Часть 13. «ПРОСТИ»
Лена ничего не рассказала Ивану о встрече со Светкой, да и сама постаралась забыть, уж больно неприятные воспоминания были с ней связаны. А Иван вдруг вспомнил про итальянца, стал рассказывать о нем Лене:
- Ты у меня выходишь на международный уровень – сам господин Франзотти тобой заинтересовался.
- А кто это? – спросила Лена, привычно устраиваясь на коленях Ивана.
- А я сейчас тебе расскажу…
Но она так и не узнала, что это за таинственный итальянец – губы Ивана долго были заняты другим делом, а потом тем более стало не до разговоров.
- Ванечка?.. – спросила Лена, уже засыпая.
- М?
- А ты придумал, куда мы в отпуск поедем?
- Может, в Черногорию?
- Неа.
- Тогда на Бали.
- Неа.
- А куда ты хочешь?
- В Крым… или Сочи.
- Ленка, мы там почти каждый год отдыхаем!
- Ну и что? Там красиво.
- Красиво, согласен… Я, правда, с Михал Моисеичем уже договорился.
- С каким Михал Моисеичем?
- Лен, ну мы в прошлом году к нему на рыбалку на озеро ездили, помнишь?
- Ну, конечно, Ванечка! Это я… шучу… – зевая, сказала Лена. – С тобой хоть на край света! Тем более… к Моисей Михалычу.
- Значит, договорились?
- Угу.
Он поцеловал ее плечо, но она уже спала.
Выходные они провели в разъездах, подбирая место для загородного дома. Того и гляди, дети их бабкой-дедкой сделают, надо и об этом подумать. Ездить все время к маме далеко и утомительно, надо где-то поближе. И они с весны занимались поисками подходящего участка земли. Долго спорили, что лучше – купить сразу дом или сначала землю, а потом на ней построить дом такой, какой хочется. Они долго смотрели, выбирали, считали и решили, что второй вариант выгоднее и… ближе к сердцу. И вот сейчас ездили вместе с агентом по недвижимости Петром Сергеевичем, пожилым мужчиной с блестящей, словно отполированной, лысиной и хлипкими усиками под большим горбатым носом, фотографировали, спорили, обещав позвонить ему до конца следующей недели. А дома сидели, перекачав фотографии на компьютер, толкались, смеясь, и снова спорили:
- Ну, Вань, здесь дорога плохая.
- Зато озеро рядом.
- Нет, это не подходит… А вот, посмотри! Чудо какое! И, кстати, речка рядом.
- Верно. А еще там можно центральное водоснабжение провести и газ.
- Значит, решено?
- Решено! Я тогда Петру Сергеевичу позвоню, пусть документы готовит, чего до конца недели ждать!
- Звони… Дороговато, конечно, думаю, цену можно попробовать сбить.
- Ну, тогда сама звони, торговаться – это больше по твоей части.
- Ладно, позвоню… Кстати, там можно было бы летом жить.
- Тогда придется тебе, Ленка, машину покупать. Ты ж не хочешь, чтобы я у тебя был личным водителем… за отдельную плату.
- Так ты, поди, натурой захочешь получить?
- Разумеется!
- Вот! Ты, Ванька, бессовестный!
- Почему это?
- Родился таким. Вечно ты меня шантажируешь!
- Да прям!
- Хоть прям, хоть крим!
- А нет такого слова «крим».
- Значит, будет… Хочешь, докажу?
- Попробуй!... Лен… Ленка, это нечестно…
- Нет, честно!.. В любви все способы хороши.
- Правда?
- Кривда! – она смеялась, обвив его шею прядью своих волос.
- Хочешь меня задушить? – он целовал ее губы.
- Умираю от желания…
- Звучит призывно!
- Вань!.. Ванька, перестань!.. Ну, Вань… Ванечка…
И ее сладкий шепот кружил ему голову, разливался по телу блаженством любви, вертел в круговороте экстаза наслаждения ею. Господи! Как сладка эта женщина, и как приятно-безумна она в своей страсти!
