ел пирожные, виноград, апельсины, яблоки – всё вместе – и рассказывал Мирби историю с гадюкой-вощанкой, говорил о маме и сестре, которые скоро приедут. Она внимательно слушала его. Вдруг двери отворились, и в диванную вошла богато разодется дама высокого роста, в шляпе,  напудренная и накрашенная, с грубыми чертами лица, и сказала мужским голосом:
     - Ах, у тебя гости, дорогая! Прости, я только хотел взять веер, вот этот.
     И дама взяла с подоконника красивый веер из перьев страуса.
      - Познакомься, па, - Мирби улыбнулась. – Это Ортэм, сын господина Фрэя.
      - О, как приятно, - странное создание, которое Орти сперва принял было за мадам де Гильон, подошло к Орти и крепко, по-мужски, встряхнуло его руку. – Значит, вы – будущий одноклассник моей Мирби? Очень мило, рад с вами познакомиться.
     - Я тоже, - вставая, учтиво ответил Орти.
     - Не вставай, дружок, - молвил господин Эдишер Маль (ибо, без сомнения, это был он). – Я сейчас уйду. У меня вдохновение! Наконец-то! За столько дней!
     И, с улыбкой поклонившись детям, граф покинул комнату.
     Орти был еще слишком чист и несведущ, чтобы заподозрить связь между странным нарядом графа и какими-либо непристойными пороками (он просто ничего еще не знал о них). Первой его мыслью было, что его светлость, должно быть, сумасшедший.
     Не желая никого оскорблять, он осторожно спросил Мирабеллу:
     - Мирби, а твой папа что… всегда так одевается?
     Мирби звонко рассмеялась:
     - Да нет же! Просто он пишет книгу, и ему надо входить в образы героев; он иначе не может. Сейчас он описывает какую-нибудь даму, вот и оделся дамой. На его письменном столе стоит большое зеркало, и вообще в комнате много зеркал. Он ходит, смотрится в них, представляет себе героиню своего романа, все ее чувства, переживания, ну, понимаешь? А когда ему нужно описать старика или кучера, он переодевается стариком или кучером. Он даже переодевается иногда пиратом. А иногда римским сенатором. А если ему нужно описать ребенка, он просто зовет меня. И всё пишет, пишет…
     Орти поражен и заинтересован.
    - Неужели все писатели так работают? – спрашивает он с невольным уважением.
     - Нет, - качает головой Мирби. – Просто у папы такой метод.
     Она садится за рояль, играет и поет:

     Графской дочери всё нипочем,
     Ей бы только сражаться мечом,
     Ей бы только играть и смеяться,
     Танцевать и в бассейне купаться.
     Ну, а папа у дочки писатель
     (Уж таким его сделал Создатель).
     Иногда он бывает упрямый:
     Одевается нищим, иль дамой,
     Стариком, Клеопатрой, пиратом,
     Королем, палачом и солдатом.
     Очень весело было бы нам,
     Если б нам не мешала мадам.
     Звать ее Жермини де Гильон.
     Нет ужаснее дамы на свете.
     Наша жизнь для нее моветон,
     В голове у нее кувыртон,
     Ей всего ненавистнее дети!
   
    Рассмеявшись, она обрывает игру, оборачивается к Ортэму и говорит с гордостью:
    - Это я` сочинила!
    - И музыку, и слова? – Орти в восхищении.
     - Да.
     - Можно, я перепишу? – с мольбой спрашивает Орти. – Это  же здорово! Мирби, ты такая талантливая! Только что такое «моветон»?
     - «Дурной тон» по-французски, - Мирби встает. – Я сама перепишу стихи и принесу тебе их завтра. Ладно? А сейчас пойдем играть. У меня много игрушек!
     - Пойдем, - Орти встает с диванчика, на котором сидел. И тут в дверях появляется дама с довольно приятным, но несколько чопорным и постным лицом. На сей раз Орти не сомневается, что перед ним женщина.
     Она учтиво кивает Орти и строго обращается к Мирабелле:
     - Что у вас за вид, Мирби! Разве можно так открывать ноги, да еще не носить чулок? И только взгляните на себя в зеркало! Да ведь вы загорели! Сколько раз я вам  твердила: девочка должна быть беленькой, скромной, опрятной, носить чулочки и длинные платьица…
     - Мадам, у нас гость, а вы столь нетактичны, - сухо прерывает ее Мирби. – Что вы себе позволяете? Лучше познакомьтесь с нашим гостем. Это Ортэм Нэш-Фрэй. А теперь нам пора. Пойдем, Орти.
     И, взяв Орти за руку, Мирби выводит его из комнаты, шепча:
     - В голове у нее кувыртон…
     Мадам де Гильон провожает их долгим, суровым взглядом.
    

    В комнате Мирби они долго играют такими дорогими, замечательными игрушками, каких Орти никогда не видел. Мирби дарит ему то, что всего больше его пленяет: заводную карету, запряженную четверкой лошадок, и большого фарфорового солдата в суконном мундире, с саблей в ножнах (сабля вынимается) Его треуголка, штаны с лампасами и блестящие сапоги из настоящей кожи приводят Орти в восхищение. Он от души благодарит Мирби. Она ведет его в галерею правой башни. Галерея такая же, как и та, что соединяет с домом левую башню. Но входа в башню нет. Это удивляет Орти, но он тут же забывает об этом, потому что Мирби со вздохом сожаления сообщает ему, что ей пора обедать.
    Орти прощается с ней.
    - Я буду ждать тебя после обеда у ворот, - говорит он Мирби и с подарками в руках бежит домой. Он твердо решает подарить Мирби свой ящик с камешками и раковинами, а также свою главную драгоценность – серебряную лошадку из Бахасты. Конечно, это подарок Рида, и дареное не дарят, но ему так хочется подарить Мирби всё лучшее, что у него есть.
      До обеда он успевает рассказать Риду и Нито о своем посещении графского дома. Когда он описывает сцену с графом Малем, Логарид хмурится, и они с Нито обмениваются беспокойными взглядами, но уже через минуту, когда Орти объясняет им, почему граф был так одет, неудержимо и громко смеются. В их смехе звучит облегчение, которое Орти улавливает, но значения которого понять не может.
     Фрэй разрешает Орти искупаться вместе с Мирби и говорит:
     - Кажется, она очень милая, живая девочка. Прими ее завтра, как подобает, Орт, будь хозяином: ведь мы с Нито будем заняты. Я попрошу Цинию испечь что-нибудь вкусное.
     - Спасибо, Рид. Я буду хозяином! – убедительно говорит Орти и задумчиво добавляет:
     - Мирби иногда ведет себя очень по-взрослому, будто ей уже лет восемнадцать. И разговаривает так же.
     - Девочки взрослеют быстрее мальчиков, - замечает Фрэй. – А потом, я смотрю, не слишком-то весело ей живется. Но она молодчина, оптимистка. Дай ей Бог так и держаться.
     Они идут обедать. Теперь их за столом шестеро. Уже неделю Эббе Фролонг трапезничает вместе с археологами. Он даже будто стал любезней: больше говорит, приветливей смотрит, охотней отвечает на вопросы. Никто не знает, что` заставило его изменить своим прежним привычкам; сам он утверждает, что ему наскучило одиночество. Это объяснение удовлетворяет всех, кроме Нито Цанга. Он каждый день незаметно, однако очень внимательно наблюдает за Фролонгом, но пока что молчит о выводах, которые делает.
     Фрэя же без конца занимают мысли об Иргусе, который до сих пор не найден. Раскопана уже половина эбрика, но до сих пор им не попалось ничего, что хотя бы отдаленно напоминало бы Иргус. Одно утешает: скоро Сильветта приедет к нему, и тогда он сможет работать, уже не переживая за нее, работать сколько понадобится. Его руки все в затвердевших мозолях, как у рабочего: ведь он трудится почти наравне с ними, и Нито тоже. В их команде шестеро аммангов и девять альвеолцев. С тех пор, как рабочие стали ночевать в Бахасте, они держат себя чище и строже. Особенно Клайд Арпи. Он теперь каждый день в свежей рубахе и чистых штанах – и то и дело с самым значительным видом посматривает на свои серебряные часы, а его товарищи втихомолку посмеиваются над новой аристократической привычкой Клайда. Правда, пьет он не меньше прежнего, но работает от этого ничуть не хуже: исполнительный малый. Тибор Латтада приятельствует с ним. Но всерьез они не дружат. Это одиночки в команде Фрэя. Их всего двое таких; остальные более тесно общаются между собой. Фрэй, Нито и археологи довольны своими работниками. Но таинственного Иргуса с сокровищами нет как нет.
     Да, нелегко будет его отыскать, говорит себе Фрэй. Но рано или поздно он добьется своего, обязательно. С такой славной командой, посланной ему Самим Богом, просто невозможно найти древнего капища аммангов.
     А Орти после обеда убегает купаться вместе с Мирабеллой. Они долго плавают и ныряют, а потом сидят на песке. Мирби распустила свои длинные, золотистые волосы и ждет, когда высохнут и они, и ее туника.
     - У тебя хороший учитель, Мирби? – спрашивает Ортэм: он хочет знать, что` его ждет через несколько дней.
     - Да, он мне нравится, - отвечает девочка. – Такой большой, умный, властный, обаятельный, часто шутит. И никогда не ругается. А главное, очень понятно преподает. Его зовут господин В`итольд Шт`емле. Он папин обедневший дальний родственник. Сейчас он в Инеке, у него там какие-то дела, но завтра вечером он вернется. И мы с тобой начнем учиться, - она с улыбкой смотрит на Орти.
     - Это здорово, что мы будем учиться вместе, - отвечает Орти.
     - Да, вместе нам будет куда веселей, - соглашается Мирби и задумчиво добавляет:
     - Знаешь, я очень хотела бы побывать на росчисти.
     - Пойдем завтра? – загорается Орти.
     - Пойдем! Ну я уже высохла. А ты?
     - Я тоже.
     - Тогда одевайся, - она деликатно отворачивается.
     Орти готов в одну минуту, и они вместе уходят в сад Башенок – играть в Робин Гуда.
 
