14
Товарищ мой по курсантской жизни, — Генка Жила, взявший академотпуск и отставший от меня на два курса, болтался сейчас где-то в морях-океанах, на плавательской практике. Дружки-приятели по карточному клубу, который действовал в тёплое время года в школьном саду, были теперь кто где: большинство — в армии, некоторые — в тюрьме. Из старых друзей оказался в наличии один Серёга Калач, да и тот умудрился жениться.
Серёга — мой старинный приятель; ещё с тех давних времён, когда наша семья переехала с Кубани , из города Приморско-Ахтарска на Украину, — в Херсон.
Познакомила нас... музыка. Дело в том, что покойный отец мой мечтал видеть меня военным, — офицером, как когда-то и он. Но в то же время ему очень хотелось сделать из меня музыканта. Сам он любил играть на баяне и начал приучать меня к этому инструменту, ещё тогда когда над его мехами торчала только макушка моей головы. Без ложной скромности скажу, что слух и голос у меня были неплохими и поэтому я, поначалу, с удовольствием нажимал на клавиши, одновременно распевая популярные песни.
Однажды, матушка шла с рынка и увидала, недалеко от нашего дома, мальчишку сидевшего на улице, на лавочке, перед своей калиткой и наяривавшего на баяне. Понятно что придя домой, она тут же потащила меня знакомиться с коллегой.
Серёга оказался отличным, на год старшим меня, хлопцем. С годами дружба наша окрепла и мы не раз выручали друг друга в тяжелые минуты жизни.
Так, например: он прятался у меня, на чердаке нашей летней кухни, от своей разъярённой мамаши, после того как выбросил в школьный туалет классный журнал со своими двойками.
А я — у него во дворе, — на огороде, когда моя старшая сестра сдала меня отцу, (прямо как стеклотару в приёмный пункт), обнаружив в моём кармане спички и сигареты.
Итак, Серёга женился. История его любви — это вариация на тему той самой драмы, о которой так трогательно написал Вильям Шекспир.
Давайте теперь вернёмся ещё немного назад, — в историю нашей Родины.
Иосиф Виссарионович Сталин, как все знают, был вождём всех времён и народов, а также недоучившимся семинаристом. Поэтому библию уж он точно читал. И, похоже, в ней ему понравилось лишь одно только место, где описывается, как вавилонский царь Новуходоносор радикально решил проблему “умиротворения” евреев, расселив их меж подвластными ему народами. А земли их заселил другими переселенцами. Взяв этот метод на вооружение, он точно так же провёл переселения народов на Северном Кавказе и в Крыму.
После его смерти крымских татар в Крым, обратно, не пустили. Но всё же, многие из них, всеми правдами и неправдами, подтянулись поближе к своей исторической Родине и осели в южных районах Украины и в Краснодарском крае.
Серёгина “Джульетта” была очень красивой крымской татарочкой, родом из города Скадовска, расположенного на степном берегу Чёрного моря, совсем рядом с Крымом. И имя у неё было тоже очень красивое — Ливаи, но вообще-то Серёга звал её Лидкой. Ещё в детстве её обручили (Калач говорил, что чуть ли не с колыбели за неё был уплачен калым ) с таким же младенцем из татарской семьи, с которой были очень дружны родители Ливаи.
Дети вместе играли, вместе ходили в школу; в общем, росли как брат и сестра. Потом жениха призвали в армию, а невеста отправилась в Херсон, — поступать в техникум. Вот тут-то ей и попался на глаза красавчик Калач. Короче, не буду долго Вам рассказывать; у Вильяма, в пьесе, всё точно так и описано.
А дальше, любезный читатель, хочешь верь, а хочешь нет, — я передаю, почти дословно, всё то что услыхал от своего кореша Серёги Калача; так что, как говорится, за что купил, — за то и продаю:
Родители Ливаи запретили ей встречаться с иноверцем и иноплеменником, и увезли её из общежития домой, — в Скадовск. Но истинная любовь — преград не знает и Ливаи тайком убегает к любимому, то бишь Калачу. Серёгин отчим — замначальника милиции одного из районов города Херсона, устраивает влюблённым ускоренную регистрацию брака в ЗАГСе “ по блату”, то есть без испытательного срока в один месяц.
Затем на сцене появляется отвергнутый жених, успевающий демобилизоваться как раз к разгару драмы. Он теперь просто таки обязан исполнить освящённый веками ритуал мести за свою поруганную честь. Для этого ему нужно, в присутствии своих кунаков — друзей джигита, торжественно зарезать обидчика-Калача.
Старшее же поколение оказалось более прагматичным. Несостоявшиеся сваты — отцы Ливаи и демобилизованного жениха, пришли на переговоры к отчиму Серёги и предложили бартер. Они отменяют кровную месть в обмен на прописку их семейств в одном из городов Крыма. Серёгин отчим пообещал им сделать постоянную прописку в одном из районов... Крайнего Севера.
Ситуация окончательно зашла в тупик.
Для спасения собственной жизни у Серёги остался один-единственный шанс. Согласно тем же историческим традициям, при рождении первого ребёнка кровавая месть автоматически отменяется. Судя по внешнему виду моего друга, именно над этой проблемой он и работал в последнее время, днём и ночью. Раньше Серёга был куда более упитанным.
Но вообще-то Калач планировал исчезнуть, на пару лет, из поля зрения своих новых родственничков, куда-нибудь в Сибирь. Заодно и денег можно заработать на кооперативную квартиру или машину.
