Мемория о Советской Пруссии
(Фрагменты)
ИЗ ДНЕВНИКА
*** 3 февраля 1990. (Продолжение)
……………………………………………………………………………………..
А я пошел дальше. Сфотографировал бабушкин дом. Подходить не стал. Иду дальше. Фотографирую башню «Бисмарк». «Башня-бисмарка» – так я в детстве понимал это название: есть просто башни, а есть башни-бисмарки. Ну вот как есть просто хаты, а есть хаты-мазанки, скатерти-самобранки, шапки-невидимки… пушки-гаубицы.
*** 2011 г.
У каждой башни просто обязана быть какая-то легенда, ну на худой конец – хоть какой-нибудь чахлый и писклявый призрак что ли. Легенда «Бисмарки» в каком-то смысле изумляет меня и поныне. Изумляет не содержанием – оно вполне банально, да и подробности этого «апокрифа» я уже давно забыл. Удивительна же ее коммуникативная составляющая, ее эстафета. Дело в том, что я неоднократно слышал эту дремучую историю не только от своих ровесников – детей и подростков. Ее на голубом глазу пересказывали вполне взрослые люди. Последнюю попытку пересказа такого рода я слышал уже в 90-годы от человека, разменявшего шестой десяток.
Якобы, у старого, богатого и могущественного, но злобного и мстительного мракобеса-Бисмарка была молодая красавица-жена, невыносимо страдавшая от самодурства этого деспота. Судьбе было угодно, чтобы на тяжкой жизненной стезе красавицы встретился мужественный и благородный гусар, с первого взгляда влюбившийся во фрау Бисмарк. Ее нежное сердце не могло не откликнуться на страстный призыв любви, и она ответила гусару взаимностью. Каким-то образом весть о супружеской неверности дошла до обманутого мужа. Месть его была неотвратима и беспощадна. Приспешники этого извращенца (настоящие садисты!) схватили женщину, заковали в кандалы и по его приказу тайно замуровали заживо в стене башни. И только когда войска 3-го Белорусского фронта освободили Черняховск от немецко-фашистских захватчиков, удалось, наконец, раскрыть это страшное преступление, поскольку при обстреле штукатурка на месте мучительной кончины фрау Бисмарк осыпалась от сотрясения стен, и ужасная могила раскрылась…
Не помню, чем поплатился гусар за свой безрассудный порыв… Видимо, и его участь была незавидна… Хотя, при таком раскладе, он вполне мог оказаться и беспринципным проходимцем. Соблазнил красотку, а сам удрал себе в Аргентину; а там – ищи-свищи! Уж там-то и не такие фашисты укрывались… в пампасах-то!
* * * 2011 г.
Не помню, кто из друзей или братьев впервые, с соблюдением конспирации, привел меня на «бисмарку»; взрослые подобных экскурсий не поощряли. Издали башня, сложенная из серых валунов, не казалось особенно привлекательной. Она было «всего лишь» доминантой на этой местности: отдельно стоящая вертикальная постройка на холме. Ничего привлекательного не оказалось и в ее интерьере. Захламленная нижняя площадка, вымощенная плиткой; «винтовая лестница», ведущая на верхнюю площадку. Лестница – не такой уж и винт: башня-то – в плане – квадратная, а винтов квадратного сечения я ни разу не видел. Правда, в свое время какой-то американец запатентовал квадратное колесо… как знать: от хорошей ли жизни он на это решился.
Ближе к верхней площадке узкая бетонная лестница, давно лишенная перил, повреждена. Несколько ступеней разрушены. Они были выбиты неведомой силой из общего ряда лестничного марша (взрыв?) и висели только на прутьях арматуры, наклонившись от самой стены вниз. С учетом высоты, это было трудное место для прохода: идти по искалеченным ступеням мешал страх. Мы проходили это место, плотно вжимаясь в стену.
Но вот мы и наверху. Тут – открытая площадка примерно на трехэтажной высоте. Ее крыша держится на четырех угловых столбах, сложенных все из того же дикого серого валуна. Видно, что между столбами когда-то были парапеты, предохраняющие от падения находящихся на площадке людей. Теперь их нет: разрушены… войной или мирными вандалами?
Мы почему-то нередко там бывали. Что-то тянуло на верхнюю площадку. Ходили, например, ловить июльских жуков. Эти насекомые очень похожи на жуков майских, но их лет не такой массовый и сами они помельче и поскромнее: не такие красные. Они беспечно танцевали под сводом «бисмарки», мы же, стоя на верхней площадке, проворно хватали их руками. Нередко ходили просто так, без определенной цели. Поглазеть на окрестности. Панорама Черняховска-Инстербурга с этой точки довольно привлекательна. Но была все же и еще одна причина. Помню, как мой друг – из тимирязевских – сел на краю площадки со стороны города, свесив ноги вниз. Я, считая такой отважный жест чистым безрассудством, попробовал отговорить его от продолжения экстрима. Ответом было предсказуемое «Га-га-га-га». Я догадывался, что демонстрация неукротимого бесстрашия на меня-то и рассчитана, но сам думал молча: «Во дурра-а-ак! А если вдруг, не дай Бог, что!»
