Осень
Печали свет из лабиринтов памяти,
Печали свет размыто-голубой.
А наша жизнь стоит на паперти
И просит о любви с протянутой рукой
Лариса Рубальская
Я всегда чувствую приближение осени. И это нисколько не зависит от моего знания о естественной смене времён года. Просто наступает такой мо-мент, когда душа ни с того ни с сего вдруг начинает тосковать, а сердце слад-ко болит. А ещё ожидание чего-то светлого и немного печального.
Когда я полюбил осень? Я задавал себе этот вопрос сотни раз — и вспоминал осень 1989 года. Возможно, именно тогда, в одиннадцатом классе, я и полюбил это унылое, но прекрасное время года, полное грандиозных планов и несбывшихся надежд.
Хочу рассказать одну историю, которая случилась той осенью. Теперь, спустя почти шесть лет, я не могу точно сказать, было это со мной или с кем-то ещё. Словно кто-то рассказал мне всё так подробно, что, закрыв глаза, я ясно вижу перед собой её немного грустное лицо за тонкой пеленой дождя.
Случилось это в октябре, в один из дождливых выходных дней…
Человеческая память имеет странную особенность: мы прекрасно помним то, что произошло несколько лет назад, но можем напрочь забыть то, что делали вчера. Но есть такие моменты, которые не забываются никогда. Впро-чем, я отвлекаюсь. Начну с предыстории.
Звали её Жанна, а может и Женя. Она была подобна ангелу с длинными светлыми волосами и лицом богини. У неё были глаза кошки и повадки хищницы. Но Женя была доброй и нежной.
Жила она в небольшом посёлке на берегу Волги, в часе езды от города по плохой дороге. Единственной достопримечательностью посёлка был нефтеперерабатывающий завод имени Менделеева. Зато, какой вид открывался на великую русскую реку Волгу! Можно часами стоять на высоком берегу и слушать, как волны медленно накатываются на берег, лениво гладя песок. Между тем, тихо шепчутся о чём-то своём деревья в парке. В такие моменты хочется забыть обо всём и просто сидеть на берегу и задумчиво смотреть вдаль, радуясь жизни, каждому её мимолётному мгновению, оставаясь при этом самим собой.
В том году Жене исполнилось четырнадцать лет, но, учитывая её рост, ей можно было дать и все шестнадцать. Она училась в девятом классе. Её кумирами были Виктор Цой, Константин Кинчев и Вячеслав Бутусов (именно в таком порядке), у которых она училась любви и ненависти, добру и злу. У Жени был девиз, позаимствованный из песни группы «Кино»: «Если есть в кармане пачка сигарет, значит всё не так уж плохо на сегодняшний день».
Да, к сожалению, она курила. На то у неё были свои причины. Я не могу осуждать её, зная, что ей пришлось пережить. Женя была не так сильна, как могло показаться на первый взгляд. Ей просто необходим был кто-то, кто все-гда мог находиться рядом и поддержать в трудную минуту. Вот его-то и заме-няла сигарета — тлеющий уголёк в прохладном вечернем сумраке.
У Жени было много друзей в посёлке, но как это часто бывает, это были друзья на один день. С ними можно бесцельно шляться тёмными улицами, пугая прохожих, ходить на дискотеки или вести бесконечные разговоры ни о чём. Это болото медленно, но методично засасывало, превращая в безликую, серую массу.
Всё это заставило Женю попытаться найти друзей через газету «Юность». Она попросила свою подругу Ларису сочинить объявление. Лариса написала текст и показала Жене. Вскоре письмо под номером 405 было опубликовано.
Писем ей пришло немного, причём одно тупее другого. Но среди этого серого однообразия было письмо вашего покорного слуги. И оно не осталось без внимания. Женя сразу написала ответ.
