Щенки

Наталья Важенкова
               
23 февраля под звуки праздничного салюта Манька начала щениться…

Было всего три щенка…
Первый огромный мальчишка весь в папу  –  палевый с белыми лапами и там где было его сердечко, белое сердце как мы привыкли его рисовать, когда оно пронзенное стрелой!
 
Второй щенок – это крупная сучечка, очень красивая, темная с золотыми шерстинками, которая как только родилась, начала  скрипучим голосом, что-то, как ей казалось интересное,  рассказывать. Она молчала, только когда ела. Даже во сне она все что-то говорила и говорила, так и назвали ее «Скрипучка».
 
А третьего щенка, маленькую полузадохнувшуюся сестренку Скрипучки, Маруська к моему возмущению не стала облизывать и все отталкивала и отталкивала  носом.
Я пододвинула щенка к соскам и смотрела как она пытается сосать, но у нее ничего не получалось… Она захлебывалась, молоко, почему-то текло из ноздрей… Сенди, так назвали кобеля, и Скрипучка сосали  и толкались, елозя по Маруськиному животу, и только маленькая Блэки все время оказывалась откинутой в сторону.

            Кое-как накормив  младшую и слабую Блэки и подложив ее Маруське под бок, я  в два часа ночи отправилась спать. Вскочила я рано, часов в пять и бегом кинулась к щенкам и Маруське…
Маруська лениво подняла голову и посмотрела на меня с укоризной: «Щенков разбудишь! Что так рано-то подъем? Видишь? Спят они…»
Но… рядом с Машкой лежали только два щенка, а Блэки лежала в стороне как-то странно вытянув лапы, как брошенная игрушка… Я схватила ее на руки, а она была холодной и какой-то неестественно твердой… Я начала ее растирать, тормошить, дуть ей в носик, целовать маленькую мордочку… Сердечко ее медленно билось… Вдруг она обмякла и запищала!  Положив ее за пазуху, начала сцеживать у Маньки молоко. Молока было на трех щенков хоть залейся! Сцедив четверть стакана и перелив часть молока в маленький аптечный пузырек, принялась мастерить из пипетки соску. Все получилось просто замечательно! Осталось только накормить маленькую девчонку молоком.  А вот это-то и не получалось! Она начинала сосать и молоко лилось из ноздрей, пузырилось, она начинала кашлять, бросая сосать… Я ничего не понимала… Найдя еще одну пипетку, капала теплое молочко в жадно открытый маленький розовый ротик и вот так капелька за капелькой, Блэки пила молоко. Маруське я ее уже не отдала! Но она и не переживала! Ей хватало здоровых и толстых детей! Было что-то не так с щенком…

                Утром, когда встал муж, и увидел, что я ношусь с щенком за пазухой, он строго сказал, что щенок нежизнеспособен и его надо утопить. Как можно утопить? Она живая! Она моя! Я ее только накормила, и она спит, пригревшись в моем бюстгалтере! Я решительно отказалась это сделать! Ни за что! Через три часа опять вливая по капельке молоко, я покормила малышку. Засунула себе за пазуху и начала заниматься домашними делами. Сыновей в школу, мужа на работу… Я бегала с щенком, как кенгуру с детенышем… А это было не очень удобно!  Я боялась ее уронить, боялась, что она выскользнет у меня, когда я наклонялась…

                Я ее подложила Маруське. Та посмотрела на нее, понюхала и даже не стала облизывать…
 «Манька! Ты – свинья! Это твой ребенок! Как ты так можешь?!» - ругалась я на Маруську, подсовывая ей щенка.
               Она смотрела на меня спокойная и уверенная в своей правоте. Уговорами, угрозами, посулами, я, помазав щенка колбасой по шерстке, почти запихав пищащего щенка ей в рот, заставила ее вылизать Блэки. Положив малышку, к Маньке под бок, я  убежала стирать… Господи, может эта сумасшедшая мать ее признает?! Нет, чудес не бывает… мир животных жесток и строг… когда  я вернулась, щенок, как деревянная игрушка, валялся отодвинутый в сторону…   Блэки лежала, вытянув лапы, не шевелясь с прикушенным розовым язычком.

                Господи, да что же это? Я ничего не могла понять…
«Оставь щенка в покое… Ты понимаешь, что мучаешь ее?» - пытался «достучаться» до меня муж…

                Нет! Я не понимала!!! Я боролась за нее, как мать борется за ребенка! Она живая! Она пищит, ест, ползает по мне, лижет своим маленьким, розовым язычком мои пальцы… И что? Оставить ее умирать? Это невозможно!