Утром в понедельник Иван с улыбкой смотрел, как Лена прихорашивается, собираясь на работу.
- Я тебя подвезу.
- Да? Отлично, тогда можно не спешить.
- А куда торопиться? Ты ж – начальник, может, у тебя дела с утра возникли… с партнером?
- С каким?
- Да с любым! Не спеши, мы все успеем.
- Ты о чем?
- Сейчас покажу…
- Вань, ну ты с ума сошел, я ж опоздаю, и ты, кстати, тоже!.. Ну, Вань…
Но он уже целовал ее, сначала почему-то посмеиваясь, потом задыхаясь под ее ласками, горячим телом, сильными руками.
- Господи! Да ты – сумасшедший! – гораздо позже, отдышавшись, прошептала Лена. – Вот, опять надо волосы привести в порядок.
- Зачем? Ты и так прелестней всех на свете! И тебе такой беспорядок очень идет, сразу видно, что у тебя с утра… дела были с партнером.
- Ванька! Ты бессовестно пользуешься моей любовью к тебе!
- Конечно! – он почему-то с улыбкой посмотрел на часы.
- Боже! Я совсем опоздала! – Лена заметалась.
- Да не боись, я сейчас же бегу на стоянку, – Иван, посмеиваясь, вышел на лестницу.
Когда он подъехал, Лена нетерпеливо переминалась возле подъезда.
- Ну, Вань, что так долго?
- Лен, да чего ты переживаешь? Все будет нормально, ну, опоздаешь, может, у тебя, действительно, были дела с партнерами по бизнесу.
- Я же никого не предупреждала, нет, Вань, я так не могу. Вон сколько времени, а мы даже не выехали еще!
- Сейчас поедем! – он снова посмотрел на часы.
Они ехали медленно, попав в самое пиковое время. Лена переживала, дергалась, потом махнула рукой – все равно уже опоздала, часом раньше, часом позже. Она смотрела в приоткрытое окно. Солнце уже позолотило окна домов, высветило высаженные вдоль дорог цветы, и те длинной разноцветной радугой сопровождали автомобили. Вот на светофоре справа от машины Ивана остановился черный «Порше», на Лену с улыбкой смотрел молодой мужчина-водитель, помахал рукой, послал воздушный поцелуй, и она помахала ему в ответ.
Вдруг Иван стал перестраиваться в крайний правый ряд.
- Ванечка, ты чего? – удивленно спросила Лена.
- Да постукивает что-то, посиди, я сейчас, – он включил аварийную сигнализацию, нажал рычаг, открывая капот. Обернувшись на поток машин, быстро вышел, что-то там делал, как показалось Лене, целую вечность, вытер руки, осторожно приоткрыл дверцу и скользнул на сидение.
- Что там?
- Да так, мелочи, нормально все, – непринужденно ответил он и аккуратно вернулся в поток.
Недалеко от бизнес-центра Лены зазвонил мобильный телефон Ивана, он коротко спросил:
- Да?.. Понял, хорошо, – и отключился.
- Что, тебя тоже разыскивают?
- Да нет, это по бизнесу.
- А… Ну скоро мы приедем?
- Да приехали уже, – Иван притормозил, не заглушая двигатель, – не поцелуешь – не отпущу.
Она подставила губы, и он с наслаждением прижал ее к себе.
- Все, Вань, я побежала, и так почти на два часа опоздала.
- Не опоздала, а задержалась по делам, – он улыбнулся.
- Ох, Ванька, я с тобой дома разберусь! – она посмотрела на него смеющимися глазами.
- Буду ждать с нетерпением! – он послал ей воздушный поцелуй, а выждав, пока за ней закроется тяжелая дверь бизнес-центра, быстро набрал чей-то номер на мобильном телефоне. – Она уже поднимается… Давай, удачи! Позвони потом… Ни пуха!
Вчера вечером, когда Лена была в душе, Ивану позвонил Данилов. Удивленно посмотрев на высветившийся номер, Иван ответил:
- Да, Серега?