Я получил письмо 26 августа в субботу и сразу же прочитал, закрывшись в своей комнате и немного волнуясь. С того дня, собственно и начинается история. Тогда в моей жизни не было ничего важнее этой переписки. Это было прекрасное время. Я до сих пор удивляюсь, откуда мы находили столько слов для писем, ведь каждое письмо было написано не менее чем на трёх листах аккуратным (у неё) или относительно разборчивым (у меня) почерком.
Помню фотографию Жени небольшого формата, присланную в одном из писем. Это был обычный любительский снимок на пожелтевшей от времени фотобумаге. Но даже на этой не самой удачной фотографии было видно, что Женя потрясающе красивая девчонка. Признаюсь, я сразу влюбился в неё, в прекрасное лицо богини, в роскошные длинные волосы, в тонкие линии бровей. Я никогда не расставался с этой фотографией. А долгими осенними вечерами включал магнитофон и, не отрываясь смотрел на неё, очарованный красотой Жени. За окном ветер срывал с деревьев листья, а дома в тепле было приятно держать в руках очередное письмо от Жени и смотреть на фото, думая о том, что в одном посёлке живёт девушка, которой ты нужен.
Это было ни с чем не сравнимое ощущение полёта. Просто нет слов, чтобы выразить ту гамму чувств, которые испытывал, читая её письма, полные боли, отчаяния, доброты и нежности. Женя могла находить такие слова, которые доставали до самых глубин моей души, заставляя сопереживать каждой строчке, каждому слову.
Письма я получал регулярно, один раз в неделю, по крайней мере, той осенью 1989 года. На перемене я бегал домой и вынимал из почтового ящика письмо, на уроке писал ответ и отправлял его после школы.
Сказать, что я был счастлив — ничего не сказать. Поверьте, это так. Это надо прочувствовать самому, чтобы понять, с каким трепетом ваш покорный слуга аккуратно вскрывал конверт трясущимися от волнения руками и читал, затаив дыхание. Да, это были воистину минуты блаженства. А потом…
Потом Женя пригласила меня в гости. Был понедельник, и до выходных оставалась целая вечность. Я не знал, куда себя деть все эти дни. Даже музыку не мог спокойно слушать — так волновался! Всю неделю шёл дождь, отчего было грустнее, чем обычно.
Шёл октябрь, середина осени — время, когда с деревьев облетают последние листья. Аллеи парков покрыты жёлто-коричневым ковром, постепен-но превращающимся в грязную мокрую кашу, которую поедает утренний ту-ман.
Наконец наступил тот долгожданный день, но мне всё ещё не верилось, что увижу Женю. Бог мой, как я волновался! Всю дорогу я думал о том, что скажу ей при встрече, но в голове было пусто. Я тупо смотрел в окно автобуса до самого посёлка.
Из автобуса я вышел последним и огляделся по сторонам, отмечая про себя каждую деталь, как, то: закрытый киоск «Союзпечати», облупившуюся краску автостанции, полуразрушенную лестницу местного почтового отделения, а также яркую вывеску видеосалона.
Женя стояла чуть в стороне от автостанции в серой курточке, чёрных брюках и грязных кроссовках. Волосы её были распущены. По лицу медленно текли дождевые капли, очень похожие на слёзы. Мы долго смотрели друг на друга, не решаясь нарушить неловкое молчание. Наконец Женя произнесла тихим голосом:
— Это ты Миша?
— Да, я.
— Ну, тогда здравствуй!
— Здравствуй!
— Погуляем? — предложила Женя.
Я кивнул в знак согласия, не в силах что-либо ещё ответить от волнения. Мы пошли гулять прямо по лужам под унылым серым дождём. Женя с интересом рассказывала про свой посёлок, про школу, про своих друзей и подруг и весёлую жизнь, полную табачного дыма и ярких дискотечных огней. Я большую часть времени молчал, слушая её дивный голос, заставляющий вре-мя от времени замирать моё сердце.