                Больше я не подкладывала Блэки к Маруське… У Машки  все было хорошо! Росли толстые и веселые дети, которые обогнали в  весе, росте и развитии свою сестренку втрое! Они толкались и пищали, карабкаясь по мамке! Они рычали и тявкали во сне! Они жили…
                Я позвонила Танюшке Лаптиковой (нашему  любимому  Айболиту) и начала со слезами рассказывать ей о щенке, но она твердо сказала, что щенка надо усыплять… Поддержки я не нашла… Но… и выпустить Блэки  из своих рук я не могла… Хуже всего, что приступы стали учащаться… Я ее кормила, массировала  животик, мыла, клала за пазуху и таскала, согревая ее своим теплом… Она могла спать и вдруг вскрикнув, как маленькая чайка, становилась твердой и неподвижной… Её сводило судорогой! А я начинала дуть в нос, растирать ее и массировать сердечко… Потом она всхлипывала судорожно и начинала пищать… Я радовалась, надеясь, что может быть этого больше не будет… И каждый раз надежда сменялась горьким разочарованием… Приступы стали учащаться… 

                На девятые-десятые  сутки у  щенков стали открываться глазки. У Сенди и Скрипучки появились маленькие щелочки на глазках, и был такой вид,  как будто они подсматривают хитро ухмыляясь. А у Блэки появилась на глазах кровь… Муж уже ругался не переставая на меня… Сосать она не могла, глазки не открывались, размером она была уже просто несравнимо меньше своих брата и сестры… Я понимала, что щенок погибает, что я действительно только зря мучаю ее…

                После бессонной ночи с сцеживанием молока и кормлением Блэки, я, положив ее с собой в постель, уснула… Она спала рядышком на подушке еле слышно дыша… И вдруг я подумала, что так нельзя! Что я делаю с щенком? Как она будет жить, больная, с приступами, слепая?  И вдруг я подскочила на кровати от тихого крика маленькой чайки! Как будто услышав мои мысли, она протестовала! Как будто она кричала мне: « И ты? И ты отказываешься от меня?! Нет!!!»

                Она опять была маленькой застывшей деревянной игрушкой! Я больше не могла мучить ее и себя…  Быстро вскочив,  побежала к мужу…
                «Я тебя очень прошу, пока она без сознания, сделай хоть что-нибудь… Так больше продолжаться не может!» - рыдала я.
                «Слава Богу! Наташка! Не плачь! Я все понимаю… Не надо было тебе ее отдавать… Моя вина… В жизни себе этого не прощу!» - засуетился муж.   
                Но пока я бегала и рыдала, Блэки опять уже дышала судорожно всхлипывая… Нет, такой я ее не отдам! А вдруг это был последний приступ? Муж, покрутившись вокруг меня, напоил меня валокордином и ушел гулять с Маруськой и Мартиной.
                «Только, пожалуйста, недолго…» - просила я его.
                «Успокойся… я сейчас быстро!» - торопился муж.
                Я ходила с щенком за пазухой… Она никак не могла придти в себя… Она опять застывала и переставала дышать… один приступ сменялся другим приступом…  А муж, как на грех, все не шел… Я не могла больше терпеть эту пытку! И если это было мое решение, то почему этот грех я должна была переложить на его плечи? Это было нечестно!

                Я налила воды в таз… достала застывшую Блэки… и опустила ее в воду… она обмякла и маленькие лапки зашевелились… она двигала ими как будто уходила от меня… уходила от меня навсегда… я держала ее и не могла отпустить… В ванную ворвался муж, забрал щенка и вытолкал меня из ванной… Я села на пол около двери… Сил не было! Жить не хотелось… Рядом суетился сын… Толкалась носом мне в лицо Маруська, слизывая мои слезы…Пищали и ползали щенки на похожих на ласты непослушных еще лапах… Мяукала Зоська… Скулила Мартина… Какофония звуков, лавина сочувствия и любви, все разбивалось о невозможность потери!

                Много лет прошло после Блэки… Я никак не могу забыть ее… Я до сих пор со стыдом вспоминаю свое предательство…  Я умом понимаю, что щенок был обречен, но кто дал мне право решать, жить или нет этому существу? Где эта грань между просто убийством и убийством из милосердия и сострадания? Или этой грани нет?! Есть только убийство?! Когда я совершила преступление?  Когда вмешалась в ход событий, не дав щенку погибнуть сразу после рождения? Или сострадая умирающему щенку, когда стала продлевать ее муки, каждый раз заставляя ее жить?

