Два экипажа вертолетов, в.т.ч. наш, отработали в Шевченко и возвращаются домой, в Алма-ату.
На дворе - глубокая осень: рейсы задерживаются и откладываются, а некоторые ещё и переносятся. Мне поручено командиром экипажа взять «места» домой, на ближайший «Ил-18».
Выполнив поставленную задачу, возвращаюсь к ребятам, в оккупированный кружок крохотного зала, в аэропорту. Многие - навеселе, но норму знают.
Вдруг, под потолком щелкнуло и шурша и хрипя "сказало":
- Самолёт такой-то (называют наш рейс), задерживается по метеоусловиям Москвы до такого то времени.
Через некоторое время снова «вещают»:
- Рейс такой-то, следующий по маршруту «такому то» - Шевченко-Алма-ата (номер рейса другой) вылетел из «такого-то пункта», расчётное прибытие во «столько-то».
Мой командир занятый расписыванием «пули», машет мне: Витька, мухой переделай места на этот рейс!
Со скрипом правда, но выполняю.
Молодость, напор, и, свой - служебник, как никак.
Ждём прибытия самолета. Народ, расслабившись и чувствуя себя уже в кресле лайнера по пути домой, «допивает» последние командировочные копейки.
Всё вроде в норме кроме «бортача» со второго экипажа: он - «совсем хороший», но держит марку - сидит в кресле молча, стараясь не падать, и только икает беспрестанно.
Раздаётся голос «под потолком»:
- Рейс такой-то (наш), задерживается в одном из пунктов промежуточной посадки, до такого-то времени.
Немного погодя щелкнуло и «заговорило»:
- Рейс такой-то (предыдущий наш - на который первично были сделаны места), вылетел и прибытие в Шевченко во столько то.
Прикинув соображаю: предварительно, время прибытия – раньше, чем время, до которого задерживается наш второй рейс, на который переделал места.
Командир поднимает натруженные «непомерными трудами» глаза, и делает мне знак:
- Вп-ерёд, бля!
Выполняю - благо сменилась девушка «делавшая» нам места на второй рейс.
Поставив штампик, она хотела было спросить, какого хрена я дрыгаюсь туда-сюда, но увидев мою многочисленную «развесёлую компанию», воздержалась.
Чего уж тут непонятного?
Народ, разбрёдшись и растёкшись, радостно дожидается рейса.
«Щелкнув, из динамика захрипело»:
- Рейс такой-то и рейс такой-то (оба «наши» - и первоначальный и последующий), задерживаются метеоусловиями такого-то пункта.(Как бы не Гурьева). Не помню уже.
«Хрип с потолка» продолжил:
- О времени вылета будет сообщено дополнительно.
Народ, очнувшись смотрит на меня.
- А я что могу ?!- таращу на них глаза.
И тут, тот же «голос» продолжил хрипя, гад:
Прямой рейс такой-то, из «оттуда то»… и следующий в Шевченко и Алма-ату, прибывает в Шевченко «во столько то»…
Народ вопросительно-требовательно глядит на меня, а командир пожав плечами и воздев к небу руки, разводит ими в стороны: Мол, что поделаешь ? Такая твоя планида.
Иду в «перевозки» и глядя в пол, прошу переделать нам места на «этот» рейс.
Дежурившая женщина - уже «в годах» дама, молча взяла билеты и позвонив куда-то, красной ручкой перечеркнула все предыдущие записи. Так же молча вписала новые места, на этот, подлетающий, как нам казалось, рейс.
Мне бы, её нервы!
Возвращаюсь в зал, успокаиваю народ с тоской глядящий на меня:
- Мол,всё в порядке братцы!
"Братцы" успокаиваются, а бортмеханик Лёха мирно спит в кресле, забравшись на него с ногами и подложив руку под щёку.
Мы оживлённо готовимся к вылету, как вдруг «глас из рупора» вводит в состояние полного «столбняка»:
- Рейс такой-то (последний наш) ещё не вылетал. Рейс из Москвы (самый первый наш), вылетел из Гурьева и прибудет в Шевченко через полчаса.