- Вань, у меня к тебе дело, – голос Данилова явно взволнован, но абсолютно трезв.
- Говори.
- Вань, в общем, делай, что хочешь, но мне надо, чтобы Ленка завтра опоздала на работу часа на полтора, а лучше – на два.
- Зачем?
- Надо, Вань.
- Ну, если надо.
- Очень надо… Когда Ленке можно будет придти в офис, я тебе позвоню.
- Ладно… Не знаю, что ты там задумал, но… удачи тебе, брат!
- Спасибо, – тихо сказал Данилов и отключился.
И утром Иван совместил просьбу друга с приятными мгновениями близости любимой женщины, с таким расчетом, чтобы попасть в пробку, и, конечно, ничего у него в машине не стучало, он просто тянул, сколько мог, время. Ленка, если узнает, убьет его. «А, может, обойдется!» – смеясь про себя, подумал Иван, осторожно лавируя в потоке машин. Его разрывало дикое любопытство, так хотелось оказаться рядом с Леной и посмотреть, зачем это Данилов просил его задержать ее так надолго.
Лена вошла в комнату, где сидели ее ребята из департамента маркетинга. Они о чем-то оживленно переговаривались, увидев ее, замолчали, глядя кто с интересом, кто с улыбкой.
- Всем доброе утро! – Лена удивленно посмотрела на них. – Что это вы такие загадочные? Обрадовались, что начальник задержался? Вот сейчас я…
Она потянула на себя дверь кабинета, повернула голову и остолбенела.
Весь пол, стол, тумбочки – все, что можно, было заставлено белыми тюльпанами, они сплошным густым ковром покрывали ее кабинет. Посреди белого безумного великолепия с опущенной головой стоял на коленях Данилов с плакатом в руках: «Лена, прости, я виноват!» Она охнула, прислонилась к косяку, на глаза неожиданно навернулись слезы и покатились по щекам. Она покраснела, не зная, что делать, беспомощно обернулась, смахивая с лица прошлую боль и горечь. За ее спиной стояли все ее ребята, включая продавцов.
- Елена Павловна, простите его!
- Леночка Павловна, простите нашего директора!
Они говорили все разом, улыбаясь, искрясь от необычного приключения в этой будничной жизни, смотрели на нее с обожанием, и она сдалась, покраснев еще сильнее:
- Это против правил!
- А вы нас сами учили, что в любых правилах бывают исключения! – подключились продавцы.
Костя Смелов стоял чуть в стороне, бессильно прижавшись к стене, понимая – на такой поступок способен только влюбленный до одури мужчина. Лена застыла в дверях кабинета, она не могла войти – белый тюльпановый ковер начинался сразу от порога.
- Господи, Сережа, да как ты до этого додумался?! И что теперь делать? – она развела руками.
- Скажи при всех, что ты меня простила, – тихо сказал Данилов, поднимая голову.
Она утерла слезы, все еще катившиеся из глаз, сглотнула, потому что перехватило горло, улыбнулась вдруг так светло, так нежно, что сердце его замерло, потом забилось в ожидании ее слов. А она все не могла это выговорить. Наконец, глубоко вздохнула, словно решаясь:
- Я тебя прощаю…
Ребята зааплодировали, закричали «Ура!», а Данилов все также стоял на коленях, и глаза его были такими, что сердца девчонок-сотрудниц защемило от накатывающих слез.
- Ну чего делать-то теперь? Надо же как-то высвобождать из этого… тюльпанового плена нашего директора, – улыбнулась Лена.
- А мы уже все придумали, мы поможем! – и ребята стали собирать цветы, складывая их на один из своих столов, смеялись, толкались, как малые дети.
Она стояла чуть в стороне, глядя с улыбкой на Данилова, а когда пол был освобожден от цветов, подошла к нему, присела на корточки, опустила плакат вниз и поцеловала его в губы. Его глаза блеснули от того, что она простила его. Ребята снова хлопали, кричали «Ура! Она его простила!».