     11.
     На следующее утро после завтрака Орти не уходит на росчисть вместе с Фрэем и Нито: он ждет свою гостью. На нем накрахмаленная белая рубашка и белые парадные бриджи. На ногах нет носков, но сами ноги очень чисты – ведь вчера вечером Орти тщательно вымылся и вычистил ногти. Фрэй даже позволил ему слегка брызнуть на себя мужскими духами.
     Орти спускается на крыльцо и там, в тени густого плюща, ожидает Мирби.
     И вот она появляется. Сегодня на ней золотистое с белым шелковое платьице и ажурные шелковые чулочки; ее волосы цвета темного золота забраны обручем, и густым, вьющимся потоком ниспадают за спину. В руке Мирби держит соломенную шляпку. В таком наряде она кажется Орти неслыханной красавицей, и он, волнуясь и робея, выходит ей навстречу из-за зелени плюща.
    - Доброе утро! – она улыбается ему.
    - Доброе утро, - он слегка кланяется ей, пытаясь улыбнуться в ответ. Она смеется.
     - Да что ты, Орти, как неживой! – и берет его за руку. – Ну, пойдем к тебе в гости.
    Они поднимаются на второй этаж, в комнату Орти. Он всё еще смущен; его не оставляет чувство, что к нему явилась маленькая принцесса. И даже не такая уж маленькая – на полголовы выше него, Орти. Но он старается преодолеть смущение и оживленно спрашивает:
     - Хочешь шоколадного торта со сливками и мороженого? Их Цинни приготовила.
     - Благодарю, немного позже, - отвечает Мирби. – Я ведь только что позавтракала. Да и ты, наверно, тоже.
     - Да, - соглашается Орти. Тогда… вот, разреши тебе подарить.
     И он кладет на стол свою коллекционную коробку с камешками и раковинами, и серебряную лошадку.
     - Спасибо, - Мирби улыбается ему и, подойдя к столу, рассматривает коллекцию и лошадку.
     - Как красиво, - очень искренне говорит она. – И тебе не жалко?
     - Для тебя – нет! – честно отвечает Орти.
     - Спасибо, - повторяет она и вдруг, повернувшись к нему, легко и просто целует его в щеку. Он густо краснеет и торопливо говорит:
     - А теперь пойдем посмотрим на черепашку.
     Они выходят на балкон. Услышав голос хозяина, Бахаста тут же спешит к ним и пытается выбраться из коробки.
     - Ее зовут Бахаста, - Орти поглаживает черепашку по головке. – Как город.
     - Давай ее выгуляем, - предлагает Мирби. – Она засиделась тут. Да и нам нечего сидеть дома.
     - Давай, - Орти очень рад ее предложению.
     Мирби надевает свою соломенную шляпку, а он панаму, и они выбегают в сад вместе с черепашкой. Постепенно смущение обоих начинает таять и вскоре совсем исчезает. Они с увлечением кормят Бахасту одуванчиковыми листьями и строят для нее из разноцветных кирпичиков, которыми окружены клумбы, небольшой загон, из которого она не сможет выбраться. Это необходимо: ведь в Бахасте ничего не стоит пройти между прутьями ограды за пределы сада.
      Вдоволь повозившись с черепашкой, Орти и Мирби снова качаются на пальме, а потом бегут в конюшню, и Ортэм показывает своей гостье лошадей. Она приходит в восхищение от великолепного, черного в белых звездочках Далмата, и долго любуется им. Потом ласкает Ливию и Дарби и говорит:
     - У меня тоже есть пони, его зовут Стэп. Поедем верхом на росчисть?
     - Поедем, - охотно соглашается Орти. – Но только после торта.
     - Ах ты, сладкоежка! – смеется Мирабелла. – Ладно, не красней; чего ты всё краснеешь? Я тоже сладкоежка. Это нормально, все дети такие.
     - Я уже не ребенок, - серьезно заявляет ей Орти.
     - Ты взросленок, - она смеется и слегка дергает его за ухо. Потом говорит:
     - Давай играть в пятнашки!
     Они снова убегают в сад и через минуту тихие поляны оглашаются их громким смехом. Мирби бегает очень быстро, но Орти – быстрее. Ей не всегда удается догнать его, он же догоняет ее всякий раз. Разыгравшись и совершенно позабыв светский этикет, они даже борются на траве среди роз и одуванчиков, точно двое мальчишек. Мирби сильная, но Орти сильней. Он мог бы одолеть ее, он это чувствует. Но ему не хочется быть с ней грубым, к тому же, он боится случайно причинить ей боль. Поэтому он галантно позволяет ей побеждать себя; ему это даже приятно.
     - Ты сильная, - смеется он. – Ты меня одолела!
     - Лгунишка, - она тоже смеется. – Будто я не вижу, что ты мне поддаешься!
     Усталые, но довольные они садятся на траве.
     - Ой, Орти, - говорит Мирабелла. – У тебя весь твой костюм желтый от одуванчиков. И зеленый от травы. И нос желтый.
     - У тебя тоже, - весело откликается он. – И платье.
     - На моем платье не так заметно, - она поправляет сбивший на сторону обруч и надевает шляпку. – А ты весь белый… был. Теперь ты пестрый. Ну, да ничего. Пойдем, умоемся у фонтана.
     Они бегут к фонтану и умываются, а потом бегут навестить черепашку и садятся на траве рядом с ее загончиком.
     - Чуть не забыла, - Мирби достает из кармашка платьица сложенный вчетверо тетрадный листок. – Я тебе стихи переписала.
     - Спасибо, - он бережно прячет стихи в карман своих бридж. – Пойдем вечером купаться? Нито… то есть, эсиб Цанг подарил мне подводные очки. Я вчера про них совсем позабыл. У меня их две пары. Мне всё-всё в них видно, когда я ныряю.
     - Вот здорово! – Мирби всерьез заинтересована. Она еще никогда не купалась в подводных очках. – Пойдем. Мне всегда хотелось ясно видеть под водой. А то всё мутное, и соль глаза пощипывает.
     - В очках не будет пощипывать, - обещает ей Орти. - А теперь пойдем есть торт и мороженое.
     Снова взявшись за руки они идут в дом. Орти просит лакея принести угощение. Лакей приносит тортик, клубничное мороженое, сахар и целый чайничек горячего шоколада с молоком. Шоколад он разливает по чашкам, режет торт на ломтики, раскладывает по тарелочкам и уходит.
     Мирабелла и Орти с удовольствием едят и пьют. Угощаясь, они с таким увлечением болтают обо всём на свете, что совсем забывают про время. Наконец, когда тортик и мороженое съедены, а шоколад выпит, Орти бросает взгляд на часы и вскакивает с места:
     - Мирби! Уже почти четыре часа! Скорей поехали на росчисть, а то все рабочие разойдутся.
    - Да, она тоже немедленно встает. – Жди меня у ворот , Орти, я сбегаю за своим Стэпом.
     - Подарки не забудь, - напоминает он ей.
     - Лучше я заберу их, когда буду уходить, отзывается она, стремительно выбегая из комнаты.
     Тогда Орти снимает свой потрепанный белый костюмчик, переодевается в голубую рубашку и синие бриджи и стирает одуванчиковую желтизну с носа. «Бахаста пусть пасется», - говорит он себе и тоже выбегает из дома.
     Спустя несколько минут он уже сидит на оседланной Дарби у ворот Башенок и ждет Мирабеллу. Она не утомляет его долгим ожиданием и вскоре подъезжает к воротам на белом пони, в женском седле. Теперь на ней амазонка, такая же золотистая, как ее волосы, всё остальное – прежнее.
     Они едут на росчисть. Орти немного побаивается, как бы рабочие не стали посмеиваться над ним за то, что он приехал вместе с юной графиней. И в то же время ему стыдно перед Мирби за подобные опасения. Ведь он любит ее и дружит с ней; неужели какие-то насмешки могут повлиять на ее чувства к Мирби?
     Они привязывают лошадей на росчисти и входят в заросли. Ортэм ведет Мирби по тропинке на эбрик.
     Его тайные опасения не оправдываются. Никто и не думает смеяться над ними, Напротив, все очень вежливо и приветливо с ними здороваются.
     - Добрый день, мадмуазель, - Фрэй с улыбкой кланяется ей.
     - Добрый день, тэж-эсса, - здоровается и Нито.
     - Здравствуйте, господа, - отвечает он с непринужденным достоинством. – Мне очень приятно познакомиться с вами. Орти так много рассказывал мне о росчисти и о смелых людях, которые работают здесь, что мне захотелось взглянуть на всё собственными глазами. Прошу вас, не отвлекайтесь на меня.
     Ее детский голосок течет, как мед. Орти смотрит на нее с восхищенным изумлением. Вот что значит аристократическое воспитание! Сейчас Мирби держится и говорит совершенно, как взрослая.
     - Вы очень любезны, - серьезно отвечает ей Фрэй.
     - Говорите мне «ты», сударь, ведь я еще ребенок, - просит она. – Я для вас просто Мирабелла.
     - Трудно считать ребенком такую разумную девочку, - улыбается Фрэй. – Но раз ты так мила и скромна, Мирабелла, осмотри, если хочешь, эбрик – ту его часть, что уже откопана.
     - Я всё покажу тебе, - немедленно говорит Орти.
     Он ведет Мирби в ту часть росчисти, где раскопки уже закончены, показывает ей каменные столбы и трапеции. Мирби слушает его, смотрит, как работают люди. Ей немного не по себе, но в то же время интересно. Ее особенным вниманием завладевает Нито Цанг. Он кажется ей очень красивым и мужественным. Она немедленно влюбляется в него, но так незаметно, что даже сам проницательный Нито никогда бы не догадался, какой великой чести он удостоился. Мирби влюбляется не в первый раз, и, как всегда, объект ее любви – взрослый человек.
     Мирби украдкой посматривает на Орти. Уд он-то никогда не догадается о ее внезапно вспыхнувшем чувстве к Нито. И слава Богу! Ведь это расстроило и уязвило бы его, несмотря на то, что ее влюбленность в Нито – платоническая. Ей хотелось бы такого старшего брата или дядю, хотелось бы гулять, беседовать, играть с ним, знать, что ему приятно ее общество. Она знает, что Нито женат, и его дети старше ее, но для нее это ничего не значит. Ей просто хочется с ним дружить и думать о нем. Но Орти, конечно совсем не обязательно знать об этом. Она бросает не него ласковый, почти материнский взгляд. Какой он славный, этот маленький мальчик! Он сказал ей сегодня, что Нито – потомок аммангийского князя Нитониса-Эра. Значит, он тоже аристократ и одного с ней круга. Это ей приятно.
     Господин Фрэй ей тоже очень нравится, но Нито просто овладевает ее сердцем.
    Спустя час они уезжают с эбрика. Мирби молчалива и задумчива. Орти уверен, что понимает ее. Конечно, такая экскурсия не могла оставить ее равнодушной.
     У ворот Башенок они расстаются, чтобы спустя несколько минут встретиться снова. На этот раз на Мирби ее туника с пояском, а волосы уложены на голове золотистой шапкой. Теперь она весела, как обычно, но что-то новое появилось в ее глазах, что-то мечтательное и взрослое, чему Орти не может подобрать названия.
     - Ну, что, пойдем купаться? – спрашивает она и вдруг, взглянув на небо, со вздохом говорит:
     - Увы мне, как сказал король! Сейчас будет гроза, а на озере уже начинается шторм. Так что подводным очкам придется подождать.
     Орти тоже смотрит на небо и видит огромную свинцовую тучу. Через минуту эта туча закрывает солнце. Озеро Глэф становится черным, и на нем появляются белые барашки. До детей долетает глухое ворчание волн. Прохладный ветер проносится по саду.
     - Может, это быстро кончится, - с надеждой говорит Орти.
     - Нет, это надолго, - уверенно отзывается Мирби.
     - Все наши рабочие вымокнут! – сокрушается Орти.
     Тут же всё темнеет, меркнет вокруг. Оглушительный громовой треск раскатывается в грозовом небе, точно кто-то сверху бросил тяжелые камни на железную крышу. Вспышка молнии, белая, грозная, острая, похожая на гадюку-вощанку, озаряет всю землю, сколько хватает глаз. Орти и Мирби бегут забрать из загончика черепашку. Та, испуганная громом, втянула в панцирь лапы и голову.
     - Не бойся, я с тобой, - шепчет ей Орти.
     - Я пойду домой, Орти, - говорит Мирби. – Не хочу, чтобы господин Фрэй и эсиб Цанг видели меня в тунике.
     - Не эсиб, просто Нито, - поправляет ее Орти.
     - Разве мне можно так его называть? – беззаботно спрашивает она, тщательно скрывая свою радость.
     - Мне кажется, можно, - уверенно говорит Орти.
     Он помогает Мирби донести коробку с коллекцией до калитки в галерее. Потом бежит домой, пока не начался ливень, забирает с балкона коробку, в которой уже опять сидит Бахаста, и закрывает стеклянные двери.
     Он садится на подоконник, чтобы лучше видеть грозу. Его беспокоят вещи рабочих, оставленные в древнем городе: ведь они вымокнут! Правда, они лежат в древних откопанных домах, но если ливень будет сильным, кто знает, не зальет ли он вещей. И как рабочим спать под дождем, когда у них ничем не защищенные окна, а у дверей одни только проемы. Другое дело, патрульные. У них есть и дождевики и палатки.
     В комнате становится совсем сумеречно, точно вот-вот зайдет солнце. Ливень – крупный, обильный обрушивается на Бахасту, на Башенки, на заросли. Он так и хлещет в стекла окна` и балкона, заливает их, а с озера доносится всё более угрожающий рокот волн.
     Орти с некоторой тревогой думает о Риде и Нито: не попадет ли в них молния? Ведь эти молнии так и мелькают, да еще такие большие, ветвистые, каких он никогда не видел в столице.
     Но вскоре его друзья возвращаются вместе с обоими археологами: веселые, мокрые от ливня.
     - Скоро сюда придут рабочие с моей росчисти, - говорит Фрэй археологам. – И ночевать они будут здесь, в нижнем зале. И ужинать тоже. Сейчас они спасают от ливня свои вещи. Мсье Дюваль, пожалуйста, распорядитесь, чтобы в зал принесли запасные тюфяки и затопили камин: пусть люди высушат одежду.
     - Будет сделано, - откликается Дюваль. – Но тюфяков не много; помнится мне, штук восемь.
     - Не беда, - говорит Фрэй. – Остальные лягут на канапе и диванах. Что же касается ужина, я попрошу Цинию приготовить сегодня побольше еды за мой счет.
     - Это будет хорошо, - одобрительно говорит Эрнальдо Виллани. – Ведь шторм, пожалуй, зарядит дня на два.
     - Не думаю, - поблескивает маленькими глазками Альбер Дюваль. – К завтрашнему дню, полагаю, ненастье прекратится.
     Все расходятся по своим комнатам и переодеваются в сухое. Орти чувствует: астрологи всей душой одобряют решение Фрэя. Если бы их рабочие ночевали сегодня в Бахасте, они тоже пригласили бы их в дом. Орти чрезвычайно доволен. Его сердце переполняется гордостью за отчима и любовью к нему: какой он молодец! Значит, сегодня всей команде с эбрика будет сухо, сытно и уютно.
     Фрэй расспрашивает Орти, как они поиграли сегодня с Мирби. Орти с увлечение рассказывает  - и читает стихи, подаренные ему Мирабеллой. Эти стихи очень веселят Фрэя и Нито.
     - Талантливая девочка, - решительно говорит Фрэй. – Настоящая аристократка: умеет держаться и говорить с людьми. И у нее прелестная внешность. Она будет красавицей, когда вырастет.
     Орти молчит, но в глубине души он чрезвычайно доволен отзывом Рида о  е г о  Мирби.
     Они спускаются в столовую к ужину. Из-за ненастья там было бы сейчас темно, поэтому на столе горят свечи. Гром, ливень, волны озера – всё грохочет и шумит за окном. Орти с некоторым беспокойством думает, не забыл ли садовник выключить фонтан и накрыть бассейн с рыбками парусиной и отверстиями для воздуха? Наверно, не забыл, ведь он очень давно работает в Башенках.
     Археологи, Фрэй и Нито оживленно беседуют между собой: конечно, об Иргусе, о Площади Казней и о юго-западной росчисти господина Виллани. Орти слушает, а Нито, говоря и отвечая на вопросы, то и дело исподтишка посматривает на доктора Эббе Фролонга. Тот аккуратно есть тушеного в овощах тунца из Глэфа и запивает это блюдо белым вином. Его лицо совершенно непроницаемо. Неизвестно, какое впечатление произвело на него решение, принятое Фрэем: пустить рабочих в Башенки. Возможно, никакого. Но Нито, как и всем прочим, никогда не удается узнать, что` в действительности думает по тому или иному поводу доктор Фролонг. Его уклончивая скрытность с каждым днем всё больше не нравится Нито. За этой скрытностью что-то прячется. Что – неизвестно, но вряд ли любовь к ближнему и желание не оставаться в одиночестве.
     Едва Орти узнаёт, что рабочие уже пришли и ужинают в нижнем зале, как он тут же просит у Фрэя позволения присоединиться к ним. Фрэй отпускает его.
     Рабочих оказывается девять человек: шестеро, невзирая на погоду, отправились по домам в Эпельту. Те, что пришли, сидят за столом у камина, очень довольные гостеприимством начальника раскопок. Они с удовольствием едят тунца с овощами, пьют легкое пиво и на все лады расхваливают Фрэя и Нито. Увидев Орти, они тут же сажают его между Скильдом Кэпхардом и Клайдом Арпи и хотят угостить, но он уверяет их, что уже поужинал.
     Двое из рабочих  -  бывшие моряки, плававшие в настоящем море Они рассказывают о всевозможных чудесах, об огромных осьминогах и кальмарах, которые поедают даже деревянные лодки и, поймав акулу за хвост, обгладывают ее, точно человек – куриную ножку. Орти очень хочется им верить. Даже если такого не бывает на самом деле, это обязательно должно быть.
     От историй с морскими чудовищами разговор постепенно переходит на Бахасту с ее древними преданиями, тоже захватывающими, таинственными, страшноватыми. Особенно много говорят об эбрике, Площади Казней древних аммангов. Двое рабочих-аммангов, которые сидят тут же (их зовут `Адум и `Эвл), с любопытством слушают легенды о своих предках из уст альвеолцев и важно кивают, подтверждая нелепые небылицы. Аманги мудры и потому стараются никогда ни с кем не спорить. Если их товарищам непременно хочется верить в какие-то  ужасы, то это их дело.
     Орти с величайшим интересом внимает рассказам о том, что на эбрике  (обычно в ночь полнолуния) можно увидеть ящера Гр`окхо с человеческим лицом, который охраняет Иргус. А сам Иргус невидим, потому что на нем древнее заклятье. И, конечно, на эбрике есть привидение. Это прекрасная девушка с белым платком в руке и в белых одеждах. Горе тому, кто увидит ее, ибо это сама Альд`арга, дочь вождя Аллунга, проклятая своим отцом за то, что посмела надеть свой драгоценный княжеский венец на голову юноши-раба, которого она полюбила.
     Но не всё так красиво и романтично. Ведь на эбрике можно увидеть и оборотня по имени Тлу-Тракк, что означает Мертвый Зверь. В древности считалось, что Тлу-Тракк забирает себе души казненных аммангов. Он похож на волка, но гораздо больше всех волков и собак, какие только есть в мире. Он тоже стережет эбрик и, если какой-нибудь христианин без молитвы придет туда ночью, чудовище сожрет его вместе с одеждой и оставит только одно правое ухо – в назидание другим маловерным христианам…
     При этих словах Клайд Арпи ухмыляется и бесцеремонно перебивает вдохновенного рассказчика, молодого рабочего по имени Ганимед Бертини:
     - Да врешь ты всё, Гэн! И как тебе не надоест? Христианину никакая нечисть не страшна: ни оборотни, ни ящеры. Плевать он на них хотел! Если они вообще существуют.
     Ганимед Бертини, успевший сам поверить в свои рассказы, чувствует себя глубоко уязвленным словами Клайда.
     - Я всё забываю, что ты у нас герой, Мохнатый (таково прозвище Арпи), - произносит он насмешливо. – Но раз ты герой, ты, конечно, те откажешься переночевать на эбрике.
     Наступает тишина. Все внимательно смотрят на Арпи. У Ортэма сильно стучит сердце. Неужели Арпи согласится?
     Арпи соглашается.
     - Идет, - говорит он, смеясь. – Только водки мне куп`ите, без нее не пойду. Подумаешь, Тлу-Тракк! Да я ему самому уши пообрываю – и правое, и левое. Правда, боюсь, этого бедняги и на свете-то нет.
     Все громко смеются, с одобрением поглядывая на Клайда.
     - Я с тобой пойду, - вдруг говорит Тибор Латтада.
     - Я тоже с вами, - хмурится Ганимед Бертини. – А то сжульничаете, уйдете с эбрика, и поди потом доказывай, что вас там не было.
     - Неужто пойдешь? – Арпи зловеще подмигивает ему. – Смотри, штаны не намочи по дороге; ты ведь у нас страх какой храбрый!
     - Не беспокойся, - холодно отзывается Ганимед. – Я ведь не на сам эбрик пойду, а залезу рядом на дерево. Мне оттуда всё будет видно.
     - Ему будет видно! – Клайд хохочет. – Ты филин, что ли? Или кошка?
     - Вы с Тибором фонарь зажжете, - упорствует Бертини.
     - Захотим – зажжем, захотим – погасим, - Арпи пожимает плечами. – Смотри себе вволю. Только гляди, с дерева не грохнись; а то собирай потом тебя…
     Все, кроме Ганимеда, снова смеются. Ганимед сумрачен.
     - Когда пойдете? – спрашивает он деловито.
     - Завтра, - отвечает Клайд. – Если будет сухо.
    Бертини кивает. Орти с затаенным восхищением переводит взгляд с Клайда на Тибора и обратно. Ну, и смелые же они! Совсем не трусят.
     Он уходит спать, преисполненный огромного уважения к ним. Ему совсем не страшно вспоминать о привидениях эбрика. Они меркнут в лучах славы живых, настоящих героев: Арпи и Латтады. Орти поневоле чувствует стыд: он ни за что не отважился бы пойти с ними; только с Ридом или с Нито. А один уж и подавно бы не пошел.
     Но он ничего не говорит Риду о намеренье Клайда и Тибора. Вдруг Риду не понравится их затея? Да и вообще, лучше рассказать ему про них, когда всё уже кончится, и герои одержат победу.
     Поэтому перед сном Орти рассказывает Фрэю только о том, что подарил Мирби серебряную лошадку из Бахасты, и просит прощения.
     - Мне хотелось подарить ей самое дорогое, что у меня есть, - объясняет он.
     Фрэй целует его в щеку:
     - Подарил и подарил, и прекрасно. Не переживай, я еще что-нибудь откопаю для тебя. Кстати, ты не забыл? Завтра после завтрака ты идешь учиться на графскую половину дома. Господин Витольд Штемле, учитель, приехал вчера вечером.
      - Я буду рад учиться вместе с Мирби, - отвечает Орти.
      И это правда: он действительно рад. Фрэй сидит с ним еще несколько минут, потом они желают друг другу спокойной ночи, и Логарид выходит из комнаты.