Сразу за домом культуры начинался парк, из которого открывался потрясающий вид на Волгу. Даже в тот пасмурный осенний день это было ни с чем не сравнимое зрелище. Тропинка, по которой мы шли, была узкая, поэто-му я шёл позади Жени. Отдельные её слова терялись в тихом шорохе дождя и плеске волн. Меня охватило странное ощущение, что всё это когда-то уже происходило со мной, возможно во сне.
Не знаю, могут ли быть воспоминания из прошлой жизни у шестнадца-тилетнего парня. Сейчас я верю в это, верю всем сердцем, всей душой. Вы можете мне не поверить. Это значит, что вы никогда в жизни не испытывали того, что испытывал я в тот дождливый октябрьский день, полный запахов осени и ощущения свободы.
Мы повернули направо, и вскоре Женя показала мне речку, которая впадала в Волгу.
— Это наша речка Печегда, — пояснила она, лёгким движением руки убрав со лба мокрую прядь волос.
— Хорошо здесь, — задумчиво произнёс я, глядя с моста на воду.
Вскоре наши глаза встретились на короткий миг. Женя рассмеялась, чем немного смутила меня. Мы пошли обратно в посёлок. За нами неотступно следовал дождь, словно строгий страж. Под ногами хлюпала грязь. Мокрые ветви кустов тянулись к нам, пытаясь заключить в свои объятия.
Потом Женя пригласила меня домой. Мы промокли почти насквозь. Она открыла дверь квартиры своим ключом. Я вошёл вслед за ней, вытирая воду с лица платком, который лежал в кармане брюк
Я сидел в её комнате на стуле, пока Женя разогревала обед на кухне. В комнате было много комнатных растений. На стенах висели фотографии Цоя, Кинчева, Бутусова, её близких друзей и подруг, а также большой календарь на текущий год с изображением Наташи Королёвой. На книжной полке, кото-рая висела над письменным столом, у которого я сидел, стояли учебники и две коробки с кассетами.
Не успел я закончить осмотр, как в комнату вошла Женя и пригласила меня в кухню обедать. Мы сели в кухне за квадратный стол. Женя поставила передо мной большую тарелку щей, дала ложку и положила чёрного хлеба. Я начал есть медленно (щи были горячими), постепенно втягиваясь в обеденный процесс. От второго я отказался. Женя тоже не стала есть второе. А потом мы пили чай с шоколадными конфетами, молча, глядя друг на друга.
Остаток дня мы сидели в её комнате, слушая старый альбом группы «Наутилус Помпилиус». Женя опять говорила, а я её внимательно слушал, изредка поглядывая на сгущающиеся сумерки за окном. Я думал о том, что провёл лучший день в своей жизни. Мне так кажется до сих пор.
Впоследствии я много раз приезжал в тот посёлок в разное время года. Даже после того как мы с Женей стали совершенно чужими, я приезжал просто пройтись знакомыми тропинками парка и посидеть на высоком берегу, глядя на проплывающие по Волге суда. Но на всю жизнь я запомнил лишь ту первую встречу с Женей в её небольшом посёлке в дождливый день в середи-не осени.
За окном стемнело. Женя включила настольную лампу, отчего большая часть комнаты стала казаться ещё темнее. Я мельком взглянул на часы, но она заметила этот мимолётный взгляд.
— Спешишь? — спросила Женя.
В горле у меня пересохло, и я прохрипел что-то невразумительное.
— Если хочешь, я провожу тебя.
— Да, мне пора, — сказал я, прочистив горло. — Уже шесть часов.
— Пошли, — ответила Женя и выключила магнитофон, оборвав на полуслове песню в исполнении Бутусова.
Я с трудом поднялся со стула. Ноги были как деревянные. Женя тем временем включила свет в прихожей и начала одеваться, глядя на себя в зеркало. Я подошёл к вешалке, надел куртку и ботинки.
— Готов? — спросила Женя.
— Да.
— Тогда вперёд.