- И что теперь с цветами делать? – вздыхая, спросил кто-то из девчонок.
- Разбирайте! – улыбнулась Лена, не отрывая глаз от Данилова.
Он стоял возле нее, все также глядя ей в глаза. Ойкнув, девчонки принялись растаскивать цветы, делать букеты, расставлять по своим столам.
- Эй, нам тоже нужен кусочек радости! – сказал кто-то из продавцов, и началась веселая перепалка, но цветы все не кончались.
Их разносили по всему офису, Люба удивленно ахнула, когда ей в приемную притащили огромную охапку белых тюльпанов, засуетилась, и не зная, что делать с таким морем цветов.
Потом целый день офис жил этой новостью: Данилов, не боясь стать посмешищем, просил прощения у Елены Павловны, она его простила, поэтому никуда она не увольняется и остается работать с ними. И все это рассказывалось в таких красках, с такими подробностями, что у женской части персонала компании наворачивались на глаза слезы, они вздыхали, бегали покурить на улицу, возвращались, и их глаза то и дело поднимались на белые цветы, стоящие в каждом кабинете. И только Костя Смелов сидел на своем рабочем месте, тупо уставившись в монитор компьютера, с которого ему улыбалась дивная зеленоглазая женщина, ради которой даже такой крутой мужик, как Данилов, стоял на коленях, не боясь осуждения сотрудников.
А Данилов сегодня пришел на работу рано утром, нетерпеливо ждал, пока все займут рабочие места, собрал маркетологов и продавцов в одной комнате и сказал:
- Ребята, тут такое дело… Вы все знаете, что Елена Павловна написала заявление об увольнении.
- Конечно, знаем! А почему? А можно как-то сделать, чтобы ее оставить? – загомонили все разом.
- В ее решении уйти виноват я… Так получилось, что я очень… некорректно… поступил с ней… Одними словами я у нее прощения не выпрошу, вот поэтому мне сейчас нужна ваша помощь.
- Да конечно, Сергей Сергеевич! А что делать? Вы только скажите, мы ради нее на все!
И он им рассказал, что хочет сделать.
Девчонки тихо ахнули, парни сидели молча, округлив глаза. Потом все засуетились, стали бегать, носить цветы, расставлять, начиная от окна, так, что Данилов оказался посреди тюльпанового ковра. Кто-то успел сделать эту уникальную фотографию, которая моментально разошлась по офису.
- Нет, ну надо же, вот Данилов – мужик! Это ж надо было додуматься! Уважуха! – сказал кто-то из парней.
- Да он влюблен в нее без памяти, ты не знал? Все знают, – ответил кто-то из девчонок, пожав плечами.
- Интересно, что же такого… некорректного… сделал Данилов, что он так замаливает грехи?
- Да какая разница?! Главное, что на такой поступок способен только настоящий мужчина!
Лена долго сидела за своим столом и не могла работать. Она только смотрела на белое безумие цветов, которыми по-прежнему был заставлен ее кабинет, и слезы то и дело набегали на глаза, и она ничего не могла с этим поделать. Подумав, встала, пошла под веселыми лицами сотрудников в кабинет Данилова. Люба только растерянно махнула рукой – он свободен, для вас он свободен всегда. Увидев ее на пороге, Данилов вспыхнул, подскочил к ней и стоял, боясь пошевелиться:
- Лена…
- Сережа, ты… если честно… меня удивил.
- Но ты же простила меня? Простила, да?!
Она только кивнула, потому что говорить не могла, ее сердце трепетало, отогревшись в белом облаке цветов и его искреннем раскаянии, и сейчас рвалось к нему так, что было трудно дышать. Она подошла ближе, совсем близко, прижалась лбом к его подбородку, и он робко, как школьник на первом свидании, обнял ее, с наслаждением вдыхая запах волос, провел по ним рукой, заглянул ей в глаза. И она, поднявшись на цыпочки, поцеловала его, чуть коснувшись губами его губ, прошептала:
- Пообедаем… вместе?
