Часть 14. «DEA!»
Потом, напевая, она готовила ужин. И он смотрел на нее, обернутую простыней, и ему хотелось смеяться, так легко и радостно было на душе, светло в сердце, словно кто-то распахнул тяжелую завесу окна, и в него хлынуло яркое, золотое солнце, ослепляя, согревая, наполняя жизнью каждую клеточку тела.
Они с аппетитом поели, и пока он мыл посуду, она колдовала над чаем, смешивая что-то из разных баночек, нюхая находившиеся в них травы.
- Теперь я знаю, каким зельем ты меня напоила, – он подошел сзади, обнял, прижал к себе. Ее взгляд сделался дерзким, она улыбнулась:
- Ну, так не пей… если боишься! – добавила шепотом, повернулась, снимая простынь и опускаясь перед ним на колени.
Перехватило дыхание от ее ласк, языка, горячих рук, лежащих на его ягодицах. Это было как в самый первый раз, когда губы любимой женщины ласкают без всякого стыда все твое тело, делая остановку то здесь, то там… особенно там… И какое-то странно-забытое чувство первого робкого наслаждения проснулось, баюкая любовно душу. Господи, как ей удается так любить его?! Откуда только она берет силы отдавать ему свое сердце, снова и снова, и ничего не просить взамен, только его любовь?
А когда она опускалась перед ним на колени, острое чувство нереальности происходящего смущало его. Это не она, это он должен целовать ее ноги, моля небеса, чтобы эта женщина всегда любила его, как двадцать пять лет назад, как сейчас…
У каждого возраста своя любовь, и счастлив тот, кто познал или еще познает это. Наверно, так господь благодарит за все ниспосланные испытания.
Утро вторника Лена ждала с некоторым опасением. Сегодня еженедельное совещание у Данилова, и она шла на него с легким трепетом, не зная, как тот себя поведет. Но увидев ее, Данилов только улыбнулся:
- Доброе утро, Лена, – он при всех назвал ее просто по имени.
- Доброе утро, Сережа, – она улыбнулась ему в ответ, и сердце его замерло.
- Коллеги, давайте начнем вот с этого, – он протянул ей лист бумаги. – Это твое заявление об уходе.
Смутившись от улыбающихся лиц, она взглянула на визу, начертанную в левом верхнем углу, медленно, глядя в глаза Данилову, разорвала листок, не зная, куда деть обрывки.
- Давай! – он забрал их, выкинул в мусорную корзину, потер руки. – Ну вот, теперь можно двигаться дальше…
И словно ничего между ними не было! Хотя нет, он иногда лукаво поглядывает на нее, смешно морща нос.
- Лена, что у нас с выставкой?
- Все по плану, нам подтвердили площади и количество розеток.
- Отлично! Николай, а что у нас на таможне зависло?..
А потом привычное:
- Все свободны… кроме Лены, разумеется.
И они пьют зеленый чай с жасмином, болтая обо всем на свете, и он касается ее руки, как всегда, но нет, не так. В его прикосновении нет безумной страсти, только спокойная нежность и радость от того, что она рядом. Он сам этому удивился. Ждал и боялся ее прихода.
- Лен…
- М? – она отрешенно покусывала колпачок ручки.
- Ты о чем задумалась?
- Не знаю, прости, мысли куда-то улетели.
- Я вижу! – он улыбнулся. – Ладно, иди.
Подождав, пока за ней закроется дверь, пересел за свой стол, двинул мышкой, и с экрана монитора ему улыбнулась зеленоглазая женщина. «Ленка!» – прошептал он, проводя пальцем по ее изображению, улыбнулся и придвинул бумаги, которые накопились за время… его болезни ею.
После обеда позвонил Иван:
- Лен, привет! Можешь говорить?
- Да, Ванечка.
- Слушай, тут такое дело… Франзотти устраивает маленький прием, я должен быть с женой.
- Франзотти… Франзотти… – что-то знакомое, ах, да, Ванечка так и не рассказал тогда ей про своего итальянского партнера. – С чего это он устраивает прием?