Счастливые молодожены, чтобы я не скучал, познакомили меня с Лидиной подружкой Валей. Нет, не татарочкой, (не хватало ещё и мне вляпаться в межэтнический конфликт), а с одноплеменницей, — тоже очень даже симпатичной славяночкой. И вот мы, двумя парами, по вечерам, начали посещать, по очереди, все летние танцплощадки города: “клетку” — в парке имени Ленина, “Ромашку” — в парке имени Ленинского комсомола и “Юность” — в Приднепровском парке.
Вообще-то парень я не трусливый, но нервный и впечатлительный. Поэтому, танцуя с партнёршей медленный танец, нет, нет, да и поглядывал по сторонам, — не подкрадываются ли к нам, с кинжалами, кунаки оскорблённого джигита.
Госпожа судьба, как будто специально беспокоясь о моём досуге, завернула в Херсон, на несколько дней, двух мужей моих старших сестёр. Один из них — “латыш” Толя, — из Лиепая, прибыл из Одессы, где участвовал в каком-то семинаре, слёте или конгрессе ведущих специалистов родственных по профилю машиностроительных заводов. Второй — атомщик Гена, направлялся на заслуженный отдых в Крым, по профсоюзной путёвке. Оба, как благовоспитанные зятья, не преминули воспользоваться случаем и засвидетельствовать любимой тёще своё почтение.
Парни они были простые, без гонора, не смотря на свой быстрый карьерный рост, ( один был уже главным инженером завода в Латвии, а другой начальником смены АЭС, расположенной рядом с Ленинградом). Поэтому и приняли меня в свою компанию как равного.
И началась курортная жизнь. Светлое время суток мы проводили на даче, за Днепром, или на одном из городских пляжей. По вечерам, после ужина, я отправлялся на танцы. Зятья же и примыкавший к ним, после работы, мамин племянник и мой старший двоюродный брат Володя, усаживались за столик, стоявший под густой вишней; на котором красовался пластмассовый бочонок, доверху наполненный сухим, белым, довольно качественным, а главное удивительно дешевым вином, под местным названием “кислячок”. Когда я возвращался домой, бочонок бывал уже почти пуст, а во дворе, под вишней, продолжался конкурс анекдотов, прерываемый взрывами дружного смеха. Я тоже присоединялся к “травле” на свежем воздухе. А рассказ о том, как бдительный радиоцентр принял Генин абонентский ящик за засекреченный “почтовый”, имел у публики вообще бешеный успех. Народ отдыхал по полной программе.
Вот так и проходил мой краткосрочный отпуск на юге, и похоже приближался, по моим расчётам, к завершению. Вот-вот должна была прийти телеграмма, отзывающая меня из этого тёплого, зелёного рая на суровый и прохладный Север.
И вот однажды утром, уходя на работу, мама попросила меня зайти к ней, после полудня в магазин и забрать сумку с продуктами, которые она обычно покупала в обеденный перерыв. Зятьёв привлекать, к транспортным операциям, она почему-то стеснялась.
Троллейбуса “тройки”, подвозившего совсем близко к “Филателии”, почему-то долго не было, и я сел в “четырнадцатый” автобус, который останавливался у сквера имени Карла Маркса. Нужно было через него пройти, а потом ещё немного, чтобы добраться до маминого магазина.
Выйдя из автобуса, я вошел в сквер и двинулся по центральной аллее, вдоль длинной клумбы с роскошными цветами на ней, в направлении к памятнику вождю мирового пролетариата. Дойдя до бронзового автора “Капитала”, стоявшего на постаменте оставшемся от предыдущей исторической личности — светлейшего князя Потёмкина-Таврического, я столкнулся... с “Мэрилин Монро”.
— Привет! — сказала мне моя любовь, одетая в смелое ярко-желтое мини-платьице, эффектно обтягивающее её стройную фигурку. — Как дела?
— Да так, средне... между плохо и очень плохо, — ответил я, всё ещё контуженный неожиданной встречей.
— А что так? — участливо спросила она меня.
— Скучаю по тебе Оленька, — честно признался я.
— А ведь ты сам не захотел переписываться. Как же; мы ведь такие гордые, — лукаво улыбнулась торжествующая красавица.
— Да, был такой грех. Виноват, каюсь, — забормотал я, признавая себя побеждённым и сдаваясь на милость прекрасной победительницы.
— Ну а теперь, будешь послушным мальчиком? Давай мне твой мурманский адрес, а я напишу тебе свой.
Я был окончательно сражён великодушием своей юной повелительницы.
Оля спешила домой. Сегодня она уезжала с родителями в село, — к бабушке. Конечно же я пошел не к матушке в магазин, а отправился провожать свою так счастливо встреченную подружку. По дороге мы рассказывали друг другу как провели этот год.
Оля окончила школу, но поступать в техникум или в институт пока не собиралась, а хотела идти работать на наш “полупроводниковый” завод. Это было второе по численности “женское” производство города Херсона, после ХБК .
Я вкратце поведал ей о своей рыбалке.
Господи! Ну почему мы так быстро пришли? Вот и знакомый двор между двумя пятиэтажками. Тут ничего не изменилось. Роскошный серебристый тополь шелестит на ветру своими листочками: с одной стороны зелёными, как будто лакированными, а с другой словно покрытыми белым инеем. А под ним скамья и стол, за которым столько тёплых вечеров, почти до утра, просидели мы вдвоём, тесно прижавшись друг к дружке.
У подъезда Олиного дома мы постояли ещё немного и расстались.
Дома меня ждал ещё один сюрприз, — на этот раз не очень приятный. Весёлая компания под вишней, торжественно вручила мне бумажку с наклеенной на неё узенькой полоской с чёрными буковками: “Срочно вылетай тчк стармех”.
----------------------
Кубань - Краснодарский край.
калым - выкуп за невесту.
ХБК - хлопчатобумажный комбинат.
Продолжение следует.