Первый эпиграф:
«И снова восемь ног сверкают
В его блестящем животе».
Второй:
«Лицо коня прекрасней и мудрей»
Заболоцкий
Слово из романов, прочитанных в детстве – коралль. У нас говорят – левада. Загон для скота или лошадей. Твердо ассоциируется с жизнью, о которой я всегда мечтал, правда, понял не сразу. Поэтому, наверное, купил, спустя много лет, учебник верховой езды Джеймса Филлиса. Из которого узнал еще несколько красивых слов – вольт, полувольт, мундштук, трензельный повод, балансэ, и прочую ерунду, впоследствии оказавшуюся не особенно нужной.
И до сих пор подбегаю к кухонному окну, услышав стук копыт по асфальту, – конный полицейский патруль. И идя за хлебом, вижу остатки навоза, не до конца склеванного воробьями и не подобранного окрестными бабками. Вдыхаю вкусный запах, за которым чувствуется знакомая, но позабытая жизнь.
А рассказать хочу, об обычном летнем дне небольшой конюшни.
В данном случае – лицо кобылы. Две лошади: мама – Ласточка и дочь – Крапинка, соответственно двенадцати и двух лет. Ласточка, спокойная, даже степенная дама средних кобыльих годов, русский рысак гнедой масти. И дочка, от папы владимирского тяжеловоза, – полутяж, играющая огромными мускулами, по подростковому непоседливая и игривая. Тоже гнедая, но полукровка.
Утром их чистят. Жесткой щеткой вычесывают подшерсток, мягкой – пыль из шкуры. Потом расчесывают гривы и хвосты. Очищают копыта, смазывают маслом, предохраняя от трещин. Причем, если Крапинку чищу я, то она волнуется: не стоит на месте, слегка бьет передними ногами в стену собачьей конуры у «развязки», пытается цапнуть за руку и поцеловаться. Короче, кокетничает изо всех сил, взволнованная мужским запахом.
-- Играет петлей – говорит Лариса – а ну, прими!
Еще Крапинка беспокоится за мать, оглядывается, фыркая, когда я присаживаюсь почистить «стрелки» на копытах Ласточки. Делает несколько шагов ко мне.
А за хорошее поведение, я протягиваю ей на ладони овес и ощущение, с которым лошадь берет губами зерна, несравнимо ни с чем.
Затем мы отпускаем лошадей в леваду, а сами начинаем чистить денники. Я выгребаю опилки, перемешанные с мочой и навозом, и складываю их в мешки. Сыплю на землю свежие. Протираю тряпкой стены, на всякий случай приношу воды. Мне не трудно, и для капризной Крапинки я хожу за водой на пруд. Она не любит воду из скважины – жесткая.
А мешки с грязными опилками с удовольствием разберет местное население, сиречь народ. За это с народа осенью я возьму дань: морковь, капусту и свеклу. Будет чем питаться лошадкам.
Потом мы седлаем Ласточку, Крапинка еще молодая и сегодня побегает просто так, без седла и наездника. Лишь бы не застаивалась, лошади нельзя не работать, в отличие от человека. Избыток белка может ее убить. Его много, например, в крупном клевере, и я стараюсь поменьше подпускать Крапинку к нему.
Снимаю недоуздок и беру уздечку, одеваю ее на голову Ласточки. Завожу «железо» и протаскиваю через уши затылочный ремень.
Кладу вальтрап, сверху потник, продеваю ремешки вальтрапа. На потник – седло, обычное спортивное, за червонец, из ближайшего магазина. Завожу подпругу, у нас она одинарная с тремя пристругами (одна запасная), делаю «горку» и, пока Ласточка надула живот, не затягиваю. (Когда пролажу под шеей, Ласточка слегка взбрыкивает). Регулирую стремя, чуть распуская путлище. Подтягиваю подпругу. Может, это байка, но все конники считают, что лошади напрягают живот во время затягивания подпруги.
Выводим. Сначала я иду с Ласточкой в поводу. А когда проходим часть дороги, залитой бетоном, сажусь в седло. Не люблю ездить по бетону, он скользит и зверски стачивает подковы, которых и так не напасешься. Посадка у меня казачья, по крайней мере, я так думаю. Я держу повод одной левой рукой, накладывая ладонь сверху и подсекая мизинцем, и кто-то однажды сказал:
-- О. Так казаки ездили.
С тех пор, я уверен, что Григорий Мелихов обзавидовался бы моему умению сидеть в седле. С прямой спиной – «свечкой». Кстати, держать спину прямо в седле, намного приятнее и проще, чем в обыденной жизни. Прямая спина и развернутые плечи. Я думаю, офицерская выправка пошла отсюда.
Впереди по дороге, есть небольшой овражек, это мое любимое место. Когда я выезжаю из него, чуть пригибаясь к шее Ласточки, сначала появляется небо, потом уши лошади, а потом поле. Именно в таком порядке. И я чувствую себя, минимум, техасским шерифом, оглядывающим подведомственные территории. Тут главное расслабить тело и повторять движения лошади, стать ее «вторым этажом», покачиваться в такт движению с независимым видом сурового прожигателя жизни. Жаль, склон оврага не очень длинный. Да и вообще, он тут один такой.
Крапинка жует траву, где-то в начале поля и иногда тихонько ржет, напоминая матери о себе. Лариса свернула на тропинку, срезая путь к пруду, а мы с Ласточкой, не спеша, двигаемся по дороге вдоль поля. Ласточка лошадь очень умная и много работает с детьми, в этом есть плюсы и минусы. С одной стороны, управлять ей одно удовольствие, а с другой, она весьма избалована. Стоит немного расслабиться, как она тут же начинает жевать ближайшие травы и лопухи. Я чуть-чуть натягиваю левый повод и кладу руку ей на шею, направляя вперед. Знаю, это не педагогично, но не люблю подавлять, шенкеля и шлюссы – не мое. Ну, не то чтобы совсем не мое, но я стараюсь лишний раз не понукать. Мне нравится соответствовать.
Немного идем облегченной рысью, переходим на шаг. Выезжаем к пруду. Я снимаю седло, потник и вальтрап, кладу их сушиться. Лариса свистит, и Крапинка, не терявшая нас из вида, скачет через поле. И это очень красиво. Подбегает, начинает играть. Лариса ведет ее к воде. Крапинка с удовольствием заходит, окунается и плывет. Я веду Ласточку, та, зайдя по колено, долго пьет, а потом смотрит на меня с выражением: как-нибудь в следующий раз. Спокойно разворачивается и выходит. Я оглядываюсь – она уже жует какую-то дрянь около костровища. Приходится вылезти и отвести ее на траву.
Сейчас мы помоем лошадей, потом они обсохнут, я заседлаю, и мы поведем их на пастбище. Где проведем часа три-четыре. Может быть, я поеду на Ласточке, но скорее всего, пойду рядом, ведя ее под уздцы. Так удобнее вдыхать запах. Летом лошади едят траву и пахнут счастьем. Чистым. Абсолютным. Можно прижаться лицом к лошадиной голове и дышать им. Но надышаться, все равно не получится.
По дороге на пастбище, Ласточка обязательно навалит на дороге красивые кучки. Лариса ее похвалит. И мы пойдем дальше. Я буду оглядываться. Мне очень нравится запах лошадиного навоза, но об этом я, кажется, уже говорил. Тем не менее. Когда я впервые его услышал, то понял, что вернулся домой. И мне бы хотелось остаться здесь навсегда.