Сказать что-либо он не мог, только прерывисто вздохнул, сжав ее руку.
- Позвонишь мне, когда освободишься? – она лукаво посмотрела на него, и он, покраснев, кивнул.
Когда она вышла из его кабинета, он подошел к окну, посмотрел на голубое, ясное – как сейчас его сердце – небо, часы насмешливо отстукивали – до обеда еще так долго! Еще целое столетие! Еще целый час! Что-то в нем дрожало сейчас, там, глубоко внутри, словно рвалось наружу, желая улететь. Он сел за компьютер и отправил Ивану фотографию, которую успел сделать кто-то из сотрудников, и написал: она меня простила!
Получив сообщение Данилова, Иван долго сидел молча. Больно сжималось сердце, стучало тревожно: тук-тук-тук. То, что Лена простила Данилова, конечно, замечательно, уж пить-то тот, точно, больше не будет. Только что-то все сильнее и сильнее беспокоило его. И он сам не знал, что именно. Может, глухая надежда, что между Леной и Даниловым все кончено? Или что-то еще? Он не знал этому названия. Обхватив голову, закрыл глаза, представив, как Данилов сейчас, может быть, целует ее, гладит рыжие волосы, ласкает ее божественное тело, и она что-то шепчет ему. И он сходил с ума от ревности, от отчаяния, что она сейчас с кем-то, кроме него, от ярости, что он тогда не смог устоять перед соблазном попробовать чужую жену и отдал, безропотно отдал свою жену другому, от любви, от ненависти к ней и себе… Застонав, запрокинул голову, глядя в белый потолок. «Ленка!» – хотелось кричать ему, но он только опустил голову, чувствуя, как бьется в нем выжигающая нутро ревность.
В дверь постучали, вошла Катерина с папкой на подпись, удивленно раскрыла глаза, когда Иван вдруг бросился к ней, как шальной, тихо охнула, когда он без слов, без долгих поцелуев задрал ей юбку, и тут же, прямо возле двери, вошел в нее, и потом, застегнув молнию на брюках, отвернувшись, глухо сказал:
- Прости, Кать… не сдержался.
Она как-то горько усмехнулась:
- Что, Вань, простила-таки Ленка моего Данилова? То-то я смотрю, ты не в себе.
Села на ручку мягкого кресла, прижав к себе папку, которую так и держала в руке. Иван стоял возле двери, не глядя на нее.
- Как жить-то дальше будем, а, Вань?
- Не знаю, Кать, – он подошел, плюхнулся в кресло, на ручке которого она сидела.
И они долго молчали. Ответа ни он, ни она не знали.
- Ладно, Вань, время покажет… Да! Ты документы-то подпиши, я ж к тебе за этим пришла.
Он покраснел, отводя глаза, торопливо подписал бумаги, протянул ей, боясь посмотреть в лицо. Она вздохнула, сложила бумаги в папку и тихонько вышла, прикрыв дверь.
Иван остался один, и снова вглядывался в Данилова, стоящего на коленях с плакатом «Лена, прости, я виноват!» посреди комнаты, заставленной белыми тюльпанами. Господи, да как же надо любить, чтобы плюнуть на все устои и правила, и вот так, на глазах своих сотрудников, решиться признаться в своей ошибке, зная, что тебя потом будут много долгих дней обсуждать?! Хорошо еще, что эти самые сотрудники не знают, за что Данилов просил так отчаянно, на грани безрассудства, прощения у своего коммерческого директора! Хотя то, что это был поступок до безумия влюбленного мужика, наверно, догадались многие. Разве скроется что-то в офисе, где работает больше трехсот человек?
И с Катериной он, конечно, сейчас поступил по-свински… Совсем с ума сошел! Правда, она особо не возражала… Но это было слабым утешением.
Иван решительно набрал номер Катерины:
- Да, Вань, – спокойно сказала она.
- Кать, может, поговорим?
- Не надо, Вань, ни о чем говорить не надо, я же все понимаю, – она тихонько вздохнула. – Считай, что сегодня я… твоя скорая помощь.