     12.
     На следующее утро после завтрака Орти идет в «графскую» половину дома.
     Ради такого события граф Эдишер Маль еще вчера передал Логариду Фрэю ключ для Ортэма. Этот ключ отпирает одну из двух дверей на первом этаже. Только эти двери соединяют между собой обе половины дома.
     Орти легко отпирает дверь, входит на «графскую» половину и запирает дверь за собой. Потом внимательно осматривается по сторонам. Он стоит у стены холла; сбоку от него лестница и какие-то двери под лестницей, а впереди – высокие двери, ведущие на крыльцо.
     Весь холл залит солнечным светом. Непогода кончилась еще ночью. Теперь окна распахнуты настежь, и весь холл наполнен запахами цветов, доносящимися из сада.
     Орти знает: классная комната Мирби на втором этаже. Она позавчера показала ему дверь этой комнаты, но внутрь они не вошли. Теперь Орти поднимается по лестнице на второй этаж и сразу же видит, что одна створка двери классной комнаты приоткрыта; из нее в сумеречный коридор щедро льются солнечные лучи.
     Орти подходит к этой двери и заглядывает в комнату. Он видит четыре парты орехового дерева, а у стола, возле большой черной доски, укрепленной на деревянных опорах, стоит высокий дородный человек, видный, с проседью в темно-пепельных волосах. У него профиль римского императора и небольшая окладистая бородка, тоже темно-пепельная. Он оборачивается, видит Орти, приветливо улыбается и произносит низким голосом:
     - А, господин Нэш-Фрэй? Доброе утро, проходите, пожалуйста.
     - Доброе утро, - Орти входит в класс. Учитель наполовину опускает жалюзи, подходит к Орти и протягивает ему руку и представляется:
     - Господин Витольд Штемле; можно просто господин Витольд.
     - Очень приятно, - Орти пожимает его руку. Меня тоже можно называть просто «Орти» и на «ты».
     Он смотрит на Витольда Штемле. У этого человека очень красивые, большие, серо-зеленые глаза и приятная улыбка; от него исходит удивительное обаяние и в то же время в нем присутствует нечто демоническое, властное, подавляющее. Орти тут же чувствует, что перед ним, человек, уверенный в себе, привыкший повелевать и умеющий добиваться послушания. От него исходит внутренняя сила, но при этом Орти ясно видит: господин Штемле очень умен, и использовать свою силу против своих учеников отнюдь не собирается.
     - Воспользуюсь твоим любезным предложением. – улыбается Штемле. – Садись, прошу тебя. Место Мирабеллы вот здесь; она сейчас придет. Я посадил бы вас рядом, но, как ты видишь, парты одноместные. Вот тебе тетради. Чернильница и перья в столе, достань их, пожалуйста. Вот так. Четыре правила арифметики и таблицу умножения знаешь?
     - Да, сударь.
     - А как с языками?
     - Не очень, - вздыхает Орти.
     - Не беда, - говорит Штемле. – Никто не рождается грамотным. Не бойся, мы с тобой добьемся успехов.
     В класс входит Мирабелла. Она вежливо здоровается со Штемле и – с искорками радости в глазах – с Орти. Он отвечает ей так же радостно. Сегодня Мирби одета в скромное кисейное платьице. На ней неизменные ажурные чулки и золотистые босоножки, а волосы уложены в серебряную сетку, что очень ей идет. Она садится за парту у окна, слева от Орти.
     Начинается урок. Господин Штемле диктует детям небольшой текст о природе и тут же проверяет его. У Орти восемь ошибок, у Мирби ни одной. Орти сгорает от стыда – и очень благодарен Штемле за то, что тот не упоминает вслух о его ошибках, а просто исправляет их карандашом и говорит:
     - Перепиши это вечером, Орти, и постарайся запомнить, как пишутся слова, которые я выделил.
      Потом господин Витольд начинает объяснять одно из правил родного языка – и так понятно, как не объяснял учитель в школе. Орти вдруг открывается, как всё просто, и следующий маленький диктант он пишет, как и Мирби, без единой ошибки. Штемле снова проверяет тетради и не скупиться на самые щедрые похвалы Ортэму.
     - Ты быстро догонишь Мирби, - говорит он уверенно. – У тебя есть способности.
     После родного языка они переходят к французскому. Штемле снова диктует текст. У Мирби две ошибки, у Орти одиннадцать. Он чуть не плачет, но Штемле опять не объявляет о его неуспехе. Он дает Орти книжечку с закладкой и говорит:
     - Вечером сделай упражнение, которое я отметил карандашом, дружок. И, опять же, постарайся запомнить слова.
     Орти кивает, подавленный своей безграмотностью. Штемле начинает беседовать с Мирби по-французски, а потом, задав Мирби выполнить французское упражнение, садится напротив Орти и в течение десяти минут учит его правильному произношению. И – добивается успеха.
     - Ты – способный мальчик, - повторяет он тихонько. – Просто с учителями тебе что-то не везло. Вот что: давай-ка позанимаемся в субботу дополнительно и родным, и французским языком. Ручаюсь, мы подтянемся немного к приезду твоей матушки и сестры.
     Орти благодарно улыбается ему и соглашается с большой охотой. Во-первых, ему очень не хочется позориться перед Мирби, а во-вторых, ему всё больше нравится Штемле: как человек и как учитель.
     После французского они занимаются математикой. На этот раз успехи детей одинаковы: оба без труда решают несколько примеров. Штемле от души хвалит их и приступает к объяснениям новой темы. Затем идут история, география и литература. По истории и географии Орти отвечает правильней Мирби. Он без труда показывает на карте страны, города, реки и моря, которые его просит показать Штемле. Мирби часто затрудняется. Миссисипи она ищет в Африке, а Чад – в Индии. Но ее ошибки не смущают ни ее, ни Штемле. Зато оба рады за Орти, который так хорошо знает географию и так умно и правильно отвечает на вопросы по истории. Штемле хвалит его. Литературу Орти и Мирби знают одинаково хорошо. Оба читают бегло и с выражением, потому что оба любят книги.
      - Прекрасно молодцы! – говорит господин Витольд и рассказывает об альвеолском поэте Энрико Саттаде. Тут же, на уроке, они заучивают одно из его стихотворений.
     Орти всё больше нравится их учитель. Ведь он так интересно рассказывает, так выразительно читает! Правда, его царственный, «императорский» вид и мощный, властный баритон немного подавляют Орти, но в то же время он невольно думает о том, какой замечательный король получился бы из Витольда Штемле.
     Три часа занятий истекают, и дети прощаются с учителем.
     - Мирби, ты придешь после обеда? – с надеждой спрашивает Орти.
     - Я буду занята, - она вздыхает. – Папе нужен образ ребенка; мне придется сидеть с ним в его комнате.
     И тут же улыбается:
     - Не огорчайся! Я приду в пять часов, и мы пойдем купаться! Хорошо?
     - Хорошо! – лицо Орти светлеет, и он убегает домой.
     Его сердце рвется на росчисть, но он сдерживает себя. Росчисть никуда не убежит. Лучше выполнить до обеда задания господина Витольда и постараться добросовестно вникнуть в них.
     Так он и поступает: старательно, красиво переписывает свой альвеолский диктант и запоминает написание всех слов, в которых сделал ошибки. Потом он принимается за французское упражнение. Оно не трудное, он быстро справляется с ним. Труднее всего запомнить написание слов, их грамматику. Но и этого он добивается, после чего с облегченным сердцем идет в столовую обедать.
     Сегодня Фрэй и Нито тоже обедают дома. Фрэй спрашивает Орти, как прошли уроки. Орти с увлечением рассказывает и так расхваливает Витольда Штемле, что Фрэй остается очень доволен и своим приемным сыном, и его учителем. Нито тоже доволен но он подмечает несколько загадочных взглядов, брошенных на Орти доктором Эббе Фролонгом, пока тот хвалит Штемле. Нито даже улавливает едва заметную улыбку, скользнувшую по губам Фролонга. В этой мимолетной улыбке нет ничего зловещего, недоброго, но всё же Нито настораживается. Он впервые видит искреннюю улыбку Фролонга. Интересно, какая мысль или чувство вызвали ее?
     После обеда Орти идет с Фрэем и Нито на росчисть. Ему весело: ведь сегодня Клайд Арпи и Тибор Латтада будут ночевать на эбрике, а Ганимед Бертини – следить за ними. Все трое работают, как обычно, но Орти теперь смотрит на них совсем другими глазами, чем смотрел еще вчера днем. Он видит в них героев и переживает за них. Каково-то им придется сегодня ночью?
     Он помогает рабочим: подает им воду, помогает насып`ать на тележки кучи выкопанной земли: ее сбрасывают в ближайший овраг. Но он не перестает думать о героях. Ему так хочется знать, чем кончится их предприятие!
     Он продолжает думать об этом и в пять часов, когда они с Мирби идут купаться, плавают и ныряют в подводных очках. Выкупавшись, они сидят на песке, и Мирби, как и в прошлый раз, сушит волосы под теплым ветерком, налетающим с озера.
     - Мирби, что там, на другом берегу озера? – спрашивает Орти.
     - На противоположном? – уточняет она. – Там скалы. А на берегу живут рыбаки и ловцы жемчуга. Вон, видишь лодочки с парусом? Это они вышли на промысел.
     - Значит, раковины-жемчужницы там? – спрашивает Орти.
     - Да, их больше у того берега, чем в других местах, рыбаки мне сами рассказывали, - отвечает она. И тут же говорит, встрепенувшись:
     - Ох, я и забыла тебе сказать! У нас же Рэмба, наша шотландская овчарка, принесла щенков. Шесть штук. Им уже месяц. Хочешь взять одного? Я тебе самого умного выберу.
     - Хочу! – тут же загорается Орти. И сразу же немного сникает:
     - Я не знаю, позволит ли Рид. Я спрошу у него сегодня!
     - Спроси, - кивает она. – Щенки красивые, темно-шоколадные с белым.
     - А отец у них тоже колли? – немного смущенно осведомляется Орти.
     Мирби, смеясь, надвигает ему панаму на глаза:
     - Нет, отец у них болонка без родословной. Шучу. Щенки – чистокровные колли. Стал бы мой папа заниматься полукровками! Хотя и дворняжки бывают очень умными. Но у меня их нет, поэтому я предлагаю тебе одного из Рэмбиных детей.
     - Я спрошу у Рида, - повторяет Орти, поправляя панаму.
     После этого они встают и возвращаются через Бахасту в Башенки. Там они сражаются на деревянных мечах, играют в мяч, бегут взглянуть на щенков Рэмбы. Орти приходит от них в восторг и принимает твердое решение уговорить Рида позволить ему завести щенка. Ведь щенок даже лучше ручного дельфиненка: с ним можно играть и на сущее, и в воде. Мирби показала Орти самого умного щенка. Он действительно глядел необыкновенно умно, совсем по-человечески, хотя и не был самым красивым. И Орти тут же, всей душой полюбил его.
     К его облегчению, радости и некоторому удивлению, Логарид сразу же позволил ему завести щенка.
     - Только не теперь, - добавил он. – Пусть собаку сперва обучат вести себя как следует. И запомни: щенок требует внимания и ответственности. Тебе придется заниматься с ним. И отвечать любовью на любовь. Это не всегда легко.
     - Я буду заниматься, я буду любить его! – горячо пообещал Орти.
     «Я назову его Антал»,  - подумал он про себя.
     И всё-таки, засыпая и мечтая о щенке, он то и дело спрашивал себя, как-то Клайд Арпи и Тибор выдержат сегодня ночное испытание?..