- Ну иногда такое бывает, ты же знаешь. А мы с ним только что подписали долгосрочный контракт… Между прочим, не без твоей помощи, – в его голосе улыбка.
- Как это?
- Я тебе дома расскажу. Прием в эту пятницу, в семь, запиши у себя. Форма одежды, разумеется, вечерняя. У меня все…
- Что все?
- Все сжимается при мысли о встрече с тобой вечером, – он смеется.
- Ванька!
- Да?
- Это я должна говорить «да»! – она улыбается, и он это слышит.
- А ты говоришь мне «да»?
- Говорю!.. До вечера.
- Пока, мое рыжее солнышко! – тихо шепчет он и ждет, пока она положит трубку.
Потом с улыбкой кладет телефон и замирает на мгновение, глядя на ее фотографию. Вздохнув, придвигает бумаги, но мысль о хитром итальянце возвращается снова.
- Вань, – Лена сидит напротив, держа чашку с ароматным чаем, – а расскажи мне про своего итальянца.
- Ну, зовут Франческо, ему за полтинник, маленький, горбатый, лысый и страшный.
- Вань!
- Хорошо, хорошо! Да нормальный мужик, горячий темперамент, хитрый, по-русски не говорит, переводчик у него… господи, как его там? А! Луиджи.
- И все?
- И все.
- Надо какой-то подарок приготовить.
- Зачем?
- Ой, Вань, ему приятно будет. Ты же, наверно, хочешь с ним не один год работать?
- Ну да.
- Так вот!.. Ладно, я придумаю, что ему подарить. Да, а что ты там говорил по поводу моей помощи при подписании контракта?
- Я говорил? – он смеется.
- Ты!
- Да так…
- Ванька! – она требовательно смотрела на него.
- Мы с ним долго вели переговоры, все как-то не срасталось, он не хотел идти на уступки, очень важные для нас. А на той неделе он приезжал ко мне в офис, увидел твою фотографию и все подписал без оговорок.
- Врешь!
- Лен, правда! Я сам не ожидал.
- Все равно не верю! Уступки, да еще серьезные, после взгляда на фотографию – это нонсенс.
- Горячий итальянский темперамент. Кроме того, он ничего от этих уступок не потерял.
- Все равно я не поверю в это.
- Ну и не верь! Главное, есть результат, и он у меня в сейфе, как дорогой бриллиант.
- А-а, я-то думала, что самый дорогой бриллиант – это я.
- Ты – мой самый любимый бриллиант, мое солнышко.
- Хитрец ты, Ванечка, как твой итальянец!
- Не-а!
- Да-а!
- Хочешь, я тебе сейчас это докажу?
- Хочу… а так не честно, между прочим.
- Ну и что? Зато приятно!!
В пятницу утром Лена зашла к Данилову:
- Сереж, можно?
- Конечно, заходи.
- Я хотела у тебя отпроситься после обеда сегодня.
- А что случилось?
- У Ивана сегодня прием в представительстве итальянских партнеров, приглашение на него и жену, то есть на меня.
- Так ты Ваньку будешь сопровождать к итальянцам? – Данилов с интересом посмотрел на нее. – А знаешь, надень свое длинное синее платье, ну то, с голыми плечами, пусть видят, что наши женщины самые красивые в мире.
- Да там декольте чуть не до пупа!
- А разве тебе нечего показать? – он улыбнулся. – Лен, откуда в тебе вдруг эта робость? Да нормальное там декольте, очень красивое, все вполне прилично.
- Думаешь?
- Да я тебе как сведущий человек говорю.
- Ладно, посмотрим… Спасибо, Сережа, – и она пошла к выходу.
- Лен! – окликнул он, когда она уже была на пороге.
- Что?
- Ты только руки высоко не поднимай, – буркнул он, отчаянно покраснев.
- Что? – она не поняла, но тут же вспомнила ужин с Вишневским и свое потягивание в кабинете Данилова, краска залила ее щеки. – Не уж! Я лучше что-нибудь другое надену.
Дверь в кабинет захлопнулась, а он еще какое-то время улыбался, вспоминая, как Лена тогда потянулась, оголив прекрасные груди. «Так, стоп!» – сказал он себе.