*** 2011 г.
Вечера во дворе.
Эти вечера в 60-е годы – что-то недоступное сегодняшнему рассудку. Дело в том, что тогда еще почти ни у кого не было телевизоров, потребность в общении была неизмеримо больше, чем в телевизионную эпоху. Дневные заботы остались позади, взрослые садятся на скамеечку, обмениваются новостями «по всем азимутам». Дети крутятся рядом. У старших – беседы, у нас – игры. У тех, кто за день соскучился по старшим – телячьи нежности. Иногда читают письма. Однажды читали вслух очерк из журнала «Огонек». История заблудшей души – молодого парня, приговоренного к высшей мере за убийство, совершенное по пьянке по вине отморозков-собутыльников. Слезы женщины, которая читает. Парень-то в непутевой своей жизни даже рассвета ни разу не видел, не то, что настоящей любви. Не добрал. Слишком многого не добрал, из того, что ему по самому факту рождения причиталось…
*** 2011 г.
В одну их вечерних Тимирязевских посиделок женщина, ранее читавшая невыносимую для сердца историю из «Огонька» находилась в каком-то возбужденном состоянии. Она почему-то вела речь о том, что от этой «Бисмарки» добра не жди. Присутствовавшие ее монолог поддерживали. Поминали недобрым словом фамилию того проворного деятеля, который снял с башенной лестницы перила и отвез их в металлолом. Эта лестница без перил сама по себе опасна, но не менее опасна и верхняя площадка. Она находится на высоте 3-х этажного дома, но кроме угловых колонн, ничем не огорожена; оттуда легко сорваться! Женщина все повторяла: «Тут жертва обязательно будет! Вот увидите, вот посмотрите! Жертва будет обязательно!»
Нас этот разговор растревожил. Оглядываясь на башню, мы заметили, что послужило толчком к ее темпераментной речи. На площадке между угловыми столбами – силуэты трех фигур. Две из них неспешно передвигаются, третья же буквально мечется по этой очень небольшой площадке из конца в конец. Наша тревога усиливается. Реплики взрослых становятся все более нервозными… И вдруг мы видим что-то похожее на кадр из фильма про парашютистов: сначала ведь человеческая фигура в прыжке только отделяется от самолета, парашют раскрывается позднее. Так и здесь: фигура отделяется от башни и стремительно движется по воздуху к земле.
- Сорвался?!!
- Да ну?
- Точно?!
- Мож показалось?.. Темно же…
- Ну-ка, ребятки, сбегайте посмотрите, что там такое!
Мы с опаской выдвигаемся к шоссе и далее к башне. Втроем, преодолевая страх, семеним, оглядываясь друг на друга, по остывающему асфальту. На шоссе напротив «Бисмарки» двое подростков с велосипедами. Спрашиваем: «Он, что, сорвался?»
- Ну…
- Насмерть?
- Да не… - сглатывая вину и страх, отвечает парень с велосипедом, - жив…
- Надо «скорую» вызвать.
- Да Серый уже поехал.
Мы поднимаемся на холм. В это время подъезжает «скорая». Подвижные и деловитые люди в белых халатах с носилками опережают нас. С противоположной стороны башни лежит на спине молодой человек в светлой клетчатой рубахе с коротким рукавом. Он в сознании, глаза открыты. Видимо, дыхание его сильно затруднено; он почти не стонет. О, как страшно! Я убегаю с холма вниз и тороплюсь по шоссе обратно к дому, ребята не отстают. На шоссе нас обгоняет карета «скорой». Возвращаемся во двор и докладываем взрослым то, что видели.
- Им надо было его набок положить, иначе – все: язык провалится – задохнется! – со знанием дела резко и поучительно разъясняет та же тетенька. От этих слов тяжкое одеяло ужаса накрывает меня уже в три слоя.
* * * 2011
«Все пройдет, как с белых яблонь дым…»
Не скажу, сколько прошло времени с тех вечерних посиделок с накликанием жертвы для людоедки-«бисмарки» – с того жертвенного вечера, повергшего меня в тройной ужас. Не помню даже, в то ли лето или в следующее суждено нам было (Слава тебе, Господи! Безгранична милость Твоя!) увидеть этого парня живым, здоровым, спокойным и веселым на «пляже» в «Окуневом месте».
К бабуле Соне тогда приехали еще другие родственники, и мы все вместе, в компании наших тимирязевских друзей, отправились на «Окуневое место» купаться. Там уже было немало народу. Кто-то из наших узнал того самого парня среди загорающих. Любопытство взяло верх над деликатностью. Его стали расспрашивать о происшествии. Он спокойно и охотно общался; рассказал, среди прочего, что ему 16 лет и на нем та же самая светлая клетчатая рубаха, в которой он «парашютировался» в тот злосчастный вечер. Какая-то из женщин посоветовал ему беречь эту рубаху: она ему, дескать, жизнь спасла. Имени «десантника» я за давностью лет не помню. (Бабушка говорила «диверсантники»).