Я возлежал на плоском медном блюде, и каждый мой плевок звучно отдавался в его недрах. Плевался я в основном устрицами и ананасами в шампанском....
Нет, я забегаю вперед. Начну с самого начала.
Пески времени струились надо мной, разравниваемые граблями униформистов.
Нет, я снова прошу прощения: то были совсем другие опилки. Их покупали заново в каждом месте, куда приезжал цирк. Меня же прятали в пожарном ящике с сыпучим магическим грунтом и таким образом перевозили с места на место.
Много лет назад ученики выкрали моё тело из саркофага в Кремлёвской Стене, чтобы захоронить его у подножия памятника рефлекторно замученных мною собак. В процессе бальзамирования верхушечную часть, как наиболее смышленую, бережно отделили от туловища, пропитали формалином до самых мозгов, заткнули по дренажной трубочке в каждую ноздрю и в основание шеи и продали бродячему цирку. Там уже работала одна Говорящая Голова, но она была на пороге пенсии и к тому зело туповата, и за оставшееся ей время директор надеялся воспитать из меня преемника. Однако судьба оказалась против него. Последняя собака, которую я, теперешняя Запасная Голова и бывший профессор Павлов, научил рефлекторному слюноотделению, прокляла меня перед смертью. С тех пор я мог издавать членораздельности лишь тогда, когда зажигали яркую электролампочку и перед моим носом вертели хорошим шматом нежной плоти.
Получалось, правда, нечто вроде "Мама мало мьяса дала", не больше того. Но и это происходило весьма редко. Видите ли, цирк на представлениях не подключался к сети, а использовал огнеопасные керосиновые лампы, подвешенные под потолком брезентового шатра, и сигнальные шутихи. Я так думаю, ради колорита и остроты публичных ощущений. Поэтому мне постоянно не хватало хотя бы одного из двух необходимых стимулов. Или обоих сразу.
Голова, отделённая от тела и помещённая в подходящую атмосферу, получает возможность чёткого алогического мышления. Как говорилось в моей бывшей среде: если тебе перекрывают кислород, поневоле обретешь талант, даже если раньше у тебя был всего-навсего гений. Находясь в глубоком обозе, я постепенно учился распознавать окружающую обстановку: движение по унылым дорогам, где вагончики и фургоны постоянно застревали в лужах, рытвинах и ухрябах, ночлеги с их запахом острой еды и трудового пота, прибытие в очередной населенный пункт - перед разбивкой шатра непременно следовало торжественное шествие через весь город, сопровождаемое хриплым воем каллиопы и рекламными выкриками. Это откладывалось во мне, как особого рода предваряющий церемониал.
На длительных стоянках я отдыхал и предавался медитациям. Глаза мои сами выучились поворачиваться внутрь меня, уши - свертываться в трубочку, язык - в кольцо. Сильно выросли волосы и лысина, борода же давно превратилась из короткой лопаты, увековеченной художником Нестеровым, в длинный, заостренный на конце волосяной хвост.
И неудивительно, что когда шествие циркачей, прошив этот город насквозь, расположилось на широком лугу, покрытом какими-то холмиками вроде кроличьих нор, я даже из своего укрытия почувствовал всю мистику этого района. И с удовольствием побеседовал кое с кем из здешних коллег. В мыслях своих присоединился к человеческому большинству, как говорил Мел Гибсон в своем "Некроманте". Или "Нейроманте"? Одним словом, к помершим телам.
В этот вечер, в самый разгар первого и последнего представления, меня внезапно разбудили: без видимого почтения выкопали из песка и встряхнули за волосы.
- Почтенный, проснитесь, - услышал я голос. - Никак, вы совсем жмурик? Она пропала. Украли, я думаю.
Я неохотно отворил веки и сделал вопросительное выражение, обнаружив себя на подобии длинного полотенца. Наверное, тюрбан нашего факира-престидижитатора в изначальном формате. Я имею в виду чалму, а не самого иллюзиониста.
Беспокоил меня плюгавый тип, числящийся у нас в жонглерах, по прозвищу Крошка Цахес. Настоящее имя его было Циннобер, только о нём никто не вспоминал. Я подозревал, что сей жонглёришка умеет всё то же, что и средневековые - петь, плясать, сочинять стихи и заниматься прикладной акробатикой. Но состоял лишь при блошином аттракционе, а поскольку дрессировке поддаются только крупные человеческие блохи, давно вписанные в Красную Книгу как исчезнувший вид, у него был чрезвычайный дефицит актеров.
- "Кто, блоха-ха-ха?" - спросил я.
- Нет, Говорящая Голова. О Боже! Ее номер идет, то есть стоит сразу перед моим, и Директор обвиняет лично меня, что блохи заели Голову по причине жуткой конкуренции.
"Я же немой. То есть не ваш. То есть свой собственный".
- Ах, ну пожалуйста! Я вам и мясо принес - от себя оторвал.
- "Не люблю человечину".
- Это свинина в соусе тартар, которая была на завтрак.