     А Клайд и Латтада уходят из Бахасты, чтобы провести ночь на эбрике.
     Вокруг темно, тихо и очень тепло – не то, что в пустыне. Растения и воды озера сохраняют воздух теплым всю ночь.
     Смельчаки шагают вдвоем по тропинке через заросли. Фонарь озаряет им путь.
     За ними следует Ганимед Бертини. Он начинает понемногу раскаиваться, что затеял всё это, но отступать поздно.
     Тибор несет фонарь. Клайд Арпи уже достаточно пьян и громко рассуждают о том, что все привидения, должно быть, спят. Какой им смысл шататься по эбрику, даже если они существуют? Им за это жалованья не платят.
     Латтада останавливается на полпути и говорит, резко обернувшись к Арпи:
     - Слушай, Мохнатый, заткни глотку! Лучше молись.
     - Что, струхнул? – ухмыляется Клайд. – Смелее, Тиб, я с тобой.
     Он оборачивается и видит Ганимеда Бертини, который идет за ними с маленькой лампой в руке.
     - Вон оно, привидение! – указывает Арпи на Ганимеда, разражаясь хохотом. – Чёрт с фонариком! Ты только глянь на него, Тибор: вылитый ящер, только маловат, и хвоста не хватает. Эй, Гэн, ты еще живой? Или уже отдал концы со страху, и теперь твое тело – одна только видимость?
     - За собой смотри! – огрызается Ганимед.
     - Вон, дерево для тебя хорошее, - не унимается Клайд. – Большое и вечнозеленое! И все ветки на месте. Залезай скорей, а то еще Тлу-Тракк за ухо дернет…
     - Заткнись! – Латтада с сердцем дергает его за руку. – Пошли быстрей, завтра куражиться будешь.
     - Иду, - посмеивается Арпи. – Всё в порядке, Тиб, малыш. Я тебя не брошу, - он задушевно обнимает Тибора за плечо. - Знаешь, почему? Потому что ты пошел сегодня со мной. Думаешь, я это когда-нибудь забуду? Да никогда, вот тебе крест! Мы ведь… - он икает, - мы же с тобой христиане. За нами ангелы стоят. Что нам всякая нечисть, тьфу на нее!..
     И он затягивает псалом Давида: «Благослови душе моя Господа…» Тибор с чувством подтягивает ему, чтобы поддержать в своем приятеле пробудившееся, наконец, благочестивое настроение.
     Они добираются до эбрика. Лампа озаряет высокие каменные столбы и трапеции – древние виселицы. К столбам людей приковывали цепями и оставляли умирать. Целый лес орудий казни! Клайду становится немного не по себе, Тибору тоже. Хорошо, что казненных хоронили на кладбище, которое давно уже откопано – и довольно далеко отсюда. А то могилы, кости, черепа. Им очень не хотелось бы видеть сейчас что-либо подобное.
     Кругом темнота и тишина, только стонет в чаще зарослей бессонная ночная птица, да ухает филин. Ганимед Бертини уже исчез: конечно, затаился на каком-нибудь дереве и погасил свою лампу.
     - Ну, давай спать, Тиб, - Арпи старается говорить бодрым голосом. – Завтра утром проснемся, и на росчисть бежать не надо она у нас под задницами будет.
     Латтада крестится и расстилает не земле шерстяное одеяло. Арпи тоже крестится. Оба ложатся на одеяло и засыпают.
     … Среди ночи Клайд пробуждается, словно от толчка. Он быстро приподнимается на локте и хмуро окидывает взглядом Судейскую Площадь. Лунные лучи с трудом пробиваются сквозь кроны зарослей. В фонаре трепещет огонек. Пахнет свежевскопанной землей, росой, ночными цветами. Кругом покой и тишина.
     Вдруг Арпи замечает: за одним из широких столбов древней виселицы, ярдах в десяти от Клайда и спящего Тибора мелькает что-то похожее на человеческую фигуру. Привидение! По телу Клайда тут же пробегают неприятные мурашки. Наверно, сама Альдарга, дочь вождя Аллунга, обходит Площадь Казней с белым платком, отыскивая дух своего возлюбленного, юноши-раба, который был обезглавлен за свою любовь к ней. Или это просто-напросто Ганимед Бертини, который струсил и решил осторожно подобраться поближе к спящим товарищам? Арпи сразу забывает все свои страхи. Ну, конечно, это Ганимед. Надо бы встать, да сыграть с ним какую-нибудь шутку, только не очень страшную: а то еще вправду помрет. Но немного проучить его за его подначки всё же следует.
     Увлеченный этой идеей, Арпи творит крестное знамение, берет фонарь и потихоньку движется в ту сторону, где в неярком лунном свете шевелится человеческая фигура.
     Когда он приходит на место, то видит: Ганимед уже куда-то делся. Наверно, заметил фонарь, с досадой говорит себе Арпи, нужно было погасить его. Хмель еще бродит у него в голове, но сожаление о том, что не удалось разыграть Ганимеда, заставляет его трезветь быстрее обычного.
     Вдруг чья-то рука цепко опускается на его плечо. Вздрогнув всем телом, он оборачивается, и тут же волосы встают дыбом у него на голове. Он теряет дар речи и едва не роняет фонарь.
     Перед ним стоит высокий человек в длинных черных одеждах, с капюшоном, наброшенным на голову. Его лицо бело неестественной, слишком яркой белизной, а глаза и губы зелены и неярко светятся в полутьме; подбородок же закрыт высоким черным воротом.
     - Зачем ты нарушил мой покой, Клайд Арпи? – глухим замогильным голосом спрашивает призрак; при этом из его рта вылетает пар, белый, холодный, точно кругом мороз.
     Клайд не в состоянии отвечать. Он не в состоянии даже сообразить какую-либо мысль. Он только смотрит на ужасное видение широко раскрытыми глазами и молчит.
     - Ты пьян, - укоризненно говорит призрак. – Никогда больше не пей! Слышишь? Никогда! И скажи всем: вам нельзя больше работать на эбрике, иначе вас ждет большая беда. Передай это людям.
     Арпи собирается с силами, крестит призрак и произносит слабым голосом:
     - Пропади, исчезни! Ничего я не передам. Я не пойду против своего хозяина. Кто бы ты ни был, я не пойду против хозяина. Я не подведу его.
     Призрак усмехается:
     - Тогда до встречи в ином мире, Клайд Арпи. Впрочем, если ты перестанешь пить, ты еще не скоро туда попадешь, и, может даже, окажешься в Раю. Прощай.
     Он поворачивается и уходит во тьму зарослей, точно растворяется в ней. Клайд стоит еще некоторое время, не смея пошевелиться, потом возвращается к спящему Тибору Латтаде. Ему несказанно жутко, он шепчет молитвы и крестится. Откуда-то из кустов вдруг выползает насмерть перепуганный Ганимед Бертини.
     - Я всё в-видел, - заикаясь, говорит он. – Что оно тебе с-сказало?
     - Не твоего ума дело, - отвечает Арпи с трудом, но уже более твердым голосом. – Мы его потревожили, он недоволен, вот и всё. А теперь давай спать.
     - Нет, - Ганимед глухо всхлипывает. – Пойдем отсюда, Клайд, пойдем. Буди Тибора – и пойдем.
     В его голосе страстная мольба.
    - Нет, - говорит Клайд устало. – Иди, если хочешь. Я обещал, что не уйду, - и не уйду, слышишь? Что бы ни случилось.
     И он решительно ложится на одеяло. Тогда Ганимед садится у него в ногах. Он весь дрожит.
     - Не трясись ты, - ворчит Клайд. – И без тебя тошно. Читай молитвы. Молитвы знаешь?
     - Немного.
     - Вот и молись. Я тоже буду молиться.
     Они молятся до самого рассвета: один лежа, другой сидя. А на рассвете оба засыпают крепким сном.

     13.
     Утром все рабочие эбрика взбудоражены. Ночью на росчисти появился призрак, и Клайд Арпи даже беседовал с ним! Это рассказывает людям Ганимед Бертини. Всех охватывает возбуждение и любопытство. Всем интересно узнать, о чем Мохнатый говорил с призраком. Ганимед не может удовлетворить любопытства товарищей по раскопкам: он ничего не слышал, так как стоял слишком далеко. Он только видел Клайда и привидение, и заметил, что изо рта привидения «шел белый дым». Разумеется, все засыпают вопросами Арпи, но он ничего никому не говорит, кроме того, что призрак запретил ему пить. И в самом деле, Клайд очень равнодушно отказывается от бутылки водки, которую ему с почтением преподносят. Он смотрит на бутылку без всякой радости и вяло говорит:
     - Пейте сами. Я не хочу. Мне работать надо.            
     И с воодушевлением принимается за работу: невеселый, необычайно молчаливый.
     Любопытные разочарованы. Они вынуждены довольствоваться только рассказом Ганимеда Бертини. Тот повторяет историю опять и опять, всякий раз вставляя в свой рассказ какую-нибудь новую захватывающую подробность.
     Фрэй строго призывает всех к порядку. Рабочие тотчас берутся за кирки и лопаты, но все их мысли – о ночном происшествии. Рассказ испуганного Ганимеда и несколько слов, произнесенных Арпи, ни у кого сомнений не вызывают.    
     Тибор Латтада внимательно посматривает на Арпи. Он решает позже расспросить его обо всём наедине. Может, с ним, своим приятелем, Мохнатый будет откровенней? Арпи на Тибора не смотрит. Он вообще ни на кого не смотрит. Такое впечатление, что он исключительно сосредоточен на своей работе. Это бывает с ним нечасто.
     Орти, пришедший на росчисть после уроков, тоже не спускает глаз с Клайда. Он восхищен его подвигом, устрашен явлением призрака с «белым дымом». Когда он видит, что Клайд  утирает платком вспотевшее лицо, то поспешно подносит ему пол-литровую кружку с рансом, прохладным, белым, как молоко.
     Клайд благодарит его и залпом осушает кружку. Но на Орти он не смотрит, потому что знает: в его глазах то же любопытство и восхищение, что и у всех остальных. Впервые собственная храбрость и слава не радуют Клайда, скорее, тяготят его. Он бы многое отдал, чтобы минувшая ночь на эбрике была тихой, мирной, без всяких там искушений и мистики. Всё в нем содрогается, когда он вспоминает белое лицо с зелеными светящимися губами и такими же глазами, обращенными на него из недр черного капюшона. Он не может без ужаса вспоминать слова призрака о том, что всех, кто работает на эбрике, ждет большая беда. «И никому ведь не скажешь об этом, - с тоской думает он. – Панику поднимут, бросят хозяина; а ведь он совсем этого не заслужил».
     Вдруг светлая мысль озаряет его голову.
     - Орти, - шепчет он Ортэму, стоящему рядом. – Скажи господину Фрэю: пусть уйдет обедать домой. И пусть велит часовым пропустить меня. Я ему кое-что скажу.
     - Хорошо, - шепотом откликается Орти.
     Он подходит к Фрэю и вполголоса передает ему просьбу Клайда Арпи. Фрэй кивает в знак согласия. Арпи видит этот кивок. Его сердце немного успокаивается.
     Объявив отдых, Логарид уходит обедать в башенки вместе с Нито и Орти. Клайд Арпи незаметно отделяется от товарищей и тоже идет во дворец; часовые пропускают его.
      - Ну что, Клайд? – улыбается Фрэй, ожидающий его в холле. – Про привидение хотите мне рассказать?
      - Да, - признаётся Клайд.
      - Эсиб Цанг не помешает вам?
      - Нет.
      - Ну, идемте.
      Фрэй ведет Арпи в комнату, служащую ему кабинетом. Там уже сидит Нито. Логарид закрывает дверь.
      - Садитесь, - приглашает он Клайда.
     Арпи садится на стул и начинает свой рассказ.
     Орти в это время подслушивает у двери. Это, конечно, некрасиво и нехорошо, но он ничего не может с собой поделать: уж очень ему хочется знать правду о том, что` видел сегодня ночью Клайд. Он боится, что если не узнает этого, то просто разорвется на части от любопытства.
     - … он сказал мне, что нельзя больше работать на эбрике, не то всех нас ждет большая беда, - доносится до него печальный бас Клайда. – Я ответил ему: мол, никому не передам его слов, не стану подводить хозяина. Тогда он сказал: до встречи в ином мире; если бросишь пить, может, мол, даже в Рай попадешь. И ушел. А я подумал: искушение это всё, и нам нечего бояться. Только другие-то разве поймут…
     Фрэй задумывается.
     - Вы правильно поступили, Клайд, что никому ничего не рассказали, - говорит он, помолчав. – И вы поступили умно, рассказав всё мне и эсибу Цангу. Благодарю вас. Бояться действительно нечего. Он просто пугал вас.
     - Я тоже так подумал, сударь, - Арпи приободряется. – Если бы Господь нас не охранял, так, поди, все люди на свете давно перемерли бы.
     - Верно, - подтверждает Фрэй. – А теперь ступайте к Цинии, подкрепитесь хорошенько – и возвращайтесь на эбрик.
     Клайд выходит из кабинета. Орти вовремя отскакивает от двери и делает вид, что всё это время смотрел в окно.
     Фрэй вызывает Язепа Смольда и просит его принести в кабинет обед на троих. Когда обед уже на столе, он зовет Орти.
     За столом Орти признается Риду, что не выдержал и подслушал его разговор с Клайдом.
     - Прости, Рид, - говорит он.
     Фрэй качает головой:
     - Прощаю, но больше никогда так не делай. Обещаешь?
     - Обещаю, - Орти краснеет. Но Логарид уже забыл про него. Он задумчиво ест, размышляя над тем, что сообщил им с Нито Клайд Арпи.
     Нито первым нарушает тишину.
     - Кто-то не хочет, чтобы мы уходили с эбрика, эсиб, - говорит он.
     Фрэй удивленно смотрит на него.
     - По-моему, наоборот, - возражает он. – Кто-то стремится изгнать нас с росчисти.
     Нито качает головой.
    - Нет. Он хитрый. Ему нужно, чтобы мы думали, будто он собирается нас изгнать. А на самом деле, ему нужно, чтобы мы остались. Чтобы продолжали думать, что Иргус на эбрике.
     Фрэй бросает на Нито быстрый взгляд.
     - А ведь верно! – говорит он. – До чего ты умен, Нито. Сам я не догадался бы. А теперь вижу, что ты прав, совершенно прав. Этот «кто-то» решил перестраховаться и сам себя выдал. Значит, Иргус действительно не на эбрике. Но где же он тогда может быть?
     И тут Орти осеняет вдохновение. Взволнованный, он даже перестает есть сладкий перец, фаршированный мясом креветок, одно из своих любимых блюд, и кладет вилку на стол.
     - Рид, Нито! – говорит он. – Но ведь Башенки – тоже часть Бахасты. Правая башня сохранилась с самых древних времен. Может, начать копать рядом с Башенками?
     - Подожди-ка, - Фрэй тоже откладывает вилку. – Кто тебе сказал, что правая башня дома такая древняя?
     - Мирби, - с готовностью отвечает Орти. – Она сказала, что ее пра… кажется, прадедушка… облицевал эту башню камнем, построил из камня такую же башню слева. И обе башни соединил с домом, который тоже построил. А на самом деле, правая башня внутри мраморная. И в нее нет входа, я сам видел Просто такой высокий, широкий мраморный столб.
     Фрэй и Нито быстро переглядываются между собой. Наконец Нито говорит:
     - Когда древние амманги хотели спрятать что-либо, они часто использовали мрамор.
     - Что ж ты раньше молчал, - Фрэй крепко обнимает и целует Орти, его лицо горит вдохновением. – Я буду просит разрешения ломать правую башню. Теперь я убежден: Иргус находится именно там!
     - Очень возможно, - роняет Нито. – Но убежден ли ты, что сокровища всё еще в Иргусе, эсиб? Я этого не думаю.
     - Я тоже в этом сомневаюсь, - глаза Фрэя блестят. – Но мне почему-то кажется, что сокровища не расхищены, что они где-то поблизости. И еще я очень надеюсь, что именно Иргус поможет нам найти их!