Женя открыла дверь и пропустила меня вперёд. Я подождал, пока она запрёт дверь, и начал спускаться по лестнице. Мы вышли на улицу. Свет фонарей отражался в многочисленных лужах. Под ногами хлюпала вода и грязь. Автостанция находилась неподалёку, поэтому мы шли медленно. Я чувствовал, что Жене так же грустно расставаться со мной, как и мне с ней. Я видел, что она хочет мне что-то сказать, но в последний момент передумывает и только вздыхает. Наверное, это правильно, ибо очень трудно найти те единственно правильные слова перед расставанием на неопределённый срок после первого свидания.
На улице было холодно. Дождь прекратился. Я засунул руки глубоко в карманы куртки, глядя то на лужи, то на Женю. Она была печально-задумчивой и смотрела прямо перед собой, поёживаясь от холода.
— Скоро зима, — сказала она обречённым голосом и посмотрела прямо мне в глаза. — А ты любишь зиму?
— Раньше любил, а теперь…
Я не смог продолжить. На глаза почему-то навернулись слёзы, поэтому мне пришлось отвернуться. В это время опять пошёл дождь, и я вновь посмотрел в лицо Жени. Мне теперь часто снится её лицо за тонкой пеленой дождя, освещённое светом уличных фонарей. Мы стояли под дождём, глядя друг на друга, слушая шелест капель по асфальту и ветвям деревьев.
— Пойдём, а то опоздаешь на автобус, — сказала Женя.
Вскоре мы стояли около автобуса и никак не могли попрощаться. Водитель с какой-то особой теплотой смотрел на нас.
— Ну, до свиданья! — еле смог я из себя выдавить.
— Пока! — ответила Женя. — Пиши.
— Конечно.
Женя повернулась и пошла домой. Я какое-то время смотрел ей вслед, а потом занял своё место в автобусе. Всю дорогу я смотрел в окно, хотя из-за дождя практически ничего не было видно. Дома меня ждало письмо от Жени, на которое я сразу написал ответ. Мне было очень грустно, что этот день закончился.
Надеюсь, теперь Вы понимаете, почему я люблю осень. Как много может значить один единственный день в жизни?! Ни весна, ни лето и уж тем более ни зима не несут в себе даже малейшей частички того очарования, которое я нахожу в осени.
Говорят, что осень — время поэтов, заставляющее их творить. Что ж, может и так. Но несмотря ни на что я с каким-то трепетом жду прихода осени, чувствуя её дождливое дыхание ещё в конце июля, когда в воздухе что-то незаметно меняется. А ты, проснувшись утром, вдруг обнаруживаешь: что-то не так. На улице светит солнце, жарко, но в свежем дыхании летнего ветра чувствуется еле заметный привкус печали и неизбежности.
Вы можете спросить: где теперь Женя? почему мы расстались? Я не знаю. В том, что мы расстались, я склонен винить только себя, хотя истинной причины не знаю до сих пор. В любом случае, нам не суждено быть вместе. У неё теперь своя жизнь, у меня — своя. Просто судьбе было угодно, чтобы мы встретились в тот дождливый осенний день.
Да, я верю в судьбу, верю в то, что всё предначертано свыше. Я никогда не пытался уйти от судьбы, от своего рока, если угодно, следуя по жизни безропотно и чуть беспечно, отдавшись течению бесконечной реки времени. Жалею лишь о том, что в жизни так много расставаний и очень мало встреч. Так много ненависти и так мало любви!
Судьбе было угодно, чтобы мы с Женей расстались через три года и три месяца. Какое трагическое сочетание цифр! Две «тройки», а сумме — «шесть». Впрочем, здесь я затрагиваю область необъяснимого, таинственного, мистического. Лучше оставить это Стивену Кингу, книги которого я с большим удовольствием люблю читать. Но всё равно я не верю, что это было простое совпадение. Не верю!
Вот и подошла к концу моя история. Я нашёл в себе силы предать бумаге то, что наболело за прошедшие шесть лет. Я очень рад, что сделал это. А на улице вновь чувствуется приближение осени.