- Катя…
- Ванечка, все, забудь!
- Спасибо тебе, Кать, и… прости меня, – он положил трубку, с облегчением вздохнул и удалил фотографию Данилова.
Данилов с нетерпением ждал Лену, сидя за рулем машины. Она легко скользнула на переднее сидение, мягко улыбнулась:
- Привет!
- Поехали? – услышала она.
И не спросила, куда.
Он держал ее за руку и вел в квартиру на пятом этаже в доме, где располагалось кафе «Весна». Пропустил вперед, закрыл дверь, и подошел, обняв сзади, тихонько поцеловал в шею. Они стояли так долго, закрыв глаза, слушая, как бьются их сердца. Потом он развернул ее к себе, поцеловал сначала робко, потом настойчивее и крепче, и она ответила, обняв его за шею, проведя рукой по затылку, сжав его густые волосы пальцами. Он застонал, скользнул по ее телу вниз, раздел, наслаждаясь видом обнаженного тела, подхватил на руки, отнес в спальню, долго целовал, и она отвечала ему с какой-то сладкой грустью, от которой сбивалось сердце. Он уткнулся лицом в ее волосы, оттягивая момент наслаждения близостью с ней, гладил и целовал так долго, что она застонала, потянула его к себе, и он, сходя с ума от счастья, взял ее. Она любила его так трепетно, так нежно, без своей дикой страсти, что он вдруг в какой-то момент, поняв, замер. Она же прощается с ним! Это было как удар молнии, как шквал, обрушившийся среди ясного неба! Он поцеловал ее закрытые глаза, из которых скатывались слезинки, навсегда, на всю жизнь запомнив этот миг.
Потом они сидели бок о бок на краю кровати, не стыдясь наготы. И было в этом что-то такое… близкое… такое родное… что сердце вдруг успокоилось, закутавшись в обаяние ее нежной любви.
Он отвез ее домой, заглянув напоследок в смеющиеся зеленые глаза, поцеловал ласково, без страсти, удивился, что может быть и так, смотрел через окно машины, как она входит в подъезд. Долго вспоминал, какие же цветы любит Катя? Ах, да! Герберы… красные? Нет! Желтые! Рванул с места, как сумасшедший, доехал до первого попавшегося цветочного магазина, забежал, переполошив продавщиц:
- Девушки, мне нужны желтые герберы!
- Сколько? – мило улыбнувшись, спросила одна из девушек.
- А сколько есть?
- Минуту… Девятнадцать штук.
- Я возьму.
- Все? – ее глаза округлились.
- Все. Да! И какая-то у вас еще трава есть, ну, такая, на осоку похожая.
- Есть.
- Замечательно. Сделайте, пожалуйста, из всего этого… букет для любимой женщины!
И с улыбкой смотрел на ловкие руки цветочницы. Расплатившись, выскочил из магазина, посмотрел на часы – еще полно времени до конца рабочего дня! Он должен успеть, именно сегодня он должен успеть!
И бог его услышал! Когда он подъехал, увидел, как из офиса вышли Иван и Катерина. Махнув рукой друг другу, разошлись, Иван – на стоянку к машине, Катерина – к маршрутке. Он подъехал, приоткрыв дверцу:
- Девушка, а как пройти к Невскому проспекту?
Катерина удивленно остановилась, повернулась, изумленно глядя, как идет к ней Данилов, держа в руках роскошный букет ее любимых желтых гербер. Она вспомнила вдруг, что именно так, с фразы про Невский проспект, они и познакомились много лет назад, и замерла, чувствуя, как откуда-то из самого потаенного уголка души поднялась теплая волна, затуманила глаза легкой слезой.