   

    14.
     - Что? Ломать мою башню? – граф Эдишер Маль не на шутку встревожен. – Но, господин Фрэй… я понимаю, воля его величества, интересы государства и всё прочее… но ломать башню!
     В его голосе боль и укор.
     - Успокойтесь, господин Маль, - мягко говорит Фрэй. – Его величество обязательно возместит вам убытки. А не возместит (представим себе на мгновение такой необыкновенный факт), значит, возмещу я лично. Я пришлю вам средства для строительства новой башни в случае отказа его величества. Да и потом, может, Иргуса у вас вовсе нет. Мы сперва лишь отобьем внизу облицовку изнутри галереи и сделаем небольшой пролом. Но если Иргус внутри вашей башни, придется ломать всю башню, ибо Иргус принадлежит Бахасте.
     - Не сомневаюсь, – нервничает его сиятельство. – Но вдруг весь мой дом, который так мне дорог, тоже стоит над Бахастой, точнее, над ее частью, и под ним много ценного? Не сносить же теперь дом!
     - Разумеется, - улыбается Фрэй. – Поверьте, дом никто не тронет. Речь идет только о вашей правой башне. Кстати, не известно ли вам что-либо о содержимом Иргуса?
     - Бог мой! – восклицает Маль. – Если было бы известно, то я, сударь, сразу уведомил бы об этом его величество или вас. Я не из тех, кто присваивает чужое. Мало того, коллекционирование языческих предметов – не мой порок. Я желаю писать книги, то есть, собирать сокровища на небесах, как сказано в Евангелии, чтобы никто не мог мне сказать, что я « не в Бога богатею» и слишком увлечен суетой мира сего. Никаких сведений об Иргусе у меня нет. Возможно, мой дед, выстроивший Башенки, имел о нем представление, но он не оставил по этому поводу никаких записей. В общем, господин Фрэй, поступайте, как считаете нужным. Только прошу вас сначала дать мне расписку в том, что мои убытки действительно будут возмещены!
     Фрэй пишет расписку и получает доступ в галерею правой башни. Рабочие и археологи возбуждены. Неужели легендарный Иргус в одной из башен графского дома? Даже майор Радован Берджих, командир патрульного отряда, лично наведывается в Башенки. А уж про Орти и говорить нечего. Он просто весь дрожит от волнения и нетерпения.
     Рабочие начинают работу внутри галереи. Они аккуратно отбивают облицовку нижней части башни, так, что открывается белая мраморная стена. В ней пробивают небольшое, в половину человеческого роста отверстие, и Нито с Фрэем, археологи и, конечно, Орти забираются туда с фонарями.
     Фонари освещают высокое, широкое коническое каменное сооружение, похожее на исполинский термитник. Внутри оно выбелено так добросовестно, что даже время не повлияло на эту побелку. Стены здания испещрены фигурками древних аммангийских богов, в глубине стоит жертвенный алтарь. Вход, полузакрытый мрамором башни, довольно широк и похож на полукруглую арку.
     - Это Иргус! – торжественно произносит Эрнальдо Виллани и широко крестится.
     - Да, это Иргус, - взволнованно подтверждает Альбер Дюваль. – У меня нет ни малейших сомнений, что это именно он! Поздравляю, господин Фрэй! Вам принадлежит честь находки одного из значительнейших зданий древности.
     И он пожимает Фрэю руку. Виллани тоже очень искренне поздравляет его. Он благодарит их и говорит:
     - Если бы не Орти, я никогда бы не додумался искать здесь Иргус, господа. Но у меня есть еще одно задание от его величества. Я должен продолжать поиски.
     Почтенным археологам подобного задания не давали, поэтому они дружно заявляют, что уедут в ближайшее время: ведь оба почти год не были дома. Господин Виллани и Берджих отправляются в Эпельту: дать телеграмму его величеству о том, что Иргус найден. Майор посылает телеграмму следующего содержания: «Ваше величество найден дом без обстановки надеемся приобрести мебель тчк Логарид Фрэй продолжает работать тчк свободны ли археологи Берджих». Виллани пишет: «Ваше величество ваше задание выполнено господином Фрэем зпт теперь он желает остаться зпт а нам с мсье Дювалем хотелось бы уехать тчк можем ли считать себя свободными Эрнальдо Виллани».
      В это время рабочие очень аккуратно и быстро разбивают мраморную башню, до сих пор скрывавшую Иргус, по кусочкам. Над этим трудятся все пятьдесят человек, поэтому к вечеру от башни ничего не остается, и от ее облицовки тоже. Всё это увозят к озеру и сбрасывают в воду в глубоком месте. Сам Иргус выкапывают из песка, погружают на подводу, приведенную Берджихом из Эпельты, отвозят в Бахасту и ставят на прежнее место: туда, где, согласно древним рисункам, это капище стояло несколько тысяч лет назад.
      Рабочие начинают раскопки на том месте, где стояли Иргус и правая башня. Очень скоро они обнаруживают подземный ход, но он весь забит землей.
      Фрэй взволнован.
     - Вероятно, то, что мы ищем, в подземном ходе! – говорит он.
     - Копайте, сударь, - подает голос Берджих. – Все пятьдесят человек отныне в вашем распоряжении. Мои патрульные будут день и ночь охранять вас.
     - Завтра же начнем работу! – в голосе Фрэя энтузиазм. – Сегодня люди устали.
     Он благодарит рабочих и поздравляет их с находкой Иргуса, а они поздравляют его. В честь находки Иргуса Фрэй оделяет каждого рабочего неслыханной суммой – золотым лорингом. Лица людей светлеют еще больше, они горячо благодарят своего щедрого и справедливого начальника. Потом все расходятся по домам.
     За праздничным ужином, устроенным в честь великой находки, Фрэй и археологи немилосердно хвалят Орти, а Нито смотрит на него с дружеским уважением. В то же время он не забывает исподтишка наблюдать за доктором Эббе Фролонгом. Тот совершенно спокоен, его лицо бесстрастно, и Нито по-прежнему не может угадать, о чем думает этот человек.
     Орти очень горд и доволен, но вместе с тем немного смущен своей славой. К тому же, у него есть вопросы к отчиму. И перед сном он задает их:
     - Рид, раз мы нашли Иргус, что же мы теперь еще ищем?
     - Содержимое Иргуса, - небрежно отвечает Фрэй. – Ну, понимаешь, всякую религиозную утварь, чаши, идолов и всё прочее.
     - Рид, - голос Орти понижается до шепота. – Я слышал, рабочие говорили о каких-то сокровищах Иргуса. Мы, наверно, `их ищем. Да?
     - Ч-ш, - Фрэй прикладывает палец к губам. – Никому ни слова, Орт, понял меня? Пусть рабочие говорят, о чем хотят. Наше дело – это наше дело. Ты правильно догадался, но – никому ни слова! Даже маме, Николь и Мирби.
     - Могила! – Орти торжественно ударяет себя в грудь маленьким кулаком. Он взволнован и обрадован. – Ты думаешь, сокровища в этом подземном ходе?
     - Очень вероятно, - отвечает Фрэй.
     - А Нито знает?
     - Да, Нито, Берджих и два-три его доверенных офицера знают о цели моих поисков, - Фрэй улыбается. – Теперь знаешь и ты. Давай-ка спать.
     - Да, Рид, только я еще хотел спросить, - Орти берет его за руку. – Почему привидение гнало нас с росчисти, раз там не было Иргуса?
     - Бог его знает, - отвечает Фрэй. – И потом, это было не привидение, а живой человек. Думаю, он просто решил напугать Клайда Арпи. И заодно… словом, это долгая песня.
     - Человек? – недоверчиво переспрашивает Орти. – А как же белое лицо, зеленые глаза и губы, и всё светится и дым изо рта?
     - Ну, это легко сделать, - улыбается Фрэй. – Фосфор и еще какой-нибудь химический препарат – вот тебе и будет «дым изо рта».
     - Это похоже на мой сон, - Орти ежится. – Помнишь? Тот, который я увидел в Маттонге.
     - Да, похоже, - соглашается Логарид. – Но и того, и другого нечего бояться. Это просто детские страшилки, понимаешь? Помолись получше перед сном, вот и всё.
      - Да, - соглашается Орти. – И всё-таки – брр!
     - «Брр» будет когда мы не найдем то, что ищем, - Фрэй целует его в щеку. – Вот это будет настоящий «брр». Спокойной ночи, Орти.
     Орти обнимает его за шею и тоже чмокает в щеку:
     - Спокойной ночи, Рид.
     … Оставшаяся неделя до приезда мамы проходит очень интересно и деятельно. Галерею (с той стороны, где она соединяется с башней) временно заделывают дубовыми досками.
     Рабочие, Фрэй и Нито ведут раскопки в поземном ходе, а Орти и Мирби почти всё время вертятся рядом. Граф Маль больше не нервничает: он уже знает, что таинственное подземелье не проходит под его домом, а ведет в заросли.
     Археологи получают телеграмму от его величества. В ней он позволяет им уехать и благодарит за «исключительную работу и проявление энтузиазма». Теперь все пятьдесят человек в распоряжении Фрэя, которому король прислал отдельную телеграмму: «Благодарю за успех и вместе с вами надеюсь на успех еще больший тчк прошу написать отдельное письмо для нас на имя Дарида Сандара и подробно выразить в нем ваши размышления по поводу Х зпт и велики ли шансы тчк пожимаю руку вам и эсибу Цангу тчк ваш добрый друг».
     Фрэй пишет королю Ольгерду обо всём, что он думает и на что надеется относительно сокровищ Иргуса, и посылает письмо на имя Дарида Сандара, в Эрбен.
     Мысли о сокровищах не дают Орти покоя. Ему так хочется рассмотреть их, полюбоваться драгоценными древними идолами, сосудами, еще чем-нибудь (он плохо представляет себе сокровища Иргуса). Но всё это не мешает ему дружить и играть с Мирби, с нетерпением ожидать маму с сестрой, купаться, мечтать о своем чудесно щенке Антале, возиться с черепашкой, а главное – хорошо учиться. Благодаря Витольду Штемле и собственным стараниям, он учится всё лучше и лучше, и очень рад этому. Вообще Штемле интересует его: не меньше, чем его родственник, граф Маль. Оба называют друг друга «кузенами» и обращаются один с другим с родственной фамильярностью.
     Однажды во время урока в классную комнату неожиданно входит страшный, оборванный бродяга с черной повязкой на правом глазу и с огненно-рыжими волосами. Господин Штемле сначала теряет дар речи, потом принимается хохотать:
     - Господин кузен! Вы же до смерти напугали меня и моих учеников. Предупредили бы, что ли, о вашем вторжении. Хотя бы стуком. Право, Эдишер, кто тебя воспитывал?
      - Прости, старина, - добродушно отвечает ужасный бродяга. – Но, сдается мне, тебя способен напугать только Господь Бог или какая-нибудь нечисть; простым смертным это недоступно. А что до моей дочери и Орти, то они уже привыкли к настоящим разбойникам, не оставившим камня на камне от моей правой башни. Собственно, это пустяк, я ее отстрою, и не за свой счет. Я просто зашел взять «Английского бродягу» - забыл здесь вчера эту книгу. Вот и всё, я удаляюсь.
     И он ушел, провожаемый веселым смехом детей и мягкой, дружеской улыбкой Штемле.
     И вот однажды вечером Орти долго не может уснуть. Он ворочается в кровати, несказанно счастливый: завтра утром он с Ридом едет в Эпельту, на станцию: встречать маму и сестру… наконец-то он увидит их!