- "Фу. Почти то же самое. А как насчёт лампочкой помигать?"
- Принёс ксеноновый садовый фонарь, я с такими работаю свой номер. Вот.
Штуковина на длинной палке могла сойти разве что за протухший факел, но уж ладно. Юноша он неплохой и даже слегка ко мне привязан. Наверное, потому, что на мне в принципе могли быть собачьи, а то и кошачьи блохи, состоящие в кровном родстве с человеческими. Интернациональная солидарность, как говорили мои последние работодатели.
- Ч-чем м-могу служить?
- Ох, вас такого и первый ряд партера не услышит. Скрип колодезного ворота в безлунную ночь. Может быть, принести вам сырые яички только из-под птички, как говорит шотландская народная баллада?
- Н-не знал, что н-наш страус забеременел.
- Это после того, как его охолостили. Во время номера "Дружба зверей" едва не залягал насмерть бегемотиху.
- Какую бегемотиху - жену нашего директора?
- Нет, хотя стоило бы. Ох уж этот Пол Брегг... Так будете кушать свинку? А то я...
- Нет, я! - раздался рык, подобный грому, и из закулисы выскочило нечто огромное, наряженное в щегольской фрак с крахмальным пластроном и пристяжными манжетами. Истинный денди, если бы не полосатый хвост, что раздвигал фрачные фалды, не обрывок цепи, виднеющийся из-под шейного платка, и не желтые когти и клыки. Тигр-людоед, перекованный в вегетарианца по методу Макаренко-Дурова-Брегга.
- Где свинья? А то я их люблю, особенно длинных. Обвернуть листьями гуайявы и испечь в земляной печи...И закусить капитана Кука его поваром. М-м!
Хотя всё эти слова он произнес мысленно, то есть простым рыком, Жонглер понял его отлично. Я - тем более.
- Вот она, - пролепетал он, брякнув тарелку на пол, и спрятался за мной.
Тигр убрал мясо в один присест. Потом, так же сидя на полу в позе лотоса, воззрился на меня:
- Это что за тухлятина? В меню буфета такого не значилось.
В сей страшный миг на арене, то есть за ней, в смысле по нашу сторону занавеса, появился широкоплечий малый в красном сюртуке с разговорами из черного шелкового шнурка, черных лакированных галифе и нечищеных сапогах. Нафабренные, как подкова, усы достигали кончиков глаз и торчали пиками. Одна белая перчатка держала хлыст и пистолет, другая упиралась пальцем себе в висок.
- Шарик, на место, - произнёс он голосом, похожим на железный прут, которым стегают звериных бунтарей. - Вы чего, с гроба рухнули? Держу пари, что этот карманный цирк ты устроил, блохолов поганый.
И тут я понял, куда можно выйти из создавшегося положения. Местные коллеги подсказали - возможно, среди них были своего рода Маугли или даже волки-оборотни.
- "Мы одной крови, Тайгер, - шепнул я на ментале. - Ты, я и наши блохи".
А потом борода моя закрутилась в жгут и ужалила руку, кормящую Тайгера шпинатом, репой и оплеухами. Хлыст уронил свою честь, пистолет кое-как удержался от падения.
- Огнестрела не бойтесь - ракетница с холостыми хлопушками, - сказал я по-настоящему. - И шума он побоится.
Все они знали, что это враньё и пистолет боевой, как и полагается настоящему трусу. Однако Жонглер приподнялся с колен, Тайгер - из лотоса, а Пол Брегг попятился.
- Д-директору пожалуюсь. В кондуит попадёте и...
Тут его не стало на нашем горизонте.
- Хотел бы я знать, - произнес я вдогонку. Что-то разговорчив стал на пустой желудок. - Пожилого тигра-людоеда без зубов, что светло горел в глубине полночной чащи, обломать нетрудно. Но как это можно жонглировать блохами? Они ж нелетучие. Когда их в старину воинским артикулам обучали, с ружьецом там стоять, заряжать пушку и на передний край подкатывать, так даже задние ноги обламывали, чтоб им не прыгалось.
Жонглер хотел ответить, но тут в нашу сторону направилось нечто огромное и пыхтящее.
- Ай-ай, - говорил Директор на ходу, перекладывая брюхо с одного галса на другой и переливая его из пустого в порожнее. - Что у вас происходит? Мало мне того, что на арене и в коллективе полный раздрай, так еще и Пол, звезда наша незакатная, в отставку намерен подать. Голова кругом идет. Впору с такого апоплексический удар получить.
Физиономия у него и в самом деле была серо-буро-малиновая, толстая шея - как у кладеного быка. Классический синдром Стокчейна-Завиральтуса.
- Жрать надо меньше, - ответил я. - И не удар, а инсульт.
- Какая знающая голова, - промямлил он в полуобмороке. - Вот ее бы да на мои плечи.
"Перетопчешься, - послал я ему. - Жену свою лучше с загорбка спусти и заодно подобрей. А то как раздобреть - это у тебя мигом выходит".