- !!!!!!!!!!
На меня, уже никто из наших не смотрит – всем и так всё понятно. Я конечно же иду в «перевозки».
Мда.
- Иду - говорю.
Но меня там «посылают так далеко», что у нас - «не хватит топлива похоже», даже с «дополнительной бочкой» - и нашей и наших коллег. Заодно подробно «объяснили» мне «куда следует пристроить, засунув», все наши билеты - анатомически очень точно указав «координаты», и «особенности применения».
Выхожу из комнаты «начальника отдела перевозок» печальный как рыба-луна, не гляжу на нашу «молчаливую команду», и иду покурить на улицу.
Командир, уже не вмешиваясь в течение обстоятельств и видя по моему лицу и горящим ушам результаты «переговоров», курит рядом.
Вдруг видим, как мимо нас, пошатываясь и молча проследовал бортмеханик из второго экипажа – Леха, доселе мирно спавший «с ногами на кресле».
В руке - чемодан, на голове - шапка кокардой «задом-наперёд». Кидает его бедолагу из стороны в сторону, как шлюпку в десятибалльный шторм, но «курс» на ворота держит верно.
Мы ему «кричим шепотом»: Куда ты Лёха? Стой дурило! Погоди же. Счас тебя увидит местный командир, и будет нам полный абзац!
Реакция на наши призывы – абсолютный ноль, а ведь мы - «чужие здесь». Мы у командира отдельной Шевченковской эскадрильи как кость в горле.
«Столичные», - как нас называют.
Слышим «рычит Ил-18» московский, руля на перрон.
Трап подкатывают и с него сходят с «шевронами от кисти до плеча» несколько дядЕй-лётчиков. Встали возле трапа, закурили, разговаривают.
Лёха, "ничтоже сумняшеся", качаясь как рыбацкая шаланда на волне идёт мимо них и споткнувшись о ступеньки трапа, роняет чемодан, одолев почти половину ступеней в «вертикальном состоянии». Но, решительно опустившись на руки, таки продолжает путь - хрен с ним, с чемоданом!
Вдруг, один из «дядей с шевронами до плеча» подхватывается, и - к чемодану.
Мамочки! Прёт его наверх, поддерживая и Лёху под белы рученьки...
Возле нас с командиром хлопают изумленно глазами экипажи, без одного бортмеханика.
Выходит на трап «посадочная дежурная» - та самая, что объясняла про «применение билетов» - и найдя глазами(наверно запомнила почему-то) машет мне рукой, показывая:
- Давай билет!
Командир, втянув голову в плечи, обронил: …Ну всё! Счас запишут фамилию и снимут с рейса, а нам - пикелей выпишут, всем.
Кивает мне: отдай билет!
Как ни странно, ничего подобного не случилось. У меня забрали Лехин билет, оторвали посадочный талон и,… вернули билет стюардессе. Трап отъехал, дверь закрылась, «Ильюшин восемнадцатый» запустив свои четыре могучих двигуна, медленно порулил увозя домой Лёху.
П.С.
..мы «уехали» на последнем рейсе. В салоне самолета было меньше половины народу: все «слабонервные» измотав в конец «перевозки» разлетелись кто куда.
Лёха-же, когда мы начали дома его спрашивать: "неужели ты не видел кто стоит возле трапа самолёта?" - ответил, дословно: Бросили меня и рады, бл-ди! - Я очнулся в Алма-ате – бурчит на нас, мрачно, Лёха. - "Стюра" будит меня, а никого из экипажей в самолете нет. Чуть умом не тронулся! Куда меня бл., завезли то?! Хорошо, что мужик какой-то с кучей «шевронов» на рукаве - заботливый однако - сказал что мы в Алма-ате, и можно выходить.
Я и вышел...
И продолжил, качая головой: Э-э-эх! Бросили и рады. Товарищи называетесь.
Бл-ди вы все!