- Лен, ну ты готова? – нетерпеливо спросил Иван, крутя ключи от квартиры.
- Да, Ванечка, иду! – она вышла из комнаты, повертелась перед ним. – Ну как?
- Могла бы и не покупать нового платья, – буркнул Иван. – Хочешь, чтобы Франзотти потерял голову?
- Конечно!
- А, может, ну его на фиг, это прием? Останемся дома? Я, между прочим, купил твое любимое вино.
- Ванечка, – тихо сказала она, – у нас с тобой будет целая ночь! И еще много и ночей, и дней, и утров, и вечеров…
- Знаешь, коварная, как меня убедить… А между прочим, слова «утров» нет.
- Ну и что?.. Подарок не забудь.
- Да он уже в машине. Пошли, а то опоздаем.
Народу было человек пятьдесят. Иван посмотрел на приглашение – столик № 1. Конечно, даже гадать не надо, им навстречу из-за стола, на котором стояла красивая открытка с цифрой «1», поднялся Франзотти. Он, застыв, смотрел на Лену, она же, ничуть не смущенная его горящим взглядом, протянула руку:
- Добрый вечер, господин Франзотти, спасибо за приглашение, для нас это большая честь.
Итальянец что-то сказал, переводчик Луиджи улыбнулся:
- Он говорит, что ему очень… приятно, что вы приняли его приглашение… Да! И он просит называть его Франческо, если мадам это будет несложно.
- Спасибо. А это маленький подарок на память о Петербурге.
Франзотти покраснел от удовольствия.
- Он спрашивает, можно посмотреть? – перевел Луиджи.
- Конечно!
Франзотти развернул бумаги, долго рассматривал, улыбнулся, взглянул на Лену и что-то сказал.
- У мадам Элен тонкий вкус.
Это была небольшая картина, написана акварелью: привычный символ Петербурга с необычного ракурса, очень нежные тона, красивые линии. Она позавчера случайно обратила внимание на эту картину, когда искала подарок для Франзотти.
- Вы, наверно, будете удивлены, но Франческо очень любит живопись, особенно акварель.
- Мы с мужем рады, что наш подарок пришелся ему по душе, – улыбнулась Лена.
Франзотти учтиво поклонился.
Он весь вечер настойчиво ухаживал за ней, почти не сводя глаз.
- Франческо просит прощения за дерзость, но не может не сказать, что фотография на рабочем столе вашего мужа не передает всего вашего… очарования, – перевел Луиджи.
- Спасибо, – Лена чуть наклонила голову.
- Может ли он пригласить вас на танец? – Луиджи смутился, потому что перевел не все слова Франзотти, там было еще кое-что, но он не решился это озвучить.
- С удовольствием, – улыбнулась Лена.
Он держал ее, нежно обнимая, ему столько хотелось сказать ей! Но разве такие слова доверяют переводчику?! И он только подул на ее божественно-красивые волосы и заглянул в глаза. Боже! Эти дивные зеленые глаза!
После танца он жарко поцеловал ее руку, проводил на место за столик, что-то сказал.
- Мадам Элен ранила его в самое сердце! – смущаясь, перевел Луиджи. – А еще Франческо спрашивает, какие цветы вы любите?
- Подаренные от души! – смеясь, ответила Лена, посмотрела на Ивана, и тот вдруг расслаблено разжал кулак, взял ее за руку, поцеловал ладонь и пригласил танцевать.
И им было все равно, что итальянец пожирает Лену взглядом, что-то эмоционально говорит переводчику, а тот смущается. Иван привлек ее к себе, она прильнула к нему, посмотрела в глаза, и он поцеловал ее руку так, как это может сделать только влюбленный мужчина.