Ему, я так думаю, ему кое-что все-таки от меня перепало. Потому что директор вдруг сказал:
- Парень, вообще-то не забывай, что следующий номер твой. "Мсье Андре Моро и его феноменальные блохи".
И удалился.
- Ой, как здорово, - сказал Цахес нам с тигром. - Свезло мне, что та Голова пропала. Только вот сейчас их домик подтащу поближе к занавесу.
- Слушай, ведь я прав? - спросил я. - Это у тебя вовсе не блохи. Светляки, что ли?
- Какие светляки, дядечка Павлов, - улыбнулся он. - Жуки ведь не дрессируются. Простые феи в крылышках и зеленых накидках.
- Разве такие существуют? Я думал, что сидхе ростом с человека.
- Ну, обрадовали. Конечно же, существуют! Ведь если человек говорит "их нет", то умирает одна фея. А если - "их да" - одна фейка воскресает и очень-очень хочет работать! Просто до упаду на арену в объятия униформиста! Хотя, наверное, больше того от скуки, чем из благодарности. Да, знаете - мне ведь уже начало везти почти как утопленнику: на здешнем кладбище я мигом воскресил и ангажировал свою будущую примадонну с полным комплектом прислужниц. Взаправдашняя эльфийская принцесса Эрецкигаль, блоха меня заешь! Аж мурашки по коже ползут от восторгательности, знаете!
- Слушай, а тебе не приходило в голову ими жонглировать, племянник? Мурашками?
- Дядечка, я, между прочим, Фаберлинка тоже читал. Жизнь муравьёв. Они же только для брачных танцев крылья выращивают. А кусаются - куда там простым блошкам! Муравью голову можно оторвать, а челюстей не разомкнёт и жала из тела не вытащит...
- Это ты с пчелой спутал.
- Ай, дядя, какой же вы начётчик. Велика разница: Фабр, Метерлинк или Фаберлик...
И убежал.
Я снова погрузился в медитацию. Тайгер совсем по-человечески поправлял манжеты и шейный платок. По всему видно было, что наш денди впервые за многие годы неволи наелся досыта. Ну, почти досыта.
Боковым зрением я увидел, что Безенчук, наш бессменный кормилец, проник в загородку оркестра. Там как раз держали паузу - по причине бывших и будущих событий она была весьма тяжелой, и оркестрантам факт было не до воров.
Чуть позже буфетчик легкой рысью пробежал мимо, неся на вытянутых руках стопку медных дисков. Волосяные кисточки на его ушах горели чистым оранжевым пламенем, хвост слегка трепетал третьей фалдой сюртука.
"Большие и малые литавры, - сообразил я. - И прекрасно. В буфете вечно тарелок не хватает - посетителей зелёнчатой медной ярью травить".
- Эй, кровник, - толкнул я Тайгера в бок своей бородой. - Говорящую Голову ведь на блюдо кладут. Как будто Ивана Крестителя после акта чистой любви с Саломеей. Дуй-ка за Безенчуком и намекни, что за молчание надо платить, а краденым - делиться. Одной штуки мне хватит.
"И с него хватит тоже, - подумал я. - И с Жонглера".
С той стороны занавеса доносились восторженные вздохи и зеленоватые круговые вспышки. Оркестр, наконец, опомнился и урезал вальс на одних духовых. Каллиопа чуть подумала - и взревела органом; причем абсолютно не в такт.
"Добрый я сегодня, - растроганно подумал я, - добрый и праведный. Прямо не ученый, а рыцарь со святого образа. Или вообще: Рыцарь Святого Образа. Вот вернется Тайгер, надену это блюдце на голову вместо шеи, - и пойдем с ним вдоль по большой дороге. Царя Фей тоже прихватим вместе с его Царицей. И могильных огоньков для компании - тоже заскучали, пожалуй. Я буду Дон Кихот в шлеме волшебника Мамбрина и с крестом наперевес - вон сколько их тут валяется, бесхозных. Чем не шпага? Жонглер - Санчо Панса. Он, правда, худенький, ломкий, но подкормим авось. А Тигр? Да ведь дон Алонсо Кихано однажды льва укротил, так зевакам и скажем. Парочку цирковых лошадей свести из конюшни и приобрести для меня туловище - не проблема. В морге здешнем, к примеру. А Пола можно тигром слегка подрать для пущей мягкости или фейками закусать - тоже прибыль. Выручку за представления будем грести прямо большим шлемом, как в покере. Решим только, когда когти рвать удобней - завтра или прямо сегодня в конце вечернего представления".
Эх, мечты-мечты, где ваша сладость?
Я возлежу на плоском медном блюде, и каждый мой плевок звучно отдаётся в его недрах. Плююсь я в основном устрицами и ананасами в шампанском.... И косточками наших с Тайгером поклонниц.
(Рассказ составляет частицу коллективного тела, пока еще не воссозданного. Осирис этот именуется "Шапито". Гастроли цирка и единственное представление ночью на кладбище...)