               
     - Мирби, сегодня вам следует остаться дома. Вы знаете, что наш дорогой Ортэм и господин Фрэй встречают родных. Им будет не до вас.
     - Я и не собираюсь надоедать им, мадам, - Мирби намазывает клубничный джем на ломтик свежей булочки. – Я просто постою рядом с патрульными господина Берджиха.
     - Вам совершенно нечего там делать ни сегодня, ни в другое время, - голос мадам Жермини звучит сухо и категорично. – Маленькой девочке не место среди взрослых мужчин; это неприлично и опасно.
     - Почему опасно? – Мирби по-настоящему удивлена. – Неприлично – уж не знаю, а вот опасно… мадам, это же вздор! Я ведь иду к людям, а не в клетку с тиграми, - она откусывает кусок булочки.
     - Не откусывайте такие большие куски, - в голосе мачехи раздражение. – Девочка должна отщипывать кусочки, как птичка. А опасность есть. Там пятьдесят рабочих, грубых, невоспитанных людей. Нечего вам вертеться среди них. Вы – графиня, мадмуазель; у вас нет ничего общего с этими людьми.
     - Но мне интересно с ними!
     Мадам окидывает ее скептическим безнадежным взглядом:
     - Вам, кажется, было бы интересно и в вертепе разбойников, милочка. Но мы не будем это обсуждать. Сегодня вы останетесь дома – и точка.
     - Не точка, а знак вопроса, - возражает Мирби по-французски. – Мне совсем не обязательно сидеть дома, я хочу в Бахасту.
     - И там вам нечего делать, - хладнокровно откликается по-французски же госпожа Маль. – Вы, конечно, побежите купаться в этой вашей безобразной тунике, а офицеры патруля будут поневоле любоваться вашими голыми ногами. У вас просто какая-то болезненная тяга выставлять их напоказ.
     - В самом деле? – глаза Мирби вспыхивают негодованием. – Что ж, пойдемте купаться вместе. Полагаю, в этом случае, офицеров патруля гораздо больше заинтересуют в`аши ноги…
     Тотчас изящная рука мадам Жермини отвешивает ей звонкую пощечину. Вслед за тем мачеха с оскорбленным видом встает из-за стола и покидает столовую.
     Мирби остается одна, ошарашенная, подавленная. Еще никогда мачеха не поднимала на нее руки. И за что! За то, что сама же, первая, оскорбила ее!
     Щека Мирби горит от пощечины, а душа разрывается на части от горя. Вероятно, мачехе мало, что она, Мирби, так одинока в этой жизни; ей еще нужно растравить ее раны, лишить последних радостей, даже ударить… даже ударить! Конечно, ей, Мирби, ничего не стоит нарушить нелепые запреты «де Гильонши», как она ее про себя называет. Но как проказничать с таким настроением? Еще ни разу никто в ее родном доме не посмел обидеть ее. Как  же ей быть, как жить дальше после такого неслыханного позора?
     Она с трудом допивает свой кофе со сливками и выходит в сад, повторяя, как заклинание: «Господь тоже страдал. Господа тоже били. Я должна всё вытерпеть…»
     Но нанесенное ей оскорбление так неожиданно, что она садится на скамейку среди роз и заливается горькими слезами.
     - Я попрошусь в закрытую школу… - тихонько всхлипывает она. - Я уеду с Орти в столицу и поступлю в закрытую школу… господин Фрэй добрый, он возьмет меня… я буду писать папе и господину Штемле, и приезжать сюда на каникулы… а когда я закончу школу, пусть эта злюка только посмеет тронуть меня… пусть только посмеет. Как же мне теперь жить? Ну, что я такого сделала? Что сказала? Если бы у нее были кривые ноги, я бы не сказала ей такого, но у нее же прекрасная фигура… только сама она совсем не нравится никому, кроме папы… я не хотела ее обидеть…
      - Что случилось, тэж-эсса? – вдруг раздается над ней мягкий, спокойный голос. Нито! До чего незаметно он подошел! И какой позор – он, тайный герой ее сердца видит ее плачущей…
     Мирби торопливо вытирает глаза и нос платочком.
     - Ничего особенного, эсиб Цанг, - она поднимает на него глаза, невольно радуясь тому, что он здесь. – Сейчас всё пройдет.
     - Вряд ли, - он садится рядом с ней на скамейку. – И я для вас не эсиб Цанг, а просто Нито.
     Слезы высыхают на ее глазах, она улыбается ему.
     - Спасибо. Но говорите мне, пожалуйста, «ты».
     - «Говори», - поправляет он ее. – Так что же случилось, тэж-эсса?
     Неужели это не сон? Неужели он на самом деле сидит рядом и разговаривает с ней?
     - Я люблю тебя, Нито, - вдруг вырывается у нее помимо ее воли. Тут же, густо покраснев, она срывается со скамейки – что она наделала, что сказала! Надо поскорей убежать и спрятаться…
     Но Нито ловит ее за руку и снова сажает рядом с собой.
     - Я тоже люблю тебя, - говорит он просто. – Я люблю всех детей. А ты, к тому же, дружишь с тэж-эсибом. Так почему же ты плачешь? Я до сих пор ни разу не видел, чтобы ты плакала.
     - Просто мне очень грустно, Нито, - честно признается она и рассказывает ему о запретах мачехи и о пощечине. Но теперь в ее голосе нет слез. Она почти счастлива. Ведь ОН сидит рядом с ней, он слушает ее! Да разве она заслужила такое?.. Ей хочется, чтобы эти минуты длились вечно.
      - Вот я и хочу, - заканчивает она со вздохом, - уехать отсюда в столицу вместе с господами Фрэями и… и с тобой. Я хочу поступить в закрытую школу и приезжать сюда только на каникулах, ради папы. Потому что мы с ним любим друг друга, хотя почти не видимся.
      - Тебе будет плохо в закрытой школе, тэж-эсса, - качает головой Нито. – там слишком строгие порядки. Но мы с эсибом подумаем, как тебе помочь. А насчет запретов… посиди здесь, я сейчас вернусь. Я как раз шел к господину Малю, чтобы кое о чем спросить его. Я скажу ему несколько слов и о тебе. Подождешь меня?
     - Конечно, - отвечает она. – Огромное спасибо, Нито.
     Он встает, еще раз гладит ее по голове и уходит в дом.
     Она остается, успокоившаяся, умиротворенная, счастливая. О, ради такой беседы с Нито стоило получить и двенадцать пощечин! Теперь она совсем ни о чем не жалеет. Она ждет его, а ее сердце полно радости.
     Вскоре Нито снова появляется. Он улыбается ей, и она улыбается ему в ответ.
     - Всё в порядке, - он протягивает ей руку. – Пойдем. Я сказал господину Малю, что ты очень помогаешь мне на раскопках, и он дал согласие, чтобы ты пошла со мной. Ты можешь приходить каждый день после уроков.
     - Спасибо, Нито, - она берет его за руку и с благодарностью заглядывает ему в лицо. – Какой же ты добрый!
     - Я не люблю, когда детям грустно, или когда их обижают, - просто отвечает он. – Но и ты не сердись на госпожу Маль. Ведь она видит господина графа почти так же редко, как и ты, а ведь она его жена. Ей тоже очень одиноко.
      - Да, - подумав, соглашается Мирби. – Но она не хочет дружить со мной. Я пыталась с ней подружиться, но ничего не вышло.
     - Она по-своему несчастна, поэтому и не вышло, - коротко говорит Нито.
     Они приходят на место раскопок.
     - Нито, я хочу и вправду помогать тебе, - осторожно заявляет Мирабелла.
     - Ты и поможешь, - он серьезно смотрит на нее. – Видишь эти чаши, монеты, оружие, которые мы откопали? Отнеси всё это в холл, положи в ящик и составь список всех предметов. Вот тебе моя записная книжка и карандаш. Справишься?
     - Конечно! – она хлопает в ладоши и подпрыгивает на месте легко, как мотылек. – Я всё сделаю.
     Он улыбается ей, кивает головой и спускается в поземный ход, а Мирби принимается за работу. Наконец-то мне доверили настоящее дело, думает она. И кто! Сам Нито Цанг. Ну, уж ради него она постарается. И сделает всё, всё, о чем он ее попросил!

      15.
     Весь день Орти и Фрэй проводят с Сильветтой и Николь.
     Госпожа Фрэй устала с дороги (в основном, от духоты в поезде), она немного бледна, но после ванны приходит в себя. Ее лицо светится счастьем, когда она смотрит на мужа и сына. Николь тоже цветет от радости. Фрэй отдает падчерице свою спальню, а сам переселяется вместе с женой в бывшие апартаменты археологов, в другой конец коридора.
     Весь день проходит в разговорах. Фрэй и Орти с увлечением рассказывают Сильветте и Николь о раскопках и о находке Иргуса. Орти показывает матери и сестре свою черепашку и коллекцию раковин камешков, окаменелостей (он успел собрать два коллекционных ящика этого добра). Мама и Никки всем восхищаются. Орти великодушно дарит Николь две древних медных аммангийских монеты с пятью дырочками, которые он сам откопал в подземно ходе, и обещает познакомить маму и сестру с Мирабеллой Маль, дочерью графа Эдишера.
     - Николь будет учиться вместе с вами, – говорит Фрэй Ортэму. – Я уже договорился с его светлостью.
      А Сильветта смотрит на своего мальчика и не может насмотреться. Его волосы выгорели на солнце, несмотря на панаму; он стал почти таким же светловолосым, как Николь, к тому же, чуть-чуть вытянулся, подрос, и в нем чувствуется не детская, а уже отроческая самостоятельность.  В нем стало меньше домашнего, он как-то повзрослел. Ситльветте и радостно, и немного грустно видеть это. Но всё это мелочи по сравнению с ее счастьем и переполнившим ее глубоким спокойствием: ее муж и сын опять с ней. Ей уже незачем переживать за них.
     В этот же день ее осматривает доктор графа Кристиан Рам. Он нравится Фрэю гораздо больше Эббе Фролонга и вызывает в нем больше доверия. Доктор Рам осматривает Сильветту, объявляет, что всё в полном порядке и с ней, и с ребенком, но будущая мать немного переутомилась. Он убеждает ее побольше отдыхать.
     В эту ночь Орти спит по соседству с Николь. Правда, и Фрэй, и мама пришли проститься с ним перед сном, но потом они ушли, а к Николь ведь не придешь, если тебе приснится страшный сон. И Рида с мамой неудобно тревожить. Поэтому Орти немного грустно. Нито Цанг это замечает. На следующее утро за завтраком он предлагает, чтобы Николь перешла в комнату Орти, а Орти занял бывшую спальню Фрэя, которая рядом с комнатой Нито. Комната Нито, в свою очередь, находится по соседству с кабинетом Фрэя. Орти горячо поддерживает это предложение, и они с Николь меняются местами. Правда, в бывшей комнате Фрэя нет балкона, но зато он есть у Нито, и дверь в его комнату запирается только со стороны коридора. Нито позволяет Орти поставить коробку с Бахастой к нему на балкон и вообще входить в его комнату, когда захочется. Орти благодарит его от всего сердца.
      В этот день они учатся втроем: Мирабелла, Ортэм и Николь. Витольд Штемле тепло приветствует свою новую ученицу. Уровень ее знаний радует его: она грамотна и неплохо знает историю и французский, но с математикой и географией у нее не слишком хорошо. Впрочем, Штемле это не очень огорчает. Он видит: Николь такие знания вовсе не обязательны, и Мирби тоже. С девочками проще. Их задача через несколько лет удачно выйти замуж, для чего им важно быть женственными, сколько-нибудь грамотными, неглупыми, хозяйственными, уметь играть на фортепьяно танцевать, вести беседу по-французски и на родном языке. Николь обладает вышеперечисленными качествами, Мирби тоже – и даже в большей степени; что ж, и довольно с них. Но Орти нужен университет, и Штемле занимается с ним особенно тщательно.
     После уроков все втроем они бегут к Орти: сопровождать Сильветту Фрэй в прогулке по Бахасте. Орти знакомит маму и Мирби. Сильветта очень тактична и ласкова с Мирби, и та сразу чувствует большое расположение к ней. Находит она общий язык и с Николь. С Николь вообще трудно не найти его: у нее очень покладистый характер, она на редкость приветлива и миролюбива. К тому же, яркая внешность Мирби и ее такая же душа приводят Никки в простодушное восхищение. Мирби это видит и веселеет. Ей нравятся мама и сестра Орти. «Ну, почему, они не мои родственницы? – думает она с тайным огорчением. – Они такие милые!»
     Она приглашает их обоих купаться в графском бассейне, когда им только захочется: всё равно папа, господин Витольд и слуги дома предпочитают купаться в море, а бассейн огорожен густыми кустами. Николь приходит в восторг от предложения Мирби, да и Сильветта очень не прочь принять его. Но сначала, конечно, следует спросить позволения хозяина дома.
     Впрочем, до этого не доходит. Граф сам радушно предлагает госпоже Фрэй и купанье в бассейне и прогулки по всему саду. Он является лично засвидетельствовать ей свое почтение вместе с мадам Жермини, которая сегодня настроена мягче и снисходительней обычного: ведь ее супруг так редко гуляет с ней по саду, принимает гостей, отдает визиты. Безусловно, он любит свою жену и дочь, но писательский труд и чтение занимают почти всё его время, и он уделяет родным и друзьями весьма не много внимания, несмотря на свои самые нежные чувства к ним.
     Служанка мамы Базильона тоже сразу находит себе подруг в лицах Цинии и Эстры-Марии. Всё свободное время они беседуют о всевозможных хозяйственных тонкостях относительно чистки платья и ковров. Но любимая их тема – обсуждение всевозможных рецептов самых тонких, изысканных блюд.
     Счастье приходит в Башенки, у всех превосходное настроение. И никто не замечает, как наступает сентябрь.