Франзотти с досадой что-то сказал Луиджи, тот запротестовал:
- Франческо, я не понимаю вашего восторга. Мадам Элен – самая обыкновенная женщина, каких миллионы. Конечно, у нее удивительные глаза и роскошные волосы, но королевой красоты она никогда бы не стала. Да и возраст…
- Ах, Луиджи, ты ничего не понимаешь в женщинах! Наверно, потому что еще очень молод! Красота женщины не в ее красоте, а в ее обаянии. Красота с возрастом проходит, а обаяние – никогда! В этой женщине есть что-то такое… что мое сердце тает под ее взглядом, и я отдал бы половину своего состояния за одну только ночь, проведенную с ней, я бы бросил к ее ногам весь мир, достал луну с неба… Это не просто женщина, это тигрица, которая умело прячет свою страсть! Но прекрасные глаза ее выдают!
- Я не понимаю, что вас так восторгает.
- Ты слишком юн, Луиджи, поэтому не понимаешь. У женщины нет возраста, старухой ее делаем мы, мужчины. Моей бабушке Лючии было семьдесят, когда она в шестой раз вышла замуж за мужчину, моложе себя на тридцать лет. А через пять лет в порыве дикой ревности он убил ее. И ее последние слова были: «Ах, эти мужчины! Ах, какая дивная смерть!» Женщина – это все для мужчины!
Это был приятный вечер, Лена от души смеялась над рассказами Франзотти.
- Он спрашивает, – сказал Луиджи, – можно ли задать вам очень личный вопрос?
- Задавайте, – и она посмотрела в карие глаза Франзотти.
- Как давно вы женаты? – Луиджи смутился, брови Ивана удивленно приподнялись.
- Двадцать пять лет, – с улыбкой ответила Лена.
Луиджи перевел.
- О! – восхищенно воскликнул Франзотти и что-то снова спросил, глядя на Ивана.
- Он спрашивает, как вам, Иван, удается столько лет удерживать такую женщину?
- Любовью, – тихо ответил тот.
Луиджи перевел, Франзотти с досадой махнул рукой.
- Франческо говорит, что тогда у вас нет конкурентов! И расстраивается.
Иван развел руками, и все засмеялись.
- Франческо спрашивает, чем занимается мадам Элен?
- Знает ли Франческо компанию «Приоритет»? – спросила Лена, Луиджи перевел, Франзотти кивнул. – Я работаю в этой компании… коммерческим директором.
Брови Франзотти удивленно поднялись:
- О! – и быстрая итальянская речь.
- Вы удивили его, – сказал Луиджи, – он был уверен, что продвижением компании на рынке и ростом объемов продаж занимается мужчина.
Лена с улыбкой развела руками.
А когда она с Иваном, поблагодарив за чудесный прием, ушла, Франзотти восхищенно вздохнул и долго еще мечтательно смотрел ей вслед. Прощаясь, он поцеловал ее руку жарким поцелуем и успел шепнуть: «Ti amo! Dea!»*, и Лена без переводчика поняла, что он ей сказал, и погрозила ему с улыбкой пальцем.
- Что тебе шептал на прощание этот хитрый итальянец? – ревниво спросил Иван, когда они ехали домой в такси.
- Сказал, что ты должен меня любить больше жизни… и как можно чаще, – придумала тут же Лена.
- Врешь! В его глазах были другие слова.
- Ну, может, я не правильно поняла, – она хитро взглянула на него и прижалась. – Мне больше нравятся другие глаза, серые.
- Правда?
- Чистая правда!
- Вот посмотришь, он тебе в понедельник цветы пришлет.
- С чего ты взял?
- Чувствую!
- Ванька, да ты, никак, опять ревнуешь?
- Имею право! Ты – моя женщина!
- Да вы, батенька, собственник? – она улыбнулась.
- Угу! Еще какой! Вот сейчас приедем, и я тебе это докажу!
- Да мы уже приехали.
- Вот сейчас и докажу, только с водителем расплачусь!
Иван передал таксисту деньги, взял Лену за руку, и они еще долго целовались на скамейке возле подъезда, пока он не вскочил:
- Пошли немедленно домой! – и потащил за собой.
- Вань, я упаду, я же на каблуках!
Он подхватил ее на руки, и она прижалась к нему, чувствуя, как бьется его сердце.
- Господи, как я ненавижу эти узкие платья! – злился он в коридоре, пытаясь ее раздеть.
Но вот платье сброшено, и он целует, наконец-то целует ее тело, срывая с себя рубашку.