                Много лет тому назад, когда мне было лет семнадцать, и я волею судеб отрабатывала практику в парикмахерской, я была знакома с одной женщиной… Ей было лет сорок…Она была очень красивой и всегда какой-то странной… Мне она казалась старухой! Она приходила ко мне каждые два месяца на стрижку и щедро расплатившись,  пропадала опять на два месяца…

                Один раз она,  как и всегда, пришла подстричься, но вдруг почувствовала себя плохо… Чем я могла ей помочь? Практически ничем… Все,  что я могла сделать, это сбегав в подсобку, накапать ей корвалол… Я помогла ей подняться и проводив ее подсобное помещение и напоив  лекарством, сидела испуганная рядом. Сразу вспомнилось, как становилось плохо с сердцем моей Маме… Странная клиентка потихоньку стала приходить в себя… и вдруг стала говорить…. Она начала мне рассказывать, что сегодня год со дня смерти ее мужа… Она говорила, а слезы текли по щекам…  Было странно смотреть как она рассказывает почти спокойно, а слезы просто текут из глаз…

                Она рассказывала, что у нее тяжело заболел муж… Онкология поджелудочной железы. Обнаружили поздно, поэтому от операции отказались сразу. Боли у него были такие, что когда не хватало действия лекарств, он кричал срывая голос… Видеть как мучается единственный близкий человек становилось невозможным! Медсестра, которая колола ему уколы, придя в очередной раз, сказала, что осталось совсем недолго и чтобы она готовилась… Он уже не мог есть… Недолго – это сколько? Муж много раз просил ее: « Помоги мне умереть… Пожалей меня, если ты меня любишь…» Она в ужасе отказывала ему, уверяя, что будет легче, что может быть случится чудо!  и все пройдет! Что он не может уйти, оставив ее одну! Чудо не произошло… Любимый уходил… Тогда она поехала и купила наркотики и сама стала ему колоть уколы… Ему стало легче… Она колола ему уколы снимая боль и он стал понемногу кушать… Медсестра удивлялась глядя на него… Но ей, вечно спешащей, было некогда разбираться что тут и к чему… И вот наступил его день Рождения… Накануне она подстригла его, искупала… Вечером он сидел поддерживаемый подушками, любуясь красивым столом, зажженными свечами, красивой женой… Они сидели и говорили…  Боли он не чувствовал и чуть пригубив вина и опьянев, начал мечтать как он обязательно поправится и они поедут к морю… как они будут сидеть и слушать шепот  волн, как солнце будет садиться в море, как они будут просыпаться от криков чаек по утрам… Он был счастлив!

                Он быстро устал… И она убрав со стола и уложив его в постель…. СДЕЛАЛА ЕМУ ПОСЛЕДНИЙ УКОЛ…

                Для меня, тогда почти ребенка, потерявшего Маму в десять лет, ее рассказ был просто шоком… Я сидела и не знала, что сказать… Я плакала, просто зная, что такое потерять самого близкого, самого дорогого человека… 

                Женщина, посидела  еще немного, потом встала, поблагодарила меня  и ушла… Больше она не приходила  НИКОГДА… Я не могу ее забыть до сих пор!

                Когда уходят близкие, кого мы оплакиваем больше? Их или себя, остающихся без них? Где та грань отделяющая сострадание от невольного садизма, как у меня это было со щенком?

                Я могла бы не писать правду… Я могла бы просто придумать какой-нибудь поворот в истории со щенком… Но вынося на Ваш суд то, что было, помогите мне понять, когда я была неправа? Я не могу это понять до сих пор… Заноза сидит  в сердце и болит… Эта боль останется со мной навсегда! Я не прошу у Вас оправдания или жалости… Это мой суд! И я не прощу сама себя никогда!..

                Через пять недель забрали щенков… Сенди приехали забирать папа с сыном. Они с восторгом заворачивали его в одеяло и были счастливы безмерно оба! А еще через два года Сенд был застрелен на глазах у мальчика милиционером, потому что, убежав без поводка и ошейника, укусил прохожего…

                Скрипучку приехали забирать девочка лет двенадцати тоже с папой…  Маленькая Скрипучка, которая обожала слушать, когда сын играл на гитаре, выросла очень хорошей и красивой собакой. Она никогда не лаяла… Если она видела чужих, она стояла и смотрела подняв шерсть на загривке, глухо рокоча! И это было так страшно, что для чужих людей, этого хватало! А дома была ласковой и веселой, как и ее мама – Маруська! Так же обожала смотреть телевизор, как и ее мама и прожила долго и счастливо!

                Больше щенков у Марши не было… Мы ее стерилизовали…