А Иван, сидя за рулем, удивленно смотрел на Данилова с цветами, похожими на большие желтые ромашки, на то, как Катерина вдруг прижала руки к груди, а тот ее нежно обнял, поцеловал и проводил к своей машине, в которой они потом долго целовались, как любовники. Что-то промелькнуло в голове, какая-то мысль, нет, скорее, догадка. Но ее подтверждение ждало его дома. Он очень на это надеялся, несся, как сумасшедший, его пару раз штрафанули за превышение скорости, но это были пустяки. Поставив машину на стоянку, домой почти бежал, и сердце вырывалось из груди. Господи, неужели он ошибся?! Он этого не переживет, если ошибся! Иван ворвался в дом, бросился в комнату. Где же она?!
Лена, с полотенцем на голове, спала на диване. Простынь почти не прикрывала тела, и он замер, опустился перед ней на колени и долго так сидел, боясь потревожить ее сон, оттягивая момент, когда узнает, что ошибся в своей догадке. Или, может, все-таки не ошибся?! Она во сне потянулась, полотенце сползло с ее волос, и они рассыпались медными ручьями по подушке. А он все смотрел и смотрел на нее и не мог оторвать глаз. Вот ее ресницы дрогнули, она прошептала «Ванечка…». Он не удержался, поцеловал ее руку, лежащую на груди, она вздохнула на полпути из сна, открыла глаза, удивленно посмотрела на него, стоящего на коленях, потянула на себя простынь, смутившись наготы.
- Ванечка? А сколько времени?
- А какая разница? – он улыбался.
- Боже, я не успела приготовить ужин, – Лена растерялась, села, прижимая простынь к груди.
Она сейчас была так наивно-хороша, что он потерялся в словах, не зная, что сказать и как спросить.
- Вань, ты чего на меня так смотришь?
- Лен… А ты что… ну… с Даниловым… это…
- Ну, спрашивай, – она вдруг улыбнулась мягко, нежно, смущенно.
- А ты что... ну… это… с Даниловым…
- Рассталась с Даниловым? – он вздрогнул, замер, она покраснела. – Рассталась… Мы с ним сегодня попрощались… А разве могло быть по другому? Я люблю тебя, Ванечка, и мне никто, кроме тебя, не нужен.
- Ленка!
Он спрятал в голых коленках лицо и только слушал, как ее руки перебирают его волосы, тихонько поглаживают плечи. Потом ее пальцы пробежались по его коже вдоль позвоночника, и он не смог поднять лицо, чтобы она не увидела, как блестят его глаза, сдерживая то, что мужчины так не любят и над чем смеются – слезы.
Господи, он так мечтал об этом с того самого дня, с той самой субботы на даче Данилова! И сейчас, когда она подтвердила его догадку о ее расставании с Даниловым, думал, что сойдет с ума от счастья. Он бы больше не смог ее с кем-то делить! Он бы убил Данилова, он бы убил Бориса, он убил бы всех, кто посмел бы к ней снова прикоснуться!.. И сейчас он ясно понимал, что находился на той грани, за которой все, обрыв, пропасть, беда.
Но она смотрит на него зелеными, как июльские луга, глазами, целует так, как целует только она одна, проводит по его плечу рукой, словно сметая все его отчаяние, всю его боль. И он видит, понимает, что она хочет его безудержно, до солнечного тумана в голове. «Ванечка!» – шепчет она, и он уже весь во власти любви, желания, яростного, как ее страсть. «Иди ко мне…» – зовет она одними губами, и он больше ничего не помнит, только эти руки, нежные, как лебединый пух, эти груди с вишенками сосков, к которым невозможно не прикоснуться губами, эти волосы, пахнущие дикими травами на лугу, эти сильные бедра, которые все вновь и вновь сжимают его… И колдовской шепот, от которого кругом идет голова, тает сердце, который растекается по венам, даря божественное наслаждение любви… И эти, сейчас прикрытые длинными ресницами, глаза, в которых таится столько силы, что невозможно от них оторвать взгляда, словно от дурмяного зелья, приготовленного в ведьминское полнолуние, и хочется пить его снова и снова, и пропадать с головой в травном омуте, и желать только одного – люби меня, моя колдунья, мой маленький ангел, мое рыжее солнышко… только, пожалуйста, люби меня! Меня одного!!
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...