- Вань, – тихо смеется Лена, – ты все пуговицы поотрывал!
- Да и фиг с ними, понашивали тут… пуговиц!.. Иди ко мне, моя девочка…
А в понедельник после обеда Лене позвонила Люба:
- Елена Павловна, вам передали цветы, я сейчас принесу…
Это были удивительные синие орхидеи. Такого же цвета на ней было платье на приеме Франзотти.
- Елена Павловна, там еще открытка, – Люба показала на букет.
На маленькой зеленой открытке, прикрепленной ленточкой к букету, от руки было написано: «Ricordo!»**.
Лена улыбнулась: Ванечка оказался прав! Она набрала его номер.
- Мое рыжее солнышко соскучилось? – спросил он вместо приветствия.
- Еще как!
- Я рад это слышать! Ну что, я был прав?
- Ты о чем?
- О цветах.
- Каких цветах?
- Да ладно, неужели Франзотти не прислал тебе цветов?
- Прислал, синие орхидеи.
- Хорошо, что не белые тюльпаны!
- Почему хорошо?
- Потому что я бы вызвал его на дуэль!.. Чего ты смеешься? Я правду говорю!
И она, посмотрев на орхидеи, стоящие на тумбочке в углу, улыбнулась.
- Елена Павловна, можно? – на пороге, приоткрыв дверь, стоял Костя Смелов.
- Заходи. Принес?
- Разумеется, – он протянул ей отчет по продажам за прошлую неделю, и пока она сверялась со своими данными, с ненавистью смотрел на синие экзотические цветы.
- Кость, цифры не сходятся, – Лена посмотрела на него.
- Что?
- Ты слышишь меня? Проверь, пожалуйста, еще раз цифры – у меня почему-то другие данные.
- Лен, поужинаем? – вдруг невпопад спросил он.
- Я ужинаю с мужем, – ответила она. – По-моему, мы об этом уже не один раз говорили.
- Конечно! – с досадой махнул он рукой. – Тебе же трудно уделить немного своего драгоценного времени для общения с подчиненным в неформальной обстановке.
- Костя, ты сейчас о чем? Мы вообще-то на работе. Тебе так не кажется?
- Не кажется! – он посмотрел на нее зло. – Может, ты на цветы покупаешься, а, Лен? То Данилов с тюльпанами, то… еще кто-то с этими дурацкими орхидеями. Так ты скажи, я тебя завалю цветами!
- Пошел вон, идиот! – она сузила глаза, закипая раздражением. – Не дорос еще так со мной разговаривать! Во дворе с девками так общайся, понял?! И чтоб через час отчет по продажам лежал у меня на столе… Чего сидишь? Иди, работай!
- Лен… – он виновато посмотрел на нее.
- Уходи! – она дернула плечом.
- Ну прости, Лен!
- Елена Павловна для некоторых.
Он вздрогнул, посмотрел на нее тяжелым взглядом, забрал бумаги и вышел. «Тоже мне, Отелло нашелся!» – раздраженно подумала Лена и подошла к окну.
Шел дождь, мелкий, теплый, нескончаемо-долгий. Серое – без просвета – небо накрыло город еще с утра. Улицы цвели разноцветными зонтами, подрагивали от скатывающихся капель листья деревьев, клонилась трава, словно хотела спрятаться. И что-то сейчас печальное было за окном. Лена вздохнула, села на место. Зазвонил мобильный телефон, посмотрела, ответила:
- Да, Наташа, привет!
- Здравствуй, Лен.
- Ну что, купила подарок?
- Купила, то, что Катя хотела.
- Так она надумала, где будет отмечать день рождения?
- Она мне утром звонила, сказала, что на даче.
- На даче? Ну, вот! А я думала новым платьем блеснуть!
- Да ладно, Ленка, тебе, чтоб блистать, нового платья не надо!
- Скажешь тоже!
- Нет, Лен, правда.
- Ладно, на даче, так на даче, тоже хорошо, если, конечно, погода не подведет. Вон сейчас как неуютно, опять по лужам вечером домой шлепать.