     В тот вечер, спустя неделю после приезда мамы и Николь, Орти долго не ложился спать, а когда, наконец, лег, понял, что не сможет заснуть. Нито и Фрэй сегодня задержались в подземном ходе, и Орти не хватало присутствия Нито Цанга. Он знал, что Рид придет очень усталым и не зайдет к нему проститься на ночь. Он наскоро ополоснется в прачечной, как делает всегда, когда сильно устает, и пройдет к маме. Но Нито Орти хотелось дождаться. Николь давно спала. Орти знал, что мама тоже спит, и какое-то неясное чувство одиночества и заброшенности коснулось его души. Поскорей бы пришел Нито!
     Постепенно дремота всё-таки овладела им. Перед глазами замелькали яркие цветные картинки: фонари в подземелье, залитая солнцем Бахаста, заросли, по которым он в воскресенье катался верхом вместе с Ридом, Нито и Мирби. Мирби была особенно мила и весела. На этот раз она надела свою тунику, и они все вместе купались в озере (разумеется, мужчины плавали одетыми). Потом они жарили на костре кусочки необыкновенно вкусной рыбы с пряностями, ели ее с хлебом и запивали соком. Всё было так хорошо, что Орти жалел об одном: что с ними нет мамы и Николь.
      А теперь граф велел достать из сарая при Башенках старые лодки, чтобы госпожа Фрэй и дети могли кататься по озеру. Эти лодки починили, заново просмолили и покрасили. Господин Штемле уже катал их с мамой, Мирби и Никки по озеру, вдоль берега. Орти получил во временное пользование легкую лодочку и уже пообещал ее Тибору Латтаде и Клайду Арпи для ночной рыбалки. Он попросился с ними, и они охотно согласились взять его. Рид и мама тоже дали свое согласие, и теперь он с нетерпением ждет вечера следующей субботы.  Как, должно быть, здорово плыть ночью по Глэфу, удить рыбу и любоваться крупными звездами и луной, которая будет серебрить воду…
     Убаюканный приятными мыслями, Орти уже готов заснуть по-настоящему, но вдруг до его слуха долетает осторожный вороватый звук: царапанье ключа в замочной скважине его двери, ведущей в коридор.
     Орти мгновенно открывает глаза, сон отлетает от него. Его первая мысль: Нито вернулся! Но царапанье такое осторожное, неуверенное, что он тут же соображает: это не Нито. Во-первых, Нито стал бы открывать свою` дверь, а не его, Ортэма, а во-вторых, зачем Нито царапаться, точно Бахасте, пытающейся выбраться из коробки? Нет, он действовал бы уверенно и быстро: два коротких щелчка – и дверь открыта.
     Орти становится не по себе. Он вылезает из кровати и, босой, неслышно подходит к двери, ведущей в коридор. Кто-то с той стороны продолжает пытаться открыть ее. «Вдруг это привидение?» - пронзает Орти ужасная мысль. Он, конечно, хочет верить Риду насчет того, что привидений не бывает, и всё-таки ему становится очень страшно. На его лбу и ладонях выступает холодный пот. Он поспешно крестится и закрывается на шпингалет. Шпингалет тихонько щелкает, и царапанье ключа в замке сразу же прекращается. Наступает полная тишина.
     - Кто здесь? – громко спрашивает Ортэм, стараясь, чтобы не дрогнул голос. За дверью молчат, будто бы там никого нет, но Орти чувствует всем телом, даже кончиками пальцев на руках и на ногах: там кто-то есть! Кто-то таинственный и ужасный стоит по ту сторону двери и молчит.
     - Кто здесь? – повторяет Орти, изнемогая от страха. Он стоит, совсем раздетый, потому что жарко, но всё-таки его бьет легкая дрожь. Хоть бы поскорей пришли Нито или Рид и прогнали от двери этого страшного призрака с ключом! Почему оно молчит, это что-то… или кто-то? Орти уже всё равно, с кем он имеет дело, с привидением или человеком. Самое главное (и неприятное) то, что это существо делает вид, будто его здесь нет: значит, оно явилось не с добром. Наверно, ему нужен Орти. Оно узнало, что взрослых мужчин, кроме доктора, нет дома, и пришло за ним, мальчиком.
     Он больше не спрашивает, просто стоит у двери и шепчет молитвы, все, какие знает. Он чувствует: его враг еще не ушел, он тут. И что теперь делать? Может, позвать часовых, которые стоят у ворот и днем, и ночью? Но не рано ли их звать? Ведь если за дверью привидение, оно просто растворится в воздухе. Часовые его не увидят и рассердятся, что Орти поднял крик понапрасну. И ему будет очень стыдно перед Ридом и Нито, когда они всё узнают. Ведь Рид думает, будто он, Орти, уже большой и храбрый, и его можно оставлять на ночь одного. Орти многое бы дал, чтобы Рид продолжал так думать. И гордость мешает ему позвать часовых. Лучше пусть ему сейчас будет страшно, чем потом – стыдно.
     Внезапно он слышит шорох у двери, а вслед за этим – очень тихие, поспешно удаляющиеся шаги босых ног. Кто-то очень быстро уходит, почти убегает в сторону черной лестницы. А через минуту со стороны пар`адной лестницы доносятся совсем другие шаги: тоже негромкие, но твердые, уверенные.
     «Это уж точно Нито», - с облегчением думает Орти. Он бежит в свою комнату, надевает коротенькие нижние штаны (спать в них слишком жарко) и идет в соседнюю комнату Нито. Ключ в двери дважды поворачивается – сильно, неопасливо. Орти на всякий случай окликает:
     - Нито?
     - Да, тэж-эсиб, - Нито входит в комнату. – Мы с эсибом вернулись; он пошел в прачечную. А ты` чего до сих пор не спишь?
     - Я почти заснул, - признается Орти. – Но… Нито, - он заглядывает в лицо своему другу. – Сейчас, перед тем, как ты пришел, кто-то подходил к двери и царапался в замке ключом. Он хотел открыть дверь, понимаешь? Я задвинул шпингалет и спросил: кто здесь? Он не ответил; просто стоял и молчал. Я еще раз спросил, он всё молчал. А потом вдруг быстро ушел: наверно, услышал, что ты возвращаешься. Я понял, он шел босиком. Всегда ведь слышно, когда человек идет по полу босым. Он пошел к черной лестнице.
     - Я никого не видел, - лицо Нито становится очень серьезным, а взгляд – каким-то особенно внимательным.
     - Ты и не мог видеть. Он успел уйти.
     Нито вынимает из своей сумки на поясе маленький пистолет и говорит:
     - Сиди здесь, тэж-эсиб, я сейчас вернусь.
     Он выходит из комнаты и запирает дверь снаружи.
     Орти садится на стул и ждет возвращения Нито с замиранием сердца. Он молится, чтобы с Нито и Ридом ничего не случилось.
     Его нетерпение и беспокойство растут с каждой минутой. Спустя четверть часа он уже готов ослушаться Нито и отправиться на его поиски. Орти уже мысленно выбирает себе оружие: большой кривой аммангийский кинжал, который висит над кроватью Нито, - подарок губернатора Маттонги. Но тут Нито возвращается. Его брови нахмурены, на красивом лице выражение озабоченной задумчивости.
     С облегчением вздохнув, Орти спрашивает:
     - Ну, ты нашел кого-нибудь?
     - Нет, - Нито прячет пистолет, стаскивает рубашку и, снимает заколку с волос. – Я предупредил Рида  - так, на всякий случай. Но, кажется, я знаю, кто` пытался открыть дверь.
     - Кто? – встрепенувшись, спрашивает Орти.
     - Не скажу пока, - отвечает Нито. – Может, это не тот, на кого я думаю.
     - А зачем он приходил? За мной?
     Нито смеется.
     - Только не за тобой, тэж-эсиб. Я почти уверен: он хотел попасть в кабинет Логарида: думал, там есть то, что может его заинтересовать. Но там этого нет. Да и отмычки его не подошли к замкам. Должно быть, он пытался сначала открыть сам кабинет, потом стал пробовать открыть все двери – ведь через каждую из наших комнат можно пройти в кабинет. Но у него ничего не вышло.
     - М-м, - тянет Орти. – Всё ясно.
    Конечно, ему ясно не всё, но вопросов он больше не задает. Ему очень не хочется, чтобы Нито отсылал его спать. Нито словно читает его мысли. Он не отправляет Орти спать, хотя уже первый час ночи, и даже позволяет пойти с собой в ванную в конце коридора, чтобы Орти мог посидеть там за колонкой. Орти очень доволен. Он сидит за колонкой и слушает шум воды. Ему бесконечно хорошо оттого, что Нито сейчас здесь, рядом с ним, и не надо больше никого и ничего бояться.
     После ванной Нито проверяет, в своих ли комнатах Фрэй, после чего, ни о чем не спрашивая Орти, переносит его постель на свой диван, который стоит напротив кровати. Орти бесконечно признателен Нито: теперь ему, Ортэму, совсем, ни капельки не будет страшно. Только бы Нито не заснул первым!
      Они ложатся.
      - Нито, - тихонько говорит Орти. – А ведь я сначала думал: это привидение пришло. Но потом понял: привидения не могут ходит босые… то есть, так, чтобы это было слышно.
      - Это ты` босое привидение, - посмеивается Нито. – Других здесь нет.
      Орти смеется, потом доверчиво спрашивает:
      - Он, наверно, тоже ищет сокровища Иргуса… да?
      Нито приподнимается на локте:
      - Откуда тебе известно про сокровища?
      - От рабочих. Но я уже сказал Риду, что умею молчать. Я говорю с тобой об этом, потому что Рид мне сказал: ты знаешь про сокровища. И еще – ты мне друг. А этот человек… как же я его испугался!
      - А он испугался тебя`, - отзывается Нито, снова ложась.
      - М е н я ? Он? – в голосе Орти беспредельное изумление. Он чувствует необыкновенный прилив гордости и храбрости. Оказывается, взрослый человек может испугаться его!
     - Да, он тебя испугался, - подтверждает Нито. – Ведь он даже не ответил тебе: боялся, что ты узнаешь его голос. Он считал, что ты спишь, но ошибся. Хотя, в общем, он не трус, и не такой уж безопасный человек.
     - Это кто-нибудь из рабочих? – с живостью спрашивает Орти, надеясь узнать, кого же подозревает Нито.
     - Нет. Спи, тэж-эсиб.
     - А, может, это граф Эдишер или господин Штемле? Ведь они могут пройти в нашу половину дома.
     - Нет, это не они. Спи.
     - Или доктор Фролонг?
     - Не знаю, - помолчав, произносит Нито и вновь повторяет:
     - Спи, тэж-эсиб, иначе я засну первым.
     Откуда Нито знает, что я боюсь именно этого, думает Орти с удивлением и уважением к проницательности Нито.
     - Нито, последнее… - его голос звучит торопливо. – Рид уже обо всём знает?
     - Нет. Пусть спокойно выспится. Я просто предупредил его, чтобы он был настороже, и что завтра я расскажу ему всё подробней. Он понял меня. Спокойной ночи, тэж-эсиб.
     - Спокойной ночи, Нито.
     Орти закрывает глаза и переворачивается на бок. Значит, Нито подозревает Эббе Фролонга. Доктор Фролонг хотел что-то похитить из кабинета Рида: может, какие-нибудь записи - предположения насчет сокровищ? Уж наверно так, раз он сам ищет сокровища. Орти взволнован и полон любопытства. В то же время он испытывает невероятное облегчение оттого, что страшное чудовище оказалось всего-навсего доктором Фролонгом. Он представляет себе почтенного доктора, стоящего в коридоре босиком и озирающегося по сторонам, и едва не фыркает: до того эта картина кажется ему смешной. Правда, Нито сказал, что Фролонг не трус и не безопасный человек. Так вот почему он стал вдруг обедать вместе с археологами: потому что понял, что Рид и Нито самые умные и могут навести его на след Иргуса! Наверняка Нито прав: доктор Фролонг пытался проникнуть в кабинет Рида. С этой мыслью Орти засыпает.
     Нито не спит еще около получаса. Он не сомневается: Эббе Фролонг тоже ищет сокровища. Он опасный человек и наверняка действует не один. Правда, вряд ли он главный в той игре, которую ведет. Похоже, основная роль в ней принадлежит «призраку», напугавшему Арпи и Ганимеда Бертини на эбрике, а может, и еще кому-то, кто пока что остается в тени.
     Поживем-увидим, говорит себе Нито. Сокровища никому не запрещено искать, это не преступление. Хорошо, что Фролонг и те, что с ним заодно, пока что ничего не нашли. Вот бы опередить их! Но об этом он, Нито, подумает завтра. И всё расскажет Риду Фрэю. Пора поделиться с ним своими подозрениями.
    
     16.
     В графской библиотеке, большой, двухэтажной, - приятная прохлада. Орти очень нравится бывать здесь. По сравнению с этим помещением библиотека «археологической» части дома кажется всего лишь «книжной комнатой», маленькой и скромной.
     Орти сидит между одной из книжных полок и стеной, в закутке, совершенно скрытый от мира, и ждет Мирби. Она должна придти за ним. Пока что она сидит в рабочей комнате своего отца, которому снова понадобился «образ ребенка». Как только придет Мирби, они побегут купаться, а потом – к маме, которая читает им сказки Андерсена, такие грустные, милые, нежные и прекрасные.
     В ожидании Мирабеллы Орти листает книжку с очень красивыми иллюстрациями и вспоминает, как позавчера они с Клайдом Арпи и Тибором Латтадой рыбачили ночью на озере. Они поехали к скалам, где, как сообщил Орти Тибор, клев лучше. Доплыв до скал они бросили якорь. От воды, нагретой за день щедрым солнцем Аммангроса, исходило тепло, точно от парного молока, которое пили по вечерам Орти и Николь. Воздух был приятно прохладным, волны мягко плескались о борта лодки, она покачивалась, темное небо и звезды с луной покачивались вместе с ней.
      Клайд показал Орти на скалы и сказал:
      - Видишь, три самые большие, стоят, точно братья? Средняя скала в древние времена звалась «ауда» - розовая, потому что на ней цвели розы – пустынные, аммангийские. Это мне дед рассказывал. А две других назывались «хэудэ» - «подрозниками».
     Потом они с Латтадой учили Орти ловить рыбу, и он с восторгом поймал двух молодых тунцов и небольшую макрель, а потом еще несколько рыб, «светлячков», как их называли местные рыбаки, потому что их плавники светились в темноте. Настоящего названия этих рыб никто не знал. Тибор сказал, что это очень вкусная рыба, и мясо у нее необыкновенно нежное.
     - И костей мало, - значительно добавил Арпи. – Это я в рыбе больше всего ценю.
     Они с Латтадой беспрестанно закидывали удочки и в довольно короткий срок наловили немало рыбы.
     Домой Орти вернулся в два часа ночи. Нито Цанг ждал его на берегу и сам проводил домой; улов Орти он отнес в кухонный погреб.
     Всю неделю до лова Орти внимательно присматривался к доктору Эббе Фролонгу, но ничего особенного так и не заметил. Доктор держался со всеми по-прежнему приветливо, замкнуто и отчужденно – и прилежно сидел в беседке над своей научной работой, обложившись книгами. Рид и Нито тоже наблюдали за ним. Но, видимо, и они не заметили в поведении доктора ничего особенного. Тот вел себя так, как будто не искал никаких сокровищ и даже не думал тайком проникнуть в кабинет Логарида Фрэя. Его взгляд был ясен и лишен всякого выражения. Орти про себя не переставал удивляться его хладнокровию. Но он не испытывал страха перед доктором: ведь тот сам его испугался. Зато теперь доктор очень интересовал Орти, потому что тоже искал сокровища. Неужели он найдет их первым и успеет удрать с ними? Вот будет обидно…
     Бой часов прерывает его воспоминания. Уже четыре! Когда же, наконец, придет Мирби? Нет, лучше он попросит лакея Эванса передать ей, что он ждет ее в саду.
     Орти закрывает книгу, ставит ее на полку и уже хочет выбраться из своего угла, как вдруг слышит шаги. Два человека входят в библиотеку, и голос господина Витольда Штемле негромко говорит внизу:
     - Прикрой дверь, Эббе; здесь нам не помешают.
     Орти замирает на месте. Доктор Фролонг здесь, пришел вместе со Штемле. Значит, они дружат? Надо бы уйти отсюда, неприлично подслушивать. Но вдруг господин Витольд говорит несколько слов, и Орти понимает: нельзя никуда уходить. Нужно сидеть и слушать.
      - И что ты затеял, мой милый? – доносится снизу властный, низкий голос Штемле. – Лазать по кабинетам! Да у Фрэя же ничего нет, пойми ты, наконец! И ведь ты, наверно, напугал Ортэма, а он этого не заслуживает: очень славный паренек.
     - Похоже, я испугался больше него, Вит, - сухо замечает Фролонг.
     - Потому что ты не умен, вот и всё, что могу тебе сказать, - Штемле садится на диван. – Не стой над душой, садись тоже. У Фрэя ничего не может быть, потому что ключ к сокровищам Иргуса у меня! Дед господина Эдишера распрекрасно всё объяснил… для тех, кто знает высшую математику, конечно. Он был просто гений в математике, Эб. Я, конечно, не так в ней силен. Но это лишь потому, что он не желал, чтобы сокровища не достались его сыну. Отец Эдишера был отъявленный мот. Я еще удивляюсь, как он не спустил в карты Башенки. Ему удалось оставить Эдишеру состояние только благодаря удачному (особенно с финансовой точки зрения) супружеству.
     - Ты изучаешь эту чертову «теорему Ферма» уже три месяца, с тех пор, как обнаружил тайник, - хмуро и несколько раздраженно произносит доктор Фролонг. – И чего ты добился? Поверь мне, Фрэй знает больше тебя: он нашел Иргус, и сокровища найдет, помяни мое слово. Не зря же он роет этот подземный ход!
     - Пусть себе роет, - благодушно говорит Штемле. – Ты мой брат, Эббе, - и так плохо знаешь меня! Фрэю никогда не найти сокровищ, потому что он в жизни своей не догадается искать их в озере.
     - В озере? – в голосе Фролонга изумление и надежда. – Ты что же, уже разгадал эту тайну, Витольд? Ты знаешь наверняка?
     - Стал бы я звать тебя сюда для беседы, если бы не знал наверняка, - усмехается Штемле; в его голосе торжество. – Да, я разобрался в сложнейших формулах покойного господина Герберта Маля и заявляю тебе: сокровища в озере, в одном из «подрозников», этих двух скал, помнишь? Сегодня ночью я проверю оба «подрозника», потому что два последние формулы я так и не смог одолеть. Но мне и без них всё ясно. Сокровища в «хэудэ», и будь я неладен, если не отыщу их сегодня. Если это случится, мы вытащим их в самом скором времени. Никто не успеет нас опередить. А высшая математика – великая вещь. С ее помощью можно доказать и объяснить решительно всё. Это ведь даже не наука, а философия. Философия, не терпящая неточностей. Так что, милый мой, скоро мы с тобой будем богаты, как крезы. Готовь кареты, лошадей и людей повернее.
     - Всё уже готово, - отвечает Фролонг. – Бог мой, Вит, ты гений! Черт меня возьми, если ты не гений!
     - Ты зато не гений, - ворчит Штемле. – Выпустил в оазисе целый десяток ядовитых змей! А вдруг они нападут на детей, на рабочих, на горожан?
     - Ты же знаешь, это случайно получилось, - голос у Фролонга примирительный. – Тебе ведь известно: я изучаю вощанок. И не отвечаю за бракованные клетки, у которых внезапно отваливается дно, когда их несешь домой через заросли. Да меня эти змеи чуть самого на тот свет не отправили!
     - Тебя! – вздыхает Штемле. – Ты-то умеешь с ними обращаться. Но ведь одна из них, по твоим словам, едва не укусила Орти, к которому я так привязался,  и этого славного парня Клайда Арпи! Слава Богу, что он ее укокошил, иначе – не сердись – я просто придушил бы тебя! Два человека могли умереть из-за твоей халатности, и один из них – ребенок! И еще неизвестно, сколько твои гадюки еще причинят вреда.
     Фролонг теряет терпение:
     - Я уже говорил тебе: все они давно в пустыне. Я разбираюсь в поведении ядовитых змей, в частности, вощанок, не хуже, чем ты в сложных математических формулах; можешь мне поверить. А потом, не ты ли до смерти напугал «славного парня» Арпи на эбрике, и не ты ли обманываешь Логарида Фрэя, к сыну которого, якобы, привязался?
     - Не якобы, а привязался, - поправляет его Штемле и посмеивается:
    - Я просто не мог удержаться, когда ты рассказал мне, что рабочие собираются ночевать на эбрике, чтобы проверить, есть ли там привидения. Сам знаешь, других целей у меня не было, кроме как немного развлечься. И, кстати, я принес пользу Клайду: он теперь не пьет ничего, кроме ранса и слабого пива. Настоящим аммангом стал. А Орти  - он действительно очень милый и способный мальчик. Да и Фрэй мне по душе, и Нито Цанг. Но таковы уж правила игры: кто первым найдет сокровища, тот и выиграл. Ты-то у меня холодный, точно змеи, которых ты изучаешь. И не будь ты мне братом, Эб, я помог бы Фрэю найти сокровища: ведь он ищет их не для себя, а для короля. Разумеется, предварительно я бы взял часть сокровищ себе: надо же мне поправить мои дела и хотя бы в сорок пять лет встать на ноги. Остальное я отдал бы ему. Но у меня есть ты. И разделю сокровища с тобой. А теперь пошли. Завтра я сообщу тебе, нашел я что-нибудь в «подрознике» или нет. Ведь ты понимаешь: и нас с тобой, и Фрэя могли опередить. Тут уж ничего не пропишешь.
     Они встают и уходят. Орти сидит тихо, но в его душе всё так и пылает от волнения. Значит, господин Витольд и Фролонг – братья. И господин Витольд сумел найти сокровища по каким-то таинственным записям Мирабеллиного прадедушки! Так вот оно что.  Значит, сокровища, под одной из трех скал, возле которых они с Клайдом и Тибором недавно рыбачили. Штемле в этом уверен: стало быть, сокровища действительно там. Итак, сегодня вечером он пойдет на проверку. А завтра вечером проверять будут Фрэй и Нито, потому что Орти всё им расскажет.
     Но ему жалко господина Штемле. Он действительно хороший человек и любит его , Орти, да и Орти успел его полюбить.
     «Я упрошу Рида, чтобы он поделил свою славу с господином Штемле, - думает Орти решительно. – Ведь это господин Витольд нашел сокровища! Государь должен наградить его не меньше, чем Рида, даже больше. И это будет справедливо и правильно».
     Он потихоньку спускается вниз, выскальзывает из библиотеки и почти что сталкивается с Мирби, которая уже освободилась и прибежала за ним.
     Они бегут купаться, а потом идут к госпоже Фрэй. Тут Орти просит простить его: у него разболелась голова, ему необходимо немножко полежать. И уходит. Но не в дом, а в подземный ход. Разыскав Рида, он шепотом просит, чтобы тот пришел к себе в кабинет вместе с Нито.
     - Дело очень важное, - шепчет Орти. – И срочное.
     Рид кивает головой и говорит ему:
     - Подожди нас в доме, Орти.
     … В скором времени они уже сидят в кабинете Рида, и Орти вполголоса рассказывает обо всём, что услышал в библиотеке. Фрэй и Нито слушают его, затаив дыхание. Когда он умолкает, Фрэй говорит:
     - Отлично, Орт! Вот так и раскрываются все тайны: неожиданно и просто. Что ж, господин Штемле возьмется за дело нынче вечером. А мы придем ему на смену утром, когда под водой будет светлее. Придется нам с тобой, Нито, немного понырять. Возьмем подводные фонари и очки.
     - А я… - начинает Орти.
     - А ты будешь учиться, чтобы никто ничего не заподозрил, - говорит Фрэй. – Клянусь тебе, Орти, мы с Нито всё-всё тебе расскажем! И если что… в общем, ты будешь помогать нам с грузом, если мы обнаружим его.
      Орти соглашается.
      На следующий день он сидит на уроках с самым своим обычным видом, точно знать ничего не знает. У Витольда Штемле вид также самый обычный, но Орти подмечает в его глазах упоение и торжество. «Есть! Есть сокровища!» - догадывается он, взволнованный. Ему с трудом удается сохранять на лице прежнее спокойное выражение. Восторг душит его, но он подавляет свои неуместные чувства и даже (с большим трудом) сосредотачивается на занятиях.
     Днем Фрэй и Нито зовут его в кабинет. На их лицах такое же торжество и упоение, которые Орти заметил сегодня на лице Штемле. Оба целуют его, пожимают ему руку и поздравляют. Потом Фрэй начинает рассказывать:
     - Мы с Нито долго ныряли, Орти. И, наконец, обнаружили в широкой расщелине левого хэудэ большую дверь из чугуна. Она почти сливалась со скалой. Мы открыли ее отмычкой и увидели пещеру размером… ну, где-то с мой кабинет. И представь себе: там, в пяти больших чугунных сетках с мелкой ячеей, лежат сокровища. Нито даже нарисовал их потом для тебя. Покажи рисунки, Нито. Да, чего там только нет, в этих сетках! И все они как раз такого размера, что спокойно пролезут в дверь. Главное, вытянуть их оттуда на дно: там оно довольно ровное. А со дна подцепим крюком и вытянем из воды лебедкой. Я уже заказал майору Берджиху паром с лебедкой и кареты.
     - А господин Витольд? – спрашивает Орти, зачарованно рассматривая зарисовки подводной пещеры и сокровищ, сделанных Нито по памяти.
     - Он нашел сокровища! – с улыбкой говорит Фрэй. – И он получит награду от государя. Завтра утром я поговорю с ним.
     - Он получит награду даже б`ольшую, чем Рид, если будет разумен, - подтверждает Нито. - Государь сказал мне, что нашедший клад Иргуса получит пятьсот тысяч фунтов стерлингов.
     - А это сколько? – нерешительно спрашивает Орти.
     - Приблизительно два миллиона лорингов, - отвечает Фрэй. –  Если часть этих денег положить в надежный банк, господин Витольд станет одним из самых богатых людей Альвеола. Только бы он послушался меня. Даже если он поделится с братом, оба будут очень богаты.
     Сердце Орти успокаивается и исполняется радости. Ему очень хочется, чтобы Штемле согласился с предложением Рида.
     Но поговорить со Штемле утром Фрэю не удается, потому что утром Штемле находят тяжело раненым в его собственной постели. Убийца, стрелявший через подушку, чтобы не было слышно звука, метил в сердце, но промахнулся. Господина Витольда отправляют в больницу. Патрульные, поставленные охранять скалы, частью убиты, частью ранены, сокровища исчезли. Вместе с ними исчез доктор Эббе Фролонг.
     Майор Радован Берджих немедленно отряжает погоню и телеграфирует в полицейские участки ближайших городов.
     К вечеру Эббе Фролонга и четверых его подручных ловят и возвращают две кареты с сокровищами в Бахасту.
     Фролонг ранен. Он лежит, привязанный к носилкам, и кричит:
     - Это мои сокровища! Мои драгоценности! Никто не имеет на них права, кроме меня, меня одного! Черт возьми, да ведь это всё мое!
     Его лицо искажено болью и бешеной, свирепой яростью, он мечется на носилках, точно раненая крыса, попавшая в ловушку. Теперь в нем невозможно узнать всегда такого хладнокровного, спокойного, сдержанного доктора; он просто страшен. Рабочие с ужасом глядят вслед носилкам. Все подавленно молчат, ни у кого нет слов.
     Эббе Фролонга заключают в тюремный лазарет. Никто не сомневается в участи, которая его ожидает – за покушение на жизнь брата и за убийство трех патрульных.
     А Орти лежит на кровати, уткнувшись лицом в подушку, и горько плачет. Он знает, что и Мирби, и Николь сейчас плачут тоже: ведь жизнь их учителя находится в опасности, а они так любят его – все трое. Дамы потрясены, а граф Эдишер твердит, качая головой:
     - Ах, кузен, Боже мой, кузен… - и поминутно подносит платок к влажным глазам.

     17.
     Витольд Штемле вместе с врачами Эпельты борется за свою жизнь – и выходит победителем из этой схватки. Нито, Логарид и Орти первыми навещают его – и всё ему рассказывают. Штемле вздыхает:
     - Бедняга Фролонг… мне не так уж жаль его, господа, но он - бедняга. Мы с ним, видите ли, родные братья по матери, только отцы у нас разные. А то, что Орти нечаянно услышал наш разговор, возможно, только к лучшему. Конечно, я согласен, господин Фрэй, разделить нашу с вами славу, вернее, деньги, но заслужил ли я их? Ведь я не собирался отдавать сокровища его величеству.
     - Вы бы отдали, - улыбается Фрэй, - если бы не ваш брат. Вам нельзя было доверяться ему. Он оказался гораздо опасней, чем все мы думали.
     Штемле кивает головой и устало закрывает глаза.
     Теперь, когда ясно, что Витольд Штемле будет жить и в скором времени поправится, все с облегчением вздыхают и принимаются за свои дела. Орти и Мирби с позволения Рида и Нито, помогают разбирать сокровища, которые офицеры Берджиха, надежные, проверенные люди, аккуратно складывают в ящики, на мягкие подстилки. Орти любуется небольшими золотыми божками, украшенными драгоценными камнями, с рубинами и сапфирами вместо глаз, ожерельями из драгоценных камней и жемчуга, браслетами удивительно красивой и тонкой работы – из серебра, золота, слоновой кости, золотыми светильниками, сосудами, которые усыпаны крупными самоцветами. Внутри этих засмоленных сверху сосудов – крупные жемчужины самых разных оттенков. Мирби не может отвести глаз от драгоценных ритуальных ожерелий, золотых тотемных фигурок, изображающих древних аммангийских богов, от чаш, колец, перстней, от изящных круглых шкатулок, наполненных самоцветами, от серебряных сундучков с золотыми слитками внутри… поистине, этим сокровищам нет цены.
      Губернатор Маттонги высылает в помощь Радовану Берджиху еще два отряда: и сокровища в четырех больших деревянных ящиках отбывают в столицу.
      В подземном ходе, который заканчивается в зарослях, так и не находят ничего особенного. Логарид Фрэй щедро расплачивается с рабочими. Он устраивает для них вкусный прощальный ужин, и они покидают Бахасту. К некоторым из них Орти часто ездит в гости, в город. Чаще других он бывает у Скильда Кэпхарда, Клайда Арпи и Тибора Латтады.
     Фрэй, его семья и Нито не спешат уезжать, хотя и готовятся к отъезду. Они ждут выздоровления Витольда Штемле, ибо он хочет ехать с ними, и они этому рады. Штемле намерен преподавать математику в университете столицы и заодно учить Орти, Николь и Мирби. Да, Мирби, потому что она тоже собирается уезжать. Она будет жить у Фрэев: Эдишер Маль позволил ей это. А Орти вместе со своим щенком Анталом обходит берега Глэфа, прощается с ними. И потихоньку собирает вещи. Ведь скоро – в дорогу…


     Письмо, написанное Мирабеллой Маль в январе 1869 года:
     «Дорогой, любимый папа!
     У нас событие: у госпожи Фрэй родился мальчик – очень хорошенький. Его назвали Логаридом в честь отца.
     До сих пор радуюсь, что левая башня отстроена, и наша усадьба приобрела прежний, милый вид. Помнишь, как я в каникулы любовалась нашими Башенками?
     Господин Витольд – просто чудо, что поделился с тобой деньгами, полученными от государя. Но мне жаль его. Ты ведь знаешь, он посетил своего брата перед казнью. Он ничего не рассказал нам об их последней встрече, но, конечно, эта встреча опечалила его. Зато мы стараемся радовать его своими успехами: я, Орти и Никки.
     Антал, щенок Орти, стал совсем большим и принимает участие во всех наших играх.
     У нас часто бывает эсиб Цанг… нет, просто Нито. Теперь они дружат все вместе: Рид, Нито и господин Витольд. Они называют его просто Вит. Логарид Фрэй обязательно хочет взять Нито и Штемле с собой в Южную Америку. Еще он обещал взять Орти. Ведь Орти был на королевском приеме, когда государь награждал Рида и господина Витольда. Король пожал Орти руку и сказал: если бы не этот мальчик, мы бы не увидели сокровищ Иргуса. Орти получил от государя подарки: сто лорингов, часы и серебряную музыкальную шкатулку, которая играет десять вальсов. Орти поделился деньгами со мной и с Никки, и купил всем небольшие подарки.
      А еще Рид и Орти сделали чудесный макет наших Башенок, Бахасты и озера. Папочка, они прямо, как настоящие! Когда я смотрю на этот макет, мне кажется, я вижу в саду у фонтана всех нас, только маленьких-маленьких. Вижу рабочих, трудящихся на Бахасте (Орти пишет им письма), вижу Глэф с его пляжами, зелеными берегами и скалами, чувствую запах цветов. И мне становится так хорошо на сердце, точно я дома. Но потом я говорю себе: я ведь и здесь дома. Потому что уже понимаю: наш дом – везде, где нас по-настоящему любят и радуются нам. Таких домов, родных и любимых, может быть очень много на свете, ведь Земля такая большая. И сколько бы ни было на ней тайн и загадок, самая чудесная из них – Любовь. Теперь я знаю это…»

                КОНЕЦ
Начало: 15 июня 2011 г.
Конец: 14 июля 2011 г.