Фальшь

Леонид Терентьев
 
Острый  вопрос
 
 

 Работаю на военном предприятии машинистом  компрессорной установки.  Завод как завод, вокруг.  хорошие, отзывчивые люди. Но не могу избавиться от  ощущения: что-то ставшее привычным очень мешает делу, производству, желанию трудиться в полную силу…
   По утрам автобусное
многолюдье перетекает в
тесную проходную с вертушкой. Здесь — затор. Каждый называет номер   своего пропуска, дежурная  медленно его разыскивает. А в это время двое мужчин спокойно сидят рядом на диванчике — наблюдают… Хотя обязаны  работать все трое.
   Начался трудовой день. Заходит мой «шеф», берет журнал работы компрессоров и не глядя ставит свою подпись.
   Все прекрасно знают, что
записанные в журнале показания манометров, расхода масла и прочее -
сплошная «липа». А главное  — эти данные никому не
нужны. Но когда-то, давным-
давно, кем-то был  определен такой порядок. Теперь осталась лишь форма. Ей и следуют, не задаваясь вопросом: зачем? Вот с чего начинается пренебрежение  к правилам техники безопасности и
документам, которые действительно   необходимы. Выкинуть бы лишние бумаги, но  оставшиеся вести скрупулезно и точно.

  По журналу все у меня в
ажуре, а на деле автоматика
не действует. Думал, разладилась. Оказывается, специально отключена: так проще. И скачут стрелки манометров, из цехов
звонят — «дайте воздух, без
ножа режете!», зря  расходуется уйма  электроэнергии…
  Сантехники сняли  умывальник и не думают  появляться. Начальник цеха руками разводит: исчерпаны все меры воздействия. Что же, думаю, делать? Вспомнил  свой скромный  стенгазетный опыт, пофантазировал и написал «Открытое письмо умывальника». С разрешения  администрации повесил на доске объявлений. Часа через два появляется водопроводчик, потом еще один. Когда все сделали, спрашивают: «Ну как, довольны?»
   Выходит, и вправду   смех — оружие сильное,  порой лучше грозных распоряжений действует.
Теперь сантехники сами  наведываются: все ли в порядке?
  Прихожу однажды на работу  — и своим глазам не верю:  на стене мои социалистические обязательства. Оказывается, я, сам того не  ведая, обещаю не иметь потерь рабочего времени,  активно участвовать в…, отработать не менее…, повышать уровень…
И еще: вызываю на соревнование своего напарника.
   Естественно, под  словами «вызов принят»   ни его, ни моей подписи нет.  Показываю Володе красиво выписанные, упрятанные под стекло наши с ним обязательства, другие, такие же аккуратные и столь же «липовые». Владимир, как человек опытный, усмехается:
  — Тебя что, эта
«филькина грамота» удивляет?!
  Что ему ответить? Ведь если бы между нами действительно было соревнование,
может, чище стало бы в помещении, надежнее работали
агрегаты, меньше электроэнергии уходило    без пользы…
  Разглядываю подсчет баллов за минувшие  полгода. У
меня выведено 26, у Володи - 28. Хотя все цифры
выполнения плановых заданий у нас одинаковы,  напарнику — прибавка как ударнику  коммунистического труда.
  А в его «плакате» 
строка: «заслужить   звание ударника»…
   Получается, «бурлит» трудовое состязание, а я  про то и не догадывался.   
Все-таки спросил у  председателя профкома, откуда появились обещания, которых я не писал.
  — Наверное, тебя не смогли тогда найти, —  равнодушно ответствовал он. И я подумал: вот что мешает делу больше всего — показуха, равнодушие.
 
   Убежден, что порядок  у нас наведут. Но сама тема   разговора — как бороться с
равнодушием? — останется,
наверное, еще надолго. 


Газета «Красная Звезда» (Москва)
1984 год