- Так а чего, Лен, у них беседка крытая, так что нам никакой дождь не помешает.
- Все равно солнышка хочется, его у нас в городе так мало!
- Хочется, конечно. Ладно, поближе к выходным созвонимся насчет времени.
- Так мы за вами заедем в субботу рано утром, и поедем все вместе.
- Ну и отлично. Ладно, пока, Лен!
При мысли о том, что они будут отмечать день рождения Катерины на даче, почему-то стало тревожно. Она сама не понимала, откуда выползло это неприятное чувство. Вроде, все встало на свои места, стало идти привычным порядком. Данилов старательно… нет, не избегал ее, а держался как-то отстраненно, что ли, но Лена видела, каким усилием это ему дается, и старалась без веских причин к нему не приходить.
Они все также иногда пили чай в его кабинете, говорили о работе, детях, да много еще о чем. И если бы не его глаза, в которых нет-нет, а промелькнет нечто такое, что замирает сердце, она бы успокоилась, решив, что Данилов перегорел к ней. Но изредка его случайный горящий взгляд напоминал, что перед ней мужчина, с которым она спала несколько раз, который знает, какой она может быть в угаре страсти. И он иногда вдруг отводил глаза, отворачивал лицо, пытаясь что-то скрыть, случайно выплеснувшееся из сердца. Тогда она вспоминала о работе и быстро уходила из его кабинета. Он облегченно вздыхал, но поделать с собой ничего не мог. Его тянуло к ней, уже не так, по сумасшедшему, а как-то иначе, словно открылось какое-то новое чувство, более глубокое, но и более… сильное. И он ясно понимал, что забыть ее не сможет, сколько бы ни пытался. При любой мысли о ней просыпалось желание близости, и он боролся с ним, заставлял себя что-то делать. Но ее страсть в любви была как наркотик, он попробовал один раз, и теперь мучился без ее губ, без ее тела… и наслаждался ее видом, когда она приходила в его кабинет. Каждое прикосновение к ней приносило боль и удовольствие, отчаяние и надежду, что, может, вдруг в один прекрасный день все изменится, и он снова припадет к ее губам, к этой родинке возле левого соска, вдохнет аромат ее волос…
После того, как она нежно попрощалась с ним в квартире на пятом этаже, у него наладились отношения с Катериной, даже как-то обновились в чувствах. Но если бы Лена его позвала, он бы бросил все на свете и нес ее на руках через весь мир, через всю вселенную, только бы она его позвала! И он снова до скрежета сжимал зубы, заставляя себя не думать о ней. Он любил Катерину, это правда, но и Лену он любил, только как-то… по-другому… и хотел ее тоже… по-другому. И сам не понимал, как это может быть.
Снова зазвонил мобильный, звонила Катерина.
- Лен, привет, я быстро.
- Привет, Катя.
- В общем, в эту субботу я приглашаю вас с Ваней к себе на день рождения на дачу.
- Во сколько подъехать?
- Лен, да как получится, чем раньше, тем лучше.
- Спасибо, Кать, конечно, мы приедем!
Вечером, услышав, что Катерина празднует день рождения на даче, Иван нахмурился. Он очень отчетливо помнил, что было там несколько недель назад. Как-то странно дернулось сердце, даже сам не понял, почему, просто всплыло в голове видение разметавшихся среди травы черных, как вороново крыло, волосах, всплыло и растаяло. Посмотрел на Лену, и она успела заметить растерянность в его глазах. Но ничего не спросила, словно не видела, только отвернулась быстро, скрывая смятение.
- На даче, так на даче, – сказал он спокойно, но она услышала, как чуть дрогнул его голос. – Значит, заедем за Шуваловыми с утра пораньше и поедем. Подарок-то купили?
- Наташа купила. Катя хотела статуэтку одну, еле нашли.
- В машину-то влезет?
- Конечно, влезет, это ж не памятник, а статуэтка.
- Тогда ладно. Чаем-то напоишь? Или сегодня зелья не подают?
_____________________________________________
* Я люблю тебя! Богиня! (перев. с итал.)
** Помню! (перев. с